/продолжение/
- XII –
«Ночь предваряет рассвет.
Стою на молитвенной страже.
Звёзды мне смотрят вслед
Из бездонной небесной чаши…»
/А.Лукашин/
Утро неожиданно нахмурилось серенькими тучками, словно морщинками накрывая ранний рассвет. Делая его похожим на капризного ребёнка. Свежий прохладный ветерок, совсем не осознающий своего меланхолического дуновения, уже успел принести несколько прохладных капель дождя. Плаксиво орошая наступающее провинциальное утро… Которое однозначно предвещало перемену погоды, напоминая: «Хорошего понемногу».
Но и перемена погоды есть испытание насущной трудностью. Которую, в состоянии должен пройти любой страждущий, готовый пожертвовать многими удобствами ради этих трудностей.
И эта, казалось бы, незначительная деталька, естественно предоставленная самой природой, может оказаться важным связующим звеном в комплексе тех трудностей, которые можно повстречать на своём пути.
И только заливистый ранний соловей, почему-то перепутав своё время, не собирается признавать эту, придуманную кем-то трудность. Для него перемена погоды никак не влияет на проявление утреннего рассвета. И он легко реагирует на эту «трудность», заливисто объявляя об этом на всю округу…
А ведь именно потому он и создаёт тот комфорт и уют, потому как ему легко и естественно удаётся проявлять свой природный талант… Ибо, любой представитель животного мира принимает свои трудности, и переносит их так достойно, как этого требует от них сама природа. Такова гармония!
Есть чему поучиться человеку у своих собратьев своих меньших…
Пробуждение становится сладким, когда чей-то заботливый возглас провозглашает о наступлении доброго утра.
- Доброе утро, друзья! Хотя, глядя в окно, вы этого вначале можете и не заметить. – Голос хозяина дома заставил всех гостей проснуться. – Зато вы увидите, как после полудня вас встретит тёплый солнечный день.
После утренних процедур, гостей ожидал утренний завтрак, который длился не долго. Но по мнению о.Михаила, сей завтрак оказался несколько обильным.
Таня маленькая успела приготовить молочную овсяную кашу, овсяные творожные сочники с изюмом, и кофе из молотых кореньев цикория с кедровыми орешками. Кофе, на удивление оказался вкусным, и напоминал натуральное кофе.
Машина уже ждала наших путешественников у подъезда, куда были загружены и велосипеды со «скарбом» Тани и Володи.
Провожая гостей, Игорь Дмитриевич вручил путникам довольно увесистые свёртки.
- А эти пакетики вам непременно пригодятся в пути.
На прощанье все обнялись, пожелав друг другу счастья и благополучия. Поблагодарив хозяев за гостеприимство, наши путники сели в кабину и отправились продолжать свой путь…
*
Сколько поверий, примет и притчей не наделяло бы человека в его быту и творчестве, а человеческая природа никогда не познает границ в своём поэтическом и художественном разнообразии. И это не может не коснуться такого явления, с которым человек соприкасается постоянно, ежесекундно. И это самое желанное общение – общение с погодой. Как неотъемлемой частью окружающей среды. И она своеобразно накладывает свой характерный отпечаток на творческую деятельность человека. По-своему откликающегося на разнообразные проявления природы…
Но, порой какой-то удивительный поэтический настрой, может пробудиться в раннее рассветное утро. В особенности, когда окажешься в пути, среди разнообразия птичьих напевов, и всевозможных стрекочущих и шелестящих звуков. Когда всё человеческое существо, охватывает своим необъятным пространством, самый обыкновенный русский лес. Поражающий своими изрезанными оврагами, необозримыми полями и лугами, с восхитительно пахучими цветами и травами…
И не пройдут мимо твоего взора пышные кустарники малины и черёмухи, с прильнувшими к ним непролазными кустами шиповника и жгучей крапивы...
А какое загляденье представляют собой тенистые кусты лещины, с нависшими во множестве близнецами орешками.
А увидев, когда летняя утренняя роса сливается с мелкими капельками дождя, ласково омывающего каждую травушку-травинку, можно почувствовать, как в душе пробуждается заботливая нежность ко всему тому, что видишь. И невольно зреют чувства особой, собственной значимости в этом мире, которому ты нужен.
И тогда возникает неподдельное желание, поддаться этой стихии. Дабы очиститься, чтобы позволить расцвести душе поэтической. И творить, творить, творить…
И устремиться, с этим, покуда тусклым лучиком света, сквозь нависшие над землёй тучи. Сквозь косность неподдающихся преград мрака… Дабы животворящее усилие светлого творчества, подобно этим лучикам света, позволило бы вырваться из груди роднику человеческой поэзии…
Грузная машина мчалась по ровному мокрому асфальту, недавно отремонтированной дороги, сквозь раздвигающие в обе стороны, поля и дубравы. Словно большой утюг, разглаживающий необозримое полотно, где пролегала серая автострада… И укачивающая до дремоты дорога охотно располагала путников на отвлеченные раздумья и далёкие воспоминания.
Вот таким же ранним утром, будучи в Кириллове, Таня ехала на своё первое свидание на автобусе, идущем до Белозёрска. Она долго решалась на эту поездку, и никак не могла выбрать, каким же транспортом ехать ей. Либо на теплоходе по Волго-Балтийскому каналу, либо на междугороднем автобусе. И всё же, дефицит времени взял верх над романтическим настроем увлекательного вояжа по водным просторам глубинных бездн, средь северных крутых берегов.
Ведь в этом старом городе России, её уже ждала романтическая судьба – её первая любовь, которой она мечтала посвятить всю свою жизнь…
Героя её сердца звали Георгий. Он ей казался Георгием-Победоносцем. И этот смуглый мужчина высокого роста и атлетического сложения, с аккуратно подстриженной черной бородкой и черными кудрями, ниспадающими на плечи, был так похож на него.
На вид ему было, лет тридцать пять. Обладал он зычным командирским голосом, выдававшим его профессию прораба.
Работа его в Белозерском крае заключалась в том, чтобы реставрировать памятники древней архитектуры: храмы, монастыри и редкие исторические строения.
Таня впервые с ним познакомилась, когда ходила на байдарках по реке Шексне. Куда они часто отправлялись с группой Кирилловских водных туристов.
О, как она любила это время, когда они с огромными рюкзаками шли пешком до места сбора на берегу реки, или какого-нибудь озера, где расчехляли и собирали свои байдарки. О, как приятен этот звук собирающихся деталей каркасов, видавших виды, лодок. Непосредственный детский смех и весёлые шутки. Первые спуски на воду собранных лодок. Первые привалы, ужин и задорные песни возле костра…
Удивительно дружная и весёлая подбиралась команда, где каждый участник похода уважительно относился друг к другу, не раз выручая кого-то, неосторожно попавшегося в беду.
В одном из таких походов, с Георгием её познакомил монах Владимир. Сей отрок, лет тридцати, недавно окончивший духовную семинарию, был похож на цыгана, с крупными смоляными кудрями и черной бородой. И это было его единственное сходство.
Солидный ростом и широк в плечах, он был наделён недюжинной природной силой, крепкой закалкой с хорошей выносливостью. И всё это – при его необычайной скромности.
Его манера говорить была не по виду, тихой и медленной. И речь его никогда не была навязчивой. Бывало, что кто-то его перебивал, он замолкал и внимательно слушал, терпеливо дожидаясь, пока собеседник выговорится. Правда, Татьяне всегда казалось, что его просто невозможно перебить, когда он говорит. А говорил он всегда интересно, подбирая точные слова и нужные фразы, внимательно следя за теми, кто его слушает. И ещё он мог располагать тем, что никогда не сбивался и не уходил от темы. Порой, неожиданно находя исключительно правильные примеры, либо из собственных наблюдений, либо из каких-нибудь древних источников.
Но Таню особо привлекала его музыкальность. Он прекрасно мог исполнять, как народные песни и романсы, так и песни духовного направления, некоторые из которых он сочинял сам. Хорошо владея гитарой, сидя у костра, он часами мог завораживать своим мягким баритоном, где заметным становилось ударение на звуке «О».
И этот монах, этот настоящий мужчина не мог не нравиться Тане… И если бы в те времена, он попросил бы её пойти с ним, она, не задумываясь ушла бы за ним, хоть на край света…
Потому как она увидела в нём всё то, что могло бы наполнить её жизнь счастьем и радостью.
Но что-то внутри каждого подсказывало им, что между ними есть какая-то грань, которая никак не позволяла им рассчитывать на более близкие отношения, нежели, по-человечески дружеские…
А ведь она, эта грань была настолько тонкой, что неосторожно перешагнуть её обоим, не составляло труда… И это заметно беспокоило их, в моменты взаимных чувственных переживаний. Ведь они так понимали друг друга… Когда, с какой-то потаённой нежностью, открывали друг перед другом свои души…
И вот этот брат Владимир, пригласил своего знакомого Георгия. Были они словно два братца-близнеца. Только Георгий, в отличие от Владимира, имел смелый, немного дерзкий взгляд, который смотрел прямо в глаза собеседнику. Да и голос у него был настолько сильный, что по всему было видно, как он не терпел возражений.
Георгий был умён и начитан, что весьма помогало ему поддерживать любую беседу и на любую тему. Особенно он мог хорошо разбираться в архитектуре и живописи, где поспорить с ним было просто бесполезно. Да и не позволял он этого делать никому…
Обладая весёлым нравом и азартным темпераментом, он легко мог общаться, как со знакомым, так и с незнакомым человеком, быстро находя общий язык.
Так вот, и в этом водном походе он умело проявил свои блистательные способности в мастерстве гребца и пловца.
И всё же нельзя сказать, что он любил только говорить. Как оказалось на первом привале, он мог подолгу внимательно слушать и других. И это проявилось в нём, когда брат Владимир обсуждал тему иконописи древнего художника, Дионисия. С которым монах часто сравнивал мастерство русского иконописца того времени, Любима Агеева. В те времена Любим Агеев и «сотоварищи» расписывал Успенский собор. И вот именно эту уникальную роспись брат Владимир поставил в один ряд с лучшими произведениями монументальной живописи тех времён. Что, по мнению монаха, особо привлекало своей нежностью цветовых гамм.
Надо заметить, что в моменты, когда у брата Владимира появлялось время приехать в Белозёрский монастырь, Таня тут же бросала все дела и спешила к ним на встречу. Ведь в этом нечастом общении она находила величайшую возможность насладиться, необычайным проникновением в далёкие тайны старины. Которые открывали ей эти два представителя истинного русского Православия настоящей современности и далёкого прошлого.
И им она смело могла доверять свои девичьи тайны…
И она так же считала, что без их участия в её профессиональной живописи, её работы не могли бы тогда состояться, как её откровение, как начало её творчества. Она всегда спешила показать брату Владимиру свои последние работы, считаясь даже с самым маленьким замечанием. И она с жадностью впитывала каждое его слово, порою слушая строгую, но достаточно вежливую подсказку по мастерству и сюжетной тематике.
Ведь ни один преподаватель не делал ей столько полезных подсказок, сколько дал для неё брат Владимир.
А теперь, она уже спешит в этот старый Белозёрск, скрывающий от неё не только великие тайны русской старины, но и неизведанные тайны, что так волновали её сердце, мысли и девичье сознание… Которые невольно вынуждали её делать такие поступки, ради которых, она была готова ехать, хоть на край света…
Её первое свидание было назначено у памятного камня, что воздвигнуто в честь основания города Белозёрска.
Огромный валун, выше человеческого роста, словно паспорт древнего города, с одной стороны имел надпись:
«Град
Белозёрск
основан
в 862
году»
И этот памятник, словно архитектурное творение самой природы, лежит на фоне ярко зелёного косогора, рядом с небольшой озёрной ладьёю с причудливой кормой.
На фоне голубого неба город видится необычайно красиво…
«Букеты синих васильков
Цветут на площади, как в поле.
Глядят одиннадцать веков
Вниз с уцелевших колоколен»…
Так с любовью писал о своей родине местный поэт С.Орлов.
На свиданье Таня пришла первой. И у неё почему-то не было желания побродить по городу, чтобы скоротать лишнее время. Она прислонилась к тёплому камню и стала наблюдать за птицами, что веселились перед ней. Порой её любовь к птицам выливалась в «охотничью страсть», в какой-то азарт художника, «схватить» всё на лету. И как ей казалось, что, наблюдая за поведением птиц, можно много увидеть полезного и интересного для самого себя.
Вот и сейчас, как будто для неё разыгрывалась сцена, в которой участвовали неугомонные воробьи. Которые, весело чирикая, из задиристых забияк, по какому-то неведомому сценарию, превращались в трудолюбивых тружеников, заботливых добытчиков. В небольшой луже после дождя, они умудрялись обнаружить и с лёта схватить червячка, или какую-то казявочку, которых суетливо куда-то уносили. Где-то умножая свои запасы, они быстро возвращались, умело пикируя, в уже, помутневшую лужу. И эта лужа стала для них такой родной и близкой, что они готовы насмерть стоять, чтобы защитить её от непрошенных пришельцев.
И тут, маленькая птичка, щегол, словно оправдывая своё имя, как настоящий «щёголь», долго кружил над этой «воробьиной» лужей. Потом очень осторожно, как желанный артист, опустился на лапки в лужу, и, не обращая ни на кого внимания, давай чистить свои крылышки. И напевая какую-то песенку, он по-особому, по «щёгольски» стал встряхивать свои маленькие изящные перышки на крылышках.
А воробьи-то… Они словно загипнотизированные зрители, были заворожены не столько пением щегла (как это было с Таней) сколько его смелым поведением. Где особо проявлялся его, почти профессиональный артистизм.
Глядя на эту забавную сцену, Таня вспомнила интересный случай, который произошел с ней в детстве.
Это было, когда она жила в «коммуналке», где в одной квартире с ними проживало ещё несколько семей. Жил тогда в этой квартире и заядлый голубятник, Вася. Который был старше Тани более чем на два года. Был он на редкость шаловливый, но у него была одна здоровая страсть, он очень был привязан к своим голубям. Но любил он не только этих домашних птиц, он был пристрастен к любой птице. Которую только мог держать в своих руках… Он мог поймать на улице петуха, брал его в руки, и долго прогуливался с ним, нежно поглаживая каждое пёрышко, и заодно, вместе с ним кукарекая.
И это, не совсем детское пристрастие к птицам, порой побуждало его на удивительные фантазии, приводя в восторг не только его босоногих друзей, но и многих взрослых. А ведь он очень умело мог пользоваться всякими силками и ловушками.
Конечно, этот его талант не мог быть не востребованным. Он всегда находил заказчиков, и ловил им редких певчих птиц. И больше всего ему удавалась ловля щеглов. Вылавливая их, он по несколько птиц сажал в плетёные из лозы клетки, которые размещал у себя в комнате.
Его бабушка, Мотя, имела корову, которой они успешно «кормились» продавая свежее молоко. Таню мама часто посылала к ним за молоком. И приходя к ним в комнату, она с восторгом и зачарованно наблюдала за щеглами. Глядя на них, как они рвались из ивовой клетки, ей становилось жалко птиц. Она вместе с ними чувствовала, как им тесно в этой «корзине». И она понимала, что птицы не могут жить в «коммуналке», и обида порой переполняла её.
И вот, однажды, придя в очередной раз за молоком, она не обнаружила в комнате никого. Лишь бедные щеглы тревожно носились по клетке, совсем забыв про своё пение. И тут Таню окрылила смелая идея. Она, не задумываясь, открыла клетку, и выпустила всех птиц на волю…
И произошло удивительное чудо, словно в сказке они вылетели из клетки, и словно сговорившись, облетели Таню, и по очереди, один за другим выпорхнули в открытое окно.
Вася, подолгу удивляясь, рассказывал своим ребятам, как у него из закрытой клетки исчезли все его птицы. «Вот, что значит - небесные твари…». Наверное, он до сих пор так думает, не ведая истинной причины исчезновения птиц…
И пока Таня смотрела на «сцену» в воробьиной луже, кто-то, сзади подойдя, нежно прикрыл ей глаза руками, выжидая ответной реакции. Таня взяла эти сильные, уже успевшие огрубеть ладони, в свои руки и крепко прижалась к ним. Она неожиданно ощутила в них такой далёкий, нежный и родной запах полыни.
Она могла бы долго так стоять, уткнувшись в эти тёплые руки, в которых сильно ощутила крепкую опору и надёжную защиту. Ведь в этих ладонях, не будучи хиромантом, она уже видела своё будущее и весь мир… Где словно в кино, кадр за кадром, с удивительной фантастической ясностью её сознание обозревало каждую счастливую сцену её будущего…
- Почему ты так рано пришёл? Я ещё не успела ознакомиться с вашим городом.
- А потому что, открывать тайны незнакомых городов и демонстрировать его необычайные красоты – не только удел влюблённых мужчин, но и моя профессия.
И тут же, словно влюблённый «псалом», для неё прозвучали бархатным баритоном несколько лирических строчек.
«Вал зелёный у вод блескучих.
Стены сахарные над валом.
Золотые луковки в тучах
Лента радуги обвивала»…
Этот куплет нашего земляка С.Орлова может стать эпиграфом к этой прекрасной экскурсии. И поверь мне, я бы хотел продлить эту экскурсию на всю жизнь, на века…
/продолжение следует/