Но вот я и снова на его горе. Лето сменилось летом, а у него - вроде как всё по-прежнему. Опять посидели в гостиной (на всё тех же стареньких дзабутонах), опять выпили (на этот раз корейское соджу)... Всё было очень похоже на прошлый раз, - те же неподвижные мухи на стенах, то же безучастно-спокойное выражение лица хозяина... И тот же хвост, мелькнувший за его спиной...
"Поди ж ты, - не отпал ещё" - подумал я весело, стараясь однако скрыть эту мысль от хозяина хвоста... Как-никак - Черт! Еще может обидеться и, чего доброго, станет потом являться ко мне по ночам, мстить за мою человечность...
Завязался разговор. Но опять - какой-то неправильный, будто шарф, обмотанный вокруг шеи, лишь бы как... Я спросил его о том, как идут дела, на что он лишь молча покачал головой... Причём, я так и не понял в какую точно сторону - то ли вниз, то ли еще куда...
"И у меня, вобщем-то, так же", - сказал я, и без лишних отлагательств положил перед ним на стол свою рукопись.
"Вот... Как и обещал.... Еще семь новых рассказов для тебя... Можешь поступать с ними по-своему усмотрению... Ты же помнишь наш уговор..."
"Помню, помню", - наконец-то ответил Черт, и потянулся за новой зелёненькой бутылкою с соджу.
"Я всё прекрасно помню. Ведь никто иной как ты - мой должник, которому теперь приходится расплачиваться сполна. .... А всё потому, что жить нужно - проще!" - в голосе Черта стали появляться смешливые нотки, в контрасте с его неподвижным лицом, звучавшие как-то по особому зловеще.
Я не знал, что на это ответить, ибо логика Черта - существенно отличается от человеческой, и потому промолчал. Как выяснилось, больше мне вступать в разговор так и не довелось.
"Знаю, что считаешь меня Чертом, и потому - побаиваешься. Но ты - не трус, это как пить дать. Трус - не пошел бы на гору к самому Черту, просить об одолжении вернуть ему своё одиночество. Трус - не согласился бы в обмен на это - писать Черту разные рассказы и басни. Трус - остался бы как и прежде гордецом, у которого только и есть, что своя гордость... И более того, Трус - не смог бы так искренне писать о своей трусости. ... Ты не думай - я хоть и не читаю, то что ты мне всё время приносишь, но прекрасно вижу по твоим глазам - что ТАМ написано. ... И надо сказать, это - чертовски интересно! Я люблю такое. И потому - ты опять придешь ко мне через два месяца, когда с большого клёна, что на моей горе, упадёт первый желтый лист. Придёшь со всем новым, что написал, - и я не стану у тебя забирать одну из моих любимейших душ. Но пока ты там, внизу - береги её пуще глаз! Знаешь ведь, что случится, если опять её потеряешь ... А теперь - давай-ка еще по одной бутылочке - и баста!"
И он подлил мне в стакан чертовски приятной жидкости, поднял свою волосатую лапу со стаканом вверх, дескать, твоё здоровье!, и, лишь только, я сделал глоток, - растворился в воздухе, как-будто его никогда и не бывало.
И вот я снова сижу в своей комнате, на стареньком дзабутоне, с усилием вспоминая то, что рассказывал Черт... Но как ни стараюсь - ни черта не могу вспомнить! И только рукопись, лежащая передо мной на столе, вызывает во мне какое-то странное чувство то ли беспомощности, то полёта, как будто это вовсе и не я её написал... Что-то происходит... Всегда что-то происходит, но не всегда с полной уверенностью можно сказать, что со мной... Скорее с кем-то другим... С кем-то таким далёким, отчего слёзы начинают сами бежать ручьём... И с этим другим - ничего нельзя поделать... Можно лишь только смотреть за ним со стороны, видя как он тоже плачет... Как смеётся... Как нервничает... Как боится... Как живёт... Как он тоже живёт...