«…Вся беда в том, что мир, когда он настоящий, – напрочь лишён какой-либо книжной логичности и стройности. Это всегда смесь необъяснимого, непередаваемого, откровенно тупого и жестокого. И этим он толкает пишущего к совершенно иному миру. Миру красивому и логичному. Грязному, но красивому, даже если речь в романе идёт о грязи.
А в жизни – иначе. Как ни бейся – всё равно будешь совершать неоднозначные поступки: хорошие для одних, плохие – для других, умные для третьих и откровенно тупые для четвёртых.
Наш мир – живой. Каждую секунду он рождается из линий эйи. Родившись – умирает. Так полагают эйниты.
Ученые полагают, что мир рождается из суммы одновременно существующих возможностей. Разница не велика, в общем-то. Квантовое многовариантное будущее переходит в четырехмерное одновариантное настоящее. Легко и просто.
Эйниты полагают, что видят варианты будущего. Мало того, они полагают, что могут влиять на выбор вариантов не поступками, а исключительно силой душевного настроя. Подтвердить или опровергнуть это трудно. Но я пару раз наблюдал ситуации, просчитанные логиками казалось бы совершенно однозначно. Но Проводящий говорил - нет, будет так, и все наши выверенные расчёты летели влево.
Конечно, можно спорить, можно говорить, что рассчитывали мы не правильно. Но сомнения всё-таки остаются, когда это повторяется.
Кстати, грешат психическим воздействием на реальность не только эниты. "Ледяные лорды" - нисколько не лучше, однако - гораздо более жестоки.
И в этом плане эйниты мне симпатичнее. Жестокости в мире и так хватает. Хотя она - самое нелогичное, что в нас есть.
Звери не убивают без причин. Это делают только люди.
Убивают, уничтожая своих же соплеменников. Убивают, нанося вред тканям собственной души.
Я читал где-то, что душевное вырождение и было причиной массовой экспансии человека в космос. Земляне просто вытесняли тех, в ком желания разрушать было слишком много.
Но развиваются интенсивно как раз агрессивные цивилизации...
Возможно, Земля уже погибла от недостатка адреналина? Или - они нашли выход?
Почему же мы так невозможно нелогичны?
Похоже, совмещение несовместимого – вообще свойство любой жизни. Мы состоим, но не составляемся из отдельно взятых частей – и значит – мы живые…»
_____________________________
Да, я дочитывал дневник.
Не подумай чего, я спросил. Дьюп пожал плечами – говорил он всегда мало, а сегодня – особенно.
А мне было тяжело и больно. Я не мог уснуть. Потому что хорошего конца у сказки не получилось. Влану спасти мы не смогли.
Айяна сказала это сразу, как только увидела её.
Она склонилась над ней, и почти тут же выпрямилась, покачав головой.
- Нет, - начала она по-экзотиански, но я понял почти всё. - Все нити оборваны. Большая судьба – большая плата. Ей нужно было жить по-другому. Тише.
Потом она коснулась пальцами виска и добавила.
- Ребёнка я могу забрать с собой.
И я понял – она знала. Знала сразу. Потому и согласилась лететь с нами.
Возразить было нечего.
Айяна сказала, что останется до рождения ребёнка. Ненадолго, потому, что девочка родится семимесячной.
Присутствующий тут же медик потерял дар речи – он, вместе с меддиагностом, недавно озвучивал, что родится мальчик.
Мы ждали.
Потеряв Дьюпа, я пытался свернуть горы. Потеряв Вланку, я ощутил, что любое движение - бессмысленно.
Реальность останавливалась. Я мог передвигать слова и чувства, как предметы.
Они проплывали передо мной медленно и неотвратимо. И я видел уже, где было начало их движения, а где вечность обрывалась. И слова превращались в материю.
Круговорот энергии. Слово и его овеществление. Я мог сейчас сказать стул, остановить сказанное и поставить его на пол. И сесть.
Но я не хотел. Можешь – только тогда, когда уже не хочешь.
Почему не я? Почему Тако должен был закрыть меня своим телом, а Влана сесть в якобы мою шлюпку?
Может, мне самостоятельно прекратить уже самого себя по-тихому, чтобы никто больше не занимал «моё» место в небытие?
Я механически отмечал, что Айяна то и дело останавливает взгляд на моём лице. Но мне было всё равно. Я делал какие-то необходимые дела. Проверял посты, конфисковывал расплодившееся оружие, ловил мародёров, ночевал у Вланки в боксе. В меня два раза пытались стрелять… Оба раза с комическим эффектом.
Первый "стрелок" старательно выцеливал меня в толпе с крыши. Потом потерял. Я долго стоял у него за спиной и смотрел, как синхронизатор прицела мечется по площади в поисках моего лица.
Второй стрелял из толпы, практически в упор. Из дефрактора. Он ожидал, что я сделаю шаг назад, но я сделал шаг вперёд, возникла завязка между доспехами и излучателем, и выстрела не получилось.
Обоих я отпустил.
Через три недели родилась девочка. Семимесячная.
Это было что-то красное, окружённое блестящей, словно бы зеркальной, сине-фиолетовой плёнкой. Из-за этой плёнки я даже не мог понять, шевелится она или нет.
- Рубашку давай, чего стоишь, - прикрикнула на меня Айяна.
Я, не отрывая взгляд от её рук, сбросил на пол китель, и стянул через голову трикотажную рубашку.
Эйнитка завернула в нее ребёнка и сунула его мне.
- Прижми к себе, чтобы не замёрзла.
Дьюп подобрал китель и накинул мне на плечи.
- А почему он такой..? - я не находил слов.
- Видишь что ли? - хмыкнула Айяна. - Все такие рождаются. Есть от тела пуповина, есть - от неба. Душа ребёнка всё ещё связана со Спящим. Выйдет плацента, мы перережем пуповину и сияние тоже угаснет.
Она ждала, пока отойдёт плацента.
Больничный хирург, попытавшийся поначалу спорить с Айяной, теперь забился в самый дальний угол. Оттуда он сигналил мне, чтобы я проверил, дышит ли девочка.
Я потрогал пальцем крошечный нос и ребёнок чихнул.
Айяна обернулась.
- Чего ты её торопишь?
Она расшнуровала платье, взяла у меня свёрток и поднесла к груди.
Медик молчал. Ещё вчера он пытался взывать к нашему разуму, объясняя, что маленькому ребёнку будет нужна специальная молочная смесь. Что здесь не специализированная клиника, и нужно срочно заказать её…
Айяна только хмыкнула. Я знал, что чувства её пластичнее, чем мои, но, тем не менее, медика прямо-таки передёрнуло.
Ребенок явно что-то глотал. Чудом для меня это не было. Если эйниты могли управлять временем зачатия, то почему бы у Айяны не появиться молоку тогда, когда ей это было нужно?
Она выглядела счастливой, свечение ребенка вызывало в её лице ответный свет. Более тонкий и неуловимый.
Я отвернулся. Мне тяжело было смотреть на чужое счастье.
Если бы я мог – я бы заплакал. Но я – не мог.
-О-обессточивать будем? – жалобно спросил хирург.
- Нет, - сказал Дьюп.
Айяна согласно кивнула.
- Надежда всегда есть, – она, снова передала девочку мне и поправила шнуровку на платье. – Даже когда в будущем мы её не видим – надежда всё равно существует. – Она помедлила, глядя, как я неловко пристраиваю на руках ребенка. – А тебе лучше поехать со мной. – И повернулась к Дьюпу.- Отпусти его хотя бы на пару месяцев? Умрёт он у вас. Ты думаешь, я по его скорбной морде вижу, что он не хочет жить? Сияние усиливается…
На этой фразе заглянул Мерис, который не решился присутствовать непосредственно при родах и ждал за дверью.
- Да что это за сияние такое? – взвился он с порога, но осёкся, увидев у меня на руках ребенка. - Девочка?
- Девочка, - подтвердил Дьюп.
Я молчал. Я не чувствовал рук. Ребенок совсем ничего не весил, или это я провисал в пустоте вместе с ним?
- Объясни ему, Айяна, - сказал Дьюп. – Помещение не прослушивается, я проверил. У тебя получится лучше.
- Это почему? – спросил Мерис, разглядывая крошечное личико девочки.
- Айяна – микробиолог.
- А что, сияние видят именно микробиологи? Врожденный микроскоп в правом глазу?
Мерис кусался. Он всё ещё не мог примириться со смертью Вланы. И с чувством вины.
- Сияние эйи видеть - дело привычки. - Айяна жестом отослала хирурга и подождала, пока за ним закроется дверь.
Она никак не отреагировала на язвительность Мериса. Её манера общаться немного свысока была всё той же, что и на Къясне. И здесь она держала себя хозяйкой. И говорила словно хозяйка. Дьюп, видимо, принял её вместе с манерами, это у Мериса они вызывали раздражение.
- Вообще вся картина мира, как ты её видишь - дело привычки, не более. Но сияние эйи – ваши учёные регистрируют тоже, не правда ли? – Продолжила Айяна, убедившись, что дверь закрылась плотно.
Мерис хмыкнул. Он слушал вполуха, всё ещё разглядывая ребенка. Даже пытался потрогать крохотные пальчики, но не решился.
- Ничего мистического в сиянии нет. - Айяна уже в который раз обвела глазами комнату, в поисках окна. Но окон в боксе не было. - В любом человеческом организме живут колонии микроорганизмов. Микрофлора является самостоятельным органом, покрывающим стенки кишечника, слизистые оболочки и кожу. Оставаясь невидимым, этот «орган» весит около 2 килограммов и насчитывает порядка ста биллионов клеток микроорганизмов. Это число в 10 раз превышает число собственных клеток организма-хозяина, то есть человеческих. Микробная экология каждого человека представляет собой чрезвычайно сложную систему, на формирование которой потребовались многие миллионы лет эволюции.
- Я не на лекцию угодил? - спросил Мерис, не поворачивая головы. Он смотрел куда угодно, только не на эйнитку.
- Сияние эйи вызывает именно микрофлора, - снисходительно улыбнулась Айяна.
- Как это? - не понял Мерис. Он, наконец, оторвался от созерцания ребенка и столкнулся глазами с Айяной. Заморгал от неожиданности - ей трудно было смотреть в глаза без привычки, даже если она не концентрировалась на тебе.
- Молча, - констатировала Айяна с той же снисходительной улыбкой. - Мы умеем понимать явления и живой, и неживой природы. И умеем общаться с ними. Наши симбионты понимают нас лучше и защищают своих хозяев более эффективно. Это не значит, что сами микроорганизмы, населяющие наши тела – иные. Иной является глубина контакта между симбионтами. А сияние – побочный эффект.
- Подожди, - перебил Мерис. – Как же тогда может происходить "заражение"?
- Только при глубоком контакте. При лечении или инициации. Мы говорим с телом, когда лечим. И, "настраивая" психику новичка, Проводящие тоже говорят со всем его телом. Микрофлора тоже откликается. Она становится более активной в плане защиты своего симбионта. Сияние нарастает постепенно и устанавливается на неком индивидуальном уровне.
- Вот, таи ма таата, а мы, столько лет голову ломали… - Мерис оседлал единственный стул, который мы все упорно не замечали. – Похоже, ты не врёшь, женщина… Изменений у тех, кто "заразился" действительно никаких особенных не было… - генерал включил, наконец, голову. - Только некоторое улучшение адаптации организма к агрессивным условиям, повышение иммунитета и подобная ерунда…- Он переключился на Дьюпа. – Ты знал?
- Я догадывался.
- Как?
- Больше интуитивно. Айяна, когда лечила меня, каким-то образом договаривалась с моим телом. Не с подсознанием – я не шёл на контакт, а внушаемость у меня от природы очень низкая. И, тем не менее, у неё получалось. А позже – я сделал анализы и обнаружил это самое "сияние". И предположил, что эйниты как-то воздействуют именно на некий коллективный разум микрофлоры, если допустимо так выражаться. Микроорганизмы живут колониями, значит – информацию они как-то принимают и передают… Да и "заражением" процесс передачи сияния назвать нельзя. Мы не наблюдали его при обычном контакте. Помнишь, как ты боялся заразиться от дочери? А привело это только к тому, что ты потерял, в конце концов, девочку, побоявшись держать её достаточно близко от себя.
- Да… Хорошо было бы знать заранее… - огрызнулся Мерис. Я чувствовал, насколько болезненна для него эта тема. - Как я вижу, данная информация здесь и умрёт? - Продолжал он раздражённо. - Иногда я не понимаю, а на чьей ты, собственно, стороне, Колин?
- Я уже объяснял тебе один раз, - равнодушно пожал плечами Дьюп.
- А … так это было объяснение? Ты ничего не напутал? Мне показалось, что ты тогда хотел удавить меня моими собственными кишками?
- Если бы я хотел удавить – я бы удавил. – Колин оставался таким же спокойным и непроницаемым, как горное озеро. А вот Мерис – заводился.
- А можно задать пару вопросов этой милой даме? Ты разрешишь?
- Только выражения выбирай.
- Обнадёжил. Леди, я могу прояснить у вас, куда всё-таки делись из столицы Аннхелла эйниты? – Мерис вместе со стулом развернулся к Айяне.
- А почему ты решил, солдат, что я знаю? - усмехнулась она. - Мы не подотчётны друг другу.
- Есть у меня кое-какие подозрения, - Мерис прищурился, но выдержал взгляд Айяны.
- Предполагаешь всеэйнитский заговор, солдат?
- Предполагаю, что событие достаточно важное, чтобы находиться на пересечении линий. А если так, ты можешь предвидеть, где они. Ну и где?
Интонации Мериса соскальзывали с вопросительных на допрашивающие.
Айяна однако, расслабленно улыбалась. Она смотрела и не видела. И ответила не сразу. Но ответила.
- Действительно, это достаточно ключевое событие… Но тебе не стоит знать, где они. Это ничем тебе не поможет, а время будет утрачено.
Мерис посмотрел на Дьюпа. Тот отрицательно покачал головой.
- Ладно, - сказал он. - Допустим так. Но зачем они заварили всю эту кашу – ты можешь сказать?
Айяна задумалась. Теперь она сосредоточилась гораздо глубже.
- Пусть он выйдет, - сказала она, наконец, и кивнула на меня.
Я пожал плечами и вышел прежде, чем Дьюп или Мерис успели что-то сказать.
За дверью стояли два моих бойца. Я привычно поинтересовался, давно ли они сменились. И только тут понял, заметив неуставную заинтересованность на их лицах, что вышел вместе с ребёнком. Как бы малая не замёрзла, уж больно крошечная.
Я застегнул надетый на голое тело китель, устроив ее за пазухой. Вышел на улицу.
Перед госпиталем стояло наше оцепление. Солнце садилось.
Была какая-то баллада о рождённых на закате…
Падает солнечный диск.
Тьма поднимает лицо
Взгляд изначальных разит
Через кольцо…
Раньше я не понимал этих стихов. Пока не увидел закат вот так, из-за спин стоящих с оружием. Словно бы мне действительно противостояла тьма, а через кольцо солнечного диска на меня смотрел мой Уходивший друг…
Я смотрел на солнце, пока не почувствовал, как в затылок кольнуло и перед глазами само собой всплыло лицо Айяны. Красивое лицо, несмотря на возраст.
Я обернулся. С крыльца сбегал ординарец Мериса. Да, похоже - зовут.
Какой красный закат.
Я расстегнул китель и показал солнышку, что я прячу за пазухой. Это почему-то было для меня важным.
А потом я пошёл обратно в госпиталь. Хотя знал, что ничего хорошего меня там не ждёт.