Моё Афтобиографическое.
Скрипач вдохновенно играл для людей в переходе.
Был он сырой и холодный в любую погоду.
Люди задумчиво мимо бежали сторонкой.
Искусство напрасно долбилося в их гарнитуры.
И мент учестковый своё проявил тут участие.
Сказал - Уходи это здеся моя территория.
Не спорил скрипач и с сарказмом в метро отпустился.
Ни кто не заметил внезапно утраченной музыки.
А тама в метро промышляла своя группировка.
И ихний бухгалтер вменил музыканту налоги.
Спросил музыкант - А чево же ребята так много?
Ребята сказали - У нас же ведь есть учестковый.
Искусство высокое с рабством ни как не совместно.
Ушел музыкант из метро да на поиски щастья.
Долго его братаны в филармоньях искали.
И в память о нем возле урны лишь шляпа худая.
Орфей истоптал свои лаки на тонкой подошве.
Мерз голодал пропадал иногда не по децки.
Но счастье большое ему иногда улыбнулось.
Случайно забрёл он тогда на вокзал ПоВалецкий.
Он этот вокзал полюбил как вершину дороги.
Как крайний приют для скитальца и для пилигрима.
Душа отдыхала и с нею уставшие руки.
И музыку скрипка сама отдавала в экстазе.
Вокзал ПоВалецкий и стал ему домом и крышей.
Братом сестрою батяней и матерью даже.
Но всилу причин он не стал ему милой женою.
И это порой причиняло ему неудобства.
Но сил у Маэстро уже оставалось не много.
Он сжог себя будто бы Данко и даже Джордано.
Закрыты глаза… Он как будто купается в детстве.
И выдох раздался – Спасибо тебе, – ПоВалецкий!