Стрельба по конусу

Игорь Теряев 2
               
          Радостными были  молодые годы в Германии.  Но случались и у нас беды.  Тяжело вспоминается  ночная стрельба по конусу. 
               
          Лето есть лето. Наверное, все любят  эту тёплую, солнечную, ласковую пору.  Хорошо, если выпадает свободное время.  А сегодня у меня полдня ничем не заняты, только на минутку заскочу в штаб, а затем свободен до самого вечера.  Потом  в полку ночные полёты.  Молодым  сегодня обучаться ночным полётам не достанется, т.к. уже подготовленные лётчики будут выполнять сложную задачу – стрельбу по конусу в лучах прожекторов.  А лейтенанты, ещё к этому не готовые (в их числе и я) – командовать прожекторными расчётами.  Что такое стрельба по конусу?  Один из самолётов (буксировщик) на длинном тросе «возит» по небу над зоной стрельб «мешок без дна», который  ночью с земли  подсвечивается зенитными прожекторами.  Это и есть конус, по которому лётчики будут стрелять из пушек МиГа.    Задача сложная.  Попасть в тоненький конус трудно.  Да к тому же  ночью, когда   наблюдение за положением самолёта во время атаки и при      
выходе из неё нужно постоянно, а прицеливание забирает большую часть внимания.  И стрелять нужно так, чтоб не подвергать опасности буксировщик, и при выходе из атаки необходимо суметь не влететь в сам конус,  не зацепить буксировочный трос.  Но… всё это правила безопасности для стрелков. А молодым на прожекторах только командуй: «Дать луч!», «Взять цель!», «Положить луч!».

Вышел из штаба. На лавочке сидит лётчик соседней эскадрильи, неутомимый  и результативный  футболист  Саша Аношкин.
–  Игорь, а ты почему не на озере?
–  Нужно было заполнить лётную книжку, а то Олег опять будет ругать.
–  А я жду кадровика.  Что-то в бумагах не так записано. Давно он заманивает, да  всё никак…
Сел я на лавочку и… как начал он рассказывать футбольные истории. Одна плавно перетекает в другую.  Так же незаметно перешёл  к тематике харьковского досуга, где он летал до Германии. Столько интересных сюжетов на любую тему.  Не заметили, как промелькнуло время.
–  Вон идёт кадровик, пойду к нему, выясню, что не так и как правильно  ответить анкете. Да ещё и поспать нужно: ночью летать, хочется же попасть в конус.
Я не спеша, пошёл в гостиницу.  Напишу письмо зазнобушке, будущей жене, да тоже посплю чуток.  Хоть мне и не летать, но всю ночь  придётся быть на ногах на свежем воздухе.
 
К вечеру прибыл на позицию прожектора.  Осмотрелся. Типично немецкая природа:  небольшие клочки леса, ухоженные поля, обязательное озеро с отходящим от него каналом;  отдельно стоящие хутора, окружённые фруктовыми деревьями, аккуратные дороги.  Тут же  откуда-то набежала малышня. Хоть она не назойлива и не мешала нам, но сразу определил и сказал им  (они по-немецки исполнительны), откуда они смотреть могут, а куда заходить   «verboten!» (запрещено!).
Стемнело.  Луны нет. Воздух чист. Небо, проколотое тысячами звёзд,  тёмное до черноты. Ни единого облачка. Хоть и конец июля, но стало свежо. Хорошо, что взял  с собой  кожанку.

     Включённая радиостанция зашипела и захрипела эфиром. Полёты начались.
        Вот и буксировщик запрашивает вход в зону стрельб. Входит и первый стрелок.  Работа началась. Отстрелявшие лётчики  уходят на аэродром.  Их сменяют следующие.  Кончается время   одного  буксировщика,  к этому моменту  в зону входит другой.  Только ляжет  буксировщик на боевой курс, тут же конус подсвечивает первый прожектор, затем передаёт его второму, тот – следующему.  В ту ночь в зоне было пять прожекторов.  Так огненная карусель должна крутиться всю ночь.
 Захватывающее зрелище – атака. По чёрному небосводу, усыпанному привычными кучками созвездий, к ярко освещенному конусу стремительно приближаются  («набрасываются на него») бортовые огоньки атакующего самолёта.  Мелькнёт строчка разноцветно трассирующих снарядов, и  только после этого доносится чёткий  перестук  очереди скорострельной пушки. Теперь  немедленный выход стрелка из атаки.  Очень  увлекательная  картина.

Так равномерно, предсказуемо чётко (согласно плановой таблице полётов) и шли стрельбы по конусу.  Как вдруг,  один  истребитель  при выходе из атаки завалился в большой крен  и, войдя в глубокую спираль, стал стремительно снижаться.  Высота буксировки конуса  около тысячи метров, и её  было мало для выхода лётчику из непонятного для него положения.  Ясно, что  прекратить  снижение самолёта  ему не удастся.  До рези в глазах всматривался  я в кромешную тьму, ожидая   вспышку  выстрела катапульты. Но… не увидел.  Неужели не катапультировался?  Из-за леса  блеснуло  пламя,   и донёсся звук удара. Посмотрел  на выписку из плановой таблицы:  кто сейчас  стрелял  и… остолбенел -- старший лейтенант Аношкин.  Саша Аношкин! Кто-то с воздуха  передал  на стартовый командный пункт,  мой напарник  с соседнего прожектора     падение самолёта  по радио подтвердил.  Из зоны стрельб  самолёты все вышли, полёты закрыли.  Я тут же прыгнул в газик и поехал к месту катастрофы.  Его  найти не трудно:  при ударе о землю остаток топлива разбрызгался  вокруг  и догорал.   Посреди поля, уставленного  копнами  ржи,   и  упал самолёт.  Подъехав, услышал, что в яме рвутся снаряды. Остановил машину, приказал всем с мест не сходить, а сам пошёл туда….  Так хотелось  верить,  что лётчик   покинул  самолёт.  Молод был и не знал, что убедиться в этом не смогу.  Подошёл ближе.  Правая нога поскользнулась. Посветил фонариком  и  оторопел: я наступил  на  кусок  тела  Саши.  Рядом  увидел  фрагмент поясного офицерского ремня с парными дырочками.  Сомнений не осталось – лётчика Аношкина  больше нет.
         Долгое  время  мне  жгло  правую стопу.
         Это  первый трагический случай, произошедший на моих глазах.

         Прошло столько десятилетий, но  всё равно  вижу  жнивьё  и  горящие  копны  на  нём  под  трагически  мрачным   небом,  накрывшим  чёрную  яму