Голос у Никитича был самый обыкновенный, ничем не выделялся и не имел каких- либо заметных изъянов. Так себе, голос простого деревенского мужика, которому случалось, и прикрикнуть солидным басом и приласкать нежным тенорком. Познакомился я с дедом Серёжей несколько лет назад на тихой и тёплой речке с непонятным названием Свапа. Дело в том, что каждое лето я приезжал в деревню к тётке и если не болтался по окрестным лугам и лесам, то просиживал дни и ночи у реки с удочками. Таскал из густых зарослей кувшинок зелёных окуней и шустрых плотвиц, ставил перемёты, доставал из нор кусачих раков. Дед Серёжа тоже был большой охотник до рыбалки и при первой же возможности сбегал со двора и с удочками спешил на речку, но он, в отличие от меня, после каждого такого побега имел дома крупные неприятности от своей дражайшей половины. Но как говорится в поговорке, на пути к озеру остановить рыбака может только другое озеро, и дед сбегал и получал. Так уж у них повелось.
Вообще в моём понятии рыбалка это не хобби и даже не страсть, это тяжёлая, хроническая болезнь и при этом, абсолютно не излечимая. Вот такой болезнью и имели удовольствие болеть и я, и Сергей Никитич. Теперь, по прошествии многих лет, вспоминая историю, рассказанную мне Никитичем, всё стараюсь вспомнить его голос, но ни как не получается.
Хорошо помню его лицо, худощавое, простое. На небритом подбородке седая щетина, глубокие морщины на лбу. Некогда шикарные тёмные волосы аккуратно спрятаны под старенький картуз, в глазах усталость и скрытая от посторонних взглядов боль. Открытое, доброе лицо. Помню мимику, жесты, а голос позабыл. Наверно растворился он в шелесте листьев над водой, в шуршании голубых стрекоз, в звоне кузнечиков на знойном июньском лугу.
Мы сидели на краю леса, под цветущей липой и наслаждались прохладой. Скорее это была просто тень, прохлада длилась мгновения, если случалось дунуть лёгкому ветерку.
Над головой висел ковёр липового цвета, густой запах мёда и знойное солнце. Приехали мы сюда, когда солнце робко трогало макушки самых высоких деревьев, теперь же оно зависло на верху и выпаривало из нас последние капли влаги. Пока мы махали косами на цветастом лугу, с нас, с меня так точно, сошло не семь, а гораздо больше потов.
Он бежал между лопаток, струился по животу, капал с носа, крупными каплями висел на бровях. Пройдя очередную “ ручку”, я прикладывался к бидону с водой, замыкая тем самым круговорот воды в природе. К десяти утра солнце достало нас окончательно и, разбив “валки”, мы спрятались в тенёк.
Никитич расстелил сыновью, армейскую шинель, и бережно стал выкладывать из сумки провиант. Положил краюху чёрного хлеба, десяток ломтиков доброго, в четыре пальца, сала, несколько варёных яиц. Я молча жевал сало в прикуску с малосольным огурцом и стыдливо поглядывал на свои свежайшие мозоли.
Перекусив, свернули по цигарке дедовского самосада и с блаженством растянулись в шуршащей и стрекочущей траве. Утонув в облаке душистого дыма, Никитич повествовал о былом. Я отдыхал и слушал истории из жизни сельских мужиков и баб.
• Было это после войны, - Никитич сорвал травинку, и прикусил зубами.
• Нет, вру, - он прищурился и посмотрел куда-то в небо, - значит, немцы ушли в сорок третьем, да, сорок четвёртый, летом. Для нас пацанов война уже кончилась, мы работали в колхозе, радовались жизни, баловались. Что мне тогда было, лет четырнадцать, не больше. Приставили меня в должности главного пастуха к стаду телят, а пасли мы их здесь, - и дед Серёжа махнул рукой куда-то в сторону Свапы.
• Там, за лесом, есть песчаная коса, длинная и широкая, мы туда телят в жару загоним, а сами с удочками вдоль берега, - вспомнив речку, Никитич разом оживился, в глазах появилась искорка.
• Бывало за час- другой натягаешь мелочи разной, и котелок ухи к обеду готов. В то время поесть особо и нечего было, мать хлеба кусок завернёт, да лука на огороде надёргаешь, вот тебе и обед. Так, что рыбка нас очень выручала. Приладился я на перекате, у самого обрыва, ловить лещей. Там немного пониже, яма глубокая метров под десять наверно. Они нет-нет да на песок поднимались, - Никитич достал спички и прикурил потухшую цигарку.
• Так вот, сижу я как-то после обеда с удочками, жду. Не помню, клевало или нет, вдруг на яме как повернёт, волна в полметра, рыба во все стороны, да не просто мелочь, а несётся из ямы всё, что может двигаться. Щуки здоровенные мимо меня стрелой, окуни, те даже на песок выпрыгивали. Жутко мне стало. Удочки похватал и ходу, кто её знает, что там в воде. Прибегаю к стаду, а пасли мы на пару с Васьком Дохликом, да ты его знаешь. Заикается немного. Смотрю, стоит мой Васёк ни живой - ни мёртвый, глаза выпучил, мычит чего-то и головой качает. Я к нему, Вась да, Вась, кое-как в чувства привёл и, что ты думаешь? Он оказывается за поворотом, у самой ямы, раков в обрыве ловил. И только он согнулся, руку в нору сунул, вода вокруг него как забурлит, рыба мимо него как попрёт, он со страха и застыл на месте. Васька вообще трусоват был, а тут такое творится. И в этот самый момент ему по голой заднице, что-то как треснет.
Вылетел Васька из воды, и бежать, да споткнулся и прямо в крапиву тем самым голым задом. Совсем ему худо стало. Сопли распустил, стоит канючит, домой просится. Часа два его успокаивал, потом притих, отошёл, но с тех пор в воду ни ногой, как отрезало, - Никитич согнал с ботинка зелёного кузнечика, встал и потянулся за граблями.
За пару часов, что лежали мы под липой, солнце сделало своё дело. Верхний слой скошенной травы превратился в душистое сено. Оно шуршало и просилось в стог.
- Если погода не испортится, завтра, после обеда, возить будем, - и Никитич не спеша, заработал граблями. Я встал и лениво направился к деду. Выходить на палящее солнце у меня не было ни малейшего желания. Но сено необходимо повернуть сегодня хотя бы пару раз, тогда завтра оно будет готово и останется на всю зиму вкусным и пахучим. Беда если оно попадёт в дожди, сразу же посереет, исчезнут запах и вкус, потеряет своё призвание сена и будет просто высушенной травой.
К разговору мы вернулись уже на обратном пути. Телега тряслась и подпрыгивала на засохших комьях земли как вибростол. Видимо во время дождя по дороге проехал трактор оставив после себя резаные шрамы, перевёрнутые куски чернозёма, ямы. Порой казалось, что сейчас или оборвутся все внутренности, или развалишься полностью на составляющие.
Заметив моё душевое состояние, дед Серёжа тронул, вожжи и лошадка, не без удовольствия, свернула на траву.
• Сергей Никитич, так что там с Васьком дальше было?
• Да он тут ни причём, правда, испугался тогда здорово, ничего не скажешь, - и Никитич на время замолчал перелистывая в памяти потёртые страницы истории.
• Уже под осень, наверно в конце августа, гоним мы телят на водопой, Васька впереди, я сзади. Слышу, догоняет нас машина, а мы только повернули в лес.
Подъезжает полуторка, сидят трое военных, молодые ребята вот как ты или даже моложе, подзывают меня. Старший, со звёздочками, вышел руку протягивает как равному. Я от удовольствия весь сияю, ещё бы настоящий командир руку жмет, - Никитич лукаво улыбнулся и протянул мне щепоть табака.
- Так-то вот!
• Ну-ну, и чего хотели? – тороплю я деда.
• Мы, говорят, рыбки половить хотим, где у вас тут места рыбные есть? Я плечами пожал, помялся немного и тут мне на память, та история с Васьком пришла. Есть говорю яма, и рыба в ней есть, только вам придётся лес объезжать и вдоль реки ехать без дороги. Пока вы едите мы уже там будем, и я вас встречу. Всё по рукам, они круголя, мы лесом, телят на песок загнали - ждём. Приехали. Яму им показал, а сам на бугорок сел, наблюдаю.
• Вот тут-то вся история и начинается, - Никитич отпустил поводья и Голубка, почуя некоторую слабину, резко тормознула и из бодрой, чалой лошадёнки превратилась в загнанную, сивую клячу. Повернув в нашу сторону уши, она одним глазом косилась на дедовский кнут, и изображала из себя саму усталость. Ноги её передвигались с такой тяжестью, что казалось, сегодня она весь день тягала непомерные возы и не держала во рту даже засохшей былинки. В то же время хитрая лошадка успевала наклоняться за приглянувшимся пучком травы, со свистом крутить хвостом и лягать себя по животу отгоняя надоедливых мух.
Не обращая внимания на выходки лошади, Никитич подгрёб под себя охапку свежего сена, попробовал на мягкость и, отпив пару глотков тёплой воды из бидона, продолжил.
• Значит, сижу я на бугре, помалкиваю, смотрю чем же они ловить собираются. Подогнали машину к берегу, вышли. Весёлые такие, хохочут и сразу к колёсам. Постояли, галифе отряхнули, старший и говорит.
• Так хлопчики, будем поторапливаться, а то к ужину ухи нам наварить не успеют. Не высокий, коренастый солдатик шустро запрыгнул в кузов машины, второй открыл борт и столкнули на песок старую, коротенькую плоскодонку.
• Товарищ лейтенант, сколько брать, одну или две?
• Коля, думаю хватит одной, для начала. Лейтенант обломил берёзовую ветку, обмахнул запылившиеся сапоги и по достоинству оценив мою диспозицию, уселся рядом. Коля так же шустро соскочил с машины с немецкой гранатой в руке.
• Трофейная, - подмигнул мне лейтенант, - ну командуй, куда бросать? По рассказам старших я знал, что самая глубина у другого берега под раскидистой ивой и молча ткнул пальцем в сторону дерева.
• Коля, давай под кусты.
Граната булькнула и ушла под воду. Фонтана не было, но грязи поднялось много. Серым пятном она расходилась по сторонам. Показалась и рыба. Сначала мелюзга, за ней пошли лещи, щуки, окуни, много рыбы поднялось.
Парни на лодке засуетились. То там одну схватят, то гребут в другую сторону – там вроде бы крупнее. Лейтенант носится по берегу, даёт ЦУ.
• Петро, хрена ты её за хвост хватаешь, с головы бери вон слева длинное что-то, щука наверно, давай за ней. Солдатики, мокрые с ног до головы радуются как дети. Видано ли, столько рыбы наловить да ещё голыми руками. Меня тоже азарт пронял. Встал я, брючата стянул, штанины узлами завязал и только хотел к воде спускаться глядь, а из- под ивы белое брюхо плывёт да здоровое, метра на два. Я лейтенанту рукой показываю, а сам глаз оторвать не могу, не видал такой рыбы отродясь.
• Ух, ты, - лейтенант даже присел, да как заорёт, - Коля, под дерево гони, да быстрей уйдёт же зараза. По-солдатски, долго не думая, Коля зашлёпал веслом по воде в сторону ивы.
• Ё…, вот это да, как же его брать? – Петро явно сробел. С его худенькой комплекцией тягаться с таким монстром было рискованно.
• Что там? – лейтенант поднялся на носки, пытаясь разглядеть рыбину.
• Сом, товарищ лейтенант, - отчеканил Петро и уже голосом потише добавил, - но я его не подниму, здоровый очень, боюсь.
• Нет, ты посмотри, - обернулся ко мне командир, - на немцев он ходить не боится, а сома испугался, - и тут же скомандовал, - Коля, помогай ему, тоже мне бойцы Красной армии.
• Немцев, немцев, - забубнил Петро, и на немцев ходить боюсь. Парни стояли и мыслили.
• Боец Куконенко, получите пять суток ареста, если мы этого сома сегодня за ужином не съедим. Петро вопросительно посмотрел на командира, пытаясь понять шутит он или и впрямь имеет серьёзные виды на жирное брюхо гиганта. Сом уж действительно был здоров, едва ли не на всю длину лодки, но вопрос о его поимке был решён в одностороннем порядке и боец Куконенко, встав на колени, робко обнял рыбину за брюхо.
То ли сому не понравился запах солдатской гимнастёрки, то ли сам Петро Куконенко, но он нехотя шлёпнул хвостом по воде и, обдав парней мутными брызгами, ушёл под воду.
• Упустили вороны, где его теперь искать? – лейтенант бегал по берегу хлопая руками по галифе. Лодка причалила к берегу, парни вышли, виновато разводя руками.
• Эх вы, - командир достал из кармана гимнастёрки коробку папирос, угостил бойцов и принялся учить их жизни. Бойцы пускали по сторонам дым и очень внимательно слушали, стараясь не смотреть командиру в глаза.
• Ладно, чёрт с ним, рыбы и так полная лодка, выкладывайте в вещмешки, и будем грузиться. Бойцы, довольные таким поворотом дела, принялись набивать рыбой всё, что имело дно. Петро, сглаживая вину, старался вдвойне.
• Вот он, - лейтенант стоял у берега и показывал на воду. Сом всплыл у самого берега, под обрывом.
• Хлопцы, вперёд. На этот раз не упустите. Петро, ты когда-нибудь весло в руках держал?
• Нет, товарищ лейтенант, у нас в деревне речки не было, только колодец.
• Так ты и плавать не умеешь?
• Не умею.
• А какого … ты мне сразу не сказал? Стой здесь, Коля, греби, - и лейтенант прыгнул в лодку. Медленно, стараясь не шуметь, они подплыли к застывшему, белому брюху прижимая его к берегу. Сом зашевелился. Лейтенант ступил одной ногой на берег, другая осталась в лодке. Рыбина оказалась под ним. Мгновенно лейтенант согнулся и запустил руки в алые жабры.
• Есть, - успел крикнуть молодой командир, как произошло то, что предположить было просто не возможно. Чувствуя, что его схватили, сом захлопнув жаберные крышки, рванулся. Лодка пошла от берега, и ноги лейтенанта начали разъезжаться. Не в силах ни поднять рыбину, ни освободить руки он упал и скрылся под водой.
Бойцы, онемев, смотрели на воду. Они ещё не понимали ужаса происходящего. Сом оказался сильнее человека, и сейчас где-то в глубине, захлёбываясь грязным илом погибает их командир, их товарищ, только что угощавший их папиросами и матюгами.
Время остановилось. Секунды тянулись так медленно, что хотелось кричать от дикой нелепости. Десять, двадцать, сорок…
Снарядом прорвало воду метрах в двадцати от лодки. Захлёбываясь воздухом, лейтенант судорожно колотил руками по воде, начисто забыв, что он умеет плавать. Парни рванули на помощь командиру. Несколько мгновений и лейтенант мёртвой хваткой вцепился в борт плоскодонки. Петро схватил его и потянул на себя. Лодка наклонилась и зачерпнула бортом воды.
• К берегу, - с трудом выдохнул лейтенант.
Причалили у переката, на песке. Командира качало, ноги предательски подкашивались. Подхваченный Петром, он дошёл до машины и опустился на землю. На лицах парней появилась улыбка. Вот он, живой и невредимый сидит на траве, щурится от солнца и жадно затягивается папиросой. Бойцы оживились, загомонили, радуясь спасению командира да и своему, наверное тоже. Я спустился с бугра и подошёл к солдатам.
• Съели рыбки, братишка, а я так по самое горло, - обращаясь ко мне, произнёс лейтенант и, раскинув руки повалился на зелёную, теплую траву.
• Хорошо-то как, а, хорошо! - он смотрел в небо и улыбался. Небо было голубое, глубокое с белыми барашками облаков.
Вспомнив о телятах, я попрощался и, собирая прибитую течением к берегу рыбу, отправился к стаду. Васёк дрых под кустом черёмухи, телята по брюхо в воде неистово вертели хвостами, по реке плыла оглохшая рыба и барашковые облака. Ничего не изменилось.
Дед Серёжа подхлестнул совсем задремавшую Голубку, и телега запрыгала, затряслась по выбитой колее деревенской улицы.
• Ну а сом, Никитич, так и с концами?
• Сома твой дед на следующий день выволок, не поленился, на лодке пять вёрст отмахал и всё-таки под кустами нашёл. Жабры у сома были вырваны, видно тот лейтенант ему внутренность попортил, - Никитич улыбнулся, - мы потом всей деревней уху ели. На три пуда потянул, вот так-то.
Спрыгнув с телеги, я попрощался с дедом Серёжей и, не заглядывая в дом, направился за тёткин сарай к большой куче навоза с надеждой отыскать уж если не выползков то хотя бы червей покрупней. Маршрут завтрашней рыбалки у меня уже был готов.
с. Берёза 1998 год