Мегаполис

   
   
  1.ЭВЕРЕСТ
"Я знаю
   солнце померкло б, увидев
   наших душ золотые россыпи"
   В.Маяковский
   
   Творчество рисует иные судьбы, жизни, пространства. Оно дает новые имена, истории, надежды. Оно есть воздух, которого всегда не хватает. Не хватает чтобы жить, ибо оно уже стало краешком жизни. По краешку жизни забирались на Эверест судьбы двое. Одного в этом мире звали Dr.D . Другой величал себя не иначе как Qst . На виртуальных виражах их встречал рассвет кибернетического солнца. И вот уставшие победители на вершине минутной славы. Для этого нужно-то немного: "пароль", "логин" и "войти". WWW.REALMUSIC.RU/Timaaaa/ встречает музыкой. Музыка - она невидима и похожа на мыльный пузырь, посеребренный улыбкою солнца; его хочется удержать в своих ладонях - руки вот уже и тянутся к нему, но, как и всякое совершенство, пузыречек лопается, оставляя блики воспоминаний о Прекрасном. Мыльные пузыри музыки проходят сквозь кожу, и кажется, каждая клеточка наполняется ими, чтобы чувствовать, жить, созерцать.
   
   Амулет веры опоясывает сердца, и те стучат в унисон Надежде. Надежда невидимкой пробегает по экрану монитора и тает в вечности. Увы, нет победы на форуме - и вновь у подножья Эвереста, для того чтобы опять и опять покорять его вершину. А мыльные пузыри вчерашних аккордов лопаются, порождая новые, все более наработанные и отточенные. Свист и громыханье колес как долесекундный глюк или бзик отрывают взгляд от монитора, а сзади - дверь в тоннель реальности, где все непридуманно и по-настоящему, там - ЖИЗНЬ.
   
   В этом тоннеле иногда сыро, порою просто непривычно, бывает, что кажется - темно. Там обыденная рутина с номерами в паспорте, сотовом телефоне, домашнем адресе. Вот в ней - иные имена, которые порой режут слух или кожу, - то ломают язык. Тимур и Руслан. Два брата. Ахметов и Мухамедзакиров. Грузчик и рабочий. Физрук и юрист, если, конечно, повезет. Повезёт непременно, потому что уже нельзя жить иначе - то бишь без того, другого, мира. Мира, требующего для себя денег, нервов и времени, мира творчества, разумеется.
   
   Эта жизнь идет вразрез той, она параллельна ей, но черпает из себя мысли, чем наполняет и питает ту, виртуальную. Мысли хранят в себе чувства, переживания, глушат внутреннюю боль. Боль за родных, за самого близкого, родного, дорогого человека на нашей земле - конечно же, мать.
   "Мама, я знаю: ты всегда со мной,
   Ты чувствуешь то, что я чувствую,
   Ты знаешь то, что я не знаю".
   
   Строки "Мамы" мнятся морем, морем любви, в котором тихо колышутся волны нежности, хрупкой, трогательной. Так и видится одинокий путник, идущий по кромке моря. А море лижет огромное экзотическое солнце. Теплый ветер бесприютною дворнягой несется вслед за путником. А путник сам останавливается и смотрит в беспроглядную даль. Волны касаются его ног. Ему спокойно и благодатно. Горячая струйка радости пробегает под кожей, счастлив: он дарит океан любви собственной матери.
   
   Взгляд путника касается неба. Небом смотрит безликий великий космос. Под его колпаком чувствуешь себя как в вакууме. Космос сыплет о море звездами, воздушным змеем мелькает хвост кометы. Охота набрать полные карманы звезд и, как удачу, схватить за хвост комету.
   "В моей душе забилась птица:
   Мечты - крылья, привязанности
   В стальных браслетах измучены,
   Но в глазах еще есть
   Надежды : море, красивые пейзажи,
   Волны, летящие из далекого горизонта".
   
   Путник закрывает глаза и видит покосившийся забор, дом с осыпающейся штукатуркой и заросший бурьяном гараж с огромной нецензурной надписью. Миг холодка мурашками щиплет руки, ладони прячутся в потертые джинсы и обнаруживаются там дырявые карманы.
   
   Путник садится на берегу и смотрит в ласкающее взор море - его любовь всегда рядом, она не предаст. Под колпаком Вечности храпит умирающий Хронос; в оазисе этого мирка хочется остаться, чтобы жить.
   
   Руки не находят себе покоя: они то обнимают колени, то закрывают глаза, и снова видения: обшарпанные перила, грязный подъезд, для чего-то кем-то сорванные почтовые ящики, в углу - консервная банка с кошачьим пойлом, искореженная дверь соседа. И из самой глубины души рвется крик, хочется заорать, вскочить. А сквозь пальцы сочится свет, красивый, зовущий. Прочь ладони с глаз! Новый шаг в т о т мир.
   "Пусть тебе больно сейчас,
   Но горе уйдет - все будет хорошо!
   И пусть, что сегодня было пасмурно,
   Но завтра обязательно будет солнце!"
   
   Путник оборачивается и видит перед собой все тот же мир, что он только что создавал - реальный клон, того, что за спиной. Он опускает голову, понимая, что иначе и быть не должно, потому как его создатель тот, с кем успел уже стать чем-то неделимым.
   "Друг. Мы встретились не поздно и не раньше,
   Помню же: с детства у нас были великие планы"
   
   А песок, сухой и горячий, жжет пятки. И нужно идти. Идти, чтобы жить. Жить, чтобы продолжать создавать Э Т О Т мир.
   
   Дорога, которую прокладывают двое. Краски дивного мира перемешиваются на небесной палитре. И вот уже два взгляда смотрят в небо, пытаясь отковырять его загадку.
   "По пустым облакам она шагает неуверенно,
   Свой взгляд поднимает медленно,
   Делая шаги неестественно,
   Она боится упасть
   В пасть огненного дракона,
   Теперь она оставила свое мертвое тело .
   Душой лишь жива.
   Куда она идет? Куда ее ноги несут?
   Почему везде все белое?
   Почему у нее на спине крылья?"
   
   Буйство красок небес, отражающихся в полосе нежно-зеленого прибоя, гонит всё несуразие мыслей из головы. Жизнь кажется подчиненной чужой воле, она мелькает как полосы экрана ти-ви после полуночи, когда некто уснул и забыл щелкнуть пультом. Но вот щелчок, погружается во мрак жизнь, и лишь две судьбы продолжают жизнь по ту сторону экрана.
   "Время, скрипя, идет в даль
   А ты идешь, идешь, пытаясь
   Время обогнать"
   
   ...Вот так в кузнецких кварталах зарождался русский рэп.
   "История о мечтах и людях
   История о типичных случаях,
   Новый день - новая мечта"
   
   Небесный гром, молния и дождь под занавес.

2.ПРОПАСТЬ

   "Увы! Ребенок ослепленный
   иного я от жизни ждал:
   в тумане берег отдаленный
   мне так приветливо сиял.
   А. Апухтин
   
   Человек, вышедший из современного мира, стоит на краю пропасти. Позади - полумрак и сигаретный дым. Там холодно. Холодно от непонимания, непризнания, ненужности. Там неуютно. И там необжитое. Необжитое оттого, что сложно там существовать. Там иные мнения и взгляды, понятия и принципы. Там не покидает чувство чуждости. Там - н е р о д н о е , в котором надо выживать. Но и вперед шагать, смысла нет, ибо оно не изучено, не познано, не измерено. И ничего не остается, кроме как провалиться сквозь землю и быть изъеденным червями, либо же уйти в небеса, что б не просто на какое-то ничтожное жалкое мгновение ярко и красиво вспыхнуть и сгореть, а саму вечность покорить. Небо обрисовывает Крест.
   Человек, оглядывается назад - от одного осознания, что люди о т т у д а и загнали его сюда, слезятся глаза. Но вот взгляд бабочкой невесомой порхает в небо, и нечто дивное, чарушающее, спокойное наполняет грудь. Это миг счастья, когда веришь в собственные силы. Когда хочется жить, ибо найден смысл. Когда хочется донести н е ч т о людям о т т у д а , достучаться до их сердец и отогреть их души, научить чувствовать и понимать Прекрасное. Оторвать от уютных кресел, разорвать путы теледребедени, вывести в мир ярких красок и преобразить целый мир...
   А Крест на небесах кажется символом стабильности и определенности. Под ним рождались и умирали. Творили гении и классики. Уходили в небытиё простые рядовые поэты. Что это? Шорох газет! Листы поблеклые и желтоватые, а строки как все равно переливаются, излучают невидимый свет, и веет от этих строк родным чем-то, домашним. Кажется, не только образы всплывут сейчас из глубин прошлого, но и запахи, вкусы. Но откуда взялись они, сии дивные строки, поглощаемые лазурью небес? Да это деда! Пасечник был дед, писал в районку. Кому-то нравилось. Уж не внуку ли? Психологи убеждают, что в нас живут люди, нечто значившие в нашей жизни; и мы многое перенимаем от них, незаметно, подсознательно. Уж не от деда ли передался дар? Иль от желания подражать ему? Не от зависти и гордости, корысти ради. А вот на столько люб он был, дорог, что... незаметно чем-то, какими-то чертами характера, оттенками многогранной многоканальной души в него и превратился!..
   Трель сотового, она будоражит и буквально, выворачивает наизнанку чувством неожиданного и непонятного. В этих думах о грезах, в тишине, дарованной небом, было не до этих откликов из прошлого. Пусть даже прошлому этому всего секунда от роду. Но зов... И что там? Что?!! Надежда? Отчаянье? Да вера, в первую очередь в е р а! Вера в чудо. Чудо из иллюзий. Иллюзий, порожденных горестями и невзгодами. А может, звонят оттого, что нужен или пробит долгожданный час? Но это всего лишь смс. Оно раздражает, ибо кажется издёвкой. Слова просты: "Человеку незаурядному всегда приходится балансировать на грани - и далеко не все способны выдержать напряжение" Ф.Ск. Фицджеральд
   Сотовый летит в пропасть и не слышно звука его падения. Не вериться. Поднят камень. Камешек. Он катится с ладони. И вниз. И опять тихо. Кажется, такой тишины не хватало целую вечность.
   И вновь все красиво вокруг и благолепно...
   
   Хорошо хоть, что есть портал - прибежище последних романтиков, не вписывающихся в стандарты современных понятий. Однако же когда опускаются руки, отказываешься от себя, своих грез, целей, поставленных задач. Отказ от себя - есть отречение от творчества. И тогда вновь в очередной попытке понимания, сломя голову, несешься к людям. В слепую, напролом. Но у людей свои заботы, хлопоты, мнения, не каждому из них дано понять треволненья хрупкой хрустальной души, парадоксальной творческой натуры. Но, окрыленной н а д е ж д о й, веришь. Ведь ты - человек, ты - Александр Бежецкий. И что-то неуловимое сладостное тянет оглянуться еще раз назад. То зовется прошлым. Его хочется перерисовать, переиначить, переделать. Но в нем же есть и наивные добрые светлые моменты, положенные л ю б о в ь ю. Любовь не всегда понятна, равно как и заметна. Но не будь ее капельки в людях, пусть самых далеких и чуждых собственному восприятию, не рождались бы песни.
   Ох, уж эти люди. Так себе... Людишки...Закомплексованные. Стереотипные. Под внешней мишурой кручёности живущие по шаблонам своих стереотипов. Причем стереотипы эти не личные, не выстраданные. Не прожитые, а созданные кем-то, когда-то, где-то. Одна бесконечная суета. В них не видится л и ч н о с т и, не видится творца. Они как серое пятнышко на радужном фоне. Замызганное. Оляпистое. Общение и времяпровождение с ними морально выматывает, выжимает все соки просто, творческие особенно. Но они же и лепят и формируют. Незаметно превращаются в того, кого ранее обозначал забулдыгой, баламутом и вдруг однажды приглядываешься, а он не хуже и не лучше тебя самого. И в нем креатив присутствует. Какой слесаришка, столяришка, пожалуй, так работу свою выполнит, что просто диву даешься. А это уже зачатки творчества или даже высшая его ступень. И чем не больше отталкиваешься от сей людской массы, тем больше в нее же и превращаешься. Барахтаешься, бултыхаешься, пытаясь вылезти из него на поверхность, оказаться вне его, а попытки беспочвенны, но пышут сюжетом для новых нот и новых строк...
   И вот герой... неожиданно разворачивается. Чудным образом в его руках оказывается костюм Менестреля. Одевает его и тот развевается на ветру яки алые паруса. Менестрель идет по вологодской портальщине. Его цель одна и прекрасна - показать людям красоту природы, самой жизни. Но сорвать дубовую дверь с петель бывает полегче и попроще, нежели достучаться до людской души. Порой целая пропасть способна разлучить людей. Эта пропасть имеет четко очерченную границу, и имя ей - восприятие жизни, и ведь не каждый способен прочувствовать жизнь через любовь и красоту.
   Но заряд бодрости и крепость здоровья - лучший эликсир оптимизма. Пригубив его, Менестрель учит смотреть в глубь прошлого. А оно радужно и бездонно как небо. Оно - чудо, ибо вмещает в себя целую жизнь. А жизнь - это нечто необычное. Насыщенное. Накопившее в себя образы, людей, ощущения. Порой самый поганый момент бытия, спустя годы кажется трогательным, способным умилять, радовать. Почему? Да ощущения какого-то подкожного тепла дарят воспоминания о, скажем, выступлениях в народном театре, самодеятельном, вокальной студии, привычно ликвидированной из-за финансовых неожиданностей, хоре и, признаться надо, и родных цехах. А строки о любви не той пошлой, привычно-экранной, а чистой, искренней, нежной, ранимой, лучике веры?.. Ведь их выстрадать нужно, прежде чем создать...
   И вдруг оглянулся: а люди-то окружили, как пустынника из древних христианских преданий. Слушают. Внемлют. Настал момент, когда они устали от навязанного, секулятивного, шаблонного. И они уставились на Менестреля как на диковинку. Изначально он забавит их. Он похожий на мудрого эльфа, а город его героя Бабочкина видится толпе с пустыми взглядами, загадочным Валинором. Но... чувствуют они утраченное, родное, настоящее... Привычные к пустоте бессмыслицы, они жаждали-таки всегда чего-то эдакого, несколько сладкого, возвышенного, д р у г о г о . И они замирают, завороженными. А в небо рвется музыка. Музыка, рожденная сердцем. Идущая из глубины души.
   
   Крест... Он так и остался на небе. Просто не каждому дано его разглядеть...
   
   
   Александр Бежецкий приглашает на свой портал http://arts.countrynet.org/ всех умеющих думать и чувствовать и ищет продюсера и спонсора
   
   Перед ВЕРБНЫМ ВОСКРЕСЕНЬЕМ,18 -19.08.08
3. Колдунья – чаровница
«Я чуток как поэт,
Бессилен как философ»
   Н. Рубцов
   
   Рвущийся из недр души крик призвал к реальности. Проснувшись, обнаружил себя сидящим на автобусной остановке. Поднялся. Оглянулся. Обнаружил на остановке надпись огромадными буквами: 'http://borisoglebsky-ray1.narod.ru'
   Пнул скопившийся мусор. Вышел на дорогу и пошёл в неизвестность. Неизвестность встретила ночью. Ночь приветствовала маячками реклам, ложью тупых рассуждений, холодными бликами звёзд и фонарей. Остановился. Неожиданно всё вспомнил и нашёл себя.
   Первоначально он вспомнил время. Время, зовущееся ностальгией. Время, в котором не было лимузинов, евроремонтов и пластиковых окон. Был велосипед в чулане с деревянной пахнущей смолой и хвоей дверью. Были пляшущие тени на полу. Был огонь. Был треск сгорающих поленьев в печи. Было тепло и приятно. И был иней на стекле. Смотрел на него яки заворожённый. И дышал на стекло, шебарша пальцем по холодному мохнатому налёту. За образовавшимся пятнышком увидел женщину дивной красы. Она улыбнулась и исчезла. Но в памяти запечатлелся надолго её дивный стан, татарские глаза и длинные белые пальцы.
   Пришло время, и фея - ночь, эта ласковая юная босоногая пери из старых восточных сказок, взяла за руку и вывела его из тёплого дома. Тогда было всего 15. И шёл за ней, не думавши, как Кай за Снежной Королевой. Шёл, потому как считал свой путь необходимым.
   А однажды так же остановился и молвил:
   - А знаешь, а я хотел бы стать художником. Но художником необычным. Я хотел бы раскрашивать небо, и что бы на моих полотнах застывали не только краски, но и запахи, и звуки.
   - Видишь ли... к познанию сей тайны ведёт долгая дорога, тебе не мало придётся поучиться, а зовётся такой институт - ж и з н ь...
   Ответила и исчезла. И долго он не видел её с тех самых пор. Он долго ещё стоял тогда, растерянный и робкий, а потом неуверенно сделал свой первый шаг и поступил в указанный институт.
   Поступил в Ростове - Великом, практику проходил в Александрове, а диплом вручали уже в Москве. Но как не хватало чего - то и что - то. Зарождалось желание познания истины, а, прежде всего, осознания её сути. И тогда, так же как и сейчас вот, растерянно и робко, выходил на дорогу и вслушивался, всматриваясь в ночь
   Ночь очаровывала своей неизвестностью. Хотелось постичь её тайну и именно в ней открыть тайну познания истины. Заворожённым открывал всё новые и новые её грани. Порой хотелось невозможного: запечатлеть на своих полотнах жужжание ветерка, полёт махаона и редкий шум в ночной тишине.
   И однажды в 89м услышал музыку. Она лилась с небес дождём. Пропитывалась под кожу. Ласкала и нежила. В ней слышалось предыдущее. Предыдущее, состоящее из пережитого. И в этом пережитом зазвучали нотки истины. Потихоньку и постепенно в откровении истины зарождалось нечто духовное, чистое, светлое, то что лучилось в современном мире, а родом было из пыльной древности.
   Откровение пережитого подтолкнуло искать среди сутолоки мегаполисов свой оазис. Эдакий Эдем обнаружился в прошлом, первоначальной точке исхода. На Родине м а т е р и .И имя ему было Б о р и с о г л е б с к ...
   Неожиданным было само то, что именно Борисоглебск отворил врата и с т и н е, плутающей и ускользающей. Фея из детских грёз и надежд больше не приходила. Её появление некогда как в жизни, так и судьбе позабылось. Жизнь текла своим чередом ,по накатанной. Так как у всех и не хуже других. О своей старой знакомой, феи, герой сего повествования уже успел позабыть. И как - то осенью, когда над бараками взошла круглая луна, столь же долгожданная, как кусок пирога голодному бродяге, неожиданно в парке, он встретил старую дамочку на лавочке. Старушка была в траурном одеянии, вышедшем из моды не один хромой десяток лет назад. Она сидела, одинокая, брошенная и ненужная обществу, выводя на сырой земле непонятные иероглифы. Герой подошёл к ней и поинтересовался причиной траура.
   - Меня позабыли... - скорбно шепнула старушка. Из глаз её текли слёзы, а глаза были чёрные и лучистые, напоминающие ночь.
   - А зовут - то Вас как, бабушка? - спросил герой.
   - Баба В Е Р А ... - с трудом поднялась со скамьи старая женщина и отправилась в никуда.
   Стоял и смотрел ей вслед, до тех пор, пока привыкшие к темноте глаза перестали распознавать сливающееся с темнотой чёрное пятнышко.
   А потом сел на лавочку, мёрз и молчал. Посмотрел на землю, осторожно ладонью смахнул с неё редкую жёлтую листву. Принялся разбирать начертанное старушкой. Выяснидось, что написала она одно лишь слово, и слово это было 'Б О Р И С О Г Л Е Б С К'...
   А затем прятал руки в карманах и долго бродил по неизвестному городу, с тоскою смотрел на жёлтые квадратики окон, за которыми жили или трудились люди.
   А дальше - пустота. Словно взяли и стёрли - вот так просто - целый кусок жизни. Воля, как бродячая собака, скулила в морозы и просилась в тепло. Правда, как одна из граней жизни, ложилась на холст, совершенствуясь и преображаясь. Крохи воспоминаний, как едучий клей, вызывающий тошноту и головокружение, цепко удерживали с прошлым, не разрывая его пуповины и связи. Тайны ассоциаций питали новые шедевры. И из всего этого зарождалось т в о р ч е с т в о.
   Творчество имело удивительную и странную одновременно особенность размалёвывать жизнь. Жизнь как буйство всевозможных красок, застывших причудливым орнаментом.
   
   ...Вот стоял и думал на перекрёстке дорог. Думал и вспоминал. Осознавал себя картографом, создающим на полях интернетовских страниц, размытых письмами незнакомок, перепалками скинов и извращённой порнографией, историю рока родной земли. Неожиданно подошла старая знакомая и протянула мольберт со словами:
   - Пора. Твоё время пришло...
   На рассвете по небу поплыл перелив колокольного звона...
                9 -10.11.08
4.Под волнами
 
  «Уходим под воду
  В нейтральной воде.
  Мы можем по году
  Плевать на погоду,-
  А если накроют-
  Локаторы взвоют
  О нашей беде»
  В. С. Высоцкий
   
   
   
  Одна маленькая странность поселилась в большом сердце, она прокричала на неведомом языке, отворила створку души, вошла и затухла.
  А потом начались её поиски, подчас бесконечные, нередко бессмысленные, порой незабываемые. А потом было одно большое прошлое, что растворилось яки дым. И в памяти о нём осталась лишь пустошь и последки.
  Последним что сохранила память о прошлом, были образы. То образы - символы. Трамплин, прыжок и яндекс.
  Хорошо отчётливо помнилось, как нырнул, а вот вынырнуть уже не сумел. Сел, обняв коленки. Зажмурился от неожиданности и восторга. Открыл глаза, оглянулся. И увидел волны над собой. Подивился, было, потом обвык, встал и шагнул в неизвестность. И сколько не шел, всё вечер - вечер, лес, да тёмных теней причудливое графитти...
  Под ногами приятно хрустело, шуршало, неизвестность ухала филином, стрекотала, жужжала, манила ласкающей тайной мирозданья
  Сколько плутал в лесу - не помнил. А потом забрёл в порушенный Храм. Высокий и величественный. Его прохлада приятной негой нежила кожу, заползая под ворот рубашки. Прикоснулся к шершавой стене, и ладонь поцеловал красный след крошащегося кирпича. На дырявой колокольне испуганно встрепенулась чёрная птица, отчего тоненькой струйкой сполз вниз долголетний сор, и закачалось бито.
  Глаза, привыкающие к темноте, обнаружили у Горнего Места, слабое треволнение свечи. Там молился схимник, сухой и древний. Не обращая внимания на пришельца, он поднялся с колен, и, часто благолепно крестясь, покинул Храм. Свечечка же продолжала дрожать, тревожимая дуновением ветерка.
  Зашелестел дождь. Запахло прелью и плесенью. Струи проникали и в Храм, стекали по стенам с кое - где чудом сохранившимися ликами длинными светлыми полосами.
  Тогда стоял в притворе, облокотившись о стену, слушал дождь и смотрел в мир. Внутри было до необычайного приятно и спокойно
  А осень уже сбрасывала свой царский наряд. Пожухшие потемневшие дубовые листья устилали дорогу. Вышел. И мокрый и одинокий поднимал их слипшийся потускневший умирающий орнамент и подолгу зачем - то рассматривал. Потом вновь клал на прежнее место, словно боясь разрушить удивительную гармонию этого мирка.
  А дальше снова брёл в неизвестность. Из леса вышел на луг. Трава холодную росою приятно нежила ноги. В траве что - то жужжало, пищало, а однажды даже зашипело.
  На лугу паслись кони. Издалека они казались сосем крошечными и игрушечными. Вольные, они брыкались, их гривы теребил ветер. А мальчик - подпасок неумело разжигал костёр. Подошёл к нему, достал из кармана джинс зажигалку. Тот настороженно покосился, но подарок принял. Лицо у юнца оказалось таким озорным дурашливым конопатым. А сам худенький такой во всём сереньком. Одет чудно - на голове - дедовский картуз, из-под которого выглядывает бейсболка, штаны перезаношенные, кроссовки дырявые, а подтянутый верёвкой кафтан, похоже, ещё прапрапрадеды носили
  Тут пацанёнок встрепенулся, схватил кнут, замычал - да он ещё ко всему прочему немой - и погнал кого - то огромного лохматого на обезьяну похожего. Глядя на эту парочку, чувствовал себя героем рассказа кого - то из русских классиков
  Но, не обращая на них, внимания, раздул костерок, перепачкав лицо в саже, растёр копоть рукавом. Обогрелся и уснул.
  Проснулся ночью, похлебал ушицы, сготовленной мальцом. Похлёбка пахла костром и тиной, но на голодный желудок она казалась приятней заграничных явст в суши - баре. Мальчишка цокнул языком, и тотчас к нему подбежал гнедой жеребец орловской породы. К седлу животного была примотана гитара.
  Распутал и начал играть. Внутри чрева клокотало, рвалось что - то неведомое потаённое, диковинное, странное, казалось, пальцы сами по себе без указания мысли перебирают струны и выкладывают аккорды. И тут прорвалось. Тишину разбудил голос. Стадо было всполошилось, но вдруг на мгновение остановилось как вкопанное. Искры костра вспыхивали редкими кометами и осыпали фейерверком искрящихся брызг.
  И лёгкая радость оцепенения, порожденная удивлением собственным творчеством приятными мурашками, теребила кожу.
  Отдать гитару хотел, было, пацаненку, но тот отмахнулся, поднялся с земли. И, умело управляя кнутом, погнал куда - то свой табун. Лишь слышно было, как свистит в воздухе кнут и визжит маленькая, непонятно откуда взявшаяся лохматая серенькая собачонка...
   
  А потом был туман, и ничего невозможно было разобрать, а потому брёл, упрямо и спотыкаясь в одно сплошное Никуда, оставляя позади себя туманное Ниоткуда. А потом глаза попривыкли и обнаружили одинокую белую точечку впереди. Вот и шёл к сему маячку, без цели и смысла. А когда вышел из тумана, взору предстал Монастырь, величественный и белокаменный. Войти в него не решился - гитара не отпускала, чудно с ней как - то там было оказаться, страшно и стрёмно. Но монастырская тишина, прерываемая шёпотом случайных трудников, несущих послушание, и шарканьем богомольных старух, разбредающихся после вечерней, успокаивала, убаюкивала и волновала. И сам не помнил, сколько стоял, прижавшись к белокаменным сводам, только до мерзкого было неприятно внутри, то, чему не мог дать объяснения. Словно не у стен монастыря находится, а на шикарной загородной даче. И вот все друзья сейчас тусят и угорают, а его заперли прикола ради в темной душной ванной. И вот сидит, обняв коленки на стиральной машинке, оглядывается озлобленным зверьком и чувствует себя нашкодившим котом, которого ткнули в самое набедокуренное. Или ребёнком, у которого отняли конфетку и поставили в угол, а то, чего доброго, подняли среди ночи и отшлёпали за невинный, казалось бы, проступок. И вот сидит теперь, а слёзы текут и текут по щекам, утирает их мокрым сопливым рукавом, а они всё не унимаются, откуда берутся вот только.
  Ощущение оказалось настолько явное, что провёл рукой по левой небритой щеке, а хвать и, правда, - слёзы - то текут и текут, аж воротник красной рубахи промок насквозь.
  И хотелось бежать. И бежал. Настолько уж внутренние ощущения явными показались и до того противными, что от них избавиться немедленно хотелось. А от незнания как провернуть то наилучшим способом, и бежалось сломя голову.
  А потом взмокший от пота и обессиленный от бега швырнул гитару в ромашковом поле и бухнулся рядом с ней. И смотрел ввысь, в ставшие привычными волны. И была чёрная как краска гуаши ночь, и были вокруг белые головки ромашек. И был сон, в котором видел непривычный или просто забытый мир. И снились чужие города, полные людского муравейника и средневековой архитектуры, реки и рестораны, концертные залы и танцплощадки. И до утра снилось небо тёплой величественной Италии, единственно которой присущи неподражаемые шарм и обаяние.
   
  После пробуждения понял, что жить не может без людей и очень хочет донести до них пережитую в душе мелодию, хранящую в себе эмоции, впечатления и радости. Поднялся и пошёл тропой вчерашних старух и вышел в деревню с разбитой центральной дорогой. Глянул на невзрачные серые домики. Остановился возле пасущейся у таблички 'Заправка ' коровы, обратил внимание на исписанную непристойностями остановку и шагнул в неведомое. Неведомое оказалось кабачком. И хотелось зайти в этот кабачок и увидеть весёлых смуглоликих людей в самбреро, услышать хохот и перестук каблучков, выводящих вензеля танцевальных па. Но 'Кабачок' оказался лишь вывеской, а то, что внутри него - наполненная мухами скучная деревенская столовка. За столиками на длинных ножках стояли небритые мужики в фуфайках, спортивных штанах, майках - билановках и сланцах на босу ногу и голохтили пиво. Они изначально не обратили внимания на вошедшего, но новоначальный встал посередь зала, взял в руки гитару и запел о тяжёлой доли поэта. Мужики обернулись, хмыкнули и продолжили точить между собой лясы. И лишь один из них с тяжёлой стеклянной кружкой в руках подошёл к выступающему, отпил глоток и протянул оставшееся в знак дружбы и солидарности. Гитарист прошёл с ним к одному из столиков.
  - Как зовут - то тебя?- голос мужика был настолько скрипуче - странным, что исполнитель аж вздрогнул от неожиданности
  - Пётр...
  - Ну а меня Савл - помолчал и добавил - Петрович. Ты тут ничему не удивляйся. Люди тут, в общем, мирные. Не тронут. А поёшь здорово - меня аж до костей пробрало. Пошли жить в мой теремок. Правда, там сквозняки и пустота гуляют, а из скотины - кошки да мыши. Денег за ночлег не приму. Пару песен споёшь - на том и сочтёмся. Устраивает?
  Предложение устроило, и до утра исполнитель в покосившейся избе поклонника корпел над изготовлением цилиндра из картона, который потом дружно выкрасили акварелью.
  Утром нажрались горячей круглой картошки из чугуна, закусили мёрзлыми солёными огурчиками, и Савл постановил:
  - Не дело тебе, Петь, здесь прозябать, в мир тебе надо, в люди!.. Вот только до ближайшей станции Базарной у нас двадцать килОметров. ... Ну да это ничего, я сезон на Рублёвке работал. Дворником. Так вот мне там, на чай 'шаху' презентовали.... Вмиг домчу!
  - И много ты там заработал дворником?
  - Да уж поболе нежели здесь скотником. Не видишь что ль, чий? До сих пор пью.
  Так стал - быть до станции?
  Прокатились весело, с ветерком, и в одном на двоих цилиндре, который одевали по очереди. По пути попадались пугающиеся бабы с коромыслами, пытающиеся атаковать 'шаху', дворняги в репьях и румяные ребятишки с салазками на колёсиках.
   
  А вокзал станции Базарной представлял из себя жалкое зрелище, по ходу, его не ремонтировали ещё со времён брежневских. Тут толпились подвыпившие подростки, что смело, карябали на стенах непристойности. Прикучковавшиеся минты не обращали на них внимания - квасили в зале ожидания.
  Среди редких пассажиров Петра привлекли внимания монашкоподобные кузоватовские девчушки с толстыми длинными косами, видимо обучающиеся на поварёшек в Инзе. Пётр, смелый и романтический супергерой, не стал к ним приставать с расспросами, дескать, на перроне-то базарнском они что позабыли, а на бис исполнил им: 'Ни за что, никогда не увидишь меня!'
  А потом подошёл поезд, свистящий и громыхающий. Петр с едва обретёнными товарками, краснеющими от явного смущения и природной робости, вошел в вагон, помахав на прощанье ручкой
   
  Поезд ушел, а Петрович продолжал смотреть в исчезающие за горизонтом железнодорожные пути, а потом долго наблюдал за необычным природным явлением: на небе были волны, а рядом со звездой по имени Солнце зажигались новые звёзды. И на одной из них было написано три слова: 'Это Пётр Налич'.
   
   
   2-3.01.09
  Сайт Петра Налича http://www.peternalitch.ru/ довольно - таки известный и посещаемый в Интернете, жаль лишь, что регистрация на форум там на англицком...
5. Сказка – быль
«С улыбкой Д^Артаньяна
В ковбойских сапогах
И, миражом пустыни
Сраженный наповал,
Иду, как по трясине,
По чьим-то головам.
Иду, как старый мальчик,
Куда глаза глядят...
Я вовсе не обманщик,
Я - Киплинга солдат».
                Юлий Ким
 
 
В сообществе сявоподобной массы бодрячком строили пацанчиков. Среди этой гущи кишмя кишевшего народа обитали разные особи: одни из них тащились от Сявы, другие на дух его не переносили, третьи не были против самого Сявы, а против той жизни, что порождала всяких Сяв, но и находились и те, индивидуумы, что предпочитали Сяве Николая Воронова. И для всей этой элитной тусы и творили свои удивительные шедевры Альтовские и Бежецкие.
Так на улице Пролетарской у тупика Разборочного жили – не тужили, капусту рубили да бабки сшибали  американизированные бумерята, два брата- акробата. Тип и Топ. Они делали вид, что живут на улице, а на самом же деле обитали дома и в Интернете. Занимались тем, что ели чипсы килограммами, писали гадости в сети и стремились попасть на реалити – шоу, где можно было бы ничего не делать и получать за это деньги,  но главным их занятием было корчить из себя крутых, бурых и озлобленных. И однажды до них допёрло, что у КолькА – то Воронова есть не только тупо визжащие фанаты, но и искренне ценящие его талант поклонники. Не понравилось то братанам - пацанчикам. Ух ты, как не понравилось, и решили они всем базаром стрелки забить и устроить виртуальную атаку, натравили специально обученных на секретных базах пентагона скунсов, то бишь вирусов, проорали чёй – то на форумах в истерике и принялись на Колю компромат собирать.
А Колянчик как жил, так и поживает, в ус не дует, да, мало того, процветает, отчего братьев аж зло пробирает. И вот думали они, думали, да надумали, чпокнув по чекушке на посошок, пробить в сети адресочек реальный, да отправились к Коле, с Новым Годом его поздравлять и рассыпаться в комплиментах, комментариях и любезностях при личной встрече.
А по пути уж заодно, не мешкая, на улице поскрести по сусекам фольклору уличного, ведь они говорили, что знают жизнь, на деле же просто искали себе проблем.
И вот едут ребятишечки в метрецо столичном  и диву дивятся: все вокруг «Белую стрекозу «распевают», из рингтонов она несётся и радиосетей. Глянули друг на друга мальчонки – то и офигевают от неожиданности, что тоже к этому хору присоединилися, настолько мелодия попсовых аккордов в голове осела. Думали, всё, хана настала - белые кони прискакали, ан нет! ещё того хуже – белая стрекоза накрыла, причём Любви. Любви дивной, нестандартной и нетрадиционной – к творчеству Николая Воронова, сына профессора и студента консерватории имени Чайковского.
А чудеса всё продолжаются, не унимаются, как всё равно злой колдун – экстрасенс наворожил.  До Коли добрались, биты в зубах сжали, а Колян на пороге встречает, в улыбке весь расплылся, как хлеб-соль пироги – блины протягивает, и поклоны поясные отвешивает:
- Вот, гости дорогие, проходите! Так ждал я вас, горемычных, что, узрев, не нарадуюсь. Вот настряпать поспел к Вашему приходу. Прошу к столу. Я только на кухню слётаю – бараночек принесу и чайку покруче.
Переглянулись тут братаны в растерянности, ногою топнули, из ноздрей чуть ли не пар валит, глаза кровью налились:
- Какой козёл навёл, спрашиваем? Гони конкретику, магистр!
- Вопрошать – то вы можете, да только я не ведаю. Ну, как вам мой новогодний прикид от Габана?
Глянули братья, а Коля – то в костюме волшебника, колпак дурацкий набекрень напялил и палочкой некой лучащейся в них всё тычет, что аж жуть мурашками по коже пробирает.
-Э, угомонись ты, Гарри Потер – взмолились братья – Снарядился – то куда, сердешный наш..?
-друг..!
- Да вот за Кудыкины горы, талант в массы толкать – отвечает им Коля и самовар с плиты снимает - на табуреточки указывает – Присаживайтесь, братьюшки – акробатьюшки, Чук и Гек! –, а табуретки – то не простые, резные, да пролаченные, а салфетки на них крючком вышитые - А!- краснеет Коля- это я ещё в детском садике увлекался. Скрипачом всё быть мечтал, а смычка не купили, вот и пришлось лобзиком размахивать, а как подрос, на струны нитки тырить научился. Струны-то не вышли, а вот салфетки – то получились изумительные. К свадьбе мне, как раз, приданное…
- Мы в детстве тоже тырить любили. Тырим, тырим. Тырим, тырим, а карманы всё не кончаются!..
- Вот видите - хлопает в ладоши Коля,  а у нас, оказывается, много общего - и попивает чай из пиалы - Да вы хавайте – хавайте, если что я ещё и в магазин сбегаю.
- Да в магазинах мы и сами шмонять – профессионалы. Ежели только что, папка отмажет - он у нас олигархом работает.
- Какие ж вы чУдные, милые и добрые люди - не унимается Коля
А потом откуда – то весы принёс и гирьки
- Да не, вскочили братья, мы такой чухнёй не занимаемся. Мы только пиво пьём и семечки лузгаем.
- Да как вы на меня ТАКОЕ подумать могли? Я из интеллигентной семьи. Скрябина, Дебюсси да Рахманинова слушаю!
- И что круто прёт?
-Да как от Децла, Великого, Неповторимого и Талматского
- Продвинутый, однако, у нас корешок попался - подмигнули друг другу братья – акробатья и застыли от изумленья яки вкопанные: весы- то пустые, а чашечки – то на них качаются
-Ты чё, пацан, нас дуришь?.. Воздух, что ль меришь?
- Не пацан, а юноша – не забывайте в каком обществе находитесь, тут сам воздух пропитан ренессансом и эпохой возрождения.
Братья в тему не въехали, но дружно принялись корчить из себя умных, продвинутых и начитанных ботаников.
- ...а измеряю я в данный момент талант. А настоящий талант изначально не видим.
-Так ты чё, в натуре, волшебник? Или искусственный?
- Дык, в новогоднюю ночь чудеса ж случаются, аль не слышали эту байку?
- По -  любому, чей, мы не лохи, а нормальные пацаны! Нам за это папка деньги платит, чтоб мы никому ничего после новогодней ночи не рассказывали
- Аха, мамке, особенно, её вечно в эти дни в ссылку отправляют, в Калифорнию.
- Ну а  по секрету, есть такой грешок – продолжал Коля- Творчество, оно ж затрат требует, синтезатор там, всё - такое, вот приходится волшебством халтурить. Только один недостаток у всего этого?
-Какой же?- чесали макушки братья, угомонившиеся и притихшие
- Волшебная палочка – друг ненадёжный, ломается в самый неподходящий момент. Приходится грузчиком подрабатывать…
Братья без телекинеза поняли, что этот пиар они обязательно продадут жёлтой прессе.
- А я ведь вас, и правда, ждал, - Коля уже убрал со стола и принялся мыть посуду. Я – то ведь знаю всю правду – матку. Вы – Том Сойер и Геккельберри Фин ,самые настоящие. Я про Вас в детстве читал. И даже писал письмо Деду Морозу, что б Вас привёл. И вот – подпрыгнул, хлопая в ладоши - Моё желание и исполнилось. С запозданием, правда, лет на цать, но это ничего.
- Мы сейчас к нему пойдём.
- Это к тому, что стоит в супермаркете?! – радостно воскликнул один из братьев
А второй процедил сквозь зубы:
- Не разглашай государственной тайны – это агент ЦРУ, папка с ним на рыбалку ездил на Ориноко. Если скажешь - к нам на днюху Киркоров больше не приедет, и Басков у девчонки на корпоративке не споёт!
- Нет, не скажу, а то ещё в угол поставят и пневматической винтовкой угрожать начнут!
Слушайте – устремил он взор свой лучезарный на Николая – А что мы всё яки маленькие: конфетки – бараночки. А давайте  по – взрослому!
- А по – взрослому  это как? – подивился смущающийся Коля
- Да здесь за углом подворотня есть. Там тебя ждут, кстати,  самые что ни на есть искренние почитатели твоего таланта. С флагами и транспарантами.
- Ой, я так тому безразмерно счастлив! – восхитился Коля
- А в той подворотне чебуречная есть, имени Сявы Пермского.  Пошлите схрумкаем что –нибудь!
- И выпьем …- пробасил сконфуженный второй брат
- Я несказанно обрадован и растроган… - засобирался Коля в непредвидимую командировку - С таким кентами, как вы мне и серый волк не страшен.
Глядя на затворяющего врата квартиры Колю один брат не выдержал и вопрошать принялся:
- А с гирьками – это чё, серьезно, что ль?
- Да хватит что ль! Маленькие что ль?  Здоровые лбы!.. Не видели, как магнитики действуют?
 
На пороге чебуречной встречал лысый качок – охранник в вышедшем из моды малиновом пиджаке с заплатками от Версачи.
-Пароль - прохрипел сквозь зубы охранник – Пароль!- требовал он властно
-  Избушка – избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом – Входите – приказал, отворяя дверь - А этот?- посмотрел на Колю - КТО он?!
- Этот с нами. Наш пиар – менеджер - сказал один из братьев и протолкнул замешкавшегося Колю в дверь.
-ЭТОТ… - поднялся на цыпочки второй и шепнул охраннику в ухо- Смерть Кощеева!..
Охранник побелел и шлёпнулся в обморок, сжимая в руках кобуру от автомата.
А Коля уж в зале, и мир сей неведомый чудным и дивным ему кажется. Два шага только от порога отойти не успели, как уж подскочила к вошедшим официантка в  костюме розового зайчика:
- Проходите, добры молодцы! Чем попотчевать сих доблестных мужей и постоянных клиентов?! - хлопая длиннющими ресницами, она  лицезрела на братьев
- На Ваше усмотрение!..
- В этом сезоне наиболее рейтинговыми блюдами являются: Сява  с селёдкой под шубой, Сява в томатной заливке и  только для виб – персон особый изыск, неповторимый шедевр кулинарного искусства – блевотина Сява в шоколадной глазури.
- Да не, мы от Бежецкого тащимся – это наш фаворит в мире современного виртуального искусства, и подобное не находит соответствия нашему внутреннему миру, разрушает его хрупкую гармонию и выделяет ненужные токсины – загнался Тип
- И вообще, мы сюда бухнуть пришли. Да, Колёк? – хлопнул своей ладонью по спине Коли Топ
- Так что вы предпочитаете?
-Сок – напугался новых перечислений Коля - Яблочно – грушевый, если можно. Можно, да? Будьте же так любезны. Спасибо
- Не, мы, чей, нормальные пацаны. Нам ананасовый! - братья выгребли круглой мелочи из карманов – и без сдачи
А Коле сидит, диву дивится – мир новый, неожиданный перед глазами открывается
Между столиков ночные бабушки Ёшки порхают в балетных пачках и розовых обтягивающих футболках с надписями «18+(до нашей эры). Экспонаты трогать не возбраняется (не дождёмся)»
А на сцену толстяк какой то взобрался с хайром нечёсаным, в очёчках чёрненьких, жилетке кожаной  с клепками, джинсиках рваных от Юдашкина и цепями по пуду каждая опоясанный. И как ногою топнет да рыкнет по-звериному и взвоет как сирена «скорой помощи»:
- Привет – привет – привет, в эфире ДД Героиныч, можно просто Змей Гоша.
И люд весь смолк и шелохнуться боится.
А тот орёт что – то, надрывается, и скачет как ненормальный по сцене, скачет, в па брейк – данса крутится, волчком вертится.
А тут сходка начинается, народ подваливает, фристайл начинается. Международный турнир проходит  в поисках лучшего знатока матерного языка. Самые главные специалисты и авторитеты съехались, сидят за трибунами, словно из средневековья вышедшие или Кембриджа после выпускного. Все в чёрных балахонах из шёлка и белых париках с кудряшками, орут чего– то, возмущаются, молоточками по столу наяривают.
И тут неожиданно Коля выходит и, поправив бабочку, исполняет свой главный хит – « Белая стрекоза». И все замолкают. И вдруг ниц падают, в ноги. Коля аж зарделся весь от смущения – чего – доброго и полы лобызать начнут, а это всё-таки как-то негигиенично, да и уборщицам работы прибавится! А они уж из кроссовочек Колиных шнурки выпотрошили и на сувенирчики порезали. А потом все вмиг с колен поднялись, и скандировать взялись:
- Ко – ля! Ко – ЛЯ!! КО-ЛЯ!!!
Дико как-то Коле стало, неуютно, но несказанно приятно. Вот только перепугался мальчонка дО смерти, что самому потолок лобызать придётся - оголтелая толпа, как выскочила, глаза выпучила и давай Колю качать, к потолку подбрасывая.
А тут пискнул кто – то  серенький с хвостиком в бейсболочке невзрачненькой набекрень:
- А давайте короновать Николашку на царство, а то престол русского Интернет – ресурса вроде как пустует.
И все давай голосить:
- На царство Николашку, на царство! Коронуем! Он у нас теперь в законе!
- Верно! - вторили им - Он – свой чувак!
- И славный малый! - добавляли третьи
В мгновенье ока уж и трон соорудили, скипетр в руки сунули, корону на макушку нахлобучили.
Поглядывает Коля на холопов своих немереных и в толк всё взять не может – во сне иль наяву с ним происходит столь необычайное явление. Сперва озноб аж пробил, а потом голова закружилась, как обычно бывает при анемии, переутомлении или недосыпании
А потом попривык и, вскарабкавшись, встал на трон, оглянулся и, как детсадовец на празднике, кота Пирата к груди прижимая, рэп прочитал. В том был его первый указ.
И всколыхнулась Москва от Баррикадной до Отрадной. От Одинцово до Мытищи молва, слухами наполняясь, ползёт: короновали Николашку на царство!.. Люд волнуется и ликует, переживает и поражается. Ходят теперь люди, вздыхают да охают: «Жить – то теперь как будем при новом – то государе? Смс друг другу посылают со словом «пока», мол,  пипец, хана, настала теперь в жизни нашей бегущая полоса.
А в воздухе свет появился, дышать спокойней стало, и не нарадуется народ на своего батюшку. Таланты в массы вносятся, а нечисть всякая поганой метлой изгоняется. Даже манифест такой вышел: «Им надо помочь, им надо помочь». Специальным указом Пирата в Буцефалы возвели. А дальше, вообще, мексиканский сериал начался - «Белую стрекозу любви» официальным гимном признали. А Тип и Топ изо дня в день спозаранку отправлялись на остановки троллейбусные – каждый день на всё новую и, вытянувшись как струнки, приложив правую ладонь к сердцу, гимн сей торжественно распевали, что б привлечь как можно больше Интернет – пользователей. Ну а сам Коля, как писали о нём в жёлтой пьесе, влюбился со второго раза, какая - то госпожа поселилась в его сердце, с которой они ездили в Париж на концерты симфонической музыки.
Тут и сказочке конец, а может – кто   ведает?! – начало одного большого продолжения…
6. Чужой принц.

«Поднимите пальцы-нервы.
Превратите в гроздь рябины
Брызги моря,
Что шумело за окном,
Тревожно вторя
Вечной тайне сна и были.
Превратите листьев стаю
В дерзкий клекот журавлиный,
Раскачайте на качелях
Ветер,
Превращенный в иней.
Помогите мне запомнить
Все раздумья и сомненья.
Дайте руку!
Я хотела б
Сердца ощутить биенье.»

Ника Турбина
 
В том мире, где он жил было белоснежно и морозно. Там олигофрены и гении стояли на одной социальной ступеньке. Чтение высокохудожественной литературы считалось как нечто зазорное и непристойное. Там ловили каждую фразу звёзд реалити, а мысли философов почитали не иначе как  глупость, бубнящего себе под нос идиота. Там героями дня были грузчики, как наиболее востребованная и денежная прослойка общества. Там искусству предпочитали сериалы.
Там люди жили в коконе собственных проблем и не стремились из него выбраться, ибо, выбравшись, им пришлось бы стучаться в кокон соседа и помочь тому выбраться из него. А потому они были молчаливы и застывши, как статуи в парке. И среди них бродил тот, кто должен был родиться маленьким принцем, а вырос обыкновенным плебеем…
Он был ч у ж о й…
Сейчас он стоял и мёрз. Его поступок был непонятен окружающим. Но он был до тёплого подкожного блаженного ощущения счастлив. Он обладал редким для этих краёв даром - умение видеть прекрасное в обыкновенном. Вот и сейчас он любовался на посеребрённые блестящим снегом дороги, расписной иней на ветвях рябины, чудные вензеля узоров на разбитых окнах, и сладостно – томительная радость расползалась от сердца. Он любил свет звёзд и фонарей, манящий свет из окон тёплых квартир, где о перебоях с газом слышали лишь по телевизору. Это трио – звёзды, фонари и окна бросали косые лучи сета на него, а у ног елозила жиденькая серая тень. Вольготно ему было ещё и оттого, что стоит под окном любимой. И пусть весь мир говорит, что она плохая, но для него было само счастье находиться рядом с ней. Сердечко предательски ёкало, стоило ей пройти мимо, рдел и робел, стоило ей улыбнуться, она мнилась ему повсюду. Он идеализировал её образ, наполняя его всё новыми и новыми достоинствами, которых для него лично было, стало столь много, что за ними перестали видеться недостатки.
И лишь когда одно из окон потух свет, нежный и зовущий, почувствовал, как задубели ноги. Он ещё раз взглянул на окно, мысленно пожелав спокойной ночи любимой и, ежась от появившегося озноба, принялся бродить по ночному городу.… Манили огоньки баров, ресторанов и забегаловок. На крылечке одного из  этих заведений на крылечке курили двое. Подошёл и спросил телефон, те дали, набрал любимый номер, ответил какой-то мужик, грубо и хрипло выругавшись, потребовал больше сюда не звонить. Опустошенный и задумчивый машинально протянул телефон и получил в рыло. Настучав ногами по морде, завернули руки за спину и проверили содержимое карманов. Но лишь один из них не оказался пустым, там бережно хранилось фотография возлюбленной, те же двое зло разорвали фотку в крошки и, швырнув их отрепья в разбитое окровавленное лицо, убежали в темноту.
Спустя какое-то время поднялся на колени, вытер грязным рукавом кровь, пощупал распухший нос. И долго и пристально смотрел в тёмно – синее небо. Теперь внешние ощущения были вполне согласованы с внутренними.
Каким – то внутренним потайным интуитивным чутьём понял, что нужно подниматься, вот только идти было вроде, как и некуда…
 
А потом была весна, и казалось, что всё отжило и отболело. Весной ушёл в Интернет с душевными язвами, горящим взором и разбитым сердцем. Интернет заменил реальность – та- то никогда не менялась. Всё – та же мебель, всё та одежда.
Интернет заменил реальность, засосал как пылесос, подарил надежду на непонятное. А непонятным могло быть лишь только чудо. Само ощущение жизни, ожидание любви, поиск понимания – всё это и порождает чудо, как и всё, впрочем, непонятное. В Интернете пытался скачать новую любовь. Но только лишь разочаровывал собою людей, ищущих чуда, но находящих лишь чужого принца.  А потом, как, сговорившись, на майл стали писать африканки. И все они были дочерьми видных африканских деятелей и политиков. У всех были схожие судьбы и истории, все обитали в лагерях для беженцев. держали связь через пасторов. Все были влюблены в принца и умоляли его о помощи. А ещё у них были миллиарды на европейских счетах. И все просили внести выкуп за себя, дабы поселиться в той самой Европе…
История вполне милая, достаточно красивая, вот только нереальная. Ненастоящая какая-то искусственная. Принц хотел объять весь мир, но сердце его принадлежало Родине…
А потом Интернет поднадоел, потухла внутри первоначальная искра восторга им. Жить опять стало скучно и безынтересно. Тогда принц брал стул, садился к окну и, опустив голову и руки на подоконник, печально и тоскливо всматривался вдаль. Никто не знает, что же он хотел там увидеть, быть может, различить в размытых небесных оазисах ту самую Африку, далекую и загадочную, непостижимую и очаровывающую. Непонятно…
Но принц научился до последнего глотка пить весь нектар угасающего вечера. То был дивный коктейль из шороха травы, смеха влюблённой девицы, радостного возгласа дитяти, соловьиной трели и голубиного воркования, шороха за чужими окнами, трелью сотового телефона и гула из зомбирующего телеящика…
Сердце его, как бутон вновь затрепетало, заволновалось в жажде раскрыться для новой любви. Иногда он и просыпался на подоконнике, поеживаясь от утреннего озноба, недоумевающий и потерянный. Потом шёл умываться, бриться, чистить зубы и пить кофе, для того чтобы вновь прожить день ожиданием одного долгого вечера.
Так продолжалось изо дня в день. Его перестали интересовать как сутолока улиц, так и перипетии сети. Существовал лишь вечер, прохладный или тёплый, дождливый или ясный, ветреный иль бесшумный.
И каждодневно он находил что – то новое. То были тишь родных кварталов или отголоски фраз скучающей молодежи, визгливые старушечьи песни или чьи-то стенания, удар мяча о стену, шорох листвы, ор кошачьих драк или же треволнение тополиной листвы.
А однажды всколыхнулась ночь непонятным чем-то. То была мелодия без песни, далекая и манящая. Это было самое непосредственное и новое. Интригующее и зазывающее. Забыв обуться, спустился во двор. Прислушался, а мелодия затихла. Потом вновь встрепенулась и заново оборвалась. Робко, тихо и осторожно шёл на её эхо.
А ночь уже гасла окна. Мертвые и черные, они отходили в вечность, что бы вновь возродиться на закате нового дня. И лишь в одном из домов одно – разъединственное окно мерцало тусклым зеленоватым светом. Подошел к нему, некрашеному с превращающейся в труху рамой. И прислушался: из распахнутой настежь форточки вновь донеслась знакомая становящаяся родной мелодия. Привстал на цыпочки, уцепился за карниз и подтянулся.
За окном шипел старый советский телевизор. А на подоконнике, прижавшись спиной к вспотевшему холодноватому стеклу, сидела девушка с длинными распущенными волосами и напевала что – то себе под нос. Он постучал по стеклу, та обернулась :
- Ты извини. Я нормальный, честно. Мне просто интересно стало: ч то это?
- Интервью у группы DARK NICE берут. Я их раньше на досуге в Интернете слушала.- И открыла окно
- Мне тоже это показалось чем-то родным - вскарабкался принц
-Тихо. Слушай
- А можно?
- Даже нужно. Только у меня телек не фурычит толком, а потому сиди тихонько и помалкивай…
- Молодцы ребята, чирик лет шли в народ, в Интернете дежурили, как солдаты у Мавзолея, друзей по все уголкам бывшего сесеру собирая. А сейчас такие вон результаты! По инда центральному телевиденью кажут! Понимаешь, я не то что бы завидую. А просто…- как бы это?- того дурацкого мнения, что каждый человек,  жизнь свою положивший на достижение какой бы то ни было цели, достоин всегда чего – то большего, чем имеет. Я, надеюсь, понятно выражаю свои мысли?
- Ну…да.
- А то восприятие у людей разное, понимаешь?
- Да даже очень…Я сам-то порой боюсь и не знаю как и что говорить чтобы вновь не чувствовать себя идиотом
- Давай тогда просто помолчим? Ой- ой- ой! Смотри это Шишкин Паша, он у них вокалист. Любила я, знаешь ли, то время, когда они только в сети выступать начали. Такие чудесные люди тогда были в то время. Время, когда, глядя на дымку небесную бродили странники чёрные…
- Надо же! Такое интересное время было, а я даже не заметил, наверное, слишком был занят собой и лепетом всяких африканок…
-?
- Ну я тебе потом как- нибудь расскажу…Стой, это ж невозможно слушать –звука –то нет.
- Конечно, это  ведь ламповый ещё телевизор : кто – то выкинул, а мы с соседкой домой притащили .
-Ну а как же ты можешь это слушать? Просто делаешь вид, что слушаешь? Или читаешь по губам?
Девушка хихикнула и, одёрнув головкой, повела плечами:
- Ни то, ни другое, ни третье… Иногда важно чтоб звука вообще не было! Согласись, большей частью предметы, люди и события становятся совсем не теми, каким мы хотели б их видеть. Их оболочка, иллюзия, ожидание многим лучше и привлекательней от собственной недосягаемости. Например, посмотри на Павла - кивнула она экран- а теперь представь, что ты хочешь что –то от него услышать…
- Ну допустим…
- А вот теперь представь, что включен звук, и он балаболит совсем не то, что ты представлял какое-то жалкое мгновение назад….
- … тогда уж, вообще, лучше жить без звука!
- Заметь, ты сам это сказал!
- А если мы сейчас слезем с подоконника, то что будет?
- Мы будем стоять на полу
-У-у – покачала она головой- так было б слишком банально…Вот что у тебя в жизни было самое неожиданное?
- Почувствовал себя миллионером
-… то есть…
- На «мыло» пришло извещение из нигерийского банка, что на моё имя открыт какой-то нереальный счет, и если я закажу пластиковую карточку и вышлю пеленг за её пересылку, то смогу снимать по несколько тысяч ежедневно...
- Так вот: ты не верил в такой развод, но на мгновение почувствовал реальность происходящего, потому что в душе тебе этого хотелось, так что если мы спустимся с подоконника, мы оба просто окажемся в реале. Тихо…Там теперь клавишник что –то говорит…
- Наверное, у тебя нет кокона: ты способна услышать даже молчащего…
- Да я в курсе – всё нормально. А впрочем, не так уж и важно что он говорит: ведь что б  разговорить эту группу нужно вызывать Тимошенко с делегацией. Они – не любители давать интервью. Ну что?- улыбнулась, пробарабанив пальцами по подоконнику – в реал?
- В реал – спустился с подоконника принц
- Я за тобой – спрыгнула за ним незнакомка
- А тебя хоть как звать – то?
- Меня?! Вообще – то Судьбой, хотя порой находятся идиоты, что обозначают, используя первые две буквы
- Ну а серьёзно
- А я тебе как? Паспорт что ль показать? Там так и записано: Твоя Судьба Ивановна
Ой, тихо…Звуки. Посмотри на экран.
_ Смотрю
- И что видишь?
- Того и гляди, телевизор взорвётся, он издаёт непонятные звуки
- Да наплевать на эти звуки, смотри там клавишник что вытворяет…
- Бегает с кувалдой по студии и пытается ею атаковать воздух
- Нет, телевизор однозначно взорвется. На экране уже трещины пошли
- Да Бог с этими трещинами! У меня  такое странное ощущение, что клавишник позади экрана и пытается пробить его кувалдой…
Прозвучал взрыв
- Мне так кажется: сейчас со всего дома соседи к тебе сбегутся
-   Пусть сбегаются. Ты главное смотри и слушай
Из разбитого кинескопа в комнату пролез Владимир <|Dark Nice|> и протянул руку:
- Привет, ДесантУРА! А мне у вас нравится, надо ребят позвать, обернулся он и, сунув голову в дымящийся телевизор, прокричал:
- ПавЁллыч, Юрич, Стефан, Князь, лезьте сюда, мне тут нравится, у принца свадьба наклёвывается
- У какого принца? – удивилась Судьба
- Тебя ж Судьба зовут?
- Ну да, причём с рождения…
-Ну вот твой принц, принимай, дождалась Ассоль…
- А свадьба причём?
- А я, думаешь, так просто, от делать нечего экран пробивал? О, ну вот все ребята вылезли, веди всех на кухню и откармливай
- Да мне реально нечем
- А, ну это не проблема
- Веди, веди, мне для тебя сюрприз нужно подготовить
Стоило всем перебраться на кухню и разжечь газовые камфорки для сугреву, как в комнате с обшарпанными обоями кто- то затопал копытами
Перепуганная растрепанная Судьба метнулась проверять что за очередное безобразие у неё там творится, и остановилась на пороге, потеряв дар речи – в комнате бил ногами о пол белоснежный красавец Единорог с длиной гривой с синеватым отливом
- Началось утро в сумасшедшем доме – только и смогла сказать Судьба, сев на пол
- Ну вот, Володь, а ты говорил адекватная, мне теперь всю жизнь с ней и мучься – молвил Единорог, принявшийся жевать декабрист, растущий в ведёрочке для майонеза
- Вот от лица всей нашей группы в канун свадьбы прими сей скромный подарочек – указал Владимир на Единорога
- И что я с ним, скажите, делать буду? На работу ездить? А спать он, где будет? У порога на коврике? – всплеснула руками – вот задался денёчек!..
- Ты накорми меня с начала – обратился Единорог
- ЧЕМ?!!- у меня одна – единственная кастрюля щей в холодильнике?!
- Вот и замечательно – люблю холодненькие. А пока я нямкать буду, ты сменишь сферу деятельности.
-ЧЕГО сменю?!
- В Зверева, говорю, поиграешь - давно имидж сменить хочется
Через каких-то полчаса распростёртый на полу Единорог лакал из кастрюли щи, как собачонка, а Судьба с принцем начёсывали ему ирокез, раскрашивая его в красный и зелёный цвета. В это время все участники группы наигрывали нечто непонятное и напевали что-то новомодное.
- Стоп! - вновь зашебуршился Владимир,- мне тут всякой ерунды напосылали – и опять полез в телевизор – Вот очки со стразиками. Для Единорога в самый раз
- Дай- кся хоть в зеркало глянусь…Чёрной краски не хватает, друзья
- Зачем? - пролепетала Судьба
- Меня раскрашивать как зебру – произнёс Единорог - а то я ещё неокончательно похож на идиота…
В это время в квартиру кто – то позвонил. Все переглянулись, а Судьба пошла отворять
- Судьба, соли не дашь щепотку – спросила вошедшая, облачённая в домашний халат с кучей бигуди на голове
- Ты проходи, Нюр. Подожди мне тебе надо дать швабру и… сейчас - метнулась она в комнату и сорвала с дивана простынь. Сейчас примотаем. Будет как знамя. Ты возьмёшь его в руки и будешь ходить по улицам
- Слушь, подруга, с тобой всё нормально? Соли, говорю, какая швабра, какие улицы?! Не, ты и раньше была со странностями, но чтоб до такой степени…
А Судьба не унималась:
- А ещё…бери мужа за ноги и тащи его с дивана. Пусть пойдёт в магазин, разобьет витрину, и тащит с неё самый лучший комп. Мой друг Володя разобьёт монитор, и мы все дружно будем выходить в Интернет
- С тобой всё нормально? Я, наверно, пойду отсюда
- Иди, но собери с собой весь подъезд и всех кого встретишь на улице
- Судьба, может тебе успокаивающего?
- Иди, сказала. И швабру возьми, знамя то есть
- Что происходит – то хоть?
- Я сидела на окне, в окно постучался принц, потом из телевизора вылезла группа DARK NICE, они подарили мне Единорога на свадьбу, я накормила его холодными щами, начесала ирокез и надела очки со стразиками
Соседка побелела и прижалась к стене. В это время вышел Единорог, глядя на него, ошарашенная соседка начала медленно сползать вниз
- Ну вот, - пробурчал Единорог, - так и знал что опять этим всё и кончится – Воды надо – крикнул он – человеку. Душ тут где?!.
                13- 22.01.09


7. Дорога в Осень.
 
 
 «Жил малыш.
    Когда он выходил на свою ежедневную прогулку,
    и оглядывался вокруг,
    то на что бы он ни смотрел
    с жалостью, любопытством, страхом или любовью,
    он становился этим предметом,
    и это предмет становился частью его
    на один день или на одно мгновение дня,
    ...на целый год или на циклы тянущихся лет»
                У. Уитмен

 Хрупкую нить прошлого безжалостно отсекают массивные ножницы времени, и ты ещё слишком мал, но тебе идти во взрослую жизнь…

Он сидел на холодном полу замка, смотрел на светлые квадраты на полу, рухнувшие с окна к полудню, выводил нечто непонятное палочкой по пыли и слушал море. Он был одинок в чужом краю. И участь его одиночества разделял … чемодан. Старый потёртый советских времён он как-то не сочетался с образом его владельца – англоподобным юношей с тонкой русской душой. А теперь у него появился такой друг, как Замок, в него можно было забраться, долго идти куда-то вверх по винтовой лестнице, иногда останавливаться и нащупывать влажные стены, выложенные из неотёсанных камней, а потом уже на самом верху сидеть на полу и слушать зов моря. Порой звуки и ощущения преобразовывались в ноты, которые почему-то никто больше не чувствовал.

Осколки воспоминаний, как кубики льда: они красивы, когда в них отражаются солнечные лучи, но при этом они быстро таят…

Только в одиночестве было приятно скучать по Родине, вспоминались пасущиеся на лугах коровы, купола церквушки, в которой начинал когда–то петь ребёнком. Строгий взгляд духовника… Заграница же напоминала ярмарку или мимолётный праздник, способный быстро наскучить, в ней, конечно, было немало положительных моментов, дарящих фейерверк положительных эмоций, конфетти непередаваемого восторга, но стоило лишь  закрыться в гостиничном номере, как усиливалась тоска по родному краю; в такие минуты казалось, что ручеёчек неиссякаемой грусти, холодный и бесконечный, скользит, буквально, у горла, и хочется плакать, вот только стыдно показывать свои собственные слёзы. И тогда невыплаканные слёзы преобразовывались в ноты, которые юный композитор до поры до времени хранил внутри себя…

Поиск истины неизбежен, когда ты юн и талантлив, потому что, блуждая в неизбежности предчувствий, даже тупик покажется царскими вратами вечности…

По старому замку ползли сумерки, они короновали замок луной и обрамили луну сероватой вуалью. Где-то рядом шумело море, и было слышно как кто-то что-то напевает. Становилось холодно, и хотелось перебороть этот холод сном, благо тот не заставлял себя ждать, он целовал глаза и приятной ленью заползал под кожу. Но холод призывал к пробуждению…

Пытка одиночеством есть состояние крылатой радости для человека творческого, именно внутренний протест, порождённый неосознанным увлечение собственной уникальности и значимости, порождает стремление поиска единомышленников, группы которых способны деформировать время…

 Именно сейчас он, заблудившийся во времени путник, был одинок. В нём продолжала жить тоска по прошлому, по утраченному. Вот только мгновения, похожие на солнечных зайчиков, ускакали куда-то в неожиданное, в сердце поселились черви новых эмоций, и эти эмоции, от которых хотелось убежать куда-либо в неизвестное, заполнили всё имеющееся настоящее,  так как именно они становились той первоосновой, что рисует жизнь. А ещё заблудившийся во времени забыл собственное имя и своё предназначение. Не раз, сдавливая виски ладонями, он яки аутист смотрел в невидимую точку и неизвестно сколько времени продолжалось то состояние – времени здесь просто-напросто не было.
Зато были призраки будущего, похожие на лёгкие бесшумные тени, они исполняли какую-то странную музыку по ночам, разбрасывали мебель в замке, били посуду, рисовали на стенах а-ля графитти и, вообще, вели себя как-то непредсказуемо и странно. Однажды заблудившийся во времени обнаружил на стене непонятные записи «Здесь были МЫ, Скитлс. Джус, Финк и Радуга»…

Я одеваю дождь. Я наполняюсь дождём. Я – дождь.

Их такие маленькие жизни изначально были лишены радости, лишь редкие её всплески бурлили в крови, порождая на создание новых нот, прячущихся на гитарных струнах и грифе. Рождение этих нот называлось бунтом, полным выбросом адреналина и крика отчаянья. Тоска и грусть и стали тихо умирать, стоило лишь замаячить надежде, развивающей и оттачивающей талант и способствующей неиссякаемому приливу вдохновения. И вот прошёл год, второй, третий и добравшиеся до самых вершин всех возможных хит-парадов группа «Китай» отправилась с гастрольным турне куда-то в Европу. Счастливые и уставшие, они стали забывать города, в которых выступали, потому как каждый рассвет встречал их в новом городе, а новый закат провожал, отправляя в новый. А в новом было, как и в прежнем, переполненные стадионы и дико ревущие фанаты, порою кажущиеся просто безумными. Сейчас уже невозможно было вспомнить, кому первому пришла в голову это безумная и дерзкая мысль, кажется, Соне, но эта идея понравилась всем. И так однажды ночью в неизвестной стране и в неизвестном городе четвёрка друзей, без денег и паспортов в карманах, сбежала с собственного концерта.

Переизбыток славы – это болезнь, излечиться от которой можно путём полнейшей ампутации без наркоза. Неимение славы для талантливого человека – это тоже болезнь, развивающая зависть, подозрительность и самолюбование. Золотая середина для подобного анамнеза есть развитие воли, способствующей умению преодолевать любые жизненные неприятности и оставаться при этом Человеком…

Встреча с замком была полной неожиданностью – он словно сам по себе вырос из-под земли. Сперва кружили вокруг него. Присматривались, потом поняли, что тот необитаем. Вошли в него, улыбнулись и остались. От безделья бегали  и орали, кидали в стены стулья, шугали летучих мышей, когда озоровали на винтовой лестнице. А потом однажды обнаружили самих себя одинокими – в один из немногочисленных походов выяснилось, что вокруг замка ни единой души, а хуже того, ни единой тропочки, ведущей хоть к какому-либо селенью.  Лишь море, пустошь да одинокая песнь, доносящаяся откуда-то издалека…

Познать и почувствовать мир человека, живущего рядом с нами, но с образом жизни, способствующем иному восприятию действительности, возможно, лишь в то отдельно взятом случае, если часть нашей жизни пройдёт под колпаком вакуума данной персоны…

А потом появился ещё кто-то, незаметный неразличимый, но постоянно присутствующий в Замке. Попытки встретить и пообщаться с ним завершились крахом, словно то и не человек был, а нечто расплывчатое, туманное, бестелесное. А потом вдруг появилось странное письмо. Никто не мог даже понять, откуда появился конверт на столе в гостиной, ведь вокруг ни одной живой души нет. Все четверо сидели за столом, и каждый стал осознавать, что помимо появления неизвестного, в Замке творятся странные вещи: во-первых, выбраться отсюда невозможно, потом откуда–то неожиданно появляются, а потом исчезают предметы интерьера, стоит только о них задуматься, ну а в-третьих, абсолютно атрофировано чувство голода, ведь не первый день, если не месяц тут находятся, но даже куском хлеба с водой никто не перекусил…

Исповедь незнакомцу по переписке – дело принудительно-добровольное…

 А в письме была простая приписка на белом листе: «Каждому из вас не следует забывать, что сейчас вас пятеро, и лишь впятером вы способны отсюда выбраться. В полночь пешком выходите в море и ничего не бойтесь. Жду вас. Ваша сирена»

…Как им удалось договориться, я сказать не могу, ведь я всего лишь дождь, невольный свидетель, заглядывающий изредка в окна забытого в безвременье Замка, но в полночь я провожал их – по правую сторону шёл заблудившийся во времени, слева – призраки будущего. И они пытались увидеть друг друга сквозь меня… А я же шёл в серую неизвестность прямо по морю, которое в тот момент было по колено, а потом мы увидели остров, на котором ничего не было, кроме тёплых коричневых камней, жёлтых шуршащих листьев, трона и дамы на этом троне.
- Вы действительно желаете покинуть этот мир?
- Ну да – ответили все пятеро
- Дело Ваше – я, как видите, осталась и ничуть о том не сожалею.
- Но кто Вы и откуда? – посыпались вопросы -  И почему мы все так долго были в вашей власти?
- Ну в моей… это громко сказано – я – всего лишь сирена, которую люди зовут Надеждой, надежда, что живёт в своём небольшом дворце на http://www.karradio.ru/authors/p/3347/. Однажды я пела про Осень, и тоже оказалась здесь
- Так это, значит, ВАШ голос постоянно нам слышался?!.
- Но здесь…это где?
- Да в Интернете, конечно! Иногда нужно из него выходить в реал. А не висеть часами, как… некоторые. Вон отсюда. ЗДЕСЬ я – царица.
- А мы тоже пели про Осень
- Вы только что по ней прошли сюда. Ну да ладно – достала она из кармана маркер и нарисовала в пустоте открытую дверь, а потом улыбнулась, добавив – Идите. Вы свободны
Ну а что было дальше я, вот честно, не знаю. Утром было солнечно, хотя в чужом городе я швырял снежную крупу в окна домов и стучал по крышам. А потом чисто случайно заглянул в одно из окон, за которым обнаружил своих старых приятелей, я, буквально, прилип к окну, пытаясь подслушать их разговор
- Тебя хоть как зовут-то? – спросил один из них
- Никита Марк из Богородска – ответил самый застенчивый из пятёрки
- А я – Гриша Радуга из Москвы  – улыбнулся другой и протянул ему руку
О дальнейшем не могу поведать, потому что я так же неожиданно кончился, как и начался, ведь я простой дождь, ищущий свою дорогу в Осень…

                О9.11.09 – 21.11.09