Точка в рассказе

Нина Левина
Вероника поставила точку в рассказе, перечитала, решила: «Нормально», открыла страницу журнала и, набрав нужные коды и пароли, вставила рассказ. До вечера пришёл отзыв: «Не кажется ли Вам, Вера, что в конце Вы как бы злорадствуете над своей героиней: не всё, мол, коту масленица!» Дошло! Первый же отзыв и …

Эти две женщины – Лариса и Алла – пришли к ним в отдел почти одновременно. Вероника уже три года работала в отделе патентоведом. Получилось так, что от них одновременно уволились два работника – переводчик (вышла замуж и уехала с мужем к нему на родину) и инженер-информатор. Вот на эти места и был объявлен конкурс. Лариса пришла из расформированного недавно танкового училища, где преподавала английский, а Алла – после декретного отпуска, не пожелав возвращаться на завод, куда была распределена по окончанию института и где не успела прижиться, проработав там лишь полгода.
С Аллой было легко работать. Умница, схватывающая всё на лету, она быстро освоилась с новой должностью и всегда была готова отозваться на запрос – будь то поиск аналогов для проверки изобретений на мировую новизну или если надо было быстро найти в реферативном журнале релевантную ссылку на статью и определить - куда и в каком виде её заказать. Обе женщины были почти ровесницами, но если Вероника, старше их обоих на 15 лет, Аллу так и звала – по имени и на «ты», то с Ларисой Сергеевной у неё сразу же отношения стали служебными: уж больно представительно та выглядела. Брюнетка, не ниже метр семьдесят, полная, с басовитым вальяжным голосом, Лариса сразу показала, что фамильярности она не допускает.
Постепенно, как на фотографии, стали проступать детали – кто есть кто. Алла была дочерью заведующего кафедрой института и замужем за крупным специалистом-строителем.  Когда Вероника услышала его фамилию, то даже не поверила – Аслан Кадаев в их городе считался чуть ли не героем. В первую очередь он был известен, как строитель Ассуанской плотины в Египте: сразу после института молодой, желторотый ещё, специалист задумал поучаствовать в этой «стройке века», для чего поехал в Москву, в министерство и добился своего, потому что, ещё учась в институте, самостоятельно выучил французский, а английский был у него, что называется, как родной. Возвратившись в страну и получив орден за геройский свой труд, Кадаев отклонил предложение остаться в министерстве, а приехал снова в город, где получил специальность, и взялся за строительство дамбы над Католью, и уже через три года берега реки были укреплены, и прекратились весенние городские наводнения, изрядно досаждавшие горожанам с давних времён.
Алла была студенткой Кадаева – он читал в родном институте гидростроительный курс. Внешность Аслана не скрывала его кавказское происхождение – смуглый, носатый, заросший тёмным густым волосом, с чёрными, глубоко посаженными глазами, темпераментный, говорящий то ли с нарочитым, то ли с так  и не преодолённым акцентом. Вероника, увидав его, ощутила не то, чтобы неприязнь, а – так, недоумение: «Такая красавица и этот жук рядом!» Она всегда опасалась этих жгучих брюнетов с не мерянными страстями, и выбор Аллой мужа втайне  не одобрила.
Лариса же, узнав «кто у нас муж», воспылала к Алле интересом. Сама она тоже была с историей – дочь директора столовой танкового училища, отличница в школе, она закончила педагогический и по протекции отца пошла работать преподавателем в училище. Вышла замуж, родила дочь, потом разошлась с мужем. Властный и бесцеремонный характер жены быстро отвадил мужа от семейного очага. Лариса Сергеевна, узнав об измене, тут же выставила вещи мужа за порог совместной квартиры.  К моменту устройства в институтский патентный отдел у неё уже был любовник из числа преподавателей училища – высокий, но довольно бесцветный блондин. Лариса Сергеевна не щадила своего друга, часто делясь с сослуживицами  маленькими семейными тайнами относительно способностей и ума своего ухажёра.
Через три года Алла из патентного отдела ушла на повышение – возглавила информационный отдел институтской библиотеки, поступила в заочную аспирантуру и начала писать диссертацию, в которой анализировались различные аспекты информационного обеспечения гидростроительных работ на базе региональных специальных сооружений (или что-то похожее – Вероника не особенно вникала). Но отдел не забывала, приходила на праздничные мероприятия или на дни рождения, устраиваемые обычно в обед. Лариса Сергеевна встречалась с Аллой чаще остальных, но особенно про эти отношения не распространялась.
К Веронике домой Алла заглядывала на первых порах чуть ли не еженедельно – им было интересно вместе, и Вероника Анатольевна часто выслушивала Аллины рассказы о путешествиях, которые они с мужем совершали сначала по стране, затем и за рубеж. Аслан Кадаев стал крупным специалистом-межрегиональником. Уже не одна дамба и несколько небольших плотин было на счету его управления. Материально Алла жила лучше, чем кто-либо из их общих знакомых. У Аллиных детей были няни, репетиторы, а в огромной квартире – горничная. Вероника несколько раз приглашалась на день Аллиного рождения и видела, как  живёт семья крупного специалиста – не в кино, а вот, в реальной жизни. Алла научилась водить машину, и в основном на их семейной «Волге» ездила она; у мужа была служебная с личным шофёром.
Защитив диссертацию, она родила ещё одного мальчика и… задумалась. Жизнь была настолько устроена, что уже не к чему было стремиться.
- То ли ещё одного родить, то ли докторскую писать начать, - смеясь, говорила она Веронике. – Аслан мне говорит: я тебя упустил. Ему хочется, чтобы я утихомирилась, сидела дома, варила плов. А мне уже ничего не хочется – ни варить, ни путешествовать. Вот Марик родился – я думала: какое счастье – дети. Такая была – уси-пуси, тискала бы его и из детской не выходила. Потом тоже надоело… Ничего не хочу, прямо не знаю. И никого у меня в том кругу нет. Вы не представляете, Вероника Анатольевна, какие там жёны. Ну, никаких интересов. Вот вы – то книги, то стихи, то кино. Куда-то съездили – целый альбом с фотографиями. Драматический опять же… Ну, я бы тоже хотела на сцену. Только у нас это считается моветоном – на самодеятельную сцену. А так бы – завернулась в широкий палантин и: «Почему люди не летают?»
И ещё она говорила:
-  Не понимаю, чего от меня Лариса ждёт. Вроде мы с нею  подругами считаемся, а всё же… Мне с нею не о чем говорить. Она вот в ГДР съездила, мы весь вечер перебирали – где были, в каких местах, чтобы и она, и я. А в следующий раз – опять не знаю, о чём говорить, как школьницы – пересмеёмся, косточки у общих знакомых помоем – вот и всё общение. Что ей от меня надо – не знаю.
Вероника молчала. Лариса её мало интересовала. А вот Алла – да. Красавица, умница, открытая. Куда она шла? Во что выльется деятельность этого сокровища? Алла то занималась живописью, стала покровительствовать некоторым художникам, «пробила» им мастерские. То она увлеклась патронированием детских домов, собирала книги, вещи, организовывала выезды в дома театров и коллективов самодеятельности. Как-то летом она выбила в речпорту теплоход и вывезла целый районный детский дом на двухдневную прогулку по реке. Энергии в неё было – хоть отбавляй.
Иногда Алла на месяцы исчезала и не появлялась нигде. Потом возвращалась, красивая, ухоженная, в новой шубе, в невиданных украшениях из белого золота. Оказывается, ездила на стажировку в столицу или возила группу за границу.  Привозила всегда целый ворох новостей и сплетен. Однажды она проговорилась Веронике, что в Москве у неё есть «друг».
- Э, Алёна, и не боишься?
- Ну, я ж не афиширую. Только вам.
И отвечая на вопрос в глазах Вероники, бурно оправдывалась:
- Сам виноват!.. Я ж всё время дома одна, Вероника Анатольевна. Кажется всё у меня есть. А я!.. Вот он сидит вечером в кабинете, я хожу по квартире вся такая истосковавшаяся. Он говорит: - сходи в театр. Я как пойду одна в театр?
- А с подругой?
- Нет, ну Вероника Анатольевна! Почему я при живом муже должна ходить в театр с подругой? Да и унизительно – я что, не заслужила, чтобы за мною поухаживали, купили билеты, отвезли к театральному подъезду, чтобы я в туфли не переобувалась, а в них уже поехала, и чтобы артистам цветы. Ну, чтобы всё – как надо. И вообще… Мне так к нему другой раз хочется на колени, чтобы в него спрятаться. Чтобы он – как в детстве папа… Он же меня совсем уже забыл со своими дамбами. «Нас на дамбу променял».   А там – там всё это есть. Там я - не замена дамбе…
И засмеялась. И впервые этот смех Веронике не понравился. И не роман Аллы её обеспокоил, а вот эта интонация в смехе – горькая, ироничная. И не видела она ничего особенного в своей измене, не переживала, не светился вопросом взгляд – Алла была уверена: выбора ей не оставили, и она всё делает, как надо.
Теперь при встречах Алла часто говорила про Аслана, как он всё время занят, как подолгу она его не видит.
Московский роман её вскоре потух – слишком далеко было «бегать на свидания», а в городе заводить роман было нельзя – оба супруга были слишком известны.
Похоже, попытки повернуть к себе мужа не удались, и Алла растерялась. У неё было всё – работа, муж, дети, прекрасный ухоженный дом. Были деньги для удовлетворения всех желаний. Не было свободы и не было счастья. Ушло.
Между тем Лариса Сергеевна собиралась замуж. Аллины успехи не давали ей жить спокойно. Она была не менее привлекательна, чем подруга, не глупее, занимала прекрасную должность в институте – она уже работала референтом у ректора, часто ездила с ним не только в столицу, но и в зарубежные поездки. Но всё, что Алле, казалось, давалось даром, Ларисе Сергеевне приходилось брать приступом и огромными усилиями. Она улыбалась там, где хотелось крепко выругаться, кокетничала с людьми, которые ничего, кроме презрения, в ней не вызывали.  Ей приходилось выслушивать кучи глупых комплиментов от ничтожеств только потому, что они имели степени докторов наук. К семидесяти годам они обзоводились плешью и брюшком, жили со старыми женами, и Лариса, сидящая по правую руку от ректора на всех конференциях и приёмах и свободно общавшаяся на английском с иностранными гостями, восхищала их своей монументальностью.
Приходя почаёвничать по старой памяти в патентный отдел, Лариса отзывалась о своём новом окружении, не иначе как – «старперы».
Чтобы сравняться с Аллой в среде обитания, Ларисе нужно было удачно выйти замуж. Она и обворожила одного шестидесятилетнего академика, как-то приехавшего по приглашению ректора для оппонирования защищавшемуся ректорскому аспиранту. Академик с год, как овдовел, и на Ларису Сергеевну обратил внимание сразу же – экая красавица!
Через два месяца Лариса Сергеевна переехала в столичную квартиру академика на улице Горького. Ездившая в командировку Вероника побывала у неё в гостях, оценила четырёхкомнатные апартаменты с пятиметровыми потолками, заполненные всяким старинными креслами,  круглыми столиками и с огромным зеркалом в вырезанной раме в прихожей.
Лариса Сергеевна встретила Веронику в роскошном халате,  повела в огромную кухню-столовую, где стоял накрытый для чая стол, и в серебряной посудинке (Вероника не могла и назвать эту размером с розетку штучку, судок – что ли?) краснела лососевая икра.
Разговор сначала в основном состоял из междометий. Вероника никак не могла освоиться, выбрать тон разговора – всё как-то звучало фальшиво. Всё же не могла она отделаться от мысли, что сорокалетняя, моложавая, полная сил красавица Лариса Сергеевна себя продала.
- Ну, как там Алла? – наконец спросила Лариса Веронику.
- Да что Алла! Не знаю, она у меня уже года полтора не была. Знаете, дочка МГУ заканчивает, сын с отцом – по заграницам. Она ведь в Белый наш дом перебралась, заведует там каким-то отделом… По строительству, кажется… Или плановым – не знаю точно. И ходят слухи, что она с Кадаевым не живёт. Одна. И вроде в их квартире уже другая женщина. А ей однокомнатную дали.
- Да, я полгода назад к матери ездила, - усмехнувшись и каким-то странным тоном сказала Лариса Сергеевна. – Мы с нею пошли в ресторан – посидеть, она мне и сказала, что с мужем уже второй год не живёт. Сама виновата! Уж вот кому всё в руки плыло – так это ей! Всё на блюдечке с золотой каёмочкой. Мне никто не помогал, всё сама. Как она диссертацию написала – знаете? Муж кого-то нанял!
- Ну, Лариса Сергеевна, зачем вы так? Не дура же она, в самом деле.
- Ой, не надо. Она ж ничем не могла долго заниматься – порхала, как бабочка. То папа, то муж, то… любовник. Дети с нянями, дома убрать не может - горничная для чего?.. Нет, не говорите, Вероника Анатольевна, я зна-а-аю!
- Вы ж вроде подруги, - тихо, почти про себя, сказала Вероника.
- Да какие подруги, что вы говорите! Кто она и кто мы с вами? Главное: «Я ни о чём не жалею!» - это она мне говорит. Ага! Не жалеет она. А что жалеть? Уже назад не вернёшь. Раньше надо было думать!
Лариса откинулась на спинку плетёного кресла, вытащила из  кармана платочек, вытерла повлажневшее от горячего чая лицо и засмеялась.
- Да что мы о ней! Как у вас-то дела, как в институте, ректора не сняли ещё?