Если сфинкс улыбнётся

               



                Сергей Добрый



               
                ЕСЛИ СФИНКС УЛЫБНЁТСЯ. 
                Роман.
                ПРОЛОГ

Кто-нибудь вдыхал горячий воздух удушливой ночи, разлившейся подобно  нильской  воде над долиной в Гизе? А было именно так. Ночь, насквозь  пронизанная жарким дыханием Ливийской пустыни. Мертвенно- бледная луна  отражалась в гладко облицованных стенах  Великих пирамид.* Тремя огромными   маяками они сияли в бескрайней мгле, испуская в  небо столбы  призрачного света. Выли собаки.                Этот вой проникал в мрачное подземелье, где на деревянном столе лежал полный человек  -  торговец  рыбой из Мемфиса  -  и на его потном лице отражались чадящие  рыбьим  жиром   светильники. Он был привязан к столу за руки и за ноги, словно лягушка,  приготовленная для препарирования. Ледяной ужас сотрясал его пухлое тело. Глаза  рыбного торговца были направлены  в глубь подземелья, откуда должен был   появиться некто  -   источник его невыразимого страха. Толстяк знал, что это конец, что смерть неумолимой рукой уже сжимает  его горло. Он также знал, что скоро  окажется на суде Осириса, и хотя не сделал в жизни ничего плохого  -   разве  только непомерно задирал цены в неурожайные годы, да подчас подсовывал  покупателям протухшую рыбу   -   но проклятый животный инстинкт  самосохранения, а также мрак неизвестности  загробного мира вгонял его в  нервическое состояние, близкое к обмороку.                И вот из полумрака, словно дух, выплыл тот, кто наводил ужас на всю округу  -  немного сутулый человек в маске Анубиса, с бронзовым ножом в руке. У  него не  было имени. Точнее, его имя никто не знал. Люди называли его Мемфисским   Потрошителем. Его искала вся окружная полиция. Им пугали маленьких детей. Его  мрачная слава достигла самой столицы, потому что не  было со времён образования  Египта более безжалостного и жестокого убийцы. Он передвигался мягкой  кошачьей походкой, словно наслаждаясь страхом своей жертвы. Его рука  поднялась вверх. Тускло сверкнуло бронзовое лезвие. И рыбный торговец закричал. Тень Мемфисского Потрошителя, отброшенная светильниками на стену  подземелья, приблизилась к тени стола с привязанной жертвой. Силуэт руки с  ножом опустился вниз. Раздался хруст разрезаемой плоти. Вопль несчастного  захлебнулся. Только где-то сверху продолжали выть бездомные собаки.               
                ЧАСТЬ   ПЕРВАЯ               

         1               

В двадцатый год правления фараона Рамсеса Второго,  в середине месяца мехир* в  городе Мемфисе на рыночной площади встретились трое. Один из них, высокий,  крепко сложенный мужчина средних лет с татуировкой на груди, изображающей  жука-скарабея, был дембелем из полка Амона, и уже с самого восхода солнца  находился под действием алкоголя; по этой причине он бродил по рынку,  отыскивая торговцев-финикийцев, которых посылал в одно и тоже место.                Второй же, роста среднего, некоторое время назад служил писцом в доме богатого  чиновника, но работу эту вскоре потерял, так как с утра до вечера употреблял  хмельное зелье и записывал в подобном состоянии собственные  мысли на  папирусе вместо того, что ему диктовал хозяин.            
Третьим человеком был местный арфист, сочинитель похабных песен, многие  из  которых распевали не только в Мемфисе, но и во всём Египте. Особенно популярна  была одна, про детородный орган жены Фиванского номарха,* и вся тайная полиция  сбилась с ног, разыскивая автора. Внешность музыкант имел примечательную, был  достаточно статен и красив лицом, а посему пользовался успехом у женского пола  и, говорят, перепортил порядочное количество жриц, давших обет хранить  девственность, так называемых  «невест  бога», служивших при храмах  танцовщицами. По дороге к площади он успел заглянуть к жене аптекаря, у  которой выпросил небольшой кувшинчик вина и заодно пощупал её пышные  прелести.
Солнце уже стояло в зените, и луженая глотка дембеля требовала продолжения  начатой попойки. Писец же к этому часу не выпил ни одной капли хмельного, поскольку совсем недавно расстался с грёзами сна. Следует упомянуть, что  бывшего солдата звали Менепа, писец носил имя Имхотеп, а арфист именовался  Тутмосом.
Здесь же на рынке то и дело шныряли похмельные бродяги, собирая пустые  кувшины из-под вина, чтобы сдать их в лавки приёма посуды, а на вырученные  деньги снова напиться. Некоторые из них порывались, было, привязаться к Тутмосу, однако, оценив внушительный вид Менепы и его явно недружелюбное выражение  лица, тотчас же ретировались.
После недолгого совещания вся троица направила свои стопы к ближайшему  кабаку на улице богини Сохмет, что примыкала к рыночной площади.
- Вот что я скажу, мои добрые друзья, -  промолвил писец, гремя на ходу  письменными принадлежностями в сумке. - Вчера я весь день провёл на аллее  Анубиса, но ни один обделанный дерьмом крокодил не заказал мне сочинить хоть  какое-нибудь послание, а по сей причине казна моя совершенно пуста.                В этот  момент троица проходила мимо большого деревянного щита с изображением  фараона, которому кто-то пририсовал углём огромный детородный орган. Арфист  Тутмос взглянул на плакат, рассмеялся и хлопнул друга по плечу:
- Не беда, Имхотеп. Я ведь три дня назад вернулся с гастролей, у меня с собой  звонкая монета, и, клянусь Исидой, мы сумеем распорядиться деньгами лучше, чем  главный казначей фараона. Я подрядился подхалтурить в одном оркестре  -  у них  недавно отправился в мир теней арфист, выпив по-пьяни какую-то гадость. И  знаете где мы лабали? Во дворце Фиванского номарха, про жену которого я  сочинил одну из своих песен. Концерт был  -  полное говно! Подобной лажи не  слышали со времён фараона Хуфу.* Флейтист играл на два тона выше, барабанщик  лупил поперёк доли, но, хвала Осирису, номарх с прошлого месяца в запое, и в его  лучезарной голове летают мухи вместо мыслей. Он больше бросал взоры на  пышные ягодицы своей служанки и несколько раз пытался танцевать, но его ноги  раскачивались как тростник при сильном ветре.
   Дембель Менепа в разговор не вступал, а всю дорогу выискивал на улице  финикийцев  -  ему очень хотелось дать кому-нибудь по голове. Они миновали  лавку приёма пустых кувшинов, возле которой выстроилась очередь с авоськами из  пеньковых верёвок, и постепенно приблизились к кабаку. Перед входом в питейное  заведение висел испещрённый значками папирус.
-  Неужели закрыто?  -  испугался арфист. -  Прочти-ка, Имхотеп, что они там  накалякали?
  Писец прокашлялся и начал читать вслух:
-  В год неспокойного солнца появился некто мужеского пола. Голову имел  охристую, с продольными пестринами, а в очах его был крутящийся вихрь.  Говорили, что в отрочестве он мечтал научиться летать. Сей муж ставил ловушки  на бальзамировщиков наподобие птичьих силков, а пойманные жертвы утаскивал в  подземелье, где принимался их анатомировать, дабы изучить физическое строение. Вскоре разум покинул его окончательно, и он стал ловить всех подряд, невзирая на  сословие. Люди пришли в смятение и падали на животы. На поимку гада несколько  раз отправляли вооружённый отряд, но он ускользал и скрывался в дельте Нила. Весть об ужасном Потрошителе дошла до ушей фараона. Каждый, кто знает о его  местонахождении, обязан сообщить в местное отделение полиции. Вознаграждение  за поимку  -  один талант* серебром.
 -  Хвала Осирису!  -  выдохнул воздух из своего нутра арфист Тутмос. -  А я уж  думал, что кабак закрыли. Пришлось бы идти на улицу фараона Аменемхета  Второго, а там рядом шестое отделение полиции, где мне в прошлом месяце отбили  палками всю задницу за пьянство. Их начальник ***фхор обещал собственноручно  сделать из меня мумию, если ещё раз увидит.
  Питейное заведение, в которое вошли трое друзей, к этому часу уже было  наполнено посетителями. Тутмос купил два кувшина финикийского вина, и троица  заняла свободный столик. Рядом с ними местный завсегдатай, привязавшись к двум  подвыпившим ремесленникам, рассказывал какую-то историю, и пока те слушали,  разинув рты, наливал себе хмельное из их кувшина.
  -  А вот ещё случай,  -  говорил он. – Я видел битву трёх великанов в оазисе  Фарафра. Один из них летал, второй брёл пешком, а третий странствовал на коне.
  -  Это в какой больнице было? – перебил его дембель Менепа. -  На проспекте  Осириса тринадцать?
   В кабаке засмеялись, так как все знали, что по вышеуказанному адресу находился  дом для умалишённых.
  -  Почему ты перебиваешь меня, о незнакомец? -  возмутился рассказчик. -  Я в  прошлую войну с хеттами сражался за Его величество фараона, был ранен и имею  право на уважение.
  -  А где ты служил? – спросил Менепа, придвигаясь ближе к завсегдатаю.
 -  В полку Амона. Во второй тысяче. Лучником.
  -  А в какой сотне?
 - В шестой.
 - Кто у вас был командир сотни? -  почти зловеще поинтересовался дембель.
  -  Аменемхеб.
  -  Кто?
  -  Аменемхеб.
 -  А луки вы какие использовали, сделанные в Дендере или в Абидосе?
   Завсегдатай несколько насторожился и отвечал уже не очень уверенно:
 - Кажется, из Дендеры.
 -  Ты свистишь как ветер в заднице! – воскликнул Менепа и встал во весь рост. -  Никакого Аменемхеба в шестой сотне не было, а командовал ей Петесе, сын  начальника хлебных закромов из Бубастиса, а луки у них были из Ичу – Тауи, а  посему отправляйся ты в детородный орган своей матери, с которой я имел ночь  наслаждений через проход, из которого выходят на свет финики, что были съедены  за день до этого, и запах которых уже утратил свою свежесть и напоминает запах  мёртвого крокодила! И если ты не исчезнешь отсюда быстрее, чем долетит стрела  от входной двери до этой стены, я оторву тебе уд, а твои яйца окажутся за сто  локтей от того места, где ты сейчас стоишь!
  Последовав этому мудрому совету, пьяница исчез как тень из загробного мира при  появлении бога Ра, оставив вместо себя лишь колыхание воздуха.
  Когда кувшины были выпиты, друзья купили ещё. В самый разгар попойки к их  столику подошли два нетрезвых раба и, увидев Имхотепа, пали перед ним ниц и  начали умолять его написать им фальшивую справку от лекаря, ибо прогуляли  работу, и их ждёт наказание.
  -  Помоги нам, о высокочтимый писец, -  выли рабы, ударяя лбами об пол. -  Напиши, что мы были больны. Мы украли деньги у своего господина и всё, что не  успели пропить, отдадим тебе.   
     Имхотеп, будучи по своей природе человеком добросердечным, и к тому же  после выпитого финикийского находясь в состоянии особого человеколюбия, отказался от вознаграждения и сказал, что « для таких славных парней он готов не  только написать фальшивую справку, но даже подделать указ фараона ». К  сожалению, он ничего не смыслил  в медицине,  поэтому тут же придумал новую  болезнь, о которой и поведал на папирусе, подписавшись именем своего знакомого  лекаря. Как только рассыпавшиеся в благодарностях рабы удалились, к столику  весёлой троицы подсел молодой человек умного вида.
 -  Меня зовут Нофри, -  представился он. -  Я студент жреческой школы. Я вижу, вы  хорошие ребята, коль помогли этим несчастным рабам в борьбе против их тирана. Может, выпьем?
 -  Непременно выпьем!  -  отозвался арфист.
    Студент заказал ещё один кувшин финикийского, и когда принесли вино, тут же  обратился к своим новым собеседникам:
 -  Скажите, вам нравится этот бардак в стране?
 -  Какой там нравится!  -  проревел в ответ Менепа.  -  Пока мы воюем с хеттами,  финикийцы скупили пол-Египта. Эти подлые гиены наладили связи с чиновниками, коим дают взятки и всюду протягивают своих земляков.
 -  Это потому, что наша аристократия насквозь прогнила, -  подытожил Нофри, и  его лицо сделалось необыкновенно серьёзным.  -  Представители этой касты  больше не способны управлять страной. Им место в саркофагах.
   Постепенно распаляясь, как кобра перед нападением, Нофри поведал, что они, студенты жреческой школы, создали тайное общество, цель которого  -  свержение  существующего строя в Египте. Они даже изобрели способ борьбы  -  в общественные сортиры вместо подтирочных папирусов подбрасывались письмена  с призывом к бунту, которые многие по обыкновению прочитывали, прежде чем  употребить в дело.
   Дембель Менепа слушал студента, ударял время от времени кулаком по столу и  восклицал:
  -  Правильно! Так их, гадов, так их змеев Зла с головой Сета!
  -  Мы всё изменим, -  говорил дрожащим от возбуждения голосом Нофри.  -  У нас  всё будет общественное  -  и хлеб, и деньги, и вино, и мы сами будем управлять  страной!
     Узнав от Менепы, что Тутмос никто иной, как автор песни о детородном органе  жены Фиванского номарха, восхищённый студент воскликнул:
 -  Ты настоящий певец бунта! Дай я обниму тебя, брат!
     Писец Имхотеп к этому моменту уже настолько набрался, что даже пустил слезу.
 -  Друзья мои, -  всхлипывая, произнёс он. -  Я хочу вам признаться в одном  страшном деле. Я и есть тот самый Потрошитель, которого ищет вся полиция.  Отдайте меня властям. Вы получите большие деньги и употребите их на общее  дело, ибо моя жизнь всё равно ничего не стоит.
 -  Что ты, что ты! -  запротестовал в ответ Менепа. -  Они не получат тебя, дети  презренных шакалов, пожирающие своих матерей. Ты будешь с нами строить  новую жизнь!
     Но писец не соглашался, и все принялись его уговаривать. Наконец Имхотеп  успокоился.       
  -  Клянусь богом Тотом, мне надоело пить эту финикийскую мочу, -  сказал  студент, резко разбил кувшин об стол. -  Может, оставим этот гадюшник? Я знаю  одно заведение, где танцуют голые нубийки и подают отличное вино из Гелиополя. Это недалеко отсюда, на площади Тутмоса Третьего. Но там всё дорого.
 -  Не надо пускать пену, - вымолвил арфист. -  Монеты есть.
 -  Тогда наймём колесницу, -  предложил Нофри.
               
                2
               
   Дом увеселений, о котором говорил студент, был на самом деле классом выше, чем забегаловка на улице Сохмет. Здесь играла музыка, и извивались по-змеиному  обнажённые темнокожие танцовщицы с блестящими телами, источающими  сладкий запах благовоний. Они кружились в неистовом танце под зажигательный  ритм и одобрительные хлопки публики. Просторный зал с колоннадой по  периметру, расписанный яркими красками, имел очень хорошую акустику. Это  придавало игре музыкантов особую изысканность. Вокруг оживлённо суетилась  прислуга с серебряными подносами, а сами посетители были людьми другого  достатка; кое-где даже мелькали фальшивые бородки вельмож.
   На столике, за который уселись наши знакомые, лежал развёрнутый папирус с  перечнем продуктов, подаваемых в этом доме, и ценами на них.
-  Рыба по-кинопольски, -  прочитал Тутмос.  -  Сколько?!
   Белки его несколько выдвинулись из глазных впадин, как у морского краба, но,  всё же справившись с первым потрясением, он продолжил чтение: 
 -  Ага. Змея запечённая. Жареный гусь. Мясо по-кипрски. Фрукты.
 -  Да брось ты читать эту грамоту, написанную удом, который обмакнули в кал, -  перебил его студент. -  Когда мы возьмём власть, у нас всё будет бесплатно.
 -  А, Сет с ним! – воскликнул Тутмос и махнул рукой.  -  Веселись сейчас, ибо  завтра можешь не проснуться!
 -  Эй, человек! -  подозвал он слугу эфиопа. -  Тащи всё!
     Нофри между тем узрел в зале важного сановника и, указав на него пальцем, сказал своим собутыльникам:
 -  Вот таких мы будем топить в Ниле.
 -  Когда начнём? -  спросил дембель. 
 -  Подожди, не торопись. Народ должен созреть.
 -  Второй арфист, однако, лажает, - заметил Тутмос, прислушиваясь к музыке.
      Писец тем временем клевал носом.
     Пока компания уничтожала принесённую прислугой еду, уставших танцовщиц  сменили певцы, запевшие хвалебные гимны во славу царствующей династии.
 -  Сладкоголосые лизоблюды, - возмущался арфист. Он ел гусиную ногу, поэтому  слова его звучали не совсем внятно.
  Спустя некоторое время певцы закончили петь, и наступила пауза.
  Вот тут-то Тутмос понял, что пришёл его час; отхлебнув немного вина, он, пошатываясь, встал из-за стола.
  -  Пойду, сыграю. С таким репертуаром, как у них, далеко не уедешь.
   Он направился в сторону музыкантов, раскачиваясь на ходу как маятник. Публика  взирала на него с изумлением.
  Арфист, к которому обратился Тутмос, вначале ни в какую не соглашался  позволить сыграть на своём инструменте, но после того, как выслушал на ухо  какую-то таинственную, лишь ему предназначенную речь, побледнел лицом и  уступил арфу без каких-либо дальнейших возражений.
   Ловкие пальцы Тутмоса коснулись струн; грянули полнозвучные, торжественные  аккорды, которые тут же растворились в стремительном пассаже, напоминающем  журчание воды во время разлива Нила. В зале раздались хлопки и возгласы  одобрения.
    Самозабвенно запрокинув голову, арфист извлёк ещё несколько громких нот и  вдруг заиграл весёлую, ритмически выдержанную фигуру. Этот танцевальный  мотив подхватили барабанщики оркестра, вначале робко подстукивая в такт, затем  постепенно усложняя музыкальную фактуру. И тогда Тутмос запел. Это была одна  из самых похабных его песен  -  та самая, в которой прославлялся детородный  орган. Очнувшись от своей дрёмы, писец Имхотеп выскочил на середину зала и  стал выплясывать, пытаясь изобразить эротические движения танцовщиц. Но  поскольку был пьян и танцам совершенно не обучен, вся его пляска превратилась в  нечто такое, что не имеет названия и находится за гранью Добра и Зла.
   Публика застыла в гробовом молчании, словно увидела ужасного, мифического  змея Апопи.
  -  Прекратите это безобразие!  -  раздался чей-то властный голос. Он принадлежал  важному сановнику с накладной бородкой  -  главе Строительного Ведомства, известному взяточнику и казнокраду. Рядом с ним восседал человек с большой  чёрной бородой и островерхом колпаке  -  староста финикийской общины  торговцев, который тоже выражал бурное негодование.
    Студент Нофри толкнул в бок Менепу и сказал:
  -  Настал момент, мой друг, когда нужно защитить наше народное искусство от  нападок зажравшейся аристократии.
   Вид у них был настолько угрожающий, что как только они оба возникли, словно  призраки, перед сановником, тот даже осёкся.
  -  Что, не нравится народная музыка?!  -  рявкнул Нофри, наклоняясь к начальнику Строительного Ведомства.  -  Я видел тебя, помещённого на мою пятую конечность, что вырастает при виде женской дщери и уменьшается, побывав в ней.
  С этими словами он схватился за накладную бородку чиновника и, оторвав её, выбросил в зал. Начальник Строительного Ведомства часто заморгал, но тут ему на  помощь пришёл староста торговцев.
  -  Да как ты смеешь, сын вонючего осла!  -  воскликнул он с характерным  финикийским акцентом, однако его порыв был мгновенно остановлен резким  ударом кулака дембеля Менепы.
  -  Получай, финикийская собака!
  Удар пришёлся точно в челюсть и, проделав в воздухе кульбит, тело купца  приземлилось на соседний столик, развалив его пополам с громким треском.
   Мгновенно, будто из-под земли, появились слуги, вооружённые палками, числом  около десяти. Студента сразу же огрели по голове. Но справиться с закалённым в  сражениях Менепой оказалось им не под силу. Ловко уйдя от удара, дембель  атаковал одного из них ногой в пах, после чего завладел его же оружием. Выскочив  на середину зала, он начал вращать перед собой палку с такой скоростью, что  возникший при этом ветер зашевелил волосы на головах нападающих. Он двигался  как тигр, приседал и уворачивался от ударов, контратаковал, словом,  делал всё то, чему научили его в армии, и в результате не прошло и минуты, как шесть человек  уже лежали на полу.
  -  Подходите, псы, которые насилуют себя в собственный зад!  -  орал Менепа, но  его призыв остался без ответа.
   Внезапно кто-то заголосил: « Полиция! Полиция! »; в зале, в самом деле, возникло  несколько представителей закона, вооружённых мечами и луками. Дело принимало  скверный оборот.
  -  Бросай палку, ты, сын парасхита, вскрывателя трупов!  -  прогремел голос  начальника патруля.  -  Иначе будем стрелять!
  В подтверждение его слов полицейские натянули луки, целясь в Менепу.
  -  Будь я на поле боя, уд вам был бы в глотку!  -  ответил дембель и отшвырнул  своё оружие в сторону.
  -  Взять его!  -  приказал начальник.
   Вместе с Менепой полицейские схватили и остальных возмутителей спокойствия: Тутмоса, Имхотепа и с трудом приходящего в себя после удара по голове студента  Нофри. Всех арестованных вывели из Дома увеселений на площадь, где рассадили  в подъехавшие колесницы, затем влезли сами в качестве охраны.
 -  Куда нас отвезут?  -  спросил арфист возничего.
 -  В шестое отделение.
 -  Спаси меня, о Осирис милосердный,  -  воздев очи к небесам,  пробормотал  Тутмос.  -  Не оставь раба своего на съедение кровожадного ***фхора.
  Свистнули бичи, и лошади рванули вперёд. Колесницы загрохотали колёсами по  вымощенной белым камнем мостовой.
  Пресловутое шестое отделение полиции, в которое доставили арестованных, было  известно во всём Мемфисе и имело очень дурную славу. Это было большое  одноэтажное здание, расположенное на углу улицы Аменемхета Второго. Одна из  стен выходила окнами на широкий проспект Осириса. Здесь же находилась  следственная тюрьма.
  Дежурный по отделению, заместитель начальника господин Херихер принял  возмутителей спокойствия у патрульных и приказал посадить их на лавку за  перегородкой, где уже находился один арестант  -  щуплый человечек с бегающими  глазками  -  как потом выяснилось, подпольный торговец, продававший на улице  порнопапирусы. Именно его продукцию господин Херихер в этот момент и  рассматривал. На столе, за которым он сидел, помимо порнографических свитков  были расставлены глиняные скульптурки, изображающие половые сношения, тоже  конфискованные у арестанта. Рядом на стене под иероглифической надписью:          «лица, подлежащие розыску» висели папирусы с нарисованными в фас и профиль  физиономиями особо опасных преступников. Полицейские художники в соседней  комнате тщательно перерисовывали такие портреты и рассылали во все города.
  Пришедший писец записал по рассказу патрульных историю происшествия, а  также имена арестованных. Самого начальника господина ***фхора в отделении  не было. Он находился в отъезде и должен был приехать ближе к закату. Наверное, это была единственная хорошая новость, потому что следствие по этому делу было  отложено до вечера.
  Оглядев арестантов суровым взглядом, господин Херихер спросил:
-  Книгу Мёртвых все читали?
-  Да, -  отозвались задержанные.  -  А что?
-  Приедет господин ***фхор, узнаете, что такое Страшный Суд ещё при жизни. В  камеру их!
   Внезапно студент Нофри встал с лавки и, гордо задрав голову, начал говорить:
-   Да знаете ли вы, с кем имеете дело? Не знаете? Так вот знайте. Я известнейший  колдун и знаток всякой магии, чьё имя вызывает душевный трепет даже у  верховных жрецов, ибо подвластны мне тайны всего мироздания. Я умею вызывать  духов и насылать проклятия, от которых люди корчатся в муках, покрываясь  кровавыми язвами, от которых слепнут и глохнут их потомки и рождаются  мёртвые дети у их детей. И если вы сейчас же не отпустите нас, то я нашлю на всё  ваше отделение такие муки и страдания, что вы сами себе будете вырывать зубы и  выдавливать глаза, лишь бы избавиться от всего этого ужаса.
-  Ты всё сказал?  -  спокойно спросил Херихер, после чего, указав пальцем на  Нофри, приказал полицейским:
-  Этому двадцать плетей. Остальных в камеру.
   У арестованных отобрали все имеющиеся деньги, затем отвели по коридору в  тюремное помещение. Толстый, бритый налысо надзиратель отпер бронзовую  решётку, за которой оказалась мрачная камера с зарешеченным окном. Лежанки из  грубо обструганных досок, расположенные вдоль стен, были единственными  предметами интерьера.
   На них сидели два человека в коротких юбках, разрисованные с ног до головы  татуировками  -  так бывают расписаны стены усыпальниц фараонов. В письменах, начертанных на их коже,  была не только описана увлекательная биография с  указанием тюрем, в которых они отбывали срок  -  на спине у одного из этих ходячих папирусов имелись картинки, наглядно показывающие, в каких позах он  пользовал полицейских и судей. Видимо, он был старший в камере, потому что  другой сразу же сказал:
-  Вот видишь, священный бык Апис, а ты волновался, приведут ли тебе коров для  оплодотворения. Боги услышали тебя, и если наши коровы встанут к стене и  задерут свои хвосты, ты сможешь окропить своим семенем их плодоносящее чрево.
  К этой речи бывший солдат Менепа тут же добавил:
-  А если одна из коров лягнёт тебя копытом в твои семенные хранилища, то они  уже к вечеру почернеют и отвалятся сами по себе, ибо уже никуда не будут  годиться, ни в лоно деторождения, ни в египетскую армию.
  И после этих слов он сразу угостил пяткой старшего между ног. Тот начал  приплясывать, словно на празднике в честь сбора урожая; правда, его глаза всё время норовили упасть на пол, на что дембель заметил:
-  Мне нравится твой танец. Если ты так пропляшешь до вечера, я, пожалуй, не  буду из тебя делать свиток, что хотел бы носить всегда с собой и читать на досуге; а  ещё тем самым ты спасёшь от подобной участи своего друга, который по ночам  заменяет тебе жену, а сегодня станет падшей женщиной и изменит тебе со всеми, кто находится в этом поистине гостеприимном доме.
-  У-у, гад,  -  прошипел в ответ заключённый, и мгновенно тяжёлый кулак  обрушился ему на голову, уложив на пол и выбив остатки сознания.
-  Твой друг отправился в гости к Осирису,  -  сказал Менепа, повернувшись ко  второму уголовнику.  -  Не пойти ли тебе следом за ним, чтобы он не заблудился в  мрачном царстве теней?
-  Нет, я лучше подожду его здесь, -  ответил тот.
-  Тогда закрой своей задницей отхожее место, чтобы в камере не так воняло, и  сиди как Сфинкс до тех пор, пока мы не уйдём отсюда.
-  Я именно так и сделаю. 
   Тщедушный порноторговец, которого вместе со всеми впихнули в эту же камеру, от всего увиденного забился в угол и сидел там, не издавая ни единого звука.
   Писец Имхотеп улёгся на лежанку, положив под голову сумку с письменными  принадлежностями. Через минуту он погрузился в мир сновидений. Только арфист  Тутмос бродил по камере из угла в угол, как неприкаянный, о чём-то сосредоточенно думая.
-  Что делать будем?  -  спросил его Менепа.
    Тутмос что-то промычал в ответ, затем, выплюнув в ладонь несколько  серебряных монет, что спрятал за щеку, произнёс:
-  Не знаю. Дожидаться ***фхора, честно говоря, я отнюдь не желаю. Я хочу  дожить до старости.
    Следует упомянуть, что как таковых монет с профилем фараона и прочей  атрибутикой во времена Рамсеса Второго не существовало. Их заменяли различные  кольца, пластинки, брусочки, отлитые из серебра или золота, и отличались они  друг от друга исключительно по весу. Можно представить, какие подчас  затруднения возникали при определённых покупках. Скажем, если один египтянин  покупал у другого дом за один талант, то бедняга покупатель должен был тащить с  собой 30 килограммов благородного металла. Невольно вспомнишь про анекдоты о  кошельках размером с чемодан. Монеты, которые извлёк изо рта Тутмос, представляли собой несколько серебряных пластинок.
    Загремела решётка, двое полицейских втолкнули в камеру идущего на  полусогнутых ногах Нофри.
-  Ровно двадцать плетей, -  сказал студент, поддерживая свой зад обеими руками, словно боялся, что он отвалится. -  И ни одной меньше.
    На полу зашевелился старший уголовник.
-  Эй ты, папирус мудрости!  -  произнёс Менепа.  -  Я вот всё думаю, может, оторвать твои чернильницы вместе с палочкой для письма и отослать бабушке  злого бога Сета? Живо под лавку, чтобы мои глаза тебя больше не видели!
   Бывший хозяин камеры немедленно исполнил приказание, и только ступни его  ног, торчащие из-под лежанки, напоминали о его присутствии.
   Воцарилась тишина. Каждый погрузился в собственные думы. Бродя по камере, Тутмос подошёл к зарешеченному окну, наблюдая, как яркое солнце Египта всё  дальше и дальше уходит на запад, забирая с собой неумолимое время. Как хотелось  арфисту запрыгнуть в летящую по небу лодку бога Ра, чтобы оттуда обозревать  весь Мемфис, и эту вонючую тюрьму с её полоумным начальником, и  живительную воду Нила, по которой двигались нагруженные товарами корабли; дотянуться взглядом до Великих пирамид, где лежали мумии давно ушедших из  жизни фараонов, увидеть синеву Меридова озера, пронестись над раскалённой  Ливийской пустыней, покрытой редкими пятнами оазисов, и плыть, не  останавливаясь, пока священная ладья не достигнет конечного рубежа своего  путешествия.
-  Значит, говоришь, проклятие, -  сказал Тутмос задумчиво.
-  Что? -  спросил студент, оторвавшись от своих мыслей.
-  По-моему, у меня есть идея, -  пробормотал арфист.
-  Эй, парень! -  крикнул он из окна в тюремный двор, обращаясь к подростку лет  пятнадцати.  -  Ты, кажется, посыльный?
-  Да, господин, -  ответил тот.
-  Хочешь заработать? -  с этими словами Тутмос показал серебряную монету.
   Подросток мигом поднялся с земли, на которой сидел в ожидании распоряжений, и приблизился к окну.
-  Хочу, господин.
-  Ты ездишь за обедом для всего отделения?
-  Да, господин.
-  Где ты покупаешь пищу?
-  В харчевне Неферхеса.
-  А вино ты берёшь там же?
-  И вино.
-  Я так и думал, -  произнёс арфист. -  Когда ты поедешь за едой?
-  Скоро, господин.
-  Вот что, приятель. Ты получишь монету, если в точности исполнишь моё  поручение. Ты купишь обед, но вина в этот раз не покупай, а деньги оставь себе. По  дороге ты заглянешь в дом аптекаря Небсехта. Знаешь, где  это?
-  Знаю.
-  Я дам тебе письмо, ты передашь его жене аптекаря, но только ей лично, и больше никому. Она отдаст тебе пару больших кувшинов вина, которое ты и принесёшь  полицейским. Это очень хорошее вино, намного лучше того, что продают у  Неферхеса, поэтому полицейские тебя похвалят. Если ты всё исполнишь, как я тебе  сказал, то помимо вырученных денег ты заработаешь и эту монету. Согласен?
-  Да, господин.
-  Тогда подожди. Я напишу письмо.
    Тутмос отошёл от окна и, приблизившись к спящему Имхотепу, вытащил у того  сумку с письменными принадлежностями из-под головы.
-  Ты что задумал? -  спросил его студент.
-  Хочу написать письмо одной особе, с которой у меня весьма пылкая связь.
    Разложив чистый папирус на лежанке, арфист макнул палочкой в чернильницу и  начал писать:
   «О несравненная госпожа Нофрет, чья красота затмевает красоту Исиды и  смущает ум всякого, кто имел счастье лицезреть это чудо. Пишет тебе твой  несчастный певец Тутмос, ибо горе, свалившееся на меня столь велико, что у меня  не хватает слов, чтобы описать всю его глубину. Дело в том, что с моим  любимейшим и преданным другом, начальником шестого отделения полиции  господином ***фхором случилось величайшее несчастье. Некий заезжий колдун  наложил на него ужасное проклятье, и вот уже несколько дней он не может  извергнуть из себя ту пищу, которую употреблял до этого. Он мучается от  страшных болей в животе и говорит, что хочет умереть, ибо никакие лекарства ему  не помогают. Я знаю, что у твоего мужа, достойнейшего господина Небсехта, есть  прекрасное слабительное, которое я сам как-то употребил по ошибке, а посему  знаю силу этого снадобья, ибо ощущал его действие не один день. Поэтому я  умоляю тебя взять из своих закромов два кувшина лучшего вина, добавить в них  слабительное и передать посыльному, что принёс тебе это письмо. Только таким  образом я смогу заставить господина ***фхора принять спасительное средство, поскольку он больше не доверяет ни каким лекарям и отказывается от каких-либо  лекарств. Я оплачу все твои расходы и останусь навеки твоим должником. Твой  преданный поклонник Тутмос».
   Закончив послание, он немного подождал, пока высохнут чернила и, свернув  папирус в трубочку, просунул через оконную решётку в руки посыльного.
-  Ну и что дальше? -  спросил Нофри.
-  Дальше остаётся только ждать, -  отвечал арфист, укладываясь на лежанку.
  «Если госпожи Нофрет не окажется дома»,  -   размышлял он, - «то это будет  самый худший день в моей жизни».
 
                3

   Время невидимыми нитями проносилось сквозь тюремную камеру, и прошло, наверное, не менее часа, прежде чем в решётку ударили древесным прутиком.
   Тутмос в мгновение ока вскочил на ноги. Во дворе стоял довольный подросток.
-  Я всё сделал, господин.
-  Жена аптекаря была дома?
-  Да, господин. Она дала мне два кувшина вина. Полицейские его сейчас пьют и  очень хвалят.
-  Ты славный парень. Получай свою монету. Но только умоляю тебя, никому не  рассказывай о своей проделке.
    Повернувшись лицом в камеру, арфист обратился к задремавшему студенту:
-  Эй, Нофри, вставай! Твоё проклятье начинает действовать, и теперь всё зависит  только от тебя.
-  Что? Какое проклятье? -  не понял тот спросонья, но Тутмос его перебил:
-  То самое, о котором ты говорил Херихеру. Сейчас ты должен разыграть  колдовство, но постарайся это сделать убедительно.
  Выслушав вкратце суть дела, студент подошёл к дверной решётке и начал бить по  ней ногами. Через некоторое время появился бритоголовый надзиратель, свирепо  сопя на ходу.
  Нофри воскликнул:
-  Эй ты, лысый уд с лицом краснозадой обезьяны, ты уже набил жратвой своё  поганое брюхо?
-  Что?!
-  Я наслал порчу на всю вашу псарню, и не успеет закатиться солнце, как все вы  отправитесь в вечное путешествие в царство мёртвых, ибо проклятые мною  исчезают с древа жизни как засохшие листья, гонимые ветром. Ты уже сейчас  чувствуешь, как твой живот раздирает изнутри сила моего слова. И я приказываю. Пусть пища, что вошла в тебя сегодня, выползет из своего логовища подобно  жидкой змее, и пойдёт от неё зловоние, что распространится на всю округу и  достигнет столицы, где коснётся ноздрей самого фараона. И то же самое случится  со всеми остальными.
   Надзиратель позеленел от злости. Он хотел, было, открыть камеру, чтобы наказать  дерзкого наглеца, но, увидев, что с лежанки поднимается Менепа, потирая свои  кулаки, побежал за полицейскими. Его долгое отсутствие убедило Тутмоса в том, что всё отделение охвачено приступом безудержного поноса.
-  Будут гадить два дня, не меньше, -  сказал арфист. -  Я знаю это слабительное.
   Вскоре отделение выбросило белый флаг, прислав в качестве парламентёра  господина Херихера в сопровождении надзирателя. Заместитель начальника был  бледен, как смерть, и едва передвигал ноги  -  весь час он провёл над дыркой в  уборной, выплёскивая из себя содержимое желудка.
-  Ты что тут наколдовал, паршивец, -  произнёс он, обращаясь к Нофри и подходя  вплотную к дверной решётке. -  Тебе мало двадцать плетей?
-  Я имел с тобой сношение через уста, -  ответил студент. Он несколько раз  подвигал тазом, наглядно показывая, как это делается. -  Потом я давал тебе  пососать свой жезл наслаждений и усаживал тебя верхом на него.
-  А я его тебе засовывал в ноздрю и наблюдал, как красный наконечник плюётся семенем, -  добавил дембель Менепа.
-  Ты вошь, что живёт между ног, -  подхватил арфист. -  Тебя сношали в  заднее отверстие, мой луноликий друг, и осёл, и верблюд, и обезьяна, и крокодил, и даже змея заползала  туда, но не нашла там ничего интересного.
-  Ах вы, собаки! -  разозлился Херихер.  -  Да я с вас шкуру сдеру живьём.
-  Ничего никому ты уже не сделаешь, -  спокойно возразил Нофри. -  Не успеет  исчезнуть бог Ра, погрузив мир в ночную тьму, как все вы подохнете. Это  действует моё проклятие. Ты Книгу Мёртвых читал? Скоро увидишь всё воочию. А  произойдёт это так. Когда в очередной раз ты побежишь в отхожее место, чтобы  повиснуть задом над ямой, из тебя вместе с дерьмом полезут все твои внутренности. И это будет самая позорная смерть из всех, какие я знаю. В отчётном папирусе, что  отошлют в полицейское ведомство, так и напишут: «Умер, когда гадил в уборной». 
  Словно в подтверждение его слов в животе полицейского забулькало. Лицо  Херихера сделалось серым. Кажется, он начал верить речам студента.
-  Но я могу тебя немного утешить, -  продолжал Нофри.  -  Когда ты предстанешь  перед судом Осириса, обрати внимание на одного судью, что сидит вторым слева  от владыки загробного мира. Это мой человек. Шепнёшь ему, что ты от Нофри. Благополучного существования он, конечно, тебе не обеспечит, но может составить  протекцию. По крайней мере, ты избежишь пасти чудовища Амамат, пожирающего  нечестивые души. А там глядишь, где-то пристроишься, получишь какое-нибудь  место в потусторонней канцелярии. Сам знаешь, что такое связи в высших кругах. Но этого можно избежать. Я ведь могу снять проклятие.
   Господин Херихер обвёл долгим взглядом всех присутствующих в камере. Лицо  его покрылось капельками пота, и это выдавало сложный мыслительный процесс, происходивший в его голове. А, кроме того, ему снова хотелось в сортир.
-  Хорошо, -  выдавил он из себя.  -  Что ты хочешь?
-  Я хочу, чтобы все мы были отпущены на свободу. Немедленно, без каких-либо  препятствий, -  промолвил студент.  -  Тогда я произнесу магические слова, которые  избавят вас от неминуемой смерти.
-  И деньги пусть отдадут, -  добавил Тутмос.  -  Те, что у нас отобрали.
-  Я должен подумать, -  просопел недовольно Херихер.
-  Думай, но недолго, -  Нофри улыбнулся.  -  Время твоей драгоценной жизни уже  на исходе. К закату за тобой явится Анубис. Вообще-то, он уже в пути. Весть о  твоей ближайшей кончине достигла царства мёртвых. Поэтому, когда увидишь  тень с головой шакала, не удивляйся. Как гласит народная египетская пословица: кому почёт и дорогой наряд, а кому саркофаг и уд в самый зад.
    Молчавший всё это время надзиратель внезапно сказал:
-  А ещё есть такая пословица: кому суждено быть съеденным крокодилом, тот не  утонет в Ниле.
    Но Херихер смерил его таким взглядом, что его подчинённый сразу втянул  голову в плечи.
    Думал заместитель начальника недолго. Постоянные позывы в животе и страх  смерти от поноса сделали своё дело. Нофри совершил обряд снятия порчи в виде  словесной абракадабры, дополненной страшными телодвижениями, после чего вся  компания, наконец, очутилась на улице.  Разбуженный Имхотеп с трудом понимал, что происходит. Тутмос позвякивал монетами, подбрасывая увесистый кошелёк на  ладони.
-  Давайте похмелимся, -  предложил писец.  -  Здесь рядом есть кабак.
-  Ну, уж нет, -  возразил арфист.  -  Нужно уходить подальше от шестого отделения. Скоро приедет начальник ***фхор и приведёт этих звенящих детородными  причиндалами в чувство. Тогда, писец, нам точно писец.
-  По-моему, нужно делать ноги из Мемфиса, -  сказал дембель Менепа.
-  Совершенно верно, -  согласился  Нофри.  -  Нужно отплывать в южные номы. Там легче затеряться. Исчезнем на какое-то время, пока здесь всё не утихнет. Там у  меня есть друзья из тайного общества. Советую немедленно пойти на берег и  поискать какого-нибудь перевозчика, чтобы нанять лодку.
   Уже темнело. Пришедший на смену дневной духоте внезапный ветер гнал по  улицам мелкий песок. Прохожие отворачивали лица от его дуновения, стремясь  уберечь слезящиеся глаза.
-  Пожалуй, так и сделаем, -  сказал Тутмос, продолжая  разговор. -  Вы отправляйтесь на поиски лодки, а я сбегаю домой за своей арфой. Я быстро. Встречаемся на берегу.
    И они двинулись с места: трое по направлению к Нилу, а арфист вдоль проспекта  Осириса к улице бога Гора, где имел жильё. Он шёл вприпрыжку, насвистывая на  ходу весёлую мелодию. Он радовался красоте проспекта, прямого как стрела, застроенного белыми домами в несколько этажей с яркими настенными фресками. Его приветствовали растущие вдоль дороги пальмы шевелением листьев под  напором вечернего ветра. В те времена город Мемфис  -  второй по значению в  Египте  -  был поистине великолепен.
  Тутмос уже знал, какой будет его следующая песня. В ней он поведает историю о  том, как обгадилось отделение полиции. Внезапно арфист остановился. Навстречу  ему ехал верхом на коне какой-то грузный человек с надменным выражением лица, в одежде важного полицейского чиновника.
-  Приветствую тебя, светлейший ***фхор! -  поздоровался Тутмос, слегка  отступая в сторону.
   Сидящий на коне бросил на него взгляд колючих глаз, словно пытался  пробуравить насквозь.
-  А, это ты, -  сказал он, вспомнив знакомое лицо.  -  Ну, как, больше не пьёшь?
-  Разве можно впадать в пьянство после того лекарства, каким меня угостили в  шестом отделении? Да я с тех пор не употребил ни капли вина. Хвала Осирису, ты, светлейший ***фхор, можешь избавить человека от любого недуга.
-  Ну, вот, -  усмехнулся полицейский начальник,  -  а ещё называют меня зверем, хотя я ничего, кроме добра, никому не сделал. Кому же, как не мне, знать все  человеческие пороки и уметь вылечивать эти недуги своими хорошо проверенными  методами. Я же делаю лучше для вас. Если не пресечёшь зло в корне, то оно, как  болезнь, поразит человека целиком. В этом отношении я лучший лекарь.
-  А если человек на самом деле болен? -  поинтересовался Тутмос.
-  Все болезни происходят по двум причинам, -  наставительно произнёс ***фхор. -  От слабости духа и от нежелания работать. Хорошее лечение палками может  избавить человека и от того, и от другого.
-  А если у человека понос?
-  Ты страдаешь расстройством живота?
-  Я – нет,  -  возразил арфист.  -  Это к примеру. Вот, скажем, гадит человек с утра  до вечера вместо того, чтобы трудиться на благо Египта, какое в этом случае ему  нужно лекарство?
-  Я думаю, пятьдесят палок по заднице было бы вполне достаточно, -  ответил  полицейский.  -  После этого у него произойдёт просветление в голове, и болезнь  отступит сама.
-  Ты действительно великий лекарь, светлейший ***фхор. Желаю тебе в самое  ближайшее время опробовать свой чудодейственный метод, да хранит тебя Осирис.
   С этими словами Тутмос отвесил почтительный поклон и отправился дальше. Начальник шестого отделения недоумённо посмотрел ему вслед; пожав плечами, он  отвернулся, затем снова направил своего коня вдоль по  проспекту.
   Бегущее на запад солнце уже коснулось краем горизонта  -  это умирал вечно  юный бог Ра, чтобы завтра снова воскреснуть.

                4   

   Благословенный Нил, отец Египта, источник плодородия и жизни вдоль обоих  берегов, разливающийся в месяц тот и месоре и уходящий в своё русло в месяц  хойяк. Можно бесконечно смотреть в твои воды, лёжа на палубе небольшой, изогнутой как лук барки с надутым квадратным парусом, слушать журчание  пенящейся воды, внимая рассказам о том, сколь длинный путь ты проделал, прежде чем встретиться со мной. Впереди тебя ждёт Великая Зелень (Средиземное море), которая поглотит тебя, и исчезнут все твои истории; ты станешь морской волной, ты станешь частью огромной стихии; ей нет дела до твоих воспоминаний, она  равнодушна к рассказам одиночек, как равнодушна Вечность к судьбам отдельных  людей. 
   Так должен был думать студент Нофри, находясь на барке посреди Нила в  утренний час. Но он так не думал. Мало того, он пробудился от одной  единственной мысли, озарившей его мозг ударом молнии, в мгновение ока  разрушившей цветные иллюзии сновидений.
-  Вина! -  вихрем пронеслось в голове студента. Это вопило брошенное на  произвол судьбы бренное тело. Едва разлепив сонные веки, Нофри различил  мутноватым взором два кувшина на расстоянии одного локтя от себя. Его рука  приподнялась и сделала змеиный рывок, жадно захватывая удушающим  движением глиняное горлышко. Однако, встряхнув кувшин, студент не услышал  знакомого всплеска жидкости. Такой же пустотой чернел открытый зев второго  кувшина. Отвратительная бурда, купленная ночью у подпольного виноторговца, целиком перекочевала в желудки. Нофри страдальчески вздохнул. Он повернул  голову, увидел на корме бритого налысо лодочника, управлявшего рулевым веслом. Трое остальных членов компании лежали здесь же: Тутмос спал в обнимку с арфой, рядом притулился Имхотеп, чуть дальше Менепа, подложивший руку под щёку. Студент помотал головой, протёр глаза, бросил взгляд на покрытый тростником  берег утреннего Нила.
   Голос Имхотепа застал его врасплох:
-  А что, вина больше нет?
-  Пусто, как в закромах после прихода сборщика налогов, -  невесело ответил  Нофри.
   Имхотеп приподнялся с палубы, уселся, поджав под себя ноги.
-  Вот так всегда, -  сказал он, разведя руками.  -  Хотели похмелиться, а опять  обожрались вчера, как не знаю кто.
-  Скажи, лодочник, -  обратился писец к сидящему на корме. -  Где здесь можно  купить вина?
-  Скоро подплывём к городу, там и купите. А здесь вы вина не найдёте, - лодочник отрицательно помотал головой. – Местные крестьяне вам ничего не продадут.
   Нофри снова посмотрел на берег и внезапно увидел пастуха, гнавшего стадо коров.
-  Эй, брат! – крикнул он. -  Выпить есть?
    От звука его голоса пастух вздрогнул, остановился, повернулся лицом и покрутил пальцем у виска.
-  Всё понятно, - подвёл итог студент.
    Губы лодочника криво растянулись в довольно неприятную улыбку.
-  Кстати, пока вы спали, я видел на берегу полицейские колесницы, - сообщил он с явным удовольствием. -  Одна даже подъехала поближе, и легавые пристально посмотрели на меня. Вероятно, кого-то ищут.
   Имхотеп и Нофри переглянулись, и писец, понизив голос, сказал:
  -  Неужели нас?
-  Если бы они искали вас, мне бы приказали пристать к берегу, - услышав его реплику, произнёс лодочник. -  Вы что думаете, они не разглядели спящих людей на палубе?
-  Это верно, - согласился Нофри. -  Полицейский – он на то и полицейский, чтобы всё подмечать, когда ему это нужно. Помню, как-то один зажиточный горожанин обронил золотое кольцо. Я увидел и встал в сторонке. Пусть, думаю, подальше отойдёт. Так десятский за полквартала заметил. Стоило мне кольцо поднять, а он уже пальцем меня манит. Пришлось объясняться. Зато в другой раз двое грабителей раздели догола купца в переулке. И тот же самый десятский стоял от них не более чем за пятьдесят локтей, но внезапно ослеп и оглох, хотя купец орал так, что мог бы заглушить полковой оркестр. Говорили, что от этого крика у жены пекаря с улицы Гробниц случились преждевременные роды.
-  Самый зоркий глаз может быть ослеплён сиянием золота, - философски рассудил Имхотеп. -  Это я к тому, что никто не знает, какая часть имущества досталась полицейскому. Если бы мне платили десять талантов в год, я бы не только прикидывался слепым, но и был бы нем, как рыба, пусть бы даже на моих глазах кастрировали наследника престола, да живёт он вечно!
   Писец умолк. На какое-то время возникла пауза, и оба собеседника снова ощутили неприятную тяжесть похмелья.
-  Лучше уж разговаривать, - сказал Имхотеп. -  Когда говоришь, становится как-то легче.
-  Полежу я немного, - отозвался студент и улёгся на палубу.
   Неожиданно Имхотеп вытянул шею, начал всматриваться в пространство прямо по курсу барки.
-  Однако я вижу город, - произнёс он. -  Нужно будить остальных.
   Впереди, в лёгкой дымке утренних испарений возникли белые строения большого города, носившего название Афродитополь. По мере приближения барки он становился всё отчётливее, разрастаясь в размерах. Как и большинство египетских городов, он был окружён мощной стеной, но часть кварталов находилось снаружи, расположившись вдоль берега Нила. Здания, облепившие побережье, были высотой от одного до трёх этажей; в некоторых из них располагались ремесленные мастерские, был даже стекольный завод, а в остальных проживали ремесленники со своими семьями, преимущественно в коммунальных квартирах. Это были рабочие кварталы.
   Как только барка причалила к каменной пристани, с неё сошли Имхотеп и пробудившийся Менепа, державший в руках кошелёк Тутмоса.
-  Пройдёте прямо по этой улице не меньше квартала, - говорил им лодочник, показывая пальцем, -  потом свернёте налево. Там найдёте харчевню под названием « Всевидящее око ». Обычно она открыта с восхода солнца.
-  Только постарайтесь побыстрее, - добавил арфист. -  У меня внутри всё горит.
-  И пожрать купите, - дополнил Нофри.
   Имхотеп и Менепа двинулись в указанном направлении. Впереди появлялись редкие прохожие, идущие по своим делам, но в целом улица была пустынна, если не считать одинокой фигуры уличной торговки, стоявшей неподалёку от перекрёстка.
   Когда Имхотеп и Менепа приблизились, она их окликнула бойким голосом, наработанным за годы её ремесла:
-  Молодые-красивые, не хотите ли свежего пива? За одну маленькую монетку я налью вам две полные кружки.
-  Пива? – переспросил Имхотеп, облизывая пересохшие губы. -  Это то, о чём я мечтал, едва открыл сегодня глаза. Давай выпьем по кружечке, друг Менепа, иначе я не дойду до харчевни.
   Торговка имела миловидное лицо, но была чересчур большегрудой и толстозадой. Рядом с ней стоял внушительный кувшин, из которого она сразу же налила две полные кружки, получив от Менепы монету. Имхотеп немедленно припал к напитку, сделав несколько жадных глотков.
   Отхлебнув пива, бывший солдат прошёлся взглядом по дородной фигуре торговки и спросил:
-  А скажи-ка, красавица, почему это возле вашего города столько полиции? У вас беспорядки?
-  Ничего подобного, - белозубо улыбнулась в ответ торговка. -  Это ищут банду Одноглазого Нитагора. Несколько дней назад он и его люди ограбили караван. Неужели вы об этом ничего не слышали?
-  Честно говоря, нет, - пожал плечами Менепа.
-  Да вы что. У нас же вся округа только об этом и говорит.
   В это время загремели колёса выехавшей из переулка повозки, запряжённой двумя быками. Торговка метнула сердитый взгляд на купца, везущего на рынок товар, так как своим грохотом он помешал ей разговаривать с симпатичным мужчиной.
   Но не только она смотрела в этот момент на повозку. На перекрёстке возле угла дома стоял человек, не спускавший с купца пристальных глаз; во всей его позе чувствовалось какое-то внутреннее напряжение.
-  И никто не может до сих пор его поймать? – спросил Менепа удивлённо. -  Найти человека с одним глазом гораздо легче, чем того, у кого вообще никаких особых примет не имеется.
-  Так-то оно так, - согласилась торговка, переводя взгляд с повозки на бывшего солдата. -  Только этот Нитагор появляется и исчезает подобно злому духу. Налетит, словно ветер из пустыни, захватит добычу, и нет его. Но я думаю, легавые не очень-то стараются его поймать. Они больше хватают тех, кто рассказывает анекдоты про царствующую династию.
   Человек на перекрёстке, видя, что повозка с товарами приближается, обернулся к кому-то за углом, махнул рукой и скомандовал:
-  Давай!
   Тотчас же из-за дома вылетела запряжённая лошадьми колесница, стремительно понеслась наперерез повозке. Купец от неожиданности растерялся. Раздался смачный удар – тяжеловесный бык своими рогами вонзился в разукрашенный орнаментом борт; из колесницы вывалился возничий в красной одежде, на смуглой шее которого болталась золотая цепь. Вслед за этим со всех сторон откуда-то выскочили люди, вооружённые палками, за считанные секунды окружили повозку и загудели, как осиный рой.
-  Они что, из общества слепых? - простодушно спросил Имхотеп.
-  Нет, они зрячие, - ответил Менепа.
   Словно в подтверждение его слов возничий в красной одежде вскочил на ноги и начал орать:
-  Ты куда прёшь, дикая свинья?! Ты знаешь, сколько стоит эта колесница?! Знаешь?! Она же совсем новая! А то, что мне её делали на заказ в столице, ты знаешь?! Ах, не знаешь?! Ну, сейчас узнаешь!
   Купец вертел головой, испуганно хлопая глазами. Он был в состоянии шока.
-  Вы все видели! – визжал хозяин колесницы. -  Он меня чуть не угробил! У-у, морда!
-  По-моему, этого купца ловко подставили, - произнёс Менепа, внимательно наблюдая сцену.
-  Конечно, подставили, - подтвердила торговка. -  Сейчас отберут у него половину товара в уплату за ущерб. За день они починят колесницу, и будут искать очередную жертву. Это было уже много раз.   
   Люди с палками продолжали гудеть. Двое из них забрались на повозку и принялись сгружать на землю мешки.
-  Может, вмешаться? – сказал возмущённо Менепа.
   Торговка покачала головой:
-  Не советую. У этого гнойного прыща, хозяина колесницы, дядя служит в городской управе. А колеснице этой, наверное, лет двадцать, не меньше. Просто её заново красят перед тем, как под кого-нибудь подставить.
-  Я бы на месте купца нанял пяток-другой крепких парней с дубинками, чтобы они переломали кости всей этой банде, - высказал Менепа, но торговка категорично возразила:
-  У нас в городе никто на это не пойдёт.
-  Так ты ему при случае передай: пусть поезжает в Мемфис. Там полно костоломов шатается без дела. Они за звонкую монету порвут задницу любому.
   Менепа сменил тон и ласково добавил:
-  Спасибо за пиво, красавица.
   Торговка снова одарила его белозубой улыбкой и продолжала смотреть вслед, когда Имхотеп и Менепа направились дальше.
   Отойдя шагов на двадцать, писец заметил:
-  Вот уж поистине, хочешь узнать все новости, обратись к уличной торговке. Она расскажет тебе то, чего не ведают даже в покоях фараона.
   В харчевне « Всевидящее око », несмотря на ранний час, было не меньше десятка посетителей, в основном, местных пьяниц, которых утреннее похмелье выгнало из своих постелей. Трудно сказать, почему заведение получило такое название, но видело это око всегда одно и тоже: небритые, опухшие физиономии, что к полудню приобретали естественный цвет, а к вечеру становились пунцовыми. Как только Имхотеп и Менепа переступили порог, на них устремились оценивающие взоры. Дембель молча ответил тяжёлым, дерзким взглядом, и пьяницы отвернулись.
   За одним из столиков пожилой ремесленник рассказывал двум молодым:
-  Я без малого тридцать лет отверблюдил на стекольном заводе. Как работать, так до уда, а как платить, так ни одного уда. А попробуй, оттяни крайнюю плоть по поводу прибавки денег, мигом переудячат по сношальнику, шлюха, костей не соберёшь.
   Не обращая ни на кого внимания, Имхотеп и Менепа подошли к деревянной перегородке, за которой находился хозяин заведения.
-  Нам два кувшина вина и какой-нибудь еды, - сказал дембель. -  Что у вас есть?
   Лицо хозяина превратилось в угодливую маску.
-  Жареную утку не желаете? Хлеб, финики, запечённую рыбу?
-  Берём.
-  Утку придётся подождать, - предупредил хозяин, втягивая носом запахи, доносившиеся с кухни. -  Вот-вот будет готова. Что ещё желают почтеннейшие посетители?
-  Дай-ка нам небольшой кувшинчик вина, - попросил Имхотеп. -  Мы выпьем его здесь, пока готовится утка.
   Хозяин немедленно исполнил просьбу, и оба друга уселись за столик, за которым расположился посетитель, одетый лучше, чем остальная публика. Он сидел с кувшином вина в одиночестве и, судя по виду, уже порядком поднабрался. Возле его локтя на столе лежала шкатулка, в каких обычно возят свёрнутые папирусы.
-  Ты из Мемфиса? – спросил незнакомца Имхотеп, наливая вино в глиняную чашку.
-  А откуда ты знаешь? – оживился тот. Он с удивлением посмотрел на писца.
-  Я тебя видел там несколько раз. Однажды ты заказал мне прошение для получения должности. Не помнишь? На аллее Анубиса? Я там часто сижу.
   -  Как же, как же, - вспомнил незнакомец. -  А я смотрю, лицо знакомое. Вот теперь узнал.
-  Ну и как, получил должность?
-  Ещё бы. Мне ведь это прошение так, для порядка нужно было. На самом деле у меня есть влиятельные друзья в окружении самого Мемфисского номарха.
-  Ну! – удивился Имхотеп.
-  А ты как думал? В наше время должности на дороге не валяются. Где-то взятку нужно дать, где-то оказать услугу, но лучше всего, если есть человек, который может за тебя замолвить словечко. А у меня есть кое-кто.
   Лицо незнакомца приняло загадочное выражение и, понизив голос, он добавил:
-   Этот человек - смотритель уборной самого номарха. Понял? Но только об этом никому не рассказывай.   
-  Буду молчать, как мумия в гробнице, - Имхотеп двумя пальцами ткнул себя в горло. -  Он, кстати, в саму уборную смотрит или за ней?
-  За ней.
-  А-а, - понимающе кивнул Имхотеп. -  А что у тебя за должность?
-  Должность у меня очень секретная. Я могу сказать какая, если вы поклянётесь хранить тайну.
-  Мы не выдадим твою тайну даже на суде Осириса, - с едва заметной усмешкой вставил Менепа.
-  Тогда слушайте, - поведал их собеседник с заговорщицким видом. -  Вот здесь хранятся государственные секреты.
   Он несколько раз похлопал ладонью по шкатулке.
-  Но ни одна душа не должна об этом знать. Я вожу отчёты и донесения в Главное Управление тайной полиции.
   Незнакомец многозначительно поднял палец вверх. Менепа и Имхотеп переглянулись, с трудом сдерживая улыбку.
-  А в данный момент я направляюсь в столицу с очень важными донесениями. Но не скажу, с какими. Это государственная тайна.
   Незнакомец попытался придать своему лицу выражение строгой значительности, но у него это не очень получилось, поскольку он был достаточно пьян.
-  Выпить хочешь? – перебил его Имхотеп и налил вина.
   Гонец без слов схватил чашку, вылил содержимое в глотку.
-  Клянусь Амоном, - проговорил он, -  мне доверяют такие секреты, какие вам не приснятся даже в страшном сне. Любой иноземный шпион за такие сведения готов полжизни отдать. Но он их никогда не получит. Потому что секреты в надёжных руках. Мне в управлении так и говорят: ты у нас самый ценный работник. И это чистая правда. 
   Он всмотрелся в лица своих собеседников, пытаясь определить, насколько сильное впечатление произвели его слова. Имхотеп и Менепа взирали на него с фальшивой почтительностью.
-   Я вижу, вам можно доверять, - сказал гонец, изобразив проницательного человека. -  В этой харчевне уж больно подозрительные лица у публики. Могу я вас кое о чём попросить?
-  Проси, не стесняйся, - отозвался с готовностью Менепа.
-  Мне нужно сходить во двор, отлить лишнее. Приглядите за моей шкатулкой. Я боюсь, что если возьму её с собой, кто-нибудь из этих парасхитов огреет меня по голове и сбежит вместе с ней. Кто их знает, что у них на уме? Пока я здесь сидел, они то и дело искоса на меня поглядывали. А вдруг они засланные?
-  Не беспокойся, друг, - доверительно сказал Имхотеп. – Мы сохраним твои секретные папирусы, даже если нам будут угрожать оружием.
-  Жизнь свою положим, - добавил Менепа.
   Гонец встал из-за стола и, пошатываясь, направился в боковую дверь, ведущую во двор.
-  Давай позырим, что там за государственные секреты, - предложил Имхотеп, как только их новый собеседник покинул помещение. Он открыл шкатулку и вынул наугад свёрнутый папирус. Развернув его, Имхотеп быстро пробежал глазами по значкам скорописного письма.
-  Ну что там? – с любопытством спросил Менепа.
   Писец ответил:
-  Донесение о неблагонадёжном лекаре, который был приглашён к одному чиновнику, чтобы удалить ему чирей на седалище. После этого у больного отнялись ноги. Не очень интересно. Давай-ка, посмотрим другой папирус.
   Он развернул следующий.
-  А здесь что? – поинтересовался Менепа.
-  А вот здесь полюбопытней, - сказал Имхотеп, вчитываясь в строчки. -  Отчёт о поисках Мемфисского Потрошителя. Ого! Да слова-то всё какие! «Исполняя волю царствующего дома»… «не покладая рук»… « были проведены проверки». Знаешь, кем вся эта галиматья написана?
-  Кем?
-  Нашим замечательным начальником шестого отделения господином ***фхором.
-  Не может быть!
-  Абсолютно точно. Вот его подпись. Во заливает. «Не смыкая глаз, работники шестого отделения исполняли свой долг». Во как! Знаю, как они свой долг исполняли. Половина Мемфиса с синяками на заднице ходит после их палок. И у каждого отобрали все деньги, какие только были при нём. Ну, уж нет, это дело мы просто так не оставим. Тут нужно кое-что добавить.
   Имхотеп вынул из сумки письменные принадлежности, макнув заострённой палочкой в чернильницу, что-то дописал на папирусе.
-  Вот теперь совсем другое дело, - проговорил он с улыбкой, любуясь собственной
работой. -  Вот теперь это отчёт. Настоящий, жизненный, а не просто казённая отписка.
-  Что ты там написал? – спросил Менепа.
-  Да так, несколько похабных слов. Я написал…
   Имхотеп оборвал речь на полуслове, увидев, что в двери харчевни появился гонец. Быстро свернув папирусы, он убрал их в шкатулку и закрыл крышку, затем засунул в сумку письменные принадлежности. Друзья приняли непринуждённые позы.
-  Тогда я ему сказал, - нарочито громким голосом произнёс Имхотеп, якобы продолжая какую-то беседу. -  Не суй свой нос в чужие дела. А он меня не послушал.
   К столику нетрезвой походкой приблизился гонец.
-  И чем всё это кончилось? – спросил Менепа.
-  А тем, что он потерял работу, - Имхотеп повернулся к гонцу. -  Ну, как, отлил? Всё в порядке? А я тут рассказываю историю про одного знакомого писца.
   Гонец плюхнулся на стул, взялся руками за голову.
-  Что-то меня слегка повело, - сообщил он. -  Пожалуй, выпью ещё чарку и поеду.
   Он налил себе вина из кувшина, выпил залпом. Менепа и Имхотеп последовали его примеру.
-  Никто не интересовался моей шкатулкой? - задал вопрос гонец.
-  Никто, - успокоил его Менепа, повернувшись в зал, прощупал взглядом фигуры пьяниц, и тут же узрев какого-то человека с расквашенной физиономией, сказал:
-  Один, правда, всё время поглядывал в нашу сторону, вон тот, с разбитым носом, что вертится возле крайнего столика. Но разве посмел бы он приблизиться, видя, какая надёжная охрана приставлена к твоим папирусам?   
   Пьяница, о котором шла речь, посмотрел на Менепу, встретившись с суровыми глазами бывшего солдата, отвернулся, но затем поглядел снова.
-  Мы сторожили твою шкатулку, как сторожили бы государственную казну, - подтвердил Имхотеп. -  Ты им там, в столице, шепни при случае: если нужны надёжные люди для охраны казённых денег, то именно такие у тебя есть.
-  А вообще, ты прав, - продолжил Менепа. -  Народ в этой харчевне весьма подозрительный. Гляди! Тот, с разбитым носом, так и пронзает нас глазами. А вот теперь идёт прямо к нам.
   В самом деле, небритый человек с разбитым лицом подошёл к их столику и сказал, сложив молитвенно руки на груди:
-  Братья! Египтяне! Не оставьте в беде соотечественника! Налейте похмелиться.
-  Отдай ему наше вино, Имхотеп, - промолвил Менепа.
   Писец протянул пьянице кувшин, и тот, жадно схватив сосуд со спасительной жидкостью, радостно пролепетал:
-  Буду век благодарен вам, добрые люди. Да хранят вас боги от всех несчастий.
   Он поспешно удалился в другой угол харчевни.
-  Мне пора ехать, - заявил гонец. – Только мои ноги что-то не очень ходят.
-  Тебя проводить? – участливо спросил Менепа.
-  Не мешало бы, - ответил гонец, беря со стола шкатулку. Он попытался встать, но его повело в сторону. Вскочивший со стула Менепа подхватил его за плечи, установил в вертикальное положение, повёл через харчевню к выходу. Миновав порог, они вышли на улицу. Здесь же, возле столба, стоял привязанный конь, нетерпеливо постукивая копытами об землю. С большим трудом Менепе удалось усадить своего недавнего собеседника на круп скакуна, после чего, отвязав поводья, он хлопнул коня по заду. Иноходец заржал, поскакал по дороге, увозя на себе качающуюся фигуру гонца. Менепа вздохнул, вытер вспотевший лоб и внезапно перевёл взгляд на другую сторону улицы. Там, возле четырёхколёсной повозки, стояли двое полицейских с мечами на поясе и смотрели на него нагловато-изучающим взором. Менепа отвернулся, стараясь держаться непринуждённо, зашагал к дверям харчевни. Он переступил порог. Внутри, возле перегородки, Имхотеп получал у хозяина корзину с купленными продуктами. Менепа остановился посреди зала, ожидая, пока писец расплатится.
   Неожиданно сквозь входную дверь в помещение проскользнули две тени и замерли на полу заведения. В харчевне замолкли все разговоры. Менепа обернулся. Двое полицейских стояли на пороге и смотрели прямо на него.
-  Эй, ты, - сказал один, -  подойди-ка сюда.
-  В чём дело? – отозвался дембель.
   Второй полицейский произнёс хрипловатым голосом:
-  Из следственной тюрьмы в Мемфисе сбежали четверо преступников. Ты случайно не один из них?
-  Я солдат армии Его Величества фараона и никакого отношения к ворам и убийцам не имею.
-  Твои приметы совпадают с описанием внешности одного из сбежавших, - снова заговорил первый полицейский. -  Такой же рост, татуировка на груди.
-  Подобная татуировка в нашем полку Амона у каждого второго, - возразил Менепа. -  Можете съездить в казарму и убедиться.
  Губы полицейского тронула усмешка.
-  Ты поедешь с нами в Мемфис. Если тебя не опознают в шестом отделении, мы лично привезём тебя обратно.
-  Отсюда до Мемфиса самое большее пять часов пути на колеснице, включая переправу на западный берег, - подхватил второй. -  Ты вернёшься назад ещё до захода солнца.
   Менепа заметил, как оба полицейских положили ладони на длинные рукояти изогнутых мечей. На секунду у него мелькнула шальная мысль сходу атаковать их, но, вспомнив про Имхотепа, он отверг этот рискованный план. К тому же полицейские не спускали с него глаз, а их позы выражали боевую готовность.
«Зарубят к матери Сета», - подумал дембель и покорно поплёлся к выходу.
   В сопровождении легавых он перешёл на другую сторону улицы, где забрался в колесницу. Полицейские влезли за ним. Один взял в руки вожжи, второй уселся на лавочку напротив Менепы. Из дверей харчевни выскочил встревоженный Имхотеп с корзиной на плече. Менепа подал ему тайный знак, прорезав ладонью воздух параллельно земле, чтобы тот не выдавал себя и оставался на месте. Свистнул кнут, ударяя по лошадиным задам. Колесница сорвалась с места, помчалась по улице в сторону Мемфиса. Имхотеп с выражением полного отчаяния на лице смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за поворотом.

                5

   Начинало понемногу припекать. На палубе привязанной к пристани барки Тутмос и Нофри вели неторопливую беседу. Лодочник утирал куском ткани бритую голову, смахивая капельки пота.
-  В этой стране жить совершенно нельзя, - говорил Тутмос, трогая пальцами струны арфы и извлекая какую-то мелодию. -  У меня был знакомый арфист, который года три назад сбежал в Вавилон и попросил там убежища. И вот недавно через одного купца он прислал мне письмо, а к нему был приложен рисунок, сделанный с натуры тамошним художником, где этот арфист был изображён на фоне Вавилонской башни в обнимку с местной красоткой. «Дела идут отлично», - так он написал, - «сандалю один концерт за другим, и все в больших залах. Денег – полные сундуки. Особой популярностью пользуется твоя знаменитая песня». Вот так. А я здесь сижу в говне, растрачивая свой музыкальный дар на игру в кабаках.
-  Имхотеп возвращается, - внезапно перебил его Нофри. -  А где Менепа?
   Писец быстрым шагом приближался к пристани, неся на плече корзину.
-  Менепу схватила полиция! – воскликнул он, как только вбежал на каменный прямоугольник причала.
-  А что случилось? – с тревогой в голосе спросил Тутмос.
-  Мы объявлены в розыск. Проклятый ***фхор разослал описание наших примет. Надо смываться.
   Писец забрался на палубу судна, снял с плеча и поставил перед собой корзину.
-  Отвязывай канат, - приказал Нофри, повернувшись к лодочнику.
   Он вместе с Тутмосом принялся торопливо распускать парус. Лодочник потянул за верёвочную снасть, поднимая рею вверх на мачту. Полотнище паруса развернулось, затрепетало на ветру. Все четверо закрепили концы, и спустя несколько минут барка уже двигалась по Нилу. Лодочник рулевым веслом направлял её на середину реки.
   Писец поведал друзьям обо всём, что произошло.
-  Потом они усадили его в колесницу и повезли в Мемфис, -  закончил он свой рассказ. -  Я ничего не мог сделать.
-  Сжалься над ним, Осирис милосердный, - произнёс Тутмос, сложив руки перед собой.
-  Плохо дело, - сказал Нофри. -  Наверное, приказ о нашем аресте привёз этот гонец, которого вы встретили в харчевне.
   Имхотеп почесал голову.
-  Скорее всего.
-  Теперь местная полиция будет искать не только Одноглазого Нитагора, - продолжал Нофри. – Они могут перекрыть реку и выслать на лодках патрули. Мы здесь как на ладони.
   Друзья опасливо посмотрели по сторонам. Впереди под парусами шли три судна на некотором удалении друг от друга – типичные грузовые барки, перевозившие по Нилу различные товары. Пока не происходило ничего подозрительного.
-  Послушайте, - сказал лодочник, -  это, конечно, не моё дело, но если у вас неприятности с полицией, я бы мог вам помочь. Я знаю одно место, где можно спрятаться до наступления темноты. За отдельную плату, разумеется. А ночью опять двинуться по воде. К рассвету мы будем уже далеко.
-  А что дальше? – развёл руками Нофри. -  Полицейские вести распространяются очень быстро. В каждом отделении их переписывают несколько писцов, и всё это рассылается по эстафете во все концы. Боюсь, что нас сцапают раньше, чем мы прибудем в Фивы.
-  Сначала давайте спрячемся, - сказал Тутмос. – А потом подумаем, что будем делать дальше. Вези нас, лодочник, в своё потайное место.
   Ветер надувал квадратный парус, покачивал стройными пальмами на живописных берегах, шелестел тростником, из которого время от времени взлетали вверх дикие утки. Светившее с востока солнце постепенно поднималось к зениту. По пути попадались папирусные лодки рыбаков, забрасывающих в Нил свои сети. Иногда из воды вдруг выныривала морда крокодила, и деревенские женщины, стирающие на деревянных мостках бельё, с громким визгом убегали на берег. Одна из таких рептилий возникла возле барки. Жёлтый, покрытый влажной плёнкой глаз уставился на людей, сидящих на палубе. Не долго думая, Тутмос схватил пустой кувшин, резко запустил в зеленоватую морду, сразу же попал, и крокодил ушёл под воду.
   Через некоторое время лодочник повернул рулевое весло, направив барку в заросшую камышом небольшую бухту.
-  Берите все свои пожитки, - сказал он, как только судно пристало к берегу. -  Дальше пойдём пешком.
-  Далеко? – спросил Нофри. 
-  До той горной гряды, - лодочник указал пальцем на изломанную возвышенность,  что пролегала примерно в двух километрах от них. -  Там есть пещера, о которой никто не знает.
   Он спрыгнул на берег и привычным движением намотал швартовочный канат на вбитый в землю кол.
   Тутмос вздохнул:
-  Ничего не поделаешь. Придётся идти.
   Нофри и Имхотеп взяли корзину, Тутмос забрал свою арфу, после чего компания сошла с барки на землю. Лодочник снова влез на палубу, спустил рею, смотал парус, затем подхватил холщовую сумку, где у него была еда, и покинул судно. Они направились к пещере и шли примерно около получаса почти в полном молчании, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Солнце уже успело нагреть песок, и это чувствовалось даже сквозь сандалии.
-  Осталось совсем немного, - подбадривал их лодочник. -  Скоро будем на месте.
   Наконец они подошли к возвышенности, прямо к тому месту, где в скале зиял чёрный провал входа в пещеру. Они остановились.
-  Ступайте за мной, - поманил их рукой лодочник. -  Не бойтесь. Здесь нет злых духов.
   Он первым вошёл внутрь, вслед за ним Тутмос, затем Нофри с Имхотепом, тащившие вдвоём корзину. Пещера оказалась небольшой, но довольно уютной. Посреди неё располагался каменный стол, а также сложенный из булыжников и обмазанный глиной очаг с медной решёткой для поджаривания мяса. Рядом лежала грубая циновка.
-  Раньше тут жил один отшельник, - пояснил лодочник. -  Святой человек. Он мог, едва взглянув на кого-либо, рассказать не только его прошлое, но и будущее. И никогда не ошибался. Сейчас подобных людей не встретишь.
-  Это смотря где, - возразил студент. -  Если бы ты учился в жреческой школе, то увидел бы такие чудеса, что после этого ничему бы не удивлялся. Есть жрецы, которые могут подниматься над землёй и вызывать видения. Одним взглядом они погружают человека в сонное состояние и заставляют его безропотно исполнять любое приказание. И это ещё не всё.
   Лодочник посмотрел на него недоверчиво.
-  А сам-то ты что-нибудь умеешь?
-  Кое-что умею, - уклончиво ответил Нофри.
-  Ну, покажи.
-  Имхотеп, налей вина в чашу и поставь на стол, - попросил студент, когда они опустили корзину на землю.
-  Заливать вино в брюхо и я умею, - усмехнулся лодочник.
-  Не торопись, - оборвал его Нофри и посмотрел очень загадочно.
   Имхотеп достал из корзины кувшин, откупорил его, затем поставил на стол глиняную чашку и наполнил её вином до краёв. Ему самому стало интересно, что же такое продемонстрирует Нофри.
   Студент уселся перед столом на корточки, вытянул ровно спину и замер, как статуя. Лицо его приняло отрешённое выражение. Он просидел так не меньше двух минут, всё это время глядя на чашку. Трое наблюдателей недоумённо смотрели во все глаза. Вдруг хмельная жидкость начала бурлить, словно её подогревали снизу огнём, и внезапно вздыбившись фонтаном, устремилась прямо в открытый рот Нофри. Она исчезла в его глотке вся, без остатка, как будто выпущенная из клизмы.
Студент проглотил вино и встал на ноги.
-  Я такого ещё не видел! – восхищённо воскликнул Имхотеп.
   Лодочник был поражён.
-  Если ты так же сможешь выудить деньги из чужого кошелька, - сказал он, -  то бедность тебе не грозит. Как ты это делаешь?
-  Сосредотачиваю жизненную силу, - разъяснил студент. -  Впрочем, тебе это не понять.
   Лодочник приволок из глубины пещеры сухих веток, которых оказалось совсем немного; по этой причине он попросил Тутмоса и Имхотепа набрать по округе какое-то количество дерева для поддержания огня, а студента послал за водой к роднику, бьющему прямо из скалы недалеко от пещеры, выдав ему кожаный бурдюк. Он сам тем временем сложил имеющиеся ветки в очаге и разжёг костёр при помощи огнива.
   Спустя полчаса Тутмос, Имхотеп и Нофри сидели на земле вокруг каменного стола и поедали утку с финиками. Лодочник поджаривал себе куски мяса на решётке, переворачивая их деревянной палочкой. От общей трапезы он отказался, сославшись на то, что и так взял со своих пассажиров большую плату за перевоз и вполне обойдётся своими продуктами.
-  Жаль Менепу, - вздохнул Тутмос, наливая себе вина в чашку. -  Будь проклят ***фхор и вся его псарня. Пусть он подавится, когда будет отсасывать семяизвергательный сосуд у начальника всей полиции.
   Все трое выпили.
   Лодочник следил за ними краем глаза, продолжая колдовать над своим мясом.
-  У меня какой-то туман перед глазами, - неожиданно сказал Тутмос, пытаясь сфокусировать зрение. -  И голова тяжелеет.
   Он попробовал приподняться, но тут же упал набок. Нофри и Имхотеп тоже сделали попытку встать, чтобы поднять арфиста, но сами не удержались на ногах и как мешки свалились на землю. Все трое почти мгновенно погрузились в сон.
-  Попались, птички, - усмехнулся лодочник, неспеша снял с решётки готовое мясо.
Его рот изогнулся в злорадной улыбке. Он встал, подошёл к стене и нажал на какой-то камень. С тихим скрипом отворилась незаметная постороннему глазу дверь, замаскированная под стены пещеры, за которой обнаружилась пугающая темнота. 

                6

   В голове Тутмоса звучал голос. Он исходил откуда-то с небес и наполнял весь организм арфиста до последней клеточки какой-то удивительной вибрацией. Голос был низкий, плотный, нечеловечески громкий; от него бежали мурашки по коже. И ещё он был очень торжественный.
-  Я явился сюда из своей страны, пришёл из своего города, истребляю злое, отвращаю недоброе, очищаюсь от грязного. Направляюсь в страну обитателей неба, вступаю через великие ворота. О, мои спутники, дайте мне руку, ибо я буду одним из вас.
   Тутмос с трудом открыл глаза. Прямо перед ним стояло существо с телом человека и головой шакала.
-  Анубис! – с ужасом воскликнул арфист. -  Я уже умер?
-  Ещё нет, - ответил бог загробного мира. -  Но скоро умрёшь.
   Его голос звучал глухо, отражаясь от свода пещеры. В свете горящих факелов тень Анубиса трепеталась на неровных стенах.
   Руки и ноги Тутмоса были опутаны верёвкой. Он лежал на земле, и на расстоянии двух локтей от него распласталось связанное тело Имхотепа. Никогда ещё арфист не испытывал такого беспредельного ужаса. Он с трудом понимал, что происходит, поскольку находился в полусонном состоянии. В центре пещеры на каменной плите, напоминающей стол для анатомирования трупа, лежал Нофри, привязанный за ноги и за руки к бронзовым кольцам – так подчас естествоиспытатели распинают на дощечке пойманную крысу перед тем, как сделать ей вскрытие с целью изучения внутренних органов.
   Слева от арфиста зашевелился пробуждающийся Имхотеп, поднял голову, несколько секунд бессмысленно поводил глазами и спросил:
-  Где это я?
   Его взгляд остановился на фигуре Анубиса. Писец негромко крякнул, закрыл глаза, помотал головой и снова взглянул.
-  Это кто? - задал он опять вопрос.
-  Поздравляю тебя, Имхотеп, - ответил ему Тутмос. -  Кажется, мы попали в гости к самому Мемфисскому Потрошителю.
-  Ты очень догадлив, арфист, - сказал лодочник, снимая маску загробного бога. -  Я подсыпал вам в вино сонное зелье из страны Пунт. Действует недолго, но всегда безотказно.
-  По-моему, его в детстве изнасиловали в голову, - раздался голос привязанного к плите Нофри. -  От того у него мозги набекрень и встали.
-  Захлопни свою пасть! – агрессивно огрызнулся Потрошитель. На его потной бритой голове плясали световые блики от факелов.
   Он неторопливо направился к столу, на котором лежал распятый студент и, остановившись, поднял с земли какой-то ящичек. Во всех его движениях, лишённых мирской суеты, была завораживающая отточенность. Поставив ящичек на край плиты, Потрошитель запустил в него руку, с хладнокровной медлительностью стал вынимать инструменты: нож, небольшую бронзовую пилу, изогнутую проволоку для извлечения мозга и медные клещи. Все эти предметы он раскладывал перед собой, придирчиво осматривая. На его лице застыла ужасающая улыбка.
   Наблюдая за его действиями, Нофри заметно побледнел.
-  Ты говорил, что знаешь жрецов, которые умеют летать, - обратился Потрошитель к студенту. -  Ты правду сказал или соврал?
   Нофри судорожно сглотнул и ответил:
-  Абсолютную правду. Это очень просто. Если ты сейчас выйдешь из пещеры, поднимешься на скалу, разбежишься и прыгнешь, то полетишь, как птица, до самого Мемфиса. Можешь мне поверить.
-  Ты хочешь поупражняться в остроумии? – рот Потрошителя вытянулся в прямую линию, а в глазах появилась беспредельная жестокость. – Ну, так я скажу тебе, как лучше всего это сделать. Когда ты покинешь своё тело, первым делом заяви в загробном мире: «К вам пришёл главный шут и дурак, какой когда-либо рождался под солнцем. Сейчас я так начну шутить, что вы будете ржать с утра до вечера». Может быть, они отошлют тебя назад, а ты мне потом расскажешь – как там, на том свете.
   Нофри снова сглотнул.
-  Ну, ладно, пожалуй, начнём, - сказал Потрошитель, взял с плиты голову Анубиса и прошёл пару шагов к деревянной скамье, на  которой лежал реквизит: сделанные из плотного картона маски богини Исиды, её сына – соколиноголового бога Гора, и злого бога Сета. Положив маску Анубиса, Потрошитель натянул на себя ужасную морду Сета и рыжий парик.
-  Вот лежит мой спящий брат Осирис! – завопил он чудовищным голосом. – Тот самый Осирис, брат и супруг прекрасной Исиды! Я разрублю его на части и спрячу так глубоко, что не найдёт его ни один из богов!
   Тутмос и Имхотеп переглянулись, и писец опять негромко крякнул.
   Потрошитель снял с себя личину Сета, затем надел маску Исиды и чёрный парик. Перебежав к изголовью плиты, он заголосил фальцетом, изображая женщину:
-  Где мой брат? Где мой божественный супруг? Что ты сделал со спящим, брат Сет? Кто-нибудь видел моего возлюбленного Осириса?
-  Это какой-то сумасшедший дом, - констатировал Нофри.
   Тем временем Потрошитель снял маску и парик Исиды. Он снова перешёл на прежнее место, надев на ходу морду Сета с рыжей копной волос.
-  О плачь, прекрасная Исида, затмевающая звёзды! Никогда больше не увидишь ты своего супруга! Никогда больше не сядет он в золочёную ладью, и солнце больше не встанет на небосводе! Я разрубил брата Осириса на куски и разбросал по всей священной земле, и никто теперь не найдёт его – ни люди, ни боги!
-  Легавые найдут! – неожиданно воскликнул Имхотеп. -  Уж тебя, собака лысая, точно!
-  Заткнись! – отозвался Потрошитель. -  До тебя тоже дойдёт очередь.
   Сняв ужасную маску Сета, он напялил на себя голову бога Гора и начал декламировать, подражая детскому голосу:
-  О мать моя Исида! Что случилось с моим отцом Осирисом? Почему я не вижу его больше? Что сделал с ним проклятый Сет?
-  Неправильно исполняешь похоронный обряд, - вставил студент, пытаясь вырвать руку из верёвочной петли.
-  Неужели он убил моего отца? – гнусавил Потрошитель, не обращая внимания на выпад Нофри. -  Проклятый дух тьмы, живущий в пустыне, поднимающий песчаные  бури, что затмевают дневной свет, насылающий болезни! Я найду труп моего отца и отомщу за его смерть! Не плачь, мать моя, ибо сгинет в бездне ненавистный Сет, откуда его не сможет извлечь сам отец богов!
-  Неправильно исполняешь похоронный обряд, - ещё раз высказал Нофри. -  Ты лучше изображение собственной задницы натяни себе на голову, оно тебе больше пойдёт!
   Потрошитель в гневе сорвал маску Гора.
-  Ты заткнёшься или нет? Или надеешься на свою жизненную силу? – глаза его злобно сверкнули. – Так я её из тебя выпущу. Вместе с потрохами.
-  Извини, родной, но ты на самом деле не знаешь обряда и несёшь какую-то отсебятину, - промолвил Нофри, стараясь говорить как можно спокойнее. -  Если ты меня развяжешь, я покажу, как это делается. А потом ты меня привяжешь снова. 
   Лицо Потрошителя изуродовала отвратительная улыбка.
-  Я тебя отвяжу. Когда твоя тень отправится в царство мёртвых.
-  Имел я в уста такое счастье, - произнёс студент.
   Лодочник скользнул взором по своим пленникам. В этот момент он сам был похож на выходца с того света, настолько нереальной казалась его бритая физиономия с холодными змеиными глазами.
-  Вы только посмотрите на себя, навозные черви. Вы ничто. Вы прах. Жалкие пьяницы, бесцельные прожигатели жизни. Что вы понимаете в священных таинствах? Десять дней назад у меня здесь был смотритель гардероба в доме одного знатного вельможи. Вот достойный человек. Мудрец! Прежде, чем испустить дух, он сообщил, что будет приходить ко мне каждый день и каждую ночь. И оказался прав. Он и сейчас здесь стоит. Вон там, в углу.
   Лодочник обратил свой взгляд во мглу пещеры, крикнул:
-  Как ты там, брат? Что нового на полях блаженства? Видите, он улыбается и махает мне рукой.
-  Приехали, - тихо сказал Имхотеп.
Потрошитель внезапно запел:
-  Ты идёшь с миром в Абидос. Да достигнешь ты с миром фиванского Запада. На Запад! На Запад! В страну праведных!
   Пение его было до такой степени ужасным, что арфист Тутмос просто не выдержал:
-  Ой, какой кошмар! Ой, какая лажа! Слушай, ты! Я тебя умоляю, избавь нас от этой пытки, не пой!
-  Не мешай! – оборвал его Потрошитель и снова затянул:
-  На Запад! На Запад! В страну праведных!
-  С таким голосом тебе нужно стоять на страже возле уборной мемфисского номарха и орать: «Занято!» - возмутился Тутмос.
-  Вот что я сделаю! – рявкнул в сердцах Потрошитель. -  Я отрежу вам всем языки, чтобы вы не мешали мне работать!
-  Умолкаем, умолкаем, - попытался успокоить его Имхотеп. -  Мне, например, твоё пение очень нравится. Ты, пожалуйста, подольше попой. Насколько я помню, эта песня очень длинная. Смотри, не пропусти какой-нибудь куплет, иначе обряд будет считаться недействительным.
-  Совершенно верно! – подхватил студент. -  Ты не мог бы начать всю церемонию с  самого сначала? Ты там пропустил кое-что.
-  И к тому же забыл запереть дверь! – раздался громоподобный голос Менепы.
   Мускулистая рука натянула тугую тетиву лука, и звучно просвистевшая в воздухе стрела пробила насквозь шею Потрошителя. Тот открыл рот, как рыба, вытащенная на берег, попытался вздохнуть, но рухнул на землю замертво. Несколько секунд его конечности дёргались в судорогах, затем движения прекратились. Бывший солдат опустил лук, поправил на плече колчан со стрелами. Лицо его не выражало ничего, кроме хладнокровного спокойствия, словно он только что поразил очередную деревянную мишень во время ежедневной армейской подготовки.
   Всё произошло настолько быстро и неожиданно, что пленники даже оцепенели.
-  Менепа! Как ты нас нашёл? – приходя в себя, изумлённо воскликнул Нофри.
-  Тебя отпустили? – спросил Имхотеп.
-  Я сам себя отпустил, - невозмутимо сказал дембель, направился к плите, на которой лежал привязанный студент. Положив лук и колчан на землю, он взял бронзовый нож Потрошителя, резкими, сильными взмахами руки перерезал верёвки. Освобождённый Нофри встал на ноги, начал растирать онемевшие члены.
   Тем временем Менепа рассказывал:
-  Когда мы отъехали подальше от города, я спросил полицейских: «Друзья, вы бы хотели быть птицами?». «Причём здесь птицы?», - удивились они. «А притом, что вы бы могли догнать в полёте священную лодку бога Ра», - ответил я им и дал по голове одному и второму. Они вылетели из повозки, как птенцы из гнезда, а я развернул лошадей и помчался назад в город. Таким образом, мне досталась их колесница, этот лук и два щита.
-  А как же ты нас нашёл? – повторил свой вопрос Нофри. Он взял нож, и пока Менепа рассказывал, освободил от пут Имхотепа и Тутмоса.
-  Очень просто, - ответил дембель. -  Не найдя вас у причала, я поехал вдоль берега вверх по реке и вскоре обнаружил в камышах спрятанную барку. Потом я разыскал следы ваших сандалий, которые не заметил бы только слепой. Я ведь в армии был не только солдатом, но и следопытом. В итоге я добрался до этой пещеры. На всякий случай я поставил колесницу в расщелине скалы, чтобы не привлекать чужого внимания.
   Он взглянул на застывшее тело лодочника.
-  А этот, значит, и есть Мемфисский Потрошитель? Я посмотрел немного представление, которое он тут разыгрывал.
-  Ловко придумал, гад, - сказал Имхотеп. -  Его жертвы сами садились к нему в лодку, ничего не подозревая.
-  Поэтому его до сих пор не нашли, - добавил Тутмос.
-  Я одного не пойму, - снова заговорил писец. -  Почему он нас не убил, пока мы спали на палубе?
   На что студент Нофри заметил:
-  Э нет, тогда бы он не выполнил обряд. Ему нужно было непременно заманить нас в пещеру, где у него спрятан весь реквизит.
-  Есть ещё одна причина, - вставил Менепа. -  Мне этот лодочник не понравился с самого начала. Мутный какой-то, улыбочка гаденькая. Я сплю очень чутко, и несколько раз открывал глаза и смотрел на него, пока вы дрыхли. Он понял, что просто так с нами не справиться, и пошёл на хитрость. А тут ещё случай подвернулся.
   Друзья осмотрели пещеру. Она была намного больше той, с которой соединялась потайной дверью, и где Потрошитель усыпил своих пассажиров сонным зельем. По своей форме она напоминала длинный зал, естественно, не такой правильный, какими бывают рукотворные строения. Своды высотой в несколько метров гулко отражали каждый звук. Двигаясь с факелом вдоль стены, Тутмос наткнулся на какое-то углубление. В свете пламени яркой желтизной блеснуло золото.
-  Идите сюда! – позвал арфист остальных. -  Смотрите, что я нашёл.
   В вырубленной в стене ниши находилось настоящее богатство: золотые и серебряные блюда, кубки, дорогая утварь, шкатулки, украшенные драгоценными камнями, жемчуг в глиняном горшке, роскошные ткани, а также мешки, набитые золотыми монетами.
-  Сколько же людей он угробил? – спросил подошедший Менепа.
   Его друзья смотрели на найденный клад, как завороженные.
-  Он мог обчистить какую-нибудь гробницу, - предположил студент. -  И не одну.
-  Я никогда в жизни не видел столько добра! – восхищённо произнёс Имхотеп и, развязав какой-то матерчатый тюк, заглянул внутрь. Едва вдохнув пряный запах, исходивший от содержимого мешка, он немедленно расчихался.
-  Тьфу, гадость! – писец вытер пальцами выступившие слёзы. -  Красный перец. Полный мешок.
   Вдруг чуткий слух бывшего солдата уловил посторонние звуки.
-  Тихо, - сказал он. -  Слышите?
   Снаружи доносился отчётливый шум.

                7

   Звуки, которые услышал Менепа, производила подъехавшая к пещере четырёхколёсная повозка. Лошади замерли, и на землю из колесницы спрыгнули четверо вооружённых людей: у троих на поясе висели длинные серповидные мечи, так называемые «хепеш скимитар», а четвёртый нёс на плече секиру. Рослый ливиец в синей накидке, со страусовыми перьями в волосах, видимо, старший в группе, первым направился к пещерному входу. Остальные последовали за ним.
   Услышав шаги, Менепа показал знаками своим друзьям, чтобы они рассредоточились по пещере, а сам неслышной походкой вернулся к плите, на которой недавно лежал студент, и, подняв с земли лук, занял боевую позицию. Он встал на одно колено, приготовил стрелу, поставил лук вертикально, тем самым, создав упор для стрельбы. Шаги приближались.
   Через дверной проём один за другим вошли четверо незнакомцев, сразу замерли, почуяв неладное. Взгляд ливийца остановился на теле мёртвого Потрошителя, а в следующую секунду он увидел застывшего в боевой позе Менепу. Бывший солдат отпустил тетиву, издавшую звонкую ноту – один из непрошенных гостей, пронзённый стрелой в грудь, опрокинулся на землю. Менепа привычным движением мгновенно вытащил из колчана другую стрелу, буквально в долю  секунды вставил её в лук и вторым выстрелом уложил человека с секирой на плече, попав ему в горло. Рослый ливиец, словно очнувшись от наваждения, выхватил меч, тут же со стремительностью льва бросился на дембеля, быстро преодолев расстояние. Менепа успел метнуться в сторону, ловкой подножкой сбил противника с ног. Из-за скального выступа появился Тутмос, разбил вдребезги глиняный горшок об голову ливийца. Тот сразу же потерял сознание и неподвижно растянулся на земле. Арфист ударом ноги отбросил его меч в сторону. Четвёртый гость, оценив ситуацию, рванулся назад в дверной проход, пытаясь уйти. Менепа с луком в руках пустился за ним в погоню. Незнакомец выбежал наружу, запрыгнул в колесницу, схватился за вожжи, и лошади понеслись вперёд. Вылетевший следом Менепа поднял лук, прицелился в ускользающего противника. К сожалению, он захватил с собой только одну стрелу, поэтому промахнуться было нельзя. Громыхающая колесница быстро удалялась, увеличивая расстояние до цели. К тому же повозку сильно трясло, и силуэт незнакомца всё время дёргался. Звякнула тетива. Стрела, выпущенная со страшной силой, устремилась вслед за колесницей и вонзилась беглецу в зад.
   Тот взвизгнул от боли, повернувшись к Менепе лицом, крикнул:
-  Ты заплатишь за это, собака!
   Из пещеры выскочил Имхотеп.
-  Ушёл, - сообщил ему Менепа.
   Оставляя за собой пыльное облако, колесница уносилась прочь. Писец провожал её глазами.
   Менепа сказал:
-  Останься здесь, Имхотеп. Вдруг ещё гости пожалуют.
   Он развернулся и направился к пещере.
   Оглушённый ливиец пришёл в себя, после того, как Тутмос вылил ему на голову чашку воды. Пока он был без сознания, арфист и студент крепко связали его. Подошёл появившийся Менепа, присел перед незнакомцем на корточки, спросил, глядя пленнику прямо в глаза:
-  Ты кто такой? Ливиец?
-  Да, ливиец.
   Лицо связанного исказила гримаса боли – последствие удара по голове.
-  Так что ты здесь делаешь? – продолжал допрос Менепа.
-  Это наша пещера.
-  А кто вы?
   Ливиец повернул голову влево и сплюнул на землю.
-  Мы из банды Одноглазого Нитагора. Слышал про нас?
   Стоявший рядом со сложенными на груди руками Нофри посмотрел на Тутмоса. Арфист ответил ему взглядом, в котором читалось удивление.
-  Пускают в страну неизвестно кого, - произнёс возмущённо бывший солдат, -  а потом удивляются, почему такая преступность кругом. А мне, между прочим, мемфисскую прописку не дают, взятку с меня вымогают. «Ты, мол, давно не жил в Мемфисе». А как я в нём мог жить, когда я прослужил пятнадцать лет в армии? Вот псы поганые! Зато куда ни глянь, финикийцы бродят, как у себя дома. Они властям денежки дзинь-дзинь-дзинь, - Менепа перебрал пальцами, словно считал монеты. -  Власти денежки себе в шкатулку – и все довольны!
   Ливиец презрительно ухмыльнулся.
-  Этот Потрошитель, он тоже с вами? – спросил дембель, показывая на труп лодочника.
-  Он и есть Одноглазый Нитагор.
   Эти слова произвели эффект удара молнии.
-  Он такой же одноглазый, как ты или я, - сказал Менепа, придя в себя после некоторого замешательства. -  Впрочем, в отношении тебя всё очень легко исправить. Я могу сделать тебя не только одноглазым, но и слепым.
-  Так почему же его прозвали Одноглазым? – вставил Тутмос.
-  Он, когда шёл на дело, надевал парик и повязку на глаз, чтобы его потом не опознали.
-  Один в трёх лицах, - констатировал арфист. – Ловко.
-  Золото в пещере ваше? – спросил Менепа.
-  Наше.
-  Караваны грабили?
-  Не только.
-  А мешок с красным перцем вам зачем? – наклонился к пленнику Нофри.
   Ливиец бросил на него презрительный взгляд.
-  Угадай.
   Красный перец был большой редкостью. Его привозили финикийские купцы откуда-то из далёких стран.
-  Я слышал об одной ужасной пытке, которую применяют бандиты, - сказал Менепа. – Когда взятый в плен человек отказывается платить выкуп, его засовывают головой в мешок с красным молотым перцем. Жертва испытывает ужасные мучения, и если продолжает упорствовать, в конце концов, умирает.
   Ливиец засмеялся:
-  Ты прав, египтянин.
-  А ты не боишься, что рано или поздно вас поймают легавые? – обратился к нему Тутмос.
-  Полицейские нам ничего не сделают, - ответил ливиец. – Мы им хорошо платим. Они нас ищут только для видимости.
-  Ну что за страна?! – взорвался Нофри. – Продажные чиновники доведут Египет до полного разорения! Пора призывать народ к бунту!
   Раздались торопливые шаги, и в пещеру вбежал Имхотеп, сразу же громко сообщил:
-  Какие-то колесницы вдали. Похоже, что едут сюда.
   Ливиец расхохотался.
-  Значит, Анупу сумел убежать, - его глаза засияли злорадным блеском. -  Он привёл всю банду. Вас перережут, как птенцов.
-  Немедленно уходим! – сказал Менепа, глядя исподлобья на ливийца.
-  А сокровища? – задал вопрос Тутмос.
   Дембель покачал головой:
-  Берите только золотые монеты. Остальное нам не увезти.
   После этих слов он с Имхотепом направился к выходу, чтобы выяснить обстановку.
   Поднимая за собой пыльные шлейфы, вдали мчались колесницы. Они приближались, растянувшись полукругом, перекрывая все пути от пещеры.
-  Десять колесниц, - подсчитал Менепа, прищурив глаза и приложив ко лбу ладонь, как козырёк. – Восемь лёгких и две тяжёлых. Нам не уйти. Придётся прорываться сквозь строй.
-  А получится? – испуганно спросил Имхотеп.
-  Не знаю, - пожал плечами бывший солдат. -  Попробуем.
   Банда наступала. По равнине мчались выкрашенные в чёрный цвет, запряжённые парами лошадей лёгкие двухколёсные колесницы с экипажем из двух человек: возничего и лучника. Они двигались приблизительно с одинаковой скоростью, на определённом расстоянии друг от друга, стремясь охватить как можно больше пространства. Фланги прикрывали две вавилонские колесницы, обшитые для неуязвимости медными листами. Эти повозки были более громоздкие, имели по четыре колеса, и при движении производили довольно сильный грохот. Каждую из них тащили по две пары особо выносливых коней, вышибающих копытами ритмичную дробь; в одной находилось трое, в другой четверо бандитов. Возничие щёлкали бичами, издавая громкие крики, чтобы лошади не сбавляли темпа. Быстро вращались колёса, подпрыгивая на неровностях почвы. Постепенно дистанция между колесницами сокращалась, словно стая диких хищников загоняла добычу. Так сгущаются тучи, прежде чем обрушиться на землю неистовой грозой.
   Внезапно возничие натянули поводья, останавливая лошадей. Колесницы замерли. На покрытых пылью лицах бандитов отразилось неподдельное изумление. В одной из повозок свирепый темнокожий лучник-эфиоп выпучил белки глаз, словно увидел среди бела дня ужасного призрака из потустороннего мира. В другой колеснице египтянин с изуродованной шрамами физиономией нервно проглотил слюну. Никто не проронил ни единого слова, только какой-то испуганный вздох прокатился по всему ряду.
   Навстречу кавалькаде неторопливо двигалась полицейская повозка, в которой подобно статуе стоял Мемфисский Потрошитель. Стрела в его шее  была обломана с двух сторон, и на расстоянии казалось, что человек застыл в позе созерцательного спокойствия. Скрещённые на груди руки придавали ему медитативно-молитвенный вид. За его спиной возвышались четыре божества: ужасный рыжеволосый Сет, Исида с арфой в руках, Гор и Анубис, неподвижно стоявшие в полном молчании. Зрелище производило довольно жуткое впечатление. Неприятно поскрипывала ось колесницы. Три гнедых лошади с чёрными гривами волокли повозку, размеренно ударяя стройными ногами об землю.
   Вдруг коварный владыка пустыни Сет поднял над головой золотое блюдо и начал яростно бить по нему палкой, сопровождая эту процедуру чудовищным рёвом. По лицам бандитов пробежала тень тревоги. Их лошади беспокойно заржали. Воспользовавшись всеобщим замешательством, полицейская повозка резко набрала скорость и устремилась между двумя лёгкими колесницами. Высокий мускулистый Анубис поднял лук, повернулся направо, метким выстрелом поразил бандитского лучника. Сразу же развернувшись влево, он вставил в тетиву новую стрелу, в мгновение ока выбил из другой колесницы ещё одного лучника, попав ему в сердце. Прежде, чем кто-либо успел понять суть происходящего, полицейская повозка стремительно проскочила сквозь линию строя и понеслась по направлению к берегу. Засвистели полетевшие вдогонку стрелы – это опомнившиеся бандиты пустили в ход свои луки, в ярости обстреливая врагов, однако Гор и Исида прикрыли экипаж большими щитами, обшитыми бронзовыми пластинками. Кавалькада пришла в движение, стала неуклюже разворачиваться, наполняя воздух суетой и потоком ругательств.
   От неистовой скачки полицейскую колесницу весьма ощутимо потряхивало. Управляющий лошадьми студент в маске и парике Сета намотал на левую руку вожжи, а правой попытался вышвырнуть мёртвое тело Потрошителя, привязанного спиной к деревянной доске от скамейки. Он навалился на мертвеца плечом, толкнул, и покойник, перемахнув через борт, вывалился наружу, избавив экипаж от лишнего груза. Позади грохотала колёсами пустившаяся в погоню банда.
    Нофри чувствовал, как по его шее бежали струйки пота. Он хлестал кнутом гнедых скакунов, словно передавая им всю силу нервного возбуждения.
-  Гони! – кричал ему Менепа, переодетый Анубисом.
   Преследователи, потеряв чёткий строй, мчались за ними озлобленной стаей. Две колесницы, запряжённые наиболее резвыми лошадьми, вырвались вперёд и постепенно догоняли беглецов, стараясь зайти с двух сторон. Студент попытался оторваться, ещё сильнее стегая лошадей, но перегруженная повозка неслась на предельной скорости.
   Впереди зеленели возделанные поля, растянувшись вдоль берега, финиковые пальмы, раскидистые сикоморы. По ту сторону Нила, на западном побережье, остроконечными утёсами возвышались пирамиды, построенные более тысячи лет назад во времена ранних династий.
   Повозка сделала поворот и устремилась параллельно реке, не доезжая до полосы плодородной земли. Вражеские колесницы висели на хвосте. Менепа, стоя под прикрытием щитов, натянул тетиву, и беспощадная стрела пронзила возничего одной из догоняющих двуколок. Тот выпустил вожжи из рук, оставив колесницу без управления. Лошади рванули в сторону, отклоняясь от курса; вслед за этим, наскочив колесом на камень, двуколка опрокинулась на бок.
   Тем временем вторая колесница практически настигла беглецов и начала заходить справа. Два коня сирийской породы с потными, мускулистыми телами, громко фыркали на бегу, раздувая каплевидные ноздри – они скакали абсолютно синхронно, не в пример гнедым полицейским лошадкам. Вражеский лучник целился в студента, которого Тутмос в маске Исиды усердно прикрывал щитом. Колесницы сровнялись. И в ту же секунду распоровшая воздух стрела Менепы воткнулась бандиту в глаз. Выронив лук, враг подался корпусом назад и на полном ходу вывалился из колесницы. Следующая стрела пробила плечо возничему; преследователь от испуга натянул поводья, сдерживая сирийских скакунов. Его побелевшее лицо между храпящими конями, отставая, поплыло назад.
   Но оторваться от погони было не так-то просто. Остальные колесницы, сбившись в плотную массу, продолжали преследование. Расстояние между беглецами и бандитами неумолимо сокращалось.
   Работающие на полях крестьяне оставляли свои занятия и, повернув головы, недоумённо провожали глазами всё это грохочущее, пылящее воинство.
-  А теперь главное блюдо нашей кухни, - произнёс Менепа, вешая лук на плечо.
   Тутмос и Имхотеп положили свои щиты, вместе с дембелем подняли с днища колесницы мешок с перцем. Бывший солдат развязал матерчатый узел; все трое принялись дружно вытряхивать содержимое в сторону догоняющей банды. Красноватая пыль, подхваченная потоком воздуха, распушилась извивающимся хвостом, чётко выделяясь в облаке летящего песка. Вероятно, это была первая химическая атака в истории человечества. Достигнув преследователей, едкий жгучий перец обрушился на них тысячами иголок, раздирая органы дыхания и слизистые оболочки глаз. Задохнувшиеся лошади мгновенно остановились, вскочили на дыбы, оглашая простор храпом и жалобным ржанием. Колесницы сбились в кучу. Бандиты захлебнулись в приступе внезапного чихания. Обливаясь слезами, они тёрли пальцами воспалившиеся глаза, чтобы хоть как-то унять резкую мучительную боль. Лишь одна повозка, не попавшая под действие красного перца, оторвалась от общей стаи и продолжала погоню. В ней находились рябой египтянин с квадратной челюстью и свирепый эфиоп, издававший воинственные вопли. Оба потрясали в воздухе кривыми бронзовыми мечами. Мимо проносились растущие по краю полей деревья.
   Между тем, управляющий лошадьми студент заметил впереди на дороге идущую процессию: шестеро рабов несли на носилках местного землевладельца в льняной гофрированной одежде, с массивной золотой цепью на шее. Следом шествовало около десятка слуг, двое из которых держали в руках опахала, а остальные были вооружены палками. Процессия двигалась навстречу полицейской повозке. Внезапно пешеходы замерли, как вкопанные. Их глаза уставились на мчащуюся колесницу, в которой возвышались четыре божества. Они увидели, как ветер развевал рыжие волосы, обрамлявшие звериную морду Сета, как загробный бог Анубис поднял изогнутый лук, Гора и Исиду со щитами в руках, взмыленных лошадей, несущихся прямо на них, и ропот ужаса сорвался с их губ. Бросив паланкин с хозяином на дорогу, рабы и слуги разбежались в стороны – засверкали пятки босых ног.
   Очумевший от неожиданности землевладелец застыл в своём кресле, вцепившись скрюченными пальцами в подлокотники. Полицейская повозка проскочила мимо, накрыв его тучей песка. Следовавшая за ней лёгкая колесница приблизилась к брошенным носилкам и неожиданно затормозила. Из неё выпрыгнул на землю эфиоп с мечом в руке и луком на плече, двумя тигриными прыжками добрался до вельможи. Тот испуганно взглянул на черную жутковатую физиономию бандита и громко икнул. Эфиоп оскалил  белые зубы, резким движением левой руки сорвал золотую цепь с шеи землевладельца, затем пару раз махнул для острастки своим мечом, после чего повернулся спиной и быстрым шагом возвратился к колеснице. Он взобрался на неё с ловкостью кошки; рябой возничий хотел, было, продолжить погоню, однако, что-то прикинув, начал разворачивать повозку в обратную сторону.
   А беглецы гнали лошадей, всё дальше и дальше уходя от преследования. Они миновали какую-то деревню, затем ещё одну, и, наконец, остановились возле искривлённой акации. Все сняли маски и вытерли взмокшие лица.
-  Похоже, оторвались, - проговорил Нофри, посмотрев назад.
-  Ну и дела, - протяжно сказал Имхотеп. -  Просто битва при Кадеше.
   Менепа возразил:
-  Ничего общего. Я сражался при Кадеше и видел всё своими глазами. На самом деле нам там чуть не надавали по заднице, а теперь всем преподносят эту битву, как пример величайшей победы Египта. Сегодня же, хвала Осирису, нам по заднице никто не дал. Но я думаю, что эти бараны скоро очухаются и начнут нас искать.
-  Что будем делать? – спросил Имхотеп. -  Дорога на юг теперь закрыта, ехать в сторону Мемфиса тоже нельзя – там полиция. И сидеть на месте опасно. Нас найдут либо бандиты, либо легавые.
-  Чем дальше в пустыню, тем больше скелетов, - задумчиво заключил Тутмос. Он размахнулся и бросил маску Исиды вместе с париком подальше от повозки. Все остальные последовали его примеру, избавившись от реквизита Потрошителя.
-  Да, начудили мы не слабо, - снова заговорил арфист. -  Я думаю, друзья мои, что у нас есть только один выход. Нам нужно дождаться темноты и вернуться в город. Полиция ищет четырёх бродяг, но никому не придёт в голову искать четырёх богачей. В том то и дело, что у нас теперь есть деньги, и немалые, - он пнул ногой мешок с золотом, лежавший на днище колесницы. -  Поэтому нам нужно сменить одежду, поселиться в дорогой гостинице и сидеть там тихо, как мыши, никуда не выходя. Дней через десять, когда страсти немного утихнут, мы попробуем улизнуть в Фивы.
-  А что, это мысль, - сказал Менепа, на секунду призадумался. -  Я согласен. А пока не мешало бы раздобыть где-нибудь еды и вина. У меня в глотке пересохло.

                8

   Господин ***фхор пребывал в раздражённом состоянии. То, что случилось с его отделением, не укладывалось ни в какие рамки. Вдобавок ко всему, слух об этом случае разнёсся по всему городу, и полицейский начальник, проезжая по улицам Мемфиса, замечал устремлённые на него взгляды людей, на лицах которых читалась откровенная усмешка. Это было невыносимо. Это было оскорбительно. ***фхор колотил своего коня пятками в бока, заставляя скакать быстрее, чем измучил ни в чём не повинное животное. Впрочем, такое поведение ещё больше усугубляло ситуацию.
-  Гляди, поскакал, поскакал, - говорили горожане за его спиной и начинали злорадно хихикать.
   Особенно изголялись подростки. Едва завидев ***фхора, они тут же усаживались в определённые позы, изображая какающих людей. Своё театральное представление они украшали соответственной мимикой. Вскоре в Мемфисе даже появилась детская игра под названием «колдун и легавый» с очень нехитрыми правилами: двое подростков пристраивались в спины уличным полицейским и начинали выделывать руками всевозможные «колдовские» пассы. Остальные наблюдали и делали ставки. Выигрывал тот, чей полицейский, выбранный в качестве жертвы, отправлялся в туалет раньше другого. Лишь двое в городе догадывались об истинной причине происшествия в шестом отделении: жена аптекаря Нофрет и подросток-посыльный. Но они хранили молчание.
   Когда наконец господин ***фхор добрался до улицы Аменемхета Второго, он был уже на грани полного морального истощения. И всё же он не зря занимал свою должность. Ему хватило одной минуты, чтобы собрать в кулак всю свою волю и снова превратиться в грозного начальника. Он привязал коня, затем решительно вошёл в стены родного учреждения. Увидев его, дежурный полицейский почтительно вскочил из-за стола.
-  Так. Кто у нас здесь сегодня? – спросил ***фхор, бросая взгляд на двух задержанных, находившихся за перегородкой, одним из которых был тщедушный торговец порнопапирусами, а вторым – какой-то подвыпивший гуляка.
   ***фхор удивлённо произнёс, указывая на порнодельца:
-  Этот почему снова здесь?
-  Продавал папирусы непотребного содержания, - ответил дежурный, замерев по стойке «смирно», как дрессированная обезьяна.
-  Как, опять? Он же был у нас вчера.
   Дежурный неопределённо пожал плечами.
-  Сколько палок ему всыпали? – строго спросил ***фхор.
-   Тридцать, господин начальник.
-   Всыпьте на этот раз шестьдесят. А второй?
-   Мочился посреди проспекта Осириса.
-  Двадцать палок и вышвырнуть вон!
-  Будет исполнено, господин начальник! – подобострастно склонился дежурный полицейский.
   ***фхор обжёг арестованных суровым взглядом и зашагал по коридору. По пути он заглянул в комнату для допросов, где следователь со своим подручным выбивали признание из матёрого, покрытого татуировками уголовника.
-  Я ещё раз тебя спрашиваю, - говорил следователь, сидя на табурете, -  куда ты дел жемчужину?
   Арестованный лежал на скамье. Его ноги были зажаты в деревянной колодке, а рядом стоял подручный с палкой в руке.
-  Какая жемчужина? – вопрошал обвиняемый, делая придурковатое лицо. -  Я не брал никакой жемчужины.
-  Та самая, которую ты украл у ювелира, - сказал следователь. Он кивнул полицейскому, и тот резко ударил палкой подследственного по пяткам.
-  Да вы что, озверели что ли? – завопил уголовник, скорчив гримасу от боли. – Не брал я никакую жемчужину, гадом буду! Врёт ваш ювелир. Он её, тварь болотная, небось, в кабаке пропил, а на меня сваливает.
   Следователь повысил голос:
-  Пытаешься запутать следствие, безмозглая скотина?
   Он сделал знак подручному, и полицейский снова ударил палкой. Уголовник взвизгнул. Увидев начальника, следователь вскочил с табурета.
-  В задний проход ему заглядывали? – спросил ***фхор.
-  Нет, господин начальник, - отрапортовал следователь.
-  Загляни, загляни, легавый, - вставил уголовник, обнажая желтоватые зубы. -  Я пущу тебе в лицо вонючий ветер.
   ***фхор наставительно произнёс:
-  Если ничего не найдёте, посадите его на горшок. Жемчужину он мог проглотить.
   Лошадиное лицо следователя молча выразило полное согласие.
-  Где мой помощник Херихер? – спросил начальник отделения.
   Следователь ответил, смущённо потупив глаза:
-  В уборной.
   Услышав его реплику, уголовник разразился хохотом, но пара хороших ударов по пяткам заставили его замолчать.
-  Который раз за сегодня? – поинтересовался ***фхор.
-  Пятый или шестой. Я точно не помню, господин начальник.
-  Когда выйдет, пусть зайдёт ко мне, - приказал ***фхор. Он посмотрел на стену, на которой в традиционном египетском стиле были нарисованы сцены всевозможных пыток, и вышел из комнаты.
   Его помощник в самом деле восседал в это время в туалете с бледным лицом и выпученными от страдания глазами. Господина Херихера несло второй день подряд. Его подчинённые, сдавшие смену, отсиживались у себя дома в собственных уборных, но он, будучи заместителем начальника отделения, был вынужден находиться на рабочем месте, так как господин ***фхор с утра отправился со срочным докладом к Мемфисскому номарху. Чтобы окончательно снять ужасное проклятье, Херихер приказал привести к нему нубийского шамана, который долго скакал вокруг него в леопардовой шкуре, бил в барабан и истошно орал. В довершение ко всем этим нечеловеческим звукам шаман заставил его принять какое-то зловонное снадобье, отгоняющее злых духов. От этого отвратительного зелья полицейский чиновник сам чуть было не испустил дух и приказал прогнать знахаря, угостив его напоследок изрядной порцией палок. Легавые принялись дубасить шамана с таким рвением, что тот, потеряв леопардовую шкуру, убежал из отделения совершенно голым и, как стало известно позже, вообще покинул Мемфис.
   Утеревшись папирусом, господин Херихер запахнул льняную одежду и вышел из уборной. Возле двери его поджидал молодой полицейский, немедленно сообщивший заместителю начальника, что его желает видеть господин ***фхор.
-  В каком он настроении? – спросил Херихер.
-  Не знаю, господин заместитель начальника, - сказал полицейский. -  Я его лично не видел.
   Херихер задумчиво поскрёб затылок и поплёлся по коридору. Подойдя к кабинету начальника, он осторожно приоткрыл дверь и сквозь щель заглянул внутрь. Господин ***фхор сидел за столом, просматривая какие-то отчёты на папирусах.
Набрав воздуха в лёгкие, Херихер распахнул дверь, вошёл в кабинет, бросив с порога:
-  Ты звал меня?
-  Я велел тебе придти, - оторвавшись от чтения, проговорил ***фхор суровым голосом. -  Я доложил сегодня номарху, что по стране разгуливает пьяная шайка колдунов, насылающих порчу на представителей власти и закона. И что неизвестно, кто станет завтра жертвой их колдовства. Теперь это дело государственной важности, и поручено оно мне. А, кроме того, мне выдан письменный указ, на основании которого вся окружная полиция переходит ко мне в подчинение на время следствия.
   ***фхор торжествующе посмотрел на своего помощника и тут же добавил:
-  Я не сказал номарху только одно – как мои люди из-за своей трусости отпустили преступников на свободу.
   Под осуждающим взглядом начальника Херихер потупил свой взор.
-  Завтра я уезжаю из Мемфиса и оставляю тебя за старшего, - выдержав паузу, произнёс ***фхор. – Если ты допустишь хоть какую-нибудь оплошность, то перестанешь быть моим помощником и отправишься дежурить на улицу. Ты всё понял?
-  Да, господин начальник.
   В этот момент в кабинет зашёл полицейский, почтительно доложил:
-  Срочное послание для господина ***фхора. Только что доставлено курьером.
-  Давай сюда, - приказал начальник отделения и, взяв папирус из рук подчинённого, развернул его. Прочитав послание, он сообщил:
-  Я выезжаю утром. Оповестите номарха, что полиция напала на след преступников.
   Полицейский и заместитель начальника вытянулись по струнке. 

                9

   Лучшая в городе гостиница называлась «Золотой дворец». Это было внушительное четырёхэтажное здание с узкими, как бойницы,  окнами, с колоннадой у входа, с яркими фресками на стенах. Когда четверо беглецов добрались до её порога, уже смеркалось. Они не рискнули появиться при свете дня на шумных улицах и, бросив полицейскую колесницу возле городских ворот, весь день скрывались в мастерской одного ремесленника, заплатив ему за это пару золотых монет. Их укрыватель оказался человеком немногословным; ему было наплевать, от кого прячутся беглецы, главное, что он хорошо на этом заработал. По просьбе Тутмоса жена ремесленника сходила в торговую лавку, где приобрела для всех четверых дорогую одежду, какую обычно носили зажиточные горожане, и большой деревянный сундук. Лишь к вечеру, убедившись, что вокруг всё спокойно, компания покинула своё убежище и пересекла городские ворота, которые не запирались ни днём, ни ночью, если только не возникала какая-либо опасность.
   Гостиница встретила беглецов пышным великолепием внутренней обстановки. Хозяин заведения отвёл их на второй этаж и представил взору просторное помещение, освещённое горящими светильниками.
-  Это лучшие апартаменты в нашей гостинице, почтеннейшие господа, - сказал он, обведя пространство широким жестом.
   Друзья огляделись. Фрески на стенах с изображением сцен охоты и пира, деревянные колонны, покрытые позолотой, стулья, столики, диваны – всё было на высшем уровне и вполне соответствовало цене. Вечерний ветерок теребил прозрачные занавески на узких окнах.
-  За этой дверью – спальня и ванная комната, - проговорил хозяин и указал на дверной проём в правой стене.
-  Не дурно, - снисходительно улыбнулся Нофри. Он пытался держаться как важный господин, хотя едва не падал с ног от усталости.
   Двое гостиничных слуг поставили на пол деревянный сундук, набитый золотом, и немедленно удалились.
-  Приготовьте нам ванну, - сказал студент.
-  Будет сделано, - ответил хозяин с каким-то особым подобострастием, присущим только владельцам дорогих гостиниц.
-  Сразу хочу тебя предупредить, - Нофри зевнул. -  Мы из Главного Управления тайной полиции.
  Лицо хозяина гостиницы вытянулось от изумления. Он немного косил на один глаз, и в эту секунду косоглазие стало ещё более заметным.
   Нофри продолжал:
-  Ни одна живая душа не должна знать о нашем пребывании здесь. Это государственная тайна. Если кто-нибудь будет интересоваться нами, ты обязан будешь сразу же об этом доложить. Помни, что всех, кто разглашает государственные секреты, постигает суровая кара.
-  Спаси меня, Птах, - испуганно прошептал хозяин.
   Нофри продолжал:
-  Чтобы здесь не происходило, ты не должен в это вмешиваться. А также печать молчания пусть ляжет на уста твоей прислуги. Ты знаешь, как казнят тех, кто раскрывает государственные тайны?
   Лицо хозяина сделалось белым. Он мельком взглянул на спутников студента и тут же заметил, как Менепа с кривой ухмылкой на лице снял с плеча лук.
-  Медленное удушение, - сказал Нофри. – У приговорённых вылезают глаза и вываливаются языки. Так что помни, мы тебя предупредили. И принеси-ка нам кувшинчик самого лучшего вина.
-  Лучше два, - добавил Имхотеп.
-  Всё, можешь идти, - студент махнул рукой, будто выгонял кошку.
Хозяин попятился к двери и, раскланиваясь на ходу, быстро покинул комнату.
-  Зачем же ты его так напугал? – спросил Имхотеп.
   Нофри ответил:
-  Обычно хозяева гостиниц бывают осведомителями у полиции. В Мемфисе во всех гостиницах – что хозяева, что прислуга – все стукачи.
   Тутмос поставил арфу к стене, направился к дивану и рухнул на него, как подкошенный. Имхотеп тоже почувствовал нечеловеческую усталость. Единственным, кто держался лучше всех, был Менепа, словно его отлили из бронзы. Он пересёк комнату и подошёл к прорези окна. На улице в больших каменных чашах, установленных на коротких столбах, трепетали ночные огни. Где-то прогремела проехавшая колесница. Со стороны Нила веяло речной прохладой. Прямо напротив гостиницы веселились припозднившиеся гуляки: один играл на кифаре, а второй приплясывал, смешно двигая руками и ногами, как будто его дёргали за нитки. Менепа усмехнулся. Наступало время ночной стражи, появление которой не сулило весельчакам ничего хорошего. Внимание бывшего солдата привлекла процессия – несколько рабов несли на носилках богатую египтянку в сопровождении вооружённой охраны с факелами в руках.
«Живут же люди», - подумал дембель. – «Не то, что мы. Всю жизнь корячишься на своих двоих». И тут же вспомнил про золото в сундуке.
   Процессия свернула за угол и направилась вдоль по переулку. Сидевшая в паланкине женщина немного насторожилась и жестом руки послала двоих охранников с факелами вперёд – в этот поздний час нужно было опасаться нападения грабителей. Она была роскошно одета, увешана дорогими украшениями, и к тому же ослепительно красива. Если бы не чересчур вульгарное выражение лица, её можно было бы назвать самим совершенством. Судя по виду, ей было чуть больше тридцати лет – тот самый возраст, когда человек ещё молод, но при этом уже имеет определённый жизненный опыт. Женщину звали Табуба. В городе её знали как хозяйку местного публичного дома, который она сама называла Домом Любовных Утех. В своё время Табуба была одной из самых дорогих проституток, чья известность распространялась далеко за пределы города. Благодаря этому, она заполучила не только богатство, но и связи среди знати, и вскоре прибрала к рукам всех городских жриц любви, что позволило ей отказаться от торговли собственным телом и дало возможность вести праздную жизнь в своё удовольствие. 
   Миновав тёмный переулок, процессия вышла на широкую улицу и подошла к каменной ограде богатого особняка. Охранники открыли калитку. Рабы внесли паланкин в благоухающий сад; пройдя мимо пруда с водяными лилиями, они остановились возле большого прямоугольного здания, расположенного на кирпичной платформе. Возле пандуса, ведущего к парадной двери, застыло несколько слуг с факелами в ожидании хозяйки. Носильщики поставили паланкин на землю – пружинистым движением кошки Табуба встала на ноги, быстро поднялась по наклонной плоскости и вошла внутрь здания. Пройдя по вестибюлю, она оказалась в гостевой комнате – продолговатом просторном зале с двойным рядом деревянных колонн, освещённом алебастровыми лампами. Здесь находилась молодая служанка по имени Сатипи, немедленно распахнувшая дверь в спальные покои, и как только хозяйка прошла мимо неё, тотчас же прошмыгнула следом.
-  Тебе помочь раздеться, госпожа? – спросила она.
-  Нет, Сатипи, ты мне не нужна, - ответила Табуба, -  я не хочу спать.
   Служанка отвесила почтительный поклон, шурша льняным платьем, покинула спальню. Табуба уселась на стул возле широкого окна в сад, открыла ящик с туалетными принадлежностями, где в четырёх отделениях хранились баночки и кувшинчики с мазями, краской для глаз и всевозможными притираниями, и быстро отыскала стеклянный сосуд с духами, купленными утром у парфюмера. Отвернув крышку, она накапала немного маслянистой жидкости на ладонь, поднесла к носу, затем намазала шею. По комнате распространился запах кипариса, перемешанного с ладаном и тончайшим ароматом каких-то неизвестных цветов. Это были новые модные духи, носившие название «Волшебство ночи». Они стоили очень дорого, и каждая богатая египтянка стремилась их приобрести.
-  Табуба! – раздался внезапно чей-то голос. Женщина вскрикнула, едва не выронив драгоценный сосуд из рук. Она обернулась и увидела, как из-под спального ложа вылезает высокая мужская фигура. В свете алебастровой лампы Табуба узнала ливийца из банды Одноглазого Нитагора.
-  Шешонк! – выдохнула она. -  Что ты здесь делаешь?
-  Тише, - ливиец приложил указательный палец к губам. -  Я не хочу иметь дело с твоей охраной.
-  Зачем ты явился ко мне домой, словно вор? – возмутилась Табуба. -  Если тебе нужны девочки, ступай в моё заведение. Тебя там обслужат.
-  Мне не нужны твои шлюхи. Я пришёл совсем по другому поводу.
-  В такой поздний час?
   Лицо ливийца передёрнула нервная судорога.
-  У нас большие неприятности. Нитагор отправился в загробный мир.
-  Извини, но твой Нитагор был отвратительной скотиной, - произнесла Табуба с явной неприязнью. – Я слышала краем уха, что он имел даже какое-то отношение к Мемфисскому Потрошителю.
-  Он и был Мемфисским Потрошителем, - сказал Шешонк и, видя, какой ужас произвели на женщину его слова, поспешно добавил:
-  Сейчас речь не о нём. Мне нужна твоя помощь.
   Табуба буквально оцепенела. В комнате повисло напряжение.
-  Он был Потрошителем? – наконец выдавила она из себя. – О, Исида, какой кошмар! И ты приводил это чудовище в моё заведение? О, боги! Лучше бы ты съел собственное дерьмо!
-  Хватит о нём! Он уже в царстве мёртвых. Ему продырявили шею стрелой.
-  Как же ты мог связаться с такой гиеной?
   Шешонк присел на край кровати.
-  У него голова работала не как у других, - пояснил он и постучал себя по черепу. – Он был невероятно хитёр и выдумывал такое, что мы просто рты разевали. Видела бы ты, какие дела мы проворачивали! А сейчас он сдох и скоро начнёт смердить, как протухшая крыса.
-  И кто же его убил?
-  Какие-то козлы. Мы хотим отыметь их в ту дыру, из которой выходит несвежая пища, прежде чем выпустить им потроха. Помимо Нитагора шестеро наших уже не увидят рассвета. Есть двое раненых: одному продырявили задницу, второму плечо. И ещё эти козлы украли у нас деньги.
-  И сколько же их было, этих козлов? – насмешливо спросила Табуба. -  Целая армия?
   Ливиец немного помялся и нехотя произнёс:
-  Четверо.
   Хозяйка публичного дома расхохоталась. Шешонк посмотрел на неё со злостью.
-  Ха-ха-ха, - передразнил он и скорчил гримасу. -  Очень смешно. Семь окоченевших трупов. Ничего смешнее ещё не было.
   Табуба прекратила смеяться.
-  Ну и что же ты хочешь от меня? Чтобы я их воскресила?
-  Я хочу, чтобы ты помогла нам найти этих четверых. Мы шли по их следу до самого города, но здесь потеряли. Они бросили свою колесницу и растворились в толпе.
-  И как же я, по-твоему, их найду? Буду бегать с факелом по всем домам? Или, может, мне раздеться догола и стоять на площади, пока вокруг не соберётся всё население до последнего человека?
-  Твои потаскухи лучше любых шпионов, - отозвался ливиец. -  Во-первых, они как армия, охватывают весь город. Их глаза видят то, чего другим не увидеть, а уши слышат то, чего другим не услышать. А во-вторых, вдруг эти четверо захотят воспользоваться их услугами? Я не думаю, что сидя с золотом, они будут мять свои стручки в ладонях. Уверяю, что им понадобятся твои девки.
   Говоря всё это, Шешонк нетерпеливо сжимал и разжимал кулаки. Табуба слишком хорошо знала его неукротимый нрав, когда дело касалось мести. Впрочем, пройдя суровую школу жизни, хозяйка публичного дома была не из пугливых.
-  Нет, я не буду заставлять их шпионить, - сказала она твёрдо. – Лучше обратитесь к легавым. Вы же им платите.
-  Мы им платим за то, чтобы они нас не трогали, - буркнул Шешонк. -  Но помогать они нам не будут.
-  Тогда обратись к Яхмосу, старшине местной общины воров.
-  А где я его найду?
-  В кварталах на южной окраине города.
-  А если он откажется?
-  Тогда пойди и утопись, - сказала Табуба, притворно зевая. – Что-то меня утомил весь этот разговор. Не убраться ли тебе из моего дома?
   Ливиец вспылил:
-  Ты как была подлой шлюхой, так ей и осталась, несмотря на всё своё богатство. Не советую тебе ссориться с нами. Твоя охрана тебе не поможет.
-  Ну, всё, хватит! – Табуба посмотрела на него взглядом ядовитой змеи. -  Я не желаю слушать твои оскорбления! Иди туда, откуда пришёл! Иначе тебя вышвырнут!
   Насупившись, Шешонк встал с кровати и, отдёрнув занавеску, полез через окно в сад, где в лунном свете чернели силуэты деревьев.
-  Я это запомню, - сказал он напоследок и растворился в сумраке ночи.

                10

Едва утреннее солнце отразилось в синей воде Нила, как город начал просыпаться. Он наполнялся звуками человеческой деятельности, погружаясь в повседневную суету и становясь похожим на пчелиный улей. Заработали ремесленные мастерские, зашумел рынок и торговые лавки. Под высокими пилонами городских ворот, украшенных длинными лентами флагов, забурлила, словно ручеёк, постепенно нарастающая толпа. К полудню она превратилась в беспокойный океан, заполнив собой все улицы. Повсюду возникли полицейские; крепкой рукой закона они настойчиво стремились внести порядок в неуправляемый хаос людского столпотворения. Кое-где замелькали дубинки, осаживая особо непослушных горожан. Появились воры. Стоило бдительному стражу закона хотя бы на секунду ослабить своё внимание, как кто-нибудь из жителей немедленно лишался части своего имущества. Торговцы и покупатели старались перекричать друг друга и пускали в ход самые замысловатые обороты речи.
   В рабочем квартале за стеной города, в прохладной тени переулка, стояла запряжённая лошадьми колесница. Возничий в красной одежде нетерпеливо перебирал в руках вожжи. Его напарник занял наблюдательную позицию возле угла дома. Это были те самые подставщики, устроившие накануне умышленное столкновение с повозкой купца. Уже второй час они ожидали в засаде подходящую жертву точно так же, как ожидает паук появление ничего не подозревающей мухи.
-   Богатая колесница, - сообщил дозорный. -  Наверное, какой- то купец решил прокатиться. Пусть меня сожрут крокодилы, если мы не обдерём его, как финиковую пальму. Приготовься.
-  Да готов, готов! – недовольно ответил колесничий. Ему уже порядком надоело утомительное бездействие, и он жаждал сорвать свою злость на ком угодно.
-  Ещё немного, - сказал дозорный, не отрывая взора от приближающейся жертвы. -  Пошёл!
   Колесница сорвалась с места подобно пущенной стреле. Грохот удара растворился в лошадином ржании. Столкновение было настолько сильным, что колесница опрокинулась набок, едва не угробив возничего в красной одежде, который кубарем выкатился на дорогу. Прилично ударившись и ободрав кое-где кожу, он вскочил на ноги и начал орать:
-  Ты что, пожиратель собачьего кала, совсем ослеп? Или у тебя глаза на заднице? Ты знаешь, сколько стоит эта колесница? Знаешь? А то, что мне её на заказ в столице делали, ты знаешь? Да ты обезьяна недоделанная! Ты куда смотришь?
   Он даже толком не разглядел людей находящихся в двуколке, поскольку разозлился по настоящему. А между тем один из них пронзил его нехорошим взглядом и слез с колесницы. Ноги в сандалиях с золотыми пряжками коснулись земли. Человек сделал пару шагов и приблизился к орущему возничему. Он не произнёс ни слова. Впрочем, слова были лишними, ибо подставщик и сам заткнулся, будто неожиданно лишился дара речи. Только сейчас он увидел одежду важного полицейского чиновника. Перед ним стоял господин ***фхор. На лице начальника шестого отделения сначала появилась странная ухмылка, затем губы сжались, образовав по краям две резкие складки. Лицо налилось кровью. Правая рука опустилась на рукоять меча. Возничий почувствовал, что его колени начали мелко дрожать. Не отрывая взгляда от подставщика, господин ***фхор слегка повернул голову и смачно сплюнул. От ужасного предчувствия у того перехватило дыхание. И действительно, как говорится, предчувствие его не обмануло. Не прошло и получаса, как он уже лежал привязанный к лавке в местном полицейском управлении, и двое экзекуторов молотили его палками по заднице. Каждый удар выбивал из нутра арестованного крик невыносимой боли.
   Господин ***фхор в соседней комнате слушал эти звуки с умиротворённой улыбкой. Он похлопывал себя по ляжке одновременно с ударами палки, словно музыкант, отбивающий такт во время исполнения.
-  Это самая приятная музыка, - сказал он, обращаясь к начальнику местной полиции. -  И знаешь почему, Ипусер? Потому что это музыка порядка и законности. Это музыка правосудия.
   Господин Ипусер - человек, чем-то похожий на хорька, - сидел за столом напротив ***фхора и нервно теребил край папируса с приказом Мемфисского номарха. Приезд этого полицейского из Мемфиса сразу же внёс сумятицу в давно установленный порядок в его городе и не предвещал ничего хорошего. Ипусер не был уверен в том, что ему не устраивают проверку его деятельности на должности начальника местной полиции – может быть, кто-то из его тайных завистников метит на его место, и этим объясняется странный визит ***фхора с не менее странным распоряжением о поисках каких-то колдунов.
   Распахнулась дверь, двое полицейских выволокли из соседней комнаты колесничего, который едва передвигался на полусогнутых ногах.
-  Козлы безрогие! – завопил тот от боли и обиды. -  Крокодилы вонючие! Я это дело так не оставлю! Мой дядя служит в городской управе! Он вам такое устроит, жить не захотите!
-  Что ты сказал? – воскликнул ***фхор и посмотрел на него очень пристально. -  Дядя, говоришь, у тебя в управе? Это он подговорил тебя устроить покушение на представителя власти? Так у вас тут заговор! Отлично! Отправитесь лет на десять в каменоломни. Как зовут твоего дядю?
   Колесничий испуганно заморгал.
-  Что, язык проглотил? – спросил ***фхор. -  Дайте ему ещё палок тридцать для разговорчивости.
   Колесничий задрожал, начал бормотать с видом побитой собачонки:
-  Не надо палок. Я соврал. У меня нет никакого дяди. 
-  Вон отсюда, пёс! – рявкнул ***фхор.
   Полицейские подхватили колесничего за руки и потащили, как мешок, из комнаты в коридор. Ипусер ёрзал на своём стуле – ему очень не хотелось ссориться с городской управой. Он знал на личном опыте, что нет ничего хуже, чем мстительные чиновники, способные при помощи своих связей устроить ему какую-нибудь гадость.
   Голос ***фхора прервал его задумчивость:
-  Вернёмся к нашему разговору, Ипусер. Значит, говоришь, вы нашли угнанную колесницу возле города?
-  Да, именно так, - подтвердил начальник местной полиции. -  Но вчера днём её там не было. А ещё мы обнаружили брошенную барку примерно в двух часах пути отсюда. Рыбаки сказали, что видели вчера утром, как на этой барке плыли четверо, и один был с арфой. По приметам вроде бы совпадают.
-  И что это означает? – спросил ***фхор таким тоном, словно экзаменовал молодого полицейского.
-  Что эти колдуны умеют растворяться в воздухе, - сообразил Ипусер.
   На лице ***фхора появилась едва заметная усмешка.
-  Ничего подобного! – заявил он. -  Это означает, что они пересели с барки на колесницу и вернулись в город. Искать их нужно здесь.
-  Тогда надо послать глашатаев на улицы и кругом развесить объявления с приметами преступников.
-  Ни в коем случае! – возразил ***фхор. -  Спугнём! Мы имеем дело с очень опасными людьми. Они сбежали из моего отделения, наведя порчу на всех работников. Сет их знает, что они выкинут в этот раз. Нет, искать мы их будем иначе.
  Он встал со стула и принялся ходить по комнате, заложив руки за спину. Ипусер смотрел на него, не отрываясь.
  -  Сначала нужно проверить все гостиницы, притоны и злачные места, - излагал ***фхор. -  Вся эта шайка – отъявленные пьяницы и распутники. Они наверняка где-нибудь промелькнули. Может быть, в харчевне или в публичном доме. Кто у вас тут хозяин публичного дома?
«Час от часу не легче», - подумал Ипусер и сказал вслух:
-  Хозяйка. Некая госпожа Табуба.
-  Вот с неё и начнём.
-  Вообще-то, с ней могут быть сложности, - Ипусер нервно забарабанил пальцами по столу. -  Известная стерва, да к тому же имеет высокопоставленных покровителей.
-  Ничего, - произнёс ***фхор. – Мы с неё спесь живо собьём. Мы тут не в бирюльки играем, а занимаемся делом государственной важности. Пошлите кого-нибудь за ней. Пусть явится после обеда.
   Ипусер понял, что возражать бессмысленно. Кроме того, была вероятность, что полицейский из Мемфиса прощупывает его связи. 
   А тем временем беглецы, по чью душу прибыл ***фхор, безмятежно отсыпались в гостинице, даже не подозревая, что тучи над их головой начинают сгущаться. Первым пробудился студент Нофри. Тщательно умывшись и побрившись бронзовой бритвой, он облачился в одежду из лучшего льна Верхнего Египта и направился к двери.
-  Ты куда? – окликнул его голос арфиста.
-  Пойду прогуляюсь, - сказал Нофри. -  Попробую наладить связь с местным подпольем.
  Тутмос потянулся на диване и сладко зевнул.
-  Смотри, не нарвись на полицию.
-  Я буду осторожен, - студент отодвинул дверную щеколду. -  В этой одежде меня вряд ли кто опознает.
Он открыл дверь и вышел из комнаты. Студент знал, куда направиться. Хранитель библиотеки при храме Птаха в Мемфисе в своё время дал ему список адресов в разных городах, которые Нофри выучил наизусть. Покинув здание, он сразу же погрузился в городскую толчею.
   Улица жила своей жизнью. Напротив входа в гостиницу смуглая девушка-акробатка в одной узенькой набедренной повязке удивляла прохожих гибкостью своего тела, принимая самые невероятные позы. Здесь же неподалёку дудел в тростниковую флейту заклинатель змей, заставляя раскачиваться в гипнотическом танце кобру с раздутым капюшоном. Кричали нараспев торговцы. Никто не обращал на студента никакого внимания, даже стоявший на возвышении полицейский, и поэтому Нофри неторопливо зашагал по улице, ничем не выделяясь из толпы. Внезапно народ впереди заволновался, сгрудился в кучу и тут же стал распадаться надвое, освобождая кому-то проход – так расходится в стороны волна под разрезающим напором могучего судна. Только вместо корпуса корабля над головами, качаясь, поплыли носилки, в которых восседала Табуба. Она лениво помахивала веером из страусовых перьев, бросая на горожан презрительные взгляды из-под полуопущенных, густо намазанных тёмной краской век. Идущая впереди охрана прокладывала дорогу своей госпоже, грубо расталкивая прохожих. Студент отошёл в сторону и прижался к стене. Носилки проследовали мимо него на плечах мускулистых рабов. Нофри уловил аромат модных духов, успел разглядеть красивое лицо египтянки, мимолётный взгляд ярко очерченных глаз, золотые браслеты на шелковистой, бронзовой коже её предплечий. В следующую секунду разделённая толпа опять хлынула навстречу друг другу, соединяясь в едином потоке. Студент двинулся с места и сразу же свернул в ближайший переулок. Нофри даже не мог себе представить, что задержись он всего на несколько мгновений, и его жизнь оказалась бы в смертельной опасности, ибо из соседнего переулка появились четверо бандитов: ливиец Шешонк, прихрамывающий Анупу, человек со шрамами и свирепый эфиоп. Укутанные в плащи, под которыми угадывались очертания мечей, они последовали за носилками Табубы. Оскорблённый ливиец после ночного разговора решил не спускать глаз с хозяйки публичного дома, намереваясь уловить удобный момент и либо отомстить, либо заставить дерзкую шлюху исполнять его приказы. Прохожие глядели на бандитов с опаской – злобное выражение лиц и спрятанное под одеждой оружие красноречиво объясняли, что это за люди. Проходя мимо лотка уличного торговца, эфиоп бесцеремонно зачерпнул рукой горсть фиников и немедленно отправил их в рот. Полицейский посреди улицы отвернулся, сделав вид, что ничего не заметил.
   А чудом избежавший роковой встречи студент удалялся от бандитов совсем в другую сторону. Он выныривал из переулков и погружался в тысячеголовое шевеление толпы на широких улицах, сворачивал, снова оказывался в узких переулках, насквозь пропахших кошками, затем попадал в полосу запахов харчевен и парфюмерных лавок, и, наконец, пройдя через городские ворота, направился к берегу Нила.

                11

Табуба ворвалась в полицейское управление, словно разъярённая тигрица. Быстрым шагом преодолев коридор, она остановилась возле кабинета начальника и открыла дверь ударом ноги.
-  Это что за дела, Ипусер? – закричала она тоном базарной торговки, обмахивая лицо веером. -  С какого уда я должна бросать всё и тащиться в твою пропахшую дерьмом легавку? Если тебе что нужно, почему ты сам не явился в мой благоухающий дом? Я принимаю с полудня и до обеда. Я что, должна дышать тут вашими испражнениями?
   В кабинете находились трое: сам Ипусер, полицейский писец и ещё какой-то грузный человек, которого Табуба никогда не видела. Откуда ей было знать господина ***фхора? До этого дня их жизненные пути ни разу не пересекались.
   Ипусер по-собачьи понюхал воздух и вопросительно посмотрел на писца.
-  По-моему, ничем не пахнет, - ответил тот, пожимая плечами.
-  Это вам только так кажется, - сказала Табуба, продолжая демонстративно размахивать веером. -  Каждый раз, как я попадаю сюда, у меня возникает ощущение, что я оказалась в вонючем логове шакала.
   Она закрыла дверь, распахнула разрез платья и беспардонно уселась на ближайший стул, положив ногу на ногу и представив на всеобщее обозрение крепкие ляжки. ***фхор, сложив руки на животе, с любопытством разглядывал её, как диковинное растение.
-  Так что случилось, Ипусер? – спросила Табуба уже более спокойным голосом. -  Выкладывай.
   Писец начал скрипеть палочкой по папирусу, записывая скорописными значками содержание беседы.
   Ипусер слегка прокашлялся и заговорил, смущённо глядя в пол:
-  Мы пригласили тебя в связи с тем, что расследуем дело государственной важности. Мы ищем четырёх опасных преступников, которые находятся в нашем городе. 
-  А я тут при чём? Я что, полицейская ищейка?
   Женщина сердито оглядела присутствующих.
-  Известно, что они любят посещать злачные места, - произнёс Ипусер.
   В глазах Табубы вспыхнули молнии:
-  Это моё заведение злачное место? Не ты ли сам скакал там голый в обнимку с моими жрицами любви всего пять дней назад? И, между прочим, до сих пор не расплатился.
   Ипусер украдкой посмотрел на ***фхора и, встретившись с его взглядом, в котором сквозила едкая усмешка, сразу же отвернулся.
   Он сказал:
-  Пойми нас правильно, Табуба, мы просто опрашиваем всех, кто мог их случайно видеть.
-  Скажи лучше, что хочешь пригласить моих девок сюда якобы для допроса, а на самом деле, чтобы бесплатно попользоваться.
   Ипусер почувствовал, что допрос становится невыносимым. С одной стороны был этот полицейский из Мемфиса, явно прибывший для проверки, а с другой – хозяйка публичного дома со своими обширными связями в высших кругах. Любой неверный шаг мог привести к тяжелейшим последствиям.
-  Ещё раз напоминаю тебе. Их четверо, - стараясь говорить как можно дружелюбнее, произнёс Ипусер. -  Один высокий, с татуировкой скарабея на груди, другой – арфист, третий – писец, носит сумку с письменными принадлежностями, четвёртый – моложе всех.
   Он опять посмотрел на ***фхора, но тот глубокомысленно молчал, постукивая пальцами себе по животу. Тогда Ипусер взял лист папируса со стола и, поднявшись с насиженного места, протянул его Табубе.
-  Вот рисунок их лиц, сделанный со слов очевидцев. Вглядись внимательно, может быть, ты видела кого-то из них?
   На папирусе были изображены четыре физиономии. Художественное достоинство этих портретов было отнюдь не велико, поскольку они были сделаны наспех, да ещё с чужих слов, а лучше сказать, со слов людей, страдающих в тот момент расстройством живота. Так что это были те ещё портреты!
-  Такие рожи встречаются в каждой харчевне, - сказала Табуба, рассмотрев рисунок. -  Хотите совет? Если вам кого-то нужно поймать, зайдите в любой кабак, наберите человек двадцать, а потом оставьте тех, кто больше всех похож. Вот их и отправите в каменоломни.
   Ипусер свернул папирус и вернулся за свой рабочий стол, всем своим видом показывая: дескать, ну что я могу?
   И вдруг заговорил ***фхор. От властной интонации его голоса Табуба даже вздрогнула.
-  Ну, хватит ломать комедию. Значит, ты не хочешь помогать следствию по-хорошему? Завтра же я отдам приказ нашим агентам распространить слухи по городу, что в твоём заведении завелась дурная болезнь. Посмотрим, как ты запоёшь после этого. В глаза смотреть, шлюха!
-  Это кто? – спросила Табуба, обращаясь к Ипусеру.
-  Начальник шестого отделения Мемфиса господин ***фхор, - ответил тот.
-  Это не то ли самое отделение, в котором недавно все обгадились? – снова спросила Табуба. – Он что, приехал к вам по обмену опытом? Тогда неудивительно, что у вас тут такой запах. Тут и приличный человек наложит под себя, а уж о вас и говорить нечего.
-  Ипусер, подготовь приказ о закрытии её заведения, - невозмутимо сказал ***фхор.
-  Это на каком основании? – повысила голос хозяйка публичного дома.
-  На основании укрывательства и сокрытия сведений о преступниках.
-  Кого это я укрываю?
-  Ты сама нам подала мысль, - ухмыльнулся ***фхор. -  Сейчас мы найдём в ближайшей харчевне четыре подходящие рожи, засунем их в твой притон, а затем произведём арест.
-  Ты не посмеешь этого сделать! – вскочила Табуба в гневе со стула. – Я воспользуюсь всеми своими связями.
   Тон ***фхора одновременно был насмешлив и суров:
-  Ещё как посмею. Мы сдерём тут шкуру с этих пьяниц, и они признаются, что укрывала их именно ты. И никакие связи тебе не помогут.
   Прилив бешенства в душе Табубы отчаянно боролся с благоразумием. Она покусывала губы. Веер в её руке раскачивался с удвоенной скоростью.
-  Ладно, - произнесла она сквозь зубы. – Что ты хочешь?
   ***фхор надменно приподнял подбородок и сложил руки на груди:
-  Чтобы ты помогала следствию.
-  И как я буду помогать вашему следствию? – в тёмных зрачках женщины мелькнула какая-то мысль. – Может быть, так?
   Неожиданно для всех она легла на пол и, разведя ноги, стала двигать тазом, издавая при этом притворные стоны. Ипусер был шокирован. Писец застыл на месте, не зная, что писать. Только ***фхор смотрел на эту имитацию совокупления с откровенной улыбкой.
   Изобразив бурный оргазм, хозяйка публичного дома перевернулась на живот и продолжила представление в другой позе. Она встала на четвереньки, оттопырила зад и принялась раскачиваться, выгибая спину.
-  Или так я буду помогать следствию? – её голос прерывался от сладострастного дыхания. – Можете поиграться сами с собой, если вам невмоготу.
   Бросив томный взгляд на ***фхора, она провела языком по влажным губам, затем сказала:
-  Или оказать двустороннюю помощь следствию?
   Потом игриво подмигнув, засунула рукоятку веера в рот. ***фхор еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.
   Внезапно распахнулась дверь, в помещение вошёл полицейский.
-  Что это такое у вас происходит? – с изумлением глядя на Табубу, спросил он.
   Она ответила:
-  Это я даю уроки твоему начальству. Их скоро вызовут в Главное Управление полиции и сделают с ними то, что я сейчас показываю. Я хочу, чтобы они отправились туда, набравшись опыта.
-  Выйди и закрой дверь! – крикнул ***фхор. – Не видишь, у нас здесь допрос!
   Полицейский мгновенно повиновался.
   Начальник шестого отделения пробормотал что-то невнятное и повернулся к Табубе:
-  А ну, ещё что-нибудь покажи. У тебя это хорошо получается.
-  Ещё бы, это моя работа.
-  Ну, так я тебе покажу свою работу. У каждого есть тайны мастерства.
   Он поднял с пола палку и, сделав резкий рывок, совершенно неожиданный для его грузной фигуры, одним прыжком преодолел расстояние и ударил Табубу по заду. Вздрогнув от удара, хозяйка публичного дома вскочила на ноги. Её лицо вспыхнуло от гнева.
-  Ты посмел меня ударить? – произнесла она, задыхаясь от ярости.
-  Я тебя ударю ещё столько раз, сколько будет нужно. Я буду молотить по твоей блудливой заднице до тех пор, пока она не отвалится! В глаза, в глаза смотреть! Отвечай, развратная сучка, видела ли ты этих людей в своём заведении?!
-  Ты посмел меня ударить?! – повторила Табуба с возрастающим возмущением. – Ах ты, мерзкая тварь! Да твой гнилой уд всё время смотрит вниз и уже давно не поднимает голову к солнцу! Потому что твоё семя ушло из сосудов плодородия в твою пустую голову, и теперь бурлит и булькает там, а всем кажется, что ты излагаешь свои мысли! А это звук тухлого семени, похожий на человеческую речь!
-  Хватит шипеть, гадюка! Отвечай, кто из этих людей, ранее показанных тебе изобразительным путём на папирусе, заходил в твой вертеп разврата!
-  Ослиный уд, насильно ворвавшийся в твою вонючую пещеру, вот кто тебе ответит! Пусть гамадрил, совершающий на закате рукоприложение к своему производителю потомства, окропит твою голову белой жидкостью! А потом обдаст тебя зловонным ароматом, поднеся свой зад к твоей отвратительной харе. Если ты ещё раз, свиная морда, попробуешь меня ударить, я спущу на тебя всех влиятельных людей Египта!
   Она стремительно направилась к двери, напоследок повернувшись и сказав:
-  Видала я в саркофаге твои угрозы! Вы для меня вот, тьфу! 
   И плюнув на пол, Табуба вышла из комнаты, в сердцах захлопнув дверь. Воцарилась тишина. Где-то под потолком жужжала муха.
-  Я тут записал её показания, - раздался голос писца. - Зачитать?
   ***фхор огрызнулся:
-  Своим детям их зачитаешь вместо вечерней сказки.
-  Я предупреждал, - развёл руками Ипусер.
-  Ничего, - сказал ***фхор. -  Она ещё к нам на коленях приползёт. Это я вам обещаю.
   Разъярённая Табуба выскочила из полицейского управления на улицу, где её ожидала вся свита. Её настолько распирало от ненависти, что, запрыгнув в кресло своих носилок, она с трудом произнесла:
-  Домой!
   Затем добавила задыхающимся голосом:
-  И побыстрее шевелите ногами!
   Рабы подхватили паланкин, водрузили на плечи и двинулись с места быстрым шагом. Охрана поспешила следом.
   Четверо бандитов наблюдали за ней из-за угла дома, находящегося в тридцати шагах от управления.
-  Похоже, она стала стучать легавым, - сказал человек со шрамами. Его звали Сетнахт. Он был самым отчаянным рубакой в банде, и в искусстве владения мечом ему практически не было равных.
-  Не думаю, - возразил ливиец Шешонк. -  Она в бешенстве. Здесь что-то другое.
   Он решил, что сегодня следить за Табубой не имеет смысла. Вряд ли в таком состоянии она куда-нибудь отправится из своего дома. Скорее всего, устроит разнос своим домашним, а потом, как следует, сорвав злость, будет валяться на кровати до вечера и приходить в себя.
-  Ладно, пойдём, навестим старшину местной общины воров, - сказал Шешонк. Он первым зашагал по переулку. За ним поплёлся Анупу, получивший стрелу в ягодицу от Менепы во время бегства из пещеры, затем свирепый эфиоп по прозвищу Джаа, что в переводе с древнеегипетского означает «палка», и разукрашенный шрамами Сетнахт. Как только все четверо отошли на приличное расстояние, в переулок прошмыгнул какой-то человек с небольшой остроконечной бородкой. Он направился за бандитами, всё время сохраняя дистанцию.

                12

   Деревянное весло загребало воду, оставляя на поверхности пузырьки пены. Каждый раз – шлепок, и мелкие брызги. Лодка раскачивалась на речных волнах и шла к западному берегу с постоянной скоростью. Потемневший от солнца перевозчик управлялся с ней мастерски. Это не мог не отметить про себя студент, потому что они уже догоняли барку, отчалившую от пристани раньше них. Гребцы на судне – все сплошь худосочные выходцы из ближнего зарубежья – нестройно лупили вёслами по воде и тем самым постепенно доводили капитана до состояния крайней раздражительности.
-  Чаще греби, лимитское отродье! – воскликнул шкипер и разразился такими ругательствами, которых Нофри, несмотря на всю свою учёность, никогда не слышал.
   Матросы налегли на вёсла. Барка начала вилять. Перевозчик в лодке хохотнул: «Вот ведь, мать их в душу», и прибавив ходу, в несколько гребков догнал судно и начал вырываться вперёд. Нофри очень забавляла эта гонка. Взбешенный капитан метнул в их сторону сердитый взгляд, разразился ругательствами пуще прежнего. Потные гребцы надрывались, пытаясь заменить умение бестолковым усердием.
Похоже, что перевозчику в лодке самому нравились подобные забавы, и он заработал веслом ещё быстрее. Загнутый нос барки постепенно отставал.
   Нофри отвернулся и стал рассматривать западный берег. Перед ним, занимая обширную территорию, раскинулись строения Города Мёртвых. Он уже ощущал резкий запах благовоний и различных смол, которыми бальзамировщики умащивали мумифицированные тела умерших, и с каждой минутой  этот запах становился всё отчётливее. Им была пропитана вся окрестность. Казалось, что даже Нил вбирал в себя этот сладковато-одуряющий аромат, что уже не одно тысячелетие сопровождал египтян по пути к последнему пристанищу.
   Лодка причалила. Нофри расплатился с перевозчиком, взобрался на пристань и зашагал по выложенной камнем дороге к вытянутому одноэтажному зданию из сырцового кирпича, расположенному недалеко от берега. Это строение называлось домом бальзамировщиков, именно здесь подвергали покойников процедуре мумификации. Студент не пошёл к центральному входу, возле которого стояли кучки людей – он свернул за угол и попал внутрь через дверь для служебного пользования. Он очутился в длинном мрачном коридоре, совершенно безлюдном, хотя откуда-то доносилось приглушённое бормотание человеческих голосов. Нофри двинулся на звук вдоль множества дверей, пытаясь отыскать хоть одну живую душу в этом доме мёртвых. Впереди, напротив входа в какое-то помещение, стоял приставленный к стене деревянный гроб. Вроде бы голоса доносились с той стороны. В самом деле, оказавшись возле погребального ящика, студент хорошо разобрал человеческую речь. Не долго думая, Нофри толкнул дверь. Он увидел каменный зал; в центре него стоял стол особой конструкции, на котором четверо бальзамировщиков в длинных белых юбках заворачивали в бинты мумию. Сквозь квадратное окно в потолке струился солнечный свет.
   Один из бальзамировщиков повернул голову и воскликнул, замахав руками:
-  Сюда посторонним нельзя!
-  Я извиняюсь, - сказал Нофри. -  Как мне найти старшего бальзамировщика Ипи?
-  Пойдёшь по коридору до конца, увидишь склад, там его и спросишь.
   Студент закрыл дверь и побрёл в указанном направлении. В конце коридора он обнаружил вход в складские помещения. Нофри не стал стучать, он просто вошёл и огляделся. Он стоял среди полок и стеллажей, набитых кусками ткани, свёрнутыми трубками папирусов, стеклянными и глиняными сосудами со всевозможными снадобьями, источающими резкие запахи; здесь царил прохладный полумрак, неуютный, пугающий, пронизанный атмосферой близости иного мира. Студент поёжился.
-  Здесь кто-нибудь есть? – громко спросил он. Его голос гулко покатился куда-то в глубину, где отразился искажённым эхом и замер в тишине.
«Как в пещере», - подумал Нофри.
   Прошло какое-то время, может быть, минута, может быть, больше, и вдруг послышался какой-то шорох. Кто-то двигался в его сторону, в этом не было сомнений. Студент на секунду представил, что вот сейчас из полумрака выскочит обезображенная, безглазая мумия, и почувствовал холодок в позвоночнике. И когда между стеллажами на самом деле возникла человеческая фигура, он чуть не вскрикнул. Незнакомец шёл к студенту, не произнося ни слова. Нофри показалось, что он был неестественно бледным, с тёмными кругами вокруг глаз; возможно, человек страдал какой-то болезнью или просто плохо выспался, но в этом помещении, похожем на склеп, его нездоровый вид производил ужасное впечатление.
-  Как мне найти Ипи? – спросил студент, чтобы нарушить гнетущее молчание.
-  Я Ипи, - ответил незнакомец. -  Что нужно?
   Нофри поднял руку и протянул её ладонью к бальзамировщику:
-  Я принёс великую тайну. Это тайна истинной справедливости.
-  И тот, кто выдаст тайну, умрёт дважды, - сказал Ипи. -  И в этой жизни, и в последующей.
   Он подошёл близко и прикоснулся своей ладонью к ладони студента. Рука его была холодна, как кусок мрамора, пролежавшего в подземелье. Нофри едва не содрогнулся, но тут же подумал, что такой эффект вызван длительным пребыванием бальзамировщика в прохладном помещении.
-  Я прибыл из Мемфиса, - сообщил студент, -  из жреческой школы при храме Птаха. Мне нужна помощь.
-  Кто послал тебя ко мне?
-  Хранитель библиотеки Усерхет.
   Ипи кивнул головой:
-  Я слушаю тебя.
-  Мне нужна связь с местным подпольем.
-  Это не так просто. В городе действует тайная полиция. Несколько человек уже арестовали.
-  И что же мне делать?
-  Ответь мне на один вопрос. Как выглядит главный в вашем тайном обществе?
-  Он среднего роста, и у него нет мизинца на правой руке.
-  Хорошо. Я помогу тебе. Найдёшь на площади богини Маат старого парасхита. Он даст тебе адресок и пароль. Погоди.
   Ипи снял с шеи амулет в виде серебряной фигурки бога Гора и протянул студенту.
-  Покажешь ему этот амулет и назовёшь моё имя.
-  Благодарю тебя, друг, - сказал Нофри, горячо пожимая холодную руку бальзамировщика.
   На другой стороне Нила, по лабиринту улиц южных кварталов, пробирались четверо бандитов. Они шли мимо кирпичных лачуг с плоскими крышами, игорных притонов и дешёвых кабаков, пытаясь отыскать дом старшины местной общины воров. Прохожие не удивлялись их расспросам, ибо это было обычное дело – многие из обворованных горожан обращались к человеку по имени Яхмос с просьбой вернуть украденное имущество за часть стоимости. Как правило, вещи находились, поскольку у воров была жёсткая дисциплина, и никто не смел спрятать добычу, не поставив в известность главу общины. Чужаков же, если таковые появлялись и крали в одиночку, попросту калечили, а то и убивали. Полиция в эти кварталы никогда не совалась, даже если вспыхивала поножовщина – здесь действовали другие законы, и воры сами улаживали все конфликты, обходясь без помощи властей.
   Несмотря на то, что по кварталу шатались нищие попрошайки и тёмные личности разных мастей, к бандитам никто не приставал. Их угрожающий вид отпугивал кого угодно. Они без препятствий добрались до тихой улицы, по обе стороны которой росли тамариндовые деревья, и оказались перед каменной оградой, окружающей добротный двухэтажный дом. Это и было жилище старшины воровской общины. Возле деревянной калитки стоял, словно часовой, здоровенный тип с бронзовым ножом на поясе. Увидев бандитов, он вопросительно уставился на них, тотчас же преградив дорогу во двор дома.
-  Нам нужен Яхмос, - сказал ливиец Шешонк.
-  У вас что-нибудь украли? – спросил здоровяк, оглядывая его с ног до головы.
-  Да, мы кое-что разыскиваем.
-  У нас условие. Мы возвращаем похищенное за четверть стоимости.
   Ливиец кивнул головой в знак согласия.
   Сам Яхмос сидел в этот момент во дворе за деревянным столом в тени высокой пальмы и играл в карты, сделанные из папирусного картона, с одним из своих приближённых воров.
-  Третья наложница фараона, - объявил глава воровской общины, делая заход.
-  Смотритель царских конюшен, - парировал его напарник, покрыв карту.
-  Начальник дворцовой стражи, - сделал опять заход Яхмос.
-  Бью верховным жрецом.
-  Держатель опахала у левого плеча.
-  Козырная первая наложница.
-  Держатель опахала у правого плеча.
-  Фараон, - отбился напарник и лукаво уставился на Яхмоса.
-  Козырной фараон! – рука главаря воров хлопнула по столу, словно вогнала гвоздь. – Всё, ты проиграл. Залезай на пальму, будешь изображать обезьяну.
-  Яхмос, тут к тебе! – раздался голос.
   Старшина обернулся и увидел, как во двор входит здоровяк, а за ним четверо бандитов. Здоровяк пропустил их вперёд, а сам закрыл калитку и облокотился на неё спиной.
-  Что-нибудь ищите? – спросил Яхмос, отодвигая карты в сторону.
-  Кто из вас Яхмос? – бросил в ответ ливиец.
-  Это я, - произнёс старшина.
   Он подал знак рукой, и из разных концов двора поднялись с табуреток, и подошли к бандитам шестеро, обступив их полукругом. Шешонк посмотрел на них презрительно и опять обратился к Яхмосу:
-  Твои воры могут нам разыскать кое-каких людей? Мы хорошо заплатим.
-  Мои воры могут отыскать даже бога Сета в пустыне и доставить его в мешке. Но для тебя они никого искать не будут.
-  Это почему? – сузив веки, спросил Шешонк.
    Яхмос многозначительно переглянулся со своим напарником по карточной игре и сказал:
-  Я не помогаю ливийцам. Эфиоп и египтяне могут остаться, а ты проваливай.
-  Ты хорошо подумал, прежде чем это сказать?
-  А тут и думать нечего.
   Старшина кивнул своим людям; один из них вынул нож и, сделав шаг, приставил лезвие к горлу ливийца.
-  Ты что, не понял, драный шакал пустыни? – сказал вор. – Тебе тут не место.
-  Хочешь, я плюну тебе в лицо? – зловеще произнёс Шешонк.
   Вор оскалил зубы:
-  Рискни, плюнь.
-  Плюю, - предупредил ливиец и тут же, как верблюд, харкнул слюной в ухмыляющуюся физиономию. Вор от неожиданности зажмурился. Шешонк резко шагнул назад, уводя горло от острого лезвия. Стоявший от него слева Сетнахт в мгновение ока выхватил из-под плаща меч и рубанул вора по локтевому сгибу. Отсечённая половина руки, всё ещё сжимающая нож в сомкнутых пальцах, шлёпнулась на землю. Ливиец стремительно извлёк своё оружие и добил врага, проткнув ему живот. Эфиоп обернулся назад и метнул кинжал в здоровяка у калитки; просвистев в воздухе, тонкий клинок пробил тому горло и пригвоздил к деревянным доскам. Не дав никому опомниться, бандиты фактически в две-три секунды изрубили остальных противников на куски. Яхмос успел разглядеть только мелькнувшие в воздухе мечи, и затем чья-то голова, отделившись от туловища, покатилась к забору, будто кокосовый орех. Больше он не успел понять ничего, потому что ливиец, бросившись вперёд, словно пантера, запрыгнул ногами на стол и приставил свой меч к его горлу; вслед за этим Шешонк врезал пяткой в лоб второму карточному игроку, опрокинув его вместе со стулом.
-  Мы из банды Одноглазого Нитагора, понял ты, павиан египетский, - прошипел ливиец, брызгая слюной.
-  Надо было сразу сказать, - пролепетал испуганно Яхмос. Бронзовое лезвие едва не надрезало кожу на его шее.
-  Куда теперь вот это всё? – кивнул он на изрубленные трупы. Его руки тряслись, как в лихорадке.
-  Ты найдёшь нам людей, которых я тебе опишу, - властно сказал ливиец.
-  Сделаю, как ты скажешь. 
   Трое товарищей Шешонка вытирали о плащи окровавленные мечи. Услышав последнюю фразу Яхмоса, они заулыбались. Разумеется, никто из них не подозревал, что весь день за ними следил человек с остроконечной бородкой – он и сейчас стоял на улице возле дерева и терпеливо ждал.

                13

-  А ты как думал? – сказал старый парасхит. – Похороны сейчас стоят – будь здоров! Если хочешь бальзамировать по первому разряду, то это обойдётся в один талант серебра, не меньше. А если по второму, то двадцать мин. Да что там говорить, когда мешок пшеницы стоит на рынке дебен меди, а горшок мёда – кедет серебра.
   Он рассказывал всё это студенту, сидевшему рядом с ним на корточках. Перед ними стоял кувшин вина и две глиняные чашки. Они расположились на краю площади возле торговой лавки.
-  Ну и цены стали, - согласился Нофри. – А вам-то сколько перепадает?
-  Нам? – переспросил парасхит. Его сморщенное, обтянутое дряблой кожей лицо скривилось. – Одна медь. Всё остальное жрецы забирают.
   Студент покачал головой:
-  Ну, пускай, пускай. Когда мы придём к власти, мы это всё исправим.
-  Пора, давно пора. А то про нас все говорят: «Вот, мол, вы, парасхиты, трупы вскрываете». Так если мы этого делать не будем, кто будет? Бальзамировщики? Сами жрецы? Жди, не дождёшься.
-  Подпольщиков много в городе?
-  Хватает. Наши люди везде есть. Вообще, боремся с аристократами, как только можем. Налей-ка ещё вина, товарищ.
   Нофри наполнил чашки, и они выпили.
-  Тут ведь дело какое, - проговорил парасхит, вытирая губы. – Главное, чтобы каждый внёс свою лепту. Вот мы, к примеру, вместе с бальзамировщиками готовим покойника к загробной жизни. Если усопший был человеком хорошим, так мы всё делаем, как предписано. А если это был вельможа, сосавший всю жизнь кровь из народа? Как с ним, гадом, поступать? Он ведь, падаль, рассчитывает, что и на полях Иалу будет жить припеваючи, а на Страшном Суде отвертится. А не тут-то было. Стоит не положить в гроб покойнику пару важных заклинаний, и всё, считай, что пропал. Спросят его подлую душонку на том свете о том, о сём, а он, чудила грешная, не знает, что и отвечать. Сердчишко ему, козлу, взвесят, а оно тянет вниз. И тут же в пасть чудовищу Амамат его душонка и отправится вместо вечного блаженства. Одному кровопийце из тайной полиции мы вообще вместо Книги Мёртвых похабные стихи в саркофаг засунули. Представляю, как он их зачитывал владыке загробного мира. А как-то привезли знатную даму на мумификацию, жену главного сборщика налогов, так мы её всем хором – того! Так что пусть не думают, что всё им сойдёт с рук. Как говорится, что заслужили.
   Поговорив ещё немного с парасхитом, Нофри взял у него нужный адрес и отправился на явку.
   Человека, с которым предстояло встретиться студенту, звали Амени. Он был аптекарем, и обычно целыми днями находился в своей лавке, изготавливая лекарственные препараты. Его хорошо знала вся округа, благодаря чему Нофри нашёл аптеку без особого труда, несколько раз уточнив у прохожих, в правильном ли направлении он идёт. Войдя в лавку, студент застал в ней двух мужчин: один из них толок в ступке какой-то порошок, второй, держа в руке кобру, пытался насадить её зубами на край глиняной чашки. Змея угрожающе шипела, изворачивалась спиралями, но человек обращался с ней, как с безобидным куском верёвки. Нофри содрогнулся.
- Простите, кто из вас аптекарь Амени? – спросил он.
   Тот, кто возился с коброй, поднял на него круглые, чуть навыкате, внимательные глаза и сказал:
-  Это я.
   Аптекарь был крепкий, немного полноватый, на вид – лет сорока пяти, с широкими скулами; глядя на студента, он продолжал делать своё дело. Яд, брызнувший из зубов опасной гадины, потёк по стенке сосуда.
-  Мой дядя просил изготовить любовное зелье, - заворожено глядя на распахнутую змеиную пасть, произнёс пароль Нофри.
-  Зелье будет готово завтра, - непринуждённо ответил Амени. Он положил кобру в плетёную корзину, сразу же накрыв её крышкой, и, поставив чашку на стол, поднялся с табурета. Подойдя к дверному проёму, закрытому плотной занавеской, Амени характерным жестом пригласил Нофри в соседнее помещение. Они вошли в полутёмную кладовую. Студент уловил запах лекарственных трав и разглядел на полках многочисленные банки разных размеров. Его внимание привлёк открытый горшок, доверху набитый сушёными жабьими лапками.
- Здесь можно говорить спокойно, без чужих ушей, - негромко сказал Амени. – Ты связной?
- В некотором роде. Я прибыл из Мемфиса. Мне нужно срочно встретиться с представителями местного подполья. Желательно, с кем-то из руководителей.
-  У тебя какие-то важные сведения?
   Нофри хотел было ответить «да», но подумал, что ничего сверхважного сообщить не может. Поэтому он сказал иначе:
-  Я оказался в довольно сложной ситуации. Мне требуется помощь.
-  Какая именно? – спросил Амени. Его глаза стали ещё внимательнее. Аптекарь смотрел так, словно перед ним был мутный омут, в котором он умудрился разглядеть дно.
-  Я скажу это руководителю, - ответил студент, нахмурившись. С одной стороны,  он прекрасно понимал, что аптекарь не обязан был ему доверять, но с другой… Уж очень он не любил, когда его вот так разглядывают.
-  Ладно, я вижу, ты честный парень, - сказал, наконец, Амени после некоторой паузы. – Я хорошо разбираюсь в людях, можешь мне поверить. Я могу свести тебя с главным. Но это будет не сегодня.
-  Когда мне придти?
-  Давай сделаем так. Приходи сюда завтра, скажем, где-нибудь ближе к полудню, а я сегодня извещу подполье.
   Говоря о чужих ушах, аптекарь был неправ. В стене кладовки имелось небольшое отверстие, и кто-то, стоя снаружи, приложил к нему своё ухо и слушал каждое слово.
   Заговорщики покинули помещение. Амени бросил взгляд на своего помощника, который продолжал толочь в ступке какое-то снадобье, и кивнул на прощание студенту. Когда тот вышел из лавки, аптекарь сказал:
-  Проследи за ним.
   Помощник мигом оставил своё занятие, неторопливо направился к выходу. Он выскользнул на улицу. Студент не успел отойти далеко – всего на каких-нибудь пятнадцать шагов – и помощник аптекаря зашагал следом. Улица была неширокая, прохожих мало, так что можно было немного отстать, чтобы случайно не попасться студенту на глаза, если тот вдруг обернётся. Однако Нофри и не думал оборачиваться. Он передвигался лёгкой, подпрыгивающей походкой, весьма довольный тем, что ему удалось наладить связь. Через несколько минут он вышел на небольшую площадь, где группа подростков образовала круг, в центре которого ожесточённо дрались два парня лет четырнадцати, и оказался перед стеной, огораживающей квартал. Студент нырнул в арку, ведущую на другую улицу. Помощник аптекаря прибавил ходу. Как только он шагнул под каменный свод, за ним устремились двое людей, непонятно откуда взявшихся. Головы их были полностью замотаны тряпками, почти как у мумий, за исключением щели для глаз. Один из них быстро вытащил нож, резко всадил его помощнику аптекаря под левую лопатку и тут же выдернул. Раненый слабо вскрикнул, обернулся; в его наполненных болью глазах отразилось скрытое тканью лицо убийцы. Он рухнул на бок и, непроизвольно подтянув колени к животу, застыл в этой странной позе. Через мгновение он был уже мёртв.
   Пять минут спустя дверь в лавку аптекаря отворилась, и те же двое неизвестных с замотанными лицами вошли внутрь. В помещении никого не было. Бегло осмотревшись, один из вошедших кивнул другому и указал на вход в кладовку. Они обменялись кивками головы, затем бесшумно приблизились к занавеске, где заняли выжидательную позицию. Аптекарь находился там – это подтверждало позвякивание посуды и бульканье переливаемой жидкости. Неизвестные застыли в полном молчании. Наконец стукнул горшок о деревянную доску, зашуршали по полу сандалии, занавеска откинулась, и из кладовки вышел Амени. Он даже не успел заметить своих гостей. Взметнувшаяся рука в одно мгновение ножом рассекла ему горло. Кровь брызнула фонтаном. Амени широко раскрыл глаза, не то от боли, не то от удивления, тотчас же, захлёбываясь, повалился навзничь. Неизвестный хладнокровно вытер лезвие о занавеску и вместе со своим напарником поспешно вышел из лавки. Солнце клонилось к закату.

                14

   Иногда очень трудно отделить сон от яви, ибо реальность, которую мы ощущаем, есть ничто иное, как наше субъективное восприятие. Если, к примеру, у человека отсутствует зрение и слух, а также обоняние и осязание, может ли он с уверенностью сказать, в каком мире пребывает? В этом случае всё, что происходит в его голове, и будет реальностью.
   Господина ***фхора не интересовали вопросы диалектики. Во-первых, он не знал, что это такое, а во-вторых, даже если бы и знал, это не прибавило бы ему радости бытия. В данный момент он входил в своё родное шестое отделение, которое почему-то было погружено во мрак и казалось совершенно пустынным. Не было ни дежурных, ни горящих светильников. Сквозь окна падали на пол столбы лунного света. Он сразу же обратил внимание на разбросанные повсюду свитки папирусов.
«Непорядок», - подумал начальник. Его напряжённый до нервозности слух улавливал какие-то шорохи и что-то похожее на шёпот. Слова были совершенно неразборчивы, но ***фхор затылком чувствовал, что кто-то его зовёт. Лунный свет очень странно вибрировал, вместе с ним раскачивалась темнота, хотя полицейский  твёрдо стоял на ногах, и пол под ним сохранял полную неподвижность. Он пошёл по коридору, пересекая косо падающие лучи, мимо приоткрытых дверей в комнаты, в которых не было никого – он двигался на звук шепчущего голоса, раздающегося всё более отчётливо. Остановившись перед своим кабинетом, ***фхор толкнул дверь и шагнул внутрь. Дрожащий мрак на секунду сгустился, словно кто-то провёл ладонью перед его глазами, и вдруг в помещении заметно посветлело. Кабинет ничуть не изменился, он был таким же, как всегда, но Хуефхор осознал, что здесь что-то произошло. Внезапно он ощутил прикосновение к своему плечу. Полицейский обернулся. Перед ним стояла обнажённая Табуба, окружённая аурой голубоватого, призрачного сияния. Она словно светилась изнутри. Хуефхор провёл взором по её совершенным по форме грудям с набухшими сосками, по плоскому животу, по крепким бёдрам, и уставился в её блестящие, бесстыжие, манящие в неведомые дали глаза.
-  Табуба, - произнёс он, - зачем ты пришла? Чтобы совращать меня?
   Её глаза рассмеялись.
-  Я не Табуба, я Исида, - ответила она томным голосом, и её пухлые, чувственные губы очертила странная улыбка. – Разве ты не знаешь, что уже покинул земной мир? Смотри!
   Она вытянула руку и направила указательный палец в сторону коридора. Немедленно где-то вдалеке раздались гулкие, тяжеловесные шаги, будто кто-то ударял по полу мраморной колонной. В горле ***фхора появилась неожиданная сухость. Шаги приближались. С каждым их звуком, ежесекундно нарастающим, полицейский начальник погружался в какое-то странное оцепенение. Он увидел возникшую в дверном проёме, обмотанную тканью фигуру, но не смог двинуться с места. Запелёнутая мумия вошла в кабинет. Дверь за её спиной исчезла, превратившись в гладкую стену, и наступила пугающая тишина.
-  Кто ты? – с ужасом спросил ***фхор, разлепив онемевшие губы.
-  Я твоё бренное тело, - раздался в ответ глухой замогильный голос. – Я лежу в запечатанной гробнице в полном одиночестве. И только мрак вокруг меня.
-  Ты дух, - подтвердила Табуба-Исида. – И теперь ты принадлежишь моему божественному супругу Осирису.
   Она развела руки в стороны, и тотчас каменные стены, повинуясь её жесту, стали раздвигаться. Помещение вытягивалось в длину, потолок пополз вверх, кабинетная обстановка исчезла. ***фхор потрясённо вращал головой – он уже находился в прямоугольном, просторном зале с массивными колоннами по обеим стенам, у основания которых появились прозрачные, сотканные из воздуха фигуры. Они постепенно становились плотными, приобретая цвет и ясность очертаний. Полицейский начальник хорошо разглядел, что это были существа с головами животных и человеческими телами. Они все сидели на стульях с высокими спинками, обратив свой взор на ***фхора. В центре зала на великолепном  золочёном троне восседал человек в высокой короне, с золотой маской на лице. Всё его тело было покрыто золотом, и Хуефхор сначала принял его за статую, но тут же понял, кто это такой. Перед ним был сам владыка загробного мира Осирис, а по обе руки от него – сорок два грозных судьи. Хуефхор даже вспомнил, что у них какие-то страшные имена: Глотатель Теней, Лакающий Кровь, Разбивающий Кости и тому подобное, и им овладел подлинный ужас. Голая Табуба-Исида посмотрела на начальника отделения торжествующим и при этом развратным взглядом, подошла к своему супругу и положила руку ему на плечо.
-  Теперь пришло время, когда ты должен отчитаться, - сказала она и хлопнула в ладоши. – Суд вызывает бога мудрости Тота!
«Нужно срочно вспоминать заклинания», - промелькнуло в голове у ***фхора. – «Мне должны были перед похоронами их засунуть в саркофаг».
   Но вместо заклинаний почему-то вспоминались полицейские отчёты, которые он сочинял с особым бюрократическим блеском.
   Тем временем к трону подошло существо с головой ибиса. В руке оно держало свёрнутый папирус.
-  Скажи нам, мудрый Тот, - обратилась к нему богиня, - есть ли пригрешения у этого человека?
-  О да, божественная Исида, - ответил птицеголовый бог. – Этот человек повинен в святотатстве. Он уничтожал священные тексты и поднимал руку на богов.
-  Никогда такого не было! – громко возразил ***фхор. – Я всегда соблюдал все законы. И мало того. Я всегда представлял закон.
-  Суд вызывает свидетеля Херихера, - беспристрастно произнесла Табуба-Исида.
   Раздался неприятный, скрипучий звук; в стене справа от трона Осириса открылась дверь, за которой обнаружилась точная копия уборной шестого отделения. Там, на алебастровом унитазе, восседал господин Херихер.
-  Свидетель, что ты можешь сообщить суду? – спросила богиня, при этом испытующе глядя на ***фхора.
   Помощник начальника заговорил голосом, обычно бывающим у человека, страдающего сильным поносом:
-  Мы дважды хватали бога Тота и изымали у него священные письмена, которые потом уничтожали. А самому Тоту выдали порядочную порцию палок, повинуясь приказу господина ***фхора. За это на нас было послано проклятье, от которого я не избавился до сих пор.
-  Это ложь! – воскликнул, отрицая, ***фхор. – Когда это я отдавал такой приказ?
-  Сейчас ты сам это вспомнишь, - почти ласково сказала богиня. – Тот, прими облик, в котором ты появлялся в мире людей.
   Птицеголовый бог кивнул в знак согласия и стал превращаться в неказистого, тщедушного человека – ***фхор с изумлением узнал в нём торговца порнопапирусами.
-  Но позвольте, - возмутился полицейский начальник. – Он же продавал папирусы похабного содержания. Разве я не должен был исполнять закон?
   Богиня смотрела на него осуждающе.
-  Это были священные письмена, - произнесла она, - смысл которых непонятен простым смертным. Кроме того, ты поднял руку на меня, сестру и супругу божественного Осириса. Вот след твоей кощунственной руки.
   Она повернулась спиной, и ***фхор, уставившись на её круглый зад, увидел синяк на ягодице. Судьи возмущённо загудели.
-  Мы все принимали облик людей и жили в Мемфисе, - заговорили они хором. – Мы все носим такие следы на теле.
-  Тогда вините в этом закон, а не меня, - защищался ***фхор. – Я только исполнял предписанное. Я лично не желал никому зла.
   Табуба-Исида подняла руку, призывая суд к тишине. В противоположном конце зала отворились бронзовые ворота, из темноты вышли бог Гор и бог Анубис с золотым подносом в руках. На нём лежал какой-то предмет, показавшийся ***фхору очень знакомым.
-  Это твоё сердце, - подсказала богиня. – Оно – самый главный свидетель, ибо в нём отражены все мысли и желания человека. У тех людей, у кого были только добрые намерения, сердце лёгкое, как перо птицы, ибо добро и справедливость воспаряет к небесам, а зло тащит вниз, как тяжкий груз. Сейчас мы взвесим его. Если оно перевесит богиню Истины, ты будешь брошен в пасть чудовищу Амамат.
   По телу ***фхора проскочил озноб. Он опять попытался вспомнить магические слова, которые должен был произнести каждый египтянин, обращаясь к своему сердцу с просьбой не свидетельствовать против него, но в голову полезло:
«Сим документом уведомляется, что, исполняя волю царствующего дома, в кратчайшие сроки были проведены все надлежащие действия и приняты все меры, дабы избежать возможных нежелательных последствий».   
«Остаётся лишь неясным», - мысленно ответило ему сердце, - «какое количество палок следует отсчитать подозреваемому в случае полного отказа от своей вины, ибо предел человеческого тела до сих пор неизвестен, и каждый арестованный переносит удары по-разному. Нужно ли иметь на этот счёт подробные указания или действовать по собственному усмотрению».
-  Кажется, это конец, - холодея, прошептал ***фхор.   
   В центре зала возникли большие весы. Ухмыляясь шакальей пастью, Анубис положил на одну чашу сердце, а на другую поставил статуэтку богини Маат. Начальник шестого отделения почувствовал, что по его лицу побежали струйки холодного пота.
   Судьи угрожающе молчали. Перекладина весов качнулась. Чаша, на которой лежало сердце, предательски опускалась вниз.
-  Твоя участь решена, - проговорил до сих пор молчавший Осирис. Он снял золотую маску, и ***фхор, к своему удивлению, увидел лицо арфиста Тутмоса. Сидевший в уборной Херихер вдруг начал раздуваться, превращаясь в ужасное чудовище с крокодилоподобной головой, телом гиппопотама и львиными лапами. Отвратительный монстр разинул пасть с бесчисленным количеством зубов. Эта самая пасть начала разрастаться до огромных размеров, заполняя собой весь зал, и ***фхор с воплем ужаса провалился в туннель пищевода. Навстречу ему стремительно приближалось адское пламя.
   Он открыл глаза. По его лицу действительно бежали струйки холодного пота, но находился он не в пасти чудовища, а в гостевой комнате полицейского управления. Оторвав голову от изголовья в форме полумесяца, ***фхор приподнялся и присел на кровати. Сквозь окно в комнату проникал бледно-синеватый свет раннего утра. Начальник шестого отделения нащупал возле кровати кувшин с водой и, поднеся его к губам, сделал несколько жадных глотков.
-  Проклятые колдуны, - пробормотал он вполголоса. – Они чувствуют моё приближение и насылают на меня дурные сны.

                15

   Приблизительно за час до полудня в вестибюль гостиницы спустился по лестнице Нофри и направился к выходу. Он немного нервничал, поскольку ему предстояла важная встреча – возможно, судьба студента зависела именно от её исхода. В отличие от своих друзей он прекрасно понимал, что нельзя сидеть в бездеятельности в гостиничном номере, предаваясь пьянству дни и ночи напролёт. Их могли обнаружить в любую минуту, и только подполье с его колоссальным опытом ведения тайной борьбы было в состоянии помочь им исчезнуть.
   На пороге Нофри окликнули:
-  Господин тайный полицейский!
   Он обернулся и увидел хозяина гостиницы.
-  Что тебе? – спросил студент, придавая своему лицу значительное выражение.
-  Вчера вечером приходила полиция, - промолвил хозяин, подходя ближе. – Интересовались всеми постояльцами.
-  Ну, и что ты сказал?
-  Как ты велел. Не обмолвился о вас ни словом.
-  Молодец! Тайная полиция оценит твои услуги.
-  Они ищут каких-то четырёх людей, и мне показалось, что их приметы похожи на ваши.
«Вот оно», - подумал Нофри. – «Как же вовремя я наладил связь».
-  Здесь нет ничего удивительного, - произнёс он вслух. – Мы прибыли в ваш город заниматься расследованием взяточничества и казнокрадства среди местных властей. Вот они и дёргаются.
   Студент развязал висевший у него на поясе кошелёк и извлёк оттуда золотое кольцо.
-  А ты продолжай в том же духе, - прибавил он, протягивая кольцо хозяину. – На вот тебе за службу.
   Солнце высоко висело над городом, сокращая тени, но, несмотря на его нестерпимый блеск, день был не жарким. В этом был виноват северный ветер, принёсший прохладу с морского побережья. Студент больше всего любил такую погоду – небо чистое, почти без единого облака, но нет изнуряющего зноя, вынуждающего половину суток прятаться в тени.
«Это, несомненно, к удаче», - думал Нофри, уверенно вышагивая по улицам. Проходя мимо публичного дома, он услышал музыку. Звучала известная танцевальная пьеса, довольно часто исполняемая на весёлых вечеринках, и в душе студента всколыхнулись приятные воспоминания. Страстная и вместе с тем лиричная мелодия навевала тихую грусть о годах безвозвратно ушедшего детства, когда можно было безмятежно любоваться закатом, стоя на берегу Нила возле чернеющих на фоне вечернего неба пальм и думать, что впереди тебя ждёт долгая и счастливая жизнь, потому что она будет такой, какой ты её представляешь.
   Трое музыкантов – арфист, флейтист и барабанщик – играли бесподобно. Сидя на диване в гостиной, Табуба слушала их с упоением, не забывая, однако, придирчиво следить, как женщина в одной набедренной повязке извивается в неистовом танце.
-  Бёдрами лучше работай, - бросила хозяйка публичного дома. – И страсти побольше в глазах.
   Танцовщица запрокинула голову, глядя на неё из-под полуопущенных век.
   Стены комнаты были разрисованы эротическими изображениями обнажённых девиц. В серебряной вазе курились благовония, распространяя по помещению приятный дурманящий аромат.
-  Ещё больше, - сказала Табуба.
   Танцовщица изгибалась как змея, пожирая её глазами.
-  Вот, уже лучше, - похвалила хозяйка.
   В комнату вошла служанка.
-  Госпожа.
-  Что тебе, Сатипи? – спросила Табуба, откидываясь на спинку дивана.
-  Явился Ахтой.
   Хозяйка публичного дома мгновенно выпрямилась и сделала музыкантам знак рукой. Музыка смолкла, уйдя из этого мира в неведомое царство и оставшись только в сознании.
-  Тебе ещё надо поработать над движениями, - сказала Табуба замеревшей танцовщице. – А сейчас можете идти.
   Раскланявшись, вся труппа вместе со служанкой удалилась из комнаты. Их сменил появившийся из двери человек с остроконечной бородкой, накануне следивший за бандитами.
-  Приветствую тебя, госпожа, - произнёс вошедший приятным баритоном.
-  Я тебя слушаю, Ахтой.
-  Вчера я ходил за ними почти целый день. Вначале они следили за тобой, когда ты посещала полицию, потом пошли к Яхмосу и устроили там резню. Похоже, Яхмос здорово перепугался. После этого они отправились за город, где собралась вся банда на совет. Я не смог подобраться близко, но по отдельным фразам понял, что они прочёсывают весь город и ищут каких-то людей.
-  Я это знаю, - качнула головой Табуба. – Шешонк мне говорил. Обо мне они упоминали?
-  Да, госпожа.
-  Что именно?
   Ахтой немного замялся.
-  Я не решусь это повторить.
-  Хорошо, продолжай.
-  Я навестил Яхмоса и расспросил его, кого ищут бандиты. Он описал мне приметы. Это четверо. Один высокий, здоровый мордоворот, видимо, бывший солдат. На груди – татуировка скарабея.
-  Что, что? – встрепенулась Табуба. – Вот это уже интересно.
-  Второй – довольно смазливый тип, вроде бы музыкант.
-  Арфист! – воскликнула хозяйка. – А двух других я могу описать тебе сама. Именно об этих людях меня расспрашивала полиция. Какое странное совпадение, - проговорила она задумчиво. – Это очень, очень интересно. Ах, как это интересно.
   Её взор затуманила усиленная работа мысли. Поднявшись с дивана, она начала ходить по комнате, потирая пальцами виски, словно вызывая из глубины мозга какую-то идею. Ахтой следовал за нею цепкими тёмными глазами.
   Неожиданно в гостиной появился подвыпивший посетитель.
-  А вот кто к вам пришёл! – радостно сообщил он. – Где прелестные шалуньи, способные обуздать моего дикого скакуна?
-  С этого дня твой дикий скакун переходит на ручное самообслуживание, - заявила в ответ Табуба. – Моё заведение собирается закрывать полиция. Можешь это передать всему городу.
  Посетитель удивлённо поднял бровь и, неуклюже развернувшись, молча удалился.
-  Я должна найти этих четверых, Ахтой, - сосредоточенно глядя куда-то в стену, произнесла Табуба. – Раньше, чем полиция и бандиты. А для этого мы всех пустим по ложному следу.
-  Каким образом, госпожа?
-  Подбери людей, похожих на этих четверых по приметам. Татуировку можно нарисовать краской. Дашь им арфу и письменные принадлежности. Пусть ходят по городу и привлекают к себе внимание. И таких команд мы приготовим несколько. Они будут мелькать то там, то здесь, сбивая всех преследователей с толку. И, разумеется, эти люди не должны знать, кто их нанял. Не скупись на расходы.
   Ахтой почтительно склонил голову:
-  Слушаюсь, госпожа.
-  Сатипи! – громко позвала Табуба.
   В комнату вбежала служанка.
-  Собери всех моих девок. И чем быстрее, тем лучше.
   Примерно в это время на рыночной площади ливиец Шешонк обсуждал с эфиопом Джаа проблему похорон убитых бандитов вместе с Мемфисским Потрошителем. Решено было бальзамировать покойников по первому разряду, а это стоило, как говорил студенту старый парасхит, не меньше таланта серебра за каждого. А если добавить сюда расходы на гробницы, всё это мероприятие  вставало в кругленькую сумму. Не то, чтобы бандитам было жалко денег – их возмущал тот факт, что их все считали грабителями, хотя служители заупокойного культа обдирали людей без всякого оружия куда более зверски, причём спекулируя на самых святых чувствах. Джаа сообщил, что трупы уже перевезли в дом бальзамировщиков, где пришлось заплатить ещё дополнительные деньги, чтобы оформить всех, как погибших от несчастных случаев, иначе бы ими сразу заинтересовалась полиция.
-  Кругом одни мошенники, - сказал в заключение эфиоп.
   Шешонк, согласившись, покачал головой и, переведя взгляд, вдруг увидел Нофри. Студент целенаправленно пробирался между лотков в сторону ближайшей улицы. Ливиец указал на него пальцем:
-  Это один из тех, кого мы ищем. Возьмём его в тихом месте. Бери остальных и постарайся обойти его по переулкам.
   Он поискал глазами Анупу и Сетнахта. Его товарищи топтались возле продавца детских свистулек. Шешонк поманил их рукой.
   Между тем студент свернул на улицу, где тоже вдоль стен домов расположились под навесами лотки торговцев, и стал пробираться сквозь толпу покупателей и случайных прохожих. Ливиец со своими спутниками двигался следом, грубо расталкивая попадающихся на пути людей.
-  Хромай быстрее, Анупу, - говорил он на ходу ковыляющему бандиту. – Иначе я продырявлю тебе вторую половину задницы.
-  Лечу, как стрела, - отвечал тот.
   Если бы Нофри хорошо знал город, он бы выбрал иной путь, что, собственно, и сделал Джаа с тремя бандитами. Они быстро шли по извилистым малолюдным переулкам и имели все шансы обойти и перехватить студента на первом же перекрёстке. И случилось бы именно так, если бы не одно обстоятельство. В этот день в город прибыла из Мемфиса статуя бога Птаха, и в данный момент её несла на носилках по проспекту процессия жрецов в сопровождении толпы верующих. Улица, по которой пробирался студент, как раз упиралась в  вышеуказанный проспект. Добравшись до перекрёстка, Нофри увидел ликующую толпу и едва успел пересечь дорогу перед  носом у жрецов. Эфиоп с тремя бандитами, выскочившие из переулка на проспект на несколько секунд раньше, оказались ближе к процессии и были задержаны напирающим столпотворением. Им пришлось продираться локтями, чтобы добраться до перекрёстка и обогнуть торжественное шествие вслед за студентом. Что же касается Шешонка, Анупу и Сетнахта, то им вообще не повезло. Отрезанные толпой, они вынуждены были остановиться. 
   Студент благополучно вошёл в тихий переулок. До лавки аптекаря оставалось идти уже недолго. Он преодолел шагов двадцать, но вдруг какая-то неведомая сила заставила его обернуться. Нофри увидел, что следом за ним в переулок входят четверо закутанных в плащи незнакомых людей. Остановившись взглядом на свирепом лице эфиопа, студент вздрогнул и мигом догадался, кто они такие. Ноги сами сорвались с места, унося его от опасности. Бандиты ринулись в погоню, сопя на ходу и извлекая из-под плащей кривые мечи. Дома здесь стояли впритык один к другому, поэтому не было и речи о том, чтобы уклониться в сторону. Только в конце переулка дорога раздваивалась. Вот тут-то Нофри и совершил роковую ошибку. Ему нужно было повернуть налево, а он в горячке бегства повернул направо и бросился в глухой тупик. Он понял это сразу, увидев впереди кирпичную стену, которой оканчивалась дорога. Возвращаться назад было уже поздно – четверо преследователей гнались за ним по пятам. Нофри оказался в каменном мешке длиною в тридцать шагов. С одной стороны была высокая ограда, отделяющая квартал (часть её как раз и перекрывала дорогу, изогнувшись на девяносто градусов), с другой – дома с закрытыми дверями. Ломиться в них было бессмысленно. Преследователи злорадно ухмылялись. Студент повернулся к ним лицом и начал пятиться, глядя на тускло сверкающие, острые клинки. Убивать его не было никакого смысла. В силу этой причины бандиты остановились и перегородили выход из тупика в ожидании своих приятелей. Уставившись на белые зубы широко улыбающегося эфиопа, Нофри лихорадочно соображал, что же делать. А делать было нечего. Ситуация оказалась безвыходной. Естественно, он не заметил, что позади него в толстой стене неожиданно ушла внутрь часть кирпичной кладки, образовав тёмный прямоугольник входа. Оттуда один за другим появились четверо людей с обмотанными платками лицами – двое вскинули луки и сразу выстрелили в бандитов. Первая же стрела воткнулась в лоб эфиопу, убив его на месте, вторая поразила в сердце рябого египтянина с квадратной челюстью. Нападение было столь внезапным, что два оставшихся в живых бандита только разинули рты. Они инстинктивно попятились назад и бросились вон из тупика. Нофри схватили за руки, с силой потащили к стене. Люди с замотанными лицами втолкнули его в проход, вошли в него сами, затем дверь из кирпичной кладки захлопнулась, не оставив ни единой щели.
   При свете факела студент разглядел своих похитителей и, наконец, обрёл дар речи.
-  Кто вы? – спросил он испуганно.
-  Мы – друзья, - ответил один из незнакомцев. – Явка, на которую ты шёл, провалена. Аптекарь Амени был предателем, но наш товарищ с площади Маат этого не знал. Хорошо, что мы подоспели вовремя.
-  Мы следили за тобой ещё на улице, - подхватил другой незнакомец, - но заметили хвост.
-  А где мы? – спросил студент. Он различил в полутьме каменные ступеньки, ведущие куда-то вниз.
-  Мы в подземном лабиринте, построенном при прошлых династиях. Мы часто им пользуемся. По этим коридорам можно попасть в любую точку города. О подземелье никто не знает, кроме жрецов, но они свято хранят свои тайны. Впрочем, для нас этот лабиринт уже давно не тайна.
   Подпольщик наклонил потрескивающий факел, осветив наклонный туннель.
-  Пойдём, мы отведём тебя к главному, - сказал он и первым начал спускаться.
   Отрезанный толпой ливиец Шешонк страшно нервничал. Если бы не такое количество верующих, он бы непременно разразился ругательствами, но вынужден был благоразумно молчать. Сетнахт и Анупу тоже скрипели зубами. К счастью, к ним подоспели ещё несколько бандитов и, образовав плотное ядро, они двинулись наперерез толпе и, в конце концов, пробились на противоположную сторону проспекта. В переулке их ожидали два испуганных приятеля, немедленно сообщившие обо всём, что произошло в тупике. Их рассказ был очень сбивчивым, состоял в основном из эмоций и ругательных слов, но Шешонк разобрал, что какие-то люди появились прямо из стены и спровадили на тот свет ещё двух членов банды. Они отправились на место происшествия. В тупике никого не было, кроме двух убитых. На лице мёртвого эфиопа навечно застыла улыбка, казавшаяся теперь издевательским оскалом самой Смерти.
-  Выглядит ужасно, - заметил Сетнахт. – Надо перерезать ему мышцы на скулах и сомкнуть губы.
-  Пускай улыбается, - возразил Шешонк. – Иначе на том свете все сочтут, что он прожил угрюмую жизнь.
   Бандиты осмотрели весь тупик, обследовали стену, простукивая кирпичи и вглядываясь в каждую щёлочку, но их усилия были тщетными.
-  Их нигде нет, - констатировал Анупу. – Исчезли, как злые духи.
   Ливиец поморщился, словно страдал зубной болью:
-  Мне это всё начинает надоедать. У меня такое ощущение, что мы гоняемся за призраками.

                16

   Танцующее пламя факела отбрасывало на стены коридора красноватый свет. В том, что подпольщики прекрасно ориентировались в запутанных переплетениях лабиринта, Нофри убедился уже через десять минут. Они сворачивали то направо, то налево, каждый раз сверяясь с какими-то тайными знаками, начертанными на потолке. В одиночку студент никогда бы в жизни не выбрался из этих бесконечно блуждающих коридоров и просто бы загнулся здесь от жажды и голода. Да, жрецы умели строить, это следовало признать. Подпольщики объясняли на ходу, что повсюду имеются выходы и смотровые приспособления, позволяющие вести наблюдение за улицами, но для этого необходимо знать определённые секреты. Для примера один из них, видимо старший, нажал на какой-то камень, часть стены отворилась, и Нофри увидел в образовавшейся нише лестницу, подобную той, по которой они спустились в подземелье.
-  Такие лабиринты есть и в Мемфисе, и в Фивах, и в некоторых других городах, - сказал подпольщик. – Жрецы всегда следили за людьми, чтобы держать их в узде. Можешь не сомневаться, что все разговоры во дворце фараона подслушиваются. Поэтому для жреческой касты нет никаких тайн. Но мы давно освоили их методы и действуем точно так же.
   Они двинулись дальше и вскоре вошли в какой-то небольшой зал. Тот, кто был с факелом, зажёг масло в расставленных по углам бронзовых чашах. В желтоватом свете огней Нофри рассмотрел помещение. Оно напоминало тайную лабораторию – стены и потолок были расписаны текстами и магическими символами, а в центре стоял вытянутый стол, на котором располагались предметы: длинный посох с подковообразной металлической пластинкой на конце, два небольших продолговатых жезла из серебра и золота, пустотелый деревянный цилиндр с установленными друг над другом четырьмя серебряными дисками и терракотовая ваза.
-  Где мы? – спросил Нофри.
-  В комнате вечной жизни, - ответил старший подпольщик.
-  А это зачем? – студент указал пальцем на предметы на столе.
-  Инструменты воскрешения.
   Нофри удивился.
-  Я слышал о таких вещах, но неужели это возможно?
-  Мы должны тебе кое-что объяснить. Наше тайное общество возникло почти сто лет назад, когда был отравлен правитель Египта фараон Эхнатон.
-  Жрецы говорят, что он был вероотступником.
-  Жрецы лгут! – в голосе подпольщика прозвучали нотки ненависти. – Нынешняя династия пришла к власти незаконно. Эхнатон не был обычным человеком. Он был потомком небесных людей со звезды Сотис (Сириус). Его рост был намного выше любого египтянина, и он даже внешне отличался от человека. Эхнатон принёс истинные знания, чем вызвал злобу и зависть жрецов Амона. Они устроили заговор и поднесли ему ядовитый напиток. Я расскажу тебе, как всё было на самом деле. К сожалению, никто не знает, каким образом у Аменхотепа Третьего появился такой необычный наследник. Это осталось тайной. Но он уже в детстве вызывал удивление своей внешностью и развитым умом. Когда он стал взрослым, его рост составлял около девяти локтей. В семнадцать лет он вступил на престол и сменил своё тронное имя Аменхотеп Четвёртый на Эхнатон. И почти сразу же в стране начались изменения. В то время Египет находился на грани распада. Алчность жрецов не знало границ. Они погрязли в раздорах и борьбе за власть. А самое страшное, что они внушали народу ложное представление о мире, что делают и сейчас. Жрецы учат, что существует много богов, но это неправда. И Сет, и Осирис, и Ра, и Исида не были богами. Так звали древних людей, пришедших из земли, которую поглотило море. Они были первыми учителями египтян, но жрецы сделали из них культ и заставили всех поклоняться их именам.
    Нофри посмотрел на подпольщика скептически, но решил не возражать, а выслушать до конца.
-   Первое, что сделал Эхнатон, - говорил его собеседник, - это запретил поклоняться ложным богам. Он провозгласил истину, что Бог существует только один. И чтобы дать хоть какой-то его зримый образ, Эхнатон указал на солнце. «Пусть поклоняются солнцу», - решил он. – «Солнце есть одно из проявлений божественного мира, так что в этом нет большой беды». Таким образом, отодвинув жрецов от власти, он положил конец их губительному правлению, пусть даже на короткое время. Но это был только первый шаг. Чтобы передать свои знания о Вселенной и о возможностях самого человека, Эхнатон создал школу мистерий, куда набрал наиболее способных людей. Он ведь не мог ходить по Египту и обучать каждого. Ему на это не хватило бы никакой жизни. Он сделал самое главное. Он посеял семена истины. И когда против него возник заговор, это уже ничего не изменило. Тело фараона было тайно захоронено, а его прекрасный город Ахетатон разрушен. Но остались его ученики. Они основали тайное общество, которое должно было нести свет и бороться с несправедливостью новых властей. Была ещё и главная задача. Однажды в одной из храмовых библиотек был найден папирус с описанием способа воскрешения умерших. Эти знания оставили нам древние учителя. И тогда решено было найти тело Эхнатона и вернуть его к жизни. Поиски длились очень долго. Использовали даже собак, но найти захоронение так и не удавалось. И только год назад нам неожиданно помогли. Несколько наших товарищей находились на развалинах Ахетатона. Вечером на небе появился светящийся круг, и вниз ударил столб ослепительного света. Это были небесные люди. Своим лучом они указали нам место, куда жрецы спрятали тело Эхнатона. Видевшие это отправились туда и обнаружили в скале заваленный камнями вход. Они разобрали камни, вошли в пещеру и через час обнаружили в одном из гротов длинный ящик. Они открыли крышку. Там лежало тело Эхнатона. Хотя фараон не был мумифицирован, но он прекрасно сохранился. Он как будто окаменел. Видимо, так его неземное тело отреагировало на действие яда. Мы перенесли фараона туда, где его не смогут найти жрецы. Там же мы провели опыт по его оживлению.
   Подпольщик взял со стола посох. К одному концу его была приделана перекладина под углом сорок пять градусов, а другой оканчивался раздвоенным серебряным камертоном.
-  Мы в точности расположили предметы вокруг тела фараона, как было указано в папирусе. Это один из основных инструментов. Прикоснувшись загнутым концом к затылку умершего, нужно ударить по этой пластинке, чтобы звук вошёл в его тело. Я хочу тебе сказать, что наш мир – это не то, что мы видим. Существует великое множество миров. Они напоминают шары, вставленные один в другой. И каждому соответствует свой определённый звук. Если ты хочешь вызвать дух умершего, ты должен настроить посох на звук того мира, в котором он пребывает. Тогда ты откроешь невидимые врата.
   Подпольщик положил посох на место и указал на деревянный цилиндр с дисками.
-  А вот этот инструмент устанавливается возле головы и усиливает звук. Каждый из этих кругов настроен на тот же тон, что и пластинка на посохе. А вот это…- он взял в руки терракотовую вазу.
-  Я знаю, что это такое, - произнёс Нофри. – В этом сосуде таится та же сила, что и в небесной молнии.
   Студент не врал. Древние египтяне знали, что такое электричество. По сути дела терракотовая ваза была гальваническим элементом. Подобные древнейшие сосуды хранятся в Багдадском музее (по крайней мере, хранились, пока его не разграбили американцы), и если в них залить щёлочь или кислоту, они начинают вырабатывать электрический ток.
   Из вазы торчали два штыря – один медный, другой цинковый. Эти штыри оканчивались широкими пластинами из тех же материалов. Подпольщик объяснил, что их нужно прикладывать к стопам умершего. Студент хорошо помнил, как в жреческой школе учителя проделывали опыты с отрезанными лягушачьими лапками. Они присоединяли их к гальваническим батареям и наблюдали сокращение мышц.
-  А эти жезлы? – спросил Нофри. – Они зачем?
-  Они вкладываются в руки усопшего. Серебряный должен соприкасаться с левой ладонью, а золотой - с правой. Внутри они заполнены специальным составом. В серебряном содержится порошок, притягивающий железные предметы, а в золотом – порошок из угля. Они вызывают в теле течение жизненных сил. Если эти жезлы вложить в руки живому человеку, он исцелится от многих болезней. Человек состоит из тела, его тени – духа Ка, и божьего дыхания – духа Ба. Когда человек умирает, тень Ка отделяется от тела. Чтобы соединить их снова, необходимо вызвать Ба, то есть жизненные силы. Для этого и предназначены жезлы. Но ни в коем случае нельзя вкладывать серебряный в правую ладонь, а золотой – в левую. Это нарушает правильное движение Ба. В общем, мы сделали так, как было написано в папирусе.
-  И что случилось потом? – спросил студент.
-  Потом произошло чудо. Фараон открыл глаза. Его дух, вызванный магическим звуком из царства теней, вошёл в мёртвое тело, но не смог удержаться в нём долго. Для этого нужно было особое зелье, секрет которого мы не знали. В древнем папирусе только упоминалось о таком средстве, но рецепт его не сообщался. Не исключено, что часть папируса была утеряна. Мы стали искать человека, который смог бы нам помочь. В конечном итоге, поиски привели нас к аптекарю Амени. Он хорошо знал магию и сказал, что сможет изготовить средство, способное мёртвую ткань превратить в живую. Нам показалось, что аптекарь разделяет наши взгляды, и к тому же он отказался от вознаграждения. Поэтому мы рассказали ему об Эхнатоне, инструментах воскрешения и посвятили в некоторые свои тайны. Амени взялся за дело. Он изготовил средство по рецепту нубийских магов. Но аптекарь оказался чудовищем. Его душа была черна, как ночь. Он близко сошёлся с одним из наших людей, бальзамировщиком Ипи. Когда средство было готово, он пригласил Ипи к себе и умертвил его, угостив отравленным вином. На нём аптекарь собирался проверить действие своего зелья. Дождавшись ночи, Амени со своим помощником принёс тело Ипи в комнату вечной жизни. Здесь он его воскресил.
   Студент вспомнил холодную руку бальзамировщика, его бледный вид, и содрогнулся.
-  Его средство имело одну особенность, - продолжал рассказ подпольщик. – Оно превращало ожившего человека в зависимое существо, делая его духовным рабом того, кто владел этим средством. С помощью своего зелья Амени собирался захватить власть в Египте, применив его на Эхнатоне. Мы не знаем подробностей его плана, но он у него был. Аптекарь стал работать на тайную полицию. Он выдал несколько наших явок, чтобы лишить связи с другими подпольными группами. А его оживший мертвец должен был узнать, где находится тело Эхнатона. Но мы заподозрили неладное и стали следить за аптекарем. Так мы узнали многое. И к счастью, вовремя, иначе ты провёл бы сегодняшнюю ночь в застенке. Чтобы не вызвать панику, мы не стали извещать всё подполье, что в наших рядах предатель. Единственной явкой после арестов оставалась аптекарская лавка. Мы решили воспользоваться этим и дождаться первого же связного, а уж потом разобраться с предателем.
-  Амени мёртв? – нахмурившись, спросил Нофри.
-  Со вчерашнего вечера. В тайной полиции рвут и мечут. Мы дадим тебе новые адреса, и связь будет восстановлена.
-  А что будет с Ипи?
-  Каждые три дня он должен втирать зелье в свою кожу. В противном случае его тело начнёт гнить и разваливаться. Но на этот раз Ипи своё зелье не получит. А теперь ты встретишься с главным.

                17    

   Тутмос поднёс к губам чашу, наполненную тёмным крепким вином, впитавшем в себя животворящую энергию благодатного египетского солнца. Он сделал несколько жадных глотков. Похмелье понемногу отступало, вместо него организм наполнялся приятным теплом опьянения. В этой гостинице подавали прекрасный сорт вина из Буто – города в дельте Нила, где росли царские виноградники.
-  Хорошо – пробормотал арфист и даже закрыл глаза.
-  Не то слово, - вторил ему Имхотеп.
   Менепа с помятым видом пил вино молча.
-  Нофри опять где-то бродит? – спросил писец.
-  Налаживает связь с местным подпольем, - произнёс Тутмос, поднимая веки. – Надо было ему сказать, чтобы привёл проституток. Скучно без развратных девок. Сидим, как на поминальной трапезе. Может, я сбегаю?
   Имхотеп возразил:
-  Ты же сам говорил, что будем сидеть в гостинице как мыши, никуда не выходя.
-  Правильно, - подал голос Менепа. – Дисциплина прежде всего.
   Тутмос вздохнул и ничего не ответил. Его мысли полетели к публичному дому. Если бы он обладал экстрасенсорным зрением и увидел то, что там происходило, то был бы удивлён до крайности.
   Во внутреннем квадратном дворе, расположенном по центру здания, напоминавшем нечто вроде павильона без крыши, собралась целая толпа проституток. Кого тут только не было: египтянки, знойные темнокожие африканки, смуглые арабки, желтолицые азиатки, белокожие ливийки и жительницы северных стран, вавилонянки с миндалевидными глазами, сирийки, финикийки и прочие, прочие, прочие. Столь же разнообразны были их пёстрые разноцветные наряды. Табуба прохаживалась вдоль рядов проституток словно генерал, осматривающий свою армию перед решительным сражением. Многие из них отыскивали клиентов на улицах и знали город, как свои пять пальцев.
-  Вы все запомнили приметы людей, которых будете искать? – громко спросила хозяйка.
-  Да! – хором ответили куртизанки.
-  Смотрите, не перепутайте. Вам могут попасться подставные лица, похожие на тех, кого вы ищете.
-  А как мы их отличим? – задала вопрос одна из девиц.
-  Это совсем нетрудно. У подставного человека татуировка на груди нарисована краской, да и арфист не умеет играть в отличие от настоящего. Попросите его что-нибудь исполнить. И, кроме того, у тех, кого вы ищете, должно быть много денег. Так что отличить их будет легко. Короче, ройте носом песок, опускайтесь на дно Нила, обшарьте все гостиницы, все притоны, все игорные дома, все кабаки, залезайте в каждую щель. Можете отдаться бесплатно тому, кто сообщит хоть какие-нибудь сведения об этих людях, даже если это будет восставшая из саркофага мумия или вонючая гиена из пустыни. С этого момента – никаких клиентов. Посылайте всех куда подальше, если они не похожи на людей, которых вы должны найти. Той, кто их отыщет первой, плачу двадцать золотых монет. Так что ищите. А когда найдёте, ни в коем случае не отпускайте. Устройте им такую ночь любви, которую они запомнят на всю жизнь. И немедленно сообщите мне. Времени у вас совсем мало. Поэтому – вперёд!
   Проститутки направились к выходу шумным скопищем, и вскоре их яркие платья замелькали по всему городу. Казалось, будто сильный порыв ветра разнёс повсюду разноцветные лепестки экзотических цветов, вырванные из сада богатого вельможи. Одновременно с ними по улицам рыскала полиция. Легавые устроили облаву даже в южных кварталах, врываясь в каждый притон и хватая всех подозрительных личностей. По городу поползли слухи, что ищут каких-то вавилонских магов, прибывших в Египет, чтобы наслать на страну ужасающий мор и неурожаи. Это настолько сильно подействовало на горожан, что на рыночной площади избили двух странно одетых иностранцев.
   Арестованных уводили в полицейское управление, где с самого восхода шли бесконечные допросы. Плохо выспавшийся ***фхор был мрачен. Также в невесёлом настроении пребывал господин Ипусер, вынужденный безотлучно торчать в кабинете возле мемфисского начальника шестого отделения. Сейчас они выслушивали показания хозяина одной из харчевен под порядком надоевший скрип полицейского писца. Из соседнего помещения раздавались вопли и палочные удары.
-  Итак, ты утверждаешь, что никогда не видел этих людей? – глядя арестованному в глаза, спросил ***фхор.
-  Никак нет, господин светлейший начальник. Ни одним глазом не видел, ни двумя. И даже во сне их не видел.
-  А вот твой повар, - ***фхор указал большим пальцем на дверь, из-за которой неслись вопли, - твой повар говорит, что видел их вчера. Именно в твоей харчевне.
   Арестованный пожал плечами.
-  Может, повар и в самом деле их видел, а вот я что-то нет. Подслеповат я стал в последнее время. Плохо различаю лица. Ты вот мне рисунок показал с этими преступниками, а мне вот кажется, что вроде как ты там и есть, на этом рисунке.
-  Ну что ж, - сложил руки на животе ***фхор, - этот недостаток легко исправить. У нас есть свой повар, который возвращает людям зрение. Ипусер, в какой камере у нас сидит людоед?
-  Во второй, - прозвучало в ответ.
-  Отведите этого слепого во вторую камеру, - обратился ***фхор к двум полицейским, присутствующим на допросе. – Либо он прозреет, либо узнает, какова местная кухня.
   В комнату вошёл дежурный.
-  Господин ***фхор, - сказал он. – Срочное сообщение. Колдунов, которых мы ищем, видели в разных местах в городе. Патруль чуть было не схватил их, но они ускользнули и через короткое время появились совсем в другом квартале. Они передвигаются как ветер.
-  Срочно усилить патрули! – воскликнул начальник шестого отделения. Он уже вёл себя так, будто командовал всей городской полицией. – Поднять на ноги всех, включая осведомителей. Мы схватим этих мерзавцев. Вы проверили притоны, гостиницы?
-  Да, проверили, но никого не обнаружили.
-  Они где-то останавливаются на ночлег. Если мы не поймаем их на улице, то должны обнаружить их логово. Вполне возможно, что они меняют места пребывания. И, наверное, хорошо платят за молчание тем, кто их укрывает. Вот что. Соберите мне завтра днём хозяев всех гостиниц и постоялых дворов. Я лично допрошу каждого. А сейчас давайте следующего. Кто у нас там дальше, Ипусер?
-  Хозяин харчевни «Всевидящее око».
-  Вот как раз его и давайте. Сейчас узнаем, что видело это око, или у него тоже плохо со зрением.
   Поплевав на руки, ***фхор взял палку и несколько раз ударил ею по воздуху.
   Со зрением у хозяина харчевни «Всевидящее око» было хорошо, и он
 вспомнил, что видел Имхотепа и Менепу. Но как выяснилось, это было до того, как бывший солдат угнал полицейскую колесницу, поэтому ничего существенного его показания не дали. В течение всего дня поступали сообщения о передвигающихся по городу колдунах. Самое удивительное, что их видели подчас в двух-трёх местах одновременно, причём схватить их так и не удавалось. Ипусер высказал предположение, что колдуны посылают свои зримые образы в разные точки города, а сами тем временем находятся в безопасном месте. Полицейские пришли к выводу, что чародеи обладают огромной магической силой, а посему представляют величайшую опасность. К вечеру явления колдунов прекратились.
   Когда Нофри подошёл к гостинице, уже стемнело. В узких окнах горели огни светильников. Студент был доволен. Начавшись со смертельной опасности, день закончился как нельзя более удачно. Осмотревшись по сторонам, Нофри шагнул в двери гостиницы. Он кивнул двум вооружённым охранникам, проследовал по выложенному цветной мозаикой полу вестибюля и поднялся на второй этаж. Уже в коридоре его слуха коснулись чарующие звуки арфы, несомненно, рождённые подвижными пальцами Тутмоса. Студент нахмурился. Игра на арфе нарушала конспирацию. Вдобавок ко всему дверь в номер была приоткрыта.
«Совсем расслабились», - подумал студент и решительно зашёл в апартаменты. То, что он увидел, повергло его в некоторый шок. На двух диванах, поставленных рядом, сидели трое его друзей и четыре размалёванные макияжем девицы. Все были совершенно голые и под порядочным хмельком. Столики перед ними ломились от всевозможных явств и винных кувшинов. Тутмос проникновенно щипал струны, закрыв глаза в творческом порыве, и одна из проституток обнимала его за шею.
-  Вы бы хоть дверь закрывали, - недовольно высказал Нофри. - Забыли, в каком мы положении?
   От неожиданности арфист прекратил играть. Все взоры обратились на студента.
-  А вот и наш главный бунтарь! – громко произнёс Имхотеп.
   Проститутки засмеялись.
-  Чего вы ржёте? – спросил писец. – Мы все в душе бунтари.
   Пышногрудая мулатка лет тридцати подмигнула студенту, сверкнув жемчужными зубами. Нофри насупился.
-  Насчёт бунтарей, это точно, - заговорил Тутмос. – У меня сосед, писец из квартальной управы, обычно говорил: тебя, струнодёр, нужно выслать из Мемфиса  за три часа пути и заставить пахать землю, потому что ты бездельник и пьяница. Ну, я ему как-то в ответ спел одну из своих песен, ну, помнишь эту, Имхотеп, - и Тутмос с чувством продекламировал:
-  Сидят с папирусами люди,
    Пред ними член лежит на блюде.
    Который день в управе спор,
    Что за диковинный прибор?
 И так далее. В общем, ему не повезло, потому что его после этой песни три дня обхаживали лекари. 
-  Какой молоденький, - нагло разглядывая студента, произнесла мулатка. – Иди ко мне, малыш. Хочешь, я сегодня буду твоей мамкой?
   Нофри насупился ещё больше и сказал:
-  Сейчас мы с тобой отправимся в спальню, и я покажу тебе, что такое народная сила. И чтоб мне сдохнуть в Ливийской пустыне, если она не разорвёт тебя пополам.
   Мулатка расхохоталась.
-  Только об этом и мечтаю малыш, - промолвила она. – Пошли быстрее, а то народная сила уйдёт вместе с преждевременным извержением в пол.
   Нофри отвёл взгляд от её порочных глаз, подойдя к столику, налил себе вина в чашу и выпил.
   Девица, обнимающая Менепу, гладила его по широкой груди.
-  Мне нравится твоя татуировка, - она незаметно послюнявила палец и провела им по изображению скарабея.
-  Я её наколол за три луны до дембеля, - сказал бывший солдат. – У нас половина полка такую сделали. Хочешь, я тебе такую же наколю?
-  Ты лучше наколи меня на своё длинное копьё, - ответила проститутка. – Мне очень понравилось, как ты метаешь его в цель.
   Поставив опорожнённую чашу на стол, студент подошёл к двери и запер её на щеколду.
-  Я сегодня чудом остался жив, - произнёс он, однако, посмотрев на проституток, тут же осёкся.
    Имхотеп и Тутмос переглянулись.
-  Я вам потом расскажу, - прибавил студент.
    Неугомонная мулатка вставила с иронией:
-  Какой серьёзный малыш. 
   Нофри не выдержал. Он подошёл к ней и, крепко схватив за руку, потянул на себя.
-  Пойдём.
   Мулатка вскочила с дивана, бесстыдно улыбаясь, пошла с ним в спальню. Следом за ними отправился Менепа со своей девицей.
   Нофри повалил проститутку на кровать и начал быстро раздеваться. Он набросился на неё как дикий зверь, со всей силой своего молодого темперамента.
-  Не торопись, малыш, не торопись, - попыталась было осадить его мулатка, но это оказалось бесполезно. Нофри обрабатывал её с остервенением истинного подпольщика. То ли притворяясь, то ли на самом деле одурев от такого бешеного темпа, но она начала стонать так, словно её имели как минимум трое. На соседнем ложе ритмично двигалась мокрая от пота спина Менепы.
-  Давай, солдат, давай, - обвив его ногами, шептала девица. – Я чувствую, как твой таран входит во врата моей крепости.
-  Ещё немного, и твоя крепость падёт, - страстно изрёк дембель.
   За окнами на город наползала ночь, озарённая светильником луны и яркими южными звёздами. Вместе с ней на бесплотных крыльях двигался целый сонм духов сновидений, чтобы приземлиться на спящие тела жителей и послать в их сознание удивительные грёзы – кому приятные, кому не очень, а кому и вовсе кошмарные – то, что каждый из людей заслужил, ибо ни власть, ни богатство за всю историю никого не уберегли от мучительства дурных снов. 

                18 

   К утру северный ветер усилился. Солнце медленно поднималось из-за тёмных зубцов Восточного хребта, перекрашивая розовеющее небо в золотистый цвет. Его первые лучи легли на крыши города, на высокие пилоны храмов, где уже звучали торжественные гимны жрецов; оно вставало огненным оком всевидящего бога над цветущей долиной, названной египтянами Тамери – Возлюбленная Земля.
   Сад перед домом Табубы всё ещё лежал в прохладной тени. Прохаживаясь возле пруда с цветком водяной лилии в руке, хозяйка публичного дома слушала рассказ четырёх проституток, только что вернувшихся из гостиницы.
-  Теперь я не сомневаюсь, что это точно они, - повернувшись лицом к девицам, сказала она. – Ну и что они за люди?
-  По-моему, полные раздолбаи, - ответила мулатка, совратившая Нофри. – Пьют,  как парасхиты, уже несколько дней подряд.
-  Я так и не поняла, почему их все ищут, - вторила другая жрица продажной любви.
   Табуба остановилась возле мраморного бордюра, окружающего пруд, и посмотрела на своё отражение в воде.
-  Раздолбаи, говорите? – задумчиво произнесла она. – Однако семерых бандитов отправили в царство теней.
   В пруду плавали карпы. Их смутные тела скользили в тёмной глубине, обозначая своё движение лёгкими всплесками.
-  Хорошо, девочки, вы отлично поработали, - Табуба взглянула на проституток. – Ступайте в дом, вам отсчитают по двадцать золотых монет.
   Девицы откланялись и зашлёпали сандалиями по каменной дорожке, причём мулатка шла в раскорячку, едва поспевая за своими подругами.
   Табуба направилась к беседке. Она поднялась сегодня слишком рано, ибо сгорала от нетерпения узнать, чем закончились поиски. Несмотря на короткий сон, Табуба не чувствовала себя разбитой – тёплая ванна и укрепляющий массаж наполнили её жизненной энергией, и она готова была продолжать начатую игру.
-  Ахтой! – позвала Табуба.
- Я здесь, госпожа, - раздался голос из глубины сада. Между деревьев появилась мужская фигура. Ахтой служил писцом в доме Табубы. Он держал в руках свёрнутый чистый папирус и письменные принадлежности.
-  Садись, пиши, - сказала хозяйка.
   Ахтой вошёл в беседку, уселся на скамейку и развернул папирус на небольшом столе.
-  Слушаю, госпожа.
   Табуба прохаживалась рядом то вперёд, то назад, сочиняя в голове послание.
-  Начальнику полиции господину Ипусеру, - начала диктовать она после минутного раздумья. – Досточтимый господин Ипусер! Считаю своим долгом сообщить, что интересующие вас лица проживают в гостинице «Золотой дворец», в пятом номере. Не далее, как вчера, они пользовались услугами моих жриц любви, о чём мне сегодня стало известно. Нет сомнений, что это те самые люди, поскольку все они из Мемфиса и неоднократно упоминали в разговорах о том, что не в ладах с полицией. Все приметы тоже сходятся. С глубоким уважением хозяйка Дома Любовных Утех Табуба.
   Ахтой закончил писать и, положив заострённую палочку на стол, уставился на госпожу в ожидании дальнейших распоряжений.
-  Это письмо ты отнесёшь в полицию за три часа до захода солнца, - сказала Табуба. – Ты оставил кого-нибудь приглядывать за гостиницей?
-  Да. Там дежурит один из твоих слуг.
-  А где хозяин гостиницы?
-  Сейчас он в твоём заведении. Мы заманили его туда. Его обслуживают лучшие красавицы.
-  Не отпускать до вечера. Пусть пьёт любые вина. Исполнять все его прихоти. Так и передай.
-  Передам, госпожа.
-  Как прошла игра с подставными лицами?
-  Как и было задумано.
-  Кого-нибудь схватили?
-  Нет. Мы наблюдали за всеми группами, и когда ситуация обострялась, быстро выводили их из игры. Прикажешь продолжать?
-  Да, продолжайте. На этот раз оставьте только одну группу, иначе легавые почувствуют подвох. Если их схватят, ничего страшного. Слишком долго их не продержат, а мы выиграем время.
-  Будет исполнено, госпожа.
-  А что поделывают бандиты?
-  Скоро должен вернуться Пенту. Он сообщит. Он очень расторопный парень.
-  Прекрасно! – на лице Табубы появилась довольная улыбка. – А сейчас я хочу выпить немного тёмного вина. Ты выпьешь со мной?
-  Это честь для меня, госпожа.
   Писец встал из-за стола.
-  Я прикажу подать вино сюда, - произнёс он и направился к дому.
   Табуба взглянула на оранжевый солнечный диск, поднимающийся над городом; его лучистое сияние уже золотилось на верхушках деревьев.
-  Дай мне удачу, всемилостивый Ра, - прошептали её пухлые, намазанные красной охрой губы. 
   Пылающий глаз великого бога, отмеряя часы, беззвучно плыл по небосводу, чтобы лучше разглядеть возлюбленную им землю. Он стремился к зениту, самой высокой точке своего путешествия, и постепенно достиг её. Отсюда был виден весь Египет – длинная узкая полоса зеленеющей поверхности, окружённая с двух сторон бесплодными песками. Неизвестно, разглядел ли дающий жизнь Ра фигурку Яхмоса во дворе дома, но старшина общины воров видел чудотворного бога очень хорошо и даже жмурился от его нестерпимого сияния. Он перебрался под пальму, отбрасывающую короткую тень, и попивал из кружки густое пиво в ожидании гостей. Рядом с ним томился помощник – его правая рука в воровских делах, человек, с которым Яхмос играл в карты перед тем, как бандиты устроили бойню в его дворе. Жужжали назойливые мухи, норовя окунуться в пивную пену. Яхмос отгонял их пальмовой веткой.
-  Полдень, - сказал он. – Ну, где они бродят?
   Скрипнула калитка. Во двор вошёл Шешонк. Следом один за другим появились его головорезы, все до одного закутанные в плащи. Их было семнадцать человек вместе с ливийцем. Вся банда Одноглазого Нитагора, потерявшая за эти дни треть своего состава. Выстроившись в линию, они взяли Яхмоса на прицел злобных глаз. Старшина общины воров поднялся с табуретки, изобразив на лице гримасу учтивости.
-  Твой человек сказал, что ты звал нас, - произнёс ливиец.
-  Совершенно верно, - ответил Яхмос, приветливо улыбаясь. – Я выполнил твоё поручение. Мои воры обшарили весь город и поймали этих людей. Можете убедиться сами.
   Он подал знак своему помощнику. Вор вскочил с места, бросился к амбару в углу двора, отодвинув задвижку, распахнул дверь и посмотрел на старшину.
-  Давай, выводи, - скомандовал Яхмос.
   Помощник юркнул внутрь. Выброшенные наружу его пинками, из амбара по очереди выпорхнули на свет божий четверо пленников – на всех сверху были надеты мешки, крепко перетянутые верёвками.
-  Вот, можете поглядеть, - промолвил Яхмос. – Они самые. Всё в точности, как просили. Взяли два часа назад. Распеленать их вам, или сделаете это сами?
   На пороге амбара показался помощник и бросил во двор арфу. Ударившись об землю, инструмент издал жалобный крик всех струн одновременно.
   Ливиец достал из-за пояса нож. Он подошёл к пленникам и с выражением торжествующего злорадства перерезал верёвки. Подоспевшие на помощь бандиты принялись стаскивать с них мешки. И вот, лишённые холщовых покровов, перед взором Шешонка предстали четыре абсолютно незнакомых человека, вероятно, местные пьяницы, лишь отдалённо напоминающие тех, кого он искал, обуреваемый жаждой мести. У одного из них, высокого лупоглазого мужика, красовалось на груди изображение жука-скарабея.
-  Это что за гнусные рожи? – спросил ливиец, посмотрев на Яхмоса с нескрываемой угрозой. – Из какой навозной кучи ты их выкопал?
-  Я что-то не пойму, - старшина сдвинул брови на переносице. – Ты просил меня их найти или нет? По приметам всё сходится. Может быть, ты что-то перепутал?
   Ливиец послюнявил палец и провёл им по рисунку скарабея. Результат был налицо. На подушечке возле ногтя осталась синяя краска. Шешонк показал Яхмосу свой окрашенный перст, ожидая объяснений, но ошеломлённый старшина молчал, покрываясь бисером пота.
-  Я, кажется, понял, - уставился на него ливиец, как кобра на мышь. – Ты решил сыграть с нами шутку и подсунул каких-то ублюдков. Ну что ж. Ты неплохо посмеялся над нами, я это признаю. А сейчас мы посмеёмся над тобой. Посмеёмся так, что даже небо содрогнётся от такого смеха.
   Погрузившись под плащ, рука Шешонка вытащила меч. Увидев смертоносный клинок, Яхмос задрожал. Он сорвался с места и одним прыжком преодолел двухметровый забор, исчезнув из вида. Его помощник не стал дожидаться, пока гнев бандитов перекинется на его персону. Перепуганный насмерть вор бросился к пальме, невероятно быстро взобрался по стволу наверх. Его скорости могла позавидовать любая обезьяна.
-  Слезай, скотина! – гавкнул ливиец, задрав голову.
-  Я здесь не при чём! – кричал тот сверху. – Я здесь совершенно не при чём!
-  Надо раскачать пальму, - предложил Сетнахт. – А ещё лучше – подрубить.
   Скорее всего, бандиты так бы и сделали, если бы в это время во двор не вошёл Ахтой.
-  Шешонк! – позвал он. – Госпожа Табуба хочет с тобой поговорить.
-  Где она? – спросил ливиец, мигом обернувшись.
-  Здесь, рядом. Пойдём, я тебя отведу.   
   Табуба сидела в своём паланкине на плечах рабов, укрывшись в тени тамариндового дерева.
-  Шешонк, наконец-то я тебя нашла! – воскликнула она с обольстительной улыбкой, увидев ливийца, подходящего к носилкам в сопровождении Ахтоя. – Ты извини за тот неприятный разговор в моём доме. Но ты сам виноват. Каково мне было узнать, что ты водил в моё заведение Мемфисского Потрошителя.
-  Ладно, забудем, - махнул рукой Шешонк. – Что ты хотела мне сказать?
-  Меня вызывали в полицию, требовали, чтобы я дала показания против вашей банды. Я отказалась, и за это легавые чуть не избили меня палками.
-  А что они хотят?
-  Я навела справки. Те, кто убили ваших людей, на самом деле агенты полиции. Видимо, легавые решили покончить с вами. Приехал какой-то важный начальник из Мемфиса, он руководит всей операцией.
-  Это точно?
-  Точнее не бывает, - не моргнув глазом, соврала Табуба. – Но это ещё не всё. Вчера мои девки обслуживали этих агентов и подслушали их разговор. Они, дескать, сделали своё дело и сегодня вечером отбывают в Мемфис.
-  Где эти твари?
-  Они проживают в гостинице «Золотой дворец». Их очень хорошо охраняют. За три часа до захода солнца за ними явится полицейский эскорт во главе с их начальником. Если вы захотите рассчитаться с легавыми, лучшей возможности вам не найти.
-  Ты отвечаешь за свои слова?
-  Клянусь жизнью. Я сама чуть не стала жертвой их произвола. Мало того, что меня чуть не избили, они ещё хотели закрыть моё заведение. Я бы на вашем месте перебила всю эту собачью стаю.
-  Не надо меня учить. Я сам знаю, что делать.
   Табуба решила подлить масла в огонь.
-  А ещё этот мерзкий начальник из Мемфиса говорил, что выставит ваши головы на рыночной площади в назидание другим. Ипусер и вся местная легавка скачут перед ним на задних лапках. Ты бы видел, как они пресмыкаются. Даже вспоминать противно.
-  Какие же твари! – взорвался Шешонк. – Я всегда знал, что нельзя доверять продажным легавым. Спасибо тебе, Табуба, я буду твоим должником. Если что, можешь рассчитывать на мою помощь.
   Он быстрой походкой направился обратно к калитке. Глядя ему вслед, Табуба негромко сказала:
-  Дорого же обойдётся легавым моя избитая задница. 
   К сожалению, в эту минуту не нашлось никого, кто шепнул бы друзьям в гостинице о том, что их судьбой уже распорядились. Даже всемогущий бог, наблюдавший с небес эту сцену, не послал им ни единого намёка, и поэтому их душами владело состояние безмятежного неведения. Нофри опять куда-то испарился, так что Тутмос, Имхотеп и Менепа похмелялись без него. Впрочем, полчаса спустя их компания возросла ещё на две единицы. Имхотеп узрел через окно двух трясущихся бродяг, что шастали возле гостиницы и клянчили деньги у прохожих.
-  Мы вот здесь сидим, пьём, - сказал он, - а там ребята загибаются. И ни одна сволочь им не нальёт.
   Возмущённый таким положением дел, писец сбегал вниз и привёл алкоголиков в номер. У одного из них был сильно подбит глаз, второй хромал на правую ногу. Как выяснилось в разговоре, хромоногий заработал увечье на хеттской войне. Он служил в полку Птаха, и участвовал в знаменитой битве возле города Кадеша, что сразу же сблизило его с Менепой. Они принялись горячо обсуждать дела минувших дней, используя специфический солдатский жаргон, витиеватые обороты которого для Тутмоса и Имхотепа были тем же самым, что и птичий язык. Человек с подбитым глазом выпил две чашки и завалился на диван.
-  Ну, как, полегчало? – спрашивал Менепа, участливо глядя на ветерана.
-  Да, уже получше, - успокоил его тот.
-  Скоро будет совсем хорошо. Тутмос, наливай.
   Так за разговорами и воспоминаниями они незаметно для себя осушили кувшин. Пьяница с подбитым глазом неожиданно пробудился, пошатываясь, встал с дивана и, отойдя в угол, помочился прямо на пол.
-  Это ещё что такое? – возмутился арфист, но Имхотеп положил руку ему на плечо:
-  Оставь его. Видишь, человек не в себе.
   А время шло. Преодолевший вершину солнечный диск теперь катился по нисходящей траектории к горизонту. Шешонк отвёл всю банду за стены города. Нужно было готовиться к мести. Выбрав удобное место на берегу Нила, ливиец сходил в заброшенную рыбацкую хижину и принёс оттуда глиняный горшок. По его просьбе бандиты поймали несколько ядовитых змей для изготовления смертельного зелья по древнему рецепту, секрет которого Шешонк знал ещё с детства. Он снял с пояса мешочек с какими-то затвердевшими сгустками. Вооружившись короткой палкой вместо ступки, он высыпал содержимое мешочка в горшок, затем принялся толочь, произнося при этом колдовские заклинания на ливийском языке. Это были страшнейшие проклятья, призывающие на помощь злых духов, чтобы придать зелью магическую силу. Полученный в результате порошок ливиец разбавил водой из реки и, обложив глиняный сосуд сухими ветками, развёл огонь. Он терпеливо ждал, наблюдая, как закипает зеленоватая жидкость. Когда вода, наконец, забурлила, испуская клубы густого пара, Шешонк погасил пламя и добавил в горшок змеиного яда.
-  От этого зелья нет спасения, - разъяснил он своим приятелям. – Смажем им наконечники наших стрел. Пусть смерть на быстрых крыльях догонит каждую легавую собаку.
   Этим средством пользовались в ливийских племенах издревле. Достаточно было небольшой ранки, чтобы отправить врага на тот свет, ибо, попадая в кровь, яд приносил человеку ужасные страдания и обрекал на неминуемую гибель. Разложив перед собой стрелы, бандиты поочерёдно окунали их в горшок.
-  Как только рассчитаемся с ними, свалим из города подальше, - сказал ливиец. – Скоро, очень скоро мы насладимся своей местью.
   Но день уходил медленно, не так, как хотелось бы бандитам. Тень от воткнутой в землю палки еле ползла.
   Для господина Ипусера в полицейском управлении время тянулось ещё медленнее. Он уже осоловел от череды допросов и с трудом удерживался на стуле, боясь заснуть. Сегодня ***фхор выбивал показания из хозяев гостиниц и постоялых дворов. Их собрали в управлении почти всех, за исключением двоих: один лежал дома, мучаясь от приступа лихорадки уже несколько дней подряд, другой – хозяин гостиницы «Золотой дворец» - куда-то ушёл ещё на рассвете.
-  Золотой дворец, - проговорил ***фхор, словно пробуя название на вкус. – Что это за гостиница, Ипусер?
-  Самая дорогая, - ответил тот сонным голосом.
-  Самая дорогая? – повторил ***фхор. – Не мешало бы провести в ней осмотр и проверить всех постояльцев.
-  Будут неприятности, - зевнул Ипусер. – Там останавливаются богатые и влиятельные люди.
   Начальник шестого отделения задумался.
-  Пожалуй, ты прав. Да и откуда у этих бродяг такие деньги? Одно дело – оплатить чьё-то молчание, а другое – снять дорогой номер. Это две совершенно разные вещи. Ну, ладно, продолжим.
   И он снова приступил к допросам.
   Ближе к вечеру в комнату вошёл дежурный.
-  Срочное послание, - сообщил полицейский и положил на стол донос Табубы.
   Ипусер оживился, протянул руку, но ***фхор его опередил, развернул папирус и  прочитал вслух.
-  Я же говорил, что она испугается, - ухмыльнулся он. – Распустил ты их здесь, Ипусер. Вот они и гавкают на представителей власти. Всё, - ***фхор потёр ладони, - теперь колдуны в наших руках.
   До захода солнца оставалось три часа.

                19 

   Полицейские перекрыли улицу двумя шеренгами: одна справа от входа в гостиницу, другая слева. Толпящиеся зеваки говорили, что вавилонских магов обнаружили, и сейчас будут вязать. Всем не терпелось увидеть извергов. Толпу отогнали шагов на двадцать, чтобы не мешала аресту. Ближе всех к гостинице расположились бандиты. Они расселись вдоль стен под видом уличных продавцов, предварительно скупив у настоящих торговцев весь товар вместе с лотками. По другую сторону оцепления из своего паланкина следила за всем происходящим Табуба. В поле её зрения находился господин Ипусер, что стоял перед фасадом здания, ожидая окончания порядком надоевшего следствия. ***фхор прогуливался возле колонн парадного входа, заложив руки за спину. Табуба продырявила его затылок мстительным взглядом. Она предвкушала развязку.
   Из гостиницы вышел полицейский агент.
-  Ну что? – спросил его ***фхор.
-  За дверью слышны пьяные голоса. Поют похабные песни.
-  Отлично, - сказал начальник шестого отделения. – Будем брать.
   Он махнул рукой, и от стены противоположного здания отделилась группа захвата – человек десять дюжих полицейских с квадратными рожами.
-  Желательно при задержании сразу применить силу, - коротко проинструктировал ***фхор. – Мы не должны дать преступникам возможность воспользоваться колдовством. Ну, всё, пошли.
   Он первым шагнул в открытые двери, взявшись за рукоять меча, словно отправлялся в пасть дикому зверю. Полицейские последовали его примеру. Прошаркав по цветной мозаике вестибюля, они затопали, как слоны, по каменным ступеням лестницы. ***фхор приложил палец к губам, призывая всех не шуметь. Перед дверью в пятый номер группа захвата остановилась. Изнутри доносились завывания. Начальник шестого отделения постучал.
-  Кто там? – отозвался пьяный голос.
-  Немедленно откройте, полиция! – громко заявил ***фхор.
-  А что случилось?
-  Сейчас узнаешь. Ломайте дверь.
   Двое наиболее здоровых полицейских с короткого разбега обрушились своей массой на деревянную преграду, мигом сорвали её с петель, ворвавшись по инерции в помещение. Группа захвата рванула за ними, напирая друг на друга, и, проскочив дверной проём, горохом рассыпалась по комнате. Последним в номер вошёл ***фхор.
   На диване в окружении пустых кувшинов сидели два алкоголика: хромоногий и тот, что был с подбитым глазом. И больше никого.
-  Это не они, - сказал начальник шестого отделения. – Посмотрите за той дверью.
   Полицейские бросились в спальню, заглянули в ванную, в уборную, но не обнаружили ни единого человека.
-  Где четверо, которые жили в этом номере? – спросил ***фхор, грозно глядя на пьяниц.
-  Мы не знаем, - ответил хромоногий. – Ушли куда-то.
   С досады плюнув на пол, ***фхор приказал:
-   Этих взять под стражу. Оставайтесь в засаде.
   Он направил своё грузное тело к выходу.
   Шешонк вонзился глазами в колоннаду гостиницы и слышал частые удары своего сердца. Ливиец был весь как натянутая тетива лука, готовый в любую секунду начать решительную схватку. Он чувствовал, что такое же состояние испытывают его приятели; между ними будто проскакивали искры грозовых разрядов. Он поднялся с табурета. Взгляд ливийца выхватил между колоннами возникшую на пороге фигуру ***фхора. Разозлённый полицейский быстро спустился по ступенькам и подошёл к Ипусеру.
-  Их нет в номере, - сообщил ***фхор. – Но они где-то здесь. Нужно прочесать округу.
   Оцепившая улицу шеренга загораживала Шешонку обзор – он видел только головы двух начальников и не разобрал слов, но понял внутренним чутьём, что легавые чем-то озабочены. Что-то было не так. Дальше произошло нечто непонятное. К полицейским в оцеплении подошли двое разного роста, довольно решительно настроенные. Один, что был повыше, держал в руках деревянную колодку с круглыми отверстиями для рук, второй, что был пониже, достал папирус, развернул и что-то произнёс. Шеренга расступилась, пропустив незнакомцев к гостинице.
-  Кто из вас ***фхор? – спросил тот, что пониже, обращаясь к начальникам.
-  Это я, - ответил полицейский. – В чём дело?
   Человек показал ему исписанный иероглифами папирус с царской печатью в углу.
-  Тайная полиция. Ты арестован за государственную измену.
-  Что? – выпучил глаза ***фхор. – Какая ещё измена?
-  В застенках узнаешь, - пролаял высокий. – Руки!
   Он раздвинул половинки колодки. Загипнотизированный его пылающим взглядом, ***фхор вложил запястья в углубления, и колодка захлопнулась. Высокий повернул бронзовую защёлку. Тайные полицейские подхватили начальника шестого отделения под локти и повел прочь, сквозь расступившеюся шеренгу, сквозь толпу зевак, надо полагать, в те места, о которых в народе говорили с оглядкой.
   Ипусер в полной растерянности остался стоять перед зданием. Он сообразил, что в этой истории наверняка не обошлось без участия Табубы. Судя по всему, хозяйка публичного дома воспользовалась знакомством с кем-то из сильных мира сего, и дело приняло такой вот оборот.
   Если у Ипусера была хоть какая-та версия случившегося, то у ливийца её не было никакой. Шешонк чувствовал только одно: его одурачили самым бессовестным образом.
    Возвышаясь в своём паланкине над толпой, Табуба прекрасно видела его раздражённое до крайности лицо.
-  О, боги, - прошептала она, нервно покусывая губы. – Они с меня кожу сдерут.
   В то же мгновение Табуба поняла, что её план рухнул. Люди, которых она собиралась использовать в качестве приманки, по необъяснимой причине исчезли. Впрочем, будучи от природы весьма сообразительной, она на всякий случай предусмотрела подобное развитие событий. Её украшенная золотыми браслетами рука поднялась вверх и махнула веером. Этот жест был сразу же замечен наблюдателем в окне второго этажа гостиницы, поселившимся в номере с самого утра. Человек взял в руки лук и прицелился в ливийца. Как раз в это время Шешонк повернулся к стрелку спиной, собираясь дать отбой бандитам, но так и не успел. Внезапная боль от воткнувшейся под лопатку коварной стрелы заставила его повернуть голову. Он так и не смог определить, что же ужалило его сзади, но его блуждающий, быстро мутнеющий взгляд наткнулся на Табубу по ту сторону оцепления.
-  Подлая змея, - произнёс ливиец слабеющим голосом, погружаясь в пелену небытия. Его тело рухнуло на землю.
   Бандиты вскочили со своих мест. Оперённая стрела в спине Шешонка мигом пробудила в их душах волну возмущения. Опрокинув лотки, они стали доставать из-под расстеленных на земле тряпок спрятанное оружие. Немедленно от толпы зевак позади них отделился какой-то человек с луком в руках, быстро натянул тетиву и выстрелил в одного из полицейских, выбив его из шеренги оцепления. Убедившись, что цель поражена, неизвестный бросился в ближайший переулок. Разумеется, это была грубейшая провокация, но она сработала на все сто процентов. Легавые привели свои луки в боевое положение, однако проворные бандиты их опередили, выпустив залпом целый рой отравленных стрел. Почти вся шеренга была выведена из строя. Даже те, кто отделался лёгкими ранами, испытали на себе ужасающее действие ливийского яда, вызывавшего паралич мышц и мучительный жар во всём теле. Весь кошмар заключался в том, что отравленный человек продолжал оставаться в полном сознании и отправлялся в мир иной не раньше, чем через полчаса, но выглядел при этом как мертвец, превратившись в обездвиженный кусок мяса.
   Не дожидаясь, пока очухается другая шеренга, бандиты выхватили кривые мечи и устремились в атаку.
-  Уходим! – взвизгнула Табуба. Рабы поспешно потащили носилки за угол.
   Господин Ипусер едва успел скрыться в дверях гостиницы, тем самым, избежав неминуемой гибели. Обернувшиеся на шум полицейские и налетевшие бандиты сшиблись в смертельной схватке. Толпа шарахнулась назад. Над улицей поплыл частый монотонный звон бронзовых клинков. Полицейских было больше, но бандиты сражались отчаянно. Превосходный фехтовальщик Сетнахт сходу зарубил двоих и, спустя минуту, смертельно ранил третьего, обманув его в драке хитроумным приёмом. Шеренга распалась, разбившись на кучки озлобленно бьющихся людей. И, конечно же, никто не замечал, что те четверо, из-за которых разгорелись все эти страсти, стояли на крыше здания, расположенного напротив гостиницы, и с глубочайшим интересом следили за разыгравшимся сражением.
-  Бой вавилонских петухов, - сказал Имхотеп. – Не хватает только кудахтания.
   Схватка внизу перешла в самую опасную фазу. С той и с другой стороны, то и дело, падали раненые и убитые. Но стражи закона уже оправились от шока внезапного нападения и понемногу стали одолевать, тесня бандитов к стене дома. Они снова стягивались в неровную линию, постепенно образуя живые клещи.
   В конце улицы появился полицейский отряд, кем-то наскоро собранный из патрульных. Его продвижению мешала толпа зевак.
-  Дорогу! Дорогу! – кричали легавые. – Дайте дорогу полиции!
   Эти восклицания достигли ушей бандитов, придав им силу и решительность обречённых.
-  Сваливаем! – подал голос Анупу, весь обрызганный чужой кровью. Он увернулся от атакующего меча и круговым ударом разрубил череп полицейскому. Воодушевлённые его примером, бандиты сделали невозможное. Они совершили отчаянный рывок и, теряя людей, всё-таки пробились сквозь линию заслона. Толпа зааплодировала, тут же расступилась, освобождая им проход. Семеро оставшихся в живых бандитов проскользнули в спасительный коридор, и сомкнувшиеся зеваки скрыли их от глаз негодующей полиции. Разразившиеся ругательствами легавые попытались разогнать толпу, но было уже поздно.
-  Кончено, - сказал Менепа. – Очень часто победа достаётся тому, у кого быстрые ноги.
   Он повернулся к студенту.
-  А теперь, Нофри, расскажи, как ты узнал, что нас собираются вязать.
-  Всё очень просто, друзья, - ответил тот с улыбкой. – Развращённая хозяйка публичного дома, ведущая паразитический образ жизни, собиралась использовать нас в своей гнусной игре. Но подполье сорвало её планы. Писец Ахтой, работающий в её доме – глава местной тайной организации. Это он предупредил меня о готовящейся провокации. Я вижу в этом волю Осириса, да будет благословенно его имя.
-  Ах, вот в чём дело, - промолвил Тутмос. – Я помню, ты что-то говорил, что шлюхи были засланные, но я не совсем понял, с какой целью. Теперь всё ясно. Я только не возьму в толк, почему арестовали ***фхора. Неужели справедливость восторжествовала?
-  Какая ещё справедливость?! – перебил его Имхотеп. – О чём ты? Я, кажется, догадываюсь, в чём дело. Менепа, помнишь гонца, которого мы встретили в харчевне?
-  Ну, помню, и что? – отозвался бывший солдат.
-  Ты помнишь, я ещё кое-что дописал в отчёте ***фхора о Мемфисском Потрошителе?
-  А что ты там написал?
-  Я написал, что такие Потрошители безнаказанно ходят по Египту, потому что наш фараон – чехол для уда, который одевают перед совокуплением, когда не хотят иметь детей. Похоже, этот отчёт достиг адресата.
   Писец был абсолютно прав. В городе Хейен-Нисут (Гераклеополе) гонец передал папирусы по эстафете для дальнейшей отправки в Фивы; там их проверили, как того требовал порядок, и, обнаружив в отчёте ***фхора крамольные слова, сразу забили тревогу.
-  Да-а, - протянул Тутмос. – Теперь ***фхор пятьюдесятью палками не отделается. И даже сотней. Похоже, ему конец. Пожизненные рудники в лучшем случае.
   Он повернул голову и увидел, что на крыше появился какой-то человек с остроконечной бородкой.
-  Друзья, познакомьтесь, - сказал Нофри. – Это писец Ахтой. Именно ему мы обязаны жизнью. Он отведёт нас через подземный ход к берегу.
   Ахтой молча кивнул в знак приветствия. Беглецы взяли свои пожитки: сундук, набитый золотом, лук и арфу - и направились вслед за подпольщиком.
   Вскоре они оказались на пристани. Тутмосу удалось договориться с капитаном одной из грузовых барок, чтобы тот доставил их в Фивы. Судно загружалось товарами. Уставшие потные носильщики таскали по наклонному трапу последние мешки, так что времени до отплытия оставалось немного. Беглецы выпросили у матросов кусок льняной ткани и, пересыпав в него половину золота из сундука, в порыве благодарности предложили деньги Ахтою на нужды подполья.
-  Спасибо, - сказал писец. – Это щедрый дар.
-  Спасибо, друзья, - прибавил Нофри, завязывая ткань узлом. – Эти деньги пойдут на борьбу.
-  Я вынужден вас покинуть, - произнёс Ахтой. – Я пришлю кого-нибудь из наших за золотом. Прощайте.
   Помахав рукой, он направился к городу. Студент остался сторожить ценности.
На судне заканчивалась погрузка, и матросы уже возились с парусом.
-  Ну, что ж, давайте прощаться, - сказал печально Нофри.
-  Может, поедешь с нами в Фивы? – предложил Тутмос. – Подумай. Дождёмся человека от Ахтоя, отдадим ему золото, и ты свободен.
-  Нет, - помотал головой студент. – Я должен возвращаться в жреческую школу. Там ждут меня мои товарищи. 
   Наступила пауза, какая часто случается при расставаниях.
-  Интересно, изменится ли что-нибудь на этой земле? –  прервал молчание Имхотеп. – Или всё так и будет?
-  Конечно, изменится, - сказал Менепа с сарказмом.  – Если Сфинкс улыбнётся, а крокодил заговорит человеческим голосом.
-  Это также верно, как то, что у моей арфы двадцать струн, - поддержал его Тутмос. 
   Но студент скорчил недовольную мину и возразил:
-  Я не согласен с вами, друзья. Что-нибудь непременно изменится. То, что мы сами захотим изменить.
   Он по очереди обнялся с каждым.
-  Будь осторожен, Нофри, - сказал ему Имхотеп. – На своей шкуре убедились, что значит ссориться с законом.
   Лицо студента сделалось необыкновенно серьёзным.
-  Существует только один закон – закон человеческой совести – то, что даётся нам богами от рождения. Всеми остальными законами можно вытереть задницу, если они ему противоречат, - он говорил твёрдым, уверенным голосом. – Младенец приходит в земной мир, уже зная, что справедливо, а что нет, хотя его никто этому не учит. Это совесть говорит в его душе. Та самая совесть, которую он либо теряет на своём жизненном пути, либо идёт с ней до конца, какие бы испытания не выпали на его долю. Поэтому, друзья, всегда оставайтесь простыми и бесхитростными, такими, какими вы и есть. И тогда боги будут хранить вас и встретят с улыбкой на полях блаженства, и вам не придётся оправдываться в своих деяниях на суде Осириса.
   Их окликнули с корабля. Судно было готово к отплытию, и друзья, подхватив свои вещи, быстро поднялись по трапу. Матросы размотали швартовочные канаты, дружно навалившись, оттолкнулись вёслами от пристани. Под дуновением северного ветра надулся пузырём развернувшийся большой прямоугольный парус. Барка шумно разрезала воду, оставляя в кильватере расходящиеся пенные волны. Одинокая фигура Нофри в лучах заходящего солнца всё дальше и дальше отодвигалась к горизонту. Тутмос внезапно подумал, что, может быть, никогда его больше не увидит, и какое-то щемящее чувство пробежало в его сердце. Он не знал, что будет завтра, да и будет ли оно вообще, это завтра. Этого не знал никто, кроме бессмертного бога, каждый день встающего на востоке и угасающего на западе, чей свет отражался в живительной воде Нила, и для которого миллионы лет – лишь одно мгновение.

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

                1

   На рассвете следующего дня в доме бальзамировщиков случилось необъяснимое происшествие. Трое работников, собравшись возле служебного входа, решили по обыкновению похмелиться перед трудовым днём. Они поправляли здоровье крепким тёмным вином, и понемногу помятость на их угрюмых лицах, вызванная бурно проведённой ночью, разглаживалась и уступала место благодушию.
-  Сейчас голову наладим и пойдём старика потрошить, - сказал один из них, поднося к губам наполненную чашку. Его сослуживцы ждали, когда он выпьет, так как чашка была только одна.
   Вдруг распахнулась дверь, из тёмного проёма вышел старший бальзамировщик Ипи. Вид у него был ужасный: лицо и руки избороздила паутина трещин, землистые круги под глазами совсем почернели, кожа отливала синюшным оттенком. Он передвигался очень странно, переваливаясь с ноги на ногу, напоминая шагающую утку. Ипи протягивал вперёд руки и пытался что-то сказать, с трудом шевеля потрескавшимися губами.
-  Зелье, - просипел он. – Зелье.
-  Хочешь похмелиться? – спросил его подчинённый и протянул чашку. – На, хлебни.
-  Зелье, - повторил Ипи. Внезапно согнувшись, он блеванул зелёной отвратительной слизью, распространяющей сильный трупный запах. Трещины на его коже стали расползаться, обнажая гниющее мясо, и, упав на землю, Ипи прямо на глазах начал разваливаться на куски. Троих бальзамировщиков вывернуло наизнанку. Залив всю площадку вокруг себя рвотными струями, они в итоге полностью опустошили желудки и уставились друг на друга, соображая, как же поступить.
-  Нужно звать полицию, - произнёс самый умный.
-  Точно, - согласились сослуживцы. – Пошлём за полицией. Тут дело нечисто. Может быть, даже убийство посредством отравления.
   Самый умный вызвался взять эту миссию на себя.
   Примерно через час с восточного берега с бальзамировщиком прибыли в лодке четверо: двое полицейских, бритоголовый жрец в длинном белом одеянии и невысокий остроносый человечек с всех подозревающим глазками. Следственная группа сошла на берег и чинно направилась к месту происшествия. Из четверых её членов особенно выделялся жрец – прямой как палка, худощавый, жилистый, с угловатым аскетичным лицом. Он шёл, опираясь на длинный посох из твёрдого дерева; на его груди висел отлитый из золота знак «анх» - крест, заканчивающийся сверху петлёй. Это был второй пророк храма Сета из Мемфиса по имени Неферабет. Шедший рядом с ним остроносый человечек с недоверчивыми глазками служил в тайной полиции. Его звали Небра. Он считался одним из самых дотошных агентов, и мог, как утверждали, докопаться до истины даже там, где её не было и в помине. Сопровождающие их полицейские были обычными дознавателями, в задачу которых входило подробное описание происшествия и поиск возможных свидетелей; они несли с собой свитки папирусов и письменные приборы в деревянных футлярах.
   На площадке перед служебным входом толпились работники дома бальзамировщиков, возбуждённо сотрясая воздух громкими обсуждениями.
-  Уберите лишних людей, - сказал тайный агент. – Они нам ни к чему. 
   Дознаватели зычными голосами обратились к столпившимся, но обработчики мертвецов уходить не хотели, и пришлось пригрозить им штрафными санкциями. Это подействовало точно чан холодной воды, и толпа быстро рассосалась; перед служебным входом остались только трое свидетелей да гниющий труп бальзамировщика Ипи.
   Прежде всего, следственная группа приступила к осмотру тела.
-  Можно подумать, что он отбросил сандалии уже давно, - произнёс один из дознавателей, зажимая нос от невыносимого запаха. – Никогда не видел, чтобы только что умерший так быстро разложился.
-  Странное дело, - удивился другой. – Если его отравили, то каким-то неизвестным ядом. Я с таким не сталкивался. Возможно, здесь не обошлось без колдовства.
-  Покойник что-нибудь говорил перед смертью? – спросил тайный агент Небра, повернувшись к свидетелям.
-  Да, - ответил один из бальзамировщиков.
-  Что именно?
-  Он сказал одно слово – «зелье».
   Это фраза возымела неожиданное действие на жреца: его тонкая бровь изогнулась, приподнимаясь над глазной впадиной, голова на жилистой шее повернулась к бальзамировщикам, и он обратился к ним с вопросом:
-  С какой интонацией он произнёс это слово, как будто хотел вам что-то сообщить?
-  Интонации у него никакой не было. Он шипел подобно умирающей змее, но, похоже, что-то просил, потому что тянул к нам руки, как делают в храмах, когда обращаются с просьбами к богам.
-  Он, случайно, не болел в последнее время? Может быть, он просил какое-нибудь лекарство?
-  Вид у него с некоторых пор и вправду был неважнецкий. А ещё он отказывался от вина, чего раньше с ним не происходило.
-  И давно он стал таким?
-  Приблизительно с начала месяца.
-  Он что-нибудь ел всё это время? Кто-нибудь видел, как он употреблял пищу?
   Бальзамировщики переглянулись и пожали плечами.
-  Я как-то предложил ему жареную рыбу, но он отказался, - вспомнил самый умный.
   Удовлетворённый его ответом жрец повернулся к дознавателям:
-  Можете записать, что причина смерти установлена. Это скоротечный вид проказы, очень редкий. Такие случаи уже происходили в прошлом.
   Неферабет отозвал в сторону Небру, и пока усевшиеся на корточки дознаватели составляли отчёт, разложив папирусы на коленях, что-то зашептал тайному агенту на ухо.
   На лице Небры возникло озадаченное выражение.
-  Я должен это проверить, - сказал он вполголоса.
   Услышав о проказе, бальзамировщики побледнели.
-  А мы, это самое, не заболеем? – спросил самый умный у жреца.
-  Ничего страшного. В течение десяти дней по утрам натирайте тело винным уксусом. И зараза вас минует.
   Успокоенные бальзамировщики испустили выдох облегчения и отправились внутрь здания.
-  Ну что, возвращаемся в город? – спросил Неферабет.
-  У нас ещё есть дела, - сказал Небра. – Вчера в руки полиции попал один из людей Одноглазого Нитагора. Его ранили в схватке, и он не смог убежать. Этот бандит дал показания. Выяснилось, что главарь их банды был Мемфисским Потрошителем. Его тело лежит в этом доме бальзамировщиков. Скоро сюда доставят арестованного на опознание. Мы должны засвидетельствовать его показания.
-  Мемфисский Потрошитель? – изумился жрец. – Я бы тоже хотел взглянуть на его труп. В прошлом году он расчленил одного из писцов Дома Жизни нашего храма. От чего он умер?
-  Арестованный утверждает, что его убили какие-то агенты полиции. Их имена установить так и не удалось.
-  А жаль, - сказал Неферабет. – За его голову назначена большая награда.
-  Полагаю, она достанется начальнику местной полиции Ипусеру, - усмехнулся Небра. – Руку даю на отсечение, что он уже строчит соответственный отчёт. Но как бы  там ни было, мне всё равно. Нашему ведомству хватает забот помимо Мемфисского Потрошителя. Наконец-то его дело будет закрыто.
   В тот же час на другом берегу Нила из ворот одного загородного особняка выехали на двух громоздких вавилонских колесницах семеро оставшихся в живых бандитов. Дом, в котором они провели ночь, скрываясь от легавых, принадлежал их сообщнику. Время от времени они оставляли в его дворе своих лошадей и боевые повозки, когда нужно было отправиться в город. Хозяин особняка, финикиец по происхождению, воровал женщин и продавал их в рабство в другие страны, заработав на этом деле приличное состояние. Он пользовался услугами бандитов в качестве «крыши», щедро выплачивая проценты и давая взамен сведения о богатых караванах, так как хорошо был знаком с представителями купеческой общины. Колесницы держали путь в сторону пещеры, где хранились сокровища. Бандиты надеялись, что полиция ещё не успела добраться до награбленного – чтобы открыть вход, нужно было знать секрет потайной двери. По этому поводу на ночном совете Сетнахт высказал следующее соображение:
-  Если легавые нашли пещеру и устроили там засаду, мы их обманем. Мы будем выжидать столько, сколько нужно, пока у них не лопнет терпение. Или внезапно нападём и перебьём их всех, а потом перепрячем золото в надёжное место.
   Но их надежды не сбылись. Проскакав два часа, они остановились в роще сикоморовых деревьев в полутора километрах от пункта назначения и выслали одного из членов банды на разведку. Вскоре лазутчик вернулся, порядком запыхавшись от быстрого бега.
-  Всё пропало, - сообщил он. – Там кругом легавые. Грузят сокровища на колесницы.
-  Значит, кто-то из наших остался жив и раскололся, - сказал Анупу. – Я этого и боялся.
   Его приятели заметно приуныли.
-  Давайте устроим засаду и попробуем отбить золото, - предложил Сетнахт. – Из этой рощи удобно атаковать.
-  Это безумие, - возразил лазутчик, забираясь в повозку. – Нас всех перебьют. Я предлагаю валить отсюда. И как можно скорее.
-  Туи прав, - согласился Анупу. – Всемером нам не справиться. Считайте, что золото для нас потеряно. Мы ещё сумеем добыть деньги, если останемся живы. У нас есть лошади и колесницы. Наберём людей и начнём всё сначала. Второй раз легавые нас уже не обманут.
-  А кто будет главарём? – спросил Сетнахт, но не услышал ответа. Его приятели удручённо молчали, потому что проблема лидерства в банде волновала каждого. После смерти Одноглазого Нитагора и заменившего его ливийца этот вопрос навис над головами бандитов хищным ястребом и грозил перерасти в ожесточённое столкновение. Вся беда была в том, что ни один из оставшихся в живых не обладал ни стратегическим умом, ни соответственной харизмой, автоматически делающей из человека магнит для притяжения единомышленников, а раз так, то существовал один единственный выход – решить дело силой. В таком случае, бесспорно, выиграл бы Сетнахт, но он был туповат, а более хитрозадый и рассудительный Анупу не имел должного авторитета.
   Лазутчик по имени Туи нацарапал кинжалом на внутренней стороне борта колесницы пару неприличных иероглифов и несколько неуверенно произнёс:
-  А нельзя ли решать все вопросы на совете? 
-  Нельзя, - отрезал Сетнахт. – Всё равно должен быть главарь.
   Анупу посмотрел на него искоса.
-  Тогда выберем его голосованием, - заключил он. – Но не сейчас. Сделаем это в безопасном месте.
   Покинув рощу, бандиты направили свои повозки в сторону города. Несмотря на ободряющие речи Анупу, они чувствовали себя подавленно, и даже лошади плелись как-то чересчур понуро. Золото – единственная цель их существования – ускользнуло сквозь пальцы в ненасытные лапы подлых и беспринципных легавых. Деревенские жители, то и дело попадающиеся на пути, глядели на них испуганными глазами и немедленно уступали дорогу.
-  Жаль, что не удалось выпустить кишки тем четырём ублюдкам, - произнёс Сетнахт. – Ну, ничего. Надеюсь, наши дорожки когда-нибудь пересекутся.
-  Хотелось бы, - подхватил Анупу. – Они задолжали моей продырявленной заднице. Сдаётся мне, что в этом деле не обошлось без участия Табубы. Вот кому бы я хотел задать пару вопросов. Я заметил её хитрую рожу возле гостиницы. Как раз перед тем, как прикончили Шешонка. Клянусь Птахом, она всё знала заранее. Это было написано на её лживом лбу. Сидела в своём паланкине, словно царица, и мерзко улыбалась. «Подлая змея». Вот что сказал Шешонк, прежде чем отправиться в страну мёртвых. Я это слышал своими ушами. Не сомневаюсь, что в него выпустил стрелу кто-то из людей этой шлюхи.
-  Похоже на то, - согласился возничий повозки. – Я думаю, что стреляли из окна гостиницы. Стрела вошла в тело под углом. Я сразу это просёк, но тут началась потасовка.
   Сетнахт процедил сквозь зубы:
-  Она ответит. Обещаю. Каждый раз, когда её язык будет произносить ложь, я буду отрезать от неё кусок мяса.
   Однако ничего этого не случилось. Впереди на дороге возникли три лёгкие боевые колесницы, двигающиеся навстречу.
  -  Это кто, легавые? – спросил Анупу.
   Бандиты схватились за луки. Возничие остановили лошадей, и обе повозки замерли.
-  Подпустим поближе, - сказал Анупу. – Если это легавые, нашпигуем их стрелами.
   Одна из приближающихся колесниц раскачивалась во время езды подобно лодке – тому виной было кривое колесо. Все шестеро незнакомцев имели слишком непрезентабельный вид и совершенно не походили на работников полиции; скорее, их можно было принять за группу мясников.
-  Это не легавые, - пробормотал Сетнахт. – Я, кажется, знаю, кто это.
-  Мемфисская группировка, - опередил его Анупу. – Уже пронюхали, сволочи, что у нас проблемы.
   Возничий в колеснице с кривым колесом поднял руку в знак приветствия.
-  Мы из банды Хромого Атоте! - крикнул он, вероятно, опасаясь встречной стрелы.
-  Да уж знаем! – ответил Анупу.
   В отличие от Одноглазого Нитагора главарь мемфисской группировки был на самом деле хромым. Он изуродовал ногу, когда отбывал каторгу в каменоломнях Ройа, расположенных неподалёку от Гелиополя. Впрочем, это не помешало ему сколотить довольно лихую банду, промышлявшую в окрестностях Мемфиса. Благодаря свирепому нраву, Атоте очень быстро приобрёл авторитет в преступном мире и с некоторых пор стал поглядывать на территорию Нитагора, явно желая расширить зону своей деятельности.
   Вражеские двуколки остановились в десяти шагах от вавилонских колесниц.
-  Привет, головорезы, - заговорил тот же возничий. – Дошло до наших ушей, что ваша банда сильно уменьшилась за последние дни.
-  Не знаю, как насчёт банды, - бросил в ответ Сетнахт, - а вот я лично могу тебя самого уменьшить ровно на голову. Здесь и сейчас.
   Возничий прищурился:
-  Ты это серьёзно, пёс?
-  Кого ты назвал псом? – Сетнахт вытащил меч.
-  Спокойно, - остановил его Анупу и тотчас обратился к конкуренту:
-  Хотелось бы знать, откуда такие сведения?
-  Был такой слушок, - ответил тот уклончиво.
   Анупу ухмыльнулся:
-  А вот до нас дошёл слушок, что ваш Атоте был на каторге вавилонским петухом, и его тощую задницу познали не только осуждённые, но и вся охрана. А ещё говорят, что его тюремная кличка была Крыса, за то, что он воровал еду у других каторжников, и что он жрал говно надсмотрщиков, чтобы ему уменьшили срок.
   Конкуренты чуть не поперхнулись.
-  Вот видишь, - произнёс Анупу, - не всегда можно верить слухам. Хочешь увидеть всю нашу банду? Поехали. Но предупреждаю, последствия могут быть очень серьёзными. Слишком уж сильно вы стали разевать свою пасть в последнее время. Ребята недовольны.
-  Да клали мы на вас, - отозвался один из конкурентов. – Хотите разборку?
-  А что думаешь, испугаемся? – вспылил Сетнахт.
-  Тогда забьём стрелу, - подвёл итог возничий колесницы с кривым колесом. Он слез с повозки, достал из колчана стрелу и воткнул её в землю.
-  Завтра на этом месте, - пояснил он. – Как только взойдёт солнце.
-  Завтра я отрублю тебе яйца, засранец, - злобно промолвил Сетнахт. – Или хочешь, чтобы я это сделал сейчас?
  Оскорблённый возничий посмотрел на него сурово, но ничего не ответил. Он забрался в свою колесницу и, взявшись за поводья, кивнул своим спутникам. Конкуренты развернули двуколки, хлестнули плетьми лошадей и стремительно помчались в обратном направлении.
-  Нам брошен вызов, - сказал Анупу и сплюнул, ибо в рот ему попал песок, вылетевший из-под колёс вражеских колесниц. – Чем ответим?
   Это был самый сложный вопрос. Все прекрасно понимали, что завтра придётся иметь дело с многочисленным противником и что исход такой битвы можно предсказать заранее. Был бы жив Шешонк, была бы возможность призвать на помощь ливийские племена, но – увы! Со вчерашнего дня их мстительный приятель давал показания на суде Осириса, где невозможно было никого подкупить и, тем более, отмазаться от наказания. Самим же соваться в пустыню к жестоким ливийцам, ненавидевшим египтян, не имело никакого смысла – такой поступок мог закончиться появлением новых барабанов, на которые была бы натянута кожа всех семерых бандитов, причём никто не мог дать гарантию, что эту кожу с них не содрали бы живьём.
-  Нечем нам отвечать, - вставил Туи упавшим голосом. – У Атоте сейчас людей – что песка в пустыне. Завтра от грохота их колесниц содрогнётся вся округа.
   Разумеется, ни ему, ни кому-либо другому из банды Нитагора не пришло в голову, что в этом деле опять-таки не обошлось без участия Табубы. Желая окончательно избавиться от опасности, она накануне вечером отослала в Мемфис своего человека – таким образом, вражеская группировка узнала о полном разгроме конкурентов.
-  Хромоногий боялся Нитагора, как шакал пылающего костра, - произнёс Сетнахт. – Мне это рассказывал один уличный вор из Мемфиса.
-  Теперь это не имеет никакого значения, - вздохнул Анупу. – Нитагор мёртв. И вряд ли найдётся сила, способная воскресить его.
-  А жаль. Воскресни хотя бы на миг, он бы что-нибудь придумал, - говоря эти слова, Сетнахт двусмысленно покосился на своего соперника в борьбе за власть. Анупу понял его намёк, но его понятливость в сложившейся ситуации ровным счётом ничего не решала. Он не обладал изобретательной хитростью Потрошителя. Поэтому единственное, что он смог предложить – это отправиться в особняк их сообщника финикийца и устроить в спокойной обстановке очередной военный совет. Именно так бандиты и поступили. Впрочем, такое заседание не дало положительных результатов – три часа кряду проскрипев мозгами, они так и не нашли никакого решения возникшей проблемы.
-  Нам остаётся только одно, - заключил Анупу, - на время покинуть город. Попробуем подыскать подходящих людей в других местах. Колесницы оставим здесь. Вернёмся со свежими силами и отобьём свою территорию. Другого выхода я не вижу.
   Даже Сетнахт вынужден был согласиться с его словами.               

                2

   Вспенивая воду массивным корпусом, толкаемая ровным дыханием северного ветра, грузовая барка беспрепятственно следовала курсом на юг. Она двигалась весь световой день, от первых и до последних лучей солнца, причаливая к берегу только для ночлега. Целыми днями Тутмос, Имхотеп и Менепа сидели под тростниковым навесом, скрываясь от палящего зноя, и, попивая вино, любовались видом проплывающих за бортом живописных берегов. Путешествие было на редкость приятным хотя бы в силу того, что на этот раз друзья ни от кого не бежали. О, если бы стремительная лодка Времени несла бы человеческие жизни не через изломанные пороги с бурлящими водоворотами, грозящими каждый миг чёрной, безжизненной пропастью небытия, а по спокойной и ласковой глади безмятежной реки, тогда не было бы во Вселенной ничего приятней, чем сама Жизнь.
   На закате третьего дня пути изъеденные ветрами отроги гор отступили вглубь, открывая широкую как ладонь великана долину. Путешественники увидели полузанесённые песком развалины большого города: чернеющие в лучах угасающего светила остатки мощной стены, разделяющей кварталы, дома с треснутыми колоннами, похожие на призраки, обвалившиеся пилоны храма и некогда великолепного дворца. Мёртвый город еле слышно сипел завываниями ветра, запутавшегося в лабиринте заброшенных строений. Впечатлительный Имхотеп почувствовал внезапный приступ безотчётного страха.
-  Проклятое место, - глухо пробасил капитан судна и прикоснулся губами к амулету, оберегающему от злых духов. Матросы сделали то же самое.
-  Кем проклятое? – спросил писец.
-  Сами боги прокляли этот город, - пояснил шкипер. – Здесь была столица чудовища, ставшего к величайшему несчастью правителем Египта. Жрецы запрещают произносить его имя, но вам, так и быть, скажу, да простят меня боги. Его звали Эхнатон.
   И он снова прижал амулет к губам.
-  Чем же он так не угодил святым отцам, чтобы предать его имя забвению? – поинтересовался Тутмос. – Я много раз видел эти развалины во время поездок в Фивы, но никто мне так ничего толком и не объяснил.
-  Это был величайший еретик, дерзнувший поднять руку на само небо. Он разрушал храмы и запрещал молиться каким-либо богам, кроме одного единственного, которого выдумал и провозгласил сам. Все, кто последовали за ним, были прокляты так же, как и он. Боги наградили чудовище ужасной болезнью, от которой оно и скончалось в самом расцвете сил, а гнусный город покинули все жители до единого после его отвратительной кончины.
-  Очень милая история, - сказал Менепа, разглядывая хорошо сохранившуюся базальтовую пристань. – Почему же боги не укокошили его в младенчестве, зная наперёд, что сей фараон способен напортачить?
-  Это был величайший план богов, - убеждённо ответил капитан. – Надо было преподать людям урок и показать наглядно, что будет с теми, кто дерзнёт поколебать нашу святую веру.
-  Весьма поучительный план, - бросил Менепа. – Только не совсем понятный. У нас в полку Амона был один благочестивый офицер, проводивший в молитвах всё свободное время. Так представь, в первом же бою ему продырявили голову свинцовым шаром, выпущенным из хеттской пращи. Бах – и лапки кверху. Стоило ли так бить лбом об землю, если боги всё равно призвали его душу преждевременно? Лучше бы пил вино и наслаждался обществом красавиц, как делали остальные офицеры. И многие из них, уверяю тебя, сейчас очень неплохо живут на этом свете.
   Капитан поджал губы.
-  А не поклонник ли ты Эхнатона? – спросил он, с подозрением оглядывая бывшего солдата.
   Менепа возразил:
-  Я его имя-то впервые слышу. Я ведь не писец Дома Жизни, посвятивший себя старым папирусам.
-  Ну, если так, - успокоился капитан.
-  Не хотел бы я провести здесь ночь, да к тому же в одиночестве, - содрогнулся Имхотеп от одной только мысли о подобной возможности. – Вы посмотрите. Не видно даже птиц. 
   Его спутники подумали, что, в самом деле, жутко видеть всеми покинутый город, пусть даже построенный по приказу вероотступника, ибо есть в заброшенных городах что-то пугающее.
-  Что проклято небом, проклято для всех, - произнёс капитан и ещё раз приложился к амулету.
   На восьмой день пути около полудня судно подошло к Фивам. Имхотеп, никогда не бывавший в столице фараонов, с нетерпением ждал появление великого города, застыв столбом возле борта и глядя во все глаза. Русло реки заметно расширилось, разноцветные горные хребты вдоль обоих берегов стали круче, переходя местами в остроконечные вершины, покрытые неровными бороздками расщелин. Хлопали на ветру паруса кораблей, ударяли по воде вёсла прогулочных галер, напоминающих причудливых многоножек с изогнутыми позолоченными носами. Какое-то большое гребное судно, украшенное по бортам витиеватой резьбой, проследовало мимо грузовой барки встречным курсом, двигаясь по течению Нила. Полог матерчатого шатра на корме откинулся, и писец увидел напыщенное лицо роскошно одетого человека, возможно, придворного вельможи, расположившего свои упитанные телеса на диване в обнимку с двумя смуглыми красотками, щедро увешанными драгоценностями. Одна из женщин указала пальцем на простодушную физиономию Имхотепа, что-то сказала, и все трое разразились заливистым хохотом.
-  Всандалить бы этому куску дерьма стрелу между глаз, - негромко произнёс Менепа, подходя к борту. – Во смеху было бы.
-  Этот кусок дерьма не кто иной, как Фиванский номарх, - насмешливо проговорил Тутмос, вылезая из-под навеса. – Небось, подлец, не просыхал весь последний месяц.
   Он изобразил на лице подобострастную улыбку и несколько раз театрально раскланялся.
-  Здоровья тебе, свет наш небесный! – громко крикнул арфист.
   Номарх самодовольно задрал подбородок, пухлой рукой задёрнул льняную ткань шатра, скрыв от посторонних глаз свою узнанную персону.
-  Плыви, родной, плыви,  - вполголоса прибавил Тутмос, - ибо всякое говно всегда плывёт по течению. Только люди выбирают свой путь.
  Между тем матросы на барке взялись за снасти, привели в движение скрипучую рею, выравнивая парус по ветру. Капитан басовыми нотами отдавал короткие приказания. Его намётанный глаз высчитывал расстояния до ближайших судов, имеющих все шансы оказаться на линии курса, широкая в кости рука, перетянутая медными браслетами, резкими взмахами указывала рулевому, куда сворачивать, его массивное, точно вырубленное из скалы лицо подавляло властным выражением; здесь, на корабле, он был царь и бог.
   Имхотеп посмотрел вперёд и в дрожащем полуденном мареве, наконец, увидел Фивы. Город медленно надвигался, как мираж. Он вставал над буйной прибрежной растительностью, сразу поражая своим размахом и исполинской мощью. Фивы были самым большим из египетских городов. В первую очередь бросались в глаза невероятные громады храмов, посвящённых Амону, выстроенные почти у самой воды, перед раскрашенными трапецевидными пилонами которых трепетали знамёна на длинных флагштоках. Верхушки узких обелисков сияли золотом. Затем взгляд поднимался вверх по пологому склону, плотно застроенному высокими, в четыре-пять этажей, домами с плоскими крышами, казавшимися частоколом каменных зубов. Дальше, в южной части, у подножия гор стояли длинные стены величественных дворцов. Пристани были сплошь облеплены множеством пришвартованных кораблей, и когда барка начала приближаться к восточному берегу, писец разглядел суетливо снующие человеческие фигурки.
   В борт глухо ударил кем-то выброшенный пустой глиняный кувшин. От удара горлышко накренилось, хлюпнуло, наполняясь речной водой.
-  Не зевай, ослиная морда, не зевай! – прикрикнул капитан на рулевого, чуть было не направившего судно на идущий наперерез паром на вёсельном ходу.
   Барка находилась как раз напротив храма, получившего впоследствии название Карнак, и, повернув голову, Имхотеп увидел на западном побережье мощную ограду из сырцового кирпича, скрывавшую другой город под названием Тьяме, главное предназначение которого заключалось в обслуживании многочисленных гробниц и храмовых комплексов. Корабль направлялся в доки, лавируя между встречными судами. Немного полюбовавшись гигантскими статуями перед храмом Аменхотепа Третьего, писец перевёл взгляд на другое сооружение, состоящее из прямоугольных зданий, расположенных террасами друг над другом и соединённых наклонными лестничными пролётами. Это был погребальный храм царицы Хатшепсут, в своё время бесцеремонно отобравшей трон у своего малолетнего племянника. Впрочем, за это ей пришлось заплатить долгим забвением – после её смерти жрецы уничтожили имя вероломной царицы в списках правителей Египта.
   Вскоре матросы взялись за вёсла; дружно навалившись, они направили судно к свободному причалу. Капитан приказал свернуть парус. Несколько минут спустя путешествие было закончено. По пристани бродили носильщики в ожидании работы; Тутмос жестом подозвал трёх из них и уговорил за хорошую плату доставить вещи в город. Немедленно откуда-то нарисовался продавец сувениров, начал кричать нараспев, показывая скульптурки бога Амона:
-  Дашь монетку, получишь статуэтку! Дашь монетку, получишь статуэтку!
-  Пошёл отсюда, шакал! – отреагировал Менепа, спускаясь по сходням.
   Вместо торговца возник другой тип с масляными глазками.
-  Приветствую вас, добрые путешественники, - заговорил он вкрадчиво, интонируя каждое слово. – Вы прибыли в самый удивительный город мира, и я могу предложить не менее удивительные удовольствия. Прекрасные красавицы готовы стать вашими рабынями и терпеть от вас любые унижения. Или, если хотите, можете сами стать рабами чернокожей госпожи, от которой сходят с ума все, кто её видел. Есть девочки, одной двенадцать лет, другой тринадцать. Есть мальчики…
-  Одному два годика, другому три, - закончил за него Имхотеп.
   Сутенёр мигом заткнулся, словно кто-то перекрыл ему доступ воздуха к голосовым связкам. Он поднял глаза к небу, дескать, мир ещё не видел подобных балбесов, не знающих, что они теряют.
   На выходе из гавани друзьям пришлось встать в очередь. Каждый вновь прибывший в Фивы обязан был зарегистрироваться и заплатить за право временного проживания в столице. Менепа посмотрел на стражников возле караульного помещения, одетых в кожаные панцири с металлическими пластинками и белые платки в синюю полоску, с мечами на поясе, с длинными пиками, которыми они упирались в землю, и отметил, что все они – ливийцы. После сражения у города Кадеша, едва не стоившего фараону жизни, Рамсес Второй стал набирать в свою гвардию только иноземцев, почему-то обидевшись на египтян. Надо заметить, что во всей человеческой истории все завоеватели без исключения любили обвинять собственные народы в недостаточной храбрости во время захватнических войн, хотя какая может быть храбрость в том, чтобы внезапно ворваться в чужое жилище и отобрать у человека всё нажитое непосильным трудом? Те историки, кто любят воспевать людей наподобие Александра Македонского, просто не представляют себе реальности. Я бы с удовольствием посмотрел на их лица, когда к ним в дом ворвались бы небритые, пахнущие потом головорезы, изнасиловали их жён, заставили вылизать себе сапоги, а после объявили бы, что принесли им, тёмным варварам, цивилизацию, потому что их варварский правитель был тиран и убийца.
-  На какой срок прибыли в Фивы? – строго спросил чиновник за деревянным столом у троих друзей, когда подошла их очередь.
-  Месяца на два, - ответил Тутмос.
-  Откуда вы и ваш род занятий?
-  Мы купцы из Мемфиса.
-  С какой целью прибыли в Фивы?
-  Отдохнуть в великом городе. Возможно, заключить торговые сделки.
-  Назовите ваши имена.
-  Меня зовут Сенусерт, - соврал Тутмос, - а это мои спутники: Аменемхет и Неферкаптах.
   Уплатив по тарифу, путешественники получили папирусы, разрешающие проживать в Фивах в течение двух месяцев. Как только в сопровождении носильщиков они оказались на территории города, Имхотеп спросил:
-  Ты зачем назвал фальшивые имена?
-  А вдруг чего натворим, - Тутмос поднял указательный палец и покачал им в воздухе. – Так хоть шансы будут, что нас не найдут.
-  Куда мы теперь? – поинтересовался Менепа. – В гостиницу?
-  Зачем же в гостиницу? – ответил арфист. – Будем жить у одного моего старого приятеля, довольно известного скульптора. Я вам про него рассказывал.
-  А, это тот, который разводит обезьян? – припомнил дембель.
-  Он самый.
   Ваятель по имени Аби проживал на улице Фиванской Победы в уютном двухэтажном доме с двумя кипарисами перед входом. Добравшись до его жилища, Тутмос поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Открыл слуга.
-  Дома? – спросил арфист.
-  Дома.
-  Зови.
-  Слушаюсь.
-  Ребята, заноси, - скомандовал Тутмос носильщикам.
   Скульптор встретил их в просторной гостиной. Это был худощавый человек лет сорока с желчным овальным лицом и большими усталыми глазами.
-  Тебя ещё не повязали? – бросил он Тутмосу вместо приветствия, вытирая тряпкой запачканные глиной руки.
-  Ползаю, как видишь, - хмыкнул арфист. – Над чем работаешь?
-  Так. Леплю кое-кого, пальмы-финики. Очередную придворную обезьяну. Они все как сговорились. Чтоб тело было стройным, а лицо мужественным, и чтоб наличие мыслей присутствовало. А на самом деле видишь перед собой жирную бочку с головой бабуина, и попробуй ещё при этом не передай портретное сходство. У меня один такой в клетке сидит, точь-в-точь заказчик. Я, было, подумал, а что если их поменять местами, этого – стулом по черепу и в клетку, а того – побрить и во дворец, пальмы-финики. Никто ничего не заметит. Вы где жить собираетесь?
-  У тебя.
-  После обеда сходите в квартальную управу, временно пропишетесь. Чтобы у меня не было неприятностей, пальмы-финики. Жить будете наверху, в одной комнате. И, предупреждаю, без всяких приключений. В мой сортир ходить запрещаю. Будете ходить… Сейчас я покажу, куда будете ходить.
   Аби направился к боковой двери, ведущей во внутренний двор. Вся троица зашагала следом.
   Они оказались в ухоженном саду с аккуратно подстриженными кустарниками, отделённом от улицы невысокой, приблизительно по грудь человеку среднего роста оградой. В центре находился небольшой прямоугольный бассейн, а в глубине стояли клетки с обезьянами – деревянные ящики с решётками из бронзовых прутьев, поставленные друг на друга в два ряда.
-  Вот туда будете ходить, - указал рукой скульптор на деревянную кабину туалета в углу сада.
-  А девок развратных водить можно? – спросил Тутмос, откровенно забавляясь, поскольку хорошо знал своего приятеля.
-  Девок водить можно. Но чтобы без приключений, пальмы-финики.
   Со стороны улицы возле забора появился какой-то человек с не очень здоровым выражением лица.
-  Привет! – громко крикнул он, будто находился на другом конце города. Менепа даже вздрогнул.
-  Привет, Пепи, - отозвался скульптор. – Получил новое задание?
-  Получил. Сейчас ищем хеттских шпионов. Они днём прикидываются статуями и становятся очень большими, а ночью становятся маленькими и ходят как люди. Очень сложное задание.
-  А злодеев-отравителей поймали?
-  Поймали. Их было три, но они становились как два, и никто не мог догадаться. Искали-то трёх, а они ходили как два. Я догадался. Сейчас пойду дальше. Нужно посмотреть, какие новые статуи в городе. Они и есть хеттские шпионы.
   Изобразив чрезвычайную догадливость, Пепи быстро удалился.
-  Кто таков? – спросил Менепа.
   Аби ответил:
-  Местный сумасшедший. Думает, что служит в тайной полиции. Он приходит по двадцать раз в день, пальмы-финики. Скоро опять появится.
-  И давно он так ходит?
-  С тех пор как я живу в этом доме. А живу я здесь уже шестой год.
-  Так можно и самому сдвинуться.
-  Можно, если целый день с ним разговаривать. Но я, пальмы-финики, днём всегда работаю. Кстати, по саду особенно не гуляйте. Потопчете мне всю траву.
   Скульптор недовольным взглядом окинул свои владения, точно находился не в благоухающем дворе, а в навозной яме с жужжащими мухами, и ушёл в дом.
   Негромко, но вполне гневно Менепа промолвил:
-  Ты куда нас привёз, Тутмос?
-  Всё в порядке, друзья, - арфист ладонью будто остановил что-то невидимое, призывая этим жестом к спокойствию. – Привыкнете. Заодно деньги сэкономим.

                3

   Шёл пятый час дня. Возле главных ворот храма Птаха в Мемфисе бродили нищие богомольцы, ожидая, когда жрецы вынесут бесплатную похлёбку. Некоторые из них, утомлённые бездействием, сидели прямо на земле рядом со стаей бродячих собак. Подошёл молодой человек лет двадцати пяти, полуголый, в белой юбке до колен, с бронзовым ножом на поясе, ничем особо не примечательный, если не считать белёсого шрама на лице, тянущегося от нижней губы к подбородку.
-  Кто-нибудь знает, где высшая жреческая школа? – нарушил он молчаливое ожидание.
-  Я знаю, - оживился один из нищих. – Это с другой стороны.
-  Мне нужно вызвать одного студента. Можешь это сделать?
   Молодой человек протянул руку и раскрыл перед носом бродяги ладонь, показав серебряное кольцо.
-  Если сделаешь, кольцо твоё.
   Нищий покосился на нож и после секундного раздумья сказал:
-  Сделаю, это нетрудно.
-  Можно попасть в школу так, чтобы тебя никто не видел?
-  Там есть калитка. Её не всегда запирают.
-  Отлично. Пойдём. Я подожду снаружи, а ты проникнешь внутрь.
   Они свернули за угол и направились вдоль высокой храмовой стены. Молодой человек шёл молча, больше не задавая никаких вопросов. Наблюдая за ним украдкой, нищий заметил странное выражение его глаз и подумал, что именно такие глаза бывают у беспощадных убийц.
«Как бы мне это кольцо не вышло через задний проход», - размышлял бродяга. – «Парень собрался кого-то прирезать. Сам исчезнет, а меня потом в полицию. Знаю я легавых. Как начнут дубасить палками, заставлять признаться в преступлении, которого не совершал. С другой стороны, если сейчас откажешься идти, перережет глотку. Что же делать-то? Сказать, что студента нет в школе? Пойдёт и проверит».
   Позади храма за кирпичным забором находился целый комплекс оштукатуренных зданий, расписанных цветным орнаментом.
-  Вот жреческая школа, - произнёс нищий. – Кого я должен найти?
-  Его зовут Нофри. Передай, что его ждут по важному делу.
-  А если он откажется идти?
-  Тогда скажи, что он кое-что забыл в лавке аптекаря.
   Нищий подошёл к деревянной калитке, толкнул её. Дверь легко открылась. Он прошмыгнул за ограду. Жреческая школа была устроена, как небольшой городок – постройки образовывали чёткие прямые улицы. Ноздрей нищего коснулись запахи кухни, и его пустой желудок отозвался голодным урчанием. Из-за угла ближайшего дома вышли двое учащихся в белых длинных одеяниях.
-  Эй, приятели! – окликнул их бродяга. – Как мне найти студента Нофри?
-  Нофри? – переспросил один из них, с интересом разглядывая странного босого человека, закутанного в рваный плащ. – Из какой он группы?
-  Этого я не знаю.
-  Нофри, Нофри, - повторил второй. – Вроде бы в старшей группе есть какой-то Нофри.
-  А где эта старшая группа?
-  Пошли с нами, мы покажем.
   Студенты жили в тех же домах, где проходили занятия. Каждое такое здание имело внутренний двор, окружённый с двух сторон крытыми галереями. На первом этаже находились комнаты преподавателей и разного рода подсобные помещения. Студенческое общежитие размещалось в двух верхних этажах.
   Нофри мирно посапывал на кровати в своей маленькой комнатушке, измученный напряжением учебного дня. Рука его свешивалась вниз, сжимая наполовину развернувшийся свиток папируса с задачами по математике. Кто-то взял его за плечо и начал тормошить.
-  А? – издал возглас студент, открывая глаза, увидел склонившееся над ним лицо незнакомца.
-  Ты Нофри? – спросил нищий.
-  Я.
-  Тебя ждут по важному делу.
-  Кто ждёт?
-  Один человек.
-  Какой человек?
-  Он себя не назвал. Он велел передать, что ты кое-что забыл в лавке аптекаря.
   Нофри изменился в лице и мигом поднялся на ноги.
-  Где он?
-  За оградой. Я тебя отведу.
-  Сейчас, - Нофри бросил папирус на кровать и надел сандалии.
-  Как он выглядит?
-  Как выглядит? Ну, молодой. Шрам у него, от губы к подбородку. Не знаешь такого?
-  Не знаю.
   Нищий хотел, было, сказать про нож, но решил, что это отпугнёт студента, и поэтому промолчал. Они вышли из комнаты, миновали коридор с множеством дверей, и спустились по лестнице вниз. В мощённом камнями дворе были разложены рядами тростниковые циновки, приспособленные для того, чтобы на них сидели учащиеся во время занятий. Нищего терзали сомнения: может быть, всё-таки сообщить, что незнакомец вооружён ножом, но он опять промолчал, подумав о серебряном кольце.
«Сначала поем бесплатной похлёбки», - мечтательно прикидывал бродяга, - «а на вечер куплю жареного гуся и кувшинчик вина».
   Они покинули здание через арку и направились по тамариндовой аллее в сторону калитки. Только возле забора нищий, наконец, решился:
-  Ты знаешь, я тебе не всё сказал.
-  А что такое?
-  У этого парня на поясе нож. Я это говорю так, на всякий случай. Может быть, он всегда ходит с ножом, бывают такие люди. Ну, чтобы отбиваться от всякого сброда. Настроен он мирно, иначе бы я не стал тебя звать. Я же не такой дурак, чтобы вести человека под нож. Я думаю головой, прежде чем что-то сделать.
   Он распахнул калитку. Нофри на мгновение замешкался, но всё же вышел наружу. Нищий двинулся следом. Незнакомец стоял возле пальмы в шагах двадцати от них.
-  Это он? – спросил студент.
-  Он.
-  Ладно, пошли, - Нофри решительно направился к неизвестному, который уже заметил его, но продолжал стоять на месте.
-  Это ты меня звал? – задал вопрос студент, приблизившись к нему на расстояние пяти шагов.
-  Я, - ответил тот, отделился от пальмы и, пару раз подбросив на ладони кольцо, швырнул его нищему. Бродяга ловким движением поймал вожделённую добычу.
-  Я пойду, - сообщил он, поспешно семеня ногами в сторону храма.
-  Иди, иди, - кивнул головой незнакомец.
   Нофри краем глаза узрел лежащий на земле камень и на всякий случай придвинулся к нему поближе. Заметив его движение, парень со шрамом снисходительно улыбнулся.
-  Камень тебе не поможет, - сказал он. – Во-первых, я метаю нож быстрее, чем ты нагибаешься, а во-вторых, я не собираюсь тебя убивать. Тебе привет от Ахтоя.
-  Тьфу ты, - сплюнул раздосадовано студент. – Тебе очень нравится пугать людей?
-  Конспирация. Этот нищий думает, что я наёмный убийца, а посему будет молчать, если его вдруг кто-нибудь спросит о нашей встрече. Меня зовут Пенту. Я тебя видел в Афродитополе. Первый раз в лавке аптекаря Амени. Это я убил предателя. А второй раз … Второй раз ты меня тоже видел. На следующий день в тупике. Только моё лицо было замотано тканью. Я всадил стрелу в лоб эфиопу.
-  Как там Ахтой? – спросил Нофри, окончательно успокоившись.
-  Нормально. У нас к тебе дело. Нужно проникнуть в храм Сета. Там нет наших людей. Ты сумеешь попасть в храм?
-  Попробую. Что надо будет сделать?
-  Узнать, находится ли в храме танцовщица по имени Шепсет. Если она там, попробуй с ней встретиться. Предлог очень простой. Тебе нужно передать ей письмо.
   Пенту вытащил из-за пояса свёрнутую трубочку папируса и протянул Нофри.
-  Это обычное любовное послание, написанное якобы каким-то тайным воздыхателем. Скажешь, что возле ворот храма к тебе подошёл незнакомый человек и попросил передать письмо. Самое главное, постарайся запомнить, как выглядит Шепсет, обращай внимание на особые приметы, если они имеются. Справишься?
-  Конечно. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
   Студент оставил подпольщика возле пальмы, а сам отправился на территорию жреческой школы. Минуты через три он вошёл в здание библиотеки. Кабинет главного хранителя был на первом этаже рядом с входной дверью. Убедившись, что в коридоре нет ни единой души, Нофри постучался, затем шагнул в продолговатую комнату, где за столом сидел высокий пожилой мужчина по имени Усерхет, занятый чтением папируса. Позади в углу стояла статуя бога Тота, а вдоль стен расположились полки со свитками.
-  Наши друзья из Афродитополя просят меня попасть в храм Сета, - сказал студент без всякого вступления. – Есть такая возможность?
-  Что-то срочное? – поднял на него глаза хранитель библиотеки.
-  Да.
   Усерхет задумался, потом взял чистый папирус, подвинул  к себе чернильный прибор и начал писать.
-  Передашь это главному писцу Дома Жизни в храме Сета, - объявил он, закончив последнюю строчку. – Здесь просьба сделать для нас копию медицинского трактата о глазных болезнях. Я написал, что наш по неосторожности утерян. Если тебя спросят, подтвердишь. Всё, ступай.
-  Благодарю, - произнёс студент, забирая папирус.
   Оказавшись за пределами школы, он подозвал жестом Пенту и сообщил, что готов выполнить задание.
-  Если её не будет в храме, что мне делать?
-  Ничего. Можешь передать кому-нибудь письмо и возвращаться назад. В этом случае ко мне не подходи. Я буду знать, что дело сорвалось. Пошли. Ты вперёд, я за тобой.
   Нофри выбрал самую короткую дорогу, пролегавшую через тихие улицы, по обеим сторонам которых за оградами зеленели сады мемфисских богачей. Вскоре он вышел на площадь и очутился перед высоким храмовым пилоном – двумя сужающимися башнями с плоскими крышами, с массивными, обшитыми бронзовыми листами створками ворот посередине. Красочные фрески на стенах рассказывали о деяниях бога Сета. Взяв с порога деревянную колотушку с медным наконечником, Нофри размашисто ударил. Бронза выдала мощный звон, переходящий в постепенно затихающее гудение.
-  Кто потревожил покой священного храма? – раздался каркающий голос.
-  Посланник храма Птаха.
   Загремел тяжёлый засов, створка ворот отворилась, и через образовавшуюся щель студент увидел бритую налысо голову привратника.
-  У меня депеша для главного писца Дома Жизни, - промолвил Нофри, показывая свёрнутый папирус.
-  Входи.
   Он проскользнул внутрь, после чего жилистые руки стража снова соединили створки, скрепив их сквозь петли большой деревянной щеколдой. Пройдя под каменным сводом, студент вышел в просторный двор с колоннами вдоль стен, верхушки которых, сделанные в виде цветка папируса, упирались в плотно подогнанные друг к другу плиты перекрытий. Здесь его встретил жрец лет тридцати с непроницаемым, без единой эмоции, лицом, похожий на окружающие двор статуи.
-  Я отведу тебя к главному писцу, - сказал он одними губами.
   Нофри молча последовал за своим провожатым через крытый гипостильный зал с квадратными окнами в потолке, где в противоположном конце от входа стояло огромное раскрашенное изваяние бога Сета; через боковой придел они попали в галерею, а затем в задний двор. Именно там, в одной из многочисленных пристроек, находился Дом Жизни. Поднявшись по ступенькам, жрец провёл студента в большое помещение, заполненное согнувшимися над столами переписчиками. В воздухе стоял такой скрип, что студент почувствовал, как по его коже побежали мурашки. Жрец отлучился, исчезнув за какой-то дверью, и через некоторое время вывел оттуда высохшего, словно мумия, старичка.
-  Я главный писец, - заявил тот скрипучим голосом, взял у студента папирус, около минуты читал его, поднеся к подслеповатым глазам и беззвучно шевеля тонкими, морщинистыми губами.
-  Переписка трактата займёт не меньше пяти дней, - наконец выдал он ответ. – Так и передай досточтимому Усерхету.
   Формальности были выполнены. Оставалось самое главное. Выходя из Дома Жизни, Нофри обратился к своему провожатому:
-  Есть ещё одно дело. Мне нужно передать письмо танцовщице по имени Шепсет.
-  Отдай его мне, я передам, - холодно сказал жрец.
-  Мне бы хотелось передать его лично. Такова была просьба человека, написавшего послание.
   Жрец остановился и посмотрел внимательно на студента.
-  Так и быть, идём. Я попробую устроить встречу, хотя нарушаю правила.
   Он отвёл Нофри в соседнее здание, оставив в небольшой прихожей, а сам ушёл по коридору внутрь. Свернув налево, он открыл дверь и попал в комнату, где сидел на кушетке невысокий остроносый человек, поедающий от скуки финики с серебряного подноса.
-  Господин Небра, - произнёс жрец. – Явился посланник из храма Птаха. Спрашивает Шепсет.
-  Ага, - тайный агент отставил блюдо в сторону. – Как он мотивировал свою просьбу?
-  Сказал, что должен передать какое-то письмо.
-  Ну, что ж. Устроим ему встречу. У нас всё готово?
   Жрец кивнул.
-  Отведи его к Шепсет. Пока он будет разговаривать, позовёшь моих людей.
   Служитель культа покинул комнату и вернулся в прихожую.
-  Шепсет нездорова, - заявил он студенту. – Но она тебя примет. Ступай за мной.
   Он повёл Нофри по тому же коридору, но на этот раз никуда не сворачивал, а дошёл до конца и стал подниматься по ступеням лестницы на второй этаж. В этом доме проживали женщины, называемые хенерет – певицы и танцовщицы, постоянно прислуживающие в храме. Жрец остановился перед входом в какое-то помещение.
-  Подожди меня здесь, - сказал он, в очередной раз исчезая за дверью, которую немедленно за собой захлопнул.
   Нофри остался один в пустом коридоре. Откуда-то доносились поющие женские голоса. Через пять минут дверь распахнулась, и возникший на пороге жрец красноречивым жестом пригласил студента войти. Нофри повиновался. Он вступил в комнату с квадратным окном в стене и довольно скудной обстановкой: в ней не было ничего, кроме спального ложа с изголовьем, небольшого столика и двух табуретов. На одном из них сидела женщина в тонком, почти прозрачном платье, перевязанном в талии поясом, с широким ожерельем вокруг шеи в виде воротника и золотыми браслетами на лодыжках и запястьях. Её лицо ото лба до подбородка было обмотано бинтами – виднелись только глаза, намазанные охрой красные губы и чёрные пряди пышных волос. Нофри уловил тончайший аромат духов.
-  Я Шепсет, - промолвила она низким грудным голосом с приятной хрипотцой. – Не обращай внимания на мой вид. Я случайно обожгла лицо горящим маслом, когда уронила светильник. Врач сказал, что ожоги не сильные и скоро всё пройдёт. Не останется даже следов. У тебя какое-то письмо для меня?
-  Да, - подтвердил студент, достал свёрнутый папирус и протянул танцовщице. Развернув послание, женщина начала читать. Из её груди вырвался короткий смешок. Нофри заметил, что жрец куда-то испарился.
-  Я надеюсь, это не ты писал, - сказала она, положив папирус на колени.
-  Разумеется, нет. Я о твоём существовании не знал до сегодняшнего дня.
-  Кто передал тебе письмо?
-  Человек, которого я никогда раньше не видел. Он подошёл ко мне возле ворот, спросил, иду ли я в храм, и начал умолять, чтобы я передал это письмо танцовщице по имени Шепсет. Надеюсь, это благопристойное послание. Не хотелось бы оказаться на месте посыльного, доставившего тебе какую-нибудь пошлость.
-  О, Шепсет, душа моя, - прочитала она вслух. – В тот день, когда я увидел тебя, солнце перестало для меня существовать… Ну, и дальше в том же духе. Мне часто присылают подобные письма. Жаль, что моё лицо скрывают бинты. Мне не нужно было бы ничего объяснять.
-  Уверен, что твой облик столь же прекрасен, как и твой голос.
-  Не сомневайся. Что ты можешь сказать о человеке, передавшем тебе письмо?
-  Ничего особенного не могу сказать. Это всё равно, что спросить меня, что я могу сказать о птице, пролетевшей мимо моего окна на закате. В таком случае я бы ответил, что могу сказать о ней только то, что она летает. Так и о человеке, отдавшем мне письмо, могу сказать, что пока он, хвала богам, ходит на своих двоих и, похоже, совершенно не собирается передвигаться никаким другим способом. На базаре в Гелиополе я видел человека, ходившего по верёвке на руках, но этот на него совершенно не похож.
-  Ты очень забавный, - улыбнулись губы танцовщицы, обнажая ряд зубов цвета слоновой кости. – Я хотела узнать, как он выглядит? Он молод?
-  Молод. Я бы ни за что не стал таскать скабрезные записки старых развратников.
-  Он хотя бы красив?
-  Честно говоря, я не очень разбираюсь в мужской красоте, поскольку никогда не увлекался мальчиками.
-  Всё ясно. Вероятно, это прыщавый юнец с оттопыренными ушами.
-  Я бы так не сказал, - возразил Нофри, подумав о том, что подполье собирается выманить танцовщицу из храма, использовав неизвестного любовника в качестве приманки. – Если бы я был женщиной, я бы сказал, что он привлекателен. И, надо заметить, хорошо воспитан.
   Студент внезапно представил, как на самом деле возле ворот к нему подошёл бы небритый, опухший мужик с посиневшей от пьянства рожей и произнёс хрипатым голосом:
-  Братуха, в этом домике прячется одна шлюшка, которой я сегодня вечером хочу вставить между ног. Я тут ей черканул пару ласковых, чтобы не думала, зараза, что может от меня скрыться, будь другом, передай этой соске, а с меня кувшинчик красного.
   Вообразив себе эту картину, Нофри чуть было не подавился от смеха, но тотчас сдержался, захлебнувшись притворным кашлем.
-  В горле запершило, - разъяснил он. – Наверное, простыл. 
   Находясь в соседней комнате, тайный агент Небра не только слушал разговор, но и разглядывал студента через небольшое смотровое отверстие в стене. Дверь отворилась, и в помещение вошли трое его подчинённых в сопровождении жреца.
-  Запомните этого человека, - тихо сказал тайный агент. – Вы покинете храм через подземный ход и будете ждать его на площади. Проследите, куда он отправится.
   Все трое подошли к стене и по очереди рассмотрели Нофри через потайной глазок. Тем временем жрец вернулся в комнату танцовщицы.
-  Что мне ответить твоему воздыхателю, если он снова подойдёт ко мне возле ворот? – спросил студент.
   Женщина задумалась.
-  Скажешь, что я плохо себя чувствую, - произнесла она. – Пусть приходит через десять дней. Возможно, я с ним встречусь. Я ещё не решила.
   Жрец подал студенту знак, безмолвно объясняя, что аудиенция окончена.
   Пенту ожидал своего сообщника напротив входа в храм, примостившись возле лавки продавца напитков. В этот час народу вокруг было немного, что позволяло подпольщику спокойно отслеживать всё происходящее. Он отхлёбывал пиво из глиняной кружки и краем глаза заметил, как отворились ворота, выпуская наружу студента. Нофри сделал несколько шагов, затем остановился и сосредоточенным взором начал выискивать подпольщика. Пенту с равнодушным видом продолжал стоять на месте, одновременно осматривая площадь боковым зрением. Наконец, студент его увидел и направился к нему бодрой походкой.
-  Кружку пива, - сказал Нофри продавцу напитков, подойдя к лавке.
-  Как успехи? – спросил подпольщик.
-  Я с ней встретился.
-  Ты хорошо её запомнил?
-  Это было очень сложно. У неё лицо замотано бинтами. Сказала, что обожглась маслом от светильника. Я запомнил её голос.
-  Проклятье, - прошипел Пенту, скрипнув зубами. – Похоже, нас переиграли. Слушай меня внимательно. Сейчас я уйду. Ты оставайся здесь. Выпей кружку пива, но только медленно. Сделай это с самым беззаботным лицом. Когда отправишься в жреческую школу, ни в коем случае не оборачивайся. Возможно, через пару дней к тебе явятся люди, и будут расспрашивать обо мне. Главное, не пугайся и повторяй одно и то же: я подошёл к тебе возле храма и попросил передать письмо. Впрочем, может случиться иначе. Ты просто заметишь, что за тобой следят. Не паникуй и не подавай виду, что ты их заметил. Веди себя естественно и не предпринимай никаких действий. Мы свяжемся с тобой, когда сочтём нужным.
   Подпольщик поставил кружку на деревянную стойку пивной лавки. Он зашагал прочь, без всякой показушной непринуждённости, подобно обычному горожанину, не слишком обременённому какими-либо заботами. Едва он отошёл на несколько шагов, как за ним следом отправились двое соглядатаев тайного агента Небры, всё это время топтавшихся на площади. Третий фискал остался наблюдать за студентом. Пенту свернул на улицу, ведущую в сторону Нила. По обеим сторонам дороги росли финиковые пальмы и тянулись длинные кирпичные заборы, за которыми виднелись амбары городского зернохранилища. Вдоль ограды сидели на корточках человек пять представителей местной шпаны, охраняя свой квартал от чужаков, словно псы, стерегущие помеченную территорию.
-  Ты откуда? – подал голос один из них, вероятно, вожак.
-  Из страны вечной скорби, - ответил Пенту и прикоснулся ладонью к рукояти ножа.
   Этого жеста было вполне достаточно, чтобы возможный диалог так и не состоялся. Подпольщик проследовал дальше. Лихие ребята проводили его недобрым взглядом и обратили свой взор на появившихся из-за угла соглядатаев. Они тоже не подходили на роль жертвы, так как оба были здоровыми, крепкими мужиками, вполне привычными к уличным потасовкам, что было видно по их выражению лиц. Зато следующий прохожий превзошёл все их ожидания. Это был тщедушный торговец порнопапирусами, удачно продавший свой товар храмовым послушникам.
-  Только не говори, что ты здесь живёшь! - без особых предисловий воскликнул вожак, вскакивая на ноги.
   Вся шайка взяла торговца в кольцо и начала усердно метелить.
   Пенту шёл не оборачиваясь. Он добрался до того места, где заборы делали резкий поворот на девяносто градусов, расходясь в противоположные стороны друг от друга. Дальше улица распадалась на несколько переулков, образованных кирпичными домиками  – в них проживали со своими семьями рабочие, обслуживающие зернохранилище. Подпольщик внезапно прибавил шаг. Оба соглядатая рванули следом, боясь упустить объект наблюдения. Смуглая спина беглеца метнулась в сторону, исчезая за углом одноэтажного дома. Фискалы пустились в галоп, наклонив головы вперед как быки во время атаки. Однако этот марш-бросок дал совершенно неожиданный результат. Оказавшись за углом дома, оба соглядатая увидели безлюдный переулок. Один замер как вкопанный, другой же сделал по инерции несколько шагов вперёд. Тем временем за их спинами возле стены распрямилась коренастая фигура подпольщика – так разворачивается свёрнутый в рулон кусок ткани в руках домашней хозяйки. Пенту использовал свой излюбленный приём: уходя от погони забежать за угол, сжаться в комок и пропустить преследователей мимо себя. Эта нехитрая тактика всегда срабатывала с неизменным успехом. Стремительным прыжком подпольщик напал сзади на застывшего в растерянности фискала, левой рукой схватил его за подбородок и, не мешкая ни секунды, рассёк ему ножом горло. Затем, отпустив обмякшее тело жертвы, он сделал резкий замах над головой. Подозрительный шум заставил второго агента немедленно развернуться всем телом. Рука Пенту рубанула воздух. Соглядатай так и не успел что-либо понять, только внезапно почувствовал резкую боль в области сердца. Опустив глаза вниз, он обнаружил, что в его груди торчит бронзовый нож. Ему показалось, что кто-то медленно погасил солнце, погрузив мир в отвратительную тьму, и что его мысли вдруг стали куда-то удаляться, а вместе с ними начала исчезать боль. Потом он внезапно увидел самого себя, почему-то неподвижно лежащего на земле.
-  Ну и что хорошего ты сделал в этой жизни, говнюк? – спросило нечто нестерпимо сияющее, схватило работника тайной полиции в охапку и поволокло в наполненный светом коридор. Убитый уже не увидел, как на его безжизненное тело упала тень человеческой фигуры.
-  Шавки тупорылые, - сказал Пенту, вытаскивая нож из груди мертвеца. – Я вас заметил ещё на площади.

                4 

    На лице тайного агента Небры застыло какое-то крысиное выражение, словно ему удалось обнаружить в куче мусора кусочек свежего сыра. Оба его соглядатая лежали посреди двора храма Сета в окружении столпившихся жрецов. Небра склонился над покойником с рассечённым горлом.
-  Зарезан как аптекарь, - произнёс он себе под нос.
   Кто-то тронул его за плечо. Тайный агент повернул голову. Перед ним стоял жрец, бывший недавно провожатым у студента Нофри.
-  Второй пророк Неферабет просит тебя придти, - промолвили негромко его уста.
-  Очень кстати, - ответил Небра. – Я как раз собирался это сделать. Где он сейчас?
-  Я отведу тебя.
   Жрец зашагал в сторону храмовой стены. Там, за одной из массивных колонн, скрытое от посторонних глаз, в полу было вырублено прямоугольное отверстие, открывающее вход в подземелье. Заглянув в проём, Небра увидел внизу  желтоватое мерцание горящих светильников. Жрец начал спускаться по каменным ступеням лестницы. Когда его голова опустилась ниже линии пола, тайный агент отправился следом, стараясь держать равновесие, чтобы не споткнуться. На глубине не менее чем десять локтей от земной поверхности находился коридор, ведущий в хорошо освещённое помещение. Ноздри тайного агента уловили странный букет запахов, среди которых особенно выделялся один – так пахнет воздух после грозы. Двигаясь за невозмутимым жрецом, он вошёл в просторную комнату. Свет горящего масла, разлитого в большие медные чаши, отражался от многочисленных стеклянных сосудов, расставленных на продолговатом деревянном столе. Небра услышал громкое потрескивание и мгновенно обратил внимание на диковинную конструкцию возле противоположной стены. Его взор приковали два медных шара; между ними – о, чудо – извивалась подобно огненной змее самая настоящая молния. От шаров тянулись металлические стержни, которые соприкасались с большим вращающимся стеклянным кругом. Опытный глаз тайного агента заметил, что это необычное колесо трётся при движении о кожаные подушки, и что его заставляет вращаться бегущая по наклонному желобу вода, толкающая укреплённые на оси деревянные лопасти. Потрясённый увиденным, Небра подумал о могуществе жреческой касты, чьи знания не имели границ.
-  Всё очень просто, - послышался за его спиной голос Неферабета. – Силу небесной молнии можно получить обычным трением.
   Тайный агент обернулся. Второй пророк храма Сета стоял возле края стола и смотрел на него со снисходительной улыбкой человека, сумевшего вызвать подлинное удивление.
-  Вода поступает прямо из Нила, - пояснил он. – Если её заключить в плотно закупоренный сосуд и пропустить сквозь неё молнию, сосуд разлетится на мелкие кусочки, а наружу вырвется пламя и ураган чудовищной силы, способный разрушить даже каменные стены. Мы давно изучаем небесный огонь. Он обладает интересными свойствами. Например, притягивает предметы. Стоит пропустить молнию через две медные пластины, а между ними поместить кусочек папируса, он начнёт метаться из стороны в сторону. То же самое происходит с металлическим шариком.
-  Вот уж воистину чудеса, - покачал головой Небра.
-  Люди считают некоторые вещи чудесами только благодаря своему невежеству, - отозвался Неферабет. – Но мы, жрецы, знаем подлинную природу многих явлений. Конечно, наши знания не сравнить с тем, что знали боги, однако, они не столь уж и малы, как может показаться на первый взгляд. Жреческая каста накапливала мудрость тысячелетиями, и открывает её только достойным. Тем, кто прошёл посвящение. Знания, отданные на растерзание толпе, вызовут неисчислимые бедствия, ибо человек безмерно жаден и наполнен до краёв мерзкими страстями. Он способен разрушить весь мир, если ему открыть великие тайны. Но до тех пор, пока жреческая каста строго следит за людьми, этого не произойдёт. Сами боги создали жречество, вручив ему на хранение драгоценную мудрость, которую их верные служители приумножили. А ведь был момент, когда знания, чуть было, не стали достоянием черни. Это случилось давно. Как ты знаешь, боги правили Египтом четырнадцать тысяч лет. В конце своего правления, прежде чем покинуть землю и передать власть в руки избранных ими людей, они собрались на большой совет. Тогда возник спор, стоит ли открывать человечеству то, что они знали сами. Был среди них один, который считал, что бесценные знания должны быть переданы каждому человеку, невзирая на его моральные качества. Его звали Осирис. Он был наивен, ибо не понимал, кому он собрался преподнести такой подарок. Он думал, что корень зла таится в человеческом невежестве, и стоит открыть людям глаза на тайну многих явлений, как человек преобразуется. Однако более мудрый Сет, прекрасно осознающий изначально подлую природу людей, вступил с ним в спор. Выслушав его, совет принял сторону Сета. Решено было создать из самых достойных представителей человечества жреческую касту, которой в дальнейшем надлежало хранить полученные знания в глубочайшей тайне и передавать их только тем, кто способен выдержать нелёгкие испытания и отказаться ради святой миссии от всех мирских соблазнов. Но Осирис не подчинился решению совета. Он хотел самостоятельно осуществить задуманное. Его супруга Исида и сын Гор поддержали это необдуманное и опасное решение. И дело едва не кончилось величайшим из всех бедствий, если бы не узнавший о заговоре Сет. Он вынужден был пойти на крайние меры и лишить Осириса жизни. Многие считают Сета вероломным преступником, совершенно не ведая, как всё случилось на самом деле. Им даже в голову не приходит, что бы обрушилось на этот мир, сумей Осирис осуществить задуманное.
-  Но это стоило жизни самому Сету, - заметил Небра.
   Неферабет усмехнулся. Он отошёл от стола и, подойдя к наклонному желобу, дёрнул за какой-то рычаг. С тихим скрипом в стене опустилась каменная заслонка, перекрывая поток воды. Стеклянное колесо замедлило своё вращение. Полминуты спустя оно остановилось. Молния исчезла, только грозовой запах продолжал ощущаться в воздухе. Небра поискал глазами своего провожатого, но обнаружил, что жрец отсутствует.
 -  Так гласит официальная легенда, - сказал Неферабет. – В действительности всё произошло иначе. Ослеплённый жаждой мести, Гор собрал людей, своих сторонников, и чуть было не начал войну против членов совета. Он потребовал выдать ему голову убийцы своего отца. Ситуация накалилась до крайней степени. Благоразумный Сет вынужден был покинуть Египет. Он спрятался в Азии, где построил удивительную летающую барку, на которой вскоре отправился к звёздам. Совет объявил Гору, что Сет погиб во время бегства, и таким образом конфликт был исчерпан. Гор приписал себе победу, о чём и поведал глупым людишкам. Так возникла сказка о поединке Гора и Сета, из которого Гор вышел победителем.
-  А что было дальше? – спросил Небра. – Действительно ли был воскрешён Осирис, или это тоже сказка тупой толпы?
-  Нет, это правда. Один из членов совета, мудрейший Тот, раскрыл Исиде способ воскрешения умерших, величайшую из тайн, которой владели только избранные среди богов. Это было необходимо, чтобы остудить пыл мстительного Гора. Можешь себе представить, как подействовало на людей чудесное оживление бога. После возвращения к жизни Осирис оставил свои попытки просвещения человечества. Следует признать, что Сет достиг своей цели, поэтому победителем является он, а не вспыльчивый сын Осириса. Я знаю, что ты преданный поклонник Сета. Я хочу показать тебе ещё кое-что. Это укрепит твою веру.
   Неферабет направился в другой конец помещения. Небра заметил, что там стоит каменный саркофаг – гранитный ящик длиной примерно в пять локтей.
-  Помоги мне снять крышку, - попросил жрец.
   Тайный агент немедленно повиновался, и они вдвоём отодвинули и поставили на пол тяжёлую плиту, прислонив её к стенке саркофага. Небра заглянул внутрь. Из его груди вырвался наружу невольный возглас изумления. В каменном гробу покоилось чудище, львиное тело которого заканчивалось человеческой головой с высоким лбом и широкими скулами.
-  Сфинкс! – произнёс потрясённый Небра.
   Голова не была пришита к львиному туловищу, она произрастала прямо из шеи, до половины покрытой звериной шерстью. Это было очевидно и сразу же бросалось в глаза. Кроме того, тайный агент подумал, что если бы существо было бы всего лишь искусно созданной  подделкой, жрецы использовали бы его в пропагандистских  целях, а не стали прятать от любопытных взоров в подземелье храма.
-  Сет занимался опытами, скрещивая различных животных, в том числе и человека, - проговорил жрец. – Это одно из его творений. Оно охраняло вход в жилище богов, отваживая любопытных. На толпу можно воздействовать только страхом. Толпа не понимает разумных доводов. Созданные Сетом чудовища вызывали настоящий ужас и благоговение перед могуществом богов. Поэтому люди подчинялись богам беспрекословно. К сожалению, эти рукотворные твари не давали потомства. После смерти их приходилось создавать заново. Теперь от них остались только легенды.  Мы не препятствуем человеческому суеверию. Какая разница, во что верит чернь, лишь бы верила во что-то. Иначе не будет никакой возможности удержать её в узде.
-  Я знаю, что такое толпа, - согласился тайный агент. – Как много сил приходиться тратить, чтобы обуздать её стремление к непокорству. Людям только дай волю. Они перестанут работать и погрязнут в мерзости.
-  Совершенно верно. И тогда наступит чудовищный хаос. Они перегрызут друг другу глотку за кусок хлеба. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что Сет был могущественным богом, преисполненным настоящей мудростью. Он лучше других осознавал разрушительную сущность человека. 
   Небра ещё раз бросил взгляд на мумифицированного монстра в саркофаге.
-  Нам бы парочку таких в тайную полицию, - сказал он. – Мы бы быстро прекратили всякую смуту. Многие обнаглели до такой степени, что уже ничего не боятся. Да, богам было легко. С их возможностями они держали толпу за ноздри без особых усилий.
   Неферабет посмотрел на него сочувственно.
-  Мне сообщили, что двое твоих людей убиты.
-  Да, это так.
-  Мы достойно похороним их за счёт храма. Что-нибудь удалось выяснить?
-  Одному перерезали горло. Точно так же, как аптекарю. Я подозреваю, что действовал один и тот же убийца.
-  Если это правда, то мы на верном пути, - произнёс задумчиво жрец.
-  Возможно. Но есть одна проблема. Боюсь, что этого типа мы больше не увидим. Вряд ли он снова сюда сунется.
-  Они пришлют кого-нибудь ещё. Им нужна Шепсет. В следующий раз необходимо действовать осторожней. Вы проследили за человеком, доставившим письмо?
-  Конечно. Хотя, не исключено, что его участие в этом деле – простая случайность.
-  У этих людей случайностей не бывает, - возразил Неферабет.

                5

  Жизнь господина ***фхора катилась вниз по  наклонной плоскости. После ареста он провёл ночь в застенке местного отделения тайной полиции. На следующий день его погрузили на корабль и, посадив как зверя в бронзовую клетку, повезли в Фивы. Матросы показывали на него пальцами и от души хохотали, отпуская едкие шуточки. Их очень забавлял тот факт, что какой-то легавый, да к тому же важный начальник, попался в лапы властей, словно мелкий воришка. ***фхор никогда не верил в судьбу. Он всегда считал, что его положение в обществе подобно Великой пирамиде – столь же прочно и неизменно, и что для него существует только один путь. Это движение вверх к новым должностям во властных структурах. Теперь он в полной мере осознал, как глубоко заблуждался. Ему бросали обглоданные куски мяса между прутьев решётки. Когда судно приставало к берегу, и наступала ночь, а лунный свет превращал предметы на палубе в чёрные силуэты, он готов был выть до самого восхода солнца, точно бездомная собака. На третьи сутки пути около полуночи он, сам того не замечая, вдруг начал скулить, но тут же проснувшийся охранник огрел его палкой по голове. Корабль прибыл в Фивы под вечер. Хуефхора пересадили в другую клетку, укреплённую на тюремной повозке, и отвезли в Главное Управление тайной полиции, а точнее, в ту часть здания, где была расположена следственная тюрьма. Надзиратель, человек мощного телосложения, от выражения лица которого становилось не по себе, отвёл его в камеру.
-  Долго ты у нас не задержишься, - произнёс он, когда сопровождал ***фхора вдоль по коридору. – У нас тут вообще никто не задерживается. Раскалываются после первого же допроса. А потом – кто на каторгу, а кто в царство теней. Тебя, шакал поганый, я бы удавил сразу. Потому что если ты полицейский и совершил государственную измену, значит ты преступник вдвойне. Будешь по ночам шуметь, переломаю все рёбра.
   Он отпер дверную решётку и пинком под зад впихнул ***фхора в камеру. Начальник шестого отделения очутился в полутёмном помещении с небольшим зарешеченным окном в стене. В камере находились ещё двое арестантов. Один из них, крепкий широкоплечий мулат с бельмом на правом глазу, немедленно поднялся с грубой лежанки и сказал:
-  Совсем озверели, тупоголовые обезьяны.  Подсовывают нам очередного стукача и даже не скрывают, что это легавый. Хотя бы переодели его во что-нибудь неприметное.
-  Какая разница, - отозвался второй со своего места. – Я ему всё равно перегрызу глотку этой ночью. Буду рвать зубами горло, и пить его кровь. Я ему глаза высосу. А потом буду танцевать на его обезображенном трупе до самого утра.
-  Надзиратель! – завопил ***фхор, бросаясь к дверной решётке. – Я требую перевести меня в отдельную камеру! Я государственное лицо!
-  Ты теперь не лицо, ты теперь задница, - произнёс появившийся надзиратель. – Ну что глаза вылупил? Не понравились тебе сокамерники? Да это такое же отребье, как и ты. Ещё раз загавкаешь, мозги вышибу.
   Он удалился.
-  Получил, стукач? – оскалился мулат. – Собака ты легавая. Сегодня у тебя будет ночь Страшного Суда. Смотри на последние лучи солнца. Рассвета ты уже не увидишь.
-  Наложи ему дерьма из отхожей ямы, - вставил второй заключённый, укладываясь на спину. – Я хочу понаблюдать, как он его будет есть. Вместо ужина.
  ***фхор глядел на них исподлобья. Он прижался спиной к решётке и сжал кулаки.
-  Я буду защищаться, - предупредил он, стараясь придать своему лицу грозное выражение.
-  Да неужели? – воскликнул мулат.
   Арестант собрался, было, сделать шаг в сторону полицейского, но в этот момент опять появился надзиратель.
-  Эй, вы! – загремел его голос. – Прекращайте возню. Иначе возьму дубину и пересчитаю вам все кости!
-  Всё, начальник, всё! – второй заключённый скрестил перед собой руки ладонями наружу. – Считай, что нам зашили рты!
   Надзиратель что-то пробормотал себе под нос и тяжёлыми шагами загрохотал по коридору.
-  Ночью, - почти шёпотом произнёс мулат. – Всё будет ночью, легавое отродье.
   По примеру своего товарища он улёгся на спину и уставился на ***фхора полным ненависти взглядом. В полутьме бельмо на глазу придавало лицу мулата ужасающее выражение. Полицейский уселся на свободную лежанку, расположенную возле решетчатой двери, и, продолжая сжимать кулаки, прищуренным взором стал разглядывать своих обидчиков. Он смотрел то на одного, то на другого, при этом сопя носом, как взбешенный носорог.
   Камера начала погружаться в темноту. В коридоре опять послышались шаги надзирателя, зажигающего масляные лампы. Проходя мимо, он остановился, просунул сквозь решётку потрескивающий факел и около минуты пристально изучал обстановку. Все три арестанта хранили полное молчание.
-  Вот чтобы так и было, - сказал надзиратель и отправился дальше.
   Ночь проникла в помещение, будто вор в чужое жилище, и стала насылать дрёму при помощи колдовских чар. Не прошло и часа, как оба заключённых захрапели. Только ***фхор продолжал сидеть в той же позе. Его нервы были напряжены до предела. Он боялся даже на секунду сомкнуть веки. В какой-то момент у него мелькнула в голове шальная мысль: неслышно подкрасться к своим обидчикам и удавить во сне обоих. Но он тут же сообразил, что если кто-нибудь из них внезапно проснётся, то его точно порвут на куски. Он так и просидел на своей лежанке, пока бледный свет раннего утра не озарил его воспалённые до красноты глаза. Вскоре в камеру проникли лучи восходящего солнца. Возле решётки возникла фигура надзирателя.
-  ***фхор! – прозвучал суровый голос подобно небесному грому. – На допрос!
   Полицейский вскочил на ноги. Он испытал чувство неожиданной радости – наконец-то он покинет ненавистных заключённых и узнает, в чём его обвиняет неумолимый закон. Двое стражников повели его по длинным коридорам в другую часть здания. По дороге ***фхор с удивлением заметил, что в тюрьме нет ни одной свободной камеры. Некоторые были забиты арестантами до предела.
«Как много преступников в нашем государстве», - подумал полицейский. Даже в его родном отделении следственная тюрьма никогда не была так переполнена.
   Его привели в помещение без единого окна, освещённое горящим маслом светильников. ***фхор мгновенно сообразил, что попал в комнату для допросов. В самом центре стояла скамья с колодкой для ног, возле которой прохаживался полуголый громила с перебитым носом, поигрывая палкой в руке. В углу находился стол; за ним сидели двое: один – толстый,  с невзрачным лицом, а второй – средней упитанности, с тяжёлой челюстью и орлиным носом. Намётанный глаз ***фхора безошибочно определил по его виду, что он главный в этой компании. От обилия приспособлений для пыток у начальника шестого отделения чуть не помутнело в голове.
-  Я следователь Ка-апер, - представился человек с орлиным носом. – Мне поручено вести твоё дело. Запомни сразу: для тебя – я господин Ка-апер, а ты – ублюдочный навозный червь, который признается мне во всём, не пройдёт и часа. Разогрейте подследственного для допроса.
   Полуголый громила с перебитым носом подошёл к ***фхору, схватил его за шиворот и потащил к скамье. Вывернув полицейскому руку, он уложил его лицом вниз и быстро зажал ступни в колодке. Потом начались палочные удары. Боль была невыносимой. Она отдавалась в голове и заставляла глаза вылезать из орбит. Горло ***фхора выдало какое-то клокотание, переходящее в завывание порывистого ветра. Экзекутор бил его с такой яростью, что даже вспотел.
-  Хватит с него пока, - произнёс следователь.
   Поднятая над головой палка опустилась вниз и упёрлась концом в пол.
   ***фхор оторвал лицо от лавки и, повернувшись к экзекутору, внезапно попросил:
-  Ударь меня ещё раз, брат мой ненаглядный. Я чувствую какое-то странное возбуждение.
   От изумления брови громилы поползли вверх.
-  Отвечай, ***фхор, - заговорил следователь, - помнишь ли ты мерзкие слова, порочащие Его Величество фараона, да живёт он вечно, которые ты написал в отчётном папирусе?
-  Что? – воскликнул подследственный. – Какие слова? Я не писал никаких мерзких слов. Я всегда составляю отчёты по всем предписанным правилам. Во всём Мемфисе нет никого, кто лучше меня мог бы написать отчёт. Мне об этом сказал как-то сам номарх.
-  Значит, ты отказываешься признаваться?
-  В чём, господин Ка-апер? Предоставьте мне свидетельство моей вины, и я с чистой совестью напишу признание, ибо чту закон больше, чем родного отца.
   Следователь повернулся к толстому человеку, записывающему на папирусе показания обвиняемого:
-  Покажи ему его собственный отчёт. Пусть узреет воочию сотворённую им мерзость.
   Толстяк неуклюже встал из-за стола и, захватив свёрнутый в трубочку манускрипт, направился к скамье. Развернув документ перед глазами ***фхора, он злобно произнёс:
-  Читай последнюю строчку, падаль. Узнаёшь?
   ***фхор впился глазами в папирус. То, что он увидел, было выше его понимания. Ему показалось, что он сошёл с ума.
- Этого не может быть, - прошептали его губы. – Колдовство. Конечно же, колдовство. Мой дурной сон был предчувствием.
-  Ну что скажешь? – спросил Ка-апер.
-  Какой ужас! – выдавил из себя ***фхор и содрогнулся. – Но я этого не писал. Чья-то  вражеская рука начертала эти слова, желая опорочить меня в глазах царствующего дома.
-  Ну, конечно же, - с издёвкой сказал следователь. – Это сделали злые духи. Как же я сразу не догадался?
-  Но это не мой почерк! Уверяю, господин Ка-апер.
-  Это легко проверить. Сейчас ты напишешь эти строчки своей рукой, а мы сравним твой почерк с этим посланием.
-  Я не смогу написать эту гадость, - отозвался ***фхор. – У меня рука отсохнет.
-  Тогда мы подержим твои пятки над огнём. Выбирай.
   На лбу начальника шестого отделения выступила влага.
-  Я напишу, господин Ка-апер.
-  Дайте ему папирус и чернильный прибор, - обратился следователь к толстому писцу.
   Тот немедленно исполнил волю начальника. Лёжа на скамье, ***фхор обмакнул заострённую палочку в чернильнице и застыл, склонившись в ожидании над папирусом. Ка-апер поднялся со стула. Взяв в руки крамольный отчёт, он стал прохаживаться по комнате, диктуя на ходу:
-  Пиши. Такие Потрошители безнаказанно бродят по Египту…
-  Да простят меня всемогущие боги, - морщась как от зубной боли, прошептал полицейский, усердно записывая.
-  Потому что наш фараон – чехол для уда, который одевают перед совокуплением, когда не хотят иметь детей, - закончил диктовать Ка-апер. – Ну, что, написал?
-  Один момент, - ответил ***фхор, старательно выводя значки иератического письма, которыми писались все подобные отчёты. – Всё, готово.
-  Поставь свою подпись.
-  Поставил, господин Ка-апер.
-  Давай сюда.
   Забрав у ***фхора папирус, следователь возвратился к столу. Вдвоём с писцом они склонились над манускриптами и начали о чём-то шептаться. Начальник шестого отделения замер в томительном ожидании. Экзекутор с перебитым носом уселся на табурет, положив палку себе на колени.
-  Действительно, почерк разный, - наконец сообщил Ка-апер.
-  Я же вам говорил! – воскликнул ободрённый ***фхор. – Я не мог написать такое кощунство. Я же сам представитель закона.
-  Не радуйся преждевременно, свинья, - промолвил следователь и одарил его таким взглядом, словно хлестнул плетью по лицу. – Дело ещё не закрыто.
-  Вы можете идти, - бросил он своим помощникам. Постукивая пальцами по краю стола, он подождал, пока писец и экзекутор не покинут помещение.
   ***фхор сообразил, что пытать его сегодня не будут. Вероятно, предстоит разговор с глазу на глаз, и следователь будет дотошно выяснять, кто из подчинённых начальника шестого отделения мог его так подставить. Под подозрение попадал только гонец. Именно ему ***фхор вручил свой отчёт для отправки в Фивы. Была ещё версия о возможном колдовстве, но полицейский решил, что господину Ка-аперу говорить об этом не стоит.
-  А вот теперь, гад, ты у меня в руках, - прошипел следователь, как только они остались одни. Он схватил папирус и потряс им в воздухе. – Это написано тобой лично. Теперь ты не отвертишься. Мне осталось только обрезать последние строчки в твоём отчёте и вместо них приклеить твои сегодняшние каракули. Скажи, что может помешать мне это сделать?
-  Сила справедливого закона, - выпалил ***фхор, решив, что это шутка.
-  Не угадал. Ничто на этом свете не может помешать мне это сделать. Или ты думаешь, что после этого небо обрушится на землю? Что пылающий гнев Ра испепелит меня на месте? Ничего этого не случится. Что, трепещешь от страха, скотина? Правильно делаешь. Я сегодня же приклею твои каракули, и следствие будет закончено. Потому что мне насрать, кто на самом деле написал эту мерзость. Ты единственный обвиняемый. Ты понял меня?
   Лицо полицейского покрылось крупными каплями холодного пота.
-  Я понял, господин Ка-апер. Прошу только об одном. Отправьте меня в одиночную камеру. Хочу дождаться суда, проведя время в усердных молитвах.
-  Ты у меня не только в одиночке, ты у меня в карцере будешь сидеть.
   Следователь направился к двери и, распахнув её, позвал стражников.
-  Отведёте заключённого в карцер, - приказал он и торжествующе взглянул на подавленного ***фхора.

                6

   Дни летели за днями. Месяц мехир уже закончился, наступил месяц фаменот. Вода в Ниле начала понемногу спадать. Тутмос, Имхотеп и Менепа продолжали жить в доме скульптора. Днём они бродили по городу, а по вечерам устраивали пирушки. Время от времени Тутмос приводил проституток. Скульптор Аби вёл себя чересчур высокомерно, и его поведение порой выводило Менепу из себя. Он с трудом сдерживался. Если бы не Тутмос, он бы давно оторвал голову этому заносчивому прыщу, и один раз чуть было не сорвался, но арфисту удалось его успокоить. Сумасшедший Пепи решил, что трое друзей – это хеттские шпионы, и установил за ними слежку. Куда бы они ни отправились, они всюду натыкались на его полоумную физиономию. Вдобавок ко всему, в доме начала собираться местная богема, прослышав о том, что к скульптору приехали богатые провинциалы, готовые поить, кого не попадя. Все эти поэты, художники и музыканты были вполне состоятельными людьми, поскольку вращались при дворе, но расплачивался за буйные пиршества почему-то Тутмос. Они обсуждали все дворцовые сплетни, постоянно измывались над властью, ругая по чём свет египетские порядки, но сами при этом служили этой власти верой и правдой. Такого откровенного лицемерия бывший солдат никогда не видел. Он несколько раз пытался поговорить с арфистом, чтобы выразить своё недовольство, но тот всегда отмахивался и заявлял, что всё в порядке, всё так и должно быть, просто Менепа не знает особенностей богемной жизни. Тутмос лез из кожи, чтобы завести с ними дружбу, и дембеля это очень настораживало. Однажды, во время очередной вечеринки, он отозвал Имхотепа в комнату на втором этаже дома и решил выложить начистоту всё, что он думает.
-  Знаешь, я, кажется, понял, зачем нас Тутмос сюда привёз, - заговорил Менепа, плотно закрыв за собой дверь. – Он хочет пролезть наверх, чтобы стать придворным музыкантом. Он задумал это сразу, как только у нас появились деньги. Вот увидишь, он так и сделает. Через месяц меня с тобой пошлют отсюда к собачьему уду, а он останется в Фивах.
-  В какой-то степени я его понимаю, - ответил Имхотеп. – Он думает о своём будущем. Сколько можно скитаться по дешёвым кабакам? Не успеем оглянуться, а старость уже не за горами. И что тогда? Подохнуть под забором в Мемфисе?
-  Друзья так не поступают, - разозлился дембель. – Разве я хоть раз бросал вас в жизни? Никогда такого не было. И не будет. Мы выросли в одном дворе. Когда Тутмоса пришли бить человек десять с соседней улицы, кто за него вступился? Только мы с тобой. Остальные все разбежались. А когда мы полезли в старую гробницу, и ему придавило камнем ногу, помнишь? Мы полдня отбивались от змей и едва не погибли. Но мы вытащили его, несмотря на то, что сами тряслись от страха. Мы могли бы его бросить и сбежать, и он давно был бы мёртв. Я уже не говорю про Мемфисского Потрошителя. Нет, Имхотеп, думай что хочешь, но это скотство. Ты заметил, как на нас смотрит вся эта компания? Мы для них всего лишь простоватые дурачки, которых можно доить на деньги, да ещё и посмеиваться. Я лично терпеть это больше не намерен. Ладно, пошли вниз.
   В гостиной царило веселье. Тутмос исполнял одно из своих произведений, перебирая нервными пальцами струны арфы, и пьяные гости за длинным столом громко хохотали. Некоторые из них сидели в обнимку с проститутками, приглашёнными на пиршество арфистом. Вошедший Менепа заметил, что хозяин дома отсутствует.
-  Где Аби? – спросил он у одного художника, чаще всех бывающего на вечеринках.
-  Пошёл спать. Перебрал, - объяснил тот.
   Тутмос выдал стремительный пассаж и закончил произведение мажорным аккордом. Гости захлопали в ладоши.
-  Играешь ты отлично, - взял слово некий поэт по имени Мутнеджем. – Тут я ничего не могу сказать. Но вот тексты… Как ты обращаешься со слогом? Извини, но мой поэтический слух это раздражает. Рифмы должны быть чётче. Понимаешь меня? Чётче. А сравнения? Они же убоги. Может быть, они годятся для дешёвой харчевни, но для поэзии… Я тебе советую вообще не писать стихов.
-  А сам-то ты кто такой, чтобы другим советовать? – вызывающим тоном спросил Менепа.
-  Что? – Мутнеджем окинул его с ног до головы высокомерным взглядом. – Ты, в самом деле, не знаешь, кто я такой? Представляете, он не знает, кто я такой.
-  А я обязан это знать? – в голосе Менепы появилась, интонация, не предвещающая ничего хорошего.
-  Мог бы поинтересоваться. Спроси в Фивах, кто такой поэт Мутнеджем, и тебе ответит каждый. Я автор знаменитой оды в честь победы при Кадеше, которую сам фараон велел выбить на стене храма Амона. Пора бы это знать.
-  Я знаю, что ты сидишь здесь и жрёшь за наши деньги. А что до твоей поэзии… Ты что, там был, при Кадеше? Я тебя там что-то не видел.
-  А разве я похож на дурака, чтобы меня гнали на убой, как деревенский скот? Я поэт, мастер слова.
-  Ты хочешь назвать меня дураком? – произнёс дембель, подходя ближе к столу.
-  Нет, я не хочу назвать тебя дураком.
-  Ты меня им уже назвал. Значит, по-твоему, я дурак. А кто тогда ты? Мудрец? Какой же ты мудрец, если сейчас твоя морда разлетится на куски?!
   И с этими словами дембель перегнулся через стол и нанёс поэту сокрушительный удар в лоб. Мутнеджем отлетел к стене, уронив по дороге стул, и с грохотом рухнул на пол. В гостиной повисло молчание.
-  Кто-нибудь ещё хочет высказаться? – спросил Менепа, выпрямляясь во весь рост. – Давайте, не стесняйтесь. Мы, провинциальные дураки, с удовольствием выслушаем ваши мудрые речи.
-  Я, пожалуй, пойду, - сказал художник, чаще других бывающий на вечеринках.
   Его реплика прозвучала, словно сигнал к отступлению на поле боя. В мгновение ока вся компания вскочила из-за стола и бросилась к входной двери. Через минуту в комнате уже никого не было, кроме троих друзей и неподвижного тела поэта Мутнеджема.
-  Ты что наделал? – пролепетал растерянный Тутмос. – Ты с ума сошёл?
-  Я не собираюсь терпеть оскорбления от этой спесивой сволочи, - отозвался Менепа. – По-твоему, я должен их в задницу целовать? Думаешь, мы не понимаем, зачем ты нас сюда приволок? Решил устроиться на тёплое местечко? В придворные музыканты метишь? Мы, значит, по боку, а ты поближе к вельможам.
-  Ах, вот в чём дело, - с горечью промолвил арфист. – Вы подумали, что я собрался вас кинуть. Так?  Что я наплюю на своих друзей ради карьеры. Это вы подумали?
-  Именно это мы и подумали. Ещё скажи, что мы не правы.
-  Вы думаете, мне приятно поить этих придворных лизоблюдов, так? Что я ночи не сплю и мечтаю, как бы им получше угодить?
-  А чем ты ещё тут занимаешься? Именно этим ты и занимаешься.
-  Ну, спасибо вам, друзья мои верные. Вот уж не предполагал…
-  Не прикидывайся, Тутмос. Ты прекрасно знаешь, что я говорю правду.
-  Правду? Вы хотите правду? Ну, хорошо. Слушайте правду. Правда в том, что деньги рано или поздно закончатся. Правда в том, что в Мемфисе нам ничего не светит, кроме неприятностей. Что мы, наконец, можем устроить свою жизнь в городе, где очень большие возможности. Но делать здесь без связей нечего. Вы что думаете, я для себя стараюсь? Я для всех стараюсь. Пока у нас есть золото, мы имеем шанс закрепиться в Фивах.
-  А для чего нам здесь закрепляться? Ладно, ты можешь устроиться в придворный оркестр. А что будем делать мы с Имхотепом? Бродить по местным кабакам? Я это могу делать в Мемфисе, где меня знает каждая собака.
-  Да здесь можно добиться чего угодно. Имхотепа можно устроить писцом в любой из богатых домов. А ты мог бы пойти в дворцовую стражу.
   Менепа рассмеялся.
-  Меня в дворцовую стражу? Стоять навытяжку перед напыщенными павлинами? Мне хватило армии. А Имхотеп уже служил в одном богатом доме. Сам знаешь, чем это закончилось. Ты всё вино там выпил, Имхотеп?
-  Почти, - ответил писец. – Это было вино из Буто, самое дорогое. С меня удержали весь мой заработок за четыре месяца, и я ещё остался должен. Хозяин сразу понял, что я не верну долг, и велел напоследок мне всыпать тридцать плетей, но я вовремя свалил через дырку в заборе.
-  Ты этого хочешь, Тутмос? – спросил дембель. – Если мы останемся в Фивах, то уже через три месяца окажемся на каторге. Это я тебе гарантирую. Так что кончай заниматься ерундой и поить всякую богемную сволочь. Я предлагаю перебраться в гостиницу, а в конце месяца отчалить в Мемфис. Там уже всё утихло. Тем более что из ***фхора сейчас вышибают дух в тайной полиции.
-  То есть, вы не хотите оставаться в Фивах?
-  Я тебе уже всё объяснил. Что толку повторяться.
-  Будь по-вашему. Только я против того, чтобы перебраться в гостиницу. Будет неудобно перед Аби. Вроде как сами напросились, а потом сбежали. Не забудь, что я езжу на гастроли в Фивы. Здесь можно прилично заработать. И мне не хотелось бы портить отношения со здешними знакомыми.
-  Ладно, останемся здесь, - согласился Менепа. – Но только до конца месяца.
   Раздался тихий стон. Друзья обернулись и увидели, что с пола поднимается поэт.
-  Что это было? – спросил он, хватаясь за голову. – Я упал со стула?
-  Ага, - подтвердил дембель. – Ты упал со стула.
-  А где остальные?
-  Уже ушли.
-  Мне тоже надо идти. Что-то меня шатает.
-  Не потеряй рифмы по дороге, - сказал Менепа. – Особенно когда будешь сравнивать задний проход с пальцем.
-  Может, его проводить? – вызвался Имхотеп. – А то не дойдёт.
-  Ты прав, я один не дойду, - простонал Мутнеджем.
   Писец подхватил его за плечи и повёл к двери.
-  Я тоже пойду спать, - заявил, зевая, дембель.
   Утро началось с громкого крика.
-  Я же просил, никаких приключений, пальмы-финики! Я же просил! – голос скульптора напоминал поросячий визг.
-  Да успокойся ты, ну с кем не бывает, - отвечал ему голос Тутмоса.
    Что-то грохнулось об пол, возможно, какая-то ваза или глиняный кувшин. Менепа открыл глаза и приподнялся на кровати. В комнату вошёл арфист.
-  Вставай, - хмуро произнёс он. – Имхотепа повязали.
-  Как повязали?
-  А вот так. Сидит в четырнадцатом отделении. На проспекте Амона.
-  Что он натворил?
-  Напился с каким-то матросом. А тот, как выяснилось, украл корабельную казну. Полиция повязала обоих. Прямо в кабаке. Имхотеп идёт как соучастник.
-  Да что ты будешь делать! – воскликнул в сердцах Менепа. – И ты ещё вчера. Давайте останемся в Фивах. Я же тебе сказал: ещё три месяца в этом городе, и мы на каторге.
-  Перестань, - скривился арфист. – Нужно идти выкупать Имхотепа.
   Менепа наскоро умылся, нарядился в лучшую одежду; захватив с собой золото, завёрнутое в кусок ткани, он отправился вместе с Тутмосом в полицию. Четырнадцатое отделение они нашли довольно быстро, прошагав два квартала и выйдя на широкий проспект Амона. Поднявшись по ступенькам, они вошли внутрь здания и оказались в приёмной.
-  У вас здесь находится купец из Мемфиса по имени Неферкаптах, - заявил Тутмос дежурному полицейскому.
-  Есть такой. Только он почему-то назвался Имхотепом, хотя в его регистрационном папирусе значилось Неферкаптах.
-  Так звали его деда, - состроив скорбную мину, соврал арфист. – Бедняга его очень любил, и когда тот умер, слегка помутился рассудком. Стоит ему немного выпить лишнего, как он начинает думать, что в него вселилась душа его покойного деда, и откликается только на имя Имхотеп. Что поделать. Больной человек. Его лечили разные лекари, но всё оказалось бесполезно. Как нам поговорить с начальником отделения?
-  Пойдёте по коридору, вторая дверь справа.
-  Вы знаете, в чём его обвиняют? – спросил начальник отделения, выслушав ту же самую сказку о переселении душ.
-  Разумеется, - сказал Тутмос и, положив на стол свёрток, молча развернул его, предоставив полицейскому возможность полюбоваться золотым блеском.
   Через пять минут в кабинет привели Имхотепа.
-  Я никуда не пойду без моего друга, - заупрямился писец, находясь ещё под действием алкоголя, и пустил слезу. – Он мне как брат. Он один меня понимает.
-  Я предупреждал, что он больной, - шепнул Тутмос начальнику отделения. – Можно ли отпустить второго?
-  Это очень сложно, - полицейский отрицательно замотал головой.
   Тутмос вздохнул и снял с предплечья золотой браслет.
   Матрос оказался довольно скользкой личностью с родимым пятном на щеке и плутоватыми глазками. Арфисту он сразу не понравился. Зато Имхотеп не мог с ним расстаться минут двадцать, и всё обнимался перед полицейским отделением, пока Менепа не увёл его силой.
-  Спасибо, - сказал матрос и пожал Тутмосу руку на прощание.
-  Вы не знаете, какой это человек! – говорил писец по дороге. – Это такой человек, что вы даже не знаете.
-  Знаем, знаем, - пробормотал Тутмос. – Ты из-за этого человека чуть не уехал в каменоломни. Где ты его подцепил? Ты же пошёл провожать поэта.
-  Поэт по дороге упал. А этот человек мне помог отнести его до дома.
   Менепа неожиданно остановился и спросил:
-  Тутмос, у тебя было два браслета?
-  Ну.
-  На правой руке и на левой.
-  Ну.
-  Один ты отдал легавому.
-  Ну.
-  Что ну? Должен был остаться один, а у тебя ни одного.
   Тутмос взглянул на свои руки и разинул рот от удивления.
-  Неужели потерял? – хлопнул он себя по лбу. – Вот растяпа.
-  А тот с родимым пятном не мог свистнуть? – спросил дембель.
-  Исключено. Я бы почувствовал. Видать, потерял. Да что за невезение!
   Добравшись до места проживания, они увидели, что скульптор стоит на пороге и разговаривает с какой-то молодой девицей. Бросив в их сторону мимолётный взгляд, она попрощалась с Аби и, повернувшись к ним спиной, пошла по улице лёгкой походкой.
-  Что за красотка? – спросил Тутмос, как только вся троица оказалась возле дома.
-  Её зовут Та-бес, - ответил скульптор. – Она танцовщица. Новая восходящая звезда. Один вельможа заказал мне её скульптуру. Кстати, ей нужен арфист. Я рассказал о тебе, она заинтересовалась. Возможно, вечером зайдёт тебя послушать, пальмы-финики. Смотри, не облажайся. Это очень серьёзно.
-  Да уж постараюсь, - обрадовался Тутмос.
-  Друга своего отведите спать. И чтобы это было в последний раз, пальмы-финики.
   Менепа почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Повернув голову, он увидел, что на другой стороне улицы прячется за деревом сумасшедший Пепи.

                7

   Дневной свет проникал в карцер через небольшое квадратное отверстие в стене величиной с ладонь, расположенное под самым потолком. Так что ***фхора в светлую часть суток окружал постоянный полумрак, и оттого возникало ощущение, что его заживо замуровали в гробнице. Помещение было душным и тесным  – практически, саркофаг; лёжа на грубых досках, заключённый даже не мог до конца вытянуть ноги. Прочная, обитая бронзой, дверь имела в центре закрытое створкой окно, которое отпиралось только снаружи – через него арестант получал два раза в сутки пищу и кружку воды. По утрам сквозь эту дыру его заставляли просовывать голову, чтобы тюремный цирюльник мог поскоблить его физиономию бронзовой бритвой. ***фхор ждал суда. Будучи полицейским, он отлично понимал, какое наказание ему грозит за оскорбление священной особы правителя страны, и не впадал по этому поводу ни в какие иллюзии. На пятнадцатый день его пребывания в каменном мешке дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник надзиратель.
-  ***фхор, на выход!
-  Вот и всё, - прошептал кто-то в голове начальника шестого отделения.
   Однако, вопреки всему, стражники повели его не в здание суда, а в комнату для допросов. На этот раз в ней находился только один человек – следователь Ка-апер.
-  Садись, - указал он ***фхору на табурет и жестом выпроводил охрану.
Полицейский ощутил, что меч правосудия, занесённый над его головой, по какой-то причине остановил своё смертоносное падение.
-  Я позвал тебя за тем, чтобы показать, какую замечательную работу я проделал, - произнёс Ка-апер. Он развернул свиток папируса перед носом ***фхора. – Смотри, скотина. Это не просто твой отчёт, это произведение искусства. Здесь только строчки, написанные твоей рукой. Любой судья придёт в восторг и потребует для тебя смертной казни. Надеюсь, ты это понимаешь?
-  Понимаю, господин Ка-апер.
-  Это хорошо. Я слышал, у тебя есть имение под Мемфисом.
-  Есть, господин Ка-апер.
-  Оно приносит хороший доход?
-  Так себе, господин Ка-апер.
-  Я навёл справки. Тебе принадлежит один из лучших участков земли. И он приносит хороший доход. Тебе назвать цифру?
-  Я её знаю, господин Ка-апер.
-  Я тоже знаю. Поэтому, если хочешь сохранить свою жизнь, слушай и запоминай. Каждые полгода ты будешь присылать мне половину своего дохода, и попробуй только этого не сделать. Твой отчёт останется у меня, так что я тебя в любой момент в порошок сотру. Ты понял, падаль?
-  Понял, господин Ка-апер.
-  И не вздумай хитрить. Со мной это не пройдёт.
-  Даже в мыслях такого не держу, господин следователь. Сделаю, как прикажешь.
   С удовлетворённым выражением, Ка-апер свернул папирус, небрежно бросил его на стол.
-  Это ещё не всё, - сказал он после короткой паузы. – Я слышал, что главный казначей мемфисского номарха тяжело болен. И вроде бы, врачи предсказывают, что недалёк тот день, когда он отправится на поля Иалу. Это правда?
-  Истинная правда, господин Ка-апер. Все дела временно ведёт его помощник.
-  Кого собираются поставить на его должность?
-  Пока не знаю, господин Ка-апер.
-  А ты узнай. И сделай так, чтобы эта должность досталась моему родственнику. Его зовут Шеду. Он один из писцов главного казначея. У тебя ведь есть связи при дворе номарха?
-  Есть кое-какие.
-  Вот ими и воспользуйся. Имей в виду, если мой родственник не получит эту должность, то твоё сочинение отправится дальше по инстанции. Ты всё запомнил?
-  Всё, господин Ка-апер.
-  Я тебя отпускаю. В канцелярии тебе напишут папирус об освобождении. И чтобы завтра духу твоего не было в Фивах.
-  Но как я доберусь до Мемфиса? – спросил ***фхор. – У меня же нет денег.
-  А мне насрать, как ты это сделаешь. Захочешь, доберёшься.
   Через полчаса полицейский был уже на улице. Он с содроганием посмотрел на массивное здание следственной тюрьмы и бросился бежать, лишь бы только как можно быстрее оказаться подальше от этого страшного места. На прохожих его бегство произвело неизгладимое впечатление. Они никогда не видели, чтобы представитель власти с выпученными от ужаса глазами улепётывал от Главного Управления тайной полиции, как от разъярённого леопарда. Только оказавшись на площади, в центре которой был большой, обнесённый каменным бордюром пруд, ***фхор замер на месте. Пот заливал ему глаза. Тяжёлая одышка разрывала лёгкие. Казалось, что взбесившееся сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он остановился в тени ближайшей пальмы и сделал несколько глубоких вздохов. Вначале нужно было привести организм в нормальное состояние. Это было нелегко. Сказывалось долгое пребывание в карцере плюс малоподвижный образ жизни, который он вёл последние годы. Дыхание понемногу выравнивалось, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Теперь необходимо было решить самую главную задачу: что делать дальше. ***фхор впервые в жизни оказался в таком положении. В этом городе у него не было никаких знакомых, у которых он бы мог занять деньги на дорогу. А что, если обратиться за помощью в полицию? Он внезапно представил, как бы поступил сам, если бы к нему в отделение явился человек в одежде полицейского, имеющий вместо документов папирус об освобождении из следственной тюрьмы, и попросил бы денег взаймы. Он понял, что эта идея никуда не годится. Можно было попробовать наняться матросом на какое-нибудь судно, но только кто наймёт легавого? Даже если и найдётся такой шкипер, кто даст гарантию, что его путешествие не закончится на дне Нила во время первой же ночной стоянки? Он вспомнил лица матросов с корабля, на котором  сидел в клетке, и тут же подумал, что получит веслом по темени гораздо раньше, едва судно отойдёт от города. И вдруг ему в голову пришла спасительная мысль. Как же он мог забыть? У его помощника Херихера был двоюродный брат, который уже несколько лет проживал в Фивах. Хуефхор хорошо его знал. Этого человека звали Хапиджефаи. Он был ростовщиком и неплохо зарабатывал, давая деньги под проценты. От предчувствия близкой удачи у начальника шестого отделения слегка потемнело в глазах. Самое главное, найти, где он живёт. Каким образом? Он что-то рассказывал, когда в последний раз приезжал в Мемфис. Нужно вспоминать. Хапиджефаи говорил, что живёт недалеко от гавани. Замечательно. Что у него хороший двухэтажный дом. Так. Что на фасаде его дома нарисовано… Хуефхор напряг всю свою память. Что же нарисовано на этом проклятом фасаде? Бочки с золотом? Нет. Что-то связанное с религией. Точно. На фасаде его дома изображён воскресающий Осирис. У начальника шестого отделения отлегло от сердца. Теперь он отыщет дом ростовщика без всяких сомнений. Он прочешет весь район возле гавани. Пусть на это уйдёт хоть целый день. Он так и сделал.
   Фивы были относительно новым городом в отличие от древнего Мемфиса. Во многих кварталах шло активное строительство, и ***фхору, привыкшему к старой архитектуре, не очень-то нравился весь этот новодел. Впрочем, некоторые постройки даже его поразили своим великолепием. Величественные, просторные здания, украшенные колоннами и настенной живописью, словно специально были созданы для того, чтобы потрясти воображение любого путешественника. Город был поделён на широкие прямые улицы и жил какой-то особой, энергичной жизнью. ***фхор обратил внимание на то, что ему на пути часто попадаются иностранцы. Он видел огромные статуи Амона на площадях, очень много зелени и бесконечные толпы людей. Всё здесь вертелось в каком-то ускоренном темпе. Невольно вспоминая свой родной город, начальник шестого отделения подумал, что жителям Фив Мемфис показался бы сонным царством. Полиции на улицах было больше, чем где-либо. Стражи закона периодически останавливали прохожих, преимущественно иногородних, угадывая их особым чутьём,  и проверяли регистрацию. На Хуефхора никто из них не обращал внимания, он был свой.
   Начальник шестого отделения потратил на поиски нужного дома не меньше двух часов. В конечном итоге он нашёл то, что искал. Прямо за пунктом приёма пустых кувшинов, возле которого выстроилась длинная очередь, он увидел двухэтажное здание. На стене дома был изображён Осирис в высокой короне, позади него стояла Исида с оранжевым шаром над головой и подносила к затылку своего божественного супруга знак жизни «анх». ***фхор поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Потом ещё раз. Ему открыли. На пороге стоял незнакомый человек, весьма вероятно, что слуга, и смотрел на него настороженно.
-  Могу я видеть Хапиджефаи?- спросил ***фхор, затем, сообразив, что того смущает его полицейская одежда, прибавил:
-  Я начальник его двоюродного брата Херихера.
   Глаза незнакомца потеплели.
-  Входи.
   Он отвёл гостя в боковую комнату, где ***фхор увидел профиль сидящего за столом ростовщика. Рядом на табурете примостился какой-то подозрительный тип с родимым пятном на щеке, который при появлении полицейского сразу же стушевался и уставился в пол. Хапиджефаи рассматривал золотой браслет.
-  Могу дать только три пятых стоимости, - прогнусавил ростовщик, словно у него был сильно заложен нос. – Тебя устроит?
- Да, да, устроит, - быстро проговорил тип.
- Тогда зайдёшь вечером. У меня сейчас в доме нет денег. Я должен сходить к банкиру.
-  Да, конечно, я зайду вечером.
   Подозрительный субъект вскочил с табурета и проворно прошмыгнул из комнаты в прихожую. Хапиджефаи повернулся в фас и, наконец, увидел ***фхора.
-  Что-нибудь с моим братом? – подался он всем корпусом на стол.
-  С братом всё в порядке, - успокоил его полицейский. – Я совсем по другому поводу. Мне нужны деньги.
-  На какой срок?
-  Ну, скажем, на месяц.
-  Сколько?
-  Сейчас подсчитаю. Так… Дорога, еда…
    ***фхор хотел, было, назвать сумму, но вдруг его мозг озарила одна любопытная идея.
-  Мне нужно восемь дебенов золота.
-  Восемь дебенов? – удивился ростовщик. – Это много.
-  Я знаю.
-  Я могу тебе дать восемь дебенов. Но ты вернёшь мне двенадцать дебенов.
-  Согласен. Когда ты мне можешь дать деньги?
-  Вечером. Я должен сходить к банкиру.
-  А пораньше?
-  Тогда через два часа.
-  Годится. И ещё кое-что. Мне нужна временная регистрация в Фивах. Мне бы  хотелось получить её неофициально. Я тут расследую одно дело. В общем, мне нужно быть в тени.
-  Понимаю. Это можно устроить.
-  И ещё мне нужны люди, готовые выполнить опасную работу.
-  Означает ли это, что работа может выйти за рамки законности?
-  Как раз это и означает.
-  Таких людей найти можно.
-  Ещё мне нужна гостиница, где бы меня ни упоминали в списках постояльцев.
-  Есть такая гостиница. Она называется «Двурогая Хатор». Подойдёшь там к хозяину, назовёшь моё имя. Он всё устроит. Что-нибудь ещё?
-  Пока всё, - сказал ***фхор. – Я зайду через два часа.
   Ростовщик выполнил своё обещание. Явившись в назначенное время, начальник шестого отделения получил всю сумму – почти восемь килограммов золотых монет, упакованных в матерчатый мешок. Он написал расписку, составленную по всем правилам, в которой обязался в течение месяца вернуть двенадцать дебенов. Это было по-божески. Египетский закон позволял ростовщикам получать до ста процентов прибыли. Теперь можно было заняться дальнейшими делами. Но сперва ***фхор решил сменить одежду. Он отправился в торговую лавку, откуда вышел в дорогом одеянии, сотканном из лучшего льна Верхнего Египта. Свою полицейскую форму, пришедшую в негодность в следственной тюрьме, он выбросил в помойный ящик. Преобразившись, ***фхор стал походить на состоятельного купца. На шее у него красовалось разноцветное ожерелье в виде воротника, просторная, украшенная по краям синим орнаментом, белоснежная туника в мелкую складку, доходящая до щиколоток, была перетянута в талии широким поясом из жёлтой парчи; от его прежних вещей остались только кожаные сандалии с загнутыми носами. Не так давно они имели золотые пряжки, но их украли на корабле, пока Хуефор сидел в клетке. Не успел он в таком виде пройти и ста шагов, как его остановили двое полицейских и потребовали документы.
-  Я сам начальник шестого отделения города Мемфиса, - заявил ***фхор.
-  А нам плевать, кто ты, - услышал он в ответ. – Покажи регистрацию.
-  У меня её нет.
-  А что у тебя есть?
-  Только вот это, - он протянул патрульным папирус об освобождении.
-  Ага, - сказал один из легавых, прочитав документ. – За что сидел в тайной полиции?
-  Пытались судить, но был оправдан.
-  Придётся тебе пройти с нами. Без регистрации находиться в Фивах запрещено.
«Этого ещё не хватало», - подумал ***фхор и вслух промолвил:
-  Готов уплатить штраф. Сегодня же я отправляюсь в Мемфис.
   Он сунул в руки патрульным по несколько золотых монет, пожалев о том, что так неосмотрительно выбросил полицейскую одежду.
-  Можешь идти, - сменил тон представитель закона. – Только не особо разгуливай по улицам. Лучше отправляйся в гавань и там жди свой корабль.
   ***фхор решил больше не рисковать и сразу же направил стопы в гостиницу «Двурогая Хатор», тем более что она находилась в том же районе.

                8

   Тутмос ожидал вечера с нетерпением. Ему хватило одного взгляда, чтобы оценить внешние данные танцовщицы. Поработать с такой красоткой было бы сплошным удовольствием, и арфист лелеял надежду завязать с ней близкие отношения. К тому же вырисовывалась хорошая перспектива в плане дальнейшей карьеры. По словам Аби, она сумела покорить в столице сердца влиятельных людей своим блистательным талантом, так что перед ней открывались все двери. Попасть в её труппу означало иметь неминуемый успех и громкое имя.
   Она пришла в дом скульптора, когда до захода солнца оставалось примерно два часа. Тутмос ждал её в гостиной с арфой в руках.
-  Меня зовут Та-бес, - представилась танцовщица, войдя в комнату. На ней было модное просторное платье с голубым поясом. Вблизи она оказалась ещё красивее. Арфист отметил, что у неё не только очень выразительное лицо, но и прекрасная стройная фигура.
-  Не будем терять время на любезности, - предложила танцовщица. – Сразу приступим к делу. Тебя зовут Тутмос?
-  Совершенно верно.
-  Сыграй что-нибудь.
-  Песню или танец?
-  Что хочешь. На свой вкус.
«Может, ей выдать про детородный орган», - подумал Тутмос и представил, как у танцовщицы округлятся глаза от негодования. Впрочем, девица могла оказаться с чувством юмора.
   Он придвинул арфу и заиграл известную пьесу под названием «Танец рыбака». Тутмос исполнял своё собственное переложение, вплетая в мелодию разнообразные ритмические фигуры. Та-бес слушала очень внимательно. Интерпретация была необычной. В одной части тема неожиданно зазвучала флажолетами, придав произведению абсолютно новую краску. На танцовщицу это произвело сильное впечатление, и она захлопала в ладоши. Тутмос извлёк несколько красивых аккордов и сыграл финал.
   Техника исполнения на древнеегипетской арфе отличалась от современной.  Помимо использования открытых струн, применялся характерный приём. Фалангами пальцев левой руки музыкант нажимал на струны подобно передвижным порожкам, уменьшая длину колеблющейся части, и таким образом изменял высоту тона. Правая рука щипком извлекала звуки. Это нетрудно заметить, если внимательно рассмотреть разные фрески и сравнить положения рук арфистов. Такой способ игры требовал определённого мастерства и позволял исполнять мелодически развитые произведения любой сложности.
   Кроме того, не следует забывать, что у египтян были арфы, которые имели только семь и даже пять струн. Если бы на них играли, всего лишь тупо дёргая за открытые струны, это было бы невозможно слушать. Можете себе представить такую картину: сидит фараон, владыка могущественного государства, которому поклоняются как богу, а перед ним на корточках уселся какой-то хрен и в течение часа наяривает монотонную байду, извлекая всего пять звуков. Это просто нереально, потому что в Древнем Египте ценили только подлинное мастерство. Скорее всего, арфисты надевали на последние фаланги пальцев левой руки широкие металлические колечки для извлечения чистого и красивого тона, как это делают слайд-гитаристы. В таком случае их арфы звучали порой как гавайская гитара. Можно, конечно, возразить по поводу применения колец, поскольку их нет на фресках, но египтяне вообще не рисовали перстни на пальцах, однако, доподлинно известно, что они очень любили их носить.*   
   Инструмент Тутмоса был вполне совершенным для того времени. Он имел изогнутую полукругом деку высотой приблизительно 130 сантиметров с расширяющимся снизу резонатором, на которую были натянуты 20 струн. Арфа настраивалась при помощи колков в виде колышков, размещённых в верхней части. Она имела широкий диапазон и позволяла издавать как низкие басовые, так и очень высокие звуки.               
-  Бесподобно! – восхищённо произнесла Та-бес. – Я никогда не думала, что можно так исполнять «Танец рыбака». Это будет иметь успех. Я приглашаю тебя в свою труппу, если ты не против.
-  Я согласен, - ответил арфист. – Когда начнём репетировать?
-  Завтра. Я зайду за тобой. С утра я буду позировать скульптору, это займёт пару часов. А потом отправимся на репетицию.
-  Договорились.
   Для музыкальных занятий Та-бес снимала квартиру на втором этаже пятиэтажного дома. Сверху жил глухой старик, а снизу семья алкоголиков, которая сама устраивала словесные концерты. Арендовать отдельный дом было довольно дорого. В её труппе было четверо музыкантов и ещё две танцовщицы. Ритм-секция оркестра состояла из двух нубийцев – родных братьев – играющих на африканских барабанах. Мелодические инструменты были представлены гобоем и четырёхструнной лютней. На них играли две египтянки, причём лютнистка к тому же хорошо владела кифарой – поперечной семиструнной арфой с квадратной резонаторной коробкой. Лютня в оркестре выполняла ту же функцию, что и гитара в современной рок-группе – в основном, играла вместе с барабанами чёткие ритмические риффы, иногда солируя. Тысячелетие спустя, этот инструмент и манеру игры переняли у египтян арабы, изменив только ладо-звукорядную систему. Тутмосу музыканты очень понравились. Для полноты звучания оркестру не хватало арфы. Времени для репетиций было в обрез из-за того, что труппа была нарасхват, и поэтому арфист сразу взялся за дело. Ансамбль играл танцевальную музыку импровизационного характера, основанную на мелодиях известных пьес, и несколько песен, которые пела лютнистка, чтобы дать отдохнуть танцовщицам на концертах. Тутмос предложил пару своих инструментальных произведений. Одна из вещей была откровенной пародией на финикийские мотивы, и вызвала хохот всей труппы. Разбавленная издевательскими диссонансами, тема игралась в разухабистой ритмической манере, и Та-бес немедленно исполнила очень комичный танец, смешно выпячивая живот и неестественно выворачивая бёдра. Вторая пьеса была построена на очень красивой, заводной мелодии. Музыканты тотчас же подхватили её и начали развивать, привнося в музыкальную ткань интересные находки. В общем, дело пошло. За пять дней Тутмос отрепетировал всю программу, приходя в дом скульптора только на ночлег. Он едва успевал переброситься со своими друзьями парой фраз, потому что валился с ног от усталости. На шестой день должно было состояться выступление в одном богатом доме.
    Собираясь на концерт, Тутмос столкнулся в гостиной со скульптором.
-  Странно, - сказал Аби. – Каждый вечер было столько народу, а вот уже дней пять никто не заходит. Вчера встретил поэта Мутнеджема, пальмы-финики, спросил, в чём дело, он ничего не ответил. Ты не знаешь, что случилось?
-  Мы немного поспорили о поэтических формах, - произнёс арфист. – Менепа – очень тонкий знаток поэзии. Ему не понравилось одно сравнение в последнем стихотворении Мутнеджема. Вероятно, тот обиделся. А больше ничего не было.
-  Твой друг знаток поэзии? Вот уж не думал, пальмы-финики.
-  Ты бы слышал, какие вирши он иногда выдаёт, - ухмыльнулся Тутмос. – Само совершенство. Только не проси его что-нибудь прочитать. Он это делает только в особом расположении духа.
   Часа в четыре дня вся труппа собралась возле дома, где проходили репетиции. Братья нубийцы погрузили музыкальные инструменты на деревянную четырёхколёсную тележку, и ансамбль направился по улице в южном направлении.  Там, по соседству с царским дворцом раскинулись кварталы фиванской знати. Обитатели всей этой древнеегипетской Рублёвки чем-то напоминали наших нуворишей по своей напыщенности, разве что их лица меньше походили на свиные рыла, а уровень культуры был на порядок выше. Они никогда в жизни не стали бы приглашать на свои приватные вечеринки безголосых певцов и певичек, исполняющих под фонограмму дебильные песенки, написанные для людей, страдающих церебральным параличом. В те времена ещё никто не додумался назвать демократией насквозь коррумпированную систему, построенную на откровенной жадности и полицейском произволе. А в остальном, египетские чиновники очень походили на современных – были такими же казнокрадами, озабоченными только собственным благополучием.
   В тот же самый час неподалёку от здания Главного Управления тайной полиции, прислонившись спиной к пальме, стоял господин ***фхор. В руке он держал веер из птичьих перьев, которым лениво помахивал, отгоняя надоедливых мух. Он находился на этом месте не менее получаса, и всё это время возле него крутился какой-то чумазый мальчишка, по всей видимости, олигофрен, корчивший ужасные рожи. ***фхор пару раз попытался его отогнать, но это оказалось бесполезным делом. Наконец появился тот, кому начальник шестого отделения назначил здесь встречу.
-  Это ты обращался к ростовщику? – спросил изуродованный шрамами человек, подойдя к пальме.
-  Я, - ответил ***фхор.
-  Странное место для встречи ты выбрал, приятель, - незнакомец покосился на здание тайной полиции. – Меня зовут Сетнахт. Это кто, твой сын?
  Палец человека со шрамами уставился на дебила.
-  Нет. Какой-то местный дурачок.
-  А ну пошёл отсюда, щенок! – воскликнул Сетнахт и дал олигофрену такого пинка под зад, что тот отлетел на несколько метров и упал на землю. Вскочив на ноги, мальчишка бросился бежать.
-  Странное место ты выбрал для встречи, - повторил бандит. – Я не из пугливых, но от этого домика у меня бегут мурашки по коже. Ну, так я тебя слушаю.
-  Нужно разобраться с одним человеком, - заговорил ***фхор. – Дело в том, что он работает в этом домике следователем. Пять дней назад я сам сидел здесь в карцере.
-  Дело непростое. Связываться с тайной полицией, это не то же самое, что начистить морду рыночному торговцу. Это стоит не дёшево.
-  Я готов заплатить. Сколько?
-  Смотря, какая работа. Если ты хочешь, чтобы его труп сегодня ночью оказался в Ниле…
-  Полагаю, до этого не дойдёт, - оборвал его ***фхор.
-  Тогда семьдесят монет золотом.
-  Согласен. У тебя ещё есть люди?
-  Со мной ещё шестеро. Ребята очень надёжные. В тех местах, где мы не так давно жили, от их имён люди теряли сознание.
-  Они здесь?
-  Да. Вон за тем углом. Если хочешь, могу их позвать.
-  Зови.
   Сетнахт пересёк улицу и скрылся в переулке между домами. Его приятели, члены банды Одноглазого Нитагора, расположились в тени высокого кипариса и по очереди прикладывались к горлышку кувшина с вином.
-  Есть работа, - сообщил им появившийся Сетнахт. – Мы правильно сделали, что приехали в Фивы. Я же вам говорил, что в этом городе деньги валяются под ногами.
   Тем временем Тутмос со всей труппой, наконец, добрался до нужного дома. Его взору предстал роскошный особняк, расположенный в глубине большого сада. Двое стражников с мечами на поясе отворили им калитку и впустили внутрь.
-  Чей это дом? – спросил арфист, обратившись к танцовщице Та-бес.
-  Здесь живёт очень большой человек, - ответила девица. – Это дом начальника дворцовой стражи.
   Возле ступенек главного входа их ждал управляющий – пожилой мужчина в парике и длинном белом одеянии.
-  Вы пришли слишком рано, - произнёс он надменным тоном.
-  Но нам назначили, - возразила Та-бес.
-  Я знаю. Пир ещё не начался. Вам придётся подождать в комнате для прислуги.
-  Ничего страшного, подождём, - сказала танцовщица. – Заодно настроим инструменты. Где эта комната?
-  Я вас провожу.
   Управляющий зашаркал сандалиями по ступенькам.
   Тутмос наклонился к уху Та-бес и прошептал:
-  Меня всегда удивляло одно обстоятельство. Почему, чем выше положение у человека, тем недовольнее становится его морда?
   Танцовщица спрыснула смешком. Она прошептала в ответ:
-  Если он будет ходить с довольной физиономией, все скажут, что он вор и первейший плут.
   Управляющий отвёл всю труппу в угловое помещение, узкое и длинное, больше похожее на коридор, а сам удалился. Вместо него из дверного проёма появился человек с серебряным подносом в руках.
-  Любезный друг, - обратился к нему Тутмос, - ты, случайно, не знаешь, почему не начинается торжество?
-  Ждали какого-то важного гостя, - отозвался слуга. – Вроде бы он прибыл. Так что скоро начнут.
-  А-а, - произнёс арфист, высоко вскинув тёмные брови, и тут же почему-то добавил:
-  Ну-ну.
   Делать было нечего, и музыканты, воспользовавшись паузой, настроили по гобою арфу и лютню. Им пришлось томиться минут двадцать, рассевшись на деревянных лавках вдоль стены, прежде чем за ними явился управляющий.
-  Можете начинать, - сказал он всё тем же надменным тоном. – Публика ждёт.
   Тутмос подхватил арфу и направился вслед за управляющим. По замыслу Та-бес он должен был вместе с лютнисткой открывать концерт.
   В просторном зале сидели за столиками участники пиршества – человек тридцать хорошо одетых людей обоего пола. На почётном месте, в самом центре помещения, восседал хозяин дома – атлетически сложенный мужчина лет сорока пяти с властным лицом и капризно выпяченной нижней губой. Рядом с ним расположился прямой как палка, жилистый жрец в белой одежде, с золотым знаком «анх» на груди. Тутмос сразу же обратил на него внимание и подумал, что это, вероятно, и есть тот самый важный гость, которого ждали. Справа от жреца за тем же столиком находилась молодая женщина в платье из тонкой, почти прозрачной ткани, но арфист не успел, как следует, её разглядеть. Нужно было начинать выступление.
Усевшись на пол, он прислонил деку инструмента к плечу и кивком головы подал знак лютнистке. Они вместе сыграли несколько тактов вступления очень популярной в то время песни, и музыкантша запела высоким, приятным голосом, многократно усиленным хорошей акустикой зала. Тутмос аккомпанировал ей, мастерски расцвечивая музыкальную фактуру замысловатыми секвенциями. Тем временем из дверного проёма стали появляться один за другим остальные участники оркестра. Низко завыл гобой, тяжело забухали барабаны. Песня зазвучала мощно и торжественно. Лютнистка исполнила голосом трель, и барабаны стремительной дробью завершили финал. Зал взорвался громом аплодисментов.  Братья нубийцы сверкнули белыми зубами. Они выдержали паузу, подождав, пока не смолкнут овации, и заиграли чёткий триольный ритм, постепенно наращивая силу ударов. Стоявшие рядом лютнистка и гобоистка расступились. Зрители увидели расстеленное на полу чёрное покрывало, обволакивающее тремя холмиками какие-то предметы. Тутмос извлёк из арфы аккорд. Покрывало зашевелилось и неожиданно, будто подхваченное порывом ветра, отлетело в сторону, открыв для всеобщего обозрения три сложенных пополам обнажённых тела танцовщиц. Гипнотический ритм завораживал. Танцовщицы одновременно вскинули вверх руки и стали медленно распрямляться подобно цветам, тянущимся к яркому диску восходящего солнца. Танец назывался «Всемогущий Ра, встающий над горизонтом». Гобой заиграл основную мелодию. Волнообразно изгибаясь, голые танцовщицы выпрямились во весь рост. Та-бес развела руки в сторону. Согнув в колене правую ногу, она шагнула вперёд. Её сильное стройное тело совершило в воздухе переворот через голову, приземлившись на обе ступни. Золотые браслеты на её лодыжках зазвенели. Она начала ритмично раскачиваться на месте, описывая окружность. Вступили арфа и лютня. Оркестр зазвучал в полную мощность. Та-бес была великолепна. Её танец состоял из множества сложных элементов, многие из которых требовали от исполнительницы фантастической гибкости и совершенного владения собственным телом. Две другие танцовщицы с безупречностью механизмов исполняли синхронные движения, создавая для солистки своеобразный фон. В финале пьесы они втроём снова изобразили растения, только увядающие на закате, символизируя печаль всего живого при расставании с бессмертным богом. Публика аплодировала. Труппа выдержала паузу, затем исполнила ещё один танец, а потом ещё, и ещё. Тутмос настолько погрузился в музыку, что даже не заметил, как пролетело почти полтора часа. Та-бес объявила перерыв. Труппа на время покинула зал. Только сейчас арфист почувствовал, что в его мочевом пузыре возникла некоторая тяжесть, вызванная слишком большим количеством скопившейся жидкости.
-  Приятель, - обратился он к первому попавшемуся слуге в коридоре. – Ты не подскажешь, где здесь можно найти уборную?
-  Сразу за кухней находится туалет для прислуги.
-  А где кухня?
-  Пойдёшь направо, никуда не сворачивая.
   Тутмос так и сделал. Проходя через кухню, на которой, не покладая рук, трудилось несколько тучных поваров, он не удержался и украл с подноса кусок жареного мяса. Он быстро отыскал туалет, где благополучно облегчился и почувствовал себя вполне счастливым человеком. Выйдя из уборной, Тутмос решил воспользоваться отсутствием чужих глаз – здесь, в тихом закутке, можно было спокойно съесть захваченную на кухне добычу. Мясо было сочное, приготовленное по особому рецепту, и арфист впился в него зубами, испытывая настоящее блаженство.
-  Вот это еда,  - негромко проговорил Тутмос, причмокивая от удовольствия. – Хорошо живут, собаки. А это что такое?
   Его блуждающий взор наткнулся на какой-то деревянный ящик, метра два длиной, поставленный в углу помещения возле приоткрытой двери в кладовку. Повинуясь естественному чувству человеческого любопытства, он приблизился к неожиданной находке, и, продолжая жевать, отодвинул в сторону крышку. Кусок мяса едва не застрял у него в горле. То, что он увидел внутри, повергло его в состояние невыразимого ужаса, вогнавшего в его кожу сотни ледяных когтей. В ящике лежала мумия Мемфисского Потрошителя. Его черты исказились, но арфист узнал его сразу, к тому же характерная рана на шее, в которой некогда торчал обломок стрелы, свидетельствовала, что Тутмос не мог ошибиться. Озноб сменился удушьем. Ноги арфиста внезапно ослабели и начали подкашиваться. От мёртвого тела исходил сладковато-одуряющий запах бальзамировочного масла, вызывающий тошноту. Музыкант почувствовал, что его сейчас вырвет. Он резко закрыл крышку и отскочил к противоположной стене, словно только что обжёгся, прикоснувшись к раскалённому железу.

                9   

-  Говорят, за морем далеко на севере есть земли, где зимой бывает так холодно, что вода становится твёрдой как камень, - сказал Анупу.
-  Кто говорит? – спросил Сетнахт.
-  Люди, которые там были.
-  Враньё. Это такая же история, как про винную реку.
-  Какую винную реку?
-  Покойный эфиоп Джаа как-то рассказывал про реку, в которой вместо воды течёт вино. Причём, такое, что по сравнению с ним вино из Буто кажется обыкновенной мочой. Местные жители там ничего не делают, только продают это вино приезжим купцам, и поэтому все богаты, словно цари.
-  Он ещё рассказывал про одно чудо, - произнёс бандит по имени Туи. – Мол, в Эфиопии есть такое место, где в полдень становится настолько жарко, что птицы зажариваются прямо на лету. Нужно только переждать в тени и иметь с собой щепотку соли, и получишь бесплатный обед без всяких усилий.
-  Да ну вас к Сету, - обиделся Анупу. Он посмотрел на небо. – Дело к вечеру. Сколько же можно ждать? Торчим здесь больше двух часов.
-  Сколько нужно, столько и будем, - зевнул Сетнахт. – За это нам и платят.
   Они изнывали от бездействия  в переулке между каменными заборами богатых особняков.
-  У меня такое чувство, что я этого ***фхора где-то видел, - сказал Анупу. – Только не могу вспомнить, где.
-  Странно, - подхватил Сетнахт. –  Я его тоже где-то видел. Ставлю в заклад оба глаза. По виду он похож на купца. Мы его, случайно, не грабили?
-  Какая разница, - ответил ему Туи. – Даже если и грабили. Каждый в этом мире добывает на пропитание как умеет. Если бы боги хотели, чтобы мы жили праведной жизнью, они сотворили бы нам тела, не имеющие никаких потребностей. Я вот что хотел спросить. Откуда ты знаешь ростовщика?
-  Я жил в Фивах. Достаточно долго. Я не просто здесь жил. Я состоял в клане наёмных убийц. Он назывался Ночные Тигры. Нас было девять. Мы  могли убить кого угодно, хоть самого фараона. Дело было только в цене.  Мы хранили свои деньги у ростовщика, а сами прикидывались бедняками, чтобы никто не догадался, чем мы занимаемся. Однажды мы получили задание убить одну семью в очень богатом доме. Работа была сложная, так как дом хорошо охранялся, и мы отправились на неё все. Но случилось нечто ужасное. Нас просто заманили в ловушку.
-  Кто именно? – спросил Анупу.
-  В Фивах был ещё один клан наёмных убийц. Клан Разъярённой Кобры. Они давно хотели от нас избавиться. Дом, в который нас заманили, был жилищем их главаря. К сожалению, мы этого не знали.  Едва мы перелезли через забор, как на нас набросилась целая свора вооружённых людей. Мы сражались отчаянно и зарубили очень многих. Но все мои товарищи погибли. Я убил шестерых и весь израненный с трудом унёс ноги, - Сетнахт прикоснулся к своему лицу. – От той ночи остались только эти шрамы. Убийцы искали меня везде, и я покинул Фивы. Я нанял первую попавшуюся барку. Догадайтесь, кто ей управлял.
-  Нитагор! – выпалил Анупу, не задумываясь.
-  Точно. Он сразу понял, кто я такой, и предложил мне вступить в банду. 
-  Значит, ты теперь единственный наследник казны вашего клана? – спросил Туи.
-  Как бы не так. На рассвете той злополучной ночи  люди из клана Разъярённой Кобры явились к ростовщику и, угрожая оружием, потребовали все наши деньги. Так что никакой казны больше нет.
   Анупу зажал указательным пальцем правую ноздрю и, резко выдохнув через нос, сморкнулся на землю.
-  А этот клан ещё в Фивах? – промолвил он, утираясь ладонью.
-  Конечно. А где же ещё?
-  Так в чём же дело? Ты знаешь дом, где живёт их главарь. Что помешает нам явиться туда ночью и забрать деньги? Если что, изрубим их на куски. 
-  Я думал об этом. Но не знал, согласитесь ли вы. Дело очень опасное.
-  Можно подумать, что мы всё это время только играли в куклы, - усмехнулся Анупу.
-  Это что здесь за собрание? – раздался чей-то рассерженный голос подобно грому среди ясного неба.
  Бандиты подняли свои лица вверх и обнаружили, что из-за каменной ограды на них смотрит голова какого-то человека, вероятно, поднявшегося на трёхметровую высоту по приставной лестнице.
-  А ну-ка, пошли все отсюда! – произнёс незнакомец, повышая голос. – Нечего здесь устраивать сходки! Я сейчас позову охрану!
-  Заткни свой вонючий рот, ослиная башка! – разозлился Сетнахт. – Я тебе морду порву на тысячу частей!
   Один из бандитов, сидевший на корточках возле противоположной ограды, схватил с земли камень и резко метнул в незнакомую физиономию. Снаряд попал в цель, голова немедленно исчезла. Только шум падающего тела и громкий стук, возникший от встречи человека с землёй, красноречиво возвестили членам банды Одноглазого Нитагора, что конфликт на время улажен. За забором наступила тишина. Скорее всего, незнакомец потерял сознание.
-  Не мешало бы поменять место, - сказал Туи.
   Сетнахт кивнул:
-  Пойду, сообщу ***фхору.
   Начальник шестого отделения топтался на улице, время от времени отмеряя по несколько шагов то вправо, то влево. Он не спускал глаз с большого дома, расположенного в глубине сада, устав от долгого ожидания. Двое вооружённых мечами охранника у калитки поглядывали на него с подозрением, однако, ничего не предпринимали. Почти два часа назад в этот особняк вошёл следователь Ка-апер. ***фхор вёл за ним слежку, начиная от здания Главного Управления тайной полиции. Зверское лицо Сетнахта возникло будто из воздуха.
-  В чём дело? – спросил ***фхор.
-  Мы хотим поменять место.
-  Почему?
-  Местные жабы стали очень громко квакать. Нам это не нравится.
-  Как знаете, - полицейский не понял, о чём идёт речь, и потому был обескуражен. -  Где вы будете?
-  В следующем переулке.
-  Жабы какие-то, - пробормотал ***фхор себе под нос, глядя в спину уходящему бандиту. – Я не слышу никаких жаб.
   Он повернулся в сторону дома и вдруг увидел, что стражники отворяют калитку, выпуская наружу неких людей. Первыми на улицу вышли два чернокожих нубийца, похожих как две капли воды; они толкали перед собой деревянную тележку с музыкальными инструментами. За ними следовали пять женщин в модных платьях, возбуждённо обсуждающих какой-то танец. Последним из калитки появился человек, взглянув на которого ***фхор невольно разинул рот. Полицейский на мгновение зажмурил глаза и тут же открыл их, чтобы удостовериться в том, что это не мираж. Его отделяли от арфиста Тутмоса всего десять шагов, но музыкант словно находился в другом мире. Тутмос пребывал в состоянии полной прострации, глядя рассеянным взором в никуда.
-  А этот что здесь делает? – промолвил ***фхор, но арфист его не услышал.
-  Это хеттский шпион, - сказал кто-то сзади.
   Обернувшись, начальник шестого отделения обнаружил, что за деревом прячется какой-то тип мужского пола.
-  Ты кто? – спросил ***фхор.
-  Я из тайной полиции.
   Разглядев его придурковатое лицо, начальник шестого отделения понял, что имеет дело с сумасшедшим.
«Что-то мне сегодня везёт на дураков», - подумал ***фхор.
-  И давно ты за ним наблюдаешь? – спросил он, мельком взглянув на Тутмоса, но тот продолжал идти вслед за группой музыкантов, ни разу не обернувшись.
-  Давно.
-  Ты знаешь, где он живёт?
-  Знаю.
-  Как тебя зовут?
-  Пепи.
-  Хочешь заработать? – ***фхор показал золотую монету.
-  Хочу.
-  Тогда слушай меня внимательно, Пепи. Я начальник тайной полиции. Завтра к полудню приходи к гостинице «Двурогая Хатор». Знаешь, где она находится?
-  Знаю.
-  Очень хорошо. Ты подробно мне расскажешь про этого шпиона, и я дам тебе две, нет, даже три такие монеты. Придёшь?
-  Приду.
-  Ты всё запомнил?
-  Пепи всё запомнил.
-  Тогда продолжай слежку. Завтра в полдень, - повторил ***фхор ещё раз. – Гостиница «Двурогая Хатор». Я буду ждать тебя возле входа.
   Сумасшедший Пепи вышел из-за дерева и направился за арфистом Тутмосом, отбрасывая на землю длинную тень, нарисованную низким вечерним солнцем.
«Интересно, сколько времени он здесь прятался?» - подумал полицейский. Некоторые умалишённые обладают невероятным упорством. Странно, что ***фхор его не заметил. Впрочем, он не особенно смотрел по сторонам. Он почувствовал внезапный прилив сил, словно всемогущие боги наполнили его с ног до головы своим чудодейственным дыханием. На улице было тихо. В пятистах шагах к югу от ***фхора над кварталом возвышалась мощная стена царского дворца. Какая-то птица парила в гордом одиночестве, положив на поток воздуха распростёртые крылья. Начальник шестого отделения терпеливо ждал. Он вспомнил то время, когда, будучи молодым полицейским, выслеживал уличных воров. Ему не всегда это удавалось. Зато он усвоил одну бесспорную истину: при помощи палочных ударов или какого-либо другого физического воздействия человека можно заставить признаться в любом преступлении, даже если он вообще не совершал никаких преступлений. Те полицейские, которые использовали это нехитрое правило, быстро добивались карьерного роста. Потому что государству по большому счёту наплевать, кто понесёт ответственность за содеянное, важен только сам факт наказания как пример справедливого мироустройства и карающей мощи социальной машины. Тем более что вокруг всегда существует большое количество малоимущих граждан, на которых можно повесить всех собак.
   Прошло ещё полчаса. Стражники отворили калитку, и ***фхор, наконец, увидел следователя Ка-апера. Особо не раздумывая, начальник шестого отделения повернулся к объекту наблюдения боком, медленной походкой двинулся вдоль по улице, изображая местного обитателя на прогулке. Сзади послышались энергичные шаги – следователь Ка-апер шёл в ту же сторону. Он догнал ***фхора, не обратив на того ни малейшего внимания; его резко очерченный профиль с орлиным носом проследовал вперёд, прямо в сторону того переулка, где прятались бандиты. Намётанный глаз полицейского за долю секунды определил, что Ка-апер чем-то озабочен. Всё складывалось на редкость удачно. Дичь сама летела в расставленные сети.
    Как только следователь поравнялся с переулком, ***фхор наполнил воздухом грудь и громко произнёс:
-  Господин Ка-апер!
   Это был условный сигнал. Следователь повернул голову, увидел того, кто его окликнул и замер на месте.
-  ***фхор? – через несколько секунд выдавил он из себя, сдвинув брови на переносице. Он не заметил, как из-за угла появился Сетнахт и стал подкрадываться к нему сзади.
-  Ты не ошибся, - сказал ***фхор, растянув губы в ехидной улыбке.
   Тяжёлый кулак Сетнахта ударил сверху по темени. Ка-апер опрокинулся на каменную мостовую, будто только что принял на свою голову падающую колонну. Из переулка выскочили двое бандитов, схватили его за ноги и поволокли, пятясь задами обратно за угол. ***фхор воровато оглянулся. Двое стражников у калитки о чём-то беседовали, явно ничего не заметив.
   Тело Ка-апера положили возле высокого забора. Туи развязал матерчатый мешок и вытряхнул на землю семь бронзовых мечей. Бандиты немедленно похватали оружие.
-  Надо бы его привести в чувство, - сказал ***фхор, подойдя к неподвижному следователю.
  Анупу взял глиняный кувшин, вылил на лицо Ка-апера остатки вина и пнул его ногой в рёбра.
-  Сейчас очухается, - пробормотал он сквозь зубы.
-  Главное, чтобы эта обезьяна при пробуждении не испортила воздух, - вставил Сетнахт. – У нас такое случалось. Как-то мы разбирались с одним должностным лицом, начальником портовых складов. Дали ему по башке, как полагается, отнесли в кусты. Потом он очухался, увидел нас и так навонял, что находиться рядом не стало никакой возможности.
-  Так и было, - подтвердил Анупу и перевёл взгляд на лежащее тело. – Кажется, он открывает глаза.
   Следователь зашевелился; приподняв голову, он не вполне сфокусированным взором уставился на грузную фигуру начальника шестого отделения.
-  Что ты здесь делаешь, ***фхор?
-  Для тебя, говно, я господин ***фхор, а ты – ублюдочный навозный червь, который сделает всё, что я прикажу, - раздалось в ответ. – А если не сделает, то пожалеет, что вообще родился на этом свете.
   Нога Анупу опустилась Ка-аперу на грудь. Следователь тайной полиции ощутил кожей, как до его шеи дотронулось острое лезвие меча. ***фхор подал знак бандитам. Туи подтащил ещё один мешок, быстро развязал узел на его горловине. Ноздри Ка-апера уловили пряный запах красного перца.
-  Отведай нашего угощения, - злорадно сказал Анупу.
   Двое бандитов снова схватили следователя за ноги. Костистые пальцы Анупу впились ему в горло мёртвой хваткой. Раскрытая матерчатая пасть, словно голодный удав, стала наползать ему на голову, дыша в лицо мельчайшими адскими угольками красноватой пыли. Анупу отпустил шею жертвы и, присев на живот Ка-апера, взялся двумя руками за край мешка. Одновременно локтями он прижал предплечья следователя к земле. ***фхор был доволен. Его круглое лицо расплывалось от избытка положительных эмоций. Из мешка раздавались странные звуки, напоминающие поросячье хрюканье. Грудь Ка-апера порывисто вздымалась.
-  Эту пытку ещё никто не выдержал, - сказал Сетнахт. – Подождём немного, и можно вынимать.
   Хрюканье сменилось громким чиханием.
-  Сейчас начнёт мычать, а потом выть от боли, - прокомментировал Анупу.
   Прошло около двух минут. Ка-апер в самом деле замычал, затем послышалось какое-то собачье завывание.
   Сетнхт определил:
-  Пора.
-  Давайте, помучим его ещё немного, - попросил ***фхор.
-  Достаточно, - отрезал Сетнахт. – Вынимаем.
   Руки Анупу сморщили край мешка, обнажая покрасневшее лицо жертвы. Из-под сомкнутых век следователя текли ручьи. Он чихал беспрерывно и жадно заглатывал открытым ртом свежий воздух.
-  Тебе понравилось? – спросил ***фхор, наклоняясь всем корпусом вперёд. Следователь ничего не ответил, только отрицательно замотал головой.
-  Тогда слушай меня внимательно. Сейчас ты напишешь всё, что я тебе продиктую. Если ты откажешься, мы продолжим пытку. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что разучился писать.
-  Я… напишу, - задыхаясь, как от быстрого бега, с трудом произнёс Ка-апер. И тут же чихнул.
   Анупу оторвал свой зад от его живота; вставая на ноги, он поднял с земли свой меч и положил кривое лезвие на плечо. Двое бандитов отпустили ноги следователя. Ка-апер сел на корточки, облокотившись спиной о каменную ограду. Туи протянул ему папирус и письменный прибор в деревянном футляре.
-  Открой футляр, - приказал ***фхор, заложив руки за спину. – Обмакни палочку в чернильнице и записывай следующее. Я, следователь тайной полиции Ка-апер, заявляю, что под видом фараона нами правит неведомый зверь.
-  Не так… быстро, - чихая, попросил Ка-апер.
-  Хорошо. Пиши дальше. Когда он ходит по дворцу, то распространяет смрад на семьсот локтей, а в ветреный день на тысячу локтей. Лик его настолько ужасен, что все вокруг приходят в содрогание, а зубы велики, более чем в два локтя. Ноги его подобны двум древесным пням, такие же толстые и короткие, и когда он ими двигает, то крушит всё в округе. Ест он только жареных младенцев своих подданных. Уд его настолько мал, что он не в состоянии оплодотворять своих жён и производить потомство. Это делают за него многочисленные слуги, поэтому все его отпрыски не похожи друг на друга. Голос его подобен тому, которым говорит живот, страдающий сильным расстройством, а язык произносит одно сквернословие. Он пьян и днём и ночью, и всё время поёт песни, похожие на вой урагана. Написал?
-  Сейчас, - отозвался Ка-апер, продолжая скрипеть палочкой по шершавой поверхности папируса.
   Бандиты смеялись. Увидев, что следователь закончил писать, Анупу отобрал у него манускрипт и протянул ***фхору.
-  И ты ещё назвал каракулями мой почерк?! – воскликнул начальник шестого отделения, взглянув на неровные строчки. – А как назвать твою мазню?
   Он свернул папирус в трубку.
-  Если хочешь получить своё сочинение, - сказал ***фхор, - то завтра с восходом солнца ты принесёшь в гавань мой отчёт. И не вздумай хитрить, хуже будет. Полагаю, что говорить о нашей встрече никому не стоит. Это в твоих же интересах. А теперь пошёл отсюда.

                10

   Рассказ Тутмоса произвёл на Менепу удручающее впечатление.
-  Ты уверен, что не ошибся? – нахмурился бывший солдат.
-  Да что я, последний осёл? Это был он. Я с трудом доиграл концерт, так меня лихорадило.
   Арфист поднёс к губам чашу с вином и сделал нервный глоток. Сидевший на кровати Имхотеп выглядел испуганным. Менепа с задумчивым видом прошёлся по комнате, прикоснувшись кулаком к подбородку.
-  Я ничего не понимаю, - произнёс Тутмос. – Скажите, кому и зачем понадобилось притаскивать мумию Потрошителя в Фивы и прятать в самом глухом закоулке дома?
-  Попробуем разобраться, - ответил Менепа. – Чей это был дом?
-  Начальника дворцовой стражи.
-  Так. Давайте рассуждать иначе. Бандиты должны были похоронить своего главаря?
-  Без всяких сомнений.
-  Предположим, что кто-то опознал в мертвеце Мемфисского Потрошителя. Скажем, кто-нибудь из бальзамировщиков. Такое могло случиться? Вполне. И что он сделал? Конечно же, сообщил в полицию. Прискакали легавые, начали разбирательство. Пока суд да дело, разные свидетели, опознание, прошло какое-то время. В итоге легавые установили, что покойник и Мемфисский Потрошитель – одно и то же лицо. Они послали отчёт в Фивы, а им пришёл ответ: немедленно доставить труп изувера в столицу. Что и было сделано. Мумию привезли в дом начальника дворцовой стражи. А там в это время намечался пир. Чтобы не пугать гостей, хозяин велел спрятать мумию в укромном месте. Завтра покойника отвезут во дворец и покажут фараону. Дело-то громкое было. Вот вам и разгадка. Как думаете?
-  Похоже на правду, - согласился Имхотеп.
  Тутмос поднял глаза к потолку и почесал затылок.
-  Действительно, всё просто, - произнёс он, улыбнувшись. – А я об этом даже не подумал. 
-  Конечно же, просто, - хлопнул себя по ляжке Менепа. – Если бы его мумию привезли в харчевню, это было бы подозрительно. А в доме начальника дворцовой стражи… Ему там самое место.
   Друзья даже не могли предположить, насколько далеки они были от истины.
-  Эх, жаль нельзя сообщить, кто его отправил в царство теней на самом деле, - сказал Имхотеп. – Легавые, как всегда, приписали всё себе и получат хорошее вознаграждение.
-  Зато мы избавили мир от чудовища, - утешил его Менепа. – Давайте сегодня хорошенько напьёмся.
   Арфист как по команде вскочил с табурета и, взяв за горлышко вместительный кувшин на полу, ободрёно промолвил:
-  Очень правильная мысль. 
   В вечернем воздухе все звуки становятся громче, приобретая особую значимость. Золотые браслеты на лодыжках танцовщицы Та-бес мелодично позвякивали при каждом шаге, и немногочисленные прохожие, идущие навстречу, останавливались и смотрели ей вслед. Темнеющее небо загоралось огоньками звёзд, будто кто-то просверливал в нём отверстия и подносил с той стороны пылающий светильник.  Сильные ноги несли танцовщицу по длинной аллее сфинксов к исполинской громадине храма Амона в Луксоре; она оставляла за собой  невидимое колыхание лёгкого ветерка и свежий аромат духов. Перед пилоном храма на четырёх высоких флагштоках развевались алые знамёна. Абсолютно одинаковые сфинксы разлеглись львиными животами на каменных постаментах по обе стороны широкой дороги. Они знали цену вечности – это читалось на их застывших скуластых лицах.
   Та-бес была взволнована. Странная озабоченность затаилась в уголках её плотно сжатых губ двумя небольшими складками.
-  Куда спешишь без меня, красавица? – раздался сзади чей-то приторный баритон, но танцовщица даже не обернулась. Она уже видела в конце аллеи знакомую фигуру человека, которому назначила здесь встречу. Было прохладно. Приближался месяц фармути, самый холодный месяц в Египте, и ожидающий её человек, должно быть, немного озяб. Он стоял в профиль возле последнего сфинкса, слегка поёживаясь и кутаясь в длинную льняную одежду, но, услышав звон её браслетов, повернулся всем телом. Та-бес подняла руку и помахала ему в знак приветствия.
Этим человеком был студент Нофри. Когда танцовщица подошла на расстояние двух шагов, он сказал:
-  Хозяин гостиницы передал мне твоё письмо. Что случилось?
-  Я видела Шепсет.
-  Где?
-  Сегодня мы выступали в доме начальника дворцовой стражи. Она была среди гостей. Рядом с ней сидел второй пророк храма Сета. Его имя Неферабет.
-  Я слышал о нём. Значит, они прибыли. Папирус наверняка у них. Они тебя узнали?
-  Конечно. Шепсет помахала мне рукой.
-  Интересно, что они задумали? Мне говорили, что этот жрец – очень опасный человек. Нужно будет как-то проникнуть в дом и переписать папирус.
-  Нет ничего проще, - улыбнулась Та-бес. – Через два дня у начальника дворцовой стражи день рождения. Мы снова приглашены.
-  Это удача. Нужно подумать, как переписать папирус. Лучше всего это сделать во время концерта.
-  Я тоже так думаю. Кстати, в этом доме творится что-то неладное. Арфист из моей труппы куда-то отлучился во время перерыва и вернулся очень испуганным. Я пыталась у него узнать, что произошло, но он ничего не сказал.
-  Арфист? – насторожился Нофри. – А как его зовут?
-  Его зовут Тутмос.
-  А нет ли у него двух друзей? Одного зовут Менепа, а другого Имхотеп.
-  У него есть два друга. Я их видела, правда мельком, но не знаю их имён.
-  Ты можешь их описать?
-  Я запомнила только одного. Такой высокий, видный мужчина, наверное, очень сильный.
-  Это они, - радостно произнёс Нофри. – Я знаю, кто сможет переписать папирус. Где они живут?
-  В доме скульптора Аби на улице Фиванской Победы.
-  Этим людям можно доверять, как самому себе. Ты сможешь провести в дом начальника дворцовой стражи ещё одного человека под видом музыканта?
-  Я думаю, да.
-  Отлично. У нас впереди два дня. Сегодня же я извещу обо всём подполье. Может быть, в этом доме есть наши люди.  Тогда задача упростится. Встретимся завтра на этом же месте и в это же время.
   В больших тёмных глазах танцовщицы промелькнуло какое-то беспокойство.
-  Что случилось? – спросил Нофри.
-  Ничего. Мне показалось.
-  Что показалось?
-  Я не могу это объяснить. У меня возникло такое чувство, что за нами кто-то следит.
   Студент посмотрел по сторонам. Его напряжённый слух уловил тихий шорох. Стремительно повернувшись на звук, он увидел появившуюся из-за постамента кошку с задранным к небу хвостом.
-  Тьфу ты, - сплюнул в сердцах Нофри. Та-бес облегчённо вздохнула.
-  Скоро совсем стемнеет, - сказала она. – Я пойду.
   Она зашагала по аллее, удаляясь от студента, и, дойдя до седьмого сфинкса, обернулась и помахала рукой на прощание. Нофри помахал ей в ответ, вышел на площадь перед храмом, внимательно огляделся и направился к переулку между расположенными неподалёку строениями. Так учил его Пенту: никогда не возвращаться тем же путём, каким пришёл на запланированную встречу. Он не увидел, как из-за второго сфинкса вынырнуло тело тайного агента Небры. Никем не замеченный шпион неприметной тенью заскользил в надвигающихся сумерках вслед за студентом.
   Ночь пролетела над городом, как чёрная гигантская туча, растворив Египет в пелене непроглядного мрака. Когда начали гаснуть мириады далёких небесных костров, а смотрители на улицах потушили горящее масло в больших чашах светильников, когда уставшая ночная стража вернулась в караульные помещения, уводя с собой возмутителей спокойствия – воров, бродяг и пьяных дебоширов – из ворот своего дома, навстречу встающему рыжему солнцу, вышел следователь Ка-апер. Его сопровождали двое слуг с мечами на поясе – крепкие, здоровые парни с хмурыми лицами. Господин Ка-апер был мрачен; мало того, что он не выспался – ему полночи пришлось отмачивать физиономию в тёплой воде и натирать её разбавленным уксусом, чтобы окончательно удалить въевшийся в поры перец. Но самым невыносимым было моральное унижение. При воспоминании о вчерашнем дне он кривился, как при сильной головной боли. Какой-то мелкий начальник отделения обвёл вокруг пальца его, всесильного следователя Главного Управления тайной полиции, и сделал это настолько нагло и бесцеремонно, что впору было подумать о полном разложении всей карательной системы. Ка-апер ненавидел ***фхора до такой степени, что ему становилось душно.
   Город утопал в белёсой туманной дымке. Следователь на ходу прикоснулся к своему бедру и нащупал под мягкой тканью одежды железный хеттский кинжал. Это оружие было намного прочнее бронзовых египетских ножей; в умелых руках оно не оставляло противнику никаких шансов на выживание. ***фхор сегодня умрёт. Они обменяются папирусами, и Ка-апер воткнёт заточенное как бритва лезвие  в подлое чёрное сердце своего врага. Или перережет ему горло. Верные слуги, прекрасно владеющие мечами, изрубят на части гнусную банду мужланов, нанятую ***фхором, а он, Ка-апер, тем временем позовёт полицию, которая установит, что бывший подследственный вместе с какими-то мерзавцами совершил разбойное нападение на уважаемого человека, государственного служащего.
   До гавани было полчаса ходу. Следователь и его спутники особенно не торопились. Навстречу им двигалась полусотня тяжёловооружённых царских гвардейцев, дружно чеканя громыхающий шаг, в бронзовых сегментарных панцирях и шлемах, с направленным вверх частоколом длинных пик. Впереди этого живого прямоугольника шёл подтянутый офицер с влажными от ночного бдения чёрными глазами. С наступлением темноты солдаты охраняли столицу вместе с полицейскими. Таков был закон.
-  Запомните, их человек шесть или семь, - сказал Ка-апер через плечо своим слугам. – Но прежде, чем я не убью ***фхора, не предпринимайте никаких действий. Поэтому, будьте внимательны. Когда увидите, что дело сделано, рубите их всех до одного. Никакой пощады.
-  Ясно, хозяин, - ответил один из парней.
   Другой только зевнул, прикрыв рот ладонью.
   В утренней гавани уже закипела работа. Сонные носильщики загружали мешками несколько больших барок, лениво пляшущих на мелкой речной зыби. Покачивались мачты из ливанской сосны, скрипели канаты. Пахло свежей рыбой.
Какой-то красномордый шкипер бесился на пристани.
-  Где кормчий?! – ревел он подобно полковому горну низким пропитым голосом. – Где это хеттское рыло, где эта пьяная мразь?! Кто-нибудь скажет мне, куда подевался этот сын туалетной мартышки?!
   Группа рабочих, вооружённая столярными инструментами, направлялась в доки – чинить давшее течь судно. Прямо на тюках с товарами спал заморский купец. Рядом с ним разговаривали два портовых распорядителя.
-  Получается такое дело. Все склады забиты, начальник просит один дебен серебра.
-  Нормально. Иностранному козлу скажем, что он просит два дебена.
   Пробираясь по причалу с верными слугами, господин Ка-апер тыкал глазами по сторонам, надеясь отыскать подлую рожу ***фхора раньше, чем тот его заметит. Его рыскающий взор остановился на фигуре Анупу. Бандит стоял возле пришвартованной баржи, подбрасывая на ладони орех, и смотрел на следователя с нагловатой ухмылкой.
-  Где ***фхор? – спросил Ка-апер, подойдя достаточно близко.
-  Видишь лодку на середине реки? – большим пальцем Анупу показал себе за спину, не отводя глаз от двух телохранителей. – Он там. А если ты посмотришь вниз, то возле причала увидишь вторую лодку. В ней лежит весло. Ты сядешь в эту лодку, доплывёшь до середины реки и встретишься с ***фхором.
   Следователь недовольно засопел, сказал своим слугам:
-  Ждите меня здесь.
   Ему не понравилась эта затея, но выхода не было. Он шагнул к краю пристани и проворно спустился в папирусную лодку. Анупу отвязал верёвку от каменной тумбы кнехта.
«А может оно и к лучшему», - подумал Ка-апер, опуская в воду деревянную лопасть весла. – «Убью этого гада прямо там, шуму будет меньше».
   Его слуги застыли точно статуи, глядя, как он отплывает от причала. Ка-апер не слишком хорошо управлялся с лодкой, привык, чтобы за него это делали другие. Правильней было бы сказать, что он управлялся с лодкой довольно хреново. Папирусная посудина всё время виляла носом и шла неровными зигзагами, будто горький пьяница, которому нужно пройти по прямой линии, но чем больше он старается, тем круче его ноги выделывают неописуемые кренделя. 
-  Это надолго, - глядя на его усилия, сказал Анупу. Почесав подбородок, бандит неожиданно забрался на борт пришвартованной баржи.
-  Залезайте, - предложил он телохранителям. – Отсюда лучше видно.
   Оба парня немного подумали, тихо посовещались и вскарабкались на широкую палубу.
   Неизвестно, сколько бы времени потребовалось Ка-аперу, чтобы достичь середины реки, если бы заметивший его ***фхор не направил свою лодку ему навстречу. Будучи страстным охотником на диких уток в камышах Нила, начальник шестого отделения владел веслом также хорошо, как и палочкой для письма. Преодолев расстояние в тридцать локтей, он всё же решил не приближаться к берегу и подождал, пока пыхтевший от старания Ка-апер не оказался рядом.
-  Покажи папирус, - произнёс ***фхор. В руках вместо весла он держал двояковыгнутый лук со стрелой.
-  Наконечник смазан ядом, - предупредил он, глядя следователю прямо в глаза. – Достаточно небольшой царапины, и смерть придёт неизбежно. Так что не делай резких движений.
-  Я ничего такого и не собирался делать, - отозвался Ка-апер. Он с досадой подумал, что его план срывается. – Я принёс твой отчёт, можешь взглянуть.
   Он медленно полез за пазуху и вынул свёрнутый свиток, который тотчас развернул, предоставив ***фхору возможность убедиться в подлинности манускрипта. Между бортами лодок было не меньше четырёх локтей – слишком много для внезапного удара ножом.
-  Ладно, - сказал ***фхор. – Положи папирус на колени и сложи руки на груди, чтобы я мог их видеть.
   Не отводя взгляда от лица Ка-апера, полицейский снял пальцы с тетивы. Творение следователя покоилось рядом с его правым бедром.
-  Всё честно, всё без обмана, - проговорил он, приподнимая за край и одновременно разворачивая папирус. – Это твоя писанина. Произведём обмен. Бросай сюда мой отчёт.
-  Лучше сделаем это одновременно, - хрипло промолвил Ка-апер, опустив глаза на ядовитый наконечник стрелы.
-  Боишься? Так и быть. На счёт три каждый бросит в лодку другому его папирус. Раз…два…три!
   Следователь не успел даже подумать и, услышав последнее слово, машинально швырнул отчёт на колени ***фхору. К его величайшему облегчению, начальник шестого отделения сделал то же самое. Схватив папирус, Ка-апер, не мешкая, засунул его за пазуху.
-  На этом наши пути расходятся, - сказал Хуфхор. – Через час я отплываю в Мемфис на пассажирской барке. И не вздумай мне мстить, не советую.
   Пока происходил обмен, Анупу на барже показывал телохранителям весьма ловкий фокус.
-  Смотрите внимательно, - сложив руки замком, он погремел орехом между ладонями. Потом сжал обе кисти в кулаки и развёл их в стороны. – Теперь угадайте, где орех?
-  Здесь, - один из парней указал пальцем на его правый кулак.
   Анупу распахнул мозолистую ладонь, продемонстрировав озадаченному телохранителю, что в ней ничего нет. Хитро улыбнувшись, он раскрыл свой левый кулак, в котором тоже ничего не было.
-  А где орех? – спросил второй слуга.
   Оба телохранителя не замечали, что за их спинами на палубу баржи бесшумно влезли шестеро бандитов.
   Анупу снова соединил ладони, затем разъял их как створки раковины морской мидии. Орех лежал на плотно прижатых друг к другу мизинцах. Слуги следователя Ка-апера только выпучили глаза от удивления. Секунду спустя они уже валялись без сознания – и тот, и другой получил удар дубинкой по голове.
   В тот же самый момент ***фхор взял в руки весло. Но перед тем, как отплыть, он сказал как бы между прочим:
-  Ты говорил мне о своём родственнике по имени Шеду, что служит писцом у главного казначея. Я думаю, что эта должность для него слишком высокая. Я приложу все усилия, чтобы он стал уличным уборщиком. А может быть, его арестуют за растрату государственных денег. Я ещё не решил.
-  Подонок, - прошипел следователь. – Ты ещё меня вспомнишь.
-  А я не жалуюсь на свою память. Наоборот, я ничего не забываю.
   ***фхор упёрся ногами в днище и направил свою лодку вдоль берега по течению реки. Злобно плюнув едкой слюной в кильватерный след, Ка-апер подумал:
«Надо было довести дело до суда, а не жадничать. Но теперь уже поздно».
   Он схватил весло обеими руками и, внутренне сотрясаясь от негодования, стал неуклюже гребсти к пристани. Следователь напоминал крокодила, который возвращается в своё логово после неудачной охоты. За время обмена течение отнесло его лодку в сторону, и ему пришлось проплыть до баржи дополнительное расстояние. Оказавшись возле пристани, он с неудовольствием обнаружил, что его телохранители куда-то исчезли.
-  Уволю сволочей, - произнёс Ка-апер, поднимаясь на ноги, при этом старательно балансируя, чтобы не свалиться в воду.
   Положив ладони на край пристани, он хотел, было, подтянуться, но в этот миг откуда-то сбоку нарисовался человек и наступил ему ногой на правую руку. Ка-апер поднял глаза. Он увидел склонившуюся над ним физиономию Сетнахта. Бандит запустил свою верхнюю конечность ему за пазуху, свирепо раздувая ноздри, вцепился в папирус; в следующее мгновение пальцами другой руки он скомкал, словно тряпку, лицо следователя и с силой отшвырнул от пристани. Господин Ка-апер полетел в воду, закончив своё падение громким шлепком и фонтаном взметнувшихся брызг. Едва не захлебнувшись, он тотчас вынырнул. Повёрнутое к нему голой спиной, мускулистое тело Сетнахта победоносно удалялось прочь, унося с собой захваченный папирус. Оба охранника Ка-апера, упакованные в мешки, туго перетянутые пеньковыми верёвками, лежали в это время на дощатой палубе баржи и тщетно пытались освободиться.

                11

   Тутмос вышел в сад через боковую дверь гостиной. Впрочем, тот способ передвижения, которым он покинул дом, назвать глаголом «вышел» можно было лишь весьма условно. Он разрезал пространство, точно мятущееся судно в штормовом клокочущем море. Его глаза смотрели вперёд, а ноги выполняли самостоятельные манёвры, преимущественно в разные стороны. Одному Богу известно, с каким трудом добрался он до края пруда и, рухнув на четвереньки, опустил кипящую от похмелья голову в спасительную прохладу. Обезьяны в клетках подняли невообразимый шум, напоминающий гомерический хохот. Тутмос вынул из воды измятое лицо.
-  Знаю, знаю, что похож на вас, - мучительно проговорил он, вглядываясь в прижатые к прутьям решёток оскаленные морды. – Но вот какая история. Я выпью пару чашек вина и снова стану человеком, а вы, как были обезьянами, так ими и останетесь.
-  Совершенно верно, - внезапно раздался до боли знакомый голос.
   Арфист посмотрел в сторону и увидел озарённого полуденным солнцем студента, скрытого до груди садовой оградой.
-  Не может быть. Нофри? Откуда? Как ты нас нашёл?
   Он, пошатываясь, встал на ноги.
-  Вот, прибыл в Фивы, - улыбаясь, ответил студент. – В жреческой школе сейчас каникулы. А нашёл я вас очень просто. Мне дала ваш адрес танцовщица Та-бес.
-  Ты её знаешь?
-  Знаю.
-  Откуда?
-  Это длинная история. Лучше посмотри, какое лекарство я принёс.
   Над забором поднялась согнутая в локте рука, обхватывающая пальцами горлышко глиняного кувшина.
-  Вино из дельты, - сказал Нофри. – Прекрасный вкус. Излечивает похмельную голову в самый короткий срок.
   Петляющей походкой Тутмос подошёл к ограде, схватил обеими руками пузатый корпус кувшина и, выдернув зубами пробку, опрокинул драгоценную жидкость в широко открытый рот. Две бордовые струйки побежали по его подбородку, частыми каплями окропили грудь и мятую одежду. Нофри смотрел на арфиста с умилением.
-  Я как будто всю ночь сражался со злыми духами, - произнёс Тутмос, опустив глиняный сосуд.
-  А где Менепа? Где Имхотеп?
-  Здесь. Спят ещё. Заходи.
-  Через дверь?
-  Нет. Прямо так.
-  А хозяин дома не будет против?
-  А, - Тутмос махнул рукой.
   Нофри ловко перелез через забор и спрыгнул на землю.
-  Та-бес мне сообщила, что вы вчера выступали в доме начальника дворцовой стражи, - сказал он.
-  Было. И будем выступать там ещё раз. Послезавтра. А завтра у нас концерт во дворце Фиванского номарха. Нужно сегодня как следует поправиться.
-  У меня к вам дело, - от студента повеяло таинственностью. – Я не просто так приехал в Фивы.
-  Да я уж догадался, - усмехнулся Тутмос. – Так что произошло?
-  Много чего.
-  Погоди, - потёр лоб арфист. Он уселся на траву и сделал несколько глотков.
-  Не могу стоять, - пояснил он. – Голова кружится. Ну, рассказывай, какое у тебя дело.
-  Вчера в дом начальника дворцовой стражи прибыли двое людей. Женщина и жрец из храма Сета.
-  Я их видел. Они сидели рядом с хозяином дома. Женщину я не запомнил, а вот жреца разглядел. Продолжай.
-  У этих людей имеется очень важный папирус. Его необходимо переписать. Лучше это сделать во время вашего выступления, когда все будут в зале.
-  Понятно. Ты хочешь, чтобы мы провели тебя в дом?
-  Мне там появляться нельзя. Я засветился в храме Сета, и меня могут узнать. Лучше, если это сделает Имхотеп.
-  А что за папирус?
-  В двух словах не объяснишь. Повар в этом доме – наш человек. Но, к несчастью, он неграмотный.
-  А украсть папирус нельзя?
-  Нельзя. Только переписать.
-  А если Имхотепа повяжут?
-  Нужно постараться, чтобы не повязали. Повар всё подготовит. Сегодня же ему сообщат. Кстати, что ты видел в этом доме? Та-бес мне сказала, что ты был очень напуган.
-  Да, я был напуган. Любой бы на моём месте пустил дерьмо по ляжкам. Я пошёл в уборную и наткнулся на ящик, в котором лежала мумия Мемфисского Потрошителя.
-  Ага, - призадумался Нофри.
   Наступила пауза. Студент сосредоточенно размышлял, покусывая нижнюю губу. Тутмос прервал молчание и рассказал о предположении Менепы, но лицо Нофри неожиданно омрачилось.
-  Боюсь, что это не так, - возразил он, отрицательно покачав головой. – В этом доме готовится что-то ужасное.
   Арфист побледнел:
-  Ты уверен?
-  Нисколько не сомневаюсь.
-  Нужно будить наших друзей, - сказал Тутмос и поднялся с земли.
   Если бы не похмельное состояние, то он непременно почувствовал бы  пристальный взгляд господина ***фхора, который стоял на другой стороне улицы с полоумным Пепи.
-  Три золотых, как обещал, - начальник шестого отделения положил монеты на ладонь сумасшедшего. – Тайная полиция благодарит тебя за услуги и поручает новое задание. Ты должен отыскать вавилонское чудовище. Днём оно выглядит как человек, а ночью откладывает змеиные яйца.
   Безумный Пепи ощерился, показав мелкие щербатые зубы, и всем своим видом выразил готовность выполнить поручение. ***фхор ободряюще хлопнул его по плечу. Надо было отшить дурака, чтобы не путался под ногами, что он и сделал.         «Найму платного шпиона», - подумал ***фхор. Теперь, когда он узнал, где живут колдуны, ему осталось проверить одно смутное подозрение.
   Покинув улицу Фиванской Победы, полицейский отправился в квартал придворной знати. Вскоре он оказался неподалёку от дома начальника дворцовой стражи. Он выбрал удобную позицию на углу того самого переулка, где пытали перцем следователя Ка-апера, и стал наблюдать. Мимо него в сторону дворца проехал на колеснице какой-то важный сановник. Потом появилась группа хорошо одетой молодёжи, весело обсуждающей достоинства некой красотки по имени Меренит. Чтобы не привлекать к себе внимания, ***фхор на всякий случай спрятался за пальмой. Увлечённые беседой, молодые люди прошли мимо, даже не взглянув в его сторону. Полицейский терпеливо ждал. Он пожалел, что по дороге не купил в торговой лавке раскладной табурет, хотя сначала думал об этом, но затем почему-то забыл. Примерно минут через сорок к дому начальника дворцовой стражи подъехала повозка, нагруженная вместительными глиняными горшками. Стражники распахнули ворота, и ширококостные ломовые лошади втащили телегу во двор. В тот же самый момент из калитки, расположенной по соседству с воротами, вышел человек с мешком на плечах, одетый в набедренную повязку с клинообразным передником. ***фхор сообразил, что это, скорее всего, слуга, работающий в доме. Человек направлялся к большому квадратному ящику для мусора, стоявшему на углу высокой ограды. Не медля ни секунды, полицейский покинул свой наблюдательный пост и быстрым шагом пошёл ему навстречу. Слуга насвистывал на ходу мелодию незатейливой народной песенки; остановившись возле мусорного ящика, он положил открытый раструб мешка на деревянный борт и принялся деловито вытряхивать объедки. Хуефхор нарочито громко кашлянул. Человек навёл на него свои тёмные глаза, вопросительно подняв брови. Полицейский показал ему сверкнувшую в лучах яркого солнца золотую монету. Момент был удачный. Стражники закрывали ворота, а потому никак не отслеживали, что происходит на улице: как известно, глаз на затылке никто не имеет. Слуга перестал опорожнять мешок и замер в выжидательной позе. 
-  Если хочешь заработать, слушай меня внимательно, - сказал ***фхор и, подойдя к забору, встал за углом, чтобы не оказаться в поле зрения охранников.
   Слуга придвинулся к нему поближе.
-  Ты работаешь в этом доме? – спросил полицейский.
-  Да, я уборщик, - ответил человек, стоя к нему спиной.
-  Давно ты здесь работаешь?
-  Давно.
-  Ты знаешь следователя тайной полиции Ка-апера?
-  Я с ним незнаком, но видел несколько раз. Он иногда приходит к хозяевам. А что?
-  Не бойся. Я сам из тайной полиции. Мы подозреваем Ка-апера в государственной измене. Если ты, как верноподданный Его Величества фараона окажешь нам услугу, то получишь хорошее вознаграждение.
   Спина уборщика вздрогнула.
«Испугался», - с досадой подумал ***фхор.
-  Что я должен делать? – после некоторой паузы, спросил слуга.
-  Нужно подслушать его разговор с твоим хозяином. Если сделаешь, получишь двадцать золотых. Ну, как?
-  Попробую. Но если меня застукают, то угостят палками.
-  Не волнуйся. Я прибавлю за каждый удар по одному золотому.
-  Но меня могут уволить.
-  В этом случае я заплачу тебе дебен золота. Ты сможешь купить торговую лавку и открыть своё дело.
-  А нельзя ли в любом случае получить дебен золота?
-  Жадность порочна. Боги спросят с тебя за это на Страшном Суде.
-  Ну, хотя бы полдебена. А вдруг меня прирежут?
-  А зачем тебе столько денег в царстве мёртвых?
-  Мои дети  будут избавлены от нужды. А ещё они смогут получить образование и стать писцами.
-  Ладно. Но я заплачу тебе полдебена, только если твои сведения будут ценными. Что за праздник был вчера в этом доме? Музыкантов приглашали.
-  Приехал какой-то важный жрец из Мемфиса.
-  Из Мемфиса? Интересно. Один из вчерашних музыкантов, такой смазливый арфист, он когда-нибудь бывал в этом доме?
-  Я не знаю.
-  Может быть, он о чём-то говорил с хозяевами, или с кем-нибудь из гостей? Например, с Ка-апером. Ты не видел?
-  Нет.
-  Попробуй расспросить об этом прислугу. Только очень аккуратно.
-  Сделаю.
-  Я приду завтра в это же время.
   ***фхор вышел из-за угла и зашагал по улице в обратную сторону. Он вытащил из-за пазухи край папируса, отобранный у Ка-апера, при этом зловеще улыбнувшись. Свой отчёт он сжёг в чаше светильника, как только вернулся из гавани в номер гостиницы.
    В тот же самый час в царском дворце, чья стена возвышалась над кварталом Фиванской знати, произошло очень странное событие. В одном из просторных залов заканчивалось совещание чиновников, которое возглавлял верховный советник, двоюродный брат правящего фараона. Заседание длилось около шести часов, и по осоловевшим лицам присутствующих уже бродила дремотная зевота. Верховный советник тоже порядком утомился, но высокая должность не позволяла ему даже на секунду расслабиться, поэтому он продолжал сидеть в своём кресле в величественной позе со строгим невозмутимым лицом, как того требовал придворный этикет. Он слушал высокопарный и чрезвычайно запутанный доклад о налоговых поступлениях в казну, из которого так и не понял, сколько же денег вытрясло государство из своих подданных. Первоначальная цифра, названная докладчиком, к середине хитроумного повествования обросла грузом каких-то непредвиденных расходов, как ветка созревшими яблоками, отчего сумма значительно уменьшилась.
«Опять разворовали, сволочи», - подумал верховный советник, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Казнокрадство было тем самым злом, с которым ничего нельзя было поделать. В своё время фараон Хоремхеб пытался ввести суровые меры вплоть до смертной казни провинившихся чиновников, однако после его кончины всё вернулось на круги своя. Наученный горьким опытом, бюрократический аппарат стал настолько изощрённым в своих махинациях, что порой невозможно было найти ни одного виноватого.
   Наконец, докладчик умолк. Протянув папирус верховному советнику, чиновник поцеловал пол у его ног и, пятясь жирным задом, вернулся на своё место у стены.
Двоюродный брат фараона прошёлся взглядом по застывшим в почтительном раболепии лицам присутствующих и, сохраняя высокомерную маску, произнёс:
-  Все свободны.
   Придворные оторвались от стульев, низко изгибаясь в поклонах, неторопливо покинули зал. Передав свёрнутый доклад своему писцу, верховный советник поднялся с кресла. У него был час свободного времени, отведённый для обеда и короткого отдыха. Через дверной проём, он прошёл в соседнюю комнату, где уже был сервирован различными блюдами изящный резной стол, инкрустированный вензелями из эмали, и покорно ждал слуга с кувшином вина на серебряном подносе. Верховный советник опустился на диван, разведя в стороны ступни, тяжёлой ладонью обхватил тонкую ножку золотой чаши, опоясанной искусным орнаментом, и только здесь позволил себе зевнуть. Заботливый слуга наполнил его бокал. Солнечный свет из большого окна жарким сиянием переливался на драгоценной посуде. Он действовал на глаза, и верховный советник, прикрыв усталые веки, поднёс чашу к своему рту. Сделав глоток, двоюродный брат фараона ощутил странный солоноватый привкус, немедленно выплюнул струю жидкости на пол.
-  Что это? Что это такое? Я тебя спрашиваю!
   Слуга похолодел.
-  Ви…вино, - заикаясь, пролепетал он помертвевшими губами.
-  Это не вино, - сурово сказал верховный советник, до хрипоты понизив голос. – Это кровь. Где ты взял этот кувшин?
-  Я…я это…я в кладовой…где всегда, - сбивчиво ответил слуга. У него трясся подбородок.
   Верховный советник поставил на поверхность стола золотую чашу и выпрямился во весь рост.
-  Пойдём со мной, - произнёс он тихо. – Покажешь.
   Уверенной походкой, как подобало высшему сановнику, он пересёк помещение и вышел в коридор. Дрожащий от страха слуга плёлся за ним следом, словно покорная собачонка за строгим хозяином. Завидев верховного советника, слоняющиеся по дворцу придворные склоняли головы; неподвижными оставались только стражники с окаменевшими лицами. За исключением начальника дворцовой стражи, почти вся охрана состояла из шерденов – народа, оказавшего неоценимую помощь Рамсесу Второму в битве при Кадеше. Эти беспощадные, недолюбливающие египтян люди были преданы государю и по его приказу готовы были растерзать любого без всяких колебаний. В обстановке закулисных интриг и бесконечной грызни за должностное кресло фараон мог положиться только на них, ибо хорошо знал историю и никогда не забывал, какое место в ней занимали дворцовые перевороты.
   По ступеням лестницы верховный советник и трясущийся слуга спустились в подвальное помещение. Сановник взял с полки алебастровую лампу, зажёг её от пылающего светильника и протянул своему спутнику:
-  Показывай.
   Остановившись возле одной из множества дверей, слуга распахнул её, затем, робко ступая, вошёл в винную кладовую. Лампа в его руке ходила ходуном.
-  Где ты взял кувшин? – шагнув следом, спросил верховный советник.
-  Вот здесь, - слуга указал на уставленный глиняными сосудами стеллаж, тянущийся по всему периметру помещения. – Я всегда беру кувшины с этого края, по очереди.
-  Он был запечатан?
-  Да, господин.
-  Ты уверен, что печать не была сломана?
-  Я всегда обращаю внимание на такие вещи. На пробке стояла печать, иначе бы я не взял кувшин.
-  Открой следующий, - приказал верховный советник.
   Слуга поставил лампу на полку, там, где было свободное место, дрожащими руками сорвал с горлышка ближайшего кувшина восковую печать и выдернул пробку.
-  Пей, - повелительно произнёс верховный советник и стал с интересом наблюдать, как тот испуганно вливает в глотку тёмную струйку.
-  Ну что?
-  Это вино, господин, - ответил слуга, отстраняя кувшин от мокрых губ.
-  Можешь забрать его себе, я разрешаю.
-  Моя благодарность не знает границ, мудрейший господин, правдивый голосом светильник истинной справедливости.
-  Ладно, ладно, - прервал его верховный советник, так как терпеть не мог придворную лесть. Он посмотрел на горящую лампу и вдруг увидел, что позади неё на стене непостижимым образом появляются светящиеся иероглифы какой-то надписи.
-  Он придёт из тьмы Запада, чтобы уничтожить проклятый род, - прочитал сановник вслух.
   Слуга едва не выронил кувшин.
   Нахмурившееся лицо верховного советника стало мрачнее тучи, а вмиг пересохшие губы над волевым подбородком отчётливо произнесли:
-  Позвать начальника тайной полиции. Живо.

                12

   Слухи о происшествии во дворце поползли во все стороны, несмотря на то, что было сделано всё, чтобы сохранить эту историю в тайне. На следующий день о зловещем событии знал весь город. Торговки на рынках шёпотом предрекали невиданные бедствия, что скоро обрушатся на Египет, ежеминутно оглядываясь, поскольку полиции был дан приказ хватать всех, кто распространяет сплетни. А ещё через день в доме начальника дворцовой стражи состоялось тайное совещание, на котором присутствовали пятеро: сам хозяин, жрец Неферабет, следователь Ка-апер, советник Фиванского номарха и надзиратель за царскими покоями.
   Было около часа после полудня. Все участники собрания сидели на стульях и слушали начальника дворцовой стражи, только что вернувшегося со службы. Он рассказывал свежие новости:
-  Верховный советник Пасер выглядит очень усталым. Но держится. А вот придворные встревожены не на шутку. Тайная полиция проводит следствие, всех подробно расспрашивают. Во дворец приглашён верховный жрец Амона Небуннеф с двумя пророками, чтобы они растолковали это событие.
-  Небуннеф, конечно же, несёт несусветную чушь, - заметил Неферабет. – Он всегда был чрезмерно чванлив и отличался редкой тупостью. Следствие что-нибудь выяснило по поводу надписи?
-  Выяснило только то, что подобной краски ещё не было, - сказал Ка-апер.
-  Это естественно, - усмехнулся жрец. – Состав краски изготовлен в нашем храме при моём непосредственном участии. Надпись проявляется только при нагревании. Но откуда это знать тайной полиции, а тем более зарвавшимся служителям Амона? Скоро мы вернём себе былое могущество.
-  Одними надписями и коровьей кровью многого не добьёшься, - вставил надзиратель за царскими покоями. – Фараон слишком почитает Амона, и свалить их будет нелегко.
   Неферабет повернулся к нему.
-  Не следует делать поспешных выводов, досточтимый Панхар. Это только начало. Я прекрасно осознаю, насколько крепко они стоят на ногах. Но уверяю тебя: то, с чем они столкнутся в самом ближайшем будущем, сметёт их как золу порывом ветра. Все мы верные последователи Сета, и нам горько видеть, как унижены наши единоверцы. Но я клянусь, что жрецы Амона очень дорого заплатят за своё высокомерие. За свои мерзкие интриги, благодаря которым они приобрели нынешнее положение и несметные богатства. За то, что оттеснили нас на задворки, за то, что распространяют о нашем боге отвратительные сплетни, отравляя души истинно верующих. Они обвиняют нас во всех пороках, а нашего бога в мужеложстве, которое он якобы совершил со своим племянником Гором. Люди смотрят на нас с подозрением, а имя нашего бога произносят как ругательство. Но  Сет умеет мстить, и его месть страшна. И мы являемся орудием его гнева. Отец Рамсеса, покойный фараон Сети был мудрым и очень набожным человеком. Он делал богатые подношения нашим храмам и возвысил имя Сета, ибо понимал величие нашего бога. Чего не понимает ныне правящий Усермаатра Сетепенра Рамсес Мериамон.
   Жрец произнёс имя фараона с издёвкой и обвёл глазами всех присутствующих.
-  И первый удар обрушится на его голову, - продолжил Неферабет после короткой паузы.
   Надзиратель за царскими покоями звучно проглотил слюну.
-  Я не совсем понял, - сказал он, сблизив брови, отчего над его переносицей возникла глубокая складка. – Какой удар?
-  Досточтимый Панхар, - заговорил жрец. – Жаль, что ты не был в этом доме два дня назад. Но я расскажу тебе то, о чём знают все присутствующие. Фараон умрёт.
-  Как умрёт? Разве он болен?
-  Нет, он здоров и силён. Это случится по другой причине.
-  Вы хотите его отравить? – спросил Панхар почти шёпотом. На его лице проступил откровенный испуг.
-  Ты знаешь не хуже нас, что отравить его очень сложно, - Неферабет сложил руки на груди. – К тому же такая смерть ничего не даст. Он умрёт иначе. И то, как это произойдёт, потрясёт всю страну. Люди испытают такой ужас, какой не испытывали ещё никогда. Слухи о том, что надвигается нечто страшное, уже распространяются по городу благодаря усилиям досточтимого Раусера, - жрец показал пальцем на советника номарха. – А когда толпа узнает о смерти фараона и о том, как это случилось, она будет раздавлена окончательно.
-  А как это случится? – опять спросил Панхар.
-  Ты узнаешь об этом немного позже.
   Глядя растерянным взглядом в пол, надзиратель за царскими покоями потёр виски кончиками пальцев.
-  Ты сомневаешься? – задал вопрос Неферабет. – Напрасно. Всё уже подготовлено.
-  Я просто думаю. Допустим, фараон умрёт. Вероятно при помощи какого-то жуткого колдовства. Я прав?
-  Почти, - кивнул второй пророк храма Сета.
-  Но как мы свалим жрецов Амона?
-  На место Рамсеса мы поставим другого человека. Того, кто будет исполнять нашу волю.
-  Кто этот человек?
-  Фараон Аменхотеп Четвёртый, который сам себя называл Эхнатоном.
-  Ты шутишь? – округлил глаза Панхар. – Это невозможно. Эхнатон давно мёртв. Разве жрецы умеют оживлять мертвецов?
-  Не все, - ответил с улыбкой Неферабет. – Мы, верные служители Сета, умеем.
-  Невероятно, - пробормотал надзиратель за царскими покоями, обхватив голову руками.
-  Ещё раз говорю тебе: не сомневайся. Могущество Сета безгранично. Он дал нам знания, которых нет у служителей других богов. Ты сам всё увидишь.
-  Но как вы посадите на трон Эхнатона?
-  Нынешняя династия пришла к власти незаконно. Аменхотеп Четвёртый был отравлен жрецами Амона. У нас есть доказательства. Хоремхеб, тот, что был главным военачальником Эхнатона, а впоследствии стал фараоном, оставил после себя подробное описание этого заговора. Он знал всех заговорщиков, но сам участия не принял. До конца дней его терзали угрызения совести, что он не предупредил правителя о смертельной опасности. Его записи хранятся у нас. Когда мы их обнародуем, правящей династии придёт конец. А вместе с ней покатятся под гору служители Амона.
-  Но это будет гражданская война, - произнёс Панхар.
-  Никакой войны не будет. Мы воскресим Эхнатона при большом скоплении народа. Это подействует на толпу также сильно, как воскрешение Осириса. Возможно, будет стычка с царской гвардией, но мы двинем на Фивы войска, которые при поддержке многотысячной толпы подавят любое сопротивление. Воскрешённый Эхнатон будет объявлен благим богом. Он уже проводил религиозную реформу и сделает это снова, только на этот раз верховным богом будет провозглашён Сет. Не думай, мы не собираемся отменять других богов. Такое решение приведёт к смуте. Сет всего лишь займёт главенствующее место. Кто после этого посмеет сказать о нём что-либо дурное? Особенно после того, как его жрецами будет воскрешён законный правитель Египта. Ты только представь себе, какой силой воздействия будет обладать фараон, вернувшийся из царства мёртвых, видевший богов и слышавший их повеления. Боги будут говорить его устами, и никто не усомнится в этом. Он расскажет, как был отравлен жрецами Амона, как  убили его родственника Тутанхамона, просидевшего на троне совсем недолго, и коварный заговорщик, вельможа по имени Эйе захватил престол. Всё это в точности совпадёт с записями Хоремхеба.
-  Но кто подтвердит, что оживший человек и есть Эхнатон? Не осталось никого, кто помнил бы его в лицо. Жрецы Амона назовут нас мошенниками.
-  Эхнатон выглядит настолько необычно, что его нельзя ни с кем перепутать. В Ахетатоне, заброшенном городе, остались его статуи и многочисленные изображения.
   Наблюдая за выражением лица Панхара, жрец прекрасно видел, что тот колеблется. Надзирателю за царскими покоями было далеко за пятьдесят. Этот почтенный вельможа прожил при дворе всю свою сознательную жизнь – его должность была наследственной. Точно так же, как и вера, которую он не желал менять, несмотря на то, что большинство придворных в угоду фараону поклонялось Амону-Ра. Неферабет понял, что настало время для самого весомого аргумента.
-  Давайте спустимся в зал, - предложил он, поднимаясь со стула. – Досточтимому Панхару необходимо кое-что увидеть своими глазами. 
   Все встали. Начальник дворцовой стражи отворил дверь, открывающуюся наружу, и все участники совещания поочерёдно вышли из комнаты в коридор, по которому направились в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Как только они удалились, из-за деревянной перегородки распахнутой двери появился еле живой от страха уборщик, нанятый ***фхором. Всё это время он находился в коридоре и слышал каждое слово, произнесённое заговорщиками. Убедившись, что поблизости никого нет, уборщик зашёл в комнату, покинутую участниками собрания, и полез через достаточно широкое окно ногами вперёд. Он ловко спрыгнул со второго этажа, приземлившись ступнями на цветочную грядку возле задней стены дома. В благоухающем саду щебетали птицы. Уборщик поправил руками смятые растения и, выйдя на выложенную каменным гравием дорожку, направился к ограде. Возле забора он, как следует, огляделся, поднял с земли деревянную лестницу, приставил её концом к верхнему краю кирпичной кладки и вскарабкался наверх. Господин ***фхор ожидал его в переулке, заложив руки за спину.
-  Эй, - негромко позвал уборщик, высунув голову из-за ограды, - я здесь.
   Полицейский поднял глаза вверх.
-  Как дела? – спросил он, подойдя к забору.
-  Я всё подслушал. Они готовят заговор. Собираются убить фараона и устроить переворот.
-  Я подозревал нечто подобное, - промолвил ***фхор. – Как они собираются убить фараона?
-  При помощи какого-то колдовства.
-  Теперь мне всё ясно. Ну, конечно колдовство. Именно колдовство. Для чего же ещё эти колдуны прибыли в Фивы? Всё сходится. Ты запомнил подробности?
-  Я не всё понял. Они называли какое-то имя. Нахи…Эхни… Ахитона. Они собираются его оживить и сделать фараоном.
-  Оживить? – хмыкнул полицейский и подумал:
«Что за бред? Этот неграмотный слуга, видать, всё перепутал».
-  Ты заслужил свои полдебена, - сказал ***фхор и бросил уборщику кошелёк, который тот поймал на лету двумя руками. – Возможно, скоро тебя вызовут в тайную полицию для дачи показаний. Расскажешь там всё подробно. Так что будь готов. А мне назови имена всех заговорщиков.
-  Мой хозяин Сихатор, жрец из Мемфиса по имени Неферабет, следователь Ка-апер, какой-то господин Панхар и ещё один человек. Я не расслышал его имя. По виду очень важный господин.
-  Возвращайся в дом и храни в тайне всё, что ты услышал, до тех пор, пока тебя не вызовут для дачи показаний.
   Пока происходил этот разговор, пятеро участников собрания вошли в большой зал, посреди которого на двух столиках стоял прямоугольный деревянный ящик. Начальник дворцовой стражи закрыл за собой створки дверей. В зале покорно ожидали два жреца младшего ранга – помощники господина Неферабета, прибывшие вместе с ним из Мемфиса.
-  Сейчас ты увидишь то, что рассеет все твои сомнения, - произнёс второй пророк храма Сета, обращаясь к Панхару. Он кивнул своим подручным, и те немедленно сняли с ящика крышку.
   В помещении царил полумрак, озарённый желтоватым пламенем единственного светильника. Расположенные вдоль стен колонны отбрасывали резкие колеблющиеся тени, а в дальних углах висела почти непроницаемая мгла. Надзиратель за царскими покоями разглядел в ящике неподвижное тело человека в набедренной повязке и, подойдя ближе, посмотрел на его мёртвое лицо.
-  Кого ты видишь? – спросил Неферабет, следуя за ним по пятам.
-  Невероятно, - отозвался Панхар, почувствовав холод в животе. – Покойный фараон Сети. Где вы взяли его мумию? Вы вскрыли гробницу?
-  Гробница Сети хорошо охраняется, и вскрыть её невозможно, - возразил жрец. – Ты видишь перед собой совсем другого человека. Но сходство поразительное, не правда ли?
-  Кто он?
-  При жизни он был известен как Мемфисский Потрошитель. Я обнаружил его тело в одном провинциальном городе. Его собирались мумифицировать. По моей просьбе его тело не стали погружать в раствор натрона, а всего лишь обработали бальзамировочными маслами, чтобы избежать разложения. Ты спрашивал меня, как умрёт фараон Рамсес. Теперь я могу тебе ответить. Рамсеса убьёт мумия человека, как две капли воды похожего на его отца. Он явится из тьмы Запада, чтобы уничтожить проклятый род. Так гласила надпись на стене. Всё исполнится в точности. Это случится сегодня ночью. А теперь смотри внимательно.
   Неферабет щёлкнул пальцами. Оба его помощника опустили руки в глиняный горшок, стоявший на столе рядом с передним краем ящика, и, зачерпнув ладонями какую-то желтовато-зелёную мазь, принялись торопливо втирать её в кожу мертвеца. Обступив со всех сторон мумию, заговорщики глядели во все глаза, кроме второго пророка храма Сета, застывшего в отрешённой позе. За несколько минут жрецы покрыли слоем необычно пахнущего зелья всю переднюю часть мёртвого тела ото лба до ступней. Наблюдая за их подвижными пальцами, господин Панхар неожиданно подумал, что всё это похоже на злую шутку, и никакого воскрешения не будет: покойник так и останется лежать в ящике, ни разу не шелохнувшись. Один из жрецов, закончив растирание, вынул из-за пояса два продолговатых металлических цилиндра – серебряный и золотой – и  вложил их в скрюченные ладони мертвеца. Затем возле головы мумии, впритык к черепу, был установлен пустотелый деревянный столбик с четырьмя поперечно расположенными дисками.
-  Осталась последняя процедура, - объявил Неферабет. – И дух умершего соединится с телом.
-  Нужно какое-нибудь заклинание? – спросил советник номарха.
-  Никаких заклинаний. Это не сказка, это явь.
   Неферабет взял со стола длинный посох с подковообразным камертоном на конце. Как по команде, его помощники подняли с пола амфору, из плотно запечатанного горлышка которой торчали два металлических штыря, держа её за ручки, поднесли стержни вплотную к стопам покойника.  С храмовой торжественностью Неферабет опустил верхнюю часть посоха в ящик, коснувшись концом головы Мемфисского Потрошителя. Остальные заговорщики на всякий случай отошли назад. Второй пророк храма Сета ударил указательным пальцем по камертону. В уши присутствующих ворвался высокий пронзительный звук. Он быстро нарастал, раскачиваясь от лёгкого вибрато, словно в зале одновременно зазвенели стеклянные колокольчики. По телу мумии пробежала судорога. Что-то хрустнуло. С громким треском обезвоженных суставов мертвец приподнял руки. Советник номарха пошатнулся, чуть не свалившись в обморок. У господина Панхара застучали зубы. Веки мумии приоткрылись, и в мутных белках отразилось пламя светильника. Резкими толчками оживающее тело оторвалось от днища ящика. Неферабет и его помощники отпрянули в стороны. Мертвец уселся в своём гробу; снова хрустнув позвоночником, он повернул голову и уставился на следователя Ка-апера, в один миг ставшего белым как полотно.
-  Ужас, - прошептал начальник дворцовой стражи. 
-  Кому ты служишь? – властно спросил Неферабет, опираясь левой рукой на посох.
-  Тому, кто владеет зельем, - глухим скрипучим голосом ответила мумия.
-  А кому принадлежит зелье?
-  Тебе.
-  Встань! – громко приказал жрец.
   Мертвец отбросил в стороны цилиндры и, неуклюже перебравшись через борт ящика, опустил ноги на пол.
-  Сейчас мы проверим, насколько хорошо ты мне служишь, - сказал Неферабет. Он сунул правую руку за пазуху и вытащил оттуда берцовую человеческую кость. Резко, не размахиваясь, он швырнул её в зал.
-  Подними! Зубами!
   С неожиданным проворством Потрошитель метнулся вперёд. Встав на четвереньки, он, подобно собаке, покорно исполнил приказание.
-  Убедились? - ухмыльнулся Неферабет. – Он подчинится каждому моему слову. Зелье, которое втёрли в его кожу, обладает магической силой. Его невозможно убить ни мечом, ни стрелой. Это идеальный убийца. Встань, мумия! Выплюнь изо рта кость и возвращайся в свой ящик.
   Все молчали, с трепетом наблюдая, как послушный мертвец, принявший вертикальное положение, неестественно передвигаясь, залез обратно в гроб. Он лёг на спину и сложил руки на груди. Следователь Ка-апер облегчённо вздохнул. Надзиратель за царскими покоями вытер проступившие на лбу капли пота. Советник номарха и начальник дворцовой стражи многозначительно переглянулись. Только жрец и его помощники оставались невозмутимыми.
-  Что ты видел в царстве мёртвых? – обратился к Потрошителю Панхар.
-  Сдохнешь – узнаешь, - откликнулся оживший мертвец.
   Глядя на него властным взором, Неферабет повелительно сказал:
-  Ты будешь лежать в этом ящике до полуночи. Поздно вечером тебя отнесут во дворец. Когда наступит полночь, ты вылезешь из ящика и отправишься в царские покои. Ты найдёшь фараона и задушишь его. Потом ты покинешь дворец и вернёшься в этот дом. Что ты должен сказать?
-  Слушаюсь, хозяин.
   Неферабет подал знак своим помощникам. Те незамедлительно подняли крышку и вложили её в деревянные пазы, скрыв от глаз ужасную мумию.
-  Представление окончено, - повернув жилистую шею к заговорщикам, произнёс жрец. – А теперь обсудим план действий. За час до полуночи ящик доставят к северным воротам дворца. Там всё готово?
-  Сегодня ночью будет дежурить мой помощник, - сказал начальник дворцовой стражи. – Он поставит в караул самых надёжных людей. Никаких препятствий не будет.
-  Хорошо, - кивнул Неферабет. – Теперь слушай ты, досточтимый Панхар. Ящик будет поставлен в комнате ожидания перед тронным залом. Как только минует полночь, ты с двумя слугами заберёшь его оттуда и отнесёшь в какое-нибудь укромное место. Только прежде убедись, что ящик пуст. Желательно уничтожить его, пока во дворце будет переполох. Когда явится тайная полиция, можешь рассказать им, что видел в коридоре мумию покойного отца Рамсеса. Ты, досточтимый Ка-апер, должен будешь направить следствие именно по этому пути.
-  Да я уж постараюсь, - отозвался тот.
-  Мы должны избежать любой ошибки, даже самой незначительной, - продолжил жрец. – Сегодня мы справляем день рождения досточтимого Сихатора, так что никто не заподозрит нас в заговоре.
   Ка-апер вспомнил ***фхора и подумал, что если этой ночью правитель Египта умрёт, то папирус, которым завладел полицейский при помощи подлой хитрости, потеряет всякую силу. А ещё он подумал, что гнусному легавому недолго осталось жить на этой земле, потому что он приложит все силы, чтобы отправить своего врага в царство Осириса.
-  Если всё удастся, вы будете вознаграждены, - сказал Неферабет. – Ты, досточтимый Раусер, станешь Фиванским номархом. Ты, досточтимый Панхар, станешь верховным советником Юга. Досточтимый Сихатор получит титул военного министра, а досточтимый Ка-апер – начальника тайной полиции. Божественного Рамсеса, любимого Амоном, ждёт гробница, где он встретится со своими предками. У него такая же красная кровь, как у любого крестьянина. Тот, кто мешает живым, должен отправиться к мёртвым. И пусть он скажет: о славные мёртвые, что идут перед Ра за своим Ба, тяните меня вашими верёвками, так как вы те, кто ведёт Ра и тянет всех из верхнего мира. Я священный дух с головой Запада.

                13

   ***фхор смотрел на чистый лист папируса, сочиняя в уме послание. За стеной его довольно дрянного гостиничного номера веселились пьяные матросы. Гнусаво тренькала лютня, повизгивали женские голоса, кто-то периодически хрипло выкрикивал похабные словечки. Всё это жутко действовало на нервы и мешало сосредоточиться. ***фхор в сердцах сплюнул и начал писать:
«О возлюбленный сын Амона, чьё сияние освещает наш путь. Тот, кто даёт Двум землям больше света, чем солнечный диск. Тот, кто делает землю более зелёной, чем вода Нила. Тот, кто наполнил Два царства силой и жизнью, кто разметал несметные полчища врагов божественной десницей, да будет жив, здоров и силён. Твой смиренный слуга ***фхор, начальник шестого отделения полиции города Мемфиса, спешит сообщить тебе ужасную весть о чудовищной измене со стороны твоих подданных. Твой начальник дворцовой стражи Сихатор, жрец из Мемфиса Неферабет, следователь тайной полиции Ка-апер и некий Панхар затевают заговор против твоей священной особы. Они дерзнули помыслить о том, чтобы лишить тебя жизни при помощи ужасного колдовства. В заговоре принимают участие четверо магов и колдунов, прибывших в Фивы. Эти мерзкие чародеи, да испепелит их гнев Амона-Ра, проживают на улице Фиванской Победы, в доме номер десять. У меня собраны доказательства их преступных замыслов. Готов служить Твоему Величеству, живому богу, не щадя своей жизни».
   Закончив писать, ***фхор положил на столик заострённую тростниковую палочку и задумался. Нести донос в тайную полицию было опасно, поскольку он мог попасть в руки следователя Ка-апера. Кроме того, начальник шестого отделения не знал, сколько ещё работников этого ведомства могло быть втянуто в заговор. Необходимо было сделать так, чтобы письмо напрямую попало в руки фараона. Но только как это сделать? Задача была посложнее, чем слежка за колдунами. Полицейский напрягал мозги, но не находил никакого решения. Тогда он решил ещё раз обратиться к ростовщику.
   Хапиджефаи с удовольствием поедал мясо с бараньей лопатки, когда в его столовую в сопровождении слуги ворвался ***фхор.
-  У меня срочное дело! – громогласно заявил он без всяких приветствий. – Не терпит никаких отлагательств! Чрезвычайной важности!
-  Что случилось? – чуть не подавился ростовщик.
-  Государственная измена. Я раскрыл заговор против Его Величества фараона.
-  А я что могу?
-  Я должен передать письмо лично фараону. В тайной полиции засели предатели. У тебя есть связи при дворе?
-  Связи? Хм, - ростовщик почесал затылок. – Начальник дворцовых церемоний несколько раз занимал у меня деньги. Если только он…
-  Сойдёт. Как мне с ним связаться?
-  Я могу написать ему письмо. Надеюсь, за некоторое вознаграждение он согласится тебе посодействовать.
-  Пиши! – воскликнул ***фхор. – Я не останусь в долгу.
   К его величайшему счастью дворцовый церемониймейстер оказался дома. Вельможа только что закончил обеденную трапезу и собирался возвращаться на службу, и в этот момент в его роскошный особняк, расположенный в квартале фиванской знати, явился ***фхор с письмом от ростовщика. Это был важный толстогубый господин с тремя подбородками и приплюснутым носом. Прочитав послание, он согласился принять полицейского в своём домашнем кабинете.
-  Слушаю тебя, - сказал он, вальяжно развалившись в резном кресле.
-  Дело чрезвычайной важности, - начал ***фхор, сделав строгое лицо и придав голосу загадочную интонацию. – Мне удалось раскрыть ужаснейший заговор против, страшно сказать, нашего живого бога, Его Величества фараона. В заговоре замешаны высокопоставленные лица и работники тайной полиции.
   Брови церемониймейстера поползли вверх.
-  Ты знаешь имена заговорщиков?
-  Разумеется. Я написал письмо Его Величеству, его необходимо передать лично в руки, чтобы избежать случайной огласки.
-  Так, - сказал вельможа, причмокнув. Он, вообще, чмокал после каждой фразы, словно ставил точку в конце предложения. – Я могу положить твоё письмо в корзину для утренних докладов. Завтра оно будет прочитано.
-  Премного благодарен, светлейший, да продлят боги твои дни, - поклонился ***фхор и вложил увесистый кошелёк с двумя дебенами золота в пухлую руку придворного.
«Хорошо бы получить пост начальника полиции Мемфиса», - подумал он, пятясь к двери.
   Часам к шести вечера к дому начальника дворцовой стражи подошла группа музыкантов, которую сопровождал Имхотеп. Писец был немного взволнован, но держался вполне уверенно. Как и в прошлый раз, охранники распахнули калитку и впустили всю труппу во внутренний двор. На пороге дома их ждал управляющий.
-  Сейчас опять начнёт нудеть, что мы пришли слишком рано, - проворчал Тутмос.
   Однако тот встретил их вполне учтивым кивком головы. Как показалось Тутмосу, он с некоторым подозрением взглянул на Имхотепа, но ничего не сказал. Труппу снова отвели в боковую комнату, похожую на коридор, но, как выяснилось, выступать надо было немедленно, поэтому музыканты быстро подстроили инструменты и отправились в зал. Проклятый управляющий опять с подозрением уставился на Имхотепа. Тому ничего не оставалось, как проследовать за всей труппой. Тутмос сунул ему в руки кифару и, подмигнув, шепнул:
-  Будешь делать вид, что играешь.
   В хорошо освещённом зале было человек сорок. Танцовщицы накрылись чёрным покрывалом и выскочили из-под него обнажёнными, как только оркестр заиграл первый танец. Глядя на их голые извивающиеся тела, Имхотеп, не касаясь струн, старательно изображал музыканта. Если бы он узнал, что тысячелетия спустя этим будет заниматься большое количество людей на одной шестой части суши и получать за подобную деятельность деньги, он был бы нимало удивлён. «Отработав» три номера, он воспользовался паузой и потихоньку улизнул в дверной проём, оставив на полу кифару. Перед входом в зал его ждал полный человек с азиатскими чертами лица.
-  Ты Имхотеп? – спросил толстяк.
-  Да, - ответил писец, сразу сообразив, что перед ним повар-подпольщик.
-  Пойдём.
   Пройдя по коридору, они поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в другом коридоре с деревянными колоннами. Возле одной из дверей повар остановился.
-  Жрец проживает здесь, - сказал он тихим голосом.
   Имхотеп спросил:
-  Письменный прибор есть?
-  Всё на столе в комнате. В ящике справа от стола найдёшь чистые листы папируса. Документы жреца хранятся в шкатулке с изображением Сета на крышке. Ты знаешь, что искать?
-  Да, знаю. Мне объяснили.
-  Давай, действуй. Я буду ждать здесь. Там есть лестница. Она ведёт на крышу. Если что, поднимайся наверх.
   Имхотеп открыл дверь и быстро прошмыгнул в помещение. Оно состояло из двух комнат, соединённых прямоугольным отверстием проёма в стене с раздвинутой наполовину  занавеской. В правом углу имелся квадратный люк в потолке, изрыгающий ступенчатый водопад каменной лестницы и струящийся поток дневного света. Имхотеп заметил изящный диван на изогнутых ножках, несколько стульев и письменный стол у стены, который интересовал его больше всего. На нём стояла инкрустированная изумрудами и лазуритом большая шкатулка с серебряной фигурой бога Сета на крышке. Деревянный футляр письменного прибора покоился рядом. Писец потёр ладонями руки и подошёл к столу. Откинув крышку шкатулки, он принялся наугад вытаскивать трубки папирусов и бегло прочитывать написанное. Нужный документ он обнаружил на самом дне. Это был рецепт какого-то зелья, за которым так упорно охотилось подполье. В комнату доносились отдалённые звуки музыки. Посмотрев инстинктивно по сторонам, Имхотеп взял из ящика возле стола чистый папирус, подвинул стул и приготовился писать. Он испытал возбуждающее чувство, которое испытывает каждый вор, забравшийся в чужое жилище – страх вперемешку с болезненным удовольствием от сознания запретного действия. 
«В этом мире у нас только один выбор», - подумал писец, старательно переписывая строчки. – «Либо жить по законам и быть всю жизнь зависимым, либо иметь свободу воли и тем самым нарушать законы».
   Вдруг он уловил какой-то странный шум, похожий на шелест льняной ткани. Ему даже почудилось, что краем глаза он успел разглядеть промелькнувшую тень. Он обернулся, превратившись в одно сплошное внимание. Занавеска на дверном проёме слегка колыхалась. Имхотепу стало не по себе. Поднявшись со стула, он прошёлся на цыпочках и резко ворвался в соседнюю комнату. Там никого не было.
«Померещилось», - с облегчением решил писец.
   Вероятно, отверстие в потолке создавало тягу для потока воздуха из дверной щели, как это происходит в печи, отчего возникший ветерок трепетал лёгкую ткань. Он вернулся за стол и продолжил работу. Закончив последнюю строчку, Имхотеп положил рецепт на место, а копию забрал с собой.
   Повар ожидал его в коридоре.
-  Дело сделано, - сказал писец.
   В каморке возле кухни, куда они пришли, после того, как спустились вниз, было уютно.
-  Выпить хочешь? – предложил повар. – Я умыкнул у хозяев кувшинчик.
-  Не откажусь, - ответил Имхотеп.
-  А суп из мухоморов будешь?
-  Из мухоморов? – не понял писец. – Зачем?
-  Под вино в самый раз. В Вавилоне частенько употребляют. Меня один ассириец научил. Состояние незабываемое.
-  А ты будешь?
-  Буду.
-  Тогда давай.
   Повар поставил на доску для разделки мяса две чашки, потом плеснул в них из горшка мутно-жёлтую жидкость с мелко нарезанными кусочками грибов.
-  Пей, не бойся, - протянул он отвар Имхотепу. – Я по вечерам часто пью. После него, знаешь, какие сны снятся? Всё как наяву. На днях, например, ко мне Исида явилась. Голая. Ох, как я её оседлал!
   Они вдвоём выпили.
-  Ну как? – поинтересовался повар.
-  На вкус приятно. А что будет?
-  Подожди немного. Сам узнаешь. А теперь вдогонку вина.
   Повар достал откуда-то из-за горшков украденный кувшин и снова наполнил чашки. Вино было очень хорошим. Имхотеп отхлёбывал его понемногу, смакуя каждый глоток. Повар стал рассказывать какие-то истории из жизни обитателей  дома. Вскоре писец поймал себя на мысли, что вся эта словесная чепуха преобразуется перед его глазами в живые картинки, словно он смотрит представление актёров, какие разыгрываются во время религиозных праздников. Он видел грудастую хозяйку дома, с которой повар хотел бы совокупиться, но по понятным причинам не мог, причём эта хозяйка в уменьшенном виде бегала между кухонной посудой, успевая на ходу отчитывать внезапно появляющихся из воздуха слуг, а за ней носился такой же уменьшенный двойник самого повара. Имхотепа очень поразило, что он видит одного человека сразу в двух ипостасях.
«Может быть, я бог?», - подумал он, и эта странная мысль начала постепенно укрепляться в его сознании. Писец неожиданно понял, что сделал очень важное открытие. Устройство мира, до сих пор туманное и непонятное, вдруг стало раскрываться перед ним священным цветком лотоса, и между сияющих лепестков вставала во всей наготе самая главная тайна. Оказывается, сидящий перед ним на табурете и одновременно бегающий между горшков повар был никто иной, как он сам. Он же был и грудастой хозяйкой, с которой хотел совокупиться, то есть поиметь самого себе и сам же себе отказывал.
«Так вот в чём корень зла», - осенило Имхотепа. Он сам и был этот мир, и, создавая в нём противоположные желания, шёл по пути саморазрушения. Из состояния вселенского откровения его вывел голос Тутмоса.
-  Вот вы где, - сказал арфист, входя в каморку. – А я вас ищу. Ну, как дела?
-  Всё сделали, - ответил повар. – Папирус у Имхотепа.
   В этот момент на лице писца появилось царственное выражение, отражающее во всей полноте его божественную природу. Тутмос напрягся.
«Бедняга не знает, что он – это я», - подумал Имхотеп. – «Завтра же начну проповедовать».
-  Ты слышал, что говорят про бога Амона? – спросил он, намекая на свою божественность. – Он соединил своё семя с телом своим, чтобы тайно явить на свет яйцо.
   Палец Имхотепа указал на кухонную посуду, где фигурка повара схватила хозяйку дома за пышные груди, намереваясь произвести соитие. Тутмос взглянул на глиняные горшки и поменялся в лице.
- Я, пожалуй, заберу папирус, - сказал он и, странно глядя на Имхотепа, вытащил у того из руки свёрнутый свиток. – Вы тут смотрите, не увлекайтесь.
-  Скоро закончите играть? – спросил повар.
-  Примерно через час, - бросил арфист, покидая каморку.
   Писец проводил его исполненным достоинства взором, тотчас приосанился, как подобало владыке мира, и попросил:
-  Налей-ка мне ещё своего чудесного напитка.
-  Что, понравилось? – усмехнулся повар.
   Спустя час труппа закончила выступление.
«Пойду, заберу Имхотепа», - подумал Тутмос, раскланиваясь под бурные овации. Он попросил присмотреть за арфой братьев нубийцев и отправился в каморку, но застал там одного повара, мечтательно уставившегося в потолок.
-  Где Имхотеп? – спросил музыкант.
   Подпольщик посмотрел на него своими узкими азиатскими глазами.
-  Уже ушёл.
-  Куда?
-  Наверное, домой.
-  Начинается, - засопел Тутмос, вспомнив, как пришлось выкупать писца из полиции.
   
                14

   Тёмная громада дворца, освещённая россыпью огней, в наступивших сумерках казалась ещё больше. Когда громыхающая телега подъехала к пилону северных ворот, её встретили четверо солдат.
-  Кто ты и откуда? – направив копьё на возничего, спросил начальник караула. Он разглядел в повозке деревянный ящик и шестерых простолюдинов в набедренных повязках.
-  Начальник дворцовой стражи прислал вино охране по случаю своего дня рождения, - ответил возничий.
-  Подожди немного, я позову старшего.
   Стражник скрылся в дверях караульного помещения, откуда через минуту вышел в сопровождении офицера. Тот, едва взглянув на телегу, сказал низким надтреснутым голосом:
-  Всё в порядке. Открыть ворота.
   Заскрипели тяжёлые створки из ливанского кедра; повозка тронулась с места и въехала в широкий двор. Четверо носильщиков спрыгнули на землю, двое принялись сдвигать ящик на их подставленные плечи, затем слезли сами и подхватили ношу у самого края.
-  Пойдёмте со мной, - произнёс подошедший офицер.
   Он повёл носильщиков через арку главного входа, по краям которого стояли статуи Амона. Они долго шли по длинному лабиринту дворцовых коридоров с пылающими чашами светильников, установленных через каждые пять метров; на их пути то и дело встречались дежурные стражники с иноземными лицами. В просторном помещении, так называемой комнате ожидания, офицер остановился. Здесь горело всего два светильника, и помещение, в основном, освещалось лунным светом, падающим на мраморный пол через большие окна. За створками украшенных росписью дверей находился тронный зал.
-  Поставьте ящик здесь, - приказал офицер.
   Носильщики повиновались, после чего вся процессия удалилась.
   В проёмах окон виднелось звёздное небо. До полуночи оставалось около получаса. Во дворце стояла тишина, нарушаемая лишь сухим потрескиванием пламени. В бледных, косо падающих лучах брошенный в одиночестве ящик поблёскивал каплями застывшей смолы. Внезапно в умиротворённой полутьме раздался негромкий звук, напоминающий глухое ворчание. Он оборвался так же внезапно, как и возник, и несколько минут ничто не тревожило покой комнаты ожидания. Затем звук повторился. Внутри ящика возникла какая-то возня, от резкого удара приподнялась крышка. Она опустилась на место, но тут же от сильного толчка отлетела в сторону и стукнулась о мрамор пола. На края бортов легли человеческие руки. Из тёмной глубины ящика в полосу лунного света поднялось заспанное лицо Имхотепа. Хлопая глазами и озираясь по сторонам, писец кое-как встал на ноги.  Выбравшись из ящика, он сделал пару шагов и неожиданно остановился. В его животе забулькало – это давал о себе знать непривычный для желудка грибной отвар.
-  Однако, - сказал Имхотеп.
   Он уставился на створки дверей в тронный зал и, недолго думая, направил к ним своё тело. Толкнув руками расписанную деревянную поверхность, писец обнаружил, что находится на пороге внушительного помещения, освещённого шестью большими светильниками. Там не было окон, и вдоль обеих стен расположились как часовые каменные колонны, упираясь в потолок искусно выточенными капителями в виде цветка папируса. В конце зала на возвышении стоял великолепный царский трон. Впрочем, всё это мог видеть только пребывающий в здравом уме наблюдатель. Имхотеп, до сих пор испытывающий наркотическое опьянение, видел что-то совершенно иное. Покачиваясь, как матрос после долгого морского путешествия, он пошёл вперёд. Возле возвышения с золочёным троном писец остановился. Дальше в стене имелась ещё одна дверь, ведущая в царские покои. Имхотеп взглянул на неё с задумчивым недоумением, словно решал в голове какой-то сложный вопрос, но в этот момент в его животе снова забурлило. Писец почувствовал, что его урчащий желудок требует немедленного облегчения. Он шагнул к левой стене и, задрав одежду, тотчас же уселся на корточки. Поток ночного воздуха, дующего из окон соседней комнаты, теребил желтоватое пламя светильников. В тишине тронного зала, обладающего очень хорошей акустикой, шумы, производимые расстроенным желудком, звучали довольно гулко. Имхотеп надрывно покрякивал; подсознательно ощущая, что физиологическое действие подходит к завершению, он поискал глазами, чем бы утереться. На его счастье в двух локтях от себя возле стены он увидел корзину, из которой торчали свёрнутые свитки папирусов. Имхотеп наклонился и вытащил первый попавшийся документ. Он и понятия не имел, что только что взял в руки донос господина ***фхора. Тщательно вытерев задницу, писец накрыл манускриптом кучку испражнений и распрямил туловище. Таким образом, судьба в его лице второй раз изменила жизненный путь начальника шестого отделения. Он перевёл взгляд на противоположную стену, где вдруг обнаружил возле колонны раскрашенную статую бога Амона величиной с человека высокого роста.
-  Тутмос, друг, вот ты где! – громко произнёс Имхотеп. – А я тебя ищу.
   Он пересёк зал и остановился возле изваяния.
-  Ты знаешь, я сегодня сделал великое открытие. Но вначале ответь мне на один вопрос: кто из нас двоих является истинным, а кто ложным? Ответ неправильный. Я процитирую тебе кое-что из Книги Мёртвых, а потом объясню самую суть. Слушай. Усопший, освобождённый из земных и загробных пределов, сам себе хозяин во Вселенной, он может воплотиться, если знает нужное заклинание, по своему желанию в любого человека, животное или растение. Так человек волшебным образом связан с созданием. Причём здесь усопший, спрашиваешь? Объясняю. На самом деле никто из нас никогда не умирал и, честно говоря, никогда и не рождался. И хотя сказано дальше: «Я – чистый лотос, рождённый сиянием и появившийся из ноздри Ра», прежде всего, нужно уяснить, что означает «ноздря Ра». Правая она или левая, или это одна большая ноздря, в которой чудесным образом соединяются обе, как дырка в заднице, которая исторгает ветер, а его в свою очередь поглощают ноздри, расположенные в носу. Мы получаем замкнутый круг. То, что исторгается, то и поглощается, чтобы снова быть исторгнутым.
   Писец постепенно углублялся в дебри философских рассуждений, одновременно теряя на ходу логическую нить. Он цитировал обрывки каких-то старых папирусов, прочитанных им в своё время, причём все эти высказывания всплывали в его голове в абсолютном беспорядке, словно вытащенные наугад из большого мешка. Он настолько увлёкся, что не услышал приближающихся шагов. Они принадлежали господину Панхару, явившемуся в комнату ожидания в сопровождении двух слуг. Едва войдя в помещение, надзиратель за царскими покоями отчётливо разобрал бормотание человеческого голоса. Он бросил взгляд на открытый ящик и, движимый естественным любопытством, потихоньку подкрался к раскрытым створкам дверей в тронный зал. К своему великому удивлению, вельможа увидел разглагольствующую фигуру неизвестного человека.
-  А ещё было сказано: клюв пеликана открылся для меня, чтобы я вышел днём и оказался в любом месте, какое я пожелаю, - говорил Имхотеп, жестикулируя руками. – Ты спрашиваешь меня, причём здесь клюв пеликана? Отвечаю. Вообще не причём. Существу, которое является духом и одновременно существом, равно как и богом, никакой клюв пеликана не нужен. Потому что, по большому счёту, он и не существует вовсе.
-  Это ещё что за деятель? – вполголоса промолвил господин Панхар.
-  Что, что? – переспросил Имхотеп после короткой паузы, словно выслушал какого-то невидимого собеседника. – Я понял твой вопрос. Ты спрашиваешь, существует ли музыка? Вообще-то, не существует. Хотя, одновременно и существует. Например, вот эта народная песенка, помнишь?
   И он запел, при этом энергично приплясывая:
-  У жреца была подружка,
   А у той пивная кружка.
   Цики-цики ха! Цики-цики ха!
   Надзиратель за царскими покоями только выпучил глаза. Писец, видимо, забыл слова, поэтому стал мычать мотив, продолжая неуклюже танцевать перед безмолвной статуей. Господин Панхар так и не понял, что это за идиот, а также, куда делась ожившая мумия, но сообразил, что пора уносить ноги, иначе заметут. Он повернулся к своим помощникам и властно приказал:
-  Забирайте ящик.
   Оба слуги подняли с пола крышку, вложили её в пазы, затем подхватили ношу и в сопровождении вельможи поспешно покинули помещение.
   В то же самое время в доме начальника дворцовой стражи произошли совсем другие события. Праздник давно закончился, и, несмотря на то, что большинство огней в помещениях было погашено, хозяин имения Сихатор не спал. Он медленно прохаживался по комнате перед большим залом, находясь в состоянии нервного возбуждения. Он вряд ли бы уснул, не дождавшись конца той самой авантюры, в которой принял непосредственное участие. По просьбе жреца Неферабета он убрал ночную охрану из сада, чтобы никто не заметил вернувшуюся мумию. По их расчётам, это должно было произойти примерно около часа после полуночи или немного раньше. Жрец пообещал, что к тому моменту спустится вниз и сам встретит мертвеца, один вид которого внушал начальнику дворцовой стражи неописуемый ужас. Сихатор поглядывал на установленные в помещении водяные часы – клепсидры, и с раздражением замечал, что время идёт очень медленно. Он всячески успокаивал себя, что в случае неудачи ни в коем случае не попадёт под подозрение, но при этом не мог избавиться от душевного трепета.
   В комнату вошёл слуга, спросил, учтиво наклоняя голову:
-  Господин что-нибудь желает?
-  Принеси мне гранатового сока, смешанного с мёдом, - сказал начальник дворцовой стражи.
   Слуга ещё раз поклонился и вышел.
«Интересно, что же сейчас происходит во дворце?», - подумал Сихатор. Он мысленно представил чудовищную суматоху - растерянные лица придворной прислуги, бегающих по коридорам гвардейцев - и словно услышал чей-то пронзительный крик: «Правитель Египта убит!»
   Он, в самом деле, услышал какой-то сдавленный крик. Что-то грохнулось на пол.
Не медля ни секунды, хозяин дома бросился в дверной проём и оказался в тускло освещённом двумя лампами коридоре. Он увидел на полу неподвижное тело слуги. Голова несчастного была неестественно вывернута, будто ему свернули шею. Сихатор сделал несколько шагов, приближаясь к телу и холодея на ходу от внезапно нахлынувшего страха. За его спиной раздался шорох. Хозяин дома резко повернулся и только успел заметить чей-то тёмный силуэт. Мгновение спустя перед его носом оказались немигающие синеватые белки глаз ужасной мумии. Цепкие руки холодными пальцами сдавили его голову и, повернув её в бок, с хрустом сломали шейные позвонки. Начальник дворцовой стражи с грохотом упал на пол рядом с телом своего слуги.
   В комнате жреца на письменном столе горела ночная лампа. Неферабет дописывал секретное послание, которое намеревался утром отправить в Мемфис. Письмо было зашифровано и для любого постороннего состояло из обычных малозначительных фраз. Жрец нисколько не сомневался в успехе начатого дела, но всё же существовал один шанс из десяти тысяч, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство нарушит его планы. На этот случай он подготовил запасной вариант. Предстояло решить ещё одну важную проблему – добраться до тела Эхнатона, где-то спрятанного тайными поклонниками фараона-еретика. Неферабет хитро улыбнулся. Он знал, как это сделать. Скрипнула дверь. Рука жреца с тростниковой палочкой повисла в воздухе. Его глаза повернулись в сторону звука и увидели расширяющуюся дверную щель – в ней постепенно возникала человеческая фигура. Жрец вскочил со стула. На пороге, разрисованный чёрными тенями от света лампы, стоял оживший мертвец.
-  Прочь, мумия! – воскликнул Неферабет. – Ступай в подвал!
   Но Потрошитель и не думал повиноваться. Он шагнул в комнату и угрожающе поднял руки, будто собирался схватить жреца за горло. Что-то было не так. Молниеносным движением второй пророк храма Сета сгрёб со стола свою шкатулку и со скоростью ветра отскочил к лестнице, ведущей на крышу. Его ноги забарабанили по ступенькам. Через две секунды над ним простиралось только звёздное небо. Он пробежал до края плоской крыши, остановился и оглянулся назад. Следом за ним из люка вылезал мертвец. Неферабет слышал своё учащённое дыхание. Потрошитель поставил обе ступни на каменную поверхность и, неестественно передвигаясь, направился к нему. Жрец презрительно усмехнулся, прижал обеими руками к груди шкатулку и, оторвавшись ногами от крыши, плавно взлетел вверх, словно только что лишился силы тяжести. На высоте трёх метров его тело неподвижно застыло в воздухе. Такого Потрошитель не ожидал. Он подпрыгнул, пытаясь схватить Неферабета за ступню, но так и не смог дотянуться.
-  Ты безмозглая сушёная рыба, - произнёс второй пророк храма Сета. – Решил взбунтоваться? Кому ты должен служить?
-  Тому, кому принадлежит зелье, - глухим скрипучим голосом ответил мертвец. – Но у тебя больше нет зелья.
-  Я могу его приготовить в любой момент. Но я не буду этого делать. Через три дня ты превратишься в ошмётки гниющего мяса.
-  Ты ошибаешься, жрец. Секрет твоего зелья у меня. И я смогу его приготовить в любой момент.
   Потрошитель вынул из-за края набедренной повязки свёрнутый папирус. Лицо Неферабета стало похоже на восковую маску.
-  Я забрал твой рецепт, пока вы слушали музыку, - сказал мертвец. – И теперь я сам себе хозяин. Ты забыл, с кем имеешь дело. Ещё не было на свете человека, кто бы смог меня обвести вокруг пальца.
-  Однако кто-то тебя всё-таки укокошил, - язвительно ухмыльнулся жрец.
-  Недолго ему бродить по этому свету. Тебе повезло, что ты умеешь летать. Один студент говорил мне, что это возможно, но я ему не поверил.
-  Надо было верить, - отозвался Неферабет и вдруг, наклонив корпус, начал плавно снижаться точно падающий древесный лист. Он опускался мимо крыши во тьму ночного сада. Пытаясь его опередить, Потрошитель прыгнул вниз и приземлился на цветочную клумбу, но жрец немедленно замер в воздухе. Его тело снова взмыло вверх, и через несколько секунд он уже стоял на краю крыши.
-  Ты дурак, - сказал он, всматриваясь в смутные очертания мертвеца. – Я только что обвёл тебя вокруг пальца. Как видишь, это несложно.
   Из темноты раздался скрип зубов. Жрец опять усмехнулся:
-  К тому времени, когда ты поднимешься наверх, меня уже не будет в доме. Прощай.
   Он плюнул вниз и зашагал обратно к люку.
   Утренний свет влетел в окна дворца как порыв свежего ветра. Совсем недавно была ночь, висевшая подобно тёмной занавеске, и вдруг кто-то отдёрнул её в сторону, открывая дорогу новому дню. Важной походкой, шурша длинным одеянием, в комнату ожидания вошёл церемониймейстер, сопровождаемый четырьмя помощниками. Вельможа пересёк порог тронного зала и вместе со свитой направился к царскому трону. Уже на середине пути его приплюснутый нос уловил невыносимую вонь.
-  Кто-нибудь чувствует странный запах, или мне только кажется? – спросил он остановившись.
   Придворные в нерешительности замялись. Никто из них не решился высказать вслух, чем это пахнет в чертогах живого бога. Церемониймейстер издал недовольный звук и двинулся дальше. Приблизившись к трону, он ощутил, что вонь стала гораздо сильнее. Он посмотрел налево и возле стены увидел нечто абсолютно неожиданное, отчего почувствовал сильную дурноту и слабость во всём теле. Его полное тело, отклонившись назад, рухнуло спиной на пол.
-  Воды! – заголосили придворные. – Лекаря!
   Они склонились над упавшим вельможей, стали его тормошить, хлопать по щекам, пытаясь привести в чувство. Церемониймейстер приоткрыл веки и выдал испуганным шёпотом, по привычке чмокая после каждой фразы:
-  Уборщиков сюда с ароматическими маслами. Немедленно. И позвать охрану.
   То, что случилось дальше, напоминало переполох в курятнике, в который забрался прожорливый хищник. Поднятые на ноги стражники бросились осматривать все углы. Не прошло и десяти минут, как в комнате отдыха, где обычно придворные играли в сенет (древнеегипетские шашки), был обнаружен спящий на полу Имхотеп. Писец свернулся калачиком, словно домашний кот. Он безмятежно спал, положив под голову руку, с блаженным выражением на лице, как человек, не обременённый земными грехами и живущий в ладу со своей совестью.
-  Вот он, подлец! – воскликнул церемониймейстер. – Разбудите его!
   Мускулистый стражник ногой, обутой в тяжёлую армейскую сандалию, пнул спящего писца под зад. Имхотеп зашевелился и сладко зевнул.
-  Уже утро? – спросил он, открывая глаза, тотчас увидел склонившиеся над ним хмурые лица придворных. Совершенно не осознавая, где он находится, но, всё же пытаясь смягчить непонятную суровость этих незнакомых людей, Имхотеп расплылся в приветливой улыбке. Приняв её за издевательскую ухмылку, церемониймейстер с ненавистью процедил сквозь зубы:
-  Ты прав, ублюдок, уже утро. А когда наступит вечер, тебе будет не до смеха.

                15

   Менепе снилась война. Он снова видел сирийскую равнину, на которой вытянутым прямоугольником выстроился полк Амона. Копьеносцы с большими щитами в передних рядах, сверкая бронзовыми чешуйчатыми панцирями, поспешно выравнивали линию. Возбуждённо кричали офицеры. Со стороны горизонта в пыльном облаке ползла тёмная масса, напоминая полчище муравьёв.
Стоя в третьем ряду воинов, Менепа разглядел, как надвигающаяся живая волна превращалась в несущиеся колесницы. Он сжимал вспотевшими ладонями большой лук, чувствуя напряжение во всех мышцах своего тела.
-  Это смерть, - обезвоженными губами сказал его сосед справа. – Она мчится на своей колеснице, чтобы собрать богатый урожай.
-  Посмотрим, кто в этой жатве будет жнецом, а кто колосьями, - ответил Менепа.
   Впередистоящие копьеносцы заволновались, подались, было, назад, но громкий окрик офицера заставил их сомкнуться и выпрямить линию. Наполняя равнину грохотом сотен колёс, боевые повозки хеттов стремительно приближались.
-  Лучники, к бою! – прокатился по ряду мощный голос начальника.
   Привычным движением Менепа вставил между пальцев стрелу и, подняв лук под углом, натянул тетиву, двигая руками в двух направлениях: правая – назад  к уху, левая – вперёд, выпрямляясь в локте. Тысяча человек выстрелила одновременно. От летящих стрел потемнело небо. С пчелиным жужжанием губительный ливень обрушился на головы атакующих, исчезая в желтоватом пыльном облаке. И ничего не случилось. Не упала ни одна лошадь, захлёбываясь в предсмертном ржании, не вылетел на полном ходу из повозки ни один возничий, будто не было сокрушительного залпа тысячи стрел.
-  Это смерть! – опять завопил тот же лучник. – Я же говорил, что это смерть!
-  Умолкни, шакал! – разозлился Менепа.
«Это хорошо, что пришла злость», - подумал он. – «В бою побеждает ярость. Она сжирает страх и заставляет человека творить невозможное».
   Передние ряды наклонили копья, превратившись в монолитную колючую ограду. Оскаленные морды взмыленных лошадей были уже близко. Менепа отчётливо видел хеттов – по три воина в каждой колеснице – и вдруг леденящий озноб ежовыми колючками прокатился по его спине. В боевых повозках стояли обезображенные, гниющие мертвецы. Они хлестали бичами своих коней и угрожающе шипели, словно разъярённые змеи. Побросав оружие, египетское войско бросилось врассыпную. Через мгновение Менепа остался один. Мимо него проносились вражеские колесницы, и воздух вокруг утопал в невообразимом топоте и клубящейся пыли. Кто-то прыгнул на солдата сверху, свалив его с ног. Менепа увидел полуразложившееся лицо, покрытое мерзкой слизью. В нос ударил запах тухлого мяса. Лишённые кожи руки вцепились солдату в горло и начали душить. Спасая свою жизнь, Менепа сдавил пальцами шею кошмарного врага, пытаясь оттолкнуть его от себя. Они покатились по земле, чудом не попадая под колёса и лошадиные копыта.
    Прохладная влага брызнула солдату на лоб. Менепа открыл глаза. Перед ним стоял Тутмос с кувшином воды.
-  Ну, наконец-то проснулся, - произнёс арфист с облегчением. – Я уже подумал, что не разбужу тебя. Пришлось окропить тебя водой.
-  Я очень крепко спал? – спросил Менепа.
-  Ты стонал во сне. Я даже испугался.
-  Мне приснился какой-то кошмар.
-  Бывает. У нас тут кошмар наяву.
-  А что случилось?
-  Имхотеп куда-то пропал. Даже хуже. Нофри, расскажи ему.
   Студент поднялся с табурета и подошёл к кровати.
-  В общих чертах, картина такая, - начал он. – Примерно час назад на подпольную явку прибежал испуганный повар из дома начальника дворцовой стражи. Вчера вечером он сдуру напоил Имхотепа каким-то вавилонским пойлом. Говорят, сильное средство. Человек реально оказывается в мире грёз. Так вот, пока повар общался с душами своих предков, Имхотеп куда-то ушёл. Когда закончился праздник, повар спустился в подвал. Ему нужно было что-то там найти. И что ты думаешь? Он нашёл Имхотепа спящим в том самом ящике, в котором Тутмос видел мумию Потрошителя.
-  Заметь, ящик был пустой, прежде чем Имхотеп в него забрался, - вставил арфист.
-  А вот что было дальше, - продолжил студент. – Едва повар обнаружил Имхотепа, как услышал шаги. Кто-то спускался вниз. Недолго думая, повар накрыл ящик крышкой и спрятался в углу подвала. Он увидел, как пришли шестеро слуг во главе с управляющим, забрали ящик и унесли.
-  Куда? – спросил Менепа.
   Нофри пожал плечами:
-  Неизвестно. Это ещё не всё. Слушай дальше. Повар сам того не заметил, как заснул. Проснувшись утром, он выбрался из подвала и обнаружил, что в доме все мертвы, начиная с хозяина и кончая самым последним уборщиком. 
-  Так, - сказал Менепа, нахмурив лоб. – Что бы это значило?
    Нофри посмотрел ему прямо в глаза.
-  Я предполагаю самое худшее, - заговорил он, выделяя каждое слово. – Я открою вам одну важную тайну, о которой вы до сих пор ничего не знали. Я расскажу историю о мёртвом правителе Эхнатоне и зелье аптекаря Амени.
   Именно в эту минуту во дворце через дверь, ведущую в царские покои, в тронный зал вошёл высокий рыжеволосый человек с правильными чертами лица, одетый в длинное платье из золотистой парчи. Придворные чиновники изогнули спины в низком поклоне.
-  Хвала правителю Египта, да будет жив, здоров и силён! – стройным хором произнесли они утреннее приветствие.
   Рамсес Второй ответил им лёгким кивком головы, уселся на трон и выпрямил спину, придав своему телу горделивую осанку. Подбежавший слуга подал ему скипетр в виде крюка, называемый «хега» - символ абсолютной власти. Несмотря на то, что фараону было уже сорок четыре года, он выглядел гораздо моложе. Втянув воздух через ноздри прямого носа, он уловил сильный запах ароматических масел. В этом букете прослеживался слабый, несколько неприятный оттенок, но он настолько сильно заглушался цветочным ароматом, что был практически незаметен.
-  Можете начинать доклад, - бесстрастным голосом сказал правитель.
   Придворные выпрямились, словно марионетки, которых потянули за ниточку. Первым вперёд вышел начальник дворцовых церемоний. Он подогнул ноги, коснувшись коленями пола, а затем пополз по-пластунски к трону, как солдат Второй мировой войны, пролезающий под проволочными заграждениями. Только таким образом простым смертным разрешалось  приближаться к живому богу.
-  Владыка Двух Земель, - с пафосом заголосил церемониймейстер, едва не уткнувшись носом в золотые сандалии фараона. – Яркое солнце Египта, чей свет делает счастливым жизнь каждого подданного твоей великой страны. Дозволь донести до твоих ушей неприятную весть.
-  Дозволяю, - ответил царственный голос.
-  Слушай же, мой божественный повелитель. Сегодня ночью в твой дворец тайно проник злоумышленник. Мы полагаем, это тот самый негодяй, который подсунул верховному советнику кувшин, наполненный кровью вместо вина, и начертавший на стене ужасные слова, лишившие покоя твоих верных слуг.
-  Где он?
-  Преступник схвачен и отправлен в тайную полицию для допроса.
-  Каким же образом он проник во дворец?
-  Это будет выяснено, божественный владыка.
-  Срочно позвать начальника дворцовой стражи.
-  Мы уже посылали за ним, но гонцы вернулись с ужасной вестью. Совершено страшное преступление. Начальник дворцовой стражи и все его домашние убиты.
-  Что?! – потеряв хладнокровие, повысил голос фараон.
   Придворные втянули головы в плечи.
-  Как они убиты? – спросил Рамсес Второй уже более спокойным тоном.
-  Им всем свернули шею. Многие лежат в своих постелях, вероятно, умерли во сне, так и не проснувшись.
-  Начальника дворцовой стражи тоже нашли в постели?
-  Нет, божественный повелитель. Его тело лежало в коридоре рядом с телом слуги.
   Фараон призадумался. В тронном зале наступило гнетущее молчание. Спустя минуту, правитель заговорил:
-  Тот, кто это сделал, должен быть очень ловким и сильным человеком. Убить Сихатора голыми руками практически невозможно. Я видел, как он сражался на войне. В бою он был подобен разъярённому льву. Он мог свалить любого замертво всего лишь ударом кулака. Схваченный во дворце злоумышленник похож на могучего гиганта?
-  Нет, владыка, я бы так не сказал. У него довольно невзрачный вид.
-  Доставьте этого человека во дворец после обеда. Я сам хочу допросить его.
-  Будет исполнено, мудрейший правитель, - сказал церемониймейстер и поцеловал золотую сандалию на каменном возвышении.
   Наделавший столько шума Имхотеп под охраной двух стражников сидел в комнате для допросов в ожидании следователя. Рассматривая приспособления для пыток, он вздохнул:
-  Сейчас бы пива.
-  У вас тут пива где-нибудь купить можно? – обратился писец к стражникам. – Я деньги дам. Может, кто-нибудь из вас сгоняет, купит пару кувшинчиков?
-  Ты что, полоумный? – спросил один из охранников.
-  Нет. А что?
-  Ты знаешь, где находишься?
-  Нет, мне так ничего и не объяснили. Повязали зачем-то, затолкали в колесницу и привезли прямо сюда.
-  Ты в тайной полиции. Понял?
-  А-а, - протянул Имхотеп. – Надо же, куда попал. Даже не думал.
   Писец попытался вспомнить, что же такого он мог натворить, чтобы оказаться в этом страшном заведении, но так ничего не припомнил. Вроде бы перед сном он что-то доказывал Тутмосу, но где именно это было, его память отказывалась сообщать.
   Открылась дверь, и в помещение вошли трое: следователь Ка-апер, толстый писец и громила экзекутор. Имхотеп с любопытством посмотрел на вошедших и сразу же интуитивно понял, что сейчас его начнут допрашивать, а он даже не знает, что отвечать.
   Следователь обратился к охранникам:
-  Вы свободны. Можете идти.
   Те по-военному вытянулись по стойке «смирно» и немедленно покинули помещение. Толстый писец зашелестел свитками папирусов на письменном столе. Экзекутор уселся на табурет напротив Имхотепа и принялся постукивать себя пальцами по коленям.
-  Твоё имя? – спросил Ка-апер, взглянув на подследственного.
-  Меня зовут Имхотеп.
-  Возраст?
-  Тридцать пять лет.
-  Род занятий?
-  Работаю писцом.
-  Нехорошо начинать знакомство с такого наглого вранья, - назидательно сказал следователь и посмотрел на арестованного уничтожающим взглядом. – В твоём папирусе значится, что тебя зовут Неферкаптах, и что ты купец из Мемфиса.
-  Видишь ли, досточтимый господин, имя Имхотеп мне дали при рождении, но мне оно никогда не нравилось, и поэтому я поменял его на имя Неферкаптах. Я же не знал, какое имя ты хотел узнать, то самое, которое дали мне родители, или то, какое я дал себе сам. Поэтому, чтобы быть до конца честным, я назвал своё настоящее имя. Если я начну врать такому сведущему человеку, и то же самое начнут делать остальные люди в нашем государстве, то наступят такие времена, когда никому нельзя будет верить. Я хотел назвать имя Неферкаптах, но подумал, что сейчас мне скажут: «Что-то ты, подлец, темнишь. Тебя при рождении назвали Имхотепом». И самое главное, что возразить-то нечего. Так ведь оно и есть. А каждый из нас с детства знает, что нельзя врать богам и представителям власти. Вот если бы ты попросил меня назвать своё второе имя, я непременно бы назвал, и не возникло бы никакой путаницы.
-  Очень убедительно, - отозвался следователь с откровенной усмешкой. – А как насчёт рода занятий? Кто ты, купец или писец?
-  Досточтимый господин, это, конечно, немного необычно, но я одновременно и купец, и писец.
-  Ещё и жнец, и на флейте игрец, - вставил помощник следователя из-за письменного стола, записывая допрос.
-  Я могу объяснить, как это получилось, - отреагировал Имхотеп. – Отец мне оставил торговую лавку, но мне всегда хотелось быть писцом. С детства люблю всё записывать. Ну, что такое торговец? Там купил, здесь продал. И всё. А вот писец… Недаром говорят: «Писец вершит судьбы других». А с другой стороны, станешь писцом, пропадёт лавка, отцовское наследство. Так я что придумал. Я всё это совместил. Один час работаешь в лавке, другой – работаешь писцом. А бывает, день в лавке, а другой день целиком посвящаешь любимому делу. Тяжеловато, конечно, но иначе нельзя. С одной стороны долг, с другой – личное желание. Вот так и разрываешься. Хочется в жизни всё попробовать.
-  Например, нагадить в тронном зале, - оборвал его следователь.
-  Что-что? – не понял Имхотеп.
-  Ты сказки писать пробовал?
-  Нет.
-  А зря. У тебя явный талант к сочинительству.
   Вглядываясь в лицо Имхотепа, Ка-апер поймал себя на мысли, что оно кажется ему знакомым. Он где-то видел этого человека, причём совсем недавно. Одного он не мог понять: почему так ловко спланированное покушение на фараона непостижимым образом провалилось, а вместо мумии Потрошителя во дворце обнаружили какого-то придурка? Он ещё не знал о том, что произошло в особняке начальника дворцовой стражи. 
-  Ты временно проживаешь на улице Фиванской Победы в доме номер десять, - сказал следователь. – Вместе с тобой временно прописаны ещё двое. Думаю, это такие же «купцы», как и ты. С какой целью прибыли в Фивы?
-  Отдохнуть в великом городе, возможно, заключить торговые сделки, - ответил Имхотеп, вспомнив слова Тутмоса, сказанные чиновнику в гавани.
-  А мне думается, что вы прибыли сюда с тайным заданием. Каким образом тебе удалось проникнуть во дворец?
-  Куда?! – изумился арестованный.
-  Ты же не будешь отрицать, что был схвачен во дворце, а не в харчевне.
-  Не может быть! – Имхотеп схватился за голову. – Мне казалось, что я нахожусь в доме начальника дворцовой стражи.
-  Где? – в свою очередь удивился Ка-апер, чувствуя возрастающее волнение. – Что ты там делал?
-  Меня туда пригласили. Один знакомый арфист попросил меня подыграть его труппе во время выступления в доме начальника дворцовой стражи.
-  Так ты ещё и музыкант?
-  Это, конечно, очень странно, но я ещё поигрываю на музыкальных инструментах.
-  Продолжай, - Ка-апер превратился в один сплошной слух. Он вспомнил, что видел вчера Имхотепа в составе музыкального оркестра во время празднования дня рождения.
-  Ну, я и сыграл, как просили. А потом повар угостил меня вином и каким-то чудодейственным вавилонским напитком. Дальше я не помню. Наверное, заснул. Проснулся утром, а меня повязали какие-то люди, даже не знаю, за что.
   На лице следователя выступила испарина.
-  Погодите, я что-то припоминаю, - наморщил лоб арестованный. – Ночью я вроде бы просыпался. Точно. Я помню, что вылезал из какого-то ящика.
-  Из какого ящика?
-  Не знаю. Это было в комнате с большими окнами. Там был лунный свет, и горели два светильника.
«Неужели, предательство?», - подумал Ка-апер. – «Но кто? Скорее всего, Сихатор. В последнюю минуту струсил и подменил ящики. Подбил своего повара подпоить этого дурака и отправил его во дворец вместо мумии».
   Полицейский писец усердно записывал каждое слово. Следователь не мог прекратить допрос, но и продолжать его становилось весьма опасно.
-  Что-то душно у нас сегодня, - сказал Ка-апер, опускаясь на стул возле письменного стола.
«Сегодня же ночью удавить подследственного в камере», - твёрдо решил он. – «Нужно срочно предупредить Неферабета. Предателя Сихатора отравить ядом и всё свалить на него».
-  Мне надоела твоя наглая ложь, - произнёс Ка-апер, вытирая пот со лба. – Я был вчера в доме начальника дворцовой стражи. Но тебя там не видел.
-  В этом нет ничего удивительного, досточтимый господин, - ответил Имхотеп. – Ты почти всё время разговаривал с каким-то пожилым вельможей, с которым сидел за одним столиком, и не очень внимательно смотрел выступление.
«Тысяча злых духов», - выругался про себя следователь. – «Этот ублюдок меня запомнил. Непременно удавить». 
   Полицейский писец посмотрел на Ка-апера вопросительно. Нужно было что-то сказать.
-  Кажется, я тебя вспоминаю. Ты играл на кифаре?
-  Совершенно верно, досточтимый господин.
-  Не хочешь ли ты сказать, что тебя умышленно напоили дурманящим зельем, а затем подбросили во дворец?
-  Конечно, нет, досточтимый господин. Я ведь пил это зелье добровольно. Но какие-нибудь тайные недоброжелатели хозяина дома могли воспользоваться моим состоянием и сделать это, чтобы поставить начальника дворцовой стражи в неудобное положение.
«А ведь он прав», - подумал Ка-апер. – «Но тогда кто? Панхар не мог, он сидел со мной рядом весь вечер. Остаётся советник номарха Раусер. Неужели, он? Он куда-то отлучался во время выступления. Наверное, подкупил слуг Сихатора и подменил ящик».
-  И что же это за тайные недоброжелатели? – спросил следователь.
-  Это мне неведомо, досточтимый господин. Но только люди подчас оказываются на деле совсем другими, чем они кажутся. Вот у меня в Мемфисе был такой случай. Встретил я как-то школьного приятеля, купил на радостях вина и пригласил его в свой дом. Так получилось, что я немного перебрал и завалился спать. Пока я спал, он обчистил меня до нитки. Унёс даже письменный прибор. Вот и думай после этого, кто тебе друг, а кто враг.
-  Значит, ты утверждаешь, что какие-то неизвестные недруги переправили тебя во дворец. А в тронном зале тоже они нагадили?
-  В тронном зале? Я не помню никакого тронного зала. Не был я в тронном зале, досточтимый господин. Но я знаю, если подставили одного, подставят и другого. Народ нынче такой. Могли и в тронном зале навалить. На улице же гадят, где ни попадя.  Тем более что обвинят в этом безобразии первого попавшегося. В данном случае, меня.
-  Получается, что ты ни в чём не виноват, а всего лишь жертва чьих-то злых козней. Так?
-  Истину говоришь, досточтимый господин.
-  Я думаю, что истина выглядит иначе. Я даю тебе последнюю возможность сказать правду. Если ты этого не сделаешь, то будешь подвергнут пыткам.
   При этих словах сидящий в бездействии экзекутор встал с табурета и поплевал себе на ладони. Неожиданно открылась дверь. В комнату вошёл начальник тайной полиции.
-  Ну как, молчит? – спросил он, смерив Имхотепа недобрым взглядом.
-  Прикидывается дураком, - ответил Ка-апер. – Но скоро заговорит.
-  Допрос придётся отложить.
-  Почему?
-  Поступил приказ: к двум часам дня арестованного доставить во дворец. Фараон желает допросить его лично.
«Это провал», - подумал Ка-апер. – «Ящик – вот самое слабое место нашего плана. Если бы этой ночью всё удалось, о нём никто бы и не вспомнил. А сейчас они начнут узнавать о ящике, потянут за эту нитку и распутают весь клубок. Под пытками признаются все».
   Нужно было действовать.
-  Слушаюсь, господин начальник, - сказал следователь. – В таком случае допрос окончен.
   Он позвал из коридора охрану и приказал отвести подследственного в камеру. Покинув комнату, Ка-апер отправился в канцелярию, где работал писцом верный ему человек по имени Птахотеп, всегда прилежно исполняющий поручения и не задающий лишних вопросов. В Главном Управлении тайной полиции существовали внутренние группировки, каждая из которых стремилась укрепить свои позиции и захватить ключевые посты. В этой негласной, никогда не прекращающейся борьбе, принимали участие высшие придворные сановники, составляющие свои враждующие партии. Фараона вполне устраивало такое положение дел – вся эта чиновничья свора тратила все силы на грызню друг с другом, тем самым, создавая стабильность для высшей власти. В случае необходимости правитель Египта мог надавить на ту или иную политическую пружину и уничтожить любую зарвавшуюся структуру руками самих же придворных. За последующие тысячелетия человечество не придумало ничего нового.
   По пути в канцелярию Ка-пер встретил в коридоре чем-то озабоченного полицейского дознавателя.
-  Куда торопишься? – спросил следователь.
-  На доклад к начальству, - ответил тот, остановившись. – Ты был вчера в доме начальника дворцовой стражи?
-  Конечно был. А что?
-  Я только что оттуда. Господин Сихатор и все его домочадцы убиты.
-  Как это случилось? – у Ка-апера похолодело сердце.
-  Всем свернули шею. Представляешь, полный дом мертвецов. Ни одного живого свидетеля. Очень запутанное дело.
«Мумия», - промелькнуло в голове следователя. – «Но почему? Неужели, Неферабет в чём-то ошибся?»
-  Тебя могут вызвать, чтобы дать показания, - сказал дознаватель.
-  Всегда готов. Кстати, в этом доме гостил один жрец из Мемфиса. Вы нашли его тело?
-  Жрец? Никакого жреца там не было.
«Зря я спросил», - подумал Ка-апер. – «Нужно быть осторожнее. Значит, Неферабету удалось убежать. Это уже радует».
-  Возможно, этот жрец уехал сразу после праздника, - произнёс он вслух. – Повезло. А дело скверное. Какие-нибудь наёмные убийцы? Как думаешь?
-  Пока не знаю.
-  Поройтесь в документах Сихатора. Может всплыть что-нибудь интересное, например, незаконнорожденный наследник. Такое уже случалось. Помнишь дело об убийстве смотрителя царских складов? Все думали, что замешана политика, а выяснилось, что смотрителя отравила служанка, на самом деле, его внебрачная дочь.
    Ка-апер, естественно, не упомянул, что смотрителя умертвили за два дня до проверки на складе, на котором была обнаружена приличная недостача. Он вёл следствие по этому делу, и в результате купил хороший дом в престижном районе.
-  Интересная мысль, - согласился полицейский. – Нужно будет намекнуть начальству насчёт того, чтобы покопаться в семейных делах покойника.
-  Покопайтесь, покопайтесь, - сказал Ка-апер.
   Распрощавшись с дознавателем, он добрался до канцелярии. Птахотеп находился на рабочем месте.
-  Ты мне нужен, - войдя в дверь, позвал писца Ка-апер.
   Начальник канцелярии, просматривающий в это время какие-то документы на  столе, оторвался от своего занятия и сердито взглянул на следователя, отвлекающего его подчинённого от работы.
-  Срочное дело, - сказал Ка-апер. – Государственной важности.
   Он отвёл Птахотепа в один из тихих закутков в коридоре, где можно было не опасаться, что их подслушают.
-  Уже всё понял-понял-понял, - скороговоркой проговорил писец. – Куда идти?
-  На улицу Фиванской Победы. Дом номер десять. Там временно прописаны два купца из Мемфиса.
-  Что нужно делать?
-  Сообщить им одну важную весть.

                16

   В мастерской скульптора царил творческий беспорядок. Аби потянул за край покрывала, скрывающего глиняную статую. Увидев законченное творение, танцовщица Та-бес слегка пошатнулась.
-  Всё готово, - сказал скульптор. – Осталось только отлить статую в бронзе.
-  Разве у меня такая большая грудь? – спросила удивлённая танцовщица.
-  Желание заказчика, пальмы-финики.
    Несмотря на то, что скульптура имела портретное сходство, она выглядела в какой-то степени карикатурно из-за чересчур увеличенного бюста.
-  Твой заказчик – извращенец, - обиженно произнесла Та-бес.
-  Это ты ему скажи. Мне платят, я делаю, пальмы-финики. Если бы я делал, что хотел, то побирался бы сейчас на улице с протянутой рукой. Думаешь, мне интересно исполнять прихоти придворных самодуров? То не так, это не так. Никто ничего не понимает в искусстве.
   В мастерскую вошёл Тутмос, увидев статую, немного оторопел, замерев, как вкопанный.
-  Это что-то новое, - сказал он. – Поздравляю, Аби. Ты открыл новый стиль.
-  Вы извращенцы! – не выдержала танцовщица. – Один прилепил мне какое-то коровье вымя, а второй нахваливает.
-  Я сделал то, что меня просили, - повысив голос, ответил скульптор. – Деньги уплачены. Все претензии к заказчику. Потребуют, чтобы я приделал скульптуре рога – приделаю. И глазом не моргну, пальмы-финики.
   С видом обиженного ребёнка он поднял с пола покрывало и принялся укутывать статую.
   Тутмос шепнул на ухо Та-бес:
-  У нас проблемы. Пойдём со мной.
   Они покинули мастерскую и, пройдя через гостиную, вышли во внутренний двор. Возле забора танцовщица увидела Менепу, который разговаривал с каким-то человеком, стоящим по ту сторону ограды.
-  Что произошло? – спросила Та-бес.
   Дембель повернулся к ней лицом:
-  Имхотепа повязали во дворце фараона. Сидит в тайной полиции.
   Посланный Ка-апером Птахотеп кивнул головой в знак подтверждения.
-  Вашего друга ждут большие неприятности, дорогуша, - произнёс он скорбным тоном.
-  Ты кем работаешь? – поинтересовался Тутмос.
-  В канцелярии писцом.
-  С каких это пор тайная полиция стала сообщать такие сведения простым гражданам?
-  Я человек небогатый. Если заплатите, могу рассказать, что нужно делать, чтобы вытащить вашего друга из мрачных застенок.
-  За что его схватили? – спросила Та-бес.
-  Навалил кучу в тронном зале. Но это ещё не самое страшное, дорогуша. На него повесят целый ряд преступлений, будьте спокойны. У нас это умеют.
   Полицейский писец провёл пальцем себе по горлу, обозначив этим жестом дальнейшую участь арестованного.
-  Сколько ты хочешь? - промолвил, нахмурившись, Менепа.
-  Мои сведения стоят дорого. Не меньше тридцати монет золотом. Я ведь страшно рискую.
-  Получишь, - отрезал бывший солдат и многозначительно посмотрел на Тутмоса. Ни слова не говоря, арфист направился к дому.
«Клюнули», - подумал Птахотеп. Он в точности выполнил инструкции Ка-апера – передать друзьям арестованного сведения под видом коррумпированного работника тайной полиции, озабоченного только чистой наживой, подобным образом избежав ненужных подозрений. Впрочем, лишние деньги тоже никогда не мешали – следователь умел извлекать пользу почти из любой ситуации.
   Вернувшийся Тутмос принёс матерчатый свёрток.
-  Здесь тридцать монет, - сказал он. – Выкладывай, что делать.
-  Сначала деньги, - потребовал Птахотеп.
   Тутмос посмотрел на Менепу. Тот согласно кивнул. Свёрток отправился в руки полицейского писца.
-  Слушайте и запоминайте, - начал Птахотеп. – Повторять не буду. К двум часам дня вашего друга отвезут на допрос во дворец. Его будут сопровождать только возничий и два охранника. Это ваш единственный шанс. Вам нужно напасть на повозку и отбить своего друга силой. Если сами не справитесь, наймите каких-нибудь бесшабашных людей из тех, что крутятся возле каждой харчевни.
   Он достал нарисованную на папирусе карту города и, развернув её на плоской поверхности ограждения, стал водить по ней пальцем.
-  Смотрите. Вот Главное Управление тайной полиции. Повозка поедет вот так. Засаду удобней всего устроить здесь, на первом же перекрёстке. На этом месте всегда стоит только один полицейский. Его можно как-нибудь отвлечь. Я бы послал вашу красотку. Ты умеешь строить мужчинам глазки, дорогуша?
-  Продолжай, умник, - вспылил Тутмос. – Без тебя сообразим.
-  Я только посоветовал. Ну, ладно, не будем отвлекаться. Я бы на вашем месте захватил повозку и отправился на ней вот по этой улице в сторону Нила. Пока до полиции дойдёт, что случилось, у вас будет возможность попытаться нанять судно и покинуть Фивы. Если повезёт, конечно. Есть другой вариант: разбежаться в разные стороны и где-нибудь спрятаться. Это уж сами решайте. В этот дом возвращаться не советую. Вас будут искать. К слову сказать, вам вообще не следует больше находиться в этом доме. Не позднее сегодняшнего вечера вас всех арестуют по подозрению в соучастии. И запомните, если кого-то из вас поймают, вы меня никогда в жизни не видели.
-  Это всё? – спросил Менепа.
-  Пожалуй, всё.
-  Ну что ж. План хороший, - прищурился дембель. – Именно так мы и поступим.
   Музыкальный слух Тутмоса уловил в голосе Менепы едва заметную нотку сарказма.
-  Желаю удачи, - сказал полицейский писец, отошёл от забора и быстро удалился.
-  Где Нофри? – спросила Та-бес.
-  Ушёл по делу, - ответил Тутмос. – Скоро будет.
   Он хотел что-то добавить, но вдруг увидел, что на пороге дома стоит скульптор Аби и смотрит на них недовольным взглядом. Слова застряли у арфиста в горле.
-  Я всё слышал, - объявил скульптор негодующим голосом. – Я что вам говорил? Никаких приключений. Вы не послушались. Мне это всё уже надоело, пальмы-финики. Я иду в полицию. Вы поняли? Я иду в полицию, - повторил он, по слогам выговаривая каждое слово.
-  Куда ты идёшь? – приподняв брови, спросил Менепа и сделал пару шагов, приблизившись к хозяину дома. Тутмос почувствовал, что сейчас произойдёт что-то ужасное.
-  В полицию! В полицию! – проговорил Аби, произнося эту фразу на разные лады.
-  Ах, в полицию. Зачем же так далеко ходить? Я тебе устрою легавку прямо на дому.
   Бросок бывшего солдата был стремителен и точен. Так набегает на зазевавшегося путника порыв ураганного ветра, вырывая из рук дорожную сумку и опрокидывая на каменистую почву. В данном случае неистовая сила, сосредоточенная в кисти руки, железными тисками сдавила скульптору горло и оторвала от земной поверхности.
-  Это называется арест! – прокричал Менепа в лицо задыхающемуся Аби.
   Несчастный ваятель болтал в воздухе конечностями и извивался как земляной червь. Дембель поставил его на землю, не отпуская мёртвой хватки, с силой поволок через сад по направлению к обезьяним клеткам. Пытаясь тормозить пятками, скульптор потерял обе сандалии.
-  А это называется доставка арестованного! – прокомментировал Менепа.
-  Ты спятил? – воскликнул Тутмос. – Отпусти его!
   Но солдат был неумолим:
-  Я всегда ненавидел стукачей и предателей!
   Он отпер одной рукой задвижку на бронзовой решётке и принялся запихивать скульптора в свободную клетку. Аби отчаянно сопротивлялся, но ничего не мог поделать с исполинской силой Менепы. Обеспокоенные обезьяны разразились неистовыми криками. В конце концов, затолкав хозяина дома ногами, дембель закрыл клетку и отошёл на шаг.
-  А теперь ты посидишь в камере, - сказал он сурово. – Тебе не мешает побыть в шкуре заключённого, пока мы не уйдём. Только попробуй что-нибудь вякнуть, я тебе устрою следственный допрос. Со всеми делами.
   Из двери дома появился встревоженный слуга. Увидев его, Аби прижал к прутьям решётки побагровевшее от гнева лицо и громко крикнул:
-  Беги в полицию!
-  Стоять на месте! – Менепа опалил слугу испепеляющим взглядом. – Голову оторву!
   Даже очень исполнительный и прилежный человек, получая одновременно два противоположных приказа, вынужден останавливаться перед выбором и всё обстоятельно взвесить. Разъярённая физиономия дембеля не оставляла никаких сомнений, что угроза будет приведена в действие в самом буквальном смысле. Чаша весов, на которой лежала перспектива потери головы, начала перевешивать.
-  Извини, хозяин, - развёл руками слуга. – У меня только одно тело.
-  Правильное решение, - похвалил Менепа. – Я бы тебя уделал не задумываясь.
   Он повернулся к скульптору:
-  Если я узнаю, что ты уволил этого человека, а я об этом узнаю, то пеняй на себя. Я приеду и порву тебя на куски. Ты всё понял? Не слышу!
-  Я всё понял, - угрюмо отозвался Аби.
-  А сейчас будет нечто, - загадочно произнёс дембель. Он двинулся вдоль ряда клеток, отпирая на ходу засовы и распахивая створки решёток.
-  На волю, друзья мои, на волю, - приговаривал Менепа. – Власть переменилась. Теперь вы свободны, как небесные облака. Идите на свои деревья, где вы были рождены.
   Скульптор обхватил руками голову:
-  Только не это! Я потратил десять лет, чтобы вывести ручную породу обезьян!
-  Ты хочешь сказать, что десять лет выводил породу рабов?! – возмутился Менепа. – Тогда тем более только так. Всех на волю.
   Истосковавшиеся по свободе обезьяны с громкими воплями выскакивали из своих клеток и разбегались по саду. Вероятно, так ликовали узники Бастилии, освобождённые французскими революционерами. Один из самцов оказался возле решётки, за которой сидел согнувшийся скульптор, и, словно в отместку за своё многолетнее заключение, начал кривляться как бродячий комедиант.
-  Это он тебя приветствует, - перевёл дембель. – Спасибо, говорит, хозяин, пальмы-финики, за труды, пальмы-финики, за заботу, пальмы-финики, ну, и так вообще, пальмы-финики.   
-  Похоже, наше пребывание в Фивах закончилось,- с грустью заметил Тутмос.
   Арфист понял, что вряд ли когда-нибудь сможет переступить порог этого дома. Танцовщица Та-бес с чисто женским восхищением смотрела на Менепу.
   Стоит упомянуть, что план освобождения Имхотепа, задуманный Ка-апером, был столь же коварен, как душа самого следователя. Этот человек всегда любил хитроумные комбинации. Получив от своего посланника известие, что купцы готовы действовать, он направился на вышеупомянутый перекрёсток. Он быстро отыскал трёх уличных полицейских и, представившись, обратился к ним с вопросом:
-  Вы хорошо стреляете?
-  Не жалуемся, - ответили патрульные.
-  Возможно, вам предстоит горячее дело. Около двух часов дня по этой улице повезут опасного преступника. Я получил от своих осведомителей сведения, что негодяя попытаются освободить. Скорее всего, это произойдёт здесь, на этом перекрёстке. Ваша задача – не дать преступнику сбежать. В случае нападения на тюремную повозку расстреляйте мерзавца из луков. Его в первую очередь. Он не должен уйти, не при каких обстоятельствах. А дальше действуйте по обстановке. Вам всё ясно?
-  Яснее, чем дневной свет.
-  Тогда будьте начеку. И помните, это дело государственной важности.
   Хорошенько рассмотрев безжалостные лица полицейских, следователь подумал, что сделал правильный выбор. Сразу было видно, что патрульные настолько далеки от какого-либо человеколюбия, что даже употребление подобного слова вызвало бы у них истинное недоумение. Таких людей во все времена именовали мясниками. Неожиданно в голове Ка-апера обжигающей искрой вспыхнула неприятная мыслишка:
«А что, если дружки арестованного не решатся напасть? Вот незадача. Весь план может рухнуть».
   Он сообразил, что необходимо иметь страховочный вариант. Не мешает самому нанять несколько тёмных личностей через подставное лицо. Наподобие тех, что пытали его перцем. Вот кто пригодился бы в этой ситуации. Было бы забавно подставить именно этих головорезов. Только где их искать?
«Не этих, так других», - думал Ка-апер. – «Времени очень мало».
  Вскоре перевалило за полдень. Около часа дня, как раз к тому времени, когда дворцовый церемониймейстер приехал домой обедать, в его особняк явился ***фхор. Начальнику шестого отделения не терпелось узнать, как отреагировал фараон на известие о тайном заговоре. У вельможи чуть не случилось расстройство желудка, как только слуга объявил о визитёре. Нужно было как-то избавиться от назойливого полицейского. Не сообщать же ему, что донос, за который было уплачено два дебена золотом, использовался отнюдь не по назначению. Придав своему лицу строгое выражение, придворный уселся в кресло и велел слуге позвать ***фхора. Едва полицейский пересёк порог комнаты, он тут же сообщил:
-  Твой папирус был зачитан на утреннем докладе. Его Величество выразил одобрение такому усердию своих подданных. А теперь самое главное. Этой ночью во дворце был схвачен злоумышленник. Мы подозреваем, что это один из заговорщиков. Есть предположение, что за этим заговором стоят внешние враги Египта. Поэтому тебе поручается ответственное задание. Ты должен следить за оставшимися на свободе заговорщиками и днём, и ночью, чтобы выяснить их связи. Ты готов к выполнению такого задания?
-  Не пощажу своего живота! – с горячностью воскликнул ***фхор. Он был очень польщён, что его оценили по достоинству.
«Как же вовремя я нанял шпиона», - подумал полицейский. – «Надо будет усилить слежку».
«Пускай этот балбес побегает», - размышлял церемониймейстер. – «Лишь бы оставил меня в покое. А там видно будет. Если нароет что-нибудь ценное, я припишу все заслуги себе».
-  Это тайное задание, - сказал он вслух. – Во избежание утечки сведений, обо всех результатах слежки сообщишь лично мне.
-  Всё понимаю, - согласился ***фхор. – У меня вопрос. Как быть с расходами?
-  В случае успеха тебе возместят все убытки. И достойно наградят. Можешь смело тратиться. Но в разумных пределах.
-  Премного благодарен, светлейший господин, - полицейский поклонился. – Сейчас же отправляюсь исполнять задание.
-  Отправляйся. Не теряй драгоценного времени.
   Придворному уже мерещился приправленный луком жареный гусь.

                17

   Стражник отворил дверь, выпуская Имхотепа в тюремный двор. Писец шагнул в оранжевое марево солнечного света и оказался на выложенной камнем площади, запертой со всех сторон высокими кирпичными стенами с чёрными прорезями зарешеченных окон. Посреди двора стояла запряжённая двумя лошадьми четырёхколёсная передвижная клетка.
-  Мы поедем вот в этом? – спросил на ходу Имхотеп.
-  Ты поедешь вот в этом, - сказал стражник. – А я со своим приятелем буду тебя охранять.
   Его напарник криво улыбнулся.
-  Это что же, на меня будет глазеть весь город и показывать пальцами? – Имхотеп недовольно поморщился. – А нельзя ли эту клетку сверху накрыть каким-нибудь покрывалом?
-  Тебя накроют покрывалом, когда медленно удушат.
-  Понял, - невесело произнёс писец.
   Возничий повозки распахнул решетчатую дверь.
-  Залезай, - сказал стражник.
   Имхотеп тяжело вздохнул, забрался на колесницу и вошёл внутрь клетки. Волосатая лапа возничего задвинула засов. Оба стражника поправили луки на плечах и встали сзади на подножку, схватившись руками за бронзовые прутья.
-  Это ничего, если я по дороге буду проповедовать уличной толпе? – спросил писец.
-  Только раскрой свой рот, я тебе все зубы вышибу! – огрызнулся охранник.
-  Тогда я не смогу внятно отвечать на вопросы фараона, потому что буду сильно шепелявить. Его Величество прикажет вас наказать. Получите палок по сто, а мне бы этого не хотелось.
   Стражник прикусил губу. Его напарник сердито шмыгнул носом.
-  Мы едем или как? – бросил через плечо возничий, усаживаясь на своё место.
-  Поехали, - сказал второй стражник.
   Лошади зацокали копытами, направляясь спокойным шагом к высокой арке с воротами, где уже возились с засовом двое солдат.
-  Я придумал, - радостно произнёс Имхотеп. – По дороге я буду танцевать и восхвалять фараона. Нет такого указа, запрещающего человеку восхвалять своего правителя.
   Стражник злобно прошипел:
-  Только попробуй, гад.
-  А что ты мне сделаешь? – ехидно спросил писец. – Ударишь? Я пожалуюсь Его Величеству, что ты избивал меня за хвалебные речи в его честь, и тебя отправят в каменоломни.
-  Не зли меня, скотина! – глаза стражника стали наливаться кровью.
   Но писец сделал вид, что не слышит его.
-  В этом танце я изображу иносказательным языком все великие деяния нашего живого бога, да живёт он вечно.
   Солдаты отворили ворота.
-  В первой части я покажу его военную доблесть, - продолжал Имхотеп. Стражник был уже на грани бешенства. – А вот и улица. По счёту три я начинаю.
   Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но события стали развиваться с чрезвычайной скоростью. Лошади сделали всего несколько шагов, как вдруг им наперерез выскочила какая-то девица с корзиной в руках. Возничий еле успел натянуть поводья. Девица взвизгнула, корзина упала на каменную мостовую.
-  Ты куда прёшь, гамадрил долбанный?! – львиным рыком проревел рядом  чей-то мужской голос.
   В следующее мгновение на передок повозки вскочило здоровенное тело дембеля Менепы. Сокрушительный удар кулаком в голову отправил возничего в непродолжительный полёт. Стражники схватились за луки, но сзади к ним подбежали Тутмос и Нофри, одновременно ударили палками в подколенные сгибы. Выполнив непроизвольное приседание, оба конвоира приземлились на мостовую. Тутмос не удержался и ещё пять раз подряд врезал палкой злобного стражника по голове. Вырубать второго не имело смысла – при падении он стукнулся затылком и потерял сознание. Оба нападавших влезли на подножку. Чуть не попавшей под лошадей девицей оказалась танцовщица Та-бес. Совершив грациозный прыжок, она вспорхнула на повозку и мигом очутилась рядом с Менепой. Дембель схватился за вожжи. Колесница тронулась.
-  А вот и мы, Имхотеп, твои друзья! – сказал Тутмос, широко улыбаясь.
   Писец глядел на него растерянно, поскольку всё случилось очень быстро. Солдаты, закрывающие ворота, были настолько потрясены внезапным нападением, что даже не двинулись с места. Менепа развернул повозку, и лошади понеслись вдоль здания тайной полиции, удаляясь от злополучного перекрёстка в противоположном направлении. Хитроумному плану Ка-апера не суждено было воплотиться в реальность. Колесница свернула в первый же переулок.
-  Приехали, - сказал Менепа, натягивая поводья.
   Там, возле входа в какой-то дом, их ожидал подпольщик Пенту. Дембель поднялся на ноги, резко дёрнул задвижку, открывая клетку.
-  Вылезай, Имхотеп.
-  Давайте быстрее, - крикнул Пенту.
   Писец, едва не споткнувшись, выбрался из клетки и спрыгнул на землю. Следом за ним покинула повозку вся компания.
   Пенту распахнул дверь дома и махнул рукой, приглашая беглецов внутрь.
-  Куда мы? – спросил Имхотеп.
-  Увидишь, - ответил ему Нофри. 
   Они вошли в дверной проём. Писец разглядел две лестницы: одна вела наверх, и на уровне второго этажа переходила в площадку с какой-то дверью в стене, а вторая вниз, в подвальное помещение.
-  Что это за дом? – задал вопрос Имхотеп.
    На этот раз ответил Пенту:
-  Общественное собрание военных ветеранов. Ступайте за мной.
   Он направился к лестнице, ведущей в подвал, и начал спускаться по ступенькам. Внизу, в полутёмном помещении с запертой на засов дверью в боковой стене, подпольщик остановился и подождал всю компанию. Он прошёлся глазами по фигурам своих спутников, убедившись, что все на месте, затем предупредил:
-  Путь будет долгий. Если устанете, скажите мне. Отставать нельзя, иначе заблудитесь.
   Пенту провёл пальцами по стене, что-то нащупал. Послышался неприятный скрежет. Часть кирпичной кладки отворилась, в комнату проник красноватый дрожащий свет горящего пламени, озарив подпольщика и упав мерцающим пятном на пыльный пол. Пенту прошёл сквозь образовавшееся отверстие, его спутники по очереди сделали то же самое. За стеной находилась квадратная комната, не сказать, чтобы тесная, но и не особенно просторная, с отростком наклонного коридора, где была вырублена ещё одна лестница, уходящая в чёрную темноту. Имхотеп увидел четыре горящих факела, воткнутые в медную подставку, арфу Тутмоса, сундук, в котором хранилось золото и одежда, сумку с письменными принадлежностями и лук Менепы.
-  Вы забрали все наши вещи из дома скульптора? – спросил он дембеля.
-  Конечно. В Фивах нам больше делать нечего.
   Пенту снова нащупал с этой стороны стены какой-то камень, и кирпичная кладка со скрежетом захлопнулась.
-  Забирайте свои причиндалы, - сказал он, пересекая комнату. Остановившись возле медной подставки, подпольщик вытащил факел.
   Дорога, в самом деле, показалась очень длинной. Может быть, они шли не больше часа, но в спёртом воздухе тёмных подземных коридоров, по которым они блуждали, освещая себе путь лишь на несколько шагов вперёд, время воспринималось иначе. Один раз они остановились.
-  Вы слышали? – спросил Пенту.
-  Что именно? – посмотрел на него Менепа.
-  Шаги. Где-то позади нас, - подпольщик обернулся и впился глазами в крадущуюся по пятам тьму.
   Все замерли на месте в полном безмолвии. Если бы не шипение пылающих факелов, можно было бы сказать, что их окружала звенящая тишина.
-  У меня очень хороший слух, - сказал Менепа. – Я тоже что-то слышал, но мне показалось, что это было эхо. Сейчас проверим.
   Он вытащил из колчана стрелу, оторвал кусок запасной промасленной тряпки для факела и намотал его на бронзовый наконечник.
-  Тутмос, огня, - попросил он, снимая с плеча лук.
   Менепа привёл оружие в боевую готовность, потом подпалил обмотанную тряпку от наклонённого факела. Стремительно летящая огненная черта прорезала мрак длинного коридора, превратившись в горящую точку. Там в конце был поворот, и воткнувшаяся в известняковую стену стрела продолжала светить, постепенно разгораясь.
-  Я смотрел внимательно, - произнёс бывший солдат. – Никого нет. Хотите, могу выстрелить ещё раз.
-  Не требуется, - сказал Пенту. – Я всё видел. Ты прав, наверное, это было эхо.
   Они двинулись дальше. Постепенно коридор стал уходить вниз под уклон, и через какое-то время беглецы вышли к широкому туннелю.
-  Этот ход прорыли при фараоне Сети, - разъяснил подпольщик. – Он проходит прямо под Нилом и ведёт на западный берег.
-  Нам туда? – спросила Та-бес.
   Пенту кивнул.
-  Спрячемся до завтра у одного нашего друга в закрытом городе.
-  И что потом?
-  Каждое утро от западного берега отправляется барка с грузом бальзамировочных масел для Нижнего Египта. На рассвете мы покинем Фивы.
-  Мне нужно будет передать письмо моей труппе, что я вынуждена срочно уехать.
-  Не волнуйся, передадим.
   В свете факелов хорошо просматривалось, что потолок, стены и пол туннеля были облицованы плотно подогнанными каменными плитами.
-  Пошли, - сказал Пенту.
   Имхотеп, тащивший с Менепой сундук, боязливо поглядывал вверх.
-  Мы, правда, под Нилом? – спросил он.
-  Правда, - ответил подпольщик.
-  А нас не затопит?
-  Ты видишь здесь хоть каплю воды?
-  Нет.
-  И не увидишь. Построено надёжно.
-  У меня факел гаснет, - сказала Та-бес.
-  Не страшно, - повернулся к ней Пенту. – Мы почти пришли.
   Пройдя пару десятков шагов, они наткнулись на брошенную деревянную тачку.
-  При фараоне Сети подземный ход использовался для доставки обработанного камня и прочих строительных материалов, - заговорил подпольщик. – Его и сейчас иногда используют, но довольно редко.
-  А легавые сюда не сунутся? – спросил Имхотеп.
-  Вряд ли.
-  Представляю, что сейчас творится наверху, - прикинул писец. – Между прочим, в тайной полиции знают, где мы жили. Скульптора, небось, уже повязали.
-  Ну и что? – вставил Менепа. – Он скажет только то, что я ему велел. Я его, как следует, напугал перед уходом. Предупредил, что у нас в Фивах есть могущественные друзья, которые теперь будут неустанно за ним следить. Если он что-то ляпнет не то, ему кишки вокруг уда намотают. Ну, спросят его: жили здесь такие? Да, жили, снимали у меня комнату. Приметы? Пожалуйста. Один маленький, плюгавенький, второй жирный и с красным носом. Третьего, то есть тебя, Имхотеп, помню плохо. Ищите.
-  Ему в тайной полиции устроят маленького-плюгавенького, - скептически заметил Имхотеп. – Мои приметы у них уже есть, через час будут ваши.
   В конце туннеля компания остановилась перед деревянными воротами, закрывающими вход в подземелье. Пенту толкнул тяжёлую створку, в глаза беглецам брызнул яркий солнечный свет. Непроизвольно жмурясь, они вышли наружу и увидели, что попали на дно котлована правильной формы. В нескольких метрах от ворот начиналась наклонная насыпь, ведущая наверх.
-  Вот мы и пришли, - сказал подпольщик и погасил факел, воткнув его в песок.
   Как и предполагал Имхотеп, на восточном берегу была поднята по тревоге вся полиция. Многочисленные патрули прочёсывали город, останавливая всех подозрительных, которых в течение двух часов набралось такое количество, что возникла острейшая проблема, куда их девать. У ***фхора, назначившего важную встречу возле гостиницы, шесть раз спрашивали документы.
«Кого-то ищут», - подумал полицейский. – «Не связано ли это с делом заговорщиков?»
  Нанятый им шпион опоздал больше, чем на час. Когда он появился, сильно запыхавшийся и перепачканный глиной, ***фхор почувствовал, что поймал удачу за хвост. Это был человек средних лет с незапоминающейся внешностью, что в его профессии давало неоспоримые преимущества, позволяя оставаться незамеченным в любой толпе.
-  У тебя важные новости, - произнёс ***фхор больше утвердительно, чем вопросительно.
-  Ты угадал, - ответил шпион. – Около двух часов дня возле здания тайной полиции они напали на тюремную повозку и отбили своего приятеля. Я их, чуть было, не упустил. В переулке я наткнулся на брошенную повозку и сообразил, что они спустились в подземелье. Хорошо, что я знаю лабиринт, как свои пять пальцев. Я пошёл за ними по пятам, ориентируясь по звуку их шагов. Где-то на середине пути я подобрался к ним настолько близко, что они меня услышали. Едва я успел лечь на пол, как надо мной просвистела зажжённая стрела. Хвала Амону, никто из них не догадался обследовать коридор. Они перебрались на другой берег. Завтра на рассвете они сядут на барку и покинут Фивы.
-  Завтра на рассвете, - задумчиво повторил ***фхор. Он не знал, стоит ли доложить об этом церемониймейстеру, или продолжать слежку, пока не добудет важные сведения. Немного поразмыслив, полицейский решил, что докладывать ещё рано.
   Перед фасадом гостиницы с фреской, изображающей богиню Хатор с коровьей головой, росли пальмы. Здание недавно покрыли свежей штукатуркой, но внутри это была обшарпанная, третьесортная дыра, всё достоинство которой сводилось лишь к тому, что постояльцы по своему желанию могли здесь оставаться инкогнито. Никакие угрозы со стороны полиции не сумели изменить это правило – хозяин заведения пользовался покровительством нескольких влиятельных вельмож. По той причине, что ***фхор проживал в этой гостинице, шпион сделал вывод, что его наниматель не в ладах с законом.
-  Ты неплохо поработал, - сказал полицейский, протягивая кошелёк.
-  Не мешало бы прибавить. Я рисковал жизнью. И, кроме того, - шпион понизил голос, - если кто-нибудь спросит меня о тебе, я буду держать язык за зубами.
   ***фхор хотел, было, возмутиться, но внезапно вспомнил о следователе Ка-апере.
-  Сет с тобой, - промолвил он, сдерживая гнев. – Добавлю ещё десять золотых.
   А тем временем в лавке одного аптекаря на окраине города произошло очень странное событие. Сначала в помещение ворвалась с улицы неизвестно откуда взявшаяся обезьяна и устроила настоящий разгром. Проклятая бестия скакала по полкам, опрокидывая вниз посуду со снадобьями, и только богам известно, сколько сил потребовалось аптекарю, чтобы при помощи палки и огромного количества бранных слов выставить непрошенную гостью из лавки. Не успел он толком прибраться, как дверь отворилась, и вошёл очень странный человек. Незнакомец был облачён в длинное одеяние; лицо его было полностью замотано тканью, за исключением щели для глаз. Но больше всего хозяина лавки поразили неестественные, угловатые движения посетителя.
«Прокажённый», - подумал аптекарь, задрожав от этой мысли всем телом.
-  Я очень болен, - глухим скрипучим голосом произнёс вошедший человек.
-  Нет, это не проказа, - прибавил он, увидев ужас в глазах аптекаря. – Это очень редкая болезнь. Ты можешь изготовить лекарство по рецепту, который я тебе дам?
-  Смотря, что за рецепт. Я могу изготовить любое средство, если у меня есть необходимые компоненты.
-  Вот этот рецепт, - рука незнакомца положила на прилавок исписанный папирус.
-  Странное зелье, - сказал аптекарь, прочитав манускрипт. – Никогда такого не встречал. Я могу его изготовить, но для этого мне потребуется время. Если ты зайдёшь завтра…
-  Лекарство мне нужно сегодня, - оборвал его посетитель. – Я хорошо заплачу.
   И он высыпал на прилавок золото из объёмистого кошелька.
-  Я готов отложить все заказы, - сказал хозяин лавки, очарованный драгоценным блеском, - но у меня всё равно уйдёт несколько часов. Зелье будет готово только поздно вечером.
-  Я зайду за час до полуночи. Мне нужно много зелья. Рецепт оставляю тебе. Береги его как собственное зрение.
   Он ушёл, оставив после себя приторный запах. Аптекарь готов был поклясться, что так пахнет бальзамировочное масло. Возможно, этот человек был с западного берега и имел отношение к мумификации умерших.
«В конце концов, какое мне дело до его личности?», - рассудил хозяин лавки. – «Мне заплатили, я выполню заказ».
  Он немедленно приступил к работе. Все необходимые ингредиенты у него имелись, кроме серы, банку с которой разбила обезьяна. Аптекарь выругался и вытряхнул на пол содержимое помойной корзины.
   Не прошло и часа, как в его лавку вошёл ещё один посетитель. Им был худощавый, жилистый жрец с посохом в руке. На груди его висел золотой «анх».
-  Прошу прощения, достопочтенный, - обратился он к аптекарю. – Я ищу одного человека. Не обращался ли к тебе кто-нибудь с просьбой изготовить необычное зелье?
   Он развернул папирус – точную копию рецепта, оставленного странным незнакомцем.
-  Я обошёл почти все аптекарские лавки в городе, - сказал жрец. – Я готов очень щедро заплатить за любые сведения о владельце такого же рецепта.
-  Тебе повезло, - ответил аптекарь. – Я изготавливаю сейчас именно это зелье.
-  Рассказывай дальше, - произнёс жрец и высыпал на прилавок золотые монеты в виде квадратных слитков.
-  Заказчик придёт за готовым лекарством за час до полуночи.
-  Как он выглядит?
-  В длинном белом одеянии. Лицо скрыто тканью. Производит впечатление прокажённого.
-  Ещё у него странный голос, не так ли?
-  У него ужасный голос. Как с того света.
   Левый уголок губ жреца пополз к щеке, образовав загадочную ухмылку. Это длилось не больше двух секунд. Затем его лицо снова стало серьёзным.
-  Этот человек очень опасен. Будь с ним поосторожней. Обо мне даже не упоминай.
   Страх опутал душу аптекаря липкой паутиной.
-  Мне делать это зелье? – спросил он испуганно.
-  Обязательно.
   Жрец направился к выходу. Толкнув дверь посохом, он вышел на улицу. Аптекарю почудилось, что в лавке стало темнее. Непонятная тревога, проникшая в помещение, заставила мелко дрожать пальцы. Пришлось прервать работу и сделать несколько глубоких вздохов, пока руки не пришли в нормальное состояние. Стараясь больше не думать о странном посетителе, аптекарь углубился в премудрости фармацевтики и вскоре был поглощён только тщательным соблюдением рецептуры. Он зажёг лампу, когда пришёл вечер. К десяти часам работа была закончена. Вытерев тряпкой вспотевший лоб, аптекарь встал из-за стола, потянулся, разминая уставшую спину, повернул голову и… в ужасе замер на месте. Странный незнакомец с замотанным лицом стоял посреди комнаты, скрестив на груди руки.
-  Я вижу, ты закончил, - проскрипел его жуткий голос.
   Аптекарь схватился за сердце:
-  Как же ты меня напугал. Я не слышал, как ты вошёл.
-  Покажи зелье, - незнакомец проковылял к прилавку и протянул руку. У него была сухая кожа с синеватым оттенком и почерневшие ногти на пальцах. Аптекарь подал ему глиняный горшок, почти доверху наполненный мазью.
-  Очень хорошо, - человек поставил сосуд на прилавок. Он сказал:
-  К тебе приходил посетитель. Жрец. Расспрашивал обо мне. Что ты ему ответил?
   У аптекаря возник спазм в желудке.
-  Ничего особенного.
-  Не лги мне. Он дал тебе золото. Ты назвал время, когда я приду за зельем.
   У хозяина лавки затряслись губы.
-  Он сказал, что я очень опасный человек, - произнёс незнакомец. – Он прав. Ты, конечно, хочешь понять, откуда я всё это знаю? В твоей лавке есть ещё один вход, с внутреннего двора. Через него я попал в твою кладовку. Я был там всё это время и слышал каждое слово. Ты, конечно же, хочешь увидеть моё лицо. Ты его увидишь.
   Страшный посетитель резко разорвал тряпичный узел на затылке и стал разматывать ленту, обёрнутую вокруг головы. Аптекарь попятился от прилавка. Он увидел неподвижное лицо мертвеца с мутными глазами и сухой кожей синюшного оттенка. Всего лишь один внезапный прыжок – и холодные пальцы вцепились хозяину аптеки в горло, опрокинув на пол. Мумия выхватила из-под одежды нож.
-  Вот лежит мой спящий брат Осирис, - промолвил Потрошитель, поднимая над головой острое лезвие.
   В половине одиннадцатого в помещение вошёл жрец Неферабет. Его сопровождал тайный агент Небра со свёрнутой сетью под мышкой. Жрец остановился возле прилавка, опёршись на свой посох. Его взору открылась жуткая кровавая картина.
-  Мы опоздали, - сказал он.
-  Как же это случилось? – удивился Небра. – Я наблюдал за лавкой, не спуская глаз. Никто не входил и не выходил. Ничего не понимаю.
-  Здесь наверняка есть чёрный ход, - ответил Неферабет. – Мне следовало догадаться.
   Чтобы проверить своё предположение, он обогнул прилавок и вошёл в кладовку, за которой обнаружилась ещё одна комната с открытой настежь дверью. Во внутреннем дворе жреца ждала только надвигающаяся ночь.

                18

   Анупу сделал два больших глотка и передал кувшин с вином в руки Сетнахту. Было три часа после полуночи. Лучистые искорки бесчисленных звёзд сияли в чёрной бездне как рассыпавшиеся золотые монеты.
-  Столько денег потратили на выпивку и проституток, страшно подумать, - сказал Туи.
-  За удовольствия надо платить, - заметил Анупу. – Ничего. Деньги – вещь наживная. Через полчаса будем богаты.
-  Хватит болтать, - прервал их Сетнахт. – Лучше подумайте о том, чтобы вам не отсекли голову. Ручонки-то дрожат с похмелья. Там за забором люди серьёзные.
-  Я могу сражаться в любом состоянии, - возразил Анупу, дотронувшись до рукояти меча.
-  Я тоже, - подхватил Туи.
-  Посмотрим, - пробурчал Сетнахт. Он допил вино и, наклонившись, поставил пустой кувшин возле ограды.
   Двое бандитов заканчивали сборку самодельной лестницы – вставляли в вырезы двух длинных жердей перекладины из пальмовых веток и накрепко прикручивали верёвками. Затянув последний узел, они приставили готовую конструкцию к забору.
-  Я полезу первым, - сказал Сетнахт, надевая на плечо лук и колчан со стрелами.
   Он подёргал рукой лестничную перекладину, убедился, что она прикручена надёжно. В лунном свете изуродованное шрамами лицо казалось особенно жестоким. Как долго он ждал этого часа, рисуя в воображении картины сладкой мести. С решимостью воина, атакующего вражескую крепость, бандит полез наверх. Под тяжестью его тела заскрипели пальмовые перекладины. Спустя секунды его подбородок приподнялся над оградой. Для проникновения на чужую территорию Сетнахт выбрал самое удобное место – за забором шелестел листьями тёмный сад. В прошлый раз, прежде чем попасть сюда, до той роковой ночи он со своими товарищами из клана наёмных убийц изучил этот особняк до мельчайших подробностей. Ему показалось на мгновение, что всё случилось только вчера, хотя прошло почти два года. Сетнахт перебрался через ограду и, повиснув на руках, скользнул вниз. Он столкнулся с землёй обеими ступнями, присев для равновесия и коснувшись левой ладонью травы. Знакомый запах садовых цветов напоминал о пролитой крови. Силуэты бандитов один за другим перелезали через стену и приземлялись рядом.
-  Сразу за деревьями будет пруд, - шёпотом сказал Сетнахт. – Не свалитесь в воду. Действуем строго по намеченному плану.
«Хорошо, что здесь нет собак», - подумал он. – «Эти козлы в доме слишком уверены в своих силах».
   По всему саду были разбросаны пятна бледного света. Бандиты передвигались почти бесшумно, держа луки в боевом положении. Как и предупреждал Сетнахт, за древесными стволами блеснула поверхность воды. За водоёмом стоял добротный каменный дом, в каких проживало большинство зажиточных горожан, а справа от него – приземистое хозяйственное строение.
-  Вижу какого-то человека, - тихо произнёс Анупу. – Идёт в нашу сторону.
-  Ночной сторож, - прошептал в ответ Сетнахт, разглядев приближающуюся по дорожке фигуру. – Делает обход. Он-то нам и нужен.
   Человек был вооружён мечом; он шагал медленно и, остановившись возле пруда, громко зевнул. Скрытые темнотой сада бандиты в чёрных одеждах были для него невидимы, шелест листьев растворял их тихие голоса, и, к тому же внимание сторожа к трём часам ночи было уже не то, что в начале дежурства. План Сетнахта был довольно прост. По своему опыту он знал, что в таких особняках всегда на ночь запирали входную дверь. Ночные сторожа, жилище которых  располагалось в отдельном помещении, обычно два раза в час делали обход территории. Если сторож замечал что-нибудь подозрительное, он мог постучаться в дом и вызвать дежурившую внутри охрану. Именно это правило бандиты и собирались использовать. Нужно было всего лишь пленить сторожа и, угрожая оружием, заставить позвать охрану, чтобы ему открыли дверь. В сущности, только таким способом можно было ворваться в дом, а дальше всё решала внезапность и умение владеть оружием. В прошлом, когда Сетнахт был наёмным убийцей, он со своими товарищами нередко прибегал к этому нехитрому приёму. Лишь бы этот олух вошёл в сад. Некоторые люди довольно небрежно относятся к своим служебным обязанностям. Сетнахт прикинул на глаз расстояние до ночного сторожа – примерно шагов двадцать. Незаметно подкрасться не получится.
   Вдруг человек произнёс настолько громко и отчётливо, что бандиты оцепенели:
-  Ну что, ворюга, спрятался? От меня не уйдёшь!
   Рука Туи непроизвольно натянула тетиву. Недолгий свист безжалостной стрелы, и ночной сторож плюхнулся в воду с таким шумом, точно в пруд упало тело слона с десятиметровой высоты. Даже внезапная посадка пришельцев из космоса не смогла бы вызвать у бандитов большего потрясения, чем это событие. То, что случилось, можно было назвать только одним словом – катастрофа.
-  Кто стрелял? – спросил Сетнахт в полный голос. Говорить шёпотом было уже бесполезно.
-  Я, - ответил Туи. – Нас обнаружили.
-  Ты козёл, - сказал Сетнахт.
   Послышался какой-то шорох. Из кустарника возле пруда вылез кот с куском мяса в зубах.
-  Вот к кому он обращался, - произнёс Анупу. – Пора уносить ноги. Сейчас прибежит охрана.
-  Выпустим по ним хотя бы по парочке стрел, - раздул ноздри Сетнахт. Жажда крови уже овладела им. – Унести ноги ещё успеем.
   Бандиты быстро рассредоточились за деревьями, приготовившись к бою. Сетнахт даже вспотел от возбуждения. Так случалось много раз – ночь, луна, смерть. Шли минуты. Никто не появлялся. Это было странно. Ночной сторож своим падением в воду мог разбудить всю округу. Дом предательски молчал. Ни один огонёк не вспыхнул в его чёрных узких окнах – слишком узких, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. 
-  Похоже, никто ничего не услышал, - нарушил молчание Анупу.
-  Либо это ловушка, - отозвался Сетнахт. – Эти люди – наёмные убийцы. Я бы на их месте затаился и подождал.
-  А чего ждать? Дверь нам всё равно никто не откроет, - вздохнул Анупу.
-  А что находится в той халупе позади дома? – спросил один из бандитов.
-  Там у них амбар и конюшня, - ответил Сетнахт.
-  Конюшня? – встрепенулся Анупу. Он призадумался. – У меня есть одна мысль, - снова зазвучал его голос в сумраке сада. – Давайте-ка, заглянем в эту конюшню.
   Они бодрой трусцой пересекли пространство между садом и хозяйственной постройкой. Сетнахт отпер щеколду на широкой двери. Изнутри раздалось лошадиное ржание. Анупу снял с пояса небольшую масляную лампу и при помощи огнива зажёг фитиль. Он первый вошёл в тёмное помещение. Тусклый свет обрисовал во мраке силуэты четырёх сирийских скакунов в стойле. Возле левой стены бандит разглядел две изящные колесницы.
-  Превосходненько, - сказал Анупу. – То, что надо.
   Его идея была незатейлива и достаточно остроумна. Не прошло и десяти минут, как все четыре скакуна были связаны между собой за уздечки длинными вожжами и выведены из конюшни. Бандиты отвели их к фасаду дома, где находился вход. Подойдя к двери, Анупу внимательно осмотрел накрепко вбитую бронзовую ручку, подёргал её и остался доволен. Конструкция крепилась надёжно. Оставалось только намотать на неё конец вожжей, что Анупу и сделал, сотворив чрезвычайно сложный и запутанный узел. Закончив, он подал знак своим товарищам. Те отпустили нервно всхрапывающих лошадей, которых вшестером с трудом удерживали на месте, и вслед за этим Сетнахт щёлкнул для верности захваченным из конюшни бичом. Лошади рванули с места. На мгновение вожжи натянулись как струна, раздался громкий треск. Сорванная с петель дверь, увлекаемая мощной силой, поехала вперёд, подпрыгивая на выложенной камнями дорожке. Лошади доскакали до запертых ворот, развернулись и помчались с испуганным ржанием вдоль ограды. Из тёмного дверного проёма выскочили два заспанных человека с мечами в руках. Они были встречены убийственным залпом ядовитых стрел из всех семи луков. Перескочив через их упавшие тела, бандиты ворвались в дом. Анупу бежал первым, освещая дорогу своей маленькой лампой. Банда вкатилась в гостиную, где столкнулась с ещё тремя вооружёнными людьми. Двоих немедленно изрубили в капусту, у третьего выбили из рук меч и прижали к стене.
-  Где хозяин? – грозно спросил Сетнахт, касаясь острым лезвием шеи пленника.
-  В спальне, - ответил тот, с трудом шевеля побелевшими губами.
-  Кто-нибудь ещё в доме есть?
-  Только управляющий и четыре служанки.
-  Если врёшь, отрежу башку быстрее, чем успеешь моргнуть. Веди к хозяину.
   Пленённый человек был напуган до крайности. Медленно передвигая негнущимися ногами, он повёл бандитов через гостиную. Сетнахт шёл сзади, держа меч над его головой.
-  Хозяйка в доме есть? – спросил он, сверля глазами затылок пленника.
-  Она в отъезде. Совершает паломничество в дельте Нила.
-  Жаль. Она бы сейчас очень пригодилась. Люди становятся сговорчивее, когда дело касается их жён и родственников.
-  Вот его спальня, - сказал человек, проведя бандитов по коридору и остановившись возле одной из дверей.
-  Открывай, - приказал Сетнахт. Его спутники держали луки наизготовку, опасаясь внезапной засады.
   Пленник незамедлительно исполнил приказание, из открывшегося проёма на напряжённые лица бандитов упали отблески желтоватого пламени ночного светильника. Они сразу же разглядели кровать возле стены, на которой лежало чьё-то тело, наполовину закрытое покрывалом. Сетнахт толкнул пленника в спину и следом за ним вошёл в комнату. Хозяин дома вдруг зашевелился и приподнял голову.
-  Приветствую тебя, гад! – громко произнёс Сетнахт. – Не ждал меня?!
-  Что? Что такое? – раздался в ответ сонный голос.
-  И ты ещё спрашиваешь? – бандит со злостью ударил пленного слугу рукоятью меча по затылку, лишив того сознания и отправив на пол. – Это чтобы ты не думал, что к тебе в гости пришли бродячие фокусники. Два года я мечтал об этой встрече. Сейчас я тебя буду резать на куски. Очень медленно. Но прежде, чем испустить дух, ты отдашь все наши деньги.
   Он подошёл к кровати и посмотрел хозяину дома в лицо. То, что он увидел, заставило его отшатнуться. Сетнахт протёр глаза и взглянул ещё раз. Перед ним лежал побледневший от страха следователь Ка-апер. 
-  Ты? – спросил изумлённый бандит. – Что ты здесь делаешь?
-  Я здесь живу, - ответил Ка-апер.
-  И давно ты здесь живёшь?
-  Уже год.
-  А где тот, другой? Где человек, который жил в этом доме раньше?
-  Я не знаю. Куда-то переехал. Вас прислал ***фхор?
-  При чём здесь ***фхор?
   Сетнахт прикусил губу от досады.
-  Его надо прикончить, - сказал подошедший сзади Анупу.
-  Погодите, - взмолился Ка-апер. – Вам нужны деньги? Я дам вам деньги. Сколько вы хотите?
-  Всё, что у тебя есть, - процедил сквозь зубы Сетнахт.
-  Я отдам всё, что хотите. Только позвольте мне встать. Я покажу вам, где спрятан сундук с деньгами.
-  Если попробуешь устроить нам какую-нибудь хитрость, изрубим на куски, - предупредил Анупу.
-  Никаких хитростей, - сказал Ка-апер. – Всё будет честно.
   Он быстро поднялся с кровати и, как был, в одной набедренной повязке и босиком, направился в противоположный угол комнаты.
-  В этом доме есть один секрет, - пояснил он. – О нём не знают даже мои слуги.
   Ка-апер взялся за край висевшей на стене матерчатой ширмы, на которой были нарисованы взлетающие из тростника дикие утки, и потянул его в сторону. За занавесью оказалась какая-то деревянная дверь.
-  Это вход в потайную комнату, - сказал следователь. – Деньги хранятся там. Но просто так открыть дверь невозможно. Хотите попробовать?
-  Ничего не буду пробовать, - рявкнул Сетнахт. – Открывай.
-  Как прикажете, - с гадливой угодливостью произнёс Ка-апер и тотчас нажал на скрытую пружину. С лёгким скрипом дверь отворилась. В следующую долю секунды тело следователя метнулось в тёмный проход, и дверь за ним захлопнулась. Сетнахт растерялся.
-  Сбежал, подлец! – воскликнул Анупу.
  Бандиты бросились к двери, стали яростно молотить по ней ногами и руками, но это оказалось бесполезно. Тогда они принялись рубить деревянную преграду мечами, им даже удалось отсечь несколько больших щепок, но под досками обнаружилась монолитная каменная плита.
-  Убью скота! – разозлился Сетнахт.
-  Это был чёрный ход, - сказал кто-то из бандитов. – Он приведёт легавых. Пора делать ноги.
-  Разбойное нападение на дом работника тайной полиции, - прикинул Анупу. – С убийствами. Сдаётся мне, что всем нам светит пожизненная каторга.
   Сетнахт был вне себя от злобы.
-  Надо поджечь это проклятое жилище! - завопил он охрипшим голосом. – Пусть всё сгорит до тла!
-  Это без толку, - рассудил Анупу. – Пожар привлечёт внимание. Забираем всё самое ценное и уходим. У нас очень мало времени.
   Они в спешке разбрелись по дому и начали хватать всё подряд. Только покинув территорию особняка, уже за забором выяснилось, что больше половины добычи составляло малоценное барахло, которое тут же пришлось выбросить. Здесь же, под деревом был спрятан мешок с полицейской формой – наследство от разгромленного клана наёмных убийц. Переодевшись в стражей закона, бандиты надеялись беспрепятственно пройти по улицам ночного города с награбленным. Им это вполне удалось. Только один раз их остановил военный патруль и поинтересовался, из какого они отделения, на что у Сетнахта был заготовлен ответ. По дороге они заглянули в ночной кабак, где просидели до рассвета и приняли решение покинуть Фивы. Посетители искоса поглядывали на их полицейскую форму, но бандитов это нисколько не беспокоило, а даже наоборот – весьма забавляло. По крайней мере, к ним никто не лез с разговорами. С первыми лучами солнца они отправились в гавань. Свежесть утра и хорошая порция вина выветрили из их голов мрачное настроение от ночной неудачи. На одной из улиц они неожиданно увидели следователя Ка-апера, который возбуждённо разговаривал с несколькими уличными полицейскими.
-  Спокойно, без паники, - сказал Сетнахт. – Проходим мимо.
-  У меня руки чешутся пустить в него стрелу, - тихо произнёс Анупу.
-  У меня тоже, - признался Сетнахт. – Но сейчас не тот случай.
   Старясь держаться как можно непринуждённей, бандиты немного прибавили шаг.
-  Плохо ищите! – раздражённо обращался к патрульным Ка-апер. – Очень плохо.
-  Мы прочесали весь район, - оправдывался начальник. – Во все притоны заглянули. Нет их нигде.
-  Такого не может быть. Или ты хочешь сказать, что это были ночные духи?
-  Нет, господин Ка-апер. Ничего такого я не хочу сказать.
-  Ну, так ищите. Только лучше ищите.
    Проходя в двух шагах от спины следователя, Сетнахт едва сдержался, чтобы не захохотать. Он посмотрел на идущего рядом Туи и заметил, что тот напряжённо сжимает ладонью рукоять меча и прямо на глазах покрывается потом.
-  Расслабься, дурак - шепнул ему в ухо Сетнахт. – Спалишь всех.
   Какой-то тип из патрульных скользнул по ним рассеянным взглядом, но благодаря собачьему инстинкту, вбитому в голову каждому представителю закона, отреагировал на полицейскую форму точно также, как реагирует ворона в стае на своих сородичей, то есть практически не отделяет их от окружающей среды. Именно поэтому бандиты прошли мимо без всяких происшествий.
    Гавань освежила их лица речной прохладой.
-  Пусть лижут свои яйца, козлы, - вырвалось у Сетнахта. – Сядем на первую же барку и отправимся вниз по Нилу. В Египте много городов, а главное – много денег.
-  Спать охота, - громко зевая, сказал один из бандитов.
-  На корабле отоспишься, - бросил ему Анупу и вдруг замер на месте. – Не верю своим глазам. ***фхор.
-  Где? – спросил Сетнахт.
   Людей на пристани было немного, и, посмотрев вперёд, он тотчас увидел знакомую грузную фигуру возле барки, на которой копошилось несколько матросов.
-  Что он здесь делает? – поинтересовался Туи.
-  Вероятно то же самое, что и мы, - ответил Анупу. – Собирается сматываться.
   ***фхор повернул голову, заметил бандитов и уставился на них ошарашенным взглядом.
-  Приветствую тебя! – помахал рукой Сетнахт.
-  Что это на вас надето? – спросил начальник шестого отделения, когда бандиты подошли близко.
-  Да это так, - промолвил Анупу. – Выполняли кое-какую работу. Выбивали долги из неплательщиков.
-  Успешно?
-  К сожалению, нет. Должников не оказалось дома.
-  Понятно, - ***фхор с подозрением покосился на мешок с добычей, покоившийся на плече у одного из бандитов. Он явно услышал позвякивание серебряной посуды.
-  Вы как раз вовремя, - произнёс он спустя несколько секунд. – Не хотите подработать? Мне нужны помощники.
-  Что нужно делать? – с готовностью отозвался Сетнахт.
-   Видите барку на той стороне реки? Отправимся за ней следом, а точнее, за людьми, которые сейчас на эту барку садятся. Будем за ними следить. Я уже нанял судно. Плачу щедро.
-  По рукам! – даже не раздумывая, согласился Сетнахт.
   Корабль на другом берегу был готов к отплытию. Дул встречный северный ветер, поэтому судно могло идти вниз по реке только на вёслах. Тутмос подошёл к борту и посмотрел на просыпающуюся столицу, чувствуя, как в душе нарастает щемящая грусть.
-  Прощай, великий город, - прошептал он себе под нос. Все его надежды растаяли, как пустынный мираж. Теперь он снова был беглецом, а впереди ждала таинственная неизвестность.
   Утреннее небо отражалось в подёрнутом рябью синем зеркале Нила. Искривляясь, плыли против течения пушистые розовые облака, неподвластные никому, кроме бога.
   Подошёл Пенту, встал рядом с арфистом, смачно плюнул в мелкие речные волны.
-  Куда мы теперь? – спросил Тутмос.
-  В Абидос.
   Полуголые гребцы поплевали на мозолистые ладони, дружно взялись за вёсла и оттолкнулись ими от каменной пристани. Путешествие началось.
 
                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

                1

   Абидос был одним из самых древних городов и считался главной святыней Египта. Согласно преданию, здесь был похоронен бог Осирис, точнее, его голова – коварный Сет разрубил своего спящего брата на четырнадцать частей. Это место можно было смело назвать городом храмов и гробниц. Многие состоятельные люди завещали своим родственникам, чтобы их забальзамированные тела были погребены именно в Абидосе, и по этой причине баржи с покойниками причаливали к пристани с регулярностью катафалков современного городского кладбища. Не совсем ясно, как себя чувствовали местные жители в обстановке непрекращающихся похорон, но скорее всего, они настолько привыкли, что считали мертвецов частью повседневной жизни. Барка, на которой прибыли беглецы, вынуждена была идти вдоль пристани в поисках свободного места. За кормой остались четыре дня утомительной гребли. Воспалённый красный диск вечернего солнца опускался к горизонту, следуя на Запад вместе с душами людей, покинувших этот суетный мир.
   Глядя на погребальные ладьи, Имхотеп с грустью заметил:
-  Этим уже не нужно ни денег, ни почестей. Пройдёт время, и о них никто не вспомнит. Иногда я думаю, а может быть, там вообще ничего нет? Только вечная тьма. А мы тут все, как дураки, на что-то надеемся. Думаем, что боги оценят нас по заслугам. Злых накажут, добрым дадут достойную жизнь. А там только беспросветная вечная ночь. И больше ничего.
-  Так уж и ничего? – посмотрел на него Тутмос. – Это было бы слишком просто. А мир настолько сложен, что мы никогда его не поймём. Вот отсюда и все сомнения. Мы верим только в то, что видим своими глазами. Если мы не видели других стран, это не значит, что они не существуют.
   Услышав его высказывание, капитан судна, который в эту секунду находился поблизости, произнёс:
-  Ты прав, приятель. Один мудрый человек мне как-то сказал, что наша Земля – это огромный шар. «Можешь мне не верить, но задумайся, почему, находясь в море, ты никогда не видишь другого берега, а видишь только горизонт? Если бы поверхность была плоской, ты бы увидел тот берег обязательно, как бы далеко он не находился». А ещё он мне сказал, что наши жрецы об этом знают, но хранят это знание в тайне, потому что невежественными людьми проще управлять. Это был очень мудрый человек. Он говорил, что Солнце – это такая же звезда, как те, что мы видим ночью на небе. Там, возле многих из этих звёзд живут люди, подобные нам. Некоторые из них существуют раньше нас и настолько умны, что научились путешествовать по Вселенной на летающих кораблях. Он говорил, что видел этих людей и даже беседовал с ними. Они открыли ему глаза на многие вещи. Он говорил, что когда умрёт, то его душа отправиться к звёздам, чтобы снова возродиться во плоти среди этих небесных мудрецов. Он даже назвал день своей смерти, и в точно названный день около часа после полудня отошёл в мир иной. С тех пор я думаю, что всё, что он говорил – чистая правда. Просто мы очень глупые и смотрим на мир слишком примитивно.
   Капитан произносил весь этот монолог, а сам тем временем поглядывал в сторону причала, пытаясь отыскать свободное место для стоянки судна. Он увидел то, что искал, повернулся к рулевому и стал отдавать приказания. Пенту, Нофри и Менепа находились в носовой части корабля и о чём-то беседовали. Танцовщица Та-бес, утомлённая дневной жарой, дремала под навесом.
   Барка пришвартовалась возле большой баржи, нагруженной блоками красного гранита. На пристани заунывно выли сопровождающие покойников плакальщицы.
-  Собирайте вещи, мы сходим, - сказал перебравшийся на корму Менепа.
-  А дальше? – спросил Тутмос.
-  Пока не знаю.
   В эту минуту в гавань Абидоса вошло судно, нанятое господином ***фхором. Во время всего пути оно держалось на приличной дистанции, затерявшись среди идущих тем же курсом кораблей. Даже во время ночных стоянок судно причаливало к берегу не ближе, чем в двухстах метрах от объекта наблюдения, и полицейский совершал пешие прогулки, дабы удостовериться, что беглецы по-прежнему находятся на борту своей барки. Что и говорить, он исполнял приказ церемониймейстера безукоризненно. Покрасневшими от недосыпания глазами ***фхор обшаривал гавань, широко расставив ноги на палубе. Его дотошный взгляд обнаружил барку совершенно внезапно. Услышав завывание плакальщиц, он инстинктивно посмотрел в их сторону и тотчас увидел за большой баржей пришвартованное судно.
-  Есть! – радостно воскликнул полицейский.
   Грузчики таскали с барки на пристань объёмистые кувшины с бальзамировочным маслом. Как следует приглядевшись, ***фхор заметил, что беглецов на палубе нет.  Он подозвал капитана.
-  Нужно причалить к берегу, - сказал полицейский.
   Замученные путешествием бандиты сидели под матерчатым навесом и заливали в глотку пиво.
-  Такое ощущение, что меня самого сейчас похоронят, - недовольно высказал Сетнахт, прислушиваясь к скорбному плачу.
-  Что поделать. Абидос, - развёл руками Анупу. – Здесь так всегда.
   Выкрашенный красной охрой вечернего солнца город целиком располагался на западном берегу. В сознании египтян он прочно ассоциировался с вратами вечности, и даже слово Абидос было синонимом понятия «страны мёртвых». От мысли, что где-то здесь поблизости находится вход на тот свет, не спасало даже пиво. Гребцы устало работали вёслами. За бортом медленно проплывала пристань. Наконец, было найдено место для стоянки. Какой-то корабль с паломниками отчалил от берега, освободив пространство, чем и воспользовался капитан. Пока спрыгнувшие на причал матросы наматывали швартовочные канаты, ***фхор подошёл к бандитам.
-  Мне нужен один человек, - сказал он.
-  Давай ты, Туи, - промолвил Сетнахт. Ему совсем не хотелось отрывать свою задницу от палубы. – Меч оставь здесь. Незачем лишний раз светиться с оружием.
   Отыскать пропавших беглецов в городской толчее оказалось делом нелёгким. Похоронные процессии, сопровождающие расписанные иероглифами гробы, толпы богомольцев, прибывших в святые места со всего Египта, просто уличные зеваки и навязчивые местные торговцы – всё это человеческое варево  вертелось под ногами, доводя полицейского и его спутника бандита до крайней степени раздражительности. ***фхор побагровел от негодования и посылал в душе проклятия на весь людской род. Вдобавок ко всему некий болезненный тип прямо перед ним рухнул на землю в эпилептическом припадке, закатывая глаза и обильно пуская пену изо рта.
-  Какая гадость! – выругался ***фхор, не выдержав такого омерзительного зрелища.
   Он обнаружил беглецов на площади перед храмом Осириса. Вся компания расположилась возле высокой пальмы, сложив на земле свои пожитки. Едва ***фхор их заметил, как Нофри и Пенту отделились от остальных и направились к храму.
-  Как же мы вовремя, - произнёс полицейский и повернулся к Туи. – Беги на корабль, зови всех. Будете следить за этими. Только осторожно, чтоб вас не засекли. А я прослежу за той парочкой.
   Паломники на площади мешали наблюдению, но зато создавали отличное прикрытие, так что ***фхор мог следовать за подпольщиками буквально по пятам. Пробираясь сквозь толпу, он прибавил шаг и подобрался к Пенту и Нофри достаточно близко. Оба парня подошли к длинному и высокому фасаду храма, где возле одной из колонн их ждал человек с остроконечной бородкой.
-  Приветствую тебя, Ахтой, - поздоровался Пенту.
-  Как добрались? – спросил тот.
-  Нормально. Были кое-какие трудности, но об этом позже. Рецепт у нас.
   Пенту показал свёрнутый папирус.
-  Очень хорошо, - сказал Ахтой. – Я получил известие, что жрец потерпел неудачу. Сейчас он удвоит свои усилия. Начинается большая игра. Ты готов, Нофри?
-  Конечно, - ответил студент.
-  Я понимаю твоё рвение, но всё же ещё раз подумай. Никто не знает, чем это закончится. Возможно, опасность окажется гораздо большей, чем ты себе представляешь.
-  Мне не нужно думать, - с горячностью произнёс Нофри. – Я готов ко всему.
-  Ну, хорошо, - улыбнулся Ахтой. – Тогда обсудим дальнейшие действия. Пойдёмте.
   Они зашагали вдоль здания. ***фхор подождал несколько секунд и двинулся следом. Полицейский чувствовал нутром, что намечается что-то важное. Нечто такое, что приведёт его к самому центру заговора.
«Жрец, потерпевший неудачу – это, конечно же, заговорщик Неферабет», - подумал он. – «Интересно, что за рецепт они приволокли? Наверное, какое-нибудь колдовское зелье».
   Пройдя вдоль храма, троица свернула за угол. ***фхор немного ускорил своё движение, грубо отталкивая попадающихся на пути богомольцев. Оказавшись у края фасада, он обогнул угол и… не поверил своим глазам. Заговорщиков нигде не было, хотя исчезнуть за такое короткое время из поля зрения они никак не могли.
-  Что за чудеса? – пробормотал озадаченный ***фхор. Ощущение близкой удачи улетучилось из его головы как последние клубы дыма от костра, на который помочился уезжающий с пикника турист.
   Запыхавшийся Туи своим появлением нарушил царившую на палубе ленивую идиллию своих приятелей.
-  Куда идти? – переспросил Анупу.
-  На площадь возле храма.
   Анупу вздохнул:
-  Ну, надо, так надо. Оружие возьмём?
-  Я бы взял, - бросил Сетнахт. – На всякий случай. Всё, ребята, подъём.
   Бандиты нехотя оторвались от палубы. Мечи упаковали в мешок, а луки со стрелами завернули в большой кусок грязной тряпки. По наклонным вибрирующим сходням банда сошла на пристань. Неподалёку от них похоронная команда перетаскивала с ладьи кедровый гроб. Туи бодрым шагом повёл своих приятелей по направлению к площади. За то время, пока он отсутствовал, толпа в гавани заметно поредела. Одетый в камень город начинал понемногу окрашиваться в вечернюю синеву, теряя багровые отблески заката. По привычке выискивая легавых, Сетнахт поглядывал по сторонам, и вдруг на пересечении улиц его блуждающий взор напоролся на идущую процессию.
- А эта тварь что здесь делает? – произнёс он и от удивления даже остановился.
   Головы бандитов совершили одновременный поворот. Все как один увидели богато украшенные носилки, на которых восседала Табуба. Шествие двигалось параллельно набережной. Впереди шла охрана – десять вооружённых мечами людей с непроницаемыми лицами, за ними – тащившие носилки рабы и служанка с опахалом в руках. Бандиты замерли на месте, дожидаясь, пока процессия не проследует перекрёсток.
-  Мы давно хотели разобраться с этой змеёй, - сказал Анупу.
-  Сегодня мы это и сделаем, - ответил Сетнахт. – Интересно, что она забыла в Абидосе?
-  Она похоронила здесь своего папашу лет пять назад. Скорее всего, приехала посетить гробницу. Разыгрывает из себя благочестивую дочь.
   Табуба проплыла мимо, как статуя Исиды во время религиозных праздников. Глядя на её золотые украшения, бандиты проглотили слюну. Они отправились следом, похожие в своих чёрных одеждах на мрачные тени.
-  Я, кажется, знаю, куда она направляется, - сообразил Анупу. – В двух кварталах отсюда есть дорогая гостиница.
-  Откуда ты знаешь? – спросил один из бандитов.
-  Я жил здесь, когда был подростком. После того, как мой пьяница папаша переселился в царство мёртвых, меня отправили к дяде, его родному брату сюда, в Абидос. Дядя хотел сделать из меня горшечника, но к шестнадцати годам мне надоело возиться с глиной, и я сбежал. Быть вольным человеком гораздо интереснее, чем гнуть спину в ремесленной мастерской. Кстати, там дальше есть поворот в один тихий переулок. Это кратчайший путь к гостинице. Если эта змея надумает свернуть, лучшего места для нападения нам не найти.
-  Десять охранников, - прикинул Сетнахт. – Справимся.
   Он произнё это таким самоуверенным и будничным тоном, будто речь шла всего лишь о десятке мух на обеденном столе. Его интонация подействовала на бандитов гипнотическим образом, добавив каждому необходимой решительности и укрепив в сознании веру в собственную непобедимость.
   План нападения был придуман мгновенно. Сразу же были распределены роли – кому и как действовать. Теперь оставалось самое главное: свернёт ли процессия в переулок или отправится к гостинице более длинной дорогой? Бандиты волновались как школьники перед экзаменом, особенно Сетнахт. Ему не терпелось в очередной раз блеснуть своим фехтовальным искусством. Дело решилось самым неожиданным образом. В конце улицы появилась встречная процессия, занявшая почти всё пространство. Несли какого-то важного человека в сопровождении многочисленных слуг. У Табубы не осталось другого выхода, кроме как свернуть в переулок.
-  Нам везёт, - усмехнулся Анупу. – Прибавим шагу.
   Его зрачки превратились в чёрные песчинки, наблюдая, как охранники Табубы по двое заворачивают за угол. Туи быстро завертел головой, всматривался, нет ли поблизости легавых. Мускулистые рабы уже втаскивали носилки в квадратную трубу переулка. Сгрудившиеся кучей бандиты вооружались в ускоренном темпе.
Стиснутая с двух сторон высокими кирпичными заборами, свита Табубы оказалась в положении войска, идущего по дну узкого ущелья. Внезапное нападение врага в такой ситуации сводило на «нет» любое численное преимущество.
   Бандиты ворвались в переулок настолько стремительно, что ни один из охранников не успел обернуться. Возглавляющие атаку Сетнахт и Анупу пронеслись мимо носилок и сразу же сцепились со стражей, зарубив с налёту двоих. Бандит, вбежавший в переулок последним, схватил Табубу за руку, потянул на себя, сбросил её на землю, словно восковую куклу. Женщина громко вскрикнула. Её вопль заставил охрану развернуться на сто восемьдесят градусов. Сетнахт и Анупу, подняв над головой окрашенные кровью мечи, сделали шаг назад. Четверо бандитов за их спинами натянули луки, не мешкая ни секунды, выпустили стрелы почти в упор в напирающего неприятеля. Ещё двое стражников были смертельно ранены, повалившись на землю и перегородив проход, одному нападавшему стрела пробила  щёку и, по всей видимости, воткнулась в язык. Мелькнувший со свистом в воздухе меч Сетнахта разрубил ему череп. Таким образом, не прошло и полминуты, как пятеро охранников Табубы были убиты. Безоружные рабы попятились назад и вместе с пустыми носилками бросились вон из переулка. Получив превосходство в силе, шестеро бандитов пустились в контратаку, один тем временем держал за волосы Табубу, приставив ей к горлу нож. В спешке Анупу подскользнулся ногой в кровавой луже и начал заваливаться на бок. Молниеносный вражеский клинок рассёк ему бровь. В следующее мгновение он был бы наверняка убит повторным ударом, но пришедший на помощь Сетнахт опередил охранника и отрубил тому кисть руки, сжимавшую рукоять меча. Это спасло Анупу от неминуемой смерти. Потерявший руку противник громко орал и пытался левой ладонью перекрыть кровавый фонтан, хлещущий из обрубка конечности. Вскочивший на ноги Анупу горизонтальным ударом срезал врагу голову. Впрочем, активно продолжать сражаться он уже не мог – обильная струя крови залила ему левый глаз. Между тем, пятеро бандитов начали теснить оставшихся четырёх охранников к забору. Сетнахт выдвинулся вперёд. Быстро вращая свой меч восьмёркой, он отбивал все атаки и тем самым помог своим приятелям напасть на противников с флангов. Спустя несколько секунд был серьёзно ранен ещё один охранник, получив клинком под рёбра. Он продолжал отчаянно отбиваться, но его ноги стали заметно слабеть, изгибаясь в коленях, и вот, пошатнувшись, он выронил оружие и рухнул на землю. Сетнахт наметил себе противника, сымитировал атаку в голову. Защищая лицо, охранник подставил меч, на мгновение обнажив корпус. Сетнахт сделал шаг по диагонали вперёд, наклонился всем телом и рубанул противника поперёк живота. Это был один из его любимых приёмов. Двое последних врагов были сильно деморализованы и отбивались скорее по инерции, что отражалось на их технике боя. В их обречённых глазах читалось, что внутренне они уже смирились с поражением. Бандиты выстроились перед ними полукругом. Сзади была стена. Смерть обдувала их лица своим гнилостным дыханием.
-  Мы сдаёмся, - сказал один охранник.
-  Я бы сражался, - криво усмехнулся Сетнахт. – Нельзя оставлять на свете недобитых врагов. Так что вам придётся умереть.
   Он кивнул своим приятелям, и все пятеро, будто волчья стая, разом бросились вперёд. Взлетели вверх и опустились бронзовые лезвия. Бандиты отхлынули назад, оставив на земле два неподвижных тела.
-  А теперь разберёмся с этой мразью, - Сетнахт злобно уставился на Табубу. – Отведём её к реке. Здесь оставаться опасно.

                2

   На площади шло представление. Нанятые жрецами актёры разыгрывали убийство Осириса. Толпа следила за ходом пьесы, затаив дыхание, хотя, без сомнения, видела её не один десяток раз, но здесь, в Абидосе сцена смерти благого бога выглядела особенно печально. Актёр в раскрашенной маске Сета и рыжем парике произносил коварный монолог. Глядя на него, студент Нофри вспомнил Мемфисского Потрошителя и содрогнулся.
-  Что с тобой? – спросил его Пенту.
-  Да так, ничего, - ответил Нофри. – Просто кое-что вспомнил. Не самое приятное событие в моей жизни.
   Они двинулись вперёд, пытаясь протиснуться между плотно стоявшими зеваками. Беседа с Ахтоем оказалась настолько важной, что студент был несколько озадачен. Его друзья стояли там же – под высокой пальмой, скучая от безделья и ожидания. Внезапно внимательный взгляд подпольщика Пенту выхватил из толпы встревоженное лицо служанки Табубы.
-  Сатипи, - пробормотал он. – Что она здесь делает? Что-то случилось.
   Служанка заметила Пенту и стала быстро пробираться прямо к нему, расталкивая локтями паломников. Оказавшись в двух шагах, она, задыхаясь, произнесла:
- На нас напали. Охрана убита. Табубу схватили и куда-то увели.
-  Кто? – нахмурился Пенту. Его рука непроизвольно вцепилась в рукоятку ножа на поясе.
-  Люди в чёрных одеждах. Я покажу, где это случилось.
-  Сколько их было?
-  Я точно не запомнила. Несколько человек.
-  Вероятно, местные грабители, - вставил Нофри. – Нужно позвать Менепу. Я тоже пойду с вами.
   Господин ***фхор, не спускавший глаз с компании под пальмой, терял остатки терпения. Время шло, а нанятые им помощники не появлялись. Очень может быть, что человек по имени Туи был потомственным идиотом, но не до такой же степени, чтобы перепутать всё на свете и не отыскать ***фхора на площади. Так не смог бы оскандалиться даже самый тупоголовый полицейский из шестого отделения.
«Определённо, что-то произошло», - подумал ***фхор.
   Из-за своей задумчивости он едва не прозевал Нофри и Пенту, появившихся из толпы, словно из пелены тумана в сопровождении молодой девицы. Студент немедленно обратился к Менепе с какой-то непродолжительной, но довольно эмоциональной речью, содержание которой ***фхор так и не расслышал. Следовало бы подобраться к этой компании поближе, но риск быть узнанным удержал полицейского на месте. Чьё-то потемневшее от солнца и не очень приятное лицо заслонило ему обзор.
-  Ты не похож на паломника, - сказал незнакомец. – Ты либо вор, либо легавый. Следишь за теми людьми? А что, если я им об этом скажу?
-  Не скажешь, - насупился ***фхор. – Помощь государственным преступникам. Сдохнешь в застенках от нечеловеческих пыток. Желаешь попробовать?
   Лицо метнулось в сторону, очистив пространство. ***фхор увидел, как бывший солдат кивнул в ответ студенту и взял в руки лук.
-  Ждите нас здесь, - сказал Менепа, повернувшись к Тутмосу.
-  Мы лучше подождём в гавани, - ответил арфист. – Там народу поменьше.
   Компания снова разделилась. ***фхор на секунду растерялся, но быстро сообразил, что разумней отправиться вслед за студентом.
   Начинало темнеть. Толпа на улицах рассосалась, припозднившиеся торговцы сворачивали лотки с товарами.
-  Ваших много в городе? – спросил Менепа.
-  Позовём, если надо, - отозвался Пенту. – Сначала выясним обстановку. Нет смысла поднимать всех на ноги, не произведя разведку.
-  А может, и не придётся никого звать, - дембель слегка натянул пальцем тетиву лука. – Может быть, сами справимся. Пару-тройку уродов я уложу без проблем. Даже больше, если позиция будет удобная.
   Сатипи подвела их к переулку.
-  Это здесь, - произнесла она, остановившись в нерешительности.
   Менепа пошёл первым. Мёртвые тела лежали в беспорядке в тёмных лужах крови, и над ними с жужжанием уже кружились мухи.
-  Настоящая бойня, - сказал Нофри.
   Сатипи отвела глаза и уткнулась лицом в плечо Пенту.
-  Живых, похоже, нет, - бегло осмотрев мертвецов, сообщил дембель. – Сколько было охранников? Десять?
-  Угу, - подтвердила служанка, не отрывая лица от плеча подпольщика.
-  Толково сработано, - заметил Менепа. – Нападавшие  не потеряли ни одного человека. Хотя нет, - он внимательно осмотрел землю. – Кто-то из них получил ранение. Видите пятна крови? Они ведут к выходу из переулка. Очень хорошо. У нас есть след. Пойдём по нему, доберёмся до всей компании.
   Стоявший за углом ***фхор слышал всё сказанное. Он даже умудрился мельком заглянуть в переулок и заметить трупы. Полицейскому было достаточно одного взгляда, чтобы догадаться, кто так славно потрудился над этими людьми. Он понял это интуитивно, минуя какие-либо логические рассуждения. Ему не нужно было искать причину такого поступка – ***фхор всего лишь вспомнил лица своих спутников, и воображение привело его к мысли, что причиной могла быть банальная месть. Опустив глаза, он сразу же обнаружил кровавый след на каменной мостовой, о котором говорил Менепа. Внутренний голос, прозвучавший из неизведанного космоса подсознания, шепнул, что он должен добраться до своих помощников первым, иначе вся его миссия окажется под угрозой срыва. В одно мгновение Хуефхор стал охотничьим псом. Его зрение обострилось до предела, выделяя на мостовой растянувшийся узор тёмных пятен и отсекая всё лишнее. Он побежал вдоль этой путеводной нити настолько быстро, насколько ему позволяло здоровье. Через несколько минут он оказался на набережной.
   По соседству с гаванью находилась судовая верфь, в этот час место совершенно безлюдное. Именно сюда бандиты и привели свою пленницу. За всю дорогу побледневшая Табуба не произнесла ни звука. Её конвоиры тоже хранили молчание и лишь бросали на неё свирепые, кровожадные взгляды. Они прошли мимо большого сарая из сырцового кирпича, за которым стояло на стапелях недостроенное судно. Рядом лежали на земле обструганные доски.
-  Остановимся здесь, - сказал Сетнахт и, прищурившись, посмотрел на Табубу. – Ну что, шалава портовая, дешёвка, думала, что обвела нас всех вокруг пальца?
   Женщина нахмурилась, произнесла в ответ негромким голосом:
-  Я не понимаю.
-  Всё ты понимаешь, гадина. Я обещал своим товарищам, что каждый раз, когда твой язык произнесёт ложь, я буду отрезать у тебя кусок мяса.
   Анупу подошёл к реке и, зачерпнув двумя ладонями воду, начал промывать рану. Сетнахт показал на него пальцем, процедил сквозь зубы:
-  Смотри, сучка. Это тоже из-за тебя.
-  Что вы от меня хотите? – повысила тон Табуба. – Я помогала вам, насколько могла. И вместо благодарности вы убиваете моих людей и тащите меня за волосы, словно вшивую рабыню. Разве я виновата, что легавые изрубили ваших друзей? Вы сами захотели с ними сражаться.
-  Я хочу задать тебе один вопрос, - перебил её Сетнахт. – Кто убил Шешонка?
-  Ты спрашиваешь меня так, как будто я богиня Маат. Отвечаю тебе. Я не знаю, кто это сделал. Лучше спросите об этом легавых.
-  Я спрашиваю тебя ещё раз, - Сетнахт вытащил из-за пояса нож. – Прежде, чем ответить, хорошенько подумай. Иначе ты лишишься части своего тела.
-  Я тебе уже ответила. Мне нечего добавить.
-  Ты уверена?
   Табуба посмотрела ему прямо в глаза.
-  Я могу тебе сказать иначе. Но на этот раз хорошенько подумай ты. Кто убил вашего главаря Нитагора и вместе с ним, если не ошибаюсь, ещё шестерых? Не кажется ли тебе, что лучше спросить у них, кто убил Шешонка?
   Сетнахт слегка опешил. Видя его замешательство, слово взял Туи:
-  В Шешонка кто-то пустил стрелу из окна гостиницы. У нас есть сведения, что это сделал один из твоих людей.
-  Откуда у вас такие сведения? – уставилась на него Табуба. – От уличных торговцев? От легавых? Кто вам сказал эту чушь? Из окна гостиницы, говорите? Я что, расселяю своих людей в гостиницах? А теперь подумайте, кто проживал в этой гостинице, и почему вы туда направились?
-  Нас туда направила ты, - сказал Анупу, перевязывая глаз куском тряпки, оторванным от края одежды. – Я долго думал об этой истории и пришёл к некоторым выводам. Согласно твоим сведениям, люди, прикончившие Нитагора, были легавыми. Или работали на легавых. Допустим, это так. Я видел этих людей в нашей пещере рядом с мёртвым Нитагором. Как они туда попали, если о пещере никто не знал, кроме тех, кто состоял в банде?
-  Откуда я знаю? – пожала плечами Табуба. – Может быть, среди вас был стукач, который донёс легавым о пещере.
-  Неувязочка, - усмехнулся Анупу. – Если бы легавые узнали о пещере, они бы немедленно нагрянули туда и конфисковали все сокровища. Ты сама знаешь продажных легавых. Это было бы первое, что они сделали.
-  Точно! – воскликнул Сетнахт и с интересом посмотрел на Табубу.
-  Слушай дальше, - продолжал Анупу ледяным тоном. – Накануне смерти Нитагор на своей барке отправился в Мемфис. Ты, конечно, этого не знала, но он для маскировки работал перевозчиком. И не только для маскировки. Известно ли тебе, что он был Мемфисским Потрошителем?
-  Шешонк мне говорил, - ответила Табуба, напряжённо вслушиваясь в рассуждения бандита.
-  В тот день, когда Нитагор отправился в царство теней, я видел его барку возле берега неподалёку от пещеры. Возникает ответ на вопрос, как эти люди попали в пещеру. Они прибыли из Мемфиса вместе с Нитагором.
-  Ну и что? – спросила Табуба.
-  А теперь прикинь сама. Если эти люди не легавые, а простые путешественники, зачем им среди бела дня прятаться в пещере? Вывод напрашивается только один. Они сами были не в ладах с законом. Судя по всему, Нитагор попробовал с ними разделаться, как всегда поступал со своими жертвами, вероятно, попытавшись усыпить их зельем. Обычно, он так и делал. Но в этот раз у него не получилось. Они оказались ловчее и сами с ним разделались. Потом в пещеру нагрянули мы, и они вынуждены были спасаться бегством. Что им удалось. Однако, ускользнув от нас, они не направились в полицию, как сделал бы любой человек на их месте, а уж тем более легавый. Они предпочли спрятаться в гостинице, что ещё раз подтверждает их отношения с законом. Потом в город прибыл какой-то важный легавый из Мемфиса. Зачем? Ты нам сказала, для того, чтобы покончить с нашей бандой. А я думаю, совсем с другой целью. Он приехал для поисков этих людей. Вот почему легавые стали вызывать всех подряд, в том числе, и тебя. Так уж получилось, что мы тоже искали этих людей. У тебя возникла ссора с Шешонком, и ты надумала ему отомстить. Ты воспользовалась ситуацией, и решила натравить нас на легавых, зная, чем всё это закончится.
-  Верно! Верно! – взревели бандиты. – Прикончить эту тварь!
-  Это всё очень интересно, - улыбнулась Табуба, - но теперь послушайте меня.
-  Мы не желаем тебя слушать! – вспылил Сетнахт. – Хватит нас дурить!
-  Снимите с неё драгоценности, они ей больше не понадобятся, - жёстко
проговорил Анупу.
Бандиты обступили Табубу и быстро сорвали с неё всё золото. Хозяйку публичного дома бил нервный озноб. Смерть уже стояла за её спиной, отсчитывая последние минуты.
-  Как будем её кончать? – спросил Туи.
-  Предлагаю пустить её по кругу, а потом утопить в Ниле, - произнёс Сетнахт.
-  Слишком долго, - возразил Туи. – ***фхор ждёт нас на площади. Мы и так сильно задержались.
   Услышав знакомое имя, Табуба словно ожила.
-  ***фхор? – удивлённо спросила она. – Какой ***фхор? Такой грузный, мордастый тип, очень важный?
-  Ты его знаешь? – наморщил лоб Анупу.
-  Конечно. Это тот самый полицейский из Мемфиса. С каких это пор вы стали служить легавым? Вы не захотели меня слушать, а между тем он и есть главный виновник ваших несчастий.
-  Ты лжешь, змея! – желчно выпалил один из бандитов.
-  Она не лжёт, - неожиданно сказал Анупу. – Я вспомнил, где видел ***фхора. Перед гостиницей, в тот злополучный день. Он был в одежде полицейского начальника. А потом его увели какие-то двое.
-  Я тоже вспомнил, - подхватил Сетнахт. – Он точно легавый.
-  Вот видите, - обрадовалась Табуба. – А вы хотите меня убить, толком не разобравшись.
   Она готова была цепляться за любую соломинку, лишь бы выиграть время.
-  Вот сейчас мы всё и выясним, - ухмыльнулся Туи. – Сходим на площадь и приведём сюда ***фхора. И пусть кто-нибудь из вас только попробует солгать.
-  Анупу, посторожи её здесь, - сказал Сетнахт. – Небамон, останься тоже. Мы постараемся вернуться как можно скорее.
   Если бы бандиты не были с головой поглощены своими страстями, они бы увидели грузное тело полицейского возле сарая. Вся эта последняя часть разговора вошла в его уши подобно острому ножу. Стараясь не произвести лишнего шума, господин ***фхор на цыпочках свернул за угол. Он сделал это ровно за секунду до того, как пятеро нанятых им помощников повернулись в его сторону лицом и быстро зашагали по набережной. Бандит, которого назвали Небамоном, скользнул похотливыми глазами по грудастой фигуре Табубы.
-  Мне понравилось предложение Сетнахта, - бросил он с ехидной интонацией. – Насчёт того, чтобы отодрать её всем хором. Как думаешь, Анупу, не отжарить ли её прямо сейчас? А то потом будет очередь.
-  Давай, попробуй, - с угрозой в голосе заявила Табуба. – Сомневаюсь, что ты это сделаешь своим гнилым удом.
-  Что?! – глаза бандита стали наливаться кровью.
-  Затухни, Небамон! – резко одёрнул его Анупу. – Если дымит палка, погоняй её в кулаке. И всё пройдёт.
   Сплюнув на землю, он опустил свой зад на груду сваленных досок.
-  Садись! – повелительным тоном приказал он Табубе. – И ты садись! – последнее распоряжение относилось к Небамону. – Будем ждать.
   Женщина подобрала полу платья и села рядом с Анупу, сдвинув ноги. Небамон проворчал ругательство и тоже сел, ткнув свой лук одним концом в землю. Так они просидели около двух минут в полном молчании, двое бандитов по краям, Табуба посередине. Потемневший Нил с журчанием катил на север свои воды.
-  Наверное, легавый родился, - сказал Небамон.
-  Что? – повернулся к нему Анупу.
-  Когда наступает тишина, в мире рождается легавый.
-  Не знаю, кто там родился, - хмыкнул Анупу, - но один легавый, похоже, сегодня умрёт.
   Резкий шлепок застал его врасплох. Получив удар по затылку, Небамон клюнул носом землю. Анупу мгновенно обернулся назад, но чья-то могучая рука с силой стиснула ему горло. Он увидел суровое лицо Менепы.
-  Узнаёшь? – спросил бывший солдат.
-  Узнаю, - вырвался в ответ сдавленный хрип.
-  Это хорошо.
   Удар в лоб был настолько мощным, что отбросил бандита метра на два. Закатив глаз, Анупу потерял сознание. Как закатился второй глаз, не было видно из-за повязки. Табуба вскочила на ноги. Возле недостроенной барки она узрела свою служанку Сатипи, её приятеля Пенту и студента Нофри, которого до этого не знала, как, впрочем, и этого громилу, отправившего обоих бандитов в глубокий нокаут.
-  Ну вот, - усмехнулся Менепа, - а говорят, что мир большой. А он маленький. Куда не приедешь, везде знакомые лица.
-  Ты его знаешь? – спросил Пенту.
-  Участвовали как-то вместе в одних забавных скачках.
-  Нужно уходить, - сказал подпольщик.
-  А их друзей дожидаться не будем? Как-никак старые знакомые, - Менепа поправил лук на плече. – Хотелось бы поприветствовать.
-  Не стоит. В этом городе у них могут быть сообщники. Нет смысла рисковать. Мы свою задачу выполнили.
-  Я у них стрел позаимствую. Пополню запас.
   Сказав это, Менепа наклонился над телом Небамона и вытащил у того из колчана пучок стрел. Точно так же он опорожнил колчан Анупу.
-  Ну вот, - произнёс он. – Теперь можно сражаться с целым отрядом. Куда пойдём?
-  Я хочу немедленно убраться из этого города, - заговорила Табуба.
   Дембель пожал плечами:
-  Наше судно ушло. Надвигается ночь, трудно будет кого-то нанять.
-  Моя барка стоит возле пристани. Только нет команды. Прошлых матросов я рассчитала, а новых намеревалась нанять перед отплытием.
-  Ладно, пойдём, - сказал Менепа. – Что-нибудь придумаем.
   Они покинули верфь и направились по набережной к причалу. Как только они отошли примерно на сорок шагов, из дверного проёма сарая вышел ***фхор и поспешил за ними своей тяжеловатой походкой.

                3

   Барка, принадлежавшая Табубе, оказалась довольно изящным судном с кабиной из лёгкой ткани возле мачты. Её размеры были вполне стандартны для тех времён;  чтобы привести корабль в движение при штиле или неблагоприятном ветре, требовалось всего десять-двенадцать гребцов.
-  Хорошо, что вы ждали нас в гавани, - обратился Менепа к Тутмосу. – У нас мало времени.
-  Я словно чувствовал, - ответил арфист, глядя, как Табуба поднимается по трапу на судно. – Что за баба?
-  Я тебе потом объясню, - влез в разговор студент Нофри. Он посматривал на хозяйку публичного дома с заметной неприязнью.
-  Нам нужна команда, - сказал Менепа. – Здесь есть поблизости матросский кабак?
-  Есть, - ответил ему Пенту. – Недалеко отсюда, рядом с гаванью.
-  Имхотеп, - позвал дембель зевающего писца. – Сбегай в ближайший кабак, подбери человек десять матросов. Скажи, что хорошо заплатим.
-  Сделаю, - качнул головой Имхотеп и потопал в сторону города.
   Поднявшаяся на корабль Табуба подошла к борту и, всплеснув руками, сказала:
-  Да что у меня с головой? Чуть не забыла. Все мои вещи и деньги остались в гостинице. Что теперь делать?
-  В первую очередь, не переживать, - успокоил её Пенту. – Отправляйтесь в Атрибис и ждите нас там. Мы с Сатипи всё привезём.
-  А много вещей? – поинтересовался Менепа.
- У-у, - подпольщик взялся за голову.
- Ясно, - усмехнулся дембель. – Ну, всё. Поднимаемся на судно. Ждём Имхотепа и отчаливаем.
   Темнота наползала на Абидос как тень от гигантской птицы. Где-то неподалёку заливисто лаяли бродячие собаки. Несмотря на всю свою внешнюю беспечность, Менепа был готов к неожиданному нападению. Бандиты могли появиться в любую минуту. Он взошёл на палубу последним, встал возле борта и поставил лук в боевую позицию.
   Господин ***фхор возник на своём корабле подобно вспышке молнии. Его судно стояло в северной части гавани, и барка с беглецами должна была проследовать мимо, что, разумеется, создавало удобство для продолжения слежки и преследования. Однако дожидаться у пристани их отплытия полицейский не собирался. Возвращение бандитов представляло для него не меньшую опасность.
-  Срочно отойти на середину реки! – приказал он капитану, вытирая пот со лба.
-  Люди очень устали, - попытался возразить тот. – Нелегко будет заставить их работать.
-  Плачу двойную сумму. Полагаю, это их взбодрит.
   Капитан вздохнул и приказал команде взяться за вёсла.
   Опасения ***фхора оказались не напрасными. Бандиты обыскали всю площадь перед храмом, на которой к тому времени почти не осталось паломников.
-  Давайте вернёмся на корабль, - предложил Туи. – Уж туда легавый придёт непременно. Если уже не там.
   Они появились в гавани как раз в тот момент, когда судно ***фхора отходило от причала. Сетнахт первым заметил отплывающую корму и в замешательстве застыл на месте.
-  Нас бросают! – воскликнул он голосом, полным отчаяния. – Стойте! Стойте!
  До пристани было шагов пятьдесят. Бандиты преодолели это расстояние со скоростью летящей утки. Лопасти вёсел, равномерно опускающиеся в воду, отгоняли судно от берега с неумолимостью судьбы. Было ясно, что никакие уговоры не в силах остановить этот слаженно работающий механизм.
-  Сволочи поганые! – выругался Сетнахт. – Если не возьмёте нас на борт, начнём стрелять!
   Рулевой посмотрел в их сторону и, не мешкая ни секунды, стал разворачивать судно так, чтобы заслонить экипаж от обстрела высокой кормой. Окончательно разозлившийся Сетнахт вставил в лук стрелу и выстрелил. Бронзовый наконечник с глухим стуком воткнулся в деревянную обшивку корабля.
-  Бесполезно, - сказал стоявший рядом бандит. – Если только их поджечь. Но у нас нет промасленных тряпок.
-  Ну, попадётесь вы нам, гады! – крикнул Туи. – Всем головы поотрубаем! А тебе, козёл у руля, в первую очередь! 
-  Отсоси у старого шакала! – донеслось в ответ.
   Бандиты разразились потоком ругательств, напоминая разноголосую собачью стаю. Звучало всё это своеобразно – периодически  наступали моменты, когда весь хор, словно по команде, неожиданно замолкал, и в дело вступал солист, особенно изощряясь в речевых оборотах. Такой спонтанной импровизации мог бы позавидовать любой джаз-оркестр. За те две-три минуты, в течение которых продолжался словесный обстрел, все пятеро успели исполнить сольные партии.  Выпустив приличный боезапас ядовитых изречений, бандиты захлопнули рты. Не хватало только аплодисментов.
-  А между прочим, вся наша добыча осталась на корабле, - внезапно вспомнил Туи.
   Банда снова разразилась потоком ругательств, но на сей раз, это продолжалось недолго. Тем временем судно достигло середины реки и легло в дрейф.
-  Короче, нас кинули, - проворчал Сетнахт. – Уж не знаю, в чём тут дело, но, похоже, ***фхор что-то заподозрил. Ну, что ж, побеседуем ещё раз с Табубой. С особым пристрастием. Сдаётся мне, что эта сучка всё-таки виновна.
   Они вернулись на верфь, где нашли своих приятелей в удручённом состоянии. С первого взгляда было ясно – случилось что-то из ряда вон выходящее. Рассказ Анупу нисколько не прибавил им энтузиазма.
-  Когда я пришёл в себя, - закончил тот, - то краем уха услышал, что у Табубы возле пристани стоит барка. Они собираются сматываться.
   Вс эти перемещения бандитов помогли беглецам выиграть время для того, чтобы дождаться возвращения Имхотепа. Писец привёл в гавань подвыпившую команду из одиннадцати человек – десяти матросов и рулевого. Им оказался тот самый скользкий тип с родимым пятном на щеке, с которым Имхотеп сидел в полицейском отделении в Фивах. Менепа посмотрел на рулевого подозрительно. Он хорошо помнил, как после знакомства с этим человеком у Тутмоса пропал золотой браслет. Он подозвал Имхотепа и тихо спросил:
-  Ты уверен, что мы можем доверять этому типу?
-  Я ему верю, как самому себе, - пылко ответил тот. – Он мой друг.
-  Он уже один раз украл корабельную казну. Как бы не случилось чего-нибудь подобного.
-  Этого человека оболгали. Он мне в камере всё рассказал. Легавым нужно было свалить на кого-то кражу, и они схватили первого попавшегося.
-  Ну, смотри, - предупредил дембель. – Под твою ответственность.
   Матросы немедленно взялись за дело. Таким образом, к тому моменту, когда взбешенные бандиты ещё раз появились в гавани, корабль уже покинул пристань. Сетнахт был вне себя от злости. Судьба дала ему возможность отомстить всем своим врагам всего лишь за один короткий вечер, и вдруг, вместо подаренной милости показала ему издевательскую ухмылку. Точно карточный шулер, доставший из рукава козырного туза в тот момент, когда наивный игрок поставил на карту все свои деньги.
-  Будь оно всё проклято! – в сердцах воскликнул бандит, едва не взрываясь от негодования.
-  У нас есть только драгоценности Табубы, - сказал Туи. – И больше никаких денег. Надолго нам этого не хватит.
-  Гробницу обуем, - ответил ему Сетнахт мрачным голосом. – Не забудь, что мы в Абидосе. Здесь полно богатых мертвецов. И вообще, не деньги меня сейчас тревожат. Ты не представляешь, как мне хочется кому-нибудь перерезать горло и выпить его тёплую кровь.
   Наступила ночь. Город, потерявший дневные цвета, окрасился в лучах лунного света в чёрно-белую гамму. Его изрезали резкие тени, словно морщины лицо старика. Тысячелетия протекали сквозь Абидос как вечный Нил, оставляя после себя только надгробные сооружения. Если бы возможно было собрать всё золото, спрятанное в склепах, то получилась бы грандиозная пирамида. Неизвестно, воспользовался ли  кто-нибудь из покойников своим богатством, но зато многочисленные грабители погрели на нём руки довольно основательно. И никакие суровые законы не смогли за все века избавить Египет от этой напасти. Разумеется, кладбище было огорожено высокой стеной и хорошо охранялось, однако, это не мешало расхитителям периодически обчищать мертвецов. Анупу вспомнил, что под оградой имелся подкоп, прорытый грабителями в незапамятные времена – в детстве он частенько со своими приятелями пробирался через этот лаз в город мёртвых. Это была типичная «кротовая нора», по которой можно было пролезть только ползком. Вход в неё был прикрыт деревянным люком и завален для маскировки кучей высохшей травы. Странно, что за всё это время стража так и не обнаружила подкоп, хотя, не исключалась вероятность, что стражники сами были заинтересованы в существовании грабителей. Недаром по городу ходили слухи, что именно охрана чаще всего обворовывает гробницы.
   Анупу полез первым, освещая путь маленькой масляной лампой. Ему нужно было проползти всего пять-шесть метров. Подземный ход выходил на поверхность в густом кустарнике по соседству с древней мастабой – гробницей тысячелетней давности, воздвигнутой для какого-то жреца и уже давным-давно ограбленной. Поговаривали, что жрец с того света отомстил всем, кто нарушил его посмертный покой. Молва утверждала, что все эти люди умерли при очень странных обстоятельствах, так и не сумев воспользоваться украденным золотом. С тех пор грабители обходили этот склеп стороной, хотя в нём осталось ещё много ценностей. Анупу хорошо помнил эту историю и, поэтому, выбравшись наружу и взглянув на могильное сооружение, испытал внезапно нахлынувшее чувство страха. Следом за ним из норы вылез Сетнахт.
-  Эту гробницу лучше не трогать, - сказал Анупу. – Те, кто это сделал, недолго прожили на этом свете.
-  Я не очень-то боюсь мести мертвецов, - ответил его приятель. – Но раз кто-то сюда забирался, значит, здесь уже нечего брать.
   Они подождали своих товарищей, по очереди выползающих из-под земли, и осторожно, без лишнего шума и суетливости, побрели по обширному городу мёртвых. Какая-то незримая аура, усиленная призрачным светом луны, висела над кладбищем, словно тысячи умерших наблюдали за непрошенными гостями при помощи невидимых глаз. Ощущение потустороннего присутствия было настолько сильным, что бандиты поневоле начали нервно озираться по сторонам.
-  А здесь довольно страшновато, - произнёс Туи нетвёрдым голосом. – Дожили. Идём грабить покойников.
-  Если обмочился, можешь возвращаться назад, - проворчал Сетнахт.
   Вокруг царило безмолвие. Погребальные усыпальницы отбрасывали чёрные угольные тени. Многие из них напоминали богатые усадьбы, и от этого становилось особенно не по себе. Казалось, что вот-вот вспыхнут огни и зазвучит человеческая речь. Но хозяева этих домов, окружённые вечной мглой, неподвижно лежали в своих саркофагах, и над ними проносилось бесконечное Время.
-  Я что-то видел, - неожиданно промолвил Небамон.
   Все повернулись к нему.
-  Что видел? – спросил Анупу.
-  Что-то белое. Мелькнуло в темноте и исчезло.
-  Ты точно видел?
-  Клянусь. Видел, как вижу сейчас тебя.
-  Так, - призадумался Анупу. – Возможно, кто-то из сторожей. Повнимательней, ребята, а то повяжут.
-  Пусть только попробуют, - скрипнул зубами Сетнахт. – Пожалеют, что родились.
   С минуту они постояли на месте, пытаясь обнаружить какие-либо признаки слежки. Но было тихо. Они пошли дальше, рассматривая по дороге гробницы и не забывая оглядываться назад. В результате своих блужданий они нашли относительно новую усыпальницу, окружённую, как и большинство других, кирпичной оградой. Через вход, построенный в виде невысокого пилона, бандиты попали во внутренний двор.
-  Кажется, то, что надо, - обрадовался Сетнахт. – Здесь лежит богатый жмурик. Ставлю оба глаза.
   Наружняя часть гробницы представляла собой небольшую пирамиду. Две колонны стояли по обеим сторонам чёрной пасти проёма, ведущего в поминальный зал. Изнутри веяло могильным холодом. Анупу пошёл вперёд. Его масляная лампа задрожала во тьме, будто одинокий светлячок. Пространство раздвинулось. Желтоватое пламя потонуло в мглистом воздухе  помещения. Анупу разглядел силуэт тускло блеснувшего светильника на тонкой ножке. Он подошёл ближе. Искрящейся рябью заиграло масло в медной чаше, тотчас же вспыхнувшее от поднесённой лампы. Колеблющийся свет огня побежал по разрисованным стенам и потолку. Сразу было видно, что поминальный зал недавно посещали. Об этом свидетельствовала оставленная перед нарисованной дверью пища и кувшин с вином. Типичное подношение духу покойного.
   Увидев оставленные дары, Туи облизнулся:
-  Я бы с удовольствием пожрал и выпил.
-  Не вздумай, дурак! – цыкнул на него Анупу.
-  А что будет?
-  Это тебе боги объяснят.
-  Да ничего не будет, - отмахнулся Туи, подошёл к кувшину с вином, откупорил пробку и сделал несколько глотков.
   Анупу раздул ноздри:
-  Ты совсем тупой или как?
-  Хорошее вино, - нагло улыбнулся Туи. – Я что-то тебя не пойму. Ты зачем сюда пришёл? Грабить золото? Тогда не надо разыгрывать всё это благочестие.
-  Золото покойнику ни к чему, - ответил Анупу. – Оно нужно совсем для другого. Если ты такой придурок, я расскажу тебе, что говорят жрецы. Человек не вечно будет лежать в могиле. Однажды наступит день, когда солнце взойдёт на Западе. И тогда духи умерших вернутся из царства мёртвых, и мумии оживут. И тот, в чьей гробнице было много золота, снова станет богатым и знатным. Поэтому забрать у этих вельмож золото – это даже справедливо. Пускай в новой жизни потрудятся на полях.
-  А вино и пища тоже нужны для новой жизни?
-  Нет. Тень покойного Ка может возвращаться в этот мир. Если она не утолит свой голод, то станет набрасываться на людей и животных. Вот поэтому в гробницах оставляют подношения. Ты тронул то, что принадлежит тени. Я не удивлюсь, если она набросится на тебя.
   Туи изменился в лице и немедленно поставил кувшин на место.
-  Хватит разглагольствовать, - сказал Сетнахт. – Давайте искать вход в склеп.
   Анупу зажёг ещё один светильник, коих в поминальном зале было три, и бандиты принялись обследовать стены. Замурованная дверь обнаружилась достаточно быстро. В одном месте штукатурка немного облупилась, и был виден отчётливый стык.
-  Смерть на длинных ногах догонит каждого, кто потревожит покой усопшего, - прочитал Анупу иероглифическую надпись на двери. – Нужен какой-нибудь прочный стержень. Будем долбить здесь.
-  Стержень? – поглядел на него Сетнахт. – Будет тебе стержень.
   Он направился к третьему, незажжённому светильнику и, наклонив его набок, вылил на пол масло из чаши.
-  Отлично, - похвалил Анупу.
   Чаша соединялась с бронзовым стержнем подставки при помощи деревянной втулки. Не долго думая, Сетнахт положил светильник на пол и одним ударом меча перерубил сочленение.
-  Готово, - произнёс он, шмыгнув носом.
-  Тогда приступим, - потёр ладони Анупу.
   Он принялся энергично долбить стену. На пол посыпались осколки известнякового камня. Через несколько минут его упорных усилий на стыке между стеной и дверью образовалось углубление. Анупу вставил в него бронзовый лом и надавил всем телом. Сетнахт пришёл ему на помощь. С ужасающим скрежетом, разламывая в ошмётки штукатурку, дверь медленно начала открываться.
-  Ещё одно усилие, и мы у цели, - натужным голосом произнёс Анупу.
   Труднее всего было сдвинуть дверь на первые пять сантиметров. Дальше всё пошло как по маслу. Из чёрного проёма пахнуло в лицо затхлым воздухом долго запертого помещения. Каменные ступени вели вниз, растворяясь в непроглядной мгле.
-  Кто пойдёт первым? – спросил Сетнахт и насмешливо поглядел на Туи. – Может, ты?
   Туи слегка побледнел, но всё-таки поднял с пола горящую лампу и шагнул в тёмный проход.
-  Прежде, чем обгадиться, помни, что внизу тебя ждёт золото, - сказал ему в спину Сетнахт. – Это придаст тебе силы.
-  Но не забывай, что помимо золота, там ещё лежит мертвец, - саркастично добавил Анупу.
   Туи оглянулся, посмотрел на него глазами хищного зверя, но ничего не сказав, затопал по ступеням вниз. Его приятели направились за ним следом. Наклонный коридор опускался на глубину не менее чем десять локтей. Он заканчивался прямоугольным проёмом, за порогом которого находилась большая продолговатая комната. Небамон, спустившийся последним, принёс горящий светильник. Стоило свету пламени разбежаться по углам помещения, как стало ясно, что бандиты попали туда, куда надо. Возле противоположной стены стоял каменный саркофаг, но никто на него даже не взглянул. Все были очарованы наполнившим зал золотым блеском. Сетнахт учащённо задышал, словно у него случился приступ астмы. Чего здесь только не было, начиная от украшенной драгоценностями колесницы и кончая золотыми статуэтками. От обилия сокровищ разбегались глаза.
-  Мы это всё не унесём, - с трудом вымолвил Анупу, поскольку его язык от восхищения едва не прилип к нёбу.
-  Возьмём столько, сколько сможем, - сказал Сетнахт. – А потом придём сюда ещё раз. Жаль оставлять такое богатство никчёмному мертвецу.
   Как только он произнёс эти слова, послышался какой-то шум. Чьи-то тяжёлые шаги, сопровождаемые шуршанием ткани, гулко зазвучали в мрачном, полутёмном склепе. Было ясно – кто-то спускается по ступеням.
-  Нас застукали, - прохрипел Сетнахт. Его голос опустился до шёпота. Он рывком снял с плеча свой лук и, повернувшись к дверному проёму, приготовился к стрельбе. Бандиты лихорадочно полезли за стрелами, за исключением Анупу и Небамона, колчаны которых были пусты.
-  А если это тень покойника? – испуганно спросил Туи.
-  Тихо, дурак, - произнёс сквозь зубы Сетнахт.
   В верхней части чёрного прямоугольника входа возникло пятно, поползло вниз, превращаясь в белое одеяние. Звякнули натянутые луки. Пять стремительных стрел со свистом рассекли воздух. Они все попали в цель, но белая фигура даже не пошатнулась. Сделав шаг, она вошла в полосу света. Туи отклонился спиной назад, с грохотом рухнул на пол, словно деревянный истукан. Вслед за этим громко застучали чьи-то зубы. Озарённое пламенем светильника, на бандитов смотрело неподвижное лицо Потрошителя. Его синеватые белки глаз, подёрнутые мертвенной мутью, медленно двигались из стороны в сторону. Одной рукой он прижимал к себе глиняный горшок.
-  Птах всемогущий! Это же Нитагор! – воскликнул Сетнахт.
-  Ты прав, это я, - проскрипел в ответ жуткий голос. – Не ждали?
-  Ты же умер, - сказал Анупу, дрожа всем телом.
-  Я был мёртвый. Один жрец из храма Сета воскресил меня. И теперь я вернулся.
-  Этого не может быть, - пробормотал Небамон. – Я, наверное, сплю.
-  Нет, Небамон, ты бодрствуешь, - ответила мумия. – Хочешь, я дотронусь до тебя?
-  Лучше не надо, - замахал тот руками, делая шаг назад.
   Потрошитель выдернул стрелы из своей груди и бросил их на пол.
-  Напрасно пытались меня убить. Только проклятый жрец, только он может лишить меня жизни. Он знает, как это сделать. Он здесь, в этом городе. Он думал, что я буду его рабом. Но он ошибся. Он приказал мне убить фараона, а потом намеревался снова меня умертвить. Но он не знал, что я прочёл его мысли. 
-  Как ты умудрился нас найти? – спросил Сетнахт. На его лбу поблёскивали капли холодного пота.
-  Я теперь многое могу, - проклокотал Потрошитель и выдал жутковатый звук, отдалённо напоминающий смех. – У меня есть внутреннее зрение. Оно показывает мне тех, кого я ищу. Вы были в Фивах. Я тоже там был. Я мог присоединиться к вам, но мне нужно было бежать. Проклятый жрец преследовал меня по пятам. Я украл лодку и отправился вниз по реке. Я мог плыть только по ночам, а днём скрывался в камышах. Вы тоже отправились вниз по реке. Здесь мы, наконец, встретились. Этот балбес Туи лежит в обмороке. Приведите его в чувство. У нас много дел.
-  Каких дел? – спросил недоумённо Сетнахт.
-  Мы должны покарать наших врагов. Они сейчас плывут в сторону Мемфиса. И нужно избавиться от жреца. Пока он жив, я чувствую угрозу. Но сделать это будет непросто. Этот жрец очень многое умеет. Такое, что не под силу другим смертным. Без хитрости нам не обойтись.
-  А как же золото? – показал пальцем на сокровища Анупу.
-  Плевать на золото. У нас его будет столько, сколько вы захотите. Сначала дело.
-  Но мы старались. Неужели всё это бросить?
-  Хорошо, - проскрипела мумия. – Возьмите только то, что сможете унести.
   Двое бандитов склонились над Туи и стали хлестать его по щекам. Тот явно не хотел возвращаться в действительность, но всё же после десятка крепких оплеух задёргал веками и, в конце концов, открыл глаза.
-  Призрак ещё здесь? – спросил он тихим голосом.
-  Призрак ещё здесь! – сказал Потрошитель. – Но не того, кто лежит в саркофаге. Это я, твой главарь Нитагор. Не вздумай, сволочь, ещё раз грохнуться в обморок. Иначе я лично отправлю твою трусливую душонку в царство теней!
-  О, боги, - прошептал Туи, становясь белым как мел.
-  Ты был в мире мёртвых, - обратился к Потрошителю Небамон. – Как там?
-  Там всё по-другому. Это невозможно объяснить. Но могу сказать, что там очень страшно. Хотя, не для всех.
-  Ты был на суде Осириса? – спросил Анупу.
-  Нет там никакого Осириса. Это сказки жрецов. Там великая тьма, которая пролегает между мирами. Я видел там всех, кого убил. Но хватит об этом. Я не желаю туда возвращаться. Пусть туда отправляются наши враги.
   Всем показалось, что глаза Потрошителя зажглись фосфорным сиянием. Впрочем, это мог быть всего лишь отражённый свет горящего светильника.

                4

   В чёрной реке качались яркие звёзды, словно барка летела в космическом пространстве.
-  Нас преследует какое-то судно, - сообщил Нофри, пристально вглядываясь в темноту за кормой.
-  Почему ты решил, что оно нас преследует? – спросил Имхотеп. – Может, оно просто идёт в том же направлении.
-  Ночью? С трудом верится. Зачем кому-то ночью покидать Абидос?
-  Ну, может, они тоже от кого-то бегут.
-  Маловероятно. Не слишком ли много беглецов для одного места?
-  Что там стряслось? – подошёл к ним Менепа.
-  Взгляни, - сказал студент. – У нас на хвосте какой-то корабль. Надо бы прибавить ход.
-  Наоборот, - возразил Менепа, разглядев очертания неизвестного судна. – Я бы остановился и подождал.
-  А если там бандиты?
-  Ну и что? Бросим им на палубу кувшин с горящим маслом. В свете пламени я их перестреляю как уток, - дембель повернулся к команде. – Ребята, суши вёсла!
   Барка легла в дрейф. Неизвестный корабль приближался. Слышно было, как равномерно шлёпают по воде деревянные лопасти.
-  Эй, на судне! – крикнул Менепа. – Вы кто такие?!
-  А тебе какое дело?! – отозвался чей-то голос.
-  А такое, что если вы надумали нас преследовать, то получите порцию стрел!
-  Нужны вы нам, как обезьяне письменность!
-  Этого я не знаю, - сказал Менепа, - но не советую приближаться. Буду стрелять без предупреждения.
-  Успокойся, приятель, - ответил хрипловатый голос, который на самом деле принадлежал ***фхору, изменившему свой тембр до неузнаваемости. – Мы везём срочный груз в Гелиополь. Нам нет до вас никакого дела.
-  Ну, смотри, - пригрозил дембель. – Если что не так, продолжите своё путешествие на полях Иалу.
   Судно проследовало мимо. Силуэты гребцов, озарённые бледным лунным светом,  раскачивались, точно тростинки, потревоженные ветром. Менепа не спускал с них глаз до тех пор, пока корабль не ушёл вперёд на семьдесят локтей. Господин ***фхор на его борту чуть не лопнул от досады. Оставался один единственный выход – наблюдать за беглецами с кормы, всё время находясь перед ними. Такой способ слежки ещё не применял ни один полицейский.
-  Поплывём следом, - сказал Менепа. – Через некоторое время остановимся. Если они тоже остановятся, значит, дело нечисто.
   Из матерчатой кабины вышла танцовщица Та-бес, посмотрела на неизвестное судно и направилась к корме.
-  Что это за корабль? – спросила она.
-  Понятия не имею, - ответил Менепа. – А где эта, как её?
-  Табуба, - подсказала танцовщица. – Уже спит.
-  Это хорошо. Думаю, через пару часов, когда отойдём подальше от Абидоса, пристанем к берегу и тоже рубанёмся.
   Менепа приказал гребцам взяться за вёсла, и барка двинулась по звёздной воде. За это время впередиидущее судно успело отойти больше, чем на сто локтей. Его очертания почти слились с окружающей средой – лунному свету явно не хватало яркости.
-  Вот сейчас нормальная дистанция, - прикинул Нофри. – Если они произведут какой-нибудь неожиданный манёвр, мы сразу заметим.
-  Вы думаете, за нами следят? – спросила Та-бес.
-  Не исключено, - кивнул студент.
-  Но кто?
-  Хотя бы тайная полиция.
-  Почему же они нас не арестуют?
-  Это они всегда успеют.
-  Если у них получится, - вставил Менепа. – Может не получиться. По крайней мере, я им такой возможности не предоставлю.
   Прошло около получаса. Гребцы ритмично работали вёслами. Барка впереди шла тем же курсом, ни разу не сбавив ход. Оба чёрных берега шелестели растительностью. Несколько раз из темноты выплывали огоньки селений, словно горящие глаза затаившихся хищников. Всё, что оставалось за кормой, отправлялось в безвозвратное прошлое. Настоящим был только корабль, обгрызанная наполовину луна и холодные звёзды.
-  Ну что, пора проверить их на вшивость, - сказал Менепа. – Всё, ребята, отдыхаем.
   Увидев, что барка с беглецами остановилась, ***фхор прикусил губу.
-  Проклятые колдуны, - промолвил он со злостью. – Хитрые. Но я тоже не дурак.
   Он обратился к капитану:
-  Ни в коем случае не сбавлять ход. Уйдём за пределы видимости, пристанем к берегу, и будем ждать.
   Полицейский взглянул на луну, будто та была его союзницей, даже не подозревая, что глаза его бывшего спутника Сетнахта в Абидосе в этот момент тоже рассматривали ночное светило.
-  Примерно час ночи, - определил бандит. – Самое время для внезапных визитов.
-  Запомни, жреца зовут Неферабет, - задребезжал ужасный голос мумии.
-  Неферабет, - повторил Сетнахт. – Запомнил. Ты его видишь?
-  Вижу, как тебя. С ним хозяин дома и трое вооружённых слуг.
-  Чем вооружены?
-  У них мечи.
-  Справлюсь. Не в первый раз.
-  Жрец умеет летать.
-  Неужели? – хмыкнул Сетнахт. – Всегда любил охотиться на диких уток.
-  Ты зря смеёшься, - Потрошитель смотрел на него немигающими глазами. – Этот жрец непредсказуем. И очень коварен.
-  Мне что теперь, обкакаться? Плевал я на его фокусы. Если это человек, а не существо из другого мира, то его можно убить. И это главное.
   Пустынный переулок, в котором они стояли, был совершенно тёмен. В окнах домов не светилось ни одного огня. Шестеро остальных членов банды чуть поодаль сторожили тюки, набитые золотом.
-  Пошли, я покажу этот дом, - произнёс Потрошитель. 
   Его странные, нечеловеческие движения пробудили в душах бандитов подсознательный страх. Никто, кроме Сетнахта, не решался подойти к нему близко. Переулок выходил на берег Нила. Здесь была северная окраина Абидоса – тихий район, где даже днём городская жизнь практически замирала. Идеальное место для людей, желающих находиться подальше от посторонних глаз. Дом, о котором шла речь, стоял на отшибе в окружении финиковых пальм. Всего двадцать шагов отделяло его от реки. Это было небольшое двухэтажное строение, судя по внешнему виду, принадлежавшее не очень состоятельному человеку. В округе его знали, как мелкого торговца, хотя на самом деле, он работал осведомителем в тайной полиции. Он поклонялся богу Сету и в этом городе был глазами и ушами второго пророка Неферабета, с которым его в своё время познакомил тайный агент Небра. Под руководством своего духовного наставника, он создал в Абидосе настоящую подпольную организацию, способную в любую минуту совершить в городе военный переворот и захватить власть.
   В этот час хозяин дома не спал. Он беседовал в гостиной с Неферабетом, не забывая периодически наливать в глиняные чашки вино из кувшина. Жрец выглядел немного мрачным, но старался сохранять присутствие духа.
-  Мы всего в двух шагах от цели, - произнёс второй пророк после некоторой паузы, в течение которой он сидел, уставившись в одну точку. – Небольшие неудачи не могут служить нам препятствием.
-  Учитель, - сказал хозяин дома. – Я спрашиваю только одно. Когда? Мои люди готовы выступить. Они напоминают лошадей, застоявшихся в стойле.
-  Скоро. Очень скоро. Я могу предложить им ответственное дело в самое ближайшее время. Это немного отвлечёт их от вынужденного бездействия. Скажи, много ли в Абидосе последователей Эхнатона?
-  Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Бесспорно, они здесь есть. Но проникнуть в их общество практически невозможно. Слишком хорошо организованы. У меня есть на подозрении несколько человек. Мы неустанно за ними следим. К сожалению, пока безрезультатно.
   Жрец отхлебнул немного вина из чашки.
-  Да будет тебе известно, что Абидос является одним из их важнейших центров. Очень много их людей находится в храме Осириса. Так что направь свои усилия в этом направлении. Приглядись к служителям храма. Особенно к учёным и работникам Дома Жизни.
-  Вот уж не думал, - удивился хозяин дома. – Это точные сведения?
-  Самые точные. В этом храме спрятаны труды самого Эхнатона. Их нужно добыть, во что бы то ни стало. Его последователей придётся уничтожить. Эти люди представляют для нас самую большую опасность во всём Египте.
   В дверь постучали.
-  Ты кого-нибудь ждёшь? – спросил Неферабет.
-  Никого, - ответил хозяин дома и взглянул на троих слуг, немедленно вскочивших с табуретов. Один из них вытащил меч и подошёл к входной двери.
-  Кто там?
-  Срочное послание от господина Ка-апера господину Неферабету, - ответил снаружи громкий голос.
-  От Ка-апера? – пробормотал жрец. – Откуда он знает, что я здесь? Странно.
-  Открыть или нет? – спросил слуга.
-  Открой, - сказал Неферабет.
   Заскрипела задвижка. Слуга распахнул дверь. В дом вошёл человек в чёрной одежде с изрезанным шрамами лицом.
-  Кто ты? – уставился на него жрец, взявшись рукой за посох.
-  Меня зовут Сетнахт, - промолвил посыльный. Слуга за его спиной закрыл дверь и задвинул засов. – Господин Ка-апер прислал письмо. Велено передать лично в руки господину Неферабету.
-  Неферабет – это я, - сказал жрец. – Как ты узнал, что я нахожусь в этом доме?
-  Об этом мне сообщил человек, чьё имя упоминается в письме. Прочти послание, и ты всё узнаешь.
   Сетнахт подошёл к столу, положил на край свёрнутый папирус и сделал два шага назад. Слуги не спускали с него глаз. Неферабет посмотрел на послание, потом на посыльного, протянул руку и подвинул письмо к себе. Он развернул папирус. Там была только одна фраза, написанная корявым почерком: «Привет от Мемфисского Потрошителя». В тот же миг Сетнахт выхватил меч и, развернувшись назад, рубанул по голове слугу возле двери. Хозяин дома взял за горлышко кувшин с вином, метнул его в бандита, но быстрый клинок встречным ударом разнёс летящий сосуд вдребезги.
-  Убейте его! – воскликнул Неферабет.
   Двое слуг бросились в атаку. Сетнахт скользнул им навстречу, приседая на ходу. Один из нападавших получил рубящий удар в бедро, сразу же споткнулся. Выпрямившись во весь рост, бандит рассёк ему затылок. Отводя меч в сторону, он отбил выпад второго противника и с ловкостью кошки отпрыгнул назад. Клинок в его руке завертелся гудящей восьмёркой. Пробить такую веерную защиту было практически невозможно, в чём его враг убедился немедленно, попытавшись нанести несколько ударов. Ступая, словно крадущийся леопард, Сетнахт начал загонять своего противника в угол. Он успел отбить серебряное блюдо, пущенное в него хозяином дома и, уловив момент, ударил слугу ногой в пах. Следующим выпадом он зарубил противника насмерть. Хозяин дома хотел, было, швырнуть в бандита глиняной кружкой, но просвистевший в ответ метательный кинжал воткнулся ему в грудь. Осведомитель тайной полиции рухнул всем телом вниз, опрокинув набок деревянный стол. Во время всей этой непродолжительной схватки жрец не двинулся с места. Он смотрел на Сетнахта каким-то отрешённым взглядом, не выражая ни малейшего волнения. Бандита это несколько удивило.
-  А сейчас разберёмся с тобой, - сказал Сетнахт, вытирая с лица брызги вина, перемешанного с чужой кровью.
   Жрец презрительно улыбнулся и поднялся с табурета, оперевшись на свой посох. Его тело плавно взмыло вверх.
-  В самом деле, умеет летать, - слегка оторопел Сетнахт.
-  Ты неплохо сражаешься, - промолвил Неферабет, едва не касаясь головой потолка.
-  Я был лучшим наёмным убийцей в Фивах, господин летучая мышь, - бандит подошёл к двери и отпер засов.
   Тело жреца наклонилось, пролетело над ступеньками лестницы, ведущей на второй этаж. Сетнахт успел заметить только исчезающий край его длинного балахона. Дверь распахнулась. В гостиную ворвались остальные члены банды. Последним в дом вошёл Мемфисский Потрошитель.
-  Жрец улетел на второй этаж, - сказал Сетнахт.
-  От наших стрел далеко не улетит, - промолвил в ответ Анупу.
   Взяв луки наизготовку, бандиты бросились к лестнице, затопали по ступенькам, наполняя притихший дом грохотом шагов. Коридор на втором этаже тускло освещался единственной масляной лампой. Поднявшийся первым Анупу заметил фигуру жреца возле последней, четвёртой по счёту двери, уже открытой, но не успел бандит натянуть тетиву, как Неферабет вошёл в комнату, исчезая из поля зрения. Спустя пару секунд Анупу был уже на пороге помещения. Его взору предстала небольшая спальня без окон с довольно скудной обстановкой. Жреца в комнате не было.
-  Что за бред? – изумился Анупу и со злостью перевернул кушетку. Его товарищи столпились возле порога.
-  Нужно искать чёрный ход! – сообразил Туи. – Этот гад сбежал точно так же, как Ка-апер!
-  Здесь нет чёрного хода, - раздался жуткий голос мумии. Потрошитель ковыляющей походкой преодолел коридор и остановился возле двери.
-  Где он, Нитагор? – спросил Анупу. – Найди его.
-  Странно, но я его не вижу, - ответил главарь. – Возможно, его нет в этом мире.
-  Как это, нет? – растерялся Анупу. – Куда же он делся?
-  Не знаю. Я говорил, что этот жрец – очень хитрый человек. Он знает великие тайны, о которых я не имею никакого понятия. Боюсь, что мы его упустили.
-  Разве такое может быть? – спросил Небамон. – Чтобы человек просто растворился в воздухе?
-  К сожалению, это так, - сказал Потрошитель. – Из всех моих врагов этот самый опасный. Если он появится ещё раз, его нужно будет убить немедленно. А теперь мы покинем этот дом и займёмся другими врагами. Надеюсь, им не удастся убежать от нас, как это сделал жрец. 

                5

   К девяти часам утра все матросы были уже на ногах. В харчевне посёлка, возле которого стояло пришвартованная на ночь барка, Менепе с друзьями удалось закупить провизии и несколько кувшинов пива для дальнейшего путешествия. Команда на скорую руку позавтракала и уселась за вёсла. Жары ещё не было. От речной воды исходила ночная прохлада. Из кабины вышла Табуба. При её появлении студент Нофри демонстративно отвернулся и стал рассматривать грузовые суда, идущие далеко за кормой.
-  Что за шум был ночью? – спросила хозяйка публичного дома.
-  Нас преследовало какое-то судно, - отозвался Менепа. – Хотя, может быть, оно просто шло в том же направлении. На всякий случай мы от него отстали.
-  Ясно, - сказала Табуба. Она внимательно посмотрела на своих спутников, особенно обратила внимание на Тутмоса, усевшегося с арфой в носовой части и принявшегося наигрывать какие-то мелодии. В её глазах промелькнуло смутное беспокойство. Ни слова не говоря, она удалилась в кабину. Как только она вошла внутрь, дремавшая на кушетке танцовщица Та-бес приоткрыла глаза и подняла голову.
-  Ты давно знаешь этих людей? – спросила Табуба. – И имею в виду твоих спутников.
-  Не очень, - произнесла танцовщица. – А что случилось?
-  Пока ничего. Скажи, они, случайно, не из Мемфиса?
-  Из Мемфиса.
-  Всё точно, всё сходится, - пробормотала себе под нос Табуба. – Один бывший солдат, другой арфист, третий писец, четвёртый – моложе всех.
-  Что-что? – не поняла Та-бес.
-  Ничего. Это я о своих делах. К тебе это не относится.
   Около шести часов вечера внезапно подул боковой западный ветер. На барке поставили парус. Накренившись под могучим напором воздуха, судно развило хорошую  скорость. Вспотевшие гребцы сложили вёсла.
-  Думаю, ветер продержится несколько дней, - заметил повеселевший рулевой. – Так часто бывает в это время года. При такой скорости доберёмся до Атрибиса завтра к полудню.
-  Ты был за морем? – повернулся к нему Имхотеп.
-  Я был в Финикии, в стране Пунт, - ответил рулевой. – Я был по ту сторону Великой Зелени, где живут дикие народы, именующие себя греками. Я даже сражался с морскими пиратами из страны Лукки. Мы сожгли два их корабля и благополучно добрались до острова Крит, где продали весь корабельный груз. Я тогда служил на большом судне, где было посотни матросов и столько же лучников.
-  Я никогда нигде не был, кроме Мемфиса, - с грустью сказал Имхотеп. – Даже в Фивах я был первый раз в жизни. Наверное, в других странах очень интересно.
-  Там живут варварские народы. Они никогда не станут такими же цивилизованными как мы, египтяне. Я встречал настолько свирепых и неотёсанных людей, что порой боялся за свою жизнь только потому, что был для них иноземцем. Боги недаром выбрали нашу землю и сделали её центром мира. Остальным народам придётся всю историю пребывать во тьме невежества.
-  Ну, это ты загнул, - прервал их беседу Менепа. – А насчёт варварства могу сказать, что у нас в Мемфисе есть такие районы, куда без ножа лучше не ходить. Можно получить по башке без всякого повода.
   За кормой барки изгибался пенными завихрениями бурунный след. Скрипели снасти, удерживая поставленный боком парус, надутый, словно капюшон разъярённой кобры. Ветер был довольно сильным. Отдыхающие гребцы открыли кувшины с пивом.
-  Я всё время думаю о ночном судне, - произнёс Нофри. – Что за срочный груз в Гелиополь? Наверняка, не было никакого груза.
-  Что ты хочешь сказать? – посмотрел на него Менепа.
-  Я хочу сказать, что за нами следят. Этот корабль мог уйти вперёд, пристать к берегу, а потом снова пристроиться к нам в корму. Возможно, он среди тех судов, что следуют за нами.  Если бы я за кем-нибудь следил, я бы так и сделал.
-  Может быть, ты и прав, - сказал дембель. – Но пока никто не причиняет нам беспокойства. А там поглядим.
   День пролетел незаметно. Табуба почти не выходила из своей каюты, сославшись на головную боль, и даже принимала пищу отдельно. Всех это нимало удивило, кроме Нофри. Студент загадочно улыбнулся, но воздержался от комментариев.
-  Она какая-то странная, - заметила Та-бес. – У меня такое ощущение, что она вас знает.
-  Да мы с ней, вроде бы, не встречались, - ответил Тутмос. – С чего ты решила, что она нас знает?
-  Она спросила, не из Мемфиса ли вы? Я сказала, что из Мемфиса. Она что-то пробормотала. При этом её лицо изменилось, словно она испугалась. Или вспомнила что-то неприятное.
   Тутмос пожал плечами:
-  Действительно, странно. Вообще-то, у меня хорошая память на лица. Могу поклясться, что до вчерашнего вечера никогда её не видел. А вы что скажете? – обратился он к своим друзьям.
-  Я её не помню, - произнёс Менепа.
-  Я тоже, - прибавил Имхотеп.
-  Никогда с ней не встречался, - сказал Нофри. Он поднялся с палубы и вытряхнул с подноса кости от жареной утки прямо за борт.
   Небо постепенно приобретало багровую окраску заката. С последними лучами солнца судно причалило к берегу. Матросы спустили парус и привязали швартовочные канаты к растущим у воды деревьям. Неподалёку виднелись строения деревни, откуда полз к Нилу подхваченный западным ветром дым костра. Вскоре пришла ночь. Лёжа на постеленной на палубе циновке, Тутмос смотрел в бесконечное звёздное небо и ждал приближения сна, но спать почему-то не хотелось. Ему казалось, что он летит в этом удивительном пространстве, не имеющем ни начала, ни конца, озарённом алмазным сиянием миллионов светил, и там, где-то совсем далеко, есть мир, где люди всемогущи как боги. Ему пригрезились огромные башни домов, наполненные вечным голубоватым светом, между которыми раскинулись прекрасные благоухающие сады. В красноватом небе с двумя солнцами парили серебристые летающие корабли, в круглых озёрах с чистой синей водой плавали диковинные рыбы невиданной красоты. Тутмос видел этот сказочный мир настолько отчётливо, что мог бы его нарисовать, если бы был художником. Видение длилось всего лишь несколько мгновений и растаяло так же внезапно, как и возникло. Вместо него в каком-то розовом тумане появилось очень странное вытянутое лицо с тонкими изящными чертами и необычным разрезом глаз.
-  Эхнатон, - сказал тихий вкрадчивый голос.
   Тутмос вздрогнул. Странное лицо исчезло в звёздном небе, будто кто-то стёр изображение одним движением руки.
«Похоже, я сегодня перегрелся на солнце», - подумал арфист. Он увидел, что одна из наиболее ярких звёзд равномерно двигается. В этом не было никаких сомнений.
-  Имхотеп, - позвал Тутмос. – Ты видишь?
-  Что? – спросил сонный голос.
-  Что-то летит.
-  Где летит?
-  В небе. Прямо над нами.
-  Вижу, - зевнул писец. – Блуждающая звезда.
   Светящееся тело стало ярче. Оно явно приближалось. Меньше, чем через минуту, оно превратилось в сияющий круг.
-  Это не звезда, - сказал Тутмос. – Это что-то другое.
   Вниз ударил столб синего света. Он скользнул по ночной реке, по чёрным, словно вырезанным из бумаги, силуэтам деревьев и вдруг исчез. Светящийся круг сорвался с места, с немыслимой скоростью полетел по небосводу в сторону горизонта и растаял среди звёзд.
-  Ты видел? – спросил Тутмос.
-  Видел, - произнёс потрясённый Имхотеп.
-  Как ты думаешь, что это было?
-  Не знаю. Может, это был знак богов? Сказать кому, не поверят.
-  Почему не поверят? – послышался голос Менепы. – Я это видел.
-  Знаете, что я думаю? – промолвил Тутмос. – Помните, что капитан корабля, который доставил нас в Абидос, рассказывал о людях со звёзд? Мне кажется, это были они. Перед тем, как это случилось, у меня было странное видение. Я видел мир, в котором сияют два солнца, а в небе летают удивительные корабли, похожие на серебристые колёса. Клянусь, так и было. Я видел этот мир настолько ясно, как вижу сейчас ночное небо.
-  Не знаю, что и сказать, - произнёс Менепа после продолжительной паузы.
   Все трое в полном молчании смотрели в усыпанную огоньками пропасть мироздания.
   На следующий день примерно в полдень судно подошло к Атрибису. Западный ветер был попрежнему свеж; он тормошил на побережье уснувшие от зноя зонтики пальм и дышал в лицо горячей сухостью пустыни. У пристани покачивались всего лишь пять кораблей. После грандиозного великолепия Абидоса город казался заурядной провинциальной дырой. Матросы убрали парус и на вёслах подошли к берегу.
-  Остановимся здесь, - сказал Менепа. – Будем ждать Пенту. Надеюсь, он прибудет не позже завтрашнего утра.
   Из матерчатой каюты вышла Табуба.
-  Я не собираюсь целый день сидеть на корабле, - заявила она. – Я хочу перебраться в какую-нибудь гостиницу и принять ванну. Если вы одолжите мне денег, я буду вам очень признательна.
   Дембель кивнул:
-  Хорошо. Сходим в город, найдём что-нибудь подходящее.
-  Вообще-то, это правильно, - подхватил Тутмос. – Будем торчать на барке, привлечём внимание полиции. Лучше перебраться в гостиницу.
-  Тогда поступим так, - сказал Менепа. – Имхотеп и Нофри, оставайтесь здесь, последите за сундуком. А мы поищем гостиницу.
   Дембель повесил на плечо лук и колчан со стрелами, Тутмос захватил свою арфу, с которой практически не расставался, и вместе с Табубой и танцовщицей Та-бес они сошли на пристань. В воздухе пахло свежеиспечённым хлебом – где-то поблизости была пекарня. Этот запах возбуждающе действовал на слюнные железы, навевая приятные воспоминания о домашнем очаге.
-  Сейчас бы хлеба с жареным мясом, - сказал мечтательно Имхотеп. – А потом хорошего вина. И поспать пару часов.
   Он уселся на палубу, подогнув под себя ноги. Матросы допивали последний кувшин пива. В гавани почти никого не было, кроме нескольких грузчиков, вынужденных от безделья сидеть в тени деревьев. Нофри, сложив руки на груди и о чём-то задумавшись, стоял возле сундука с золотом. Надо заметить, что рулевой матрос с родимым пятном на щеке уже второй день искоса поглядывал на этот сундук с хищным блеском в глазах. Все его мысли по поводу сундука были написаны на лбу настолько отчётливо, что их прочитал бы даже слепой. Однако никто из беглецов, как ни странно, ни разу не обратил внимания на его алчное выражение лица. Посмотрев на удаляющуюся фигуру Менепы, матрос повернулся к гребцам и подал им знак. Те сразу же прекратили пить пиво, поставив кувшин на палубу. Рулевой подошёл к противоположному от пристани борту, за которым морщинились мелкие волны Нила, и вдруг сказал:
-  Смотрите, в реке мертвец!
   Хитрость сработала на сто процентов. Имхотеп повернул голову, вскочил на ноги и бросился к борту. Вышедший из состояния задумчивости студент последовал его примеру. В ту же секунду их толкнули в спину крепкие руки гребцов. Оба друга полетели в воду.
-  Отвязывай канат! – громко скомандовал рулевой. – Все на вёсла!
   Потребовалось всего лишь несколько мгновений, чтобы отогнать барку от пристани. Когда фыркающая голова Нофри появилась из-под воды, судно уже отошло на десять локтей. Рядом со студентом вынырнул едва не захлебнувшийся Имхотеп.
-  Сундук! – в отчаянии воскликнул студент. – Они украли сундук!
   Имхотеп ничего не мог кричать – он жадно заглатывал воздух. Менепа со своими спутниками к этому моменту отошёл на приличное расстояние, но то ли он услышал вопль студента, то ли сработало обострённое чувство опасности, выработанное ещё на войне – так или иначе бывший солдат обернулся и увидел отходящую от пристани барку. Он бросился к причалу, снимая на ходу лук с плеча. Гребцы на судне работали вёслами с такой быстротой, словно за ними гнался целый сонм ужаснейших чудовищ. Видя, что догнать эту банду невозможно, и через десять секунд возникнет затруднение для удачного выстрела, Менепа остановился и пустил стрелу. Один из гребцов дёрнулся всем телом, выронил из рук весло и повалился боком на палубу. Был ли он убит или только ранен – этого Менепа не узнал. Стоявшее у пристани грузовое судно с высокими бортами заслонило своим корпусом уходящую барку. Продолжать стрельбу уже не было смысла. Дембель только увидел, как по мачте поползло, разворачиваясь, полотнище паруса, и в бессильной злобе топнул ногой. Он готов был отдать всю свою жизнь лишь за то, чтобы боги немедленно даровали ему крылья. Затем в его сердце ворвалась тревога за судьбу друзей. Он подумал, что Имхотепа и Нофри могли пырнуть ножом, и он снова побежал к пристани. К счастью, оба друга целые и невредимые барахтались в воде, пытаясь выбраться на берег. Менепа протянул им руку и по очереди вытащил обоих. Барка под парусом уходила на середину реки – западный ветер делал своё дело.
-  Что произошло? – спросил Менепа.
-  Нас подло столкнули в воду, - рассерженно ответил Нофри.
   Дембель покачал головой:
-  Я подстрелил одного из этих скотов. Хотелось бы надеяться, что насмерть. Имхотеп, я же тебя спрашивал по поводу этого ублюдка с родимым пятном. Уверен, это он подговорил всю команду. В следующий раз ни за кого не ручайся, только за самого себя. А то заладил: он мой друг, его оболгали.
-  Ну что теперь делать? - виновато развёл руками Имхотеп.
-  Да, ситуация, - вздохнул студент. – Ни барки, ни денег.
-  Бандитское золото, - сказал писец. – Как пришло, так и ушло.
-  При чём здесь золото? – возразил Менепа. – Оно существует само по себе и никому не принадлежит. Человек пользуется им временно, до тех пор, пока не отправится в иной мир. А золото остаётся. Просто не надо быть ослом.
   Имхотеп смущённо опустил глаза.
-  Однако, как они ловко сговорились, - пробормотал студент. – Мы даже не заметили.
   Менепа ответил:
-  Это как раз несложно. Один шепнул другому, другой третьему, и так далее. Вот вам и заговор. У нас в полку Амона однажды взбунтовалась сотня из-за плохой кормёжки. Офицеры тоже удивлялись: как это могло случиться у них на глазах? В каждом деле должен быть зачинщик. Если выявишь его вовремя, никакого заговора не будет.
-  Тебе бы в тайной полиции работать, - усмехнулся Нофри. Впрочем, лицо его снова омрачилось. Смеяться было не над чем, разве только над самим собой.
   Барка уходила вниз по реке, накренившись на правый борт. Гребцы помогали ветру дружными взмахами вёсел. На пристани появились остальные члены компании.
-  Ну, и что это за дела? – повысила голос Табуба. – Прохлопали ушами мой корабль? Что теперь делать? Идти в полицию?
   Нофри посмотрел на неё с откровенной неприязнью, хотел, было, что-то сказать, но промолчал, плотно сомкнув губы.
-  Нам в полицию идти нежелательно, - ответил Менепа. – Если хочешь, иди, но без нас.
-  Давайте без эмоций, - вставил Тутмос. – Обсудим ситуацию. Нам нужно продержаться один день. Либо сегодня вечером, либо завтра утром приедет Пенту. Значит, необходимо найти не так уж много денег. В первую очередь, на еду и, возможно, на ночлег. Попробуем их заработать.
-  Правильно, - согласился Имхотеп. – Жаль, у меня все папирусы промокли, - он похлопал рукой по мокрой сумке. – Можно собрать пустые кувшины и сдать.
-  Я, что, пойду собирать пустые кувшины?! – возмутилась Табуба. Раздался дружный смех.
-  Ну, не хотите, как хотите, - обиделся Имхотеп. – Я, лично, пойду собирать кувшины.
-  Успокойся, - сказал примирительно Тутмос. – Пусть каждый решит для себя, что  будет делать. Мы с Та-бес отправимся на какую-нибудь площадь и дадим представление. Встречаемся здесь, на пристани.
   Табуба посмотрела на Менепу.
-  Пойдём со мной, - произнесла она. – Поможешь мне в одном деле.
-  А я, пожалуй, помогу Имхотепу, - принял решение Нофри.

                6

   Улица была не слишком широкая, дома – с облупившейся штукатуркой, прохожих мало. Налёт провинциальности покрывал Атрибис, как паутина углы комнаты, в которую давно никто не заглядывал. Табуба выбрала это место по двум причинам: во-первых, рядом находилась третьесортная гостиница – в ней можно было снять номер на час, а во-вторых, здесь не было проституток – они накинулись бы на конкурентку без всякого сомнения. Оставалось только найти подходящего клиента. Мимо проходили бедно одетые горожане, бросая плотоядные взгляды. Для уличной шлюхи Табуба была слишком красива. Она начала заниматься проституцией в четырнадцать лет, и уже тогда выделялась яркой внешностью и развитостью форм. К восемнадцати годам  она достигла такого совершенства, что ей уже не было равных среди продажных женщин. На этой замызганной улице Табуба казалась существом из другого мира, поэтому проходящие мимо мужчины смотрели на неё с опаской, прикидывая в уме, сколько же может стоить такая красотка. В итоге она простояла больше получаса, пока не возник хорошо одетый финикийский купец. Табуба мигом сообразила, что это тот, кто ей нужен. Клиент был в некотором подпитии, о чём сообщало покачивание его тела при ходьбе. Придав своему лицу обольстительное выражение, Табуба посмотрела на купца чарующим взглядом и призывно улыбнулась. Финикиец остановился.
-  Ай, какая женщина! – цокнул он языком и подошёл поближе.
-  Всё, что ты видишь перед собой, может стать твоим, - сказала хозяйка публичного дома, проведя для убедительности ладонями по груди. В глазах купца вспыхнуло желание.
-  Богиня, - выдохнул финикиец, чувствуя лёгкое головокружение. – Сошедшая с небес богиня. Сколько ты хочешь?
-  А сколько ты можешь дать? – спросила Табуба.
-  Я человек не бедный. У меня есть деньги, - купец позвенел увесистым кошельком на поясе.
-  Тогда пошли. Договоримся.
   Она взяла финикийца за руку и повела в гостиницу. Клиент заплатил за номер и, поднявшись на второй этаж, они вошли в небольшую комнату, где не было ничего, кроме широкой деревянной кровати. Обстановка напомнила Табубе её бурную раннюю молодость, которую она провела в таких же дешёвых номерах. В её памяти всплыло лицо одного пожилого извращенца, преследовавшего юную проститутку буквально по пятам. Он щедро платил, но был невыносим. Его безумные болезненные фантазии могли довести до сумасшествия кого угодно. При одном его появлении уличные потаскухи разбегались во все стороны, но, к несчастью, старый пердун был сказочно богат, и его верные слуги находили Табубу в любом укромном уголке. То, что он заставлял её делать, могло присниться только в страшных снах родившемуся много столетий  спустя маркизу де Саду. Этот кошмар длился несколько месяцев, пока в один прекрасный день извращенец не отправился в вечное путешествие по загробному миру после сердечного приступа. Табуба на всю жизнь запомнила его изрядно потрёпанные, обмазанные мёдом гениталии, которые она должна была облизывать как сладкую награду за перенесённые страдания. Но не бывает худа без добра. Благодаря старому ублюдку, ей удалось скопить приличную сумму денег. С тех пор для неё открылись двери богатых особняков.
-  Богиня, - сказал финикиец. Его слащавый голос вывел Табубу из дебрей воспоминаний. Она сбросила с себя платье и села на край кровати. Увидев её голое тело, купец задрожал как в лихорадке и стал снимать одежду. Именно в этот момент раздался страшный удар, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Менепа с луком в руках.
-  Ах, вот ты где, неверная! – рявкнул он во всю мощь своих лёгких. – Я знал! Я знал, что ты мне изменяешь!
  Табуба притворно вскрикнула, закрыла лицо руками.
-  И эта шлюха корчит из себя порядочную жену! – взревел дембель. – Но на этот раз я тебя застукал! Теперь ты попалась! Готовься к смерти!
  Финикиец в ужасе отскочил в угол.
-  О, муж мой, не убивай меня! – взмолилась Табуба и показала пальцем на купца. – Этот человек угрожал мне и заставил силой подчиниться. Он похитил меня прямо на улице. Он сказал, что изрежет меня на куски, если я ему не отдамся.
   У финикийца затряслись конечности. Дембель воткнулся в его лицо тяжёлым взглядом, свирепо сопя носом, и вытащил из колчана стрелу.
-  Молись, финикийская собака! Ты совратил мою жену, но это последнее, что ты сделал в этой жизни!
-  Не убивай, брат, не убивай, - купец вытянул руки ладонями вперёд. Он еле стоял на ногах, находясь в полуобморочном состоянии.
-  Что значит, не убивай? – грозно промолвил Менепа. – Нагадил, так изволь понести заслуженную кару. Ты должен смыть содеянное кровью. Ты оскорбил мою жену, ты опозорил меня. Такие вещи не прощаются.
   Финикиец упал на колени.
-  Я всё отдам, всё, - забормотал он, дико вращая глазами. – Хочешь деньги? Возьми деньги. Только не убивай. Не убивай.
-  Не убивай этого человека, мой справедливый муж, - вторила Табуба. – Не пятнай свою бессмертную душу чужой кровью. Пусть его накажут боги.
-  Проси прощения у моей жены, - сказал Менепа. – Если она простит тебя, ты останешься жив.
-  Прости меня, о великодушная женщина, - финикиец ударился лбом об пол. – Злые духи помутили мой рассудок, когда я увидел тебя. Да будут счастливы твои дни.
-  Я тебя прощаю, прощаю, - замахала руками Табуба.
-  Я дарю тебе жизнь, но ты должен заплатить за своё оскорбление, - проговорил Менепа голосом царственного владыки.
   Финикиец дрожащими руками протянул кошелёк.
-  Положи на пол, - сказал дембель. – И пошёл вон отсюда.
   Купец немедленно исполнил приказание. Он выскочил из комнаты, восхваляя в душе всех богов за то, что так легко отделался. Менепа едва не расхохотался.
-  И много у тебя в запасе таких фокусов? – обратился он к Табубе.
-  Это жизненный опыт, - ответила та, надевая платье. – Он у каждого свой.
   Менепа поднял с пола кошелёк, развязал ремешок на его горловине и заглянул внутрь.
-  Неплохой улов. Здесь хватит на приличный обед в харчевне и на сносную гостиницу. Пойдём, разыщем наших друзей. Если они тоже что-нибудь заработали, то закатим сегодня пир.
-  Я готова, - сказала Табуба, поправляя складки платья. Они вышли из комнаты.
   Тутмос выбрал для выступления многолюдную рыночную площадь. Он нашёл в её центре весьма удобное место, не занятое торговыми лотками. Правда, там уже сидел какой-то дрянной музыкант, который коряво тренькал на плохо настроенной арфе, но Тутмоса это нисколько не смутило. Местного арфиста почти никто не слушал, лишь отдельные покупатели бросали ему монеты из чувства сострадания.
-  Постой пока здесь, - сказал Тутмос танцовщице. – Я пойду, отгоню этого лажовщика и освобожу место.
   Он подошёл к музыканту и, наклонившись, проговорил тому в ухо:
-  Послушай, мужик. Хватит мучить инструмент. Я удом лучше сыграю, чем ты своими кривыми пальцами. Тебе только козла за яйца дёргать, а не на арфе играть. Понял меня? Не понял? Поясняю. Звук, который вылетает из задницы, ласкает слух намного лучше, чем то, что ты извлекаешь из инструмента своими кривульками. Мало того, что ты глухой как пень – потому, что только глухой не слышит того кошмара, что ты здесь наиграл – ты еще и тупой как кирпич. А тупой ты потому, что думаешь заработать здесь денег. Послушай мудрый совет. Отправляйся в общественный сортир и наяривай там, сколько захочешь. Ты выйдешь оттуда богачом, ибо люди, страдающие запором, заплатят тебе золотом за то, что ты заставишь их как следует просраться. Теперь понял?
   Лицо дрянного арфиста стало пунцовым; от волнения музыкант громко задышал, но, не сказав ни слова, поднялся и ушёл со своей арфой в бурлящий людской поток. Тутмос махнул рукой, подзывая Та-бес. Он быстро подстроил пару струн и уселся на землю, приготовившись играть.
-  С чего начнём? – спросил он танцовщицу.
-  Давай «Танец рыбака», - ответила Та-бес. – Я там придумала несколько интересных движений.
   Тутмос кивнул и заиграл вступление. Первые же звуки его арфы привлекли внимание десятка прохожих, а когда Та-бес начала исполнять грациозный и совершенный по технике танец, вокруг них за три минуты выросла небольшая толпа. Под ноги танцовщице с приятным звоном посыпались деньги.
-  Похоже, мы уйдём отсюда с набитым кошельком, - обрадовался Тутмос и заиграл следующее произведение.
   За полчаса вокруг них образовался плотный круг из человеческих тел. Толпа гудела от удовольствия, хлопала в ладоши, швыряла монеты. Увлечённый своей игрой, Тутмос не заметил, как среди слушателей появился дрянной арфист с тремя мрачными типами, больше похожими на бельевые шкафы, чем на людей.
-  Вот этому надо накостылять так, чтобы он очнулся только в следующем году, - проговорил местный музыкант дрожащим от негодования голосом. – А плясунью всем хором используем по её прямому женскому назначению.
-  Не писай на пятки, обработаем как пшеницу, - подбодрил его один из шкафов. – А все деньги, что они тут накосили, поделим по-братски.
   Выступление длилось примерно час. Закончив играть, Тутмос галантно раскланялся и, отложив арфу, стал на пару с Та-бес собирать с земли монеты.
-  Неплохо, - говорил он себе под нос. – Совсем неплохо.
-  Как тебе эта Табуба? – спросила Та-бес.
-  В каком смысле? – не понял Тутмос.
-  Я имею в виду её поведение. Тебе не кажется, что она чересчур высокомерна? У меня сложилось впечатление, что она не считает нас за людей.
-  Может быть, она просто нелюдимая? – предположил арфист.
-  Что-то я в этом сомневаюсь. Конечно, она очень красивая, и всё такое…
-  Ты тоже очень красивая, - сказал Тутмос. Танцовщица немного смутилась.
-  Я это к тому, - продолжила Та-бес, - что никакая внешность не даёт человеку право презрительно относится к другим. Боги за это наказывают.
-  Да наплевать на неё, - махнул рукой арфист. – Кто она? Случайная попутчица. Через месяц мы о ней и не вспомним. Смотри, золотая монета. А вот ещё одна. Кто-то не поскупился.
   Пока они собирали деньги, местный музыкант с тремя мордоворотами стоял возле торговых лотков и ждал, когда они закончат. Неподалёку прохаживался полицейский, следил за порядком на рынке, так что нападать на площади было опасно.
-  Скоро они прекратят ползать? – нетерпеливо спросил дрянной арфист.
-  Не торопись, - осадил его тот же шкаф. – Пускай соберут всё до последней монеты. Теперь это наши деньги.
   Медленно пролетела минута, затем другая; наконец, танцовщица сняла пояс и, насыпав в него всё собранное, завязала узлом. Тутмос взял свою арфу. Они направились к выходу с рынка. Следившая за ними компания потопала следом.
   На тихой улице Тутмоса окликнули:
-  Эй ты, осёл быстроногий, стоять!
   Арфист обернулся, увидел позади местного музыканта с тремя костоломами. Всё было ясно без слов.
-  Плохо дело, - шепнул Тутмос танцовщице. – Пока они будут возиться со мной, беги, что есть силы. Эти тяжеловесные бегемоты тебя не догонят.
-  Я никуда не побегу, - отрезала Та-бес.
   Самоуверенной нагловатой походочкой, с гримасами полновластных хозяев, шкафы подошли к Тутмосу и остановились на расстоянии вытянутой руки. Местный музыкант держался за их спинами, однако, приблизившись, выдвинулся вперёд.
-  Ну что, думал, что самый умный? – злорадно произнёс он. – Думал, можешь тут свои порядки устанавливать? Куда ты меня послал? В сортир?
-  В сортир, - подтвердил Тутмос. – Зря ты туда не пошёл. Теперь останешься на всю жизнь бедняком.
-  Что?! – чуть не задохнулся от ярости дрянной арфист.
   Стоявший от него слева шкаф произвёл движение вперёд, но в тот же миг что-то просвистело, и тонкая стрела воткнулась ему в правую ляжку. Громила взвыл от неожиданной боли, согнувшись пополам. Спустя пару секунд издал вопль второй шкаф. Он тоже получил стрелу, только в левую ляжку. Тутмос перевёл свой взор за их спины и увидел, что в двадцати шагах от них стоит Менепа с поднятым в боевую позицию луком. Рядом с ним находилась Табуба. Третий мордоворот выхватил из-за пояса нож, развернувшись, метнул его в дембеля. Бросок был настолько стремительный, что Тутмос не успел даже моргнуть, но Менепа ловко увернулся.
-  Промазал, - сказал бывший солдат. – Теперь моя очередь. Я не промахнусь.
   Он вытащил из колчана стрелу и вставил её в тетиву. По лицу шкафа прокатилась волна испуга.
-  Тебе куда, в глаз или в яйца? – спросил Менепа. – Одноглазым жить лучше, чем бездетным, но есть риск, что можешь подохнуть.
-  Я понял, что ты меткий стрелок, - сказал костолом. – Я сдаюсь.
   Менепа опустил оружие.
-  Забирай своих друзей и проваливай. Эй вы, шакалы позорные, слушайте сюда. У вас теперь у каждого по одной здоровой ноге. Если вы объедините свои усилия, то сможете полноценно передвигаться по этой земле. Но вам придётся быть неразлучными, как сросшимся между собой братьям-близнецам. Если я увижу вас ещё раз, то вас похоронят в один день. Запомните это.
-  Мы уходим, уходим, - пролепетал дрянной арфист. Он подхватил за руку своего приятеля, раненного в правую ногу, и с трудом потащил по улице. Другого раненого поволок третий громила.
-  Ты как всегда вовремя, - сказал Тутмос.
-  Мы шли за вами, - ответил Менепа, подходя ближе. – Я сообразил, что вы будете выступать на рыночной площади, поскольку там всегда толпится народ. Мы опоздали совсем немного. Торговцы сказали, что вы только что ушли. Когда я увидел, что за вами идут четверо, то понял, что возникла проблема. Неудивительно. Мы вторглись на чужую территорию. Местным это не нравится.
-  Хвала Осирису, что всё обошлось, - вздохнул Тутмос. – Мы, кстати, неплохо заработали.
-  Мы тоже, - сказал Менепа и посмотрел на Табубу. Хозяйка публичного дома стояла в сторонке с видом невинной скромницы.
-  Нам надо срочно снять гостиницу, - прибавил дембель. – Этот город только начал показывать зубы. Если мы останемся на улице, можем нарваться на очень большие неприятности.
-  Интересно, как там Нофри с Имхотепом? – с беспокойством в глазах спросил Тутмос.
   Его тревога была не напрасной. Оба друга тоже поимели небольшое приключение, хотя, казалось бы, нельзя было придумать более невинного занятия, чем сбор пустых кувшинов из-под вина. Сначала всё шло как по маслу. Имхотеп и Нофри наткнулись на пустырь, где обнаружилось внушительное количество брошенной посуды. Судя по всему, здесь было излюбленное место городских пьяниц. Посреди пустыря спал какой-то персонаж, от которого несло винными парами и мочой.
-  Это золотое дно! – воскликнул Имхотеп.
   Они сразу же взялись за дело. Нофри нашёл деревянный ящик, в него оба друга стали складывать подобранные кувшины.
-  Представляешь, если это всё выпил он, - показал студент на спящего.
-  Может, так оно и есть, - усмехнулся Имхотеп. – У нас в Мемфисе ходит один дед, он на спор выпивает залпом целый кувшин. Можно сказать, одним глотком.
-  Да я видел этого деда, - вспомнил Нофри. – Он всё время шляется возле кабака на площади Птаха.
-  Точно.
   Чтобы ускорить дело, они разбрелись в разные уголки пустыря и продолжили сбор посуды. Вдруг откуда-то появился упитанный человек с противным, злобным лицом.
-  Ты что здесь делаешь? – набросился он на Имхотепа. – Это мой участок. Здесь только я собираю кувшины.
-  Нигде не написано, что это твой участок, - ответил писец.
-  Я сейчас это напишу на твоей морде, - промычал незнакомец и сжал кулаки.
   Имхотеп отступил на шаг, чтобы в случае нападения иметь возможность увернуться. Но драке не суждено было случиться. Сзади к незнакомцу тигриными прыжками подлетел Нофри и разбил ему об голову глиняный сосуд. Человек с противным лицом упал на землю, тотчас потеряв сознание.
-  Кувшин жалко, - сказал студент. – Денег стоит.
-  Может, уберёмся отсюда? – спросил Имхотеп.
-  Зачем? Враг повержен. Теперь это наше место. Если этот гад очнётся, я его огрею камнем. Будет долго блуждать в потёмках мироздания.
   Свидетелем этой сцены был некий наблюдатель, а точнее, тайный агент Небра, который стоял на углу примыкающей к пустырю улицы. Беззвучно рассмеявшись, он зашагал прочь. Минут через двадцать господин Небра вошёл в здание местного управления тайной полиции, где направился прямиком к начальнику. Войдя в кабинет, он предъявил свои документы и сразу же спросил:
-  К вам поступал приказ о поисках опасного преступника, сбежавшего из следственной тюрьмы в Фивах?
-  Да, именно такой приказ поступил к нам сегодня, - ответил начальник, разворачивая лежавший на столе папирус. – Преступника зовут Имхотеп, он выдаёт себя за купца по имени Неферкаптах. Он совершил побег при помощи группы лиц, приметы которых здесь указаны.
-  Всё верно, - кивнул Небра. – Можете этот приказ не исполнять.
-  Почему?
-  Все эти люди мертвы. Убиты при невыясненных обстоятельствах. Поиски приказано прекратить.
-  Нам же лучше, - сказал начальник. – Меньше работы.
   Он скомкал папирус и бросил его в корзину для мусора. 

                7

   В восемь часов вечера прибыл Пенту со своей подругой Сатипи. Нофри издалека заметил его фигуру, застывшую возле борта корабля, и, несмотря на расстояние, сразу узнал подпольщика.
-  Это он? – спросила Та-бес. Она сама вызвалась сопровождать студента, объяснив своё решение тем, что не хочет сидеть в четырёх стенах гостиницы.
-  Он, - с уверенностью сказал Нофри и для убедительности помахал рукой. Пенту поднял руку в ответ.
-  Да, это он, - согласилась танцовщица.
   Как только судно подошло к пристани, подпольщик перемахнул через борт и спрыгнул на берег.
-  Где наша барка? – задал он вопрос с нотками удивления в голосе.
-  Угнали, - произнёс Нофри.
-  Как угнали? Кто?
-  Матросы, которых мы наняли в Абидосе.
-  Проклятье, - выругался Пенту. – Как же мы отправимся дальше? Я нанял это судно только до Атрибиса. Погодите, я попробую договориться.
  Он быстро взобрался на борт корабля и направился к приземистому пожилому капитану, с которым вступил в эмоциональный диалог. Сначала капитан отрицательно мотал головой, скорчив недовольную гримасу, но Пенту удалось его уговорить, посулив хорошие деньги.
-  Всё в порядке, - заявил подпольщик, снова спрыгнув на пристань. – Где остальные?
-  В гостинице, - сказал Нофри.
-  Зовите их сюда. Мы немедленно отплываем.
-  К чему такая спешка? – спросила Та-бес.
-  У нас мало времени, - повернулся к ней Пенту. – Мы с Нофри должны отправиться в мёртвый город Ахетатон.
-  Зачем? – глаза танцовщицы расширились.
-  Подполье приняло решение перепрятать Эхнатона в связи с возникшей опасностью. Нам необходимо подготовить тело для транспортировки.
-  Я всё поняла, - промолвила Та-бес. – Хотите, я сбегаю, позову остальных?
-  Сделай одолжение, - ответил Пенту.
   Танцовщица ушла. Вскоре она вернулась на пристань, приведя с собой всю компанию.
-  Почему я должна куда-то тащиться на ночь глядя? – недовольно спросила Табуба. – Что, нельзя подождать до утра?
-  Можно, - сказал Пенту. – Но тогда тебе придётся самой нанимать корабль, потому что мы отправляемся сейчас. У нас нет времени.
-  А что случилось?
-  Срочное дело.
-  Что за дело?
   Лицо Пенту стало каменным.
-  Этого я не могу сказать. Но дело такое, что от него зависит жизнь очень многих людей. Ты с нами или остаёшься?
   Табуба несколько секунд раздумывала.
-  Я с вами, - произнесла она, немного смягчившись. – Всё какие-то тайны. Что за тайны?
   Пенту помог ей подняться на борт. Вся компания влезла на судно, после чего матросы оттолкнулись вёслами от пристани и стали поднимать парус.
-  Вы привезли мои вещи? – спросила Табуба.
-  Конечно, - ответил Пенту. – Они в трюме.
-  Ну, хорошо, - успокоилась хозяйка публичного дома и, встав рядом с Менепой возле борта, направила взгляд на уплывающий город.
   Через час пути Нофри заметил в западных прибрежных зарослях брошенную барку. Это был корабль Табубы. Вероятно, воры побоялись, что за ними пустится в погоню полиция, разделили добычу, а потом разбежались в разные стороны.
-  Давай к берегу, - сказал Пенту капитану.
   Изломанный тростник вокруг брошенного судна стелился под разными углами, словно свалявшаяся шерсть какого-то животного. Над зарослями висела слабая дымка тумана, создавая впечатление, что нагретая за день река выпускает пары. Барка была привязана к растущему возле воды дереву – наверное, у воров не хватило сообразительности пустить её вниз по течению, чтобы сбить с толку любого преследователя. С шелестом сминая тростник, корабль беглецов подошёл достаточно близко. Менепа первым перепрыгнул на палубу покинутой барки. Он сразу же увидел возле борта мёртвое тело гребца. Покойник лежал на боку, в той самой позе, в которой его настигла смерть – видимо, воры даже не пытались его перевернуть. В его шее, прямо под ухом, торчала роковая стрела.
-  Я его всё-таки укокошил, - мрачно произнёс Менепа.
   На палубу барки перебрались Нофри и Тутмос.
-  Не думаю, что эти ублюдки сильно расстроились из-за смерти своего приятеля, - заметил студент. – Им досталась его доля.
   Матросы на другом корабле столпились возле борта, с интересом разглядывая мертвеца.
-  Ну что глаза вылупили?! – прикрикнул на них капитан. – Ну-ка, живо по местам!
   Он обратился к Пенту:
-  Вы перейдёте на это судно?
-  Да, - ответил тот.
-  Тогда мы возвращаемся в Абидос. И запомни, сынок, я ничего не видел, и моя команда ничего не видела. Не люблю иметь дело с полицией.
-  Спасибо, - сказал Пенту и пожал капитану руку. – Только помогите нам вытащить барку на середину реки.
   Тем временем Менепа выдернул стрелу из шеи гребца и, приподняв мёртвое тело, сбросил его в воду. Покойника потащило течение, но он тотчас застрял в густом тростнике. Женщины смотрели на него с содроганием.
   Нофри слез на берег, развязал канат, а матросы перенесли из трюма на барку багаж Табубы, который состоял из семи сундуков. Уже позже, когда корабль на буксире вытащили из тростникового плена, хозяйка публичного дома открыла один сундук, извлекла из него пять кувшинов дорогого вина и в знак благодарности презентовала всей команде. Её жест вызвал бурное одобрение. Пенту поднял парус, и оба судна разошлись в разные стороны.
-  Западный ветер нам очень кстати, - сказал подпольщик, взявшись за рулевое весло. – Обойдёмся какое-то время без гребцов. Пока есть ветер, пойдём по реке без остановок. Будем по очереди стоять у руля. Чем быстрее прибудем на место, тем лучше.
-  Куда вы собрались? – спросил Менепа.
-  В Ахетатон.
-  В мёртвый город?
-  Да.
   Никто из них не заметил, как из тростника, растущего на другой, восточной стороне реки, вышел корабль, нанятый господином ***фхором. Погнавшись за баркой, которую увели гребцы, полицейский слишком поздно понял свою ошибку, обнаружив, что беглецов на палубе нет. Он видел, как матросы делили украденное золото (***фхор догадался, что они заняты дележом, прислушавшись к их громким восклицаниям). Сначала он хотел вернуться в Атрибис, но подумал, что найти в одиночку беглецов в незнакомом городе будет весьма затруднительно. Тогда он решил пристать к другому берегу и подождать. Существовала вероятность, что колдуны начнут разыскивать свою барку. В противном случае он готов был признать, что его слежка закончилась полным провалом. Но боги вознаградили его за усердие, и, воздав им похвалу, полицейский снова приступил к делу.
   К тому времени Нил уже накрыла вечерняя синева. Пенту управлял рулём вполне профессионально; повинуясь его твёрдой руке, судно шло по прямой линии, почти не виляя. Он толково уклонялся от встречных кораблей, правильно выбирая угол поворота, чтобы при этом не потерять ветер. С запада надвигались кучевые облака.
   Посмотрев на небо, Пенту сказал:
-  Ночь будет тёмная.
   Встречных судов становилось всё меньше, и с наступлением сумерек не стало совсем. По просьбе подпольщика Нофри зажёг установленный в носовой части  светильник, к которому вертикально крепилось бронзовое зеркало. Этот своеобразный прожектор позволял вести барку даже в кромешной тьме. Пришедшая ночь, в самом деле, была темна. На корабле ***фхора капитан приказал зажечь огонь, но полицейский категорически запретил это делать.
-  Как же я поведу судно? – раздражённо спросил капитан. – Темень такая, что хоть глаз выколи.
-  Ориентируйся на свет барки, которую мы преследуем, - проворчал ***фхор. – Если мы зажжём огонь, они нас заметят.
   В два часа после полуночи уставшего Пенту сменил у руля Менепа. Ночное управление судном требовало повышенного внимания и очень сильно изматывало. На рассвете на место дембеля встал студент Нофри. Дул умеренный ветер, уже не такой сильный, как накануне, но достаточно ровный. Небо начало проясняться. За пару часов облачность развеялась окончательно, и наступил  солнечный день. В связи с тем, что Пенту решил не причаливать к берегу, путешественникам пришлось питаться финиками и вяленым мясом, запас которого подпольщик привёз из Абидоса. От этого мяса у Имхотепа внезапно случилось расстройство желудка, и он несколько раз бегал в корабельный сортир под палубой, пока служанка Табубы не приготовила какое-то снадобье из лекарственных трав. Выпив зелье, писец почувствовал себя гораздо лучше, резь в животе прошла, и к обеду он уже был вполне здоров, но от мяса всё-таки отказался, довольствуясь одними финиками. Его попробовали поставить у руля, однако Имхотеп не имел никаких навыков кораблевождения, и чуть было не потерял ветер, поэтому из этой затеи ничего не вышло. Зато Тутмос справился с обязанностями рулевого превосходно, словно всю жизнь только этим и занимался. Он быстро освоился со всеми тонкостями управления судном, ощущая малейшее изменение курса. Табуба уже не сидела затворницей в своей каюте. К удивлению всей компании, она разделила общую трапезу, хотя выглядела немного скованной. Она была в новом платье, которое достала из своего багажа: пять её сундуков были заполнены нарядами, ибо Табуба имела обыкновение менять их каждый день, в шестом хранилась парфюмерия, а в седьмом лежали кувшины с вином. Как ни странно, она не выразила недовольства скудным рационом, что было бы вполне естественно при её снобизме.
   За городом Ассиутом начался сложный отрезок пути. В этих местах встречались песчаные отмели, так что приходилось всё время быть начеку. За руль снова встал опытный Пенту, а Менепа на носу барки промерял глубину длинным шестом. Около девяти часов вечера путешественники увидели развалины Ахетатона. Судно подошло к пристани, преодолев за сутки расстояние почти в двести километров.
-  Здесь мы с Нофри вас покинем, - сказал подпольщик. – Не знаю, доведётся ли ещё раз увидется, но на всякий случай прощайте. 
   Менепа с недоверием посмотрел на мёртвый город.
-  Мрачное место, - заметил он. – Я чую какую-то опасность. До утра мы всё равно никуда не поедем, так что я, пожалуй, пойду с вами.
-  И я пойду, - подхватил Имхотеп.
-  Идти, так всем, - рассудила танцовщица Та-бес. – Лучше держаться вместе. Впрочем, если кто-то не хочет, может оставаться на барке, - она взглянула на Табубу.
-  Думаете оставить меня одну? – усмехнулась хозяйка публичного дома. – Не надейтесь. Я иду с вами. Захватите сундук с вином. Будет, чем скрасить ужин.
-  Вот это дело, - потёр ладони Тутмос.
   Пенту для надёжности бросил в воду якорь и, спрыгнув на пристань, привязал канат к тумбе кнехта.
«Вот уж не думал, что придётся провести здесь ночь», - подумал Имхотеп, с трепетом в душе обозревая развалины.
   Подпольщик влез на палубу, достал из холщовой сумки кожаный пояс, на котором впритык друг к другу, будто металлические зубы, висели вставленные в петли метательные ножи.
-  Моё любимое оружие, - ответил он на немой вопрос Тутмоса. – Мало ли что.
   Сборы были недолгими. Через пять минут путешественники вошли в мёртвый город. Трудно описать, что испытывают люди, оказавшись в подобных местах – это можно только почувствовать. Разрушенные дома излучали мистический ужас, напоминая полусгнившие трупы. Хриплое завывание ветра походило на предсмертные стоны, и от этого звука бежали мурашки по коже. Невозможно было смотреть без содрогания, как некогда прекрасные здания, в которых била ключом человеческая жизнь, превратились в бесформенную груду камней и казались теперь могильными холмами. Отдельные постройки ещё сохраняли свой прежний вид, но их тоже коснулась разрушительная сила времени, выраженная в безобразном узоре многочисленных трещин. Всепроникающий песок поглощал развалины, грозя окончательно укрыть их от человеческих глаз. На улице, усеянной обломками колонн и статуй, путники увидели стаю гиен. Почуяв приближение людей, животные насторожились и подняли остроконечные морды. Они дружно показали клыки, при этом грязная пятнистая шерсть на их спинах вздыбилась колом. Раздалось угрожающее рычание.
-  А ну пошли отсюда! – крикнул Нофри, нагнулся, схватил первый попавшийся камень и бросил его в стаю.
   Гиены разбежались, подбрасывая на ходу короткие задние лапы.
-  В этом городе бывают гости и пострашнее, - сказал Пенту. – В прошлом году один из наших убил здесь льва.
   Путешественники невольно посмотрели по сторонам.
-  Очень мило, - буркнула Табуба. – Надеюсь, мы не станем для кого-то ужином. Кстати, где мы будем ночевать?
-  Увидите, - загадочно ответил Пенту.
   Компания миновала улицу и вышла на широкую площадь, если можно было так назвать пустынный кусок земли, вокруг которого громоздились разрушенные строения. Один из домов в дальнем углу очень хорошо сохранился. Он высился как нетронутый островок среди всеобщего хаоса, словно милостивые боги взяли его под свою защиту. Пенту повёл своих спутников прямо к этому зданию.
-  Вот мы и пришли, - объявил он, остановившись перед входом. Здесь даже имелась дверь, возможно, установленная недавно, так как петли были новыми.
-  Когда-то это был очень красивый город, - произнёс Пенту, и в его словах послышалась печаль. – Говорят, его построили всего за три года. Этот дом – то немногое, что от него осталось.
-  За три года? – удивился Тутмос. – А что здесь было раньше?
-  Ничего. Голая равнина. Эхнатон специально выбрал это место, чтобы быть подальше от жрецов.
   Пенту отворил дверь, приглашая всех внутрь. Путники переступили порог с очень странным чувством, что сейчас соприкоснутся с чем-то таинственным. Они оказались в большом зале с высоким потолком. Вдоль правой стены стояли раскарашенные статуи каких-то людей в натуральный рост: четырёх мужчин и трёх женщин. Изваяния выглядели как живые – тот, кто их создал, был настоящим мастером. Посмотрев налево, Тутмос увидел ещё две скульптуры, которые потрясли его до глубины души. То были мужчина и женщина. Позади них поблёскивали  бронзовыми листами запертые створки ворот. Мужчина имел очень необычную фигуру с широкими бёдрами и выступающим животом. Его рост составлял четыре с лишним метра. Царская корона, венчавшая его голову, почти касалась потолка, сложенные на груди руки держали символы власти: плеть и скипетр «хега». Но самым поразительным было его лицо. Остановив на нём взгляд, Тутмос испытал шок. Сомнений не было. Именно это лицо явилось арфисту в том удивительном ночном видении. Женщина была ниже, но тоже очень высокой, приблизительно три с половиной метра ростом. Скульптор изваял её обнажённой. Её тело имело выступающий живот, широкие бёдра и тонкую длинную шею. У неё было очень красивое лицо.
-  Это фараон Эхнатон и его супруга Нефертити, - сказал Пенту. – В этих скульптурах нет никакого преувеличения. Они так выглядели на самом деле. Абсолютное портретное сходство. Во времена Эхнатона художники и скульпторы должны были изображать только правду, невзирая на то, нравилось ли это кому-то или нет. Таков был закон.*
-  Они что, были такими огромными? – спросила Табуба.
-  Да, это их настоящий рост, - уверил её Пенту. – Я понимаю, что в это трудно поверить, но это так. Эхнатон и Нефертити не были обычными людьми.
-  А кем они были? - поинтересовался Имхотеп.
-  Потомками тех, кто прилетел к нам с далёкой звезды Сотис. Они должны были оставить величайшие знания, но для этого им надо было иметь власть, иначе бы их немедленно уничтожили. Люди этой расы обладают невероятно высоким уровнем сознания, намного выше человеческого. Им никогда не придёт в голову кого-то убивать ради куска жёлтого металла или захватывать власть ради собственного тщеславия.
-  Как же они стали правителями? – спросил писец.
-  Это осталось тайной, которую знал только фараон Аменхотеп Третий, мнимый отец Эхнатона. Возможно, ему вручили необычного ребёнка люди со звезды Сотис, которых он принял за богов. Но это всего лишь предположение.
-  А что с ними стало? – спросила Табуба.
-  Эхнатон был отравлен, а его жена Нефертити сбежала из Египта. Дальнейшая её судьба неизвестна.
-  Какой печальный конец, - вздохнула Табуба. – В жизни всегда побеждает зло.
-  Зло находится в человеческих головах, - ответил Пенту. – Оно побеждает только само себя. Человеку предлагают божественный нектар, а он разбивает драгоценный сосуд и пьёт собственные нечистоты. Вот и вся победа.
   К подпольщику подошла Та-бес, тихо спросила:
-  А где тело Эхнатона?
-  Здесь. В подвале этого дома, - сказал тот шёпотом.
-  Хотелось бы увидеть. Хоть одним глазом. Я столько о нём слышала. Иногда мне кажется, что это просто легенда.
-  Эхнатон существует. Я покажу тебе его тело, но только не сегодня.
   Между тем Менепа оторвал свой взор от статуй и внимательно осмотрел зал. Благодаря окнам в каждой стене, расположенным гораздо выше человеческого роста, помещение было хорошо освещено, даже в этот вечерний час. Каменная лестница в углу вела на крышу – она заканчивалась квадратным отверстием в потолке, прикрытым деревянным люком.  В зале была ещё одна дверь, как раз напротив входа, и дембель направился к ней.
-  А там что? – спросил он.
-  Пристройка, - пояснил Пенту. – Что-то вроде кладовой. Раньше в этом доме была мастерская скульптора. В зале изготавливали статуи, а в пристройке хранили инструменты и прочие приспособления.
-  Можно посмотреть?
-  Смотри.
   Менепа открыл дверь и вошёл в комнату с узкими окнами, набитую всевозможными предметами: лестницами, столами, табуретками, затвердевшей глиной, бронзовыми инструментами, светильниками, кувшинами, прямоугольными балками для постройки лесов и ещё множеством мелких вещей. Его внимание привлёк большой ящик, в котором хранился целый военный арсенал.
«Это вряд ли принадлежало скульптору», - подумал бывший солдат.
   Менепа вытащил из ящика кривой меч, потрогал указательным пальцем лезвие. Клинок был хорошо заточен. Помимо груды холодного оружия здесь лежало ещё два десятка луков, к которым прилагался запас деревянных стрел, связанных пучками, словно охапки хвороста. Положив меч на место, дембель вернулся в зал.
-  Я осмотрю окрестности, - сообщил он, направляясь к каменной лестнице. Поднявшись по ступенькам наверх, он толкнул руками люк и выбрался на крышу.
В былое время здесь натягивали навес – от него остались только углубления для столбиков – и в его тени устраивали пирушки на свежем воздухе. Плоскую площадку по всему периметру огораживали кирпичные бортики, чтобы кто-нибудь в подпитии случайно не свалился вниз.
-  Очень хорошо, - пробормотал Менепа. – То, что надо.
   Почти все соседние здания были сильно разрушены, будто по городу пронёсся ураган невиданной силы. Дембель подошёл к краю крыши, положил руки на ограду и придирчиво оглядел площадь. Внезапно он услышал шум. Где-то неподалёку с характерным стуком упали обломки кирпича. Менепа резко повернул голову.
В проёме единственного окна на высоте третьего этажа наполовину развалившегося дома, расположенного шагах в тридцати, он заметил мелькнувший силуэт человека. 

                8

   Пенту зажёг светильник, принесённый из кладовки. Масло хранилось там же в большом пузатом кувшине. Пора было ужинать. Тутмос запер на засов входную дверь, Имхотеп с Нофри притащили стол и табуретки. Не успели они расставить мебель, как с крыши спустился Менепа.
-  У нас гости, - произнёс бывший солдат.
-  Хищники? – спросил Пенту.
-  Нет. Я видел какого-то человека. Мне не удалось его разглядеть, он быстро спрятался.
-  Я же говорил, что за нами следят, - сказал Нофри. – Можно устроить на него облаву.
   Менепа категорично охладил его пыл:
-  Мы не будем этого делать. Человек может быть не один. Вдруг он только и ждёт, чтобы мы вышли из дома. Совершенно ясно, что он явился сюда не с добрыми намерениями. Я чувствую, что дело гораздо серьёзней, чем кажется. Моё чутьё меня ещё ни разу не подводило. Давайте предположим самое худшее.
-  Что именно? – спросил Тутмос.
-  Предположим, что на нас нападут. Я осмотрел дом. Это настоящая крепость. Залезть в окна без лестниц невозможно. Разбить ворота очень тяжело – они обиты бронзой. Единственное слабое место – это дверь. Пяток человек при помощи бревна сорвут её с петель с одного-двух ударов. Поэтому лучше всего обороняться на крыше. В кладовке я видел целый арсенал оружия. Запаса стрел хватит, чтобы отразить атаку двух сотен человек. Нофри, ты умеешь стрелять из лука?
-  Стрелять-то умею, но не всегда попадаю, - отозвался студент.
-  Сатипи очень хорошо стреляет, - сказал Пенту.
   Все посмотрели на служанку.
-  Я никогда не стреляла в людей, - призналась та смущённо.
-  Это несложно, - махнул рукой Менепа. – Нужно только сильно разозлиться. И тогда ты забудешь, что перед тобой люди. Тутмос, а ты умеешь стрелять?
-  В детстве стрелял, если помнишь.
-  Помню. Из самодельных луков. Боевой лук – это совсем другое. Без должного умения ты толком тетиву не натянешь.
   Бесспорно, это было так. Менепа не преувеличивал. Управляемый только мускульной силой, при всей своей простоте лук в умелых руках превращался в очень грозное оружие, настоящую машину смерти. Хороший стрелок бил из него на пятьсот шагов, выпуская при беглой стрельбе по 12, а то и по 15 стрел в минуту. Что касается убойной силы этого нехитрого устройства, то достаточно вспомнить, как во времена средневековья  лучники при помощи стрел с тяжёлыми стальными наконечниками пробивали со ста шагов рыцарские доспехи (из большого английского лука с двухсот шагов). До восемнадцатого века лук успешно конкурировал даже с огнестрельным оружием, имея всего лишь один существенный недостаток: любого крестьянина можно было научить палить из аркебузы или мушкета всего за два месяца, но чтобы хорошо научиться стрелять из лука, требовались годы упорных тренировок.
-  На нас что, уже напали? – прервала их Табуба, открывая сундук с вином.
-  Пока нет, - сказал Тутмос.
-  Тогда давайте ужинать. Обязанности можно распределить потом.
   Трапеза прошла почти в полном молчании. Каждый был погружён в свои мысли, и даже вино не притупляло ощущение близкой опасности.
-  А может, мы всё преувеличиваем? – нарушил тишину Имхотеп. – Ну, следит за нами какой-то гамадрил из тайной полиции, ну и что? Если бы они захотели нас повязать, сделали бы это ещё в Атрибисе.
-  В том то и дело, - задумчиво проговорил Менепа. – Я сразу это понял. Тот, кто за нами следит, преследует совсем другие цели. И меня это очень настораживает. Поэтому я предлагаю поступить так. Мы оставим в зале горящий светильник, а сами отправимся спать на крышу. Если кто-то попытается вломиться ночью в дом, найдёт здесь только эти статуи. А у нас появиться возможность дать ему достойный отпор.
-  Очень разумно, - согласился Пенту. – Осторожность никогда не помешает.
-  Тогда давайте подготовимся к обороне, - сказал Менепа. – Нам потребуются столы в количестве четырёх штук, масло и крепкая верёвка. Циновки здесь есть?
-  Имеются, - кивнул подпольщик.
-  Значит, будет, на чём спать. Ну, что, за дело.
   Члены компании оторвались от своих табуретов и в течение пятнадцати минут перенесли всё вышеупомянутое на крышу. Менепа сразу же распределил боевые посты. Южная сторона дома досталась Нофри, как наименее опытному стрелку – вероятность нападения отсюда была минимальной в связи с тем, что нагромождение развалин в этой части местности создавала большие трудности для передвижения возможного противника. Западную стену, к которой примыкала пристройка, должен был оборонять Пенту. С этой стороны стоял тот самый полуразрушенный дом, где был замечен силуэт незнакомца. Враг мог использовать здание как укрытие и вести оттуда обстрел. Восточную сторону с входной дверью Менепа поручил Сатипи, предложив ей в помощники Имхотепа и Тутмоса. Самую опасную, северную стену с видом на площадь дембель оставил себе. Прежде, чем лечь спать, он велел каждому стрелку поставить возле ограды столы перпендикулярно крыше, чтобы использовать их в качестве щитов, и обломать верхние ножки.
-  Теперь порядок, - удовлетворённо сказал Менепа, осмотрев позиции. Он улёгся на циновку, положил справа от себя меч, слева лук, и, зевнув, закрыл глаза. Война научила его сразу же погружаться в сон, причём его слух продолжал улавливать звуки, словно жил отдельной жизнью. Вокруг становилось темнее. В развалинах всхлипывал ветер, напевал страшную колыбельную мёртвому городу, похожую на погребальное песнопение. И вдруг раздался леденящий душу хохот.
-  Что это? – спросил Имхотеп, чувствуя, как сердце убегает в пятки.
-  Это гиена, - приоткрыл глаза Менепа. – С непривычки звучит жутковато. Особенно в таком невесёлом месте.
   Он громко зевнул и снова провалился в мир сновидений.
   Свет восходящего солнца проник ему сквозь веки назойливой краснотой. Менепа приподнял голову, первым делом огляделся. Его спутники спали на своих циновках. Он схватил кувшин с водой, сделал несколько глотков, затем встал, взял оружие и подошёл к бортику крыши. На площади стоял бритоголовый человек в жреческом одеянии, опираясь на посох. Его одинокая фигура на широком открытом пространстве казалась совсем безобидной. Менепа протёр глаза. Без сомнения, жрец его заметил, потому что сразу поднял левую руку.
«С чего это он меня приветствует?» - подумал дембель, но секунду спустя, понял, что ошибся. Раздался топот множества ног, и на площадь вышел отряд вооружённых людей. Их было не меньше сотни.
-  Гарнизон, подъём! – крикнул Менепа, не оборачиваясь. Позади него зашевелились, зашуршали циновками. Сонный голос Пенту спросил:
-  В чём дело?
-  Боевая тревога. Все по местам.
   Отряд на площади остановился позади жреца. К Менепе подошёл Пенту, присвистнул от увиденного.
-  Как думаешь, сколько продержимся? – спросил подпольщик.
-  Пока не знаю. Смотря, что за бойцы. У них нет ни щитов, ни лестниц. Так что ещё повоюем. Что это за пёс в жреческой одежде?
-  Второй пророк храма Сета. Ужасная тварь.
-  Послушайте меня внимательно! – прокатился по площади голос Неферабета. – Я взываю к вашему благоразумию, потому что не хочу проливать вашу кровь! Мне нужно тело мёртвого человека! Вы знаете, о ком идёт речь! Я предлагаю  договориться! Вы отдаёте мне тело, и я отпускаю вас на все четыре стороны! Если хотите, я могу дать вам золото! Сколько пожелаете!
   Менепа заговорил в ответ:
-  Если ты думаешь, что у нас здесь лавка, в которой торгуют покойниками, то ты ошибся! Тебе нужен мертвец?! Ступай на кладбище! Уж не знаю, что ты с ним будешь делать, может быть насиловать, но, честно говоря, и знать не хочу! А насчёт кровопролития я бы посоветовал тебе придержать язык! Потому что если я разозлюсь, то не ждите никакой пощады! Не пройдёт и часа, как все твои козлы превратяться в трупы! Но я ещё не такой жестокий, как мои друзья! Поэтому я предлагаю тебе немедленно вставить ноги и бежать отсюда быстрее, чем ветер! Это даст тебе возможность продлить свою собачью жизнь и умереть в собственной постели! Ты хорошо меня понял?!
   Жрец подал знак. Первые два ряда его воинов выдвинулись вперёд, сомкнулись, заслонив Неферабета живой стеной, и подняли луки.
-  К бою! – скомандовал Менепа. Он резко присел, укрывшись за кирпичной оградой. Пенту плюхнулся на крышу. Через мгновение над ними прогудели пролетевшие стрелы. Подпольщик вскочил на ноги, бросился к своей позиции. Менепа скользнул за дощатый щит и, прежде чем был выпущен второй залп, метким выстрелом уложил одного из противников в центре ряда. Тактика атакующих была очень проста. Треть отряда стояла неподвижно, ведя непрерывный обстрел, в то время другая часть разделилась пополам и начала обходить дом с обоих флангов. Поставленный набок стол, за которым прятался Менепа, превращался в колючего дикобраза. Дембель чётко выбирал моменты между залпами и поражал вражеских лучников одного за другим. В течение минуты он подстрелил шестерых. Разозлившись, враги стали осыпать его стрелами вразнобой, но Менепа тут же сменил тактику и, передвигаясь на четвереньках вдоль ограды, отвечал им неожиданными выстрелами из разных точек. Всё это напоминало игру в прятки. Почти каждая стрела Менепы попадала в цель – в полку Амона он был одним из лучших стрелков. За три минуты боя противник потерял одиннадцать человек.
   Между тем оба отряда, нападающие с флангов, постепенно подбирались к дому, используя развалины в качестве укрытия. Сатипи видела приближающиеся фигуры и, сжимая лук влажными от нервного состояния руками, не решалась выстрелить.
-  Ну, что ты медлишь? – спросил её Тутмос. – Стреляй.
-  Сейчас, - вздохнула она, стараясь подавить в душе страх перед убийством человека. 
   Сидевший на корточках возле бортика Имхотеп запалил факел. Перед ним стоял наполненный маслом медный таз, в котором когда-то месили глину. Внизу находился вход в здание. Видя, что служанка медлит, Тутмос кое-как натянул тетиву запасного лука. Стрела полетела неизвестно куда, но его пример подействовал на Сатипи, и та выстрелила, убив точным попаданием в сердце одного из нападавших.
-  Ой! – вскрикнула служанка.
   Убитый упал навзничь на груду камней. Тутмос, схватив Сатипи, сильным рывком затащил её за деревянный щит. Вокруг зажужжали стрелы.
-  Делай, как Менепа, - сказал арфист. – Я их буду отвлекать.
   Сатипи зажала в кулаке несколько стрел, нагнувшись, двинулась вдоль ограды короткими шагами. В тот же момент человек десять врагов отделились от своего отряда и побежали к дому. Один из них получил стрелу в живот, выпущенную приподнявшейся из-за бортика служанкой, однако остальным удалось достигнуть двери. Они сгрудились перед входом и принялись рубить деревянные доски мечами и секирами.
-  Имхотеп, давай! – скомандовал Тутмос.
   Вспыхнуло подожжённое масло. Подняв за ручки таз, оба друга выплеснули горящую жидкость за ограду. Внизу раздались душераздирающие вопли. Четверо атакующих превратились в пылающие факелы, а их приятели, получив ожоги, бросились назад. Одного из убегающих подстрелила Сатипи, вогнав ему стрелу между лопаток. Первая атака была отбита. Взбешенные враги открыли беспорядочную стрельбу, уже не решаясь приблизиться к зданию.
   Отряд, который подходил с западной стороны, попытался занять полуразрушенный дом. Противникам пришлось преодолевать завалы из камней и битого кирпича. Кто-то из них наступил на змею и был тотчас укушен: его предсмертный, полный ужаса и боли крик чуть было не заставил остальных повернуть обратно. Следом за ним отправился в царство мёртвых ещё один воин - просвистевшая в воздухе стрела опрокинула его на камни. Смерть прилетела из лука Пенту, внимательно наблюдавшего за передвижением отряда. Его обстреляли, но подпольщик успел укрыться, присев на корточки. Враги поспешили к полуразрушенному дому, спотыкаясь на осыпающихся кирпичах и опасаясь коварных змей. Пенту снова высунулся, ранил в бедро очередного неприятеля. Взревев от боли, тот отстал от своих товарищей и с трудом заковылял в обратную сторону. Здание, к которому стремились атакующие, имело всего две  сохранившиеся смежные стены и часть пола на уровне третьего этажа, к которому примыкала лестница. Поднявшись наверх, можно было обстреливать через окно людей на крыше осаждённого дома, словно с неподвижной осадной башни. Это окно представляло самую большую опасность с западной стороны, поэтому перед Пенту стояла задача держать его под постоянным прицелом. Увидев, что враги достигли стен строения, подпольщик встал за свой щит и приготовился. В окне появилась фигура человека. Пенту выстрелил. Послышался вопль, фигура исчезла. Вслед за этим возникли двое. Подпольщик едва успел спрятаться. Одна стрела воткнулась в доску, вторая пролетела мимо и чуть не попала в Тутмоса на другой стороне крыши. Пенту прислонил к щиту лук, вытащил из пояса два ножа, шагнул вправо и метнул их один за другим в окно, уложив обоих противников.
   Все эти события происходили почти одновременно. К этой минуте Менепа вывел из строя уже тринадцать человек. Загрохотал барабан, и враги на площади стали поспешно отходить к восточным развалинам, где соединились с другим отрядом. Захватить здание сходу им не удалось. Десять человек были убиты, шестнадцать получили ранения, большинство из которых оказались тяжёлыми.

                9

   Передышка длилась недолго. Менепа подозвал Имхотепа и Тутмоса и сказал:
-  Нужно укрепить дверь внизу. Завалите её балками из кладовки и прочим барахлом, а потом всё это облейте маслом. Сделаете?
-  Сделаем.
   Пока они спускались вниз, унося с собой  наполненный маслом таз, Менепа перетащил стол со своей позиции к восточной стороне, где поставил оба щита рядом, оставив между ними щель, сквозь которую можно было стрелять из лука. То же самое он велел сделать Нофри у западной стены. Обе конструкции располагались друг напротив друга и таким образом создавали зону, непроницаемую для вражеских стрел. Всё это время Пенту не спускал с окна глаз.
-  А нам что делать? – спросила Табуба, имея в виду себя и танцовщицу Та-бес. Во время боя они сидели на циновках, боясь пошевелиться.
-  Что делать вам? – призадумался дембель. – Пожалуй, молиться.
   Он подошёл к Пенту, тихо произнёс:
-  Если станет совсем туго, нужно будет спустить женщин по верёвке на землю. У них хотя бы появится возможность затеряться среди развалин. Сейчас вся эта свора попрёт в атаку. Вояки они дерьмовые, но их слишком много. Нам бы ещё десяток хороших стрелков, мы бы их всех перебили. Нофри, встань здесь, поможешь Пенту.
-  Хорошо, - согласился студент.
   На площади стонали раненные. Отступающий отряд оставил их лежать на земле без какой-либо помощи. Те, кто мог передвигаться, пытались уползти с открытого места – плывущее по небосводу солнце вскоре должно было обрушить на них испепеляющий зной.
   Менепа вернулся к восточной стене. Первым делом он изготовил зажигательную стрелу: оторвал от края одежды полоску ткани, намотал вокруг наконечника и окунул в кувшин с маслом.
-  Ты молодец, Сатипи, - сказал он, взглянув на служанку, застывшую в напряжённом ожидании возле щитов. Та по-детски улыбнулась в ответ, но её лицо  выглядело печальным.
-  Всё будет нормально. Мы справимся, - подбодрил её Менепа.
   Из люка вылезли Тутмос и Имхотеп с пустым тазом, направились на своё место.
-  Мы навалили перед дверью всё, что только может гореть, - сообщил арфист.
   И тут загремел барабан.
-  Начинается, - со злостью промолвил дембель.
   С западной стороны раздался свист – судя по всему, так враги сообщали друг другу о своей готовности. Развернувшись боком, Менепа встал около края щита. Между остатками рухнувших стен появились фигуры атакующих. Они двигались быстрым шагом, подняв луки в боевое положение. Менепе приходилось всё время щуриться, поскольку светившее с востока солнце слепило глаза, размывая силуэты противников. Когда вражеский отряд подошёл на расстояние ста пятидесяти шагов от дома, он выстрелил. Один из воинов подогнул ноги, упал сначала на колени, а потом вниз лицом. Мелькнули чёрными точками ответные стрелы, рассекли воздух над головой. Сатипи стреляла сквозь щель между щитами. Сложная местность мешала неприятелям двигаться быстрее – для защитников здания они были отличными мишенями. Служанка хорошо прицелилась и сразу же попала во врага, пронзив его тело немного ниже ключицы. Воин вскрикнул, и Сатипи показалось, что она разглядела перекошенное от бешеной злобы лицо. Наступающий отряд поднимал дымящуюся пыль. Менепа и его напарница выпускали одну стрелу за другой, стремясь уложить как можно больше атакующих. Люди падали на землю, будто брошенные мешки. Враги стреляли в ответ, но делали это на ходу, что ощутимо сказывалось на их меткости. К тому же им приходилось периодически смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, и, пройдя треть пути, они опустили свои луки. Краем глаза Менепа заметил, что несколько человек несут к дому деревянный обломок то ли храмовых, то ли дворцовых ворот – достаточно широкий, чтобы под ним можно было укрыться от стрел и горящего масла. По всей видимости, эту штуковину они обнаружили среди развалин. И Менепа понял, что на этот раз им удасться сломать дверь.
   В это время на западной стороне крыши происходили другие события. Пенту с заряженным луком смотрел сквозь щель на злополучное окно. Внезапно раздался удар, правый щит пошатнулся и сдвинулся одним краем вовнутрь. Нофри навалился на него плечом, пытаясь выровнить, но тут же от следующего удара перекосился левый щит. Пенту сообразил, что их обстреливают камнями. Он посмотрел вниз и увидел, что возле полуразрушенного дома стоят люди и старательно раскручивают пращи. Навалившись на стол всем телом, Пенту прижал его к кирпичному бортику. Метательные снаряды забарабанили по доскам – таким нехитрым способом противник пытался опрокинуть либо разбить щиты. Пенту подумал, что в окне уже стоит парочка лучников, выжидая удобный момент. Он развернулся, прислонился к деревянной поверхности спиной и, согнув в коленях ноги, упёрся ступнями в крышу. Нофри последовал его примеру. Удары болезненно отдавались в мышцах. Доски начали потрескивать.
-  Имхотеп! Тутмос! – позвал Пенту. – Помогите!
   Оба друга немедленно откликнулись на его зов. Спустя секунду они уже были рядом.
-  Подержите столы, - попросил подпольщик. – Сейчас мы этим ублюдкам устроим.
   Тутмос занял его место, и Пенту посмотрел сквозь щель. По краям окна, действительно, стояли двое, развернувшись плечом вперёд, чтобы в них трудно было попасть. С первого взгляда стало ясно, что перестрелка с ними будет непростой. Тогда Пенту направился к большому кувшину с маслом, захватив по дороге другой кувшин с питьевой водой, которую он вылил на крышу. Он заполнил сосуд горючей жидкостью, оторвал кусок одежды, затолкал тряпку в горлышко вместо пробки, предварительно хорошенько намочив, а затем подпалил от прислонённого к ограде факела. Пенту действовал очень быстро. Через мгновение оказавшись возле бортика, он с силой метнул кувшин в подоконник. Оконный проём утонул в разлетевшемся пламени. Из огня вырвался ужасный вой, шарахнулся в глубину человеческий силуэт, но дальше Пенту уже не смотрел. Он и так знал, что там происходит. В тот же миг с восточной стороны донеслись ликующие крики. Это могло означать только одно: наступающий отряд подобрался к дому. За то время, которое враги потратили на преодоление расстояния, они потеряли убитыми и ранеными девятнадцать человек. Оказавшись под стенами, они выпустили тучу стрел, так что Менепа и Сатипи вынуждены были отступить от края крыши.
   Пенту и Нофри не обратили на ликующие крики никакого внимания, ибо были заняты методичным отстрелом пращников, пока те не ретировались в свои развалины, оставив на поле боя семь поверженных тел, причём троих продырявил Нофри, что с дистанции в тридцать шагов было не так уж сложно. C восточной стороны доносился монотонный стук: там рубили дверь.
-  Ещё немного, и они ворвутся в дом, - сказал Менепа, облизнув пересохшие губы.
   Под защитой обломка ворот, который удерживали над головой шестеро, двое врагов упорно кромсали секирами крепко сбитые дверные доски. Сверху плеснули горящим маслом – это с риском для жизни сделали Тутмос и Имхотеп, чудом не попавшие под губительный ливень стрел. С сухим треском деревянная поверхность запылала, зачадив едким сизым дымом и быстро нагреваясь. Держать её ладонями становилось невыносимо. Но подрубленные доски уже хрустнули; их вышибли одним ударом, и в двери образовалась дыра. Осталось только отодвинуть засов.
   Однако всё произошло совершенно иначе. Стоя внутри дома на верхних ступенях лестницы, Менепа с хладнокровным спокойствием ждал этого события, и как только оно случилось, отправил горящую стрелу в наваленную перед дверью баррикаду. Человек, собиравшийся открыть засов, истошно завизжал. Взметнувшйся огонь опалил ему руку. Все, кто были у входа снаружи, шарахнулись назад, отбросили в сторону ставший уже ненужным пылающий обломок ворот.
   Неферабет с недовольным лицом наблюдал за происходящим.
-  В дом! – жёстко приказал жрец. – Не можете справиться с жалкой кучкой людишек? Вы ни на что не годитесь! Надо всего лишь открыть задвижку!
   По высохшей от солнца двери побежали языки пламени.
-  Я открою, - вызвался рослый человек с грубыми чертами лица. Он развязал пояс и словно бинт намотал его на левую руку, потом снял кожаную фляжку и облил ткань водой.
-  Боль ничто, - произнёс доброволец с усмешкой. – Главное цель.
   Решительно подойдя к входу и отвернув лицо от нестерпимого жара, он сунул руку в пылающее отверстие. Скрипнул засов. Доброволец шагнул назад; надув щёки, он выпустил струю воздуха на обожжённые пальцы.
-  Вперёд! – скомандовал жрец.
   Колонна из десятка человек накатилась на дверь, оттесняя вглубь горящую баррикаду. Возможно, те, кто находились в первых рядах, не рискнули бы пройти сквозь огонь, но под давлением напирающих сзади, вынуждены были ворваться в здание. Они поплатились за этот поступок вспыхнувшей одеждой, впрочем, на её тушение ушло всего несколько секунд. Помещение заволокло дымом, сильно разъедающим глаза. В его удушливой завесе воины с трудом разглядели лестницу. Задыхаясь от кашля, они пересекли зал и стали подниматься наверх. В потолке открылся люк, появились руки Менепы, вылили полный таз масла, резвым ручьём побежавшего по ступенькам. Следом полетел горящий факел. Люк захлопнулся. Подскользнувшиеся враги кубарем покатились вниз, сшибая друг друга. Их накрыла огненная волна.
   Неферабет уже поднял руку, чтобы дать сигнал к всеобщей атаке, но вдруг что-то случилось. Чей-то тревожный возглас прогремел как удар грома. Жрец повернул голову и замер на месте. Из-за развалин надвигалась плотная толпа вооружённых людей с замотанными лицами. Они были уже относительно близко – увлечённые пылом сражения, воины Неферабета заметили их слишком поздно. Жрец подал знак барабанщику, и тот два раза ударил короткой палкой по натянутой коже, созывая всё войско в единый кулак. Призыв был услышан отрядом на западной стороне, поспешившим на помощь с такой стремительностью, что ни Нофри, ни Пенту не успели выстрелить. Из дома выскочили обожжённые участники атаки в горящей одежде, правда, их число уменьшилось на два или три человека. Их сразу же окатили водой из фляжек. Армия Неферабета лихорадочно выстраивалась в боевой порядок, но сделать это толком так и не успела. Люди с замотанными лицами подступили вплотную и вклинились в неровные ряды. Замелькали сверкающие на солнце мечи. Услышав мелодичный звон бронзовых клинков, защитники здания подошли к краю крыши.
-  Не стрелять! – воскликнул Пенту. – Это наши. Жрец попал в ловушку.
-  Хвала Осирису, - с облегчением произнёс Тутмос. – Ещё бы чуть-чуть, и нам конец.
  Подпольщиков было намного больше, чем людей Неферабета, численность которых к тому времени составляла около шестидесяти человек. Поклонников Сета начали теснить на левом фланге, отрезая от площади. Сражение было ужасным. Все бились с таким остервенением, будто ненавидели друг друга с самого рождения. Отряд жреца медленно отходил вдоль дома к южным развалинам, оставляя за собой только трупы.
-  Мы так и будем стоять в бездействии? – спросил Менепа. – Давайте-ка, поможем разобраться с этой сворой.
   Он зарядил свой лук и выстрелил в гущу врагов, сразив кого-то наповал.
-  Смотрите, жрец уходит, - сказал Пенту. – Нельзя упускать эту сволочь. Его нужно взять живьём.
   В самом деле, часть людей во главе с Неферабетом отделилась от отряда и пустилась в бегство.
-  Верёвку! – рявкнул Менепа.
   Имхотеп немедленно принёс свёрнутый канат с узлами через равные промежутки – его бросили одним концом вниз с южной стороны дома.
-  Держите, только крепко, - попросил Пенту. Он спускался первым, а Менепа, Имхотеп и Тутмос, широко расставив ноги, вцепились в канат мёртвой хваткой. Вышагивая ногами по стене, Пенту быстро достиг земли. Следующим полез дембель, уступив своё место Нофри. Трое друзей удерживали его с трудом – Имхотепу даже пришлось присесть и упереться ногами в бортик.
   Спустившись вниз, Менепа крикнул:
-  Ждите нас здесь! – и отправился с Пенту в погоню.
   Ожесточённое сражение возле дома достигло своего апогея. Оно превратилось в откровенную бойню: обе стороны рубили друг друга на куски без малейшей пощады, не брали в плен и добивали раненых. Менепа с Пенту вынуждены были обходить группы отчаянно бьющихся людей, стараясь уклониться от боя. Их заприметил рослый человек с грубыми чертами лица – тот самый, что открыл засов – и со звериным рёвом бросился наперерез, подняв над головой красный от крови меч. Пенту в мгновение ока метнул в него нож, попав точно в солнечное сплетение. Больше им никто не препятствовал.
   Жрец со своими людьми удалялся в юго-восточном направлении. Он поднимался на холмистую каменную насыпь, по правому краю которой одиноким утёсом торчал зазубренный обломок стены. Его спутники – их было человек восемь – шли в арьергарде, периодически оглядываясь назад.
-  Далеко не убежит, - сквозь зубы произнёс Пенту. – Здесь можно только спрятаться, но бежать некуда.
   Менепа на ходу вставил стрелу в тетиву, зажав её между пальцами. Неферабет миновал вершину насыпи – сначала исчез его белый наряд, а затем бритый затылок. Перед тем, как спуститься, его телохранители обернулись, словно их всех разом дёрнули за верёвочку. Конечно же, они заметили обоих преследователей, но они заметили ещё что-то, тревожно переглянулись и поспешили за жрецом.
-  Эти псы могут устроить засаду, - сказал Менепа. – Обойдём их по краю.
   Проклятые камни выкатывались из-под ног, будто были живыми существами. Несмотря на препятствия, преследователи за короткий отрезок времени добрались до обломка стены, за которым начинался пологий спуск. Менепа не ошибся. Люди жреца ждали их на другой стороне, выстроившись вдоль насыпи в боевой готовности. Неферабет направлялся к уцелевшей от разрушения колоннаде.
-  Нужно схватить жреца, - прошептал Менепа. – Давай ты. Один решительный рывок, и ты у цели. Я их отвлеку.
   Пенту кивнул и бросился вперёд. Внезапно его нога подскользнулась на камне; ударившись при падении плечом, он покатился по склону. Не успел он подняться, как просвистевшая стрела воткнулась ему в левый бок. От внезапной боли Пенту упал на колено. Вражеский стрелок хотел перезарядить свой лук, но Менепа ответным выстрелом уложил его на землю. Двое противников, стоявшие к дембелю ближе всех, сорвались с места, выхватывая на ходу мечи. Менепа сделал шаг им навстречу, обнажая свой клинок. Он уклонился от режущего удара, пропуская одного врага мимо себя, и рубанул того на уровне пояса, почти отделив нижнюю половину туловища от верхней. Второй атакующий оказался проворней и успел отбить молниеносный выпад Менепы. Другим телохранителям жреца не удалось вступить в схватку: на гребне насыпи возникла группа людей с замотанными лицами, не медля ни секунды, пустила в ход свои луки. Пронзённые стрелами, поклонники Сета распластались на земле. Противник Менепы отступил назад, и в тот же миг метательный нож Пенту пробил ему шею, войдя по рукоятку.
-  Не упусти жреца! – крикнул подпольщик, бледнея от нахлынувшей слабости.
   Неферабет, казалось, абсолютно не замечал происходящего. Остановившись возле колонны, он повернулся к своим преследователям невозмутимым лицом, будто собрался в безлюдной глуши наблюдать за восходящим солнцем. Жрец смотрел на бегущего к нему Менепу невидящим взглядом, пребывая в состоянии то ли транса, то ли каталепсии; неожиданно он поднял посох и прикоснулся загнутым концом к своему затылку. Его палец ударил по подковообразному камертону на другом конце палки. И вдруг Неферабет исчез. Целиком растворился в воздухе, словно никогда не существовал. Менепа как вкопанный замер возле колонны, не веря своим глазам. Потрясение было слишком сильным.
-  Не знал, что он это умеет, - сказал кто-то сзади.
   Быший солдат посмотрел через плечо. К нему шёл человек, освобождая лицо от широкой ленты тёмной ткани. Менепа узнал Ахтоя.
-  Что это за фокус? – изумлённо вымолвил дембель.
-  Это не фокус. И не колдовство. 
-  А где же тогда жрец?
-  Переместился в другой мир.
-  В царство теней что ли?
-  Нет, он в мире живых. Только совсем в ином. Существует великое множество миров. Эхнатон называл их другими измерениями. Каждый из этих миров настроен на свою, особую вибрацию, иначе говоря, звук. Между ними есть невидимая граница, которую можно перейти различными способами. То, что сделал жрец, и есть один из таких способов. Со стороны это выглядит чересчур просто, но на самом деле это очень сложная техника. Нужно не только передать своему телу звук другого измерения, необходимо настроить на него своё сознание. Лишь немногие из нас владеют такой техникой.*
-  А ты умеешь?
-  Я умею, - сказал Ахтой, улыбнувшись одними губами. Его лицо оставалось серьёзным. 
-  Так что же ты стоишь? Нужно поймать жреца в другом мире.
-  Это невозможно. Никто не знает, куда он переместился, только он сам. Может вернуться назад в любую минуту и в то место, в какое пожелает. Если во время перемещения  представишь себе, куда хочешь попасть, то непременно окажешься в этом месте. Поверь мне.
-  А что там, в этих мирах?
-  Там такая же земля, как и наша, но выглядет всё иначе. Здесь лежит долина между горами, а там может плескаться море или зеленеть непроходимый лес. Каждый из миров совершенно разный. Создавая Вселенную, Бог сотворил её в различных вариантах. Всё это похоже на комнаты в одном огромном доме. Чтобы попасть из одной в другую, необходимо знать, как открывается дверь. Я расскажу тебе об этом чуть позже. Сначала посмотрим, что с Пенту.

                10

   Рана оказалась неопасной.
-  Жизненно важные органы не задеты, - заключил Ахтой после тщательного осмотра. – Нужно отнести Пенту к дому. В спокойной обстановке я извлеку стрелу.
-  Я сам дойду, - сказал раненый и попытался встать на ноги, но зашатался от слабости. Менепа схватил его за локоть. Опираясь на подставленную руку, Пенту медленным шагом стал подниматься по склону насыпи.
   Сражение возле дома фактически завершилось. Остатки отряда Неферабета разбежались по округе в надежде спрятаться от преследователей среди развалин, но это мало кому удалось. Вся площадка около здания была  залита  кровью и усыпана мёртвыми телами. Победа досталась недёшево – сторонники Эхнатона потеряли больше трети своих людей. Несколько подпольщиков, столпившись у входа, тушили огонь.
-  Ну и денёк, - покачал головой Менепа. – Я уже не надеялся остаться в живых. Вы подоспели вовремя.
-  Как раз наоборот, - возразил Ахтой. – Жрец нас опередил.
   Менепа увидел, что его друзья стоят возле дома; кажется, не хватало только танцовщицы. Сатипи бросилась к раненому Пенту.
-  Всё в порядке, - сказал тот, заметив тревогу в её глазах. – Ничего страшного.
-  Как вы спустились? – спросил бывший солдат.
   Ему ответил Имхотеп:
-  Мы вбили отломанную ножку от стола в углубление на крыше и привязали верёвку. Решили не дожидаться, пока погасят огонь.
-  А где Та-бес?
-  Только что была здесь. Наверное, куда-то отошла.
-  Вообще-то, её зовут не Та-бес, - внезапно произнёс Ахтой.
-  То есть, как? – Менепа был обескуражен.
-  Её настоящее имя Шепсет. Она дочь аптекаря Амени.
-  Какого аптекаря? Того самого, что сотворил зелье?
-  Совершенно верно.
   От этого известия Менепа едва не потерял дар речи. И тут произошло ещё одно событие, которое чуть не закончилось трагедией. Видимо, изнывая от жажды, Имхотеп открыл сундук Табубы и достал из него последний кувшин вина. Но он не успел сделать ни одного глотка: в воздухе мелькнул метательный нож Пенту и разбил глиняный сосуд вдребезги. Имхотеп от испуга часто заморгал.
-  Ты с ума сошёл? – с трудом выдавил он из себя.
-  Вино отравлено, - поморщившись, сказал Пенту. Резкое движение вызвало у него сильную боль.
-  Как отравлено? Кем?
-  Это сделала Та-бес, точнее, Шепсет, - объяснил Пенту. – Я сам видел, как она встала ночью и подлила в кувшин яд. Я с самого начала знал, кто она такая, поэтому не спускал с неё глаз.
-  Ты тоже это знал? – посмотрел Менепа на Нофри.
   Студент кивнул:
-  Конечно.
-  А почему не сказал?
-  Потому что если бы вы это узнали, то ваше отношение к ней сразу бы изменилось. Она бы это почувствовала, и наш план потерпел бы крах.
-  Какой ещё план?
-  Позволь, я объясню твоим друзьям суть этого дела, - произнёс Ахтой. – Кое-что вы уже знаете, поэтому я сразу перейду к главному. После смерти Амени мы обыскали его дом, но не нашли никаких записей. В первую очередь, нас интересовал рецепт зелья. Однако все документы исчезли. Их не было ни в лавке, ни в доме помощника аптекаря. Нам удалось установить, что накануне смерти к Амени приезжала какая-то молодая женщина, как потом выяснилось, его родная дочь. Мы опросили соседей аптекаря, но те, к сожалению, не смогли описать её внешность. Они знали её совсем подростком, ещё до того, как Амени отправил свою дочь в храм Сета обучаться ритуальным танцам, но с тех пор прошло десять лет. Разумеется, её внешность изменилась. Мы подумали, что аптекарь мог передать все свои записи дочери. Может быть, он что-то предчувствовал, или у него была другая причина – мы этого точно не знаем. Вполне возможно, что он был тесно связан с Неферабетом, которому его дочь отвезла записи аптекаря. По крайней мере, идея оживить Эхнатона и использовать его для захвата власти принадлежит Амени. Без помощи могущественного человека, каким является жрец, он не смог бы осуществить свой план. Кстати сказать, Неферабет прибыл в наш город после смерти Амени и весьма заинтересовался обстоятельствами гибели бальзамировщика Ипи. Нас это насторожило, и мы на всякий случай выкрали тело аптекаря из дома бальзамировщиков, опасаясь, что он может быть воскрешён при помощи собственного зелья. В тот момент мы ещё точно не знали, какую роль во всей этой истории играет жрец. Но чутьё нам подсказывало, что Неферабет прибыл не случайно. Чтобы выяснить, куда делись записи, для начала нужно было отыскать дочь аптекаря. Мы знали, что её имя Шепсет, и что она является танцовщицей в храме Сета. Под благовидным предлогом мы послали в храм нашего друга Нофри, которому было поручено с ней встретиться и запомнить её внешность.
-  Вместо Шепсет мне подсунули другую женщину с забинтованным лицом, - вставил студент. – Якобы она обожглась маслом.
-  Это была роковая ошибка жреца, - продолжал Ахтой. – Конечно, Неферабет не был уверен в том, что мы не знаем, как выглядет Шепсет. Поэтому он разыграл это представление, благодаря которому мы разгадали его планы. Добраться до тела Эхнатона он мог только одним способом: внедрить к нам своего человека и пожертвовать рецептом аптекаря ради достижения своей цели. Таким образом, в этой истории появилось ещё одно действующее лицо – танцовщица по имени Та-бес. Жрец очень быстро убедился, что мы не имеем ни малейшего представления о внешности Шепсет. Она несколько раз проходила мимо Нофри на улице, за которым велась усиленная слежка, но тот не обращал на неё никакого внимания.
-  Я бы сразу обратил, - хмуро заметил Тутмос. 
-  Я познакомился с ней будто бы случайно, - сказал студент. – Она сделала вид, что подвернула ногу и попросила меня помочь ей добраться до храма Сета. Меня это заинтересовало, и я начал её расспрашивать. Она сказала, что её имя Та-бес, и что она пять лет была танцовщицей в этом храме, но потом ушла и занялась сольной карьерой, и теперь живёт в Фивах. Тогда я спросил: знает ли она некую Шепсет? Она сказала, что это её старая подруга, и как раз к ней в гости она и направляется, поскольку давно её не видела. Она ещё спросила: зачем мне нужна Шепсет? Тогда я сказал, что Шепсет интересуется один человек, чьё любовное послание я на днях относил в храм Сета. Я спросил у Та-бес её адрес в Фивах под предлогом, что если окажусь в этом городе, то в случае чего буду знать, к кому обратиться. А потом известил наших.
-  Жрец всё продумал заранее, - снова заговорил Ахтой. – Он отправил танцовщицу в Фивы, где для неё уже было снято жильё. Он знал, что мы будем за ней следить, поэтому постарался, чтобы всё выглядело достоверно. При помощи своих связей он устроил мнимой Та-бес выступления в богатых домах, что принесло ей быструю популярность. Если бы не его ошибка, мы бы вполне могли клюнуть на его уловку. Мы не могли понять, зачем он отправил танцовщицу в Фивы? Такой поступок казался абсолютно бессмысленным. Если он решил водить нас за нос, то мог бы это сделать в Мемфисе. Именно на это жрец и рассчитывал. Он прекрасно понимал, что у нас возникнут подозрения относительно Та-бес, развеять которые он сможет, если собьёт нас окончательно с толку. Только потом мы узнали, что жрец готовит заговор против фараона, и все события этой истории должны будут случиться в Фивах. Таким образом, одной стрелой он убивал двух львов. Но в тот момент мы действительно были сбиты с толку. Тогда мы решили пойти на хитрость и сыграть в свою игру. Мы послали в столицу Нофри. Он встретился с танцовщицей, рассказал кто мы такие и зачем нам нужна Шепсет. Если бы мы этого не сделали, жрец мог постараться внедрить к нам неизвестного человека, и дело бы осложнилось.
-  А как вы узнали, что Та-бес и есть Шепсет? – спросил Менепа. – Вам могли подсунуть любую другую танцовщицу.
-  Жрец не стал бы поручать такое задание никому другому, кроме той, чья душа жаждала отмщения за смерть своего отца, - ответил Ахтой. – Только она была способна пойти до конца, невзирая ни на какие трудности. Кроме того, мы нашли в Мемфисе одного ювелира, который пару лет назад делал украшения для Шепсет. Он довольно точно описал её внешность. В общем, нам удалось навязать Неферабету свою игру. Жреца подвело собственное высокомерие. Он искренне считает людей гораздо глупее себя. И в этом его главная ошибка. Жрец решил, что мы проглотили его наживку. По его указке танцовщица сообщила нам, что получила письмо от Шепсет. Якобы та написала, что собирается приехать в Фивы. Согласно плану Неферабета, танцовщица должна была помочь нам выкрасть рецепт зелья, и тем самым окончательно войти к нам в доверие.
-  Значит, концерт в доме начальника дворцовой стражи был подстроен? – спросил Тутмос.
-  Конечно, - подтвердил Ахтой.
-  А мумия Потрошителя? Зачем её привезли в Фивы?
-  Я не знаю. Это самоё тёмное пятно в этой истории.
-  Не могу поверить, - сокрушённо промолвил арфист. – Такая танцовщица. У неё настоящий талант. Что вы с ней сделаете?
-  Ничего. Она не представляет для нас большой опасности. Мало того, она, сама не желая, оказала нам неоценимую помощь. Мы получили рецепт аптекаря, выиграли время и направили Неферабета по ложному пути. Наши учёные исправят рецепт, и мы сможем оживить Эхнатона. Жаль, что не удалось схватить жреца. Он от нас ускользнул.
-  Значит, он сбежал? Я думал, вы его грохнули.
-  Он не просто сбежал, он исчез, - произнёс Менепа и рассказал, как всё это случилось. Тутмос был потрясён.
-  Если бы мы знали о его способностях, то действовали бы иначе, - сказал Ахтой. – Теперь мне многое понятно. Сначала я думал, что Шепсет оставляет жрецу сообщения в условленных местах. Но я ошибался. Очевидно, Неферабет был всё время поблизости от вас, и танцовщица встречалась с ним лично. Когда он узнал, что тело Эхнатона спрятано в мёртвом городе, то успел собрать своих людей и прибыть в Ахетатон раньше нас. 
-  Так Эхнатон спрятан здесь? – спросил Тутмос.
-  Эхнатона здесь нет. Это была обыкновенная хитрость, чтобы заманить жреца в ловушку. Прошу меня извинить, что по моей вине вы подверглись смертельной опасности.
   Менепа махнул рукой:
-  Ерунда. Зато мы хорошо их уделали.
-  Это капля в море, - сказал Ахтой. – У жреца очень много сторонников. А сейчас я с вашего позволения займусь раной Пенту.
   Он извлёк стрелу всего за несколько минут, предварительно накалив на огне острый нож и дав раненому выпить болеутоляющее средство. Пенту перенёс операцию очень мужественно, хотя было видно, что ему это даётся нелегко.
   Танцовщица Шепсет пробиралась между разрушенных строений в сторону берега. Ей всё время чудилось, что её преследуют, и она вздрагивала от каждого шороха, ощущая покалывание острых иголочек в затылке. Развалины облюбовали змеи, вылезающие из-под камней погреться на солнце. Сдерживая подкатывающее к горлу омерзение, Шепсет вынуждена была осторожно идти мимо их скользких, шевелящихся тел. В конечном итоге она благополучно вышла к Нилу, где позволила себе облегчённо вздохнуть. Пристань была забита пришвартованными барками. Одно судно в гордом одиночестве стояло у противоположного западного берега – на нём Шепсет должна была отправиться в Мемфис. Жрец запретил танцовщице предпринимать какие-либо действия, требовал, чтобы она на время забыла о личной мести. Но разве можно об этом забыть? Никто не знает, с каким трудом ей удавалось играть свою роль, будучи рядом с ненавистными ей людьми. Все они, кроме Табубы, были связаны с подпольем, а значит, причастны к смерти её отца. Она ослушалась жреца и отравила вино. Шепсет подумала, что поступила правильно, потому что всё пошло не так, как планировалось. Она должна была исчезнуть раньше, ещё до того, как люди Неферабета напали на дом. Но это оказалось невозможно. Танцовщица двинулась вдоль причала, отыскивая тростниковую лодку. Она нашла между двумя барками то, что искала, и тотчас похолодела от ужаса. В лодке лежал мёртвый перевозчик. Шепесет не успела даже вскрикнуть, как кто-то сзади крепко схватил её за руку. Повернув голову, она увидела изуродованную шрамами физиономию незнакомого человека.
-  Стало быть, это он тебя дожидался, - сказал Сетнахт. – Он умер легко, без мучений. Я пронзил ему сердце. Лишние свидетели нам ни к чему. 
-  Эта девка была с ними на площади перед храмом Осириса, - раздался голос Туи. Шепсет посмотрела на второго бандита.
-  Очень хорошо, - усмехнулся Сетнахт. – Одна птичка попалась.
-  Кто вы? – взвизгнула танцовщица, пытаясь вырвать руку из железной хватки.
-  Не могу сказать, что мы твои друзья, - Сетнахт грубо потащил её к соседней барке. Туи схватил Шепсет за вторую руку. Она начала упираться ногами, но получила болезненную оплеуху. На палубе судна возникли люди – видимо, они прятались в трюме. Один из них, выбритый налысо человек в белом одеянии выглядел настолько ужасно, что от его вида у танцовщицы побежали мурашки по коже. Бандиты чуть ли не волоком втащили её на корабль.
-  Похвально, - проскрипел Потрошитель, взглянув на Шепсет немигающим взором. – Она работает на жреца. С её помощью мы сумеем до него добраться. А теперь отплываем. Подождём наших врагов ниже по реке.
  У танцовщицы не поворачивался язык, чтобы вымолвить хоть слово. Она внезапно поняла, что перед ней мертвец, оживлённый Неферабетом, и от этой мысли её страх вырос до исполинских размеров. Она даже не сопротивлялась, когда бандиты опутали её тело прочной верёвкой.
   Потрошитель намеревался догнать своих врагов ещё в пути, но возникли непредвиденные трудности. Пока не было западного ветра, требовалось нанять судно с гребцами, однако с утра гавань в Абидосе была оцеплена полицией. Легавые обнаружили в переулке десять изрубленных охранников Табубы и стали проверять всех подозрительных личностей. Бандитам пришлось отсиживаться до вечера в доме убитого осведомителя тайной полиции. Лишь незадолго до заката им удалось пробраться на пристань и угнать подходящую барку. Но теперь погоня закончилась. Пришло время мести.

                11 

   Ахтой смазал рану Пенту какой-то пахучей мазью и наложил повязку из чистых льняных бинтов. Всё это он достал из матерчатой сумки, которую носил на поясе.
-  Главное, чтобы не было заражения, - сказал он. – Мы заберём Пенту в Абидос. Там его осмотрят наши врачи.
-  В Абидос? – спросила Сатипи. – Зачем в Абидос?
-  Нам предстоит важное дело. Жрец собрал в Абидосе своих сторонников. Необходимо с ними покончить, иначе наши люди, работающие в храме, окажутся под угрозой. Не волнуйся, мы вернём Пенту в целости и сохранности. Больше проколов не будет. Теперь мы знаем, на что способен Неферабет. Он потому и скрылся в развалинах, чтобы никто из нас не узнал его секрет.
-  Как же нелепо устроено человеческое общество, - заметил Нофри. – Нормальные люди пребывают в неведении, а всякая сволочь пользуется тайными знаниями.
-  В какой-то степени это так, - согласился Ахтой. – Но так называемые нормальные люди сами виноваты в своём невежестве. Человек должен развиваться, – в этом смысл его жизни, – а не слушать подлецов и обманщиков. В истинных учениях не скрыты порочные мысли. Лжёт всегда тот, кто имеет корыстные цели. Если ты видишь, что человек жаден и властолюбив, никогда не жди от него правды и относись к его речам, как к дуновению ветра.
-  Скажи, Ахтой, а в других мирах существуют люди? – спросил Менепа.
-  Не во всех. Некоторые из них заселены более низкими формами жизни. Ступенчатая пирамида, построенная для фараона Джосера, в какой-то степени отображает устройство Вселенной. Каждое измерение – это ступенька, соответствующая определённому уровню сознания. Есть миры гораздо хуже, чем тот, в котором мы живём. С нашей точки зрения жизнь там просто ужасна. Есть миры намного лучше и прекрасней нашего. Каждый человек, перерождаясь, двигается по этим ступенькам либо вверх, либо вниз, в зависимости от того, как он прожил свою жизнь. Человеческое сознание тоже имеет свою вибрацию, которая может ускоряться или замедляться. Чем выше скорость вибрации, тем выше уровень сознания, которому соответствует определённое измерение. В этом и состоит смысл развития. Повышая уровень сознания, ты имеешь шанс родиться на ступеньку выше. Хотя, возможно, не сразу. В каждом измерении есть ещё внутренние уровни, соответствующие силе вибрации. Люди, прилетающие к нам со звёзд, обладают очень развитым сознанием, но они существа этого мира. Может быть, в будущем кто-то из нас станет одним из них, а может быть, сразу перейдёт в другое измерение. Всё зависит от личных усилий человека. Уровень сознания не купишь за золото. Наоборот, деньги и власть толкают человека в пропасть. Накапливая богатства, ты потакаешь своей жадности – одному из самых страшных человеческих пороков. Те, кто достиг вершины золотой пирамиды, в следующей жизни будут несчастнейшими из людей, ибо их души подобны червивому яблоку. И дай Бог, если они родятся в этом мире, а не скатятся вниз.
-  Но вы же умеете перемещаться в другие миры, - вставил Менепа. – Почему бы вам сразу ни переместиться на ступеньку повыше, а не ждать перерождения?
-  Потому что эти миры для нас чужие. Уровень сознания не позволяет нам понять в них даже простые вещи. Но если мы и проживём в чужом измерении свою жизнь, всё равно опять родимся здесь. Законы Вселенной обмануть невозможно. Есть только один путь, и его не избежать. Мы используем другие измерения только для того, чтобы быстро перемещаться в пространстве. Опять же повторяю, это умеют делать лишь немногие из нас. Есть другие способы перемещения, но для этого необходимо создать очень сложные устройства. В будущем люди будут пытаться их построить. Эхнатон говорил, что человеческое общество ещё очень молодо. И мы пока живём не в худшие времена. Надвигается Тёмное Время, когда жадность и властолюбие одержат вверх над разумом. Слова мудрецов будут извращены. Во имя  мнимых ценностей будут стираться с лица земли целые страны. Человек создаст много удивительных вещей, но эти вещи не принесут ему ни добра, ни счастья. Потому что в своём сознании он будет оставаться почти дикарём. В итоге он совсем перестанет духовно развиваться, полагаясь только на свои технические ухищрения. Его гордыня достигнет вселенских размеров, и человек возомнит себя богом, которому позволено делать всё, что он хочет, а свои пороки возведёт в добродетели. Но, самое страшное, что он начнёт уничтожать собственный мир. И тогда наступит конец, и человек погибнет.
-  Так зачем же нужны все эти знания, если всё катится псу под хвост? – спросил недоумённо Имхотеп.
-  Потому что на место людей придут другие. Это будет новое человечество. Им потребуются истинные знания. Наша задача – сохранить эти знания и не дать воспользоваться ими властолюбивым идиотам. Эхнатон появился вовремя, пока не пришло Тёмное Время. Он оставил записи, в которых подробно описано устройство Вселенной и возможности самого человека. Его труды многим не дадут покоя, но они ни за что их не получат, пока будут существовать посвящённые.
-  А если кто-то из вас захочет использовать эти знания во зло? – спросил Менепа.
-  Это почти невозможно. Только самым лучшим доверено хранить записи. Но если такое случится, этот человек будет уничтожен, а его дальнейшая участь незавидна. Любой из нас это знает. Заплатить за короткий миг личной власти падением в пропасть и мучительной попыткой подняться на прежний уровень – что может быть хуже? Лучше умереть, потому что в смерти нет ничего страшного. Она всего лишь переход в другое состояние.
-  Вы хотите оживить Эхнатона. А вы уверены, что он уже не родился в другом мире? – задал вопрос Тутмос.
-  Тот, кто умер насильственной смертью, тем более внезапной, долго пребывает между мирами, так как его жизненный путь не завершён. Мы должны воскресить Эхнатона, чтобы он прошёл его до конца.
-  А люди со звёзд? – спросил Менепа. – Разве они не могут его оживить?
-  Никто никогда не придёт и не исправит наши ошибки, только мы сами. Таковы законы Вселенной. Иначе бы у нас не было выбора. Эхнатон вырос и жил на Земле, поэтому его судьба тесно связана с человечеством. Мы полностью несём ответственность за причинённое зло.
   Ахтой замолчал. Пока шла беседа, возле дома собрался весь его отряд.
-  Всё это настолько удивительно, что похоже на сон, - произнёс Тутмос. – А как же суд Осириса?
-  Это всего лишь сказка жрецов, - ответил Ахтой. – Существует только один Бог. Он не имеет образа. Потому что он – это вся Вселенная. Наши жрецы не объясняют, зачем создана жизнь. Боги в их представлении напоминают дурных правителей, которые только и делают, что требуют себе поклонения и наказывают людей за дурные поступки, словно нерадивых рабов. Но в действительности на самой верхней ступени пирамиды мироздания человеческая душа соединяется с Богом. Таким образом, Бог растёт, а вместе с ним расширяется вся Вселенная. Создавая мироздание, Бог потратил на это часть себя. Всё, что есть во Вселенной, может существовать либо в виде вещества, либа в виде духа, который проявляется как свет и тепло. И только живые организмы есть соединение того и другого. Неживое вещество, например, камни и металлы, само по себе размножаться не может. Зато может размножаться живая плоть. И вместе с ней размножается дух, который имеет ту же природу, что и небесная молния. Это происходит в низших, довольно примитивных измерениях. Затем дух постепенно совершенствуется и поднимается на ступеньку выше, где мир более сложно организован. Так продолжается до тех пор, пока он не становится личностью, то есть приобретает сознание. С этого момента у духа появляется право выбора и одновременно личная ответственность. Находясь в теле, он учавствует в преобразовании физического мира. Сила и скорость его вибрации зависит от приложенных усилий, в первую очередь, от духовного и творческого развития. В следующей жизни такой человек рождается более умным и талантливым, и так происходит до тех пор, пока он не достигнет высшей точки развития, после которой переходит на следующую ступень. У человека, обременённого только золотом и властью, дух начинает слабеть, потому что он тратит свою жизнь на вещи, не имеющие для Вселенной никакой ценности. В своём следующем перерождении он должен пройти через страдания – только так его ущербный дух может восстановить свою силу. Чтобы вскипятить воду, её нужно нагреть на огне. Эхнатон говорил, что наше измерение одно из самых сложных. Столкновение высокого и низкого происходит здесь наиболее остро. Прибывающие из нижнего измерения люди, которые проживают здесь свои первые жизни, как правило, очень агрессивны и находятся на низшей стадии духовного развития. Они стремятся всеми способами пользоваться благами нового для них мира и неизменно вступают в конфликт с теми, чьи перерождения в этом измерении подходят к концу. Пока те и другие уравновешивают друг друга, общество относительно стабильно. Но так продолжается не всегда. Из-за целого ряда причин, связанных с цикличностью Вселенной, число пришедших из нижнего мира в определённый период увеличивается. И тогда наступает Тёмное Время. Оказавшиеся в меньшинстве духовные люди вынуждены скрывать свою истинную сущность либо удаляться от общества. Любое проявление духовности жестоко преследуется. Это время ужасающих войн и массового истребления инакомыслящих. Постепенно ситуация исправляется, потому что количество страданий в мире неизбежно приводит к духовному росту. Начинается бурный скачок в развитии. Но он таит в себе новую опасность, так как в руках духовно низких людей оказываются новые орудия убийства. Следующее Тёмное Время ещё страшнее предыдущего. Наступает момент, когда человечество начинает представлять угрозу для мира, что приводит его к гибели и полному обновлению. Так уже было и так будет. Те, кто уцелел после катастрофы – а их число бывает невелико – становятся учителями нового человечества. Обычно это духовные люди, кто знал заранее о грядущей гибели цивилизации и выбрал себе труднодоступные места для укрытия. Мы всегда должны помнить, что являемся частицами Бога и в конце своего пути соединимся с Ним. Это и есть истинный смысл нашего существования.      
-  Народ никогда не примет вашу веру, - задумчиво сказал арфист. 
-  Мы знаем. Нас это нисколько не пугает. У каждого есть право выбора. Хочешь быть обманутым, будь им. Истина не нуждается в сторонниках.
   Ахтой посмотрел на своих людей и прибавил:
-  Нам пора. Жрец может быть уже в Абидосе. Вам оставить людей для управления судном?
-  Сами доберёмся, - сказал Менепа. – Пока есть ветер, пойдём под парусом. А там будет видно. Если что, наймём гребцов.
   На другой стороне реки почти у самой воды стоял тайный агент Небра и, прикрываясь от солнца приставленной к бровям ладонью, смотрел на пристань Ахетатона. Матросы на его барке скучали от безделья.
-  Шепсет ещё не появлялась? – спросил за спиной голос Неферабета.
   Господин Небра крутанул головой:
-  Пока нет. Ты уже здесь?
-  Зачем спрашивать, если видишь своими глазами? Неужели её схватили? А, впрочем, это уже неважно.
-  Что там у вас случилось? Я видел дым.
-  Нам устроили засаду. Был бой. Все мои люди погибли.
-  Так что же, дело сорвалось?
-  Сорвался только один вариант. Судя по всему, Шепсет раскусили. Наверное, эта дура где-то прокололась. Теперь закончит свою жизнь как её отец.
   Лицо Неферабета было абсолютно спокойным, но в глазах проскакивали злобные искорки. Небра почесал шею.
-  Возможно, ей удалось сбежать, - сказал тайный агент. – Я не совсем уверен. Недавно от того берега отошла барка. Мне показалось, что Шепсет была на палубе с какими-то людьми.
-  Что за барка?
-  Не знаю. Может, кто-то из ваших? Когда мы прибыли, она уже стояла у причала. Рядом с вашими кораблями.
-  Там не только наши корабли. Её могли увезти поклонники Эхнатона. А может быть, кто-то ещё. Я видел в руинах какого-то человека. Он наблюдал за сражением, но не вмешивался.
-  Странно. Кто бы это мог быть?
-  Понятия не имею, - пожал плечами жрец.
-  А что за другой вариант?
-  У меня есть человек в храме Осириса. Будем действовать через него. Эти глупцы думают, что смогут исправить зелье аптекаря. Но это невозможно. Я пробовал. Любое изменение состава приводит к тому, что зелье вообще теряет свою силу. Так что у нас будет время. Они не станут воскрешать Эхнатона средством Амени.
-  А если всё-таки решатся? От безвыходности?
-  Тем хуже для них. Зелье вызывает привыкание. Эхнатон превратится в зависимое существо, практически в раба, которому всегда можно заменить хозяина. Что мы и сделаем. Мы выигрываем в любом случае.
   На другом берегу появились фигурки людей.
-  А вот и наши соперники, - ухмыльнулся жрец.
   Подпольщики поднимались на корабли, помогая немногочисленным раненым.
-  Давайте прощаться, - сказал Ахтой, крепко пожимая широкую ладонь Менепы. – Возможно, ещё увидимся. Если доведётся. Спасибо за всё, что вы для нас сделали. Если вам когда-нибудь потребуется наша помощь, можете смело на нас рассчитывать.
-  Взаимно, - качнул головой бывший солдат. – Мы тоже готовы вам помочь. За благое дело я согласен рискнуть своей жизнью, нисколько не задумываясь. Это лучше, чем пятнадцать лет воевать неизвестно за что. А точнее, чтобы в итоге оказаться в Мемфисе без прописки.
-  Ну, что ты хочешь от этой самодовольной власти? – улыбнулся Ахтой. – Они уверены, что Вселенная существует только для них, а все остальные люди – это отбросы. По-моему, нет ничего глупее, чем прожить бесполезную жизнь и думать, что правишь миром. А потом сдохнуть и вызвать злорадные улыбки своих подданных. У них нет власти ни над смертью, ни над временем, а человеческая любовь обходит их стороной, потому что их жёны – всего лишь дорогостоящие шлюхи. Любой крестьянин в тысячу раз счастливее их. Общество может легко прожить без правителей, но без крестьян – никогда.
   Между тем Табуба со служанкой поднялась на борт своей барки.
-  Вы идёте? – крикнула она с палубы.
-  Сейчас, - ответил Менепа. Он пожал руку Пенту. – Давай, выздоравливай. Ты отличный воин. Как и твоя подруга. Может, ещё встретимся за кувшином хорошего вина.
-  Я на это надеюсь, - сказал тот. Ахтой, держа его за локоть, повёл на корабль.
-  Ну, что, идём? – повернулся Менепа к своим друзьям.
-  Погодите, - неожиданно произнёс Нофри, понизив голос. – Мне надо вам кое-что сказать. Я по поводу Табубы. Не хотел вам раньше говорить, но думаю, вам следует знать. Она – та самая хозяйка публичного дома из Афродитополя, что написала на нас донос в полицию.
   Тутмос всплеснул руками:
-  А я-то всё думал, чего это ты на неё смотришь как собака на кошку? Вот оно в чём дело. Да, не везёт нам с бабами, за исключением Сатипи. Одна шпионка, другая стукачка. А ты не боишься, что она сдаст всю вашу команду? Кто настучал один раз, настучит и второй.
-  Не думай, она не дура. Она прекрасно знает, что происходит в её доме и чем такой поступок для неё закончится. Просто по отношению к нам она поступила по-скотски.
-  И как теперь нам быть? – спросил Имхотеп.
-  Будем делать вид, что ничего не знаем. Довезём её до дому и распрощаемся.
-  Это правильно, - подхватил Менепа. – Не бросать же её на дороге. У нас в полку Амона был очень гнусный офицер. Достал всех так, что мы от него выли. Как-то раз нас человек десять послали в разведку, а в начальники сунули этого кровопийцу. В общем, в итоге мы нарвались на отряд аму. Есть в Сирии такой подлый народец, что воевал на стороне хеттов. Короче, почти всех наших перебили. Я их, правда, тоже поубивал, сколько смог, но суть не в этом. Мне пришлось тащить этого раненого гнуса на своей спине целые сутки. Без капли воды. Но я его не бросил, хотя ненавидел до глубины души. Всё-таки человек, хоть и гад порядочный. Мне потом все говорили, что я дурак, а я думаю, что поступил правильно. Не надо уподобляться подлецам. Не знаю, потащил бы он меня на спине, наверное, вряд ли. В конце концов, его через три месяца зарубили в сражении, но в этом нет моей вины. Так что поступим по совести.
   Они поднялись на барку. Распустив хлопающие на ветру паруса, корабли один за другим отходили от пристани.
-  Неужели всё закончилось? – спросил Имхотеп. – Даже не верится.
-  Закончилось, друг мой, - с воодушевлением произнёс Тутмос и извлёк из арфы пару торжественных аккордов. – Скоро будем дома.
   Менепа потянул за канат, вытаскивая из воды якорь.
-  Мы ещё даже не умывались. И не завтракали, - напомнил Нофри. Он искоса взглянул на Табубу. Хозяйка публичного дома стояла рядом с мачтой и, не отрываясь, смотрела на Менепу.
   Солнце огненными всполохами скакало по речной зыби, ослепляло глаза острой рябью и радужными пятнами. Затрепетал поднятый парус, и барку понесло вниз по реке. У причала остались только суда, чьи пассажиры лежали среди развалин мёртвого города.

                12

   Из всего, что случилось в Ахетатоне, господин ***фхор не понял ничего. Заговорщик Неферабет с толпой вооружённых людей почему-то напал на своих сообщников колдунов, а на жреца в свою очередь напали неизвестно кто. Всё это походило на массовое сумасшествие. Либо боги лишили рассудка врагов государства, либо следовало признать, что версия полицейского относительно заговора никуда не годится. Но ***фхор был человеком упрямым и не привык менять мнение. Он не стал дожидаться конца сражения и, покинув руины, перебрался на свою барку, стоявшую ниже по реке в прибрежных тростниковых зарослях.
«Нужно подождать», - подумал он. – «Возможно, всё прояснится».
   Через некоторое время мимо проследовало судно, на борту которого полицейский разглядел своих недавних спутников бандитов.
-  Ещё этих здесь не хватало, - недовольно проворчал ***фхор.
   При желании, обнаружить его барку в тростнике не составляло особого труда, но бандиты не смотрели по сторонам. С ними был какой-то бритоголовый человек в белой одежде, находившийся на корме рядом с рулевым Сетнахтом.
-  Не заметили, - вздохнул облегчённо полицейский. Он обратил свой взор в сторону пристани, терпеливо ожидая дальнейших событий. Вскоре на причале появились люди. ***фхор с удовлетворением увидел, что барка колдунов направилась в его сторону.
   Кораблём управлял Нофри, пока Менепа брился возле борта, а его друзья нарезали вяленое мясо для завтрака.
-  Не мешало бы закупить провизии и вина, - сказал Имхотеп. – Мой живот это мясо почему-то не принимает.
-  Я бы тоже с удовольствием съел жареную утку, - вторил Тутмос. – В первом же посёлке сделаем остановку. Приедем в Мемфис, сразу же пойду в харчевню Неферхеса. Там подают отличные булки с запечённой бараниной. С луком и чесноком. Очень вкусно.
-  Не напоминай мне про эти булки, - проглотил слюну Имхотеп. – А то у меня в животе заурчит.
-  Секрет этих булок в особой приправе, которую готовит повар Неферхеса, - заметил Менепа, продолжая скоблить щёки бронзовой бритвой. – Говорят, что ему предлагали за рецепт большие деньги, но он отказался. Достойный человек. Не всё в этом мире продаётся за золото.
-  Потому что он думает о будущем, - сказал Имхотеп. – Он передаст секрет своему сыну и обеспечит ему безбедное существование. Золото имеет свойство заканчиваться в отличие от мастерства.
   Нофри неожиданно прервал их беседу:
-  Какой-то корабль идёт нам прямо навстречу.
-  Ему реки, что ли, мало? – посмотрев вперёд, разозлился Менепа.
   Встречная барка двигалась точно по линии их курса. Студент переложил руль, направляя судно по диагонали вправо. Парус начало полоскать, и Тутмос, отложив мясо, потянул за снасть, чтобы выровнить рею. На носу неизвестного корабля стояла фигура человека в белом одеянии.
-  Куда смотрит этот баран? – недовольно произнёс арфист.
-  Это, случайно, не жрец? – спросил Менепа, прищурившись. Его рука потянулась к луку.
-  Вроде бы, нет, - ответил Тутмос. – Тот похудее.
   Приближающаяся барка внезапно стала менять курс, устремляясь носом к точке неизбежного столкновения. Нофри повернул судно влево. Тутмос ещё раз изменил угол паруса, подставляя его под ветер.
-  Кто-то решил с нами поиграть? – Менепа положил стрелу на корпус лука. – Сейчас доиграется.
   Что-то знакомое почудилось ему в очертаниях фигуры в белом. Его спутники тревожно вытянули шеи, пристально вглядываясь в незнакомца. Неизвестный корабль снова поворачивал, выруливая на встречный курс.
-  Это Мемфисский Потрошитель, - сорвалось с дрогнувших от ужаса губ Табубы. Самое страшное проклятие, вылетевшее из уст могущественного колдуна, было ничто по сравнению с её словами. 
  Нофри едва не выпустил из рук рулевое весло. Даже Менепа ощутил холодок в позвоночнике. Он узнал этого человека, хотя расстояние не позволяло разглядеть смазанные черты его лица.
-  Значит, жрец оживил эту тварь! – вскипел студент. – Я этого и боялся.
   Развернуть корабль в обратную сторону он не мог – такой поворот требовал наличия гребцов либо опытной команды. Оставалось только вилять, избегая столкновения.
   Менепа выстрелил из лука. Стрела вонзилась в грудь Потрошителю, но тот продолжал стоять, как ни в чём не бывало. Поскрипывая мачтами, оба корабля шли навстречу друг другу, словно приготовившиеся к схватке буйволы.
-  Нофри, держи руль прямо на него, - сказал Менепа. – Повернёшь в последний момент.
-  Всё понял, - кивнул студент.
   Дембель выпустил ещё две стрелы, угодившие точно в цель, однако Потрошитель с лёгкостью выдернул их из своего тела и выбросил в воду.
-  Собака проклятая! – выругался побледневший Имхотеп. Было настолько страшно, что побелели все, кто находился на судне, будто увидели пришедший из ночных сновидений кошмар.
   Менепа прислонил к борту лук и обхватил шершавой ладонью рукоять меча. По его щеке побежала капелька пота. До столкновения оставались считанные секунды. Жуткое, синюшное лицо Потрошителя с немигающими глазами было похоже на раскрашенную посмертную маску из папирусного картона. Оживший мертвец стоял неподвижно, обхватив одной рукой выгнутый полумесяцем нос корабля.
-  Поворачивай! – громко скомандовал Менепа, и студент навалился на рулевое весло. Барка накренилась, уходя по кривой вправо, но в тот же миг из-за борта чужого судна поднялись люди в чёрных одеждах и одновременно метнули абордажные крючья. Загнутые металлические зубья проскрежетали по палубе,  цепко вонзились в бортовую обшивку, натягивая струнами привязанные верёвки. Вражеский корабль вильнул носом, притягиваясь к барке. Потрошитель подался корпусом вперёд, и вдруг Имхотеп сорвался с места, схватил обеими руками якорь и со всей силой швырнул в ужасного мертвеца. Этот метательный снаряд, столкнувшись в воздухе с прыгнувшим телом, перевернул его вокруг своей оси, обмотав канатом вокруг пояса, в результате чего потащил за собой. Бултыхнул фонтан взметнувшихся брызг. Кошмарная мумия исчезла под водой. В следующую секунду корабли сшиблись с оглушительным грохотом. Сильный толчок опрокинул всех на палубу. Первым вскочил Менепа и тотчас перерубил ударом меча якорный канат. Отрубленный конец, словно уползающая змея, скользнул за борт, где погрузился в прохладную синеву Нила. Столь неожиданная развязка на самом начальном этапе нападения лишила бандитов неоспоримого преимущества. Менепа не дал им опомниться и ловким прыжком перемахнул на вражескую палубу. Его не смутило, что придётся сражаться против семерых противников – в нём клокотала необузданная ярость. Первый же бандит – тот, что был к нему ближе остальных – выхватил свой меч и нанёс мгновенный удар, но Менепа успел подставить клинок. Развернув кистью рукоятку, отчего оружие соперника скользнуло вдоль лезвия, и одновременно делая шаг по диагонали вперёд, бывший солдат оказался сбоку от бандита и разрубил тому череп. Вид поверженного приятеля всколыхнул в людях Нитагора звериную ненависть, и без того переполнявшую их мстительные сердца. Узость палубы, особенно в носовой части, мешала им всем скопом броситься на врага, зато Менепа мог не опасаться, что его обойдут с флангов. Его атаковали двое, одним из которых был Небамон, получивший сразу же удар ногой в живот и опрокинувшийся на спину. Мелькнувший клинок второго бандита был остановлен мечом, который полсекунды спустя с филигранной точностью обошёл оружие противника по дуге и сбил его в сторону плоской стороной лезвия. Не прерывая движения, Менепа рассёк голову атакующего, так и не упевшего понять, что же случилось. Лежавший на спине Небамон оттолкнулся ногами от палубы и пополз к своим товарищам, пытаясь на ходу подняться. Туи потянулся к одному из расставленных вдоль борта луков, но Менепа метнул в него меч с такой силой, что тот вонзился в живот бандита чуть ли не по самую рукоятку. Нагнувшись, дембель поднял с палубы клинок зарубленного противника. Его враги оторопели.   
-  Я с ним разберусь! – крикнул Сетнахт. Оставив рулевое весло, он быстро покинул корму. Его пропустили вперёд. Сетнахт уже понял, с каким опасным фехтовальщиком ему придётся вступить в схватку – возможно, самым опасным из всех, кто когда-либо попадался ему на пути. Он почувствовал в душе некоторую робость, которую не испытывал уже много лет.
«Что это я?» - подумал Сетнахт и собрался с силами. Он применил веерную защиту, стараясь ошеломить противника и загнать его в угол. Увидев перед собой вращающийся восьмёркой меч, Менепа отступил на шаг. Губы Сетнахта вытянулись в злорадную ухмылку. Но вдруг случилось нечто неожиданное. Стремительно уйдя всем телом вниз, Менепа проехался спиной по палубе и сшиб своего врага с ног. Падая, Сетнахт едва не выронил меч. Он был бы без сомнения зарублен, если бы не пришедшие ему на помощь товарищи, которые бросились втроём на дембеля. Менепа откатился к борту и вскочил на ноги, прежде чем его настигли атакующие. Двигаясь в сторону, он отбил выпады встречными ударами. Через пару секунд он был уже возле мачты. Менепа взялся за рукоять двумя руками и, опустив лезвие вниз, приготовился отразить новую атаку. Нападение последовало незамедлительно. Бывший солдат рванулся в контратаку, выбрав крайнего слева бандита. Без всякого замаха его меч описал окружность и вонзился противнику в лоб, опережая ответный удар на долю секунды. Это был очень рискованный приём, но Менепа провёл его мастерски; мало того, он толкнул плечом падающее тело на Небамона, помешав тому атаковать себя сбоку. Оба врага – один живой, другой мёртвый – свалились на палубу. Менепа отскочил назад, чтобы не оказаться между двумя противниками, поскольку Сетнахт к этому моменту уже поднялся на ноги. Анупу от злости заскрежетал зубами, но не решился напасть в одиночку. Он сорвал  мешавшую повязку, обнажив набухший рубец над глазом. Небамон выбрался из-под трупа.
-  Ну что приуныли, бойцы? – весело спросил Менепа. – Продолжим?
   Трое врагов подходили к нему с такой осторожностью, словно ступали по горящим углям. Сетнахт угрожающе засопел. Менепа крутанул мечом, отчего  тёмно-рубиновые густые капли крови оторвались от бронзовой поверхности и обрызгали блестевшую от пота физиономию Небамона. Это было похоже на плевок, и натянутые нервы бандита не выдержали. Он дёрнулся вперёд, но сильный удар по лезвию возле гарды выбил оружие из его руки. Небамон успел только моргнуть. Острый холодный металл рассёк ему горло. Анупу ринулся за мачту, намереваясь обойти Менепу с тыла. Сетнахт атаковал спереди. Засверкали в бешеной пляске мечи, превратившись в одно сплошное месиво. Оба поединщика приседая и уворачиваясь, скользили по палубе, нанося удары в разных направлениях. Выскочивший из-за мачты Анупу остановился в нерешительности, так как фехтовальщики двигались слишком быстро, беспрестанно меняя свои позиции. На мгновение они разошлись, замерли на месте, громко выпуская воздух из вздымающихся грудных клеток, и снова бросились друг на друга. Звякнули клинки. Менепа почувствовал резкую боль  и, отскакивая вбок, заметил, что одежда на его левом плече разъехалась в стороны, а под ней расплывается кровавое пятно. Сетнахт оскалил зубы. Бывший солдат усмехнулся в ответ, впрочем, его глаза затянулись ледяной изморозью, от которой бандиту стало не по себе. Воспользовавшись паузой, Сетнахт взглянул на своего сообщника, и тот, вертикально подняв меч, сделал шаг вперёд. Не успел Анупу поставить ступню на палубу, как что-то прогудело мимо его лица, будто пролетел сердитый шмель, и со звоном выбило из руки оружие. Он повернул голову. Около борта другой барки стояла Сатипи с изготовленным для стрельбы луком. С испуганной торопливостью Анупу попятился обратно к мачте. Сетнахт сердито шмыгнул носом, помрачнел; сообразив, что помощи не будет, перевёл взгляд на Менепу.
«Пора заканчивать», - пронеслось в его голове. Он сделал неожиданный выпад в лицо противника. Встречным скользящим ударом Менепа сбил его летящий клинок в сторону и, продолжив движение, отсёк левое ухо Сетнахта. Взревев от внезапной боли, бандит отпрыгнул назад. Волна кипящей ярости прокатилась по его телу, сотрясла нетерпеливой дрожью конечности. В ту же секунду опасавшийся стрелы Анупу, пригнувшись, поднял свой меч с палубы. Оба сообщника переглянулись и одновременно с двух сторон бросились на Менепу. Сетнахт резко замахнулся, но вдруг его противник присел с таким проворством, какое трудно было ожидать от подобного громилы; его клинок рубанул поперек тела бандита, рассекая мягкие ткани живота. Перенеся вес на другую ногу, Менепа развернулся всем корпусом к Анупу и нанёс точно такой же удар. Всё это действие заняло один короткий миг – секунда, две, не более. Оба врага рухнули на палубу почти одновременно.
-  Кончено, - сказал бывший солдат, выпрямляясь во весь рост. Он оглядел залитую кровью барку. Его друзья, столпившись у борта, смотрели во все глаза.
-  Ты великий воин! – восхищённо воскликнул Тутмос. – Никогда не видел такой схватки! Это мастерство!
-  Он меня всё-таки задел, - недовольно отозвался Менепа и посмотрел на кровоточащее плечо. Его взгляд обратился на матерчатую каюту в кормовой части, в которой, как ему показалось, кто-то был. Пройдя по палубе, он откинул полог и заглянул внутрь. Он увидел связанную танцовщицу, глядевшую на него широко раскрытыми испуганными глазами.
-  Привет, красавица, - сказал Менепа. – Давно не виделись. Вставай. Ты уже приехала.
-  Вы меня убьёте? – вопросительно прошептала Шепсет.
-  Посмотрим.
   Если бы он догадался заглянуть в трюм, то нашёл бы там тюки с награбленными сокровищами из гробницы, но ему эта мысль не пришла в голову. Он отвёл танцовщицу на свою барку, где перерубил верёвки от абордажных крючьев, отправив бандитское судно с мёртвыми телами плыть по течению. Вся компания встретила Шепсет хмурыми взглядами.
-  Что с ней будем делать? – спросил Нофри.
   Его друзья пожали плечами. 
-  Я предлагаю отдать её подполью, - предложил он, видя, что никто не высказывается. – Может быть, ещё успеем их догнать.
   Танцовщица прожгла его испепеляющим взглядом.
-  Ненавижу вас. Как жаль, что не могу вам всем отомстить. Но мои проклятья не пропадут даром. Обещаю.
   Студент в ответ сокрушённо вздохнул:
-  Никто из нас не убивал твоего отца. Могу в этом поклясться. Не знаю, чем мы заслужили твою ненависть, разве только тем, что оказались по разные стороны. Но тому, кому ты служишь, глубоко наплевать на твою жизнь. Так же, как и на жизнь твоего отца. Уверяю тебя. Он озабочен только собственной властью.
-  Мне уже наплевать на жреца. Ты знаешь, кто убил?
   Нофри смутился.
-  Я вижу по твоим глазам, что знаешь, - с горьким чувством промолвила Шепсет. – Конечно, ты мне не скажешь. Но я могу открыть одну важную тайну. Взамен вы назовёте мне имя убийцы и отпустите меня на берег.
-  Что за тайна? – спросил Менепа. – Может, она не стоит чёрствого сухаря.
-  Эта тайна стоит очень многого. Зелье, которое изготовил мой отец, исправить невозможно. Неферабет пробовал. Неужели вы думаете, что он отдал бы вам рецепт, если бы не был в этом уверен? Ваши друзья только зря потратят время. Но я знаю, где хранится древний рецепт настоящего зелья. Того самого, при помощи которого боги умели оживлять людей.
-  Откуда нам знать, что ты не лжешь? – нахмурил брови Нофри.
-  Вам придётся поверить мне на слово. Но учтите, вы ничего из меня не вытянете силой.
   Студент посмотрел на своих друзей. На их лицах была написана задумчивая неопределённость, лишь Менепа кивком головы выразил согласие.
-  Хорошо, - произнёс Нофри. – Я назову тебе имя, - он мельком взглянул на Сатипи. Служанка насторожилась. – Только вряд ли тебе оно поможет, потому что этот человек умер. Выпил вина и скончался на месте.
-  Это был Пенту?
-  Да, это был он.
-  Я так и думала. Он говорил, что нож – его любимое оружие. Моего отца тоже зарезали ножом. Значит, моя месть была не напрасной. Хвала Сету, он услышал мои молитвы.
-  Ты обещала открыть нам тайну, - прищурился Нофри.
-  Я выполняю своё обещание. В подвале храма Сета есть саркофаг, в котором лежит сфинкс. Но не каменный, а настоящий. Я видела его своими глазами. Рецепт зелья выбит на внутренней стороне саркофага.
-  Я тебе верю,- внезапно оживился студент. – Ахтой мне говорил, что секрет зелья хранит сфинкс. Так было написано в древнем папирусе. Никто не знал, что это значит. Теперь понятно.
-  Неужели вы отпустите эту суку? – вставила гневно Табуба. – Она вас всех чуть не отправила на тот свет.
-  Отпустим, - отрезал Менепа. – Договор есть договор.
-  Отвезите меня на западный берег, - попросила Шепсет.
   Тутмос подтянул парус под ветер, и судно направилось к прибрежным тростниковым зарослям. Танцовщица посмотрела назад. Барка, которая должна была её отвезти, попрежнему стояла на месте. До неё было метров четыреста. Как только Шепсет оказалась на берегу, она торопливо зашагала вдоль прибрежной полосы, радуясь в душе, что осталась жива. По словам Нофри её враг умер от яда, а это было самое главное. Может быть, жрец и проиграл, но Шепсет не считала себя побеждённой. Она бросила взгляд на уходящее судно, ощущая некоторое сожаление – как-никак она провела с этими людьми бок о бок достаточно времени. Что-то зашелестело в тростнике, взлетели с шумным хлопаньем крыльев дикие утки. Непонятной тревогой повеяло в воздухе, словно возникло чьё-то незримое присутствие. Шепсет осмотрелась. Со стороны барки к ней приближались люди, одним из которых, кажется, был Небра. Танцовщица прибавила шаг, но вдруг в тростнике раздался пугающий хруст – кто-то пробирался ей наперерез. Она на мгновение остановилась, ощущая неприятную волну беспокойства: слишком много волнений ей выпало на сегодняшний день. В зарослях мелькнула белая одежда, и вслед за этим на берег выбрался человек, от вида которого Шепсет едва не лишилась сознания. На неё своим жутким гипнотическим взором смотрел Мемфисский Потрошитель. Она хотела крикнуть, но звук застрял в её горле ватным комком, даже когда ужасный мертвец двинулся на неё, растопырив руки. С него стекали струйки воды, ворсистая зеленоватая клякса прилипшей речной тины облепила мокрую одежду на плече, и вообще, он походил на утопленника, пробывшего на дне реки несколько дней. Его изломанное нечеловеческими движениями тело надвигалось всё ближе и ближе, затем последовал молниеносный бросок. Холодные мокрые руки схватили танцовщицу за голову и с треском свернули шею. Бездыханная Шепсет упала на землю. Потрошитель развернулся лицом к реке, намереваясь вернуться в воду. Позади него прямо из воздуха возник Неферабет с рыболовной сетью в руке, ловким движением набросил её на мертвеца и с силой ткнул посохом пойманную добычу в спину, опрокидывая на землю. Запутавшийся Потрошитель сделал попытку подняться на ноги, но она не увенчалась успехом.
-  Лежи на месте, сволочь! – повысил голос жрец. – Иначе отправлю в царство теней! Ты ведь знаешь, как это делается.
   Он подождал, пока подойдёт Небра с четырьмя матросами. Всё это время мумия оставалась неподвижной, окончательно напоминая вытащенного из воды утопленника, которого занесло в поставленный на ночь невод. Запыхавшийся тайный агент, подойдя поближе, с недоумением уставился на мертвеца, не сразу сообразив, кто это такой. Потом его взгляд скользнул на тело танцовщицы.
-  Доплясалась, - сказал он со вздохом.
-  Она не выполнила задание, - презрительно промолвил жрец. – Я же говорил, что кончит как её папаша. Ладно, ещё не всё потеряно. А это чудовище, - он показал на Потрошителя, - отвезёте в Мемфис. Скоро оно мне пригодится. Фараон собрался в Пер-Рамсес.* Так что план тот же. Только свяжите мумию покрепче и бросьте в трюм, чтобы больше не сбежала.
-  Доставим в лучшем виде, - пообещал Небра.

                13

-  Необходимо смазать рану, чтобы не было загноения, - сказала Сатипи. – У меня есть очень хорошая мазь.
   Менепа посмотрел на плечо. Порез был достаточно глубоким. Вся его одежда была заляпана своей и чужой кровью и годилась только на выброс: появиться в таком виде в любом городе – это значит привлечь внимание полиции.
-  Однако, - промолвил дембель.
-  Куда мы теперь? – спросил Нофри. – Будем разворачиваться в Абидос? Нужно сообщить подполью по поводу зелья.
-  А тем временем Та-бес, то есть Шепсет доберётся до Мемфиса, и жрецы спрячут саркофаг с рецептом, - заметил Тутмос.
   Студент почесал затылок.
-  Тогда отправляемся в Мемфис. Попробуем пробраться в храм Сета и переписать рецепт.
-  Очень разумная мысль, - одобрил Менепа. – Раз уж взялись помогать хорошим людям, доведём дело до конца.
-  Кстати, Сатипи, - сказал Нофри. – Предупреди Пенту насчёт Шепсет. Мы же его, так сказать, записали в покойники.
-  Да он её убьёт, если встретит, - ответила служанка.
   Впереди уже появился первый встречный корабль.
   Господин ***фхор на своей барке приказал капитану ставить парус. Пора было отправляться вслед за колдунами. Судно покинуло своё убежище в тростнике и вышло на чистую воду. По дороге полицейский приказал пристать к  неуправляемому бандитскому кораблю, которого медленно несло течение, словно   детское судёнышко. Перебравшись через борт, ***фхор ужаснулся. Вся палуба была залита лужами крови; семеро его недавних спутников лежали в разных позах с ужасными ранами, нисколько не подавая признаков жизни. Полицейский подумал, что люди, которых он преследует, на самом деле крайне опасны.
«Надо будет написать церемониймейстеру, что все мои помощники убиты, и потребовать дополнительной награды за смертельный риск», - озарила его мозг удачная мысль.
   Он уже собрался перебраться на своё судно, как вдруг услышал слабый стон. Обернувшись, он увидел, что Анупу открыл глаза и пытается приподняться с палубы.
-  Помоги мне, - слабым голосом попросил бандит.
-  Чем же это я тебе помогу? – ***фхор расставил ноги и упёрся ладонями в бока.
-  Мне нужен лекарь. Отвези меня в ближайший город.
-  Боюсь, что лекарь тебе не поможет, - с сомнением покачал головой полицейский. – Человеку, у которого кишки вываливаются наружу, нужен бальзамировщик.
-  Я заплачу тебе золотом.
-  Золотом? Ты хочешь сказать, что вернёшь мне золото, которое я заплатил вам за службу?
-  Нет, это другое золото. Его много. Оно лежит в трюме.
   ***фхор покосился на свою команду. Матросы навострили уши и слушали каждое слово.
-  Откуда у тебя это золото?
-  Это неважно. Отвези меня в город и можешь забрать его себе.
«Как же удачно всё получается», - подумал ***фхор. – «Нельзя упускать такой случай».
-  Твоё золото наверняка добыто преступным путём, - нарочито громким голосом сказал он вслух. – Как представитель закона я его конфискую. А что касается твоей просьбы, могу сказать, что мы не будем останавливаться в ближайшем городе. Я преследую государственных преступников и не намерен прекращать слежку.
-  Будь ты проклят, собака! – Анупу попытался плюнуть, но слюны не было.
-  Впрочем, кое в чём я могу тебе помочь, - ухмыльнулся полицейский. – Лучше быстрая смерть, чем ужасные мучения. Не так ли?
   Он поднял с палубы меч и, подойдя к бандиту, воткнул тому клинок прямо в сердце. Дёрнувшись всем телом, Анупу застыл навеки, глядя открытыми глазами в безоблачное небо. Подавленные матросы отвернулись.
   Волнуясь мелкой рябью, священный Нил катил свои воды - величественный, невозмутимый, далёкий от человеческих страстишек. В городе Гермонтисе Имхотеп и Тутмос закупили провизию и новую одежду для Менепы. Их дальнейшее путешествие было спокойным. Они причаливали к берегу, чтобы поесть или когда чувствовали, что начинают уставать. Вдохновлённый произошедшими событиями, Тутмос сочинил очень печальную и красивую пьесу, которую к вечеру уже исполнял на арфе, и складывалось впечатление, что пальмы покачивают в такт своими зелёными головами, слушая эту трогательную музыку. Больше всего его тяготила потеря танцовщицы. Он проклинал в душе Неферабета и всех его приспешников, играющих человеческими жизнями ради удовлетворения собственного тщеславия. Только вечно грустный закат понимал его чувства. Ещё он заметил, что Табуба с какой-то странной тоской поглядывает на Менепу. Вскоре на это обратили внимание все остальные. Чем меньше расстояния оставалось до дома, тем печальней становились её глаза. Как тонкая натура, арфист уловил, что Табуба охвачена любовной лихорадкой. Менепа и сам замечал устремлённые на него взгляды, но всякий раз отворачивался, недовольно нахмурившись. Миновала ночь, затем наступил новый день, который опять сменился ночью. Утром третьего дня корабль подошёл к Афродитополю. Лицо Табубы превратилось в страдельческую маску, а глаза горели такой страстью, что, казалось, могли воспламенять всё, что горит. Она почти не замечала окружающего мира, находясь на грани помешательства. Сатипи смотрела на неё с беспокойством, так как впервые видела свою хозяйку в таком состоянии.
-  Похоже, Табуба на тебя серьёзно запала, - шепнул Тутмос Менепе, управлявшему рулевым веслом.
-  Сам вижу, - угрюмо ответил тот.
-  Что будешь делать?
-  Распрощаемся и забудем.
   До пристани было уже недалеко – всего несколько минут пути. Больше всех волновался Нофри. Он не скрывал своей неприязни к хозяйке публичного дома, и эта неожиданная ситуация выводила его из себя. Как же он хотел, чтобы судно неслось на крыльях, лишь бы побыстрее избавиться от Табубы. Он готов был из последних сил дуть в парус, если бы это хоть немного добавило скорости. Его нетерпение выражалось в бесцельном хождении по палубе и нервном покусывании губ. Когда деревянный борт барки стукнулся о причал, его лицо просияло.
-  Ну, всё, приехали! – хлопнул в ладоши студент.
-  Как мы дальше? – спросил Тутмос. – Будем искать попутное судно? Ты не одолжишь нам свою барку? – посмотрел он на Табубу. – Мы тебе вернём. А то не хочется терять время.
   Словно очнувшись ото сна, женщина взглянула на него непонимающими глазами, наконец, сообразила, что от неё хотят.
-  Берите, что угодно, - произнесла она безразличным тоном. – Мне всё равно.
-  Вот спасибо, - обрадовался арфист. – Мы поможем тебе сгрузить вещи.
   Он кивнул своим спутникам, и те, сбросив сходни, принялись таскать на причал сундуки. Табуба безучастно наблюдала за их действиями, точно находилась в другом мире. Прикосновение служанки вывело её из прострации.
-  Мы сходим, - сказала Сатипи.
   Перед ними спустился Менепа, отнёс на пристань последний сундук.
-  Вам нанять носильщиков? – спросил он, развернувшись.
-  Мы наймём, - ответила служанка.
-  Ты ничего не замечаешь? – внезапно произнесла Табуба. От её горящего взгляда Менепа немного смутился.
-  Ну, так. Кое-что, - пожал он плечами.
-  И только? Разве ты слепой? Неужели ты не видишь, как я к тебе отношусь?
-  Ну, в общем, вижу. По-моему, хорошо относишься.
   Она схватила его за одежду.
-  Ты никуда не поедешь. Иначе я умру. Ты понял меня?
-  Я не могу бросить своих друзей, - нахмурился Менепа.
-  Твои друзья справятся без тебя. Если ты уедешь, я не смогу жить. Я закрываю глаза и вижу только твоё лицо. Я ощущаю в своём теле огонь, который сжигает меня изнутри. Я измучилась. Ты не представляешь, какая это пытка. Если ты останешься, не пожалеешь. Я готова для тебя на всё. Ты будешь самым счастливым человеком на свете. Я буду жить только для тебя.
   Табуба говорила с придыханием, захлёбываясь от своей страсти. Менепа чувствовал себя неловко.
-  Я не могу бросить своих друзей, - повторил он твёрдым голосом.
-  Разве ты их бросаешь? Ты уже сделал для них, всё что мог. Никто не сможет сделать большего. Я умоляю тебя, останься. Может быть, тебя смущает моё прошлое? Клянусь жизнью, что буду для тебя самой верной женщиной. Хочешь, мы уедем туда, где ни меня, ни тебя никто не знает. Мы начнём жизнь с начала. Только не уезжай.
-  Ну, ясно, - промолвил Менепа. Он посмотрел на своих друзей. – Жаль тебя огорчать, но я не останусь. Я никогда не прощу себе, если что-нибудь случится с теми, кто мне дорог.
-  Но ты не должен…- начала Табуба. Менепа её оборвал:
-  Я никому ничего не должен в этом мире. Когда меня рождали на свет, то не спрашивали, хочу ли я здесь жить. Поэтому я буду поступать так, как считаю нужным.
-  Но ты хотя бы вернёшься?
-  Как будет угодно судьбе.
-  Знай, я буду тебя ждать. Дни и ночи. Мой дом открыт для тебя в любой час. Даже если мир перевернётся вверх дном, я всё равно буду тебя ждать.
   Она прильнула к нему и поцеловала в губы. Менепа ощутил нервную дрожь её тела.
-  Мне пора, - сказал он и, отстранившись, поднялся на палубу. Имхотеп убрал сходни. Тутмос поставил парус по ветру; барка, покачиваясь, отошла от причала. Табуба стояла, не шелохнувшись, едва сдерживая слёзы. Мучительная душевная боль резала её изнутри острым ножом.
-  Он не вернётся, - сказала она таким скорбным голосом, от которого у любого сжалось бы сердце. – Я поступила с этим человеком дурно. С ним и с его друзьями, за которых он готов отдать свою жизнь. Он мне этого не простит.
   Табуба вдруг поняла, что всё её существование с этой минуты превращается в один сплошной кошмар, и что в любой момент она может свихнуться от тоски, не выдержав таких страданий.
-  Какая же я была гадина! – воскликнула она, ударив себя по рукам. – Я всю жизнь изображала любовь, и за это мне было послано проклятие. О боги! Из всех наказаний вы выбрали самое жестокое.
   Сатипи обняла её за плечи.
-  Не переживай. Всё образуется. Может быть, он вернётся. Менепа очень хороший человек.
-  Поэтому он не станет связываться с такой подлой гадиной, как я, - дрогнул голос Табубы. По её щекам потекли слёзы. – Тебе хорошо. У тебя есть Пенту, который тебя любит. А что есть у меня? Публичный дом с продажными девками? Такими же продажными, как я сама. Не надо меня утешать. Я проклята. Это наказание свыше за всю мою отвратительную жизнь.
   Она уже не могла говорить, её душили рыдания. Барка уходила вниз по реке, словно изящная гордая птица.
-  Не жалеешь? – спросил Тутмос. – Мог бы остаться с Табубой.
-  Я таких людей не уважаю, - отрицательно помотал головой Менепа. – Разве можно жить с тем, кого не уважаешь?
-  Ну, знаешь. Время всё сотрёт. А там глядишь, и полюбишь её. Так бывает. Многие о таких женщинах только мечтают.
-  Мало ли, кто о чём мечтает, - высказал Нофри. – Нельзя жить со стукачами, подлецами и предателями. Менепа, ты настоящий человек. Честно говоря, я боялся, что ты поддашься. Но я в тебе не ошибся. А ты что скажешь, Имхотеп?
-  Мне её жалко, - честно признался писец. Это было сказано с такой откровенной простотой, что все замолчали. Вскоре показались древние стены города Ичу-Тауи, расположенного, как и Мефис, на западном берегу. Путешественники испытали душевное волнение – начинались родные места.
-  Как же давно мы не были дома, - сказал Имхотеп. – Почти целую вечность.
-  А сколько всего с нами приключилось, - прибавил Тутмос. – Страшно подумать. Мы приобрели друзей, но приобрели и врагов. И что-то потеряли.
   Он с грустью подумал о танцовщице. Если бы он узнал, что Шепсет мертва, его печаль была бы безмерной. Тутмос давно понял, что из всех существ, населяющих землю, люди – самые ужасные, и бесспорно заслужили свою участь. Но он, к сожалению, тоже принадлежал к человеческому роду и отнюдь этому не радовался. Если бы не музыка, питающая его живительной энергией, и верные друзья, он бы впал до конца своих дней в чёрную меланхолию.
-  Наверное, ты всё-таки зря не остался с Табубой, - выйдя из задумчивости, сказал Тутмос. – Мне кажется, ты был бы с ней счастлив. 
   Менепа, ворочая руль, ответил:
-  Если честно, мне больше по душе Сатипи. Но её сердце принадлежит Пенту.
   Через четыре с лишним часа они приблизились к Мемфису.
-  А вот теперь начнётся самое интересное, - зловеще произнёс дембель. – Я чувствую.

                14

   На городской пристани толпился народ – разгружали какие-то торговые корабли, прибывшие из-за моря. Тутмос дал денег портовому распорядителю, чтобы тот присмотрел за баркой. Друзья вдыхали сладкий воздух родного города, с умилением разглядывая до боли знакомые строения.
-  Давайте сразу отправимся к храму Сета, - предложил Нофри. – Не будем терять время. Нам ещё нужно сообразить, как попасть в подземелье.
-  И не нарваться на легавых из шестого отделения, - усмехнулся Менепа. – Думаю, они будут очень рады, если нас увидят.
-  Интересно бы узнать, где сейчас ***фхор? – спросил Имхотеп.
-  Как где? – взглянул на него Тутмос. – В каменоломнях. Это ясно, как день. А где же ещё?
   Несложно представить их изумление, если бы они увидели, что судно с господином ***фхором на борту причаливает к пристани.
-  Итак, откуда начали, там и заканчиваем, - привычно заложив руки за спину, хмыкнул полицейский. – Это очень даже хорошо.
   Он расплатился с капитаном и приказал выгрузить на причал всё, что досталось ему в наследство от бандитов: тюки с золотом из гробницы и серебряную посуду из дома следователя Ка-апера. Пошарив глазами, он заметил дежурного полицейского и поманил его пальцем.
-  Господин ***фхор? – удивился легавый. Начальника шестого отделения в Мемфисе знала каждая собака. – А говорили, что ты арестован за государственную измену.
-  Ерунда. Ложное обвинение. Я сейчас расследую дело государственной важности, и у меня очень мало времени. Найми-ка, дружок, носильщиков и отправь эти вещи в мой дом. И лично проследи, чтобы ничего не украли. Ты знаешь адрес?
-  Разумеется, господин ***фхор.
-  Ну, вот и славно.
   Теперь, когда вопрос с бандитским наследством окончательно решился, можно было заняться слежкой. Колдуны ушли недалеко – ***фхор догнал их на прилегающей к гавани улице и пошёл сзади неотступной тенью, строго придерживаясь безопасной дистанции. Что-то в душе подсказывало ему, что дело близится к развязке. Его узнал какой-то лавочник, уже открыл рот, собираясь произнести приветствие, но ***фхор опалил его таким гневным взглядом, что тот застыл на месте. По изломанной сетке улиц компания добралась до городского зернохранилища и вышла на площадь перед храмом Сета.
-  Всё, пришли, - сказал Тутмос. – Что дальше?
-  Дальше надо попасть в подземелье, - ответил ему Нофри, разглядывая створки ворот под высоким разрисованным пилоном.
-  Я знаю, что надо. Но как?
-  Пока не знаю. Будем думать.
-  Думать можно до седых яиц. Есть какая-нибудь идея?
-  Идеи нет.
-  Да просто войдём в храм, дадим на лапу привратнику, - предложил Имхотеп. – Скажем, что нам надо в подвал на пять минут. Что от него, убудет, что ли?
-  Не прокатит, - покрутил головой из стороны в сторону студент. – Он позовёт жрецов, и нас вытолкают пинками.
-  Да, ситуация, - поскрёб в затылке арфист. – Как-то мы опрометчиво взялись за это дело. Пойдём, выпьем пива. Обмозгуем всё, как следует.
   Перебравшись к пивной лавке, они взяли четыре кружки и, потягивая янтарный напиток сквозь кружевную белоснежную пену, погрузились в сосредоточенные раздумья.
-  Под видом кого можно попасть в подвал? – спросил Тутмос, глядя себе под ноги.
-  Под видом жрецов, - подсказал Имхотеп.
-  Не годится. У нас нет жреческой одежды, да и придётся побрить голову.
-  Ну и что? Походим пару месяцев лысыми. А одежду можно сшить. Так, приблизительно. Чтобы похоже было. У меня есть знакомая швея, она быстро сошьёт.
-  Тебя расколят в два счёта, - скептически заметил Нофри. – Они всех своих знают в лицо.
-  Тогда под видом слепых.
-  Что под видом слепых?
-  Войдём в храм и отправимся внаглую в подвал. Если повяжут, скажем, дескать, не виноваты, ничего не видим, поэтому не туда зашли.
-  Нет, это вообще никуда не годится, - произнёс Тутмос. – Слепой с письменным прибором? Ты в своём уме?
-  А если войти и спрятаться? Дождаться ночи и спокойно спуститься в подвал. А утром, когда народ придёт на богослужение, улизнуть, как ни в чём не бывало.
-  Где ты там спрячешься? – спросил студент.
-  Да найдём где, - махнул рукой Имхотеп. – Где-нибудь за колонной. Никто не увидит.
-  Нигде ты там не спрячешься, - возразил Нофри. – Придут уборщики и застукают тебя в любом углу.
-  А если разыграть припадочного?
-  В каком смысле?
-  Кто-нибудь из нас изобразит припадок, все сбегутся смотреть, а я, к примеру, тем временем спущусь в подвал.
-  А если никто не сбежится смотреть? У них там этих припадочных по десять штук в день.
-  Тогда я не знаю, - насупился Имхотеп. – Если только совершить подвиг. Помочиться прямо посреди храма, тогда точно сбегутся. Но боюсь, что так отделают палками – останешься калекой на всю жизнь.
-  Вот ты этим и займёшься, - сказал Нофри. – Беда только в том, что мы даже не знаем, где вход в этот злополучный подвал. Так что твоя жертва может оказаться напрасной.
-  Короче, никаких идей у нас нет, - подытожил Тутмос и сделал большой глоток.
-  Давай ещё по кружечке? – предложил Имхотеп. – Под пиво уж очень думается хорошо.
-  Ну, давай, - якобы нехотя согласился арфист.
   Они взяли ещё четыре кружки.
-  В принципе, если сегодня ничего не придумаем, не страшно, - успокоил всех Тутмос. – Можно подумать завтра.
-  Ну, уж нет, - недовольно сказал студент. – Давайте решать сегодня. Время не терпит.
-  Хорошо. Сегодня, так сегодня. Ещё идеи есть?
-  Пока нет.
-  Тогда не мешало бы принять вина. После него обычно идеи лезут в голову одна за другой. Самый верный способ.
-  Я придумал, как узнать, где находится вход в подвал, - радостно сообщил Имхотеп. – Нужно войти и крикнуть: «У вас в подвале пожар». Жрецы бросятся туда, и мы всё узнаем.
-  Узнать-то ты узнаешь, а как ты в него попадёшь? – задал вопрос Менепа.
-  Это уже следующий ход. Надо придумать.
-  Они увидят, что никакого пожара нет, и так тебе наваляют, что ты больше там не покажешься, - произнёс Нофри.
-  Я могу крикнуть и сразу убежать. А в подвал пойдёт кто-то другой. Например, ты.
-  И я как в него пойду?
-  Придумай. Я же придумал, как найти вход в подвал.
-  Это бред какой-то.
-  Почему бред? На самом деле план почти готов. Следи за мыслью. Вы под видом богомольцев заходите в храм. Появляюсь я, кричу, что в подвале пожар. Жрецы бросаются в подвал, и вы узнаёте, где вход. Я тем временем убегаю. Они выскакивают из подвала, а меня уже нет. Дальше их нужно отвлечь. К примеру, Тутмос начинает мочиться посреди храма. Только очень быстро, чтобы не успели забить палками.
-  Что значит, быстро? – не понял арфист. – Как можно быстро помочиться?
-  Главное, начать, чтобы увидели. А закончить можно на ходу. Сразу побежать, чтобы они за тобой погнались. А Нофри в это время спускается в подвал.
-  Где его благополучно вяжут, - завершил его мысль Менепа.
-  Никуда не годится, - Тутмос хлопнул ладонью по деревянной стойке.
-  Тогда я не знаю, - обиженно сказал Имхотеп.
   Все молча уткнулись в свои кружки. В течение пяти минут каждый по глоткам отхлёбывал пиво, прокручивая в голове различные комбинации, но чем дольше они думали, тем сложнее казалась задача. Это было похоже на какую-то насмешку: выбраться из стольких передряг, чтобы спасовать перед элементарным препятствием.
-  Мне ничего не лезет в голову, - разозлился на себя Тутмос. – Со мной такое впервые.
-  Знакомое лицо, - сказал Менепа, глядя куда-то на площадь.
   Его друзья повернули головы и увидели неподалёку тщедушного торговца порнопапирусами, к которому развязной походкой подходили человек пять представителей местной шпаны. Продавец скабрезностей смотрел на них обречёнными глазами – похоже, имел с ними дело не в первый раз.
-  Он сидел с нами в камере в шестом отделении, - припомнил Тутмос.
-  Точно, - подтвердил Менепа. – Кажется, у него проблемы. Ну-ка, погодите.
    Дембель поставил свою кружку на стойку.
    Торговец порнопапирусами пятился назад. Лихие ребята обходили его полукругом.
-  Тебе сказали, чтобы ты здесь больше не появлялся? - лающим голосом заговорил главарь. – Тебе сказали или нет?
-  А ты кто такой, чтобы здесь распоряжаться? – оборвал его Менепа.
   Представители шпаны обернулись, заметили, что к ним шагает вооружённый громила и тотчас превратились в стайку испуганных зайцев.
-  Может, тебе башку отсечь?! – повысил голос бывший солдат.
   Лихие ребята за несколько секунд переместились в другой конец площади, лишний раз доказав, что человеческие возможности не имеют предела, ибо их скорости могла бы позавидовать самая быстрая лошадь.
-  Пива хочешь? – спросил Менена, взглянув на торговца.
-  Хочу.
-  Пойдём. Я угощаю.
-  Моё имя Тот, - представился порноторговец, подойдя к пивной лавке. – Родители назвали в честь бога письменности. А я вас помню.
-  И мы тебя помним, - ответил Тутмос. – Сидели как-то вместе в одной камере. А ты всё торгуешь?
-  А что, интересуетесь?
-  Да не особенно. Предпочитаем натуру.
-  Налей ещё одну кружку, - обратился Менепа к лавочнику.
-  Вообще-то, у меня деньги есть, - заверил его Тот.
-  Я же сказал, что угощаю.
-  Тогда благодарю.
-  Что было в шестом отделении, после того, как нас отпустили? – спросил Нофри.
-  Было что-то страшное, - взялся за голову порноторговец. – Приехал ***фхор, так орал, что со стен сыпалась штукатурка. Мне всыпали тридцать палок, а на следующий день ещё шестьдесят. Я месяц спал на животе.
-  Можешь порадоваться, - улыбнулся студент. – ***фхора арестовала тайная полиция.
-  Я слышал. Теперь в шестом отделении начальник Херихер. Такая скотина! Ещё хуже ***фхора.
-  М-да, - удручённо произнёс Тутмос.
-  А вы здесь отдыхаете? – спросил порноторговец.
-  Не то, чтобы отдыхаем, - ответил Менепа. – Нам нужно попасть в подвал того заведения. По одному делу.
-  То есть в храм? Так это нет проблем. Здесь есть подземный ход.
-  Да ты что? – выпучил глаза Нофри.
-  А вы разве не знали? Я им часто пользуюсь, когда продаю товар храмовым послушникам.
-  И ты нас можешь провести?
-  Запросто.
-  Дорогой ты наш… Да тебе цены нет, - чуть не прослезился студент. – А мы тут голову сломали. Идём немедленно.
-  А пиво?
-  Я тебе целый кувшин куплю. Самый большой.
   Поставив кружки на стойку, компания двинулась с места. Следивший за ними господин ***фхор потопал следом, соблюдая все меры предосторожности. Колдуны быстро пересекли площадь и зашли за угол храма. Полицейский прибавил шаг, опасаясь, как бы не повторилась та же история, что и в Абидосе. Но именно это и случилось. Завернув за угол, он обнаружил, что преследуемые исчезли.
-  Да что же это такое?! – хлопнул себя по бокам ***фхор. – Что за наваждение?
-  Наверное, здесь есть подземный ход, - сообразил он после минутного раздумья. Внимательно оглядев окрестности, он не обнаружил никакого потайного входа. Откуда ему было знать, что в нескольких шагах от него находится хорошо замаскированный люк.
   Порноторговец Тот спускался первым. У него имелась небольшая масляная лампа, которой он пользовался каждый раз, когда пробирался в храм через подземелье.
-  Осторожнее на ступеньках, - предупредил он и, чиркнув огнивом, зажёг фитиль, загоревшийся тусклым, но вполне приемлимым светом, не ярче восковой свечи. Пламя осветило скошенный под углом колодец глубиной не менее десяти локтей, оканчивающийся коридором правильной прямоугольной формы. Туннель расходился в обе стороны.
-  Если пойти направо, придёте к Нилу, - объяснил Тот, когда все спустились вниз. – Но мы пойдём налево. Кстати, а что вы ищите?
-  Нам нужно найти саркофаг, в котором лежит сфинкс, - сказал Нофри. – Ты, случайно, не знаешь, где это?
-  Как не знать, - блеснул зубами порноторговец. – Один молодой жрец мне его показывал, хвастался, что сфинкса сотворил сам бог Сет. Пытался переманить меня в свою веру. Это рядом. Примерно тридцать шагов, и мы у цели.
-  Так что же мы стоим? – спросил студент. – Вперёд.
    Через тридцать шагов они подошли к двери в стене. Нофри ощущал, как учащённо бьётся его сердце. Он находился в логове врага, а до заветной цели, ради которой люди не жалели свои жизни, было совсем близко.
-  Я волнуюсь, - признался он, набрал воздуха в лёгкие и медленно, без скрипа, приоткрыл дверь.

                15

   Сквозь образовавшуюся щель просочился свет горящего масла. Нофри приблизился к ней глазом, но прежде, чем что-либо увидеть, услышал жуткий, скрипучий голос, от которого обмерли все, кто стоял в коридоре.
-  Дай мне зелье, - произнесло какое-то существо, ибо не было на свете человека, имевшего такой ужасающий тембр. – Дай мне зелье.
   Лицо порноторговца вытянулось.
-  Кто это? – спросил он дрожащим шёпотом.
   Нофри приложил палец к губам. Он увидел просторную комнату, оборудованную как лаборатория учёного, изучающего свойства различных веществ. В центре помещения стояла высокая клетка – за её бронзовыми прутьями сидел на табурете скрюченный человек в белой одежде. К своему ужасу студент узнал в нём Мемфисского Потрошителя.
-  Дай мне зелье, - снова проскрипел мертвец.
-  Ты меня уже достал, - раздражённо ответил кто-то из глубины комнаты. Послышались шаги, и возле клетки возник тайный агент Небра.
-  Сказано тебе, делают твоё зелье, - желчно процедил он и засунул в рот финик. Дальше он говорил, жуя и причмокивая. – Благодари милосердного господина Неферабета. Я бы на его месте оставил тебя гнить в этом подвале, пока ты не превратишься в зловонный кусок мяса. После всего, что ты натворил, это для тебя самая лучшая участь.
-  Дай мне зелье, - повторил Потрошитель.
-  А ещё чего тебе дать? Вина и девок? Хочешь, налью мочи. Похлебаешь пока под сушеную рыбку.
-  Я вырву тебе сердце.
-  Попытайся. Из этой клетки не сможет выбраться даже разъярённый зверь.
   Небра сплюнул и забросил в рот новый финик.
-  Ну, что, всё клянчит зелье? – раздался гулкий голос Неферабета.
   Тайный агент посмотрел через плечо. Через несколько секунд в поле зрения Нофри появился жрец с глиняным горшком в руках. Заметив вожделенный сосуд, Потрошитель затрясся как похмельный пьяница при виде кувшина вина.
-  У меня плохие новости, - сказал Неферабет. – Мой человек в Абидосе исчез. Я подозреваю, что с ним разделались.
-  Зелье, - напомнил мертвец.
-  Заткнись, - жрец отмахнулся, словно от назойливой мухи и повернул голову к своему собеседнику. – Видимо, всё придётся начинать с начала.
-  Есть хоть какие-нибудь зацепки? – спросил Небра.
-  Весьма незначительные. А времени очень мало.  По моим сведениям через десять дней или около того барка фараона пройдёт мимо Мемфиса. Это единственный шанс. В Пер-Рамсесе мы его не достанем. У меня там нет ни одного преданного человека.
-  И как же быть? Найти за десять дней тело невозможно. Я пытал парочку поклонников Эхнатона. Они мне ничего не сказали. И не потому, что такие крепкие – у нас языки развязывают всем. Они не знали, где спрятано тело. Я так понял, что это величайшая тайна, о которой знает лишь верхушка. Всего несколько человек.
-  Если мы не найдём тело, покушение будет лишено смысла, - мрачноватым тоном изрёк Неферабет. – Всё отложится на неопределённый срок.
-  А как быть с этим? – большим пальцем левой руки Небра указал на Потрошителя.
-  Дух отправим в царство теней, а тело хорошенько забальзамируем и будем хранить до тех пор, пока оно нам не понадобится. Держать это чудовище в живом виде слишком хлопотно.
   Услышав эти слова, мертвец вкочил с табурета и вцепился в прутья решётки.
-  Зелье. Дай мне зелье, - зашипел он подобно змее.
-  Зелье отменяется, - издевательски скривил губы Неферабет. – Ты отправишься к мёртвым.
   Жрец ожидал вспышку бессильной ярости, но вместо этого Потрошитель внезапно распрямился и опять заговорил скрипучим голосом:
-  Тебе придётся дать мне зелье, или ты никогда не узнаешь, где спрятан тот, кого ты ищешь.
-  Что это значит? – тонкая бровь Неферабета поехала вверх.
-  То, что ты слышал.
-  Я не понял тебя.
-  Здесь нечего понимать. Вы ищете тело большого человека. Я знаю, где оно лежит.
   Жрец посмотрел на тайного агента, заморгавшего от удивления глазами.
-  Ты хочешь сказать, что если я дам тебе зелье, ты назовёшь мне место, где спрятано тело? – спросил Неферабет, переведя взгляд на Потрошителя.
-  Конечно.
-  Возьми.
   Жрец с осторожностью поднёс горшок к прутьям решётки, опасаясь какой-нибудь внезапной пакости, но мертвец опустил руки в сосуд, с жадностью зачерпнул мазь и принялся втирать её в своё синюшное лицо.
-  Говори, - промолвил второй пророк, отстраняя горшок от клетки.
-  Дай ещё.
-  Получишь. Сначала говори.
-  Пять месяцев назад я поймал одного рыбного торговца. Очень мерзкого, жирного негодяя, продавшего мне тухлую рыбу. Я отвёз его на колеснице в одну старую гробницу, которую выбрал заранее. Вход в этой гробнице был распечатан – это сделал кто-то до меня. Пока я волок связанную тушу торгаша по склепу, я наткнулся на окаменевшее тело большого человека.
-  Что за гробница?
-  Давай зелье.
-  Возьми.
   Потрошитель зачерпнул очередную порцию и стал натирать шею. Мазь быстро всасывалась в его кожу, будто тысяча микроскопических ртов заглатывали её как пищу.
-  Так что за гробница? – повторил вопрос Неферабет.
-  Если идти от Мемфиса, то возле Великой пирамиды ты увидишь три пирамиды поменьше. Это гробницы цариц. В одной из них лежит тело.
-  В какой?
-  В той, что находится справа.
-  Замечательно! – глаза жреца сверкнули, словно два хорошо отшлифованных камня, попавших под луч солнечного света. – Небра, возьмёшь пару слуг и отправишься туда прямо сейчас. Прихватите оружие. Если кто-то появится в гробнице – убейте.
-  Слушаюсь, - ответил тайный агент. – Сколько времени мы там должны находиться?
-  До захода солнца. Мы перевезём тело Эхнатона в храм под покровом темноты. Никто ничего не должен видеть. Пойдём, я подберу тебе людей.
   Они оба удалились. Нофри слышал их затихающие шаги.
-  Что тут творится? – тихо спросил порноторговец.
-  Долго объяснять, - на такой же громкости ответил студент и повернулся к своим друзьям.
-  Похоже, дело скверное, - высказал Тутмос. – Как быть?
-  Переписывать рецепт, - решительно заявил Нофри. – Пошли.
   Он распахнул дверь, и вся компания вошла в помещение.
-  Привет, говнюк, - помахал Менепа Потрошителю. – Не простудился после купания?
   Мертвец заклацал зубами, прижав к прутьям кошмарное лицо. Порноторговец пошатнулся и наверняка бы грохнулся на пол, если бы его не подхватили за локти.
-  Это наш старый знакомый, - пояснил ему Нофри. – Ублюдок, каких свет не видывал.
   Обведя глазами комнату, студент быстро обнаружил саркофаг.
-  Сфинкс лежит здесь? – спросил он у Тота.
-  Здесь, - последовал ответ.
   Тутмос приставил к стене свою арфу, потерев ладони, взялся за край каменной крышки. К нему присодинились остальные, разом дёрнули, со скрежетом сдвинули в сторону плиту, затем заглянули внутрь и пережили лёгкий шок. В глубине саркофага лежал мумифицированный монстр.
-  Некогда удивляться, друзья мои, - привёл их в чувство студент. – За дело.
   Его высказывание в первую очередь было обращено к Имхотепу, который сразу же заскрипел палочкой по заранее приготовленному папирусу, старательно переписывая выбитые на внутренней стенке каменного ящика иероглифы. Менепа занял позицию возле проёма входа на случай внезапного появления кого-нибудь из жрецов. Прошли три невероятно долгих минуты. Ужасный мертвец с ненавистью смотрел из клетки на своих врагов.
-  Готово, - наконец объявил Имхотеп.
   Друзья водрузили крышку на место и тем же путём покинули помещение.
   Только оказавшись на площади, они вздохнули с облегчением.
-  Рецепт у нас, - сказал Тутмос, - но что это даёт? Мы даже не успеем его никому передать.
-  А мы и не будем его никому передавать, - хитро улыбнулся студент. – Мы всё сделаем сами.
-  А кто это был в клетке? – спросил порноторговец, хлопая осоловевшими глазами. 
-  Мемфисский Потрошитель. Менепа его убил, - Нофри кивком головы указал на дембеля, - а жрецы оживили. Я тебе, между прочим, обещал кувшин пива.
-  Да мне не надо, спасибо. Я, наверное, пойду.
   И не успел никто ничего сказать, как порноторговец засеменил по площади, постепенно переходя в убыстряющийся галоп.
-  Бедняга, кажется, струхнул не на шутку, - покачал головой Тутмос. – А мы его даже не отблагодарили.
-  Ещё отблагодарим, - пообещал Менепа. – Живём в одном городе. Нофри, так что ты там говорил по поводу рецепта?
-  Я говорил, что мы всё сделаем сами.
-  Как это?
-  Обыкновенно. Сначала найдём аптекаря, который изготовит зелье, а потом отправимся в гробницу и оживим Эхнатона.
-  А ты знаешь, как это делается?
-  Мне объясняли.
-  А если не сможем?
-  Тогда всё насмарку. Давайте искать аптекаря.
-  А что его искать, - ухмыльнулся Тутмос. – Пошли в лавку господина Небсехта, мужа моей любовницы Нофрет. Это его слабительное попробовали в шестом отделении.
   Лавка аптекаря находилась на улице бога Гора, почти по соседству с жильём арфиста. Тутмос по дороге забежал домой и оставил там свой инструмент.
-  Теперь порядок, - сказал он, вернувшись. – Приступим к осуществлению нашего плана.
   Господин Небсехт был солидным мужчиной средних лет с круглыми как у совы глазами, отчего на его лице застыло выражение вечного удивления.
-  Весьма любопытный рецепт, - заключил он, прочитав папирус. – И что же это за снадобье, хотелось бы знать?
-  О, это очень древнее средство, - заверил его Тутмос. – Сейчас таких не сыщешь. Ты сможешь его изготовить, достопочтенный?
-  Изготовить можно.
-  Сколько на это уйдёт времени? Мне нужно как можно быстрее.
-  Часа четыре уйдёт. Не меньше.
-  Прошу тебя, сделай к этому сроку. От этого зависит человеческая жизнь. А я в долгу не останусь.
   Тутмос высыпал на стол все деньги, которые он заработал с танцовщицей на площади в Атрибисе. Он покинул лавку с облегчением. Друзья ожидали его на другой стороне улицы. Арфист хотел, было, пересечь дорогу, но вдруг ему загородила путь грудастая женщина с широким бёдрами и гневным, но вполне миловидным лицом. Это была госпожа Нофрет, супруга аптекаря.
-  Ах вот ты где, мерзавец?! – метнула она молнии из своих глаз, схватив Тутмоса за грудки пухлой ширококостной рукой.
-  Только не здесь, любимая, - умоляюще прошептал арфист и потащил её за угол, откуда раздались шлепки и невнятные восклицания.
-  Ещё одно осложнение, - прокомментировал Нофри. – Боюсь, что это надолго.
   Однако вопреки его прогнозу Тутмос появился минут через десять с покрасневшей щекой.
-  Зелье будет готово через четыре часа, - провозгласил он приятную весть. – Мы успеем. Предлагаю пока пойти попить пива. Вино пить не будем. Нам потребуется ясная голова.
   Господин ***фхор наблюдал за ними из-за угла дома в конце улицы, откуда было слышно каждое слово.
«Опять какое-то зелье», - подумал полицейский, наморщив лоб. Он уже порядком устал от бесконечных головоломок.
   Примерно через четыре часа, когда Тутмос вернулся в лавку аптекаря, второй пророк храма Сета спустился в свою лабораторию. Переступив порог, он бросил взгляд на клетку и замер на месте, словно колонна в гипостильном зале. Прутья решётки были выгнуты колесом, а место Потрошителя занимала сплошная пустота, если не считать сломанного табурета. Неферабет сжал посох, так что побелели костяшки на пальцах, набрал воздуха в лёгкие, сделал шаг и быстрым поворотом головы осмотрел комнату. Ужасная мумия опять сбежала – это стоило признать как свершившийся факт. Жрец почувствовал, как под ним закачался пол. Он вернул себе самообладание невероятным усилием воли, что умел делать в любой ситуации.

                16

   Менепа вынул пробку из глиняной фляжки и, запрокидывая голову, посмотрел на Великую пирамиду. Низкое вечернее солнце светило с запада, окрашивая песок в красновато-бурый цвет, поэтому на повёрнутой к Мемфису стороне гигантского строения лежала тень. Слева распластался на животе Большой Сфинкс, за которым стояли ещё две рукотворные остроконечные горы, ставшие впоследствии известными как пирамиды Хефрена и Микерина.
-  Ну вот, почти пришли, - сказал дембель, протягивая фляжку Тутмосу. – Нофри, ты уверен, что у нас всё получится?
-  Я надеюсь, - студент вытер взмокший лоб. Весь путь они преодолели почти бегом, ни разу не остановившись.
-  Нужно немного отдышаться, и вперёд, - произнёс Менепа, сплюнув липкую слюну, никак не желавшую отделяться от нижней губы, так что даже пришлось задействовать пальцы.
   Они отдыхали всего две минуты, постаравшись привести за это время учащённое дыхание в норму.
-  Всё, поскакали, - призывно махнул рукой бывший солдат. Ему на секунду почудилось, что он опять участвует в военном походе. Его спутники устало зашевелили ногами. Было видно, что они почти выбились из сил. Менепа снизил темп. Последние двести метров его друзья преодолели на пределе своих возможностей. Гробница была уже рядом – малая пирамида, крайняя справа из трёх ей подобных. У её стен Имхотеп зашатался и, не удержавшись, сел на песок, виновато взглянув на своих спутников.
-  Так и умереть можно, - с трудом выговорил он, вставляя между словами небольшие паузы. Менепа протянул ему руку, рывком поставил на ноги. Они подошли к тёмному проёму входа.
-  А теперь тихо, - прошептал дембель. – Я пойду первым.
   В густой тьме склепа стояла пугающая тишина. Нельзя было зажигать огонь, нельзя было шуметь – где-то там, в глубине затаились трое посланников жреца, готовые в любую секунду пустить стрелу в непрошенного гостя. Менепа двигался наощупь, напрягая зрение и слух до боли в голове. Он медленно выпускал воздух через нос, опасаясь, что его дыхание будет услышано. Он улавливал малейший шорох, вызванный дуновением ветерка. У врагов было время изучить помещение. У него этого времени не было. Надо было действовать наверняка. Внезапно он увидел слабое пятно света. Прижавшись к стене, Менепа заскользил спиной вдоль холодных каменных плит. Он пробирался тише змеи, подползающей к своей жертве. Заряженный лук он держал в боевой готовности. Трепещущее пятно света на полу было отблеском горящего светильника.
«Может быть, это ловушка», - подумал Менепа. – «Я пойду на огонь, а мне выстрелят в спину». Он остановился и напряжённо вслушался в тишину. Там, где лежало пятно, стена делала поворот – оттуда доносилось потрескивание пламени. Бесшумно передвигая ступни, он дошёл до угла и ещё раз остановился. Никаких подозрительных звуков.
«Неужел эти козлы расслабились?»
   Проведя пятнадцать лет на войне, он привык думать как человек, чья жизнь каждую минуту подвергается смертельной опасности, забыв, что существуют те, кто относится к своим обязанностям довольно беспечно. Похоже, что в данном случае так оно и было. Впрочем, риск всё же оставался. Он высунул голову из-за угла и увидел освещённый вход в какую-то комнату. Две секунды спустя Менепа был уже у дверного проёма.
   Все трое со скучающим видом сидели на найденных в гробнице стульях, вероятно устав от долгого ожидания. Их луки покоились на коленях, а тайный агент вдобавок ко всему жевал финики. Появление на пороге Менепы они восприняли как полную неожиданность. Первый же попытавшийся вскочить противник был сражён стрелой наповал. Господин Небра начал поспешно заряжать свой лук, но выстрел Менепы отправил его в иной мир быстрее, чем он успел это сделать. Третий человек вообще настолько растерялся, что так и остался сидеть на стуле с разинутым ртом.
-  Брось оружие на пол, и к стене, баран! – крикнул дембель. 
   Человек мигом повиновался.
-  Встань на колени! Руки за спину!
   Менепа подошёл к пленнику, снял с него пояс, умело привязал ему запястья к ступням и повалил на пол.
-  Будешь так лежать, пока мы отсюда не уйдём. Понял?
-  Понял, - испуганно ответил человек.
   Можно было звать друзей.
-  Ну что там? – спросил Нофри, когда Менепа появился у входа.
-  Путь свободен.
-  А эти трое?
-  Вообще балбесы.
   Запалив заранее приготовленные факелы, они вошли в гробницу. Никто из них не видел, как усталой ковыляющей походкой к пирамиде подошёл взмокший, до изнеможения запыхавшийся господин ***фхор. Полицейский чудом держался на ногах – его грузное тело было совсем не приспособлено для подобных пробежек. Около входа он остановился, пыхтя, как бегемот, и перед тем, как войти, попробовал отдышаться. Он подумал, что надо было поднять по тревоге всё шестое отделение и арестовать колдунов на улицах Мемфиса, а не тащиться за ними через пески. В спокойной кабинетной обстановке он бы выбил из них признание.
   Тутмос обнаружил Эхнатона в одной из больших комнат. Его факел высветил из темноты что-то похожее на лежавшее каменное изваяние, и через мгновение арфист понял, что это тот, кого он ищет.
-  Эй, сюда! – громко позвал он остальных. - Я нашёл!
   Статуя, которую видел арфист в Ахетатоне, в самом деле, была точной копией фараона. Разглядывая профиль головы с сильно вытянутым назад затылком, Тутмос никак не мог поверить, что перед ним реальное тело человека, а не очередная скульптура. Только внимательно приглядевшись, он в этом убедился. От близости необычного мёртвого исполина ему стало страшно, и лишь появившиеся с факелами друзья прибавили ему храбрости.
-  Вот это да! – сказал поражённый Имхотеп. Больше слов у него не было.
   Они зажгли светильники, предварительно налив в чаши масло из кувшина.
-  Не представляю, как мы его будем оживлять, - промолвил арфист. – По-моему, это непосильная задача.
-  Спокойно, всё сделаем, - энергично отрезал Нофри. Он поискал глазами инструменты воскрешения, найдя которые, обрёл твёрдую уверенность.
   Эхнатон лежал на большом деревянном столе – на нём была только набедренная повязка с широким треугольным передником. Студент тотчас же принялся втирать зелье в его холодное окаменевшее тело. Он возился около пяти минут, пока не покрыл мазью всего мертвеца ото лба до ступней ног. Имхотеп от нервного возбуждения бродил по комнате из угла в угол. Закончив с зельем, Нофри занялся предметами, расположив их так, как учили его подпольщики. Он попросил Менепу приложить к стопам покойника электрический сосуд, а сам взялся за посох.
-  Приступаем к самой важной процедуре, - сказал он с волнением. – Надеюсь, у нас всё получится.
   Его палец ударил по камертону. Комнату наполнил высокий дребезжащий звук. Тело Эхнатона дёрнулось. И больше ничего не произошло.
-  Что такое? – воскликнул студент. – Почему?
-  Давай ещё раз, - предложил Менепа.
   Они повторили. Результата не было.
-  Что-то не так, - огорчился Нофри, покусывая губы. – Что-то неправильно.
-  Наверное, зелье – дерьмо, - сказал Тутмос. – Небсехт где-то напутал. Или специально. Узнал, что у меня с его женой отношения, и подложил свинью. Вот скотина! Ну, я ему устрою.
-  А время-то уже к закату, - поднял указательный палец Имхотеп. – Если ничего не выйдет, то конец.
-  Да что ж такое? – засуетился студент.
-  Ты всё правильно сделал? – спросил Менепа.
-  Да вроде всё.
-  Ты уверен?
-  Уже не знаю.
-  Давай проверим ещё раз. Вот эта штуковина должна стоять возле башки?
-  Ага.
-  А жезлы?
-  Жезлы в ладонях.
-  Может их местами поменять?
-  Местами? – переспросил Нофри. И тут его осенило. – Ну конечно. Я вспомнил. Серебряный должен соприкасаться с левой ладонью, а золотой с правой. А у нас наоборот.
   Он исправил свою ошибку и снова взялся за посох, при этом сказав:
-  Если на этот раз не сработает, тогда всё пропало.
   Заунывно задребезжал камертон, что-то хрустнуло. Руки покойника подтянулись к груди. И тут все четверо увидели, что фараон открывает глаза. Они отшатнулись в стороны, поскольку наблюдали впервые, как возвращаются из царства мёртвых. По телу Эхнатона пробегали судороги, он уже не казался каменным, обретая постепенно присущую живым гибкость. Оторвав от стола спину, он приподнялся и сел.  Где-то рядом раздался грохот, словно что-то тяжёлое упало на пол. Устремив свои взоры на звук, друзья разглядели на пороге дверного проёма грузное тело какого-то человека, судя по всему, потерявшего сознание. Арфист подошёл к упавшему и наклонился.
-  Да это же ***фхор! – произнёс Тутмос.
-  Откуда он тут взялся? – спросил Имхотеп. – Его же повязали.
-  Сейчас мы всё выясним.
   Пара хороших пощёчин вывела полицейского из обморока. Он взглянул на склонившегося над ним Тутмоса, но вдруг услышал какой-то шорох и повернул голову. К ним приближалось что-то белое. ***фхор немного приподнялся и снова потерял сознание. Арфист шарахнулся назад. Из мрака коридора, поблёскивая синеватыми белками глаз, на него смотрело лицо Мемфисского Потрошителя. Неестественно переваливаясь с ноги на ногу, оживший мертвец вошёл в комнату. Он клацнул зубами, как в подземелье храма Сета, и поднял перед собой руки с загнутыми, словно крючки, пальцами. Трепещущий свет всё время изменял тени на его лице, и было похоже, что оно бепрестанно меняет выражение, хотя в действительности оставалось неподвижным. Быстрее всех пришёл в себя Менепа. Его рывок был мгновенным, а свистнувший в воздухе меч подобен яркой вспышке, но к величайшему сожалению, он разрубил пустоту. Мертвец был уже слева от него, переместившись с неуловимой для глаза скоростью. Менепа ударил ещё раз. Его чудовищный враг отодвинулся назад, и как только лезвие пронеслось мимо, вернулся на место, будто был привязан к невидимой пружине. Тогда Менепа схитрил. Сделав ложный выпад, он отследил движение врага и нанёс повторный удар. Тело Потрошителя разъехалось в стороны, рассечённое от ключицы до живота, но тут же начало соединятся в единое целое. Оно срасталось так быстро, что спустя две-три секунды на нём не осталось даже рубца. У Менепы опустились руки. Он невольно отступил на шаг, мысленно прощаясь с жизнью. И вдруг студент Нофри одним прыжком подлетел сбоку к мертвецу, приставил ему к затылку посох и ударил по камертону. Подогнув ноги, Потрошитель свалился на пол, словно безжизненная тряпичная кукла. Не веря, что он по-настоящему мёртв, студент осторожно пнул его ногой. Ужасная мумия больше не шевелилась.
-  Как ты догадался? – поднял на него глаза Менепа.
-  Не знаю, - развёл руками Нофри. – Озарение. Я подумал, что если посох настроен на звук царства мёртвых, значит, он может не только вызывать дух, но и отправлять его обратно.
   Сзади заскрипели деревянные доски стола. Обернувшись, друзья увидели, что фараон поставил ступни ног на пол и смотрит на них осмысленным взглядом.
-  Добро пожаловать в наш мир, владыка Эхнатон, - студент приложил к груди правую руку и почтительно поклонился, и то же самое сделали остальные – как-никак сидевший перед ними гигант был в своё время правителем Египта.
-  Это вы вернули меня к жизни? – спросил воскрешённый. У него оказался на удивление приятный тембр голоса.
-  Да, - ответил Нофри.
-  Сколько же времени меня не было в вашем мире?
-  Семьдесят с лишним лет.
-  Для вашего мира это много. Целая человеческая жизнь. У вас опять поклоняются ложным богам?
-  Не все. Есть те, кто верен твоему учению. Хотя их намного меньше.
-  Это уже хорошо. Даже тонкий луч света лучше, чем кромешная тьма. Я знал, что жрецы вернут себе былое могущество. Слепые безумцы. Они ни во что не верят, кроме собственной власти.
-  Прости, что перебиваю тебя, божественный, но нам всем грозит опасность. Необходимо покинуть эту гробницу. За тобой охотятся жрецы храма Сета.
-  Зачем я им нужен?
-  Чтобы превратить тебя в послушное орудие их воли. Они хотели тебя воскресить при помощи страшного зелья, которое делает из человека зависимое существо. Мы их опередили. Но я опасаюсь, что они скоро будут здесь.
-  Мне нужно ещё некоторое время, чтобы полностью восстановилось кровообращение.
-  Видимо, придётся опять сражаться, - прошептал Менепа в ухо Нофри. Он подумал, что если жрец приведёт вооружённую толпу, то на этот раз всё может закончиться очень печально. Вспомнив про ***фхора, дембель посмотрел назад и увидел, что тот исчез.
   Эхнатон закрыл глаза, молчаливо погрузившись в отрешённое состояние. Никто не нарушал тишину, понимая, что фараон внутренним усилием воли старается ускорить процесс восстановления организма. А время шло. Невидимое из гробницы солнце каждую минуту скатывалось к горизонту. Неподвижный Эхнатон снова стал похожим на статую, и только тихий звук его дыхания говорил о том, что этот необычный человек состоит из плоти и крови. Наконец, его веки приподнялись.
-  Мы можем идти, - сказал он и начал вставать. Высота помещения не позволяла ему вытянуться во весь рост, и Эхнатону пришлось нагнуться. Друзья пошли вперёд, освещая дорогу шипящими факелами. По пути Менепа заглянул в комнату, где оставил связанного посланника Неферабета, однако нашёл там только два трупа и разрезанный матерчатый пояс.
«Сбежал», - подумал бывший солдат. – «Небось, уже обо всём доложил жрецу».
   Снаружи наступали сумерки. Выйдя из гробницы, Эхнатон выпрямился и вдохнул полной грудью свежий воздух, пронизанный сухостью пустыни  вперемешку с далёким ароматом мемфисских садов. На его лице появилась печаль – наверное, эти запахи навеяли ему грустные воспоминания. Нофри смотрел на него сочувственно. В первую очередь Эхнатон был живым человеком, имевшим когда-то семью, судьба которой сложилась трагически.
   Менепа первым услышал дробный лошадиный топот. Со стороны Мемфиса мчались запряжённые колесницы, – десятка два, не меньше – заволакивая позади себя простор дымным облаком пыли. Грохот колёс напоминал приближающийся раскат грома.
-  Не успели, - сказал Менепа и снял с плеча лук. Спасться бегством не имело смысла – Эхнатон был слишком заметной фигурой в самом прямом смысле.
-  Может быть, мы глупо прожили свою жизнь, - продолжил дембель, - но хотя бы умрём не зря. Нужно постараться убить жреца. Это самая важная задача. Любым способом. Пусть даже загрызть зубами.
   И присев на одно колено для стрельбы, он стал ждать. Кавалькада накатывалась как смерч. Блуждающим взором Менепа пытался выхватить из этого пыльного скопища колесниц силуэт Неферабета – первая стрела предназначалась ему, как, впрочем, и все последующие, если не удасться его уложить с одного выстрела. Всё изменилось в одно мгновение. Откуда-то сверху ударил синий конусообразный луч, настолько яркий, что болезненной резью ослепил глаза. Заржавшие, испуганные лошади встали на дыбы, колесницы с грохотом сбились в кучу, опрокидываясь набок и выбрасывая на землю людей. Менепа успел различить падающую фигуру в жреческом одеянии, тотчас растворённую в потоке невыносимого света. Бедные животные поскакали в разные стороны, волоча за собой перевёрнутые повозки. В ряде колесниц, избежавших столкновения, оставались возничие, но охваченные суеверным ужасом, они стали разворачивать лошадей в обратную сторону. Такого панического бегства не смогла бы вызвать даже сотня разъярённых львов. Менепа вскочил с колена и бросился вперёд, намереваясь покончить со жрецом окончательно. Синий луч переместился дальше; стало видно, что упавший Неферабет встаёт на ноги, глядя на бегущего к нему врага. Он поднял посох и приложил загнутый конец к затылку. Менепа отпустил тетиву. Конечно же, он не мог рассмотреть, как выпущенная стрела задела край камертона, отломав кусочек, и тем самым изменила направление своего полёта немного в сторону, просвистев мимо жреца. Через секунду Неферабет исчез.
-  Проклятье! – остановившись, крикнул бывший солдат. Посмотрев вверх, он увидел, что с неба спускается усыпанное огоньками сооружение. Синий луч исходил из его круглого днища. Затем свет исчез, остались только расположенные по окружности яркие звёздочки. Завороженный этим зелищем, Менепа не отводил глаз от невиданного летательного аппарата, который, приближаясь к земле, увеличивался в размерах. Он повис приблизительно на высоте верхушки Великой пирамиды, выпустил из днища четыре металлических ноги и снова стал медленно снижаться. Корабль приземлился в ста шагах от гробницы. Он казался огромным – метров тридцать в диаметре – и был похож на перевёрнутую металлическую миску.
   Выброшенные из своих колесниц сторонники Неферабета убегали со всех ног, кроме тех, кого затоптали лошади. Менепа подумал, что завтра же услышит в Мемфисе историю о том, как возле Великой пирамиды  на столбе чудесного огня с неба спустился бог. Усмехнувшись, он зашагал обратно к гробнице.
-  Это за мной, - произнёс Эхнатон. – Вы рисковали ради меня жизнью, а у меня нет времени, чтобы даже вас отблагодарить.
-  Нам достаточно того, что мы сделали, - ответил Нофри. – Лучшая награда для человека – это правильность его поступков.
-  Мудрые слова, - фараон грустно улыбнулся. – Если бы все люди рассуждали как ты, они бы жили в совершенно другом обществе. Мне жаль, что я не могу с вами побеседовать. Моё пребывание на Земле подошло к концу. Я хочу сказать на прощание, что уношу в своём сердце тепло, которое будет согревать меня каждый раз, когда я буду о вас вспоминать. Вы проживёте свою жизнь легко, хотя на вашу долю выпадет ещё немало испытаний. Но Бог не оставит вас и будет наполнять ваши души чистым светом, столь же прекрасным, как утреннее солнце. А теперь прощайте.
   Он направился к летательному аппарату. В борту корабля раздвинулись створки люка, откуда полыхнуло ровным желтоватым светом, и выехал, словно язык, металлический трап. Остановившись возле ступенек, Эхнатон обернулся, помахал рукой и стал подниматься вверх. Его высокая фигура исчезла в сияющей утробе, следом за ним сложился трап. Друзья, не отводя глаз, глядели, как срастается выгнутая стена корабля, с лёгкостью оторвавшегося от земли. Взлетевшее сооружение устремилось к темнеющим небесам и, меньше, чем через минуту, превратившись в сияющую звезду, понеслось к горизонту, чтобы затем исчезнуть.
   Тем временем в шестое отделение полиции ввалился господин ***фхор, порядком удивив своих подчинённых. Не обращая ни на кого внимания, он направился в кабинет начальника, где увидел за столом господина Херихера.
-  Ну что расселся, сволочь! – заорал он с порога. – Мёртвые встают из своих саркофагов, а вы бездействуете! Немедленно арестовать всех мертвецов и заключить под стражу!
   Он начал крушить кабинетную обстановку подобно бешеному слону. Обомлевший Херихер пришёл в себя и позвал полицейских. ***фхора с трудом скрутили, после чего доставили в сумасшедший дом на проспекте Осириса. При обыске у него обнаружили порочащий фараона папирус, написанный рукой следователя Ка-апера, который немедленно отправили по инстанции. Через несколько дней злоумышленник был арестован в Фивах. На допросе Ка-апер от страха чуть не обделался и уже готов был рассказать о заговоре, но по приказу сверху был отведён в камеру. Той же ночью его удавили. Кто это сделал, так и осталось загадкой.
-  Сейчас бы выпить вина, - мечтательно сказал Тутмос. – Но я отдал все деньги аптекарю.
-  У меня кое-что осталось, - хлопнул его по плечу Менепа. – На пару кувшинов хватит.
   Они остановились возле Большого Сфинкса. Небо уже мигало звёздами, будто где-то в глубине мироздания летели мириады космических кораблей.
-  Нужно будет завтра отвезти барку Табубе, - напомнил арфист. – А то неудобно получится.
-  Отвезём, непременно отвезём, - заверил Имхотеп. – Менепа, ты поедешь?
-  Пока не знаю. Надо бы.
-  Обязательно, - произнёс Тутмос. – Я не просто так это говорю.
   Они все посмотрели на лицо каменного существа, молчаливо разглядывая неподвижные черты. Каждый думал о чём-то своём.
-  Я как-то прочитал в одном старом папирусе, - заговорил Имхотеп, - что когда наступит конец света, Сфинкс улыбнётся. Любопытно, не правда ли?
-  Думаю, это будет нескоро, - ответил ему Нофри. – Ну что, пора идти.
   Они устало побрели в сторону города. Менепа на ходу обернулся и ещё раз посмотрел на изваяние. Ему показалось, что каменные губы изогнулись в саркастической улыбке. Он внимательно пригляделся. Нет, всё было нормально. Лицо гиганта оставалось таким, каким и было, вероятно, всему виной была причудливая игра вечернего света. Менепа облегчённо вздохнул. Опираясь на львиные лапы, Сфинкс неотрывно смотрел в небо – спокойный, величественный, могучий – и, пронзая взглядом Вселенную, видел там то, что недоступно простым смертным, храня как величайшую тайну загадочное молчание.
               
                ЭПИЛОГ.

В середине октября 1942 года в Белоруссии партизанский отряд под командованием майора Ковтуна возвращался с боевой операции, в результате которой было уничтожено шестнадцать немецко-фашистских захватчиков и девять полицаев. Стояла тишина. Серое небо низко нависло над заиндевевшим лесом. Положив тяжёлую ладонь на ствол ППШ, командир оглядел усталые лица растянувшихся колонной бойцов и приказал остановиться.
-  Привал пять минут, - уточнил он.
-  Товарищ майор, покурить можно? – обратился к нему Василий Белоконь, вихрастый деревенский парень с ручным пулемётом на плече.
-  Вот перейдём Чёртово болото, там и покурим, - по-отечески строго сказал Ковтун. – А здесь нельзя. Демаскировка.
-  А здорово мы им сегодня накостыляли, товарищ майор, - улыбнулся Белоконь. – Если каждый раз так будет, да в масштабах всей страны, скоро ни одной фашистской гадины не останется на нашей земле.
-  Верно мыслишь, в корень, - пробасил сквозь рыжие усы парторг Сухонько. – Именно в масштабах всей страны.
Белоконь хотел сказать что-то ещё, но внезапно вытащил кулак из рукава дырявого ватника и ткнул вытянутым пальцем в холодный воздух куда-то за плечо парторга.
-  Гляди-ка, братцы.
Глазные яблоки командира отряда совершили поворот градусов на тридцать, следуя в направлении, указанном вышеупомянутым пальцем, и между стволами деревьев на небольшой поляне обнаружили странную человеческую фигуру в белом одеянии. Неизвестный стоял возле ноздреватого трухлявого пня, зажав в руке длинный посох. Он был очень смуглый, выбритый налысо, и совершенно не двигался с места, только вращал головой, осматривая местность.
-  Чевой-то он в простыне? – севшим до шёпота голосом спросил Белоконь. – Погорелец что ли?
-  Тихо, - тоже шёпотом скомандовал Ковтун. – Будем брать живьём.
Впоследствии Белоконь утверждал, что странный человек возник прямо из воздуха, но парторг Сухонько высмеял его перед всем отрядом, особо подчеркнув, что ничего просто так ниоткуда не возникает. Это убедительно доказала марксистская материалистическая наука.
Командир направил ствол автомата на незнакомца и с твёрдой уверенностью вышел на поляну.
-  Стоять на месте! Руки вверх!
Бритоголовый обернулся на звук человеческого голоса, вздрогнув от неожиданности, но тут же один из бойцов, появившийся из-за дерева, подбежал сзади и ударил его прикладом винтовки по затылку. Неизвестный опрокинулся на спину, выронив посох из рук.
На поляну высыпали партизаны.
-  Гляди-ка, а у него крест, - сказал Белоконь. – Кажись, золотой. Старовер что ли?
-  Староверы все бородатые, да с волосами, а этот лысый, как арбуз, - заметил боец, ударивший странного человека прикладом. – Сразу видать, не из наших краёв. Ишь, какой загорелый.
-  Всё ясно, фашист, - отрезал парторг Сухонько. – Служил в Африке, а теперь к нам, на Восточный фронт.
-  А почему в простыне? – спросил Белоконь – Да ещё и с посохом?
-  Это не простыня, а сутана, - пояснил Сухонько. – Фашистский поп. Приехал благословлять оккупантов на их чёрные дела, но, похоже, заблудился.
-  И не холодно ему в такой одежонке? – произнёс кто-то из бойцов. – А обувка-то, обувка. Какие-то штиблеты. Без носок. Во дурак! Привык там у себя, на курорте-то.
-  Что с ним будем делать, командир? – задал вопрос Сухонько.
Ковтун сурово сказал, вешая автомат на плечо:
-  Возьмём с собой, допросим. Мухаметдинов, свяжи его.
Лесная дорога спускалась по пологому склону, обрываясь у самого края вязкой трясины. Дальше метров на триста тянулась открытая местность, пропитанная нездоровым сероводородным духом. Пройти здесь можно было по одной единственной тропе, о которой знали только партизаны. Любой шаг в сторону грозил неминуемой гибелью. Эти адские топи получили в народе название Чёртово болото. Немцы сюда не совались. Даже зимой случалось, что хрупкая кромка льда проваливалась под тяжестью человеческого тела, и плотоядная трясина с ненасытной жадностью проглатывала свою жертву. Командир шёл первым. Он тыкал перед собой посохом, отобранным у незнакомца, таким образом, нащупывая неприметную тропу. Следом за ним двое рослых бойцов несли на развёрнутой плащ-палатке потерявшего сознание фашистского попа. Отряд переходил болото, ступая друг за другом длинной цепочкой. Примерно на середине пути незнакомец пришёл в себя, и что-то невнятно промычал, поскольку в рот ему вместо кляпа затолкали вонючую портянку.
-  Лежи спокойно, ваше преподобие, - сказал через плечо Ковтун. – Скоро наговоришься досыта. 
Он снова зашагал вперёд, хлюпая сапогами в мёрзлой жиже. 
-  Тьфу ты, все руки оттянул, чёрт лысый! – выругался партизан за спиной командира.
-  Тащи, тащи, - прикрикнул на него второй боец.
Сразу за разбитой снарядом берёзой начиналась твёрдая земля.
-  Ну, вот и добрались, - облёгчённо произнёс командир, когда выбрался на сухую почву. – Клади пленного сюда.
Бойцы один за другим выбирались из болота.
-  А вот теперь можно покурить! – в голосе Ковтуна появилась бодрая весёлость. – Парторг Сухонько, ко мне!
-  Я здесь, командир.
-  Давай-ка, допросим этого святошу. Будешь переводить.
Командир отряда вытащил из голенища сапога немецкий штык-нож и, присев на корточки, перерезал пленнику верёвку на ногах.
-  Отсюда он никуда не убежит. А вот руки развязывать ему не будем.
Партизаны толпились поблизости, раскуривая самокрутки с крепкой махоркой.
Ковтун засунул нож обратно в сапог, выпрямился, достал из кармана шинели папиросу.
-  Казбек, - сказал он и продул бумажную гильзу. – Берёг до самого возвращения.
Он извлёк трофейную зажигалку с выгравированным на боковой стороне черепом и двумя изломанными молниями – наследство от одного эсэсовца, которому, кстати, принадлежал и штык-нож – и, щёлкнув колёсиком, с наслаждением прикурил от пахнущего бензином огонька. Пленник смотрел на него с каким-то странным интересом, словно видел, как человек курит, первый раз в жизни.
Ковтун выпустил через уголок рта струйку дыма:
-  Действуй, парторг. Только кляп ему вытащи.
-  Конечно, вытащу. Что же я с ним, как с глухонемым разговаривать буду?
Наклонившись, Сухонько двумя пальцами выдернул портянку изо рта незнакомца. Тот с отвращением сплюнул. Кожа на его лице сложилась в сплошные морщины, как у человека, съевшего целиком кислый лимон.
-  Ага. Не нравится, - сказал парторг с интонацией исследователя, затём поднёс портянку к носу попа.
Пленник мгновенно отвернул голову в сторону и раздражённо произнёс какое-то непонятное слово.
-  Шпрейхен зи дойч? – спросил Сухонько.
В ответ раздалась целая тирада на абсолютно незнакомом языке.
-  Это на каком? – удивился командир.
-  Поповская латынь, - невозмутимо определил парторг. – Он из Ватикана. А там сейчас Муссолини. Я же говорил – фашист.
-  Кто-нибудь на латыни говорит? – громко спросил Ковтун.
Бойцы переглянулись, пожали плечами.
Неизвестный уставился глазами на свой посох и опять что-то сказал.
-  Ага, понял, - поднял вверх указательный палец Сухонько. – Клюку свою требует.
-  Зачем? – снова спросил командир.
-  Откуда я знаю? Может быть, это подарок от Римского Папы.
-  Командир, позвольте, я ему преподнесу подарок от Одессы-мамы, - вышел вперёд коренастый партизан, у которого из-под ватника торчал кусок тельняшки. – Я ему физию надраю лучше, чем палубу эсминца.
-  Отставить, Кравчук.
Командир пристально посмотрел на пленного.
-  Римский Папа, говоришь? Хрен тебе с маслом, а не Римского Папу.
Он поднял посох над головой и, размахнувшись, метнул его в болото.
- Кажись, поп сейчас копыта отбросит от сердечного приступа, - вставил, улыбаясь, Белоконь.
-  Крест с него сними, - сказал командир, затянулся папиросой и выпустил дым через ноздри. – Ценная вещь. Золото. После войны все отобранные у оккупантов ценности отдадим советской власти.
Сухонько резким движением сорвал с пленника крест, порвав золотую цепочку.
-  Анх! – прошипел по-змеиному неизвестный. – Анх!
-  Ругается, - перевёл парторг.
-  А что у него на поясе? – спросил командир.
-  Где?
На этот раз Ковтун наклонился сам и снял с пленника небольшую матерчатую сумку наподобие большого кошелька. Внутри оказались подковообразные серебряные пластинки. Командир вытащил одну, поднёс к глазам. Лицо попа медленно окрасилось в пепельный цвет.
-  Товарищ майор, это камертон, - подсказал Белоконь. – У нас в сельском клубе такие были, для настройки музыкальных инструментов.
-  Серебро, - определил Ковтун. – Конфискуем. Сухонько, спроси его ещё чего-нибудь.
-  Ду ю спик инглиш? Парле ву франсе?
Пленник презрительно произнёс в ответ какое-то гортанное слово.
-  Не понимает, - перевёл парторг. – Ни черта мы из него не выжмем, командир. Он кроме своей латыни не знает больше никаких языков.
-  Как же он с фрицами собирался общаться?
-  Через переводчика, а как иначе. В центр бы его отправить. Там бы разобрались.
-  Ещё чего, - буркнул Ковтун. В его глазах появился металлический блеск. – Товарищи бойцы! Веками духовенство служило эксплуататорам, принуждая народы к рабской покорности и толкая их на грабительские войны. Вот и сейчас эти инквизиторы благословляют крестовый поход, устроенный бесноватым Гитлером и его нацистскими ордами. В своих богослужениях они возносят хвалу фашистской нечисти в надежде поживиться на страданиях миллионов людей. Поэтому приказываю. Попа-подстрекателя расстрелять.
-  Товарищ майор, разрешите мне, - снимая с плеча пулемёт Дегтярёва, вызвался Белоконь.
-  Давай, Василий.
Белоконь подошёл к пленнику и ткнул его дулом в грудь.
-  Всё, святоша, подъём. Вставай, вставай.
Он несколько раз поднял вверх левую руку ладонью к небу. Незнакомец его понял, оттолкнулся пятками от земли и быстро встал на ноги.
-  Давай к берёзе. К берёзе, говорю, - Белоконь показал рукой в сторону разбитого дерева.
Поп не двигался с места. Он смотрел на пулемётный ствол с удивительным спокойствием, будто не знал, что это такое.
-  Ну, как хочешь, - сказал партизан и отступил на несколько шагов назад.
-  Заупокойная месса! – театрально-громким голосом объявил он, зловеще улыбаясь. –   Ша бемоль минор! 
-  Ну, даёт, стервец, - хмыкнул парторг.
-  Часть последняя! Стаккато пианиссимо! – не унимался Белоконь.- С выходом! На тот свет.
Оглушительная очередь чуть не разрезала пленного пополам. Его тело опрокинулось на землю и застыло навсегда. Ещё раз затянувшись, Ковтун щелчком пальцев выбросил папиросу.
Отряд уходил в лес, откуда тянуло дымком костра и запахом гречневой каши.