***

ПРОЗА  ЖИЗНИ  ПОЭТА  КОНСТАНТИНА  РАССАДИНА



В первый год нового века известный русский поэт Константин Рассадин совершил незапланированную, но все же абсолютно необходимую, поездку в места, где прошло его послевоенное детство 50-60 годов 20 столетия, памятное для него и для многих его ровесников тяжкой, сироткой долей, когда понятием «родного дома» были детские дома и интернаты. Вернулся он к нам хмурым и неразговорчивым. Вскользь, на наши расспросы, бросил несколько слов:
- Ничего не изменилось. Нынешние пацаны и девчонки в приюте такие же, как и мы. Буду писать прозу. Рассказы. О своем. Но, думаю, они меня поймут – сегодняшние…
И добавил:
- Я полагал, что проедусь по «местам боевой славы» - к полуразрушенным блиндажам, к заросшим бурьянам окопам. Посижу у развалин. Погрущу и порадуюсь, что все быльем поросло.
Ан, нет. Серый Дом стоит, и из него разносятся детские, надрывные голоса сегодняшних «братьев и сестер по несчастью».

И я понял, ощутил, поверил, что книга прозы будет написана поэтом К. Рассадиным. И вот она передо мной: небольшая по объему, завораживающая  своей искренностью, болью и робкими улыбками детей-сирот. И не нужно пытаться определить к какому такому времени и поколению она относится, потому что эта книга тесно срослась с грозовым понятием, выраженным одним коротким словом: «Беда!» Словно стоишь где-то в самой сердцевине России под пронизывающим до костей, одичалым ветром и говоришь себе: «Надо выжить! Обязательно!» И от этих слов неожиданно согреваешься и вдруг начинаешь рассуждать, что не так уж все вокруг скверно, что рядом с тобой вполне нормальная жизнь, порой даже вполне счастливая, освещенная ласковым солнцем.
И я уже улыбаюсь. Восторженно вглядываюсь в мелколесье с березками и осинками, в тихоструйные речки средней полосы Отечества, в лица своих сверстников по Беде - таких же, как и я, неунывающих, одержимых одной мыслью: «Надо ВЫЖИТЬ!» Мне не страшно. Мне нормально, даже хорошо.
И это чудо творится со мной и продолжается с каждой прочитанной страницей книги К. Рассадина «В начале была проза», удачно созвучная по названию с известным библейским откровением. А когда дочитываю книгу до последнего слова, неожиданно прихожу к выводу, что книга самодостаточна: ее не нужно расписывать до сотен страниц, ибо написана она вовсе не для искушенного, придирчивого читателя и глубокомысленного критика – книга написана для пацанов и девчонок из сегодняшних интернатов и детских домов. Она предназначена им. Им судить: станет ли она для них дорогой и любимой?

Нет смысла конкретизировать содержание прозы жизни поэта Константина Рассадина, скрупулезно анализировать состав книги, но поговорить об удачах поэта в эпистолярном творчестве, безусловно, стоит.
На мой взгляд, главная удача прозаика Рассадина заключена в достоверности и честности повествования, слегка украшенным тонким лиризмом поэтического мироощущения. К примеру сказать, что хорошего в судьбе Ивана Фролова, от лица которого ведется рассказ? Бывший детдомовец, уготовивший свом сыновьям такую же сиротскую долю, которой он сам переболел и перемучился. Таково его личное несчастье: распалась семья по причине гнусной супружеской измены. Фролов вновь оказался на обочине дороги – он опять такой же бедолага, как и в детстве. Сурово человек казнит себя, понимая, что с уходом его  из семьи у сыновей навсегда закончилось «счастливое детство». Памятью сердца возвращается Иван в свой детский Серый Дом, воспитанником которого он был. Еще вспоминается ему, по случаю, тезка-грач Ванька, дворовая собачонка Жучка из смутного, почти призрачного «додетдомовского» времени. Неплохо начинал жить Иван, если бы не Ложь, а ложь была великая. Оказалось, что мать у него «самозванка», то есть вовсе она для него и утонувшего в омутной речке братишки чужая женщина… Страшная Ложь обернулась губительной Правдой. И в результате: вот он перед Серым Домом – в его стенах, среди обездоленных детей с судьбами, исковерканными неблагодарными, по сути чужими, людьми, давшими им жизнь. Серый Дом - с директором-чудаком, сказочно прозванным Берендеем, с хорошими учителями и плохими – надзирателями. Серый дом – с драками и воровством, с обидами и унижениями беззащитных. Бесконечная вереница Лжи и Борьбы за выживание. Сопливый мальчишка Окурок, едва переступив порог детского дома, в страхе и ужасе бежит из него, куда глаза глядят. Но убежать нельзя, потому что не к кому бежать. Родители, родственники… где они?! Их нет. Есть подобие их: рыжий, лихой хахаль матери Витьки Лиса, отсидевший большие срока, пьянствующий родитель Толика Фомина. Но какие могут быть претензии даже к такому «отцу» у сироты? Толик встает на его защиту в драке. И теперь он тоже преступник для государства, но не для мальчишек из детдома – им он по-прежнему дорог. Такая вот жизнь непутевая «За березами и тополями».
И Серый Дом становится для ребятишек единственным, спасительным местом на земле, потому что за его забором лютуют пьяные сожители их бывших матерей, такие как в рассказах «Керосиновая лампа, «Снежная крепость». И получается, что только в Сером Доме сохраняется для них зримое и ощутимое тепло человеческой доброты «любимого учителя», надоедливой сестры-старшеклассницы Кваки-уборщицы, конюха Лехи – старого вояки и сочинителя героических историй про их отцов, павших в боях за Родину. Конечно – Ложь, но другая – во Благо.
Да, непросто живут детдомовцы. Редко им «обламывается сытный обед» и «новенькая рубашка». Может, поэтому и существует в сиротском доме тайное сообщество братства «Рыцарей арбузной корки», разоблаченное автором книги в рассказе «Арбузные пиршества» в назидание будущим поколениям российских беспризорников, чтобы иметь право на защиту от произвола суровой действительности, иметь возможность на великую дружбу и первую любовь.
Беда коршуном висит над головами сирот. Вороном каркает день и ночь, а они все же по-своему счастливы и удачливы. Удачливы на встречи с хорошими людьми, на редкие детские игрушки, как рассказано К. Рассадиным в повести «Самодельная кукла» - центральной вещи книги.

Закончилось суровое детство Ивана Фролова. Он выжил. Выжили сотни, тысячи, миллионы сирот, потому что хоть и плох Серый Дом, но он лучше городских детских притонов, случайных и систематических привокзальных ночлежек, где процветают откровенные наркомания, бандитизм и проституция современного Дня России.
Отзвуком этого глухого, черного Дня России непроизвольно явилась заключительная повесть в книге «Ведьма» – сложное, требующее больших раздумий высокохудожественное произведение.

Иван Никульшин
Писатель, заслуженный работник культуры Российской Федерации.