Станислав Львович Стефанюк
ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
НЕВЫЕЗДНОГО ПУШКИНА
Как полезно иногда, расставаясь со своими книгами, дарить их своим же хорошим знакомым... Я это делаю, каюсь, крайне редко: привыкаю-присыхаю к своим книжным владениям и уж расстаться с ними -"что нож вострый"...
Но так уж получилось, что не так уж и давно прикупленная мною в „Книжной лавке Захарова“ - что во дворе московского Литин-ститута, книжка рассказов неизвестного мне ранее В.М.Фридкина (кстати - доктора физматнаук!) – „Чемодан Клода ДАНТЕСА“ („Книжный Сад“, М. 1997) понравилась кузине моей жены - ну как тут не расщедриться... И на прощание я решил более внимательно посмотреть этот сборник...
И что же я нахожу!!! Среди многого интересного для меня и ранее, напал, и впервой, на „Записки Каролины Собаньской“... Имя давно было у меня на каком-то забытом слуху, а тут вдруг, после предпрощального прочтения прояснилось мне нечто для моего понимания Пушкина и всего Пушкинского ОКОЁМА – ОЙКУМЕНЫ необычное и не такое уж тривиальное даже и для искушённых пушки-нистов (так мне показалось)...
Я восхищаюсь таланту, пытливости и, как следствие, везучести автора рассказа.
Для себя же я извлёк - как неожиданное и новое - уяснение причины казавшегося паталогическим неприятия Пушкина официозом России... (И как же это недоброжелательство напоминает сегодняшний официальный менталитет!)
Конфронтация Пушкина и Власти проявлялась столь глубоко, столь интимно, что само существование Пушкина как независимой личнос-ти (пускай в условных рамках "света") казалось даже странным...
И вот мне, после вхождения в перипетии любовных (почти явных) и социальных (совсем утаённых от неофициальных глаз)взаимо-отношений , многое прояснилось и как-то твёрдо вписалось в привычную для россиянина матрицу безнадёжного существования диссидента в условиях тоталитаризма...
Оказалось, что в самые свои умудрённые годы - не только с 1821-го года, но и позже (и 1823 г. и, особенно, в 1828/1830 г.г., (а это были годы накануне польского национально-освободительного восстания 1831-го года), А.С. Пушкин был предельно увлечён Каролиной Собаньской...
...Каролина-Розалия-Текла-Адамовна, урождённая графиня Ржевус-ская, сестра Эвелины Ганской - супруги О.Бальзака...
В двадцатые годы салон Собаньской, красивейшей и безмерно весёлой женщины, прекрасной пианистки, блистал в Одессе и при-влекал-притягивал-приманивал русскую и польскую аристократию.
НО! —
- „Она самая большая и ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети“— так о ней гневно пишет сам Государь Николай Павлович.
А вот и её собственные слова, штрих к её „методе работы“ с необходимым контингентом:
— Так как он был ограничен и честолюбив, я легко могла захватить его доверие — (речь шла о некоем Красинском – главе польского патриотического комитета в Дрездене)...
...От слишком большого доверия к Каролине Собаньской как своей креатуре пострадал и сам граф Иван Осипович Витт - военный губернатор покорённой Варшавы!
— „Женившись на Собаньской, он поставил себя в самое невыгод-ное положение ... — пишет Государь, отказываясь утвердить Витта на пост председателя Временного правительства Польшы... — "...и Витта будет за нос водить...“
А теперь попробуем „оценить“ меру любви и доверия Пушкина.
Вот фрагменты писем Пушкина к Собаньской:
– "Рано или поздно мне придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна лишь мысль о том , что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму /Ореанда?(В.М.Ф.)/. Там я смогу совершать паломничества, бродить вокруг вашего дома, встречать вас, мельком вас видеть... " (приведен перевод с французского черновика письма к „Эллеоноре":
– „ Дорогая Эллеонора, позвольте мне называть вас этим именем.")
...В другом письме Пушкин предсказывает:
—"Но вы увянете: эта красота когда-нибудь покатится вниз, как лавина. Ваша душа некоторое время ещё продержится среди стольких опавших прелестей - а затем исчезнет, и никогда, быть может, моя душа, её боязливая рабыня, не встретит её в беспре-дельной вечности." —
Случилось так, что "жандармский агент из барышей" (то есть по-нашему, по-современному - платный секретный сотрудник (проще говоря - "СЕКСОТ")) — Собаньская потеряла (только по недоразумению!) ДОВЕРИЕ шефа жандармов Бенкендорфа со всеми вытекающими от этого неприятностями, грозящими увольнением с доходной, хотя и "грязной" службы...
Пытаясь вернуть доверие "Начальства", "агент из барышей" Каролина Собаньская распинается в своей ненависти к Польше - своей Родине:
– „глубокое презрение, испытываемое мною к стране, к которой я имею несчастье принадлежать".
Знал ли об этом презренном „презрении“ Пушкин?...
Если знал и... никак не откликнулся!?
Немногие из современников догадывались о „чёрном ящике“ души Собаньской... Она умела хранить свои служебные тайны, но кое-что её разоблачающее просачивалось даже в аристократические салоны!
Скорее всего такая "догадки" была инспирированы официаль-ной „утечкой информации“, с целью пресечения всяких попыток разжалованного агента дезавуировать прежнее место работы...
Не поэтому ли Пушкин КАК АКТИВНЫЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ Собаньской (хоть и в прошлом, но недалёком), доверчиво преданный „стукачу“, не мог быть выпущен „на волю“...
Какой неугодной Правительству информацией, полученной из уст бывшей „доверенной“, он мог владеть? Не слишком ли неприят-ной для Властей?
Очень хочется верить,что Пушкин не сомневался в социальной невинности своего предпоследнего кумира...
Поэтическим апогеем эпистолярной любви Пушкина нельзя не считать знаменитейшее письмо в альбом Собаньской от 5 января 1830 года: – "Что в имени тебе моём?"... Но было ли оно столь же искренным, сколь и поэтически совершенным????
Судите сами! Уже в день его публикации (Литературная газета, 6 апреля 1830 года) — поэт просит руки -...-ДРУГОЙ КРАСАВИЦЫ... Н.Н.Гончаровой!
Между "эпохами" Гончаровой и Собаньской практически нет разрыва и нет периода „безвластия“...(И случайно ли письмо в альбом Собаньской не было помещено в первом посмертном Собрании сочинений А.С. Пушкина – см. «Сочинения Александра Пушкина т.3 Санктпетербург, 1838 г.?
И пусть мои читатели не обессудят меня за приводимую имитацию:
К ЭЛЛЕОНОРЕ
Вы помните - немного дней назад
Я вам цветок принёс - душистый дар эдема...
И с ним мой стих...И чуткая слеза
Фонтан заполнила забытого гарема...
Где ныне тот цветок? Завял ли он в пыли?
Иль до сих пор ваш взор ласкает в чаше?
Неужто вы иному дать его смогли,
Забыв и мой порыв и ожиданье ваше?
Я два сорвал, идя к вам этой ночью...
Один у вас - другой порвал я в клочья:
Он был без запаха, хоть был прекрасен вид,
Но без души цветок не бог, а изуит...
Берлин, июнь, 2009