Перед глазами часы. 02.07. Уже которую ночь перед глазами эти ненавистные, опостылевшие электронные часы. Мертвенно-бледное светящееся табло, как талантливая картина с уродливым пейзажем, возвращает мой взор к себе. Мигающая точка индикатора секунд, ни на мгновение, не дает забыть о безвозвратно уходящем времени. Скольким людям эти секунды необходимы. Умирающему, влюбленным, студенту, дописывающему экзаменационную работу... Мне они стали ненавистны... Ненавистны, как моя жизнь, которую я теперь веду. Ненавистны, как воспоминания о тебе... Ненавистны, потому что ничего нельзя изменить... Черная зависть к своему прошлому, как тяжелое психическое заболевание... В минуты просветления понимаешь, что болен, но... неминуемо наступает обострение. Я нашел выход. Я пью... Пью много и самозабвенно. Помогает. Протрезвев, ставлю зарубку на сердце, как хороший снайпер на винтовке, в честь убитой, еще одной, частичке моей души.
Ночь. Было время, когда это время суток не сулило мучительной маяты и терзающего мысли бездействия. У меня было все... У меня была ты... У меня была дочь... Все это осталось в прошлом. Теперь у меня нет ничего, кроме раскладного кресла у входной двери комнаты в квартире моей, почти все время пьяной сестры, и электронных часов, которые я ненавижу. Я не нужен самому себе... И, уж конечно, не нужен своему прошлому...
Ночь тянется, как зубная боль, иногда стреляя в мозг раскаленными иглами воспоминаний...
Скорее бы утро. Возьму в ларьке в долг бутылку водки. Скоро перестанут давать... Не буду об этом думать. Возьму и напьюсь. «Раскаленные иглы» остынут и затупятся. Будет хорошо, будет все равно...
Мелодия мобильного телефона, до недавнего времени любимая, пока я не поставил ее на будильник, резанула по ушам. Открыв глаза, я обнаружил себя на любимом диване, заботливо укрытым одеялом. Из кухни выглянула жена.
- Проснулся? Вставай, давай, - сказала, нырнув обратно.
С чувством тревоги, я поднялся и, как в первый раз, огляделся. Все было, как всегда. Диван, два кресла, журнальный столик, телевизор... Пахло яичницей.
Неуверенно, словно после долгой болезни, прошел на кухню. На столе глазунья, масло, хлеб...
- Отведи дочу в сад. Я опаздываю, - выключая чайник, сказала жена.
- Хорошо, Лена! – чересчур радостно ответил я.
- Чего ты такой довольный? Любишь Юльку в садик водить? - улыбнулась жена, пододвинув мне тарелку. - Уступаю. Хоть каждый день. Что ты на меня уставился? Ешь.
- Ем, - ответил я.
Лена ела, а я смотрел на нее, даже не притронувшись к еде.
И потом меня прорвало. Мой монолог занял минут пять. Я рассказал весь свой сон. Весь этот кошмар, который мне пришлось пережить. Слезы плескавшиеся, где-то в глубине моих глаз, наконец, нашли выход. Договорив, я замолчал.
Лена, перестав жевать в начале моего повествования, наконец, проглотила кусок.
Присев на корточки, заглянула мне в глаза.
- Ну, что ты? Это же сон, - проникновенно сказал она. - Я тебя очень люблю. Очень.
Ее влажные глаза с озорными искорками говорили лучше всяких слов. Одна искорка стала мигать...
...искорка превратилась в, размытую слезой, мигающую точку индикатора... Мои полузакрытые глаза, сквозь мокрые ресницы, смотрели на часы. 02.19. Я все-таки уснул... Сестра, пожарив себе яичницу, аритмичной походкой ушла к себе в комнату, хлопнув дверью. Мигающий индикатор, словно пытался поставить точку в моем существовании, и подтверждал это каждую секунду...