Егерь

Андрей Русов
Тоскливый покой деревенского погоста, нарушал, лишь мерный скрип снега под ногами человека.
Старое кладбище, с покосившимися крестами и памятниками, поломанные оградки, и полу засыпанные снегом венки. Таких тысячи по всей необъятной матушке России.
Человек в форме егеря, пробирался сквозь засыпанные снегом  дорожки, периодически чертыхаясь, когда ботинки проваливались в очередной сугроб и черпали внутрь холодные кристаллы февральского снега.
В кармане, полушубка, выставив горлышко, мерно покачивалась в такт шагам, непочатая бутылка самогона. В другом, лежал пакет с недорогими конфетами. Не любил отец эти шоколадные.
-Вот что с этих шоколадных, раз в рот и нету – недовольно говорил он, сидя у костерка – а леденцы, хм, с одним, можно хоть чайник выпить.
Поэтому Максим и нес леденцы, как называл их батя, «сосунчики».
Девять  лет, без отца. Лишь старая бабка. Чугунный крест, казалось, ничем  не отличался от других, таких же чугунных и холодных. Только не для него.
Здесь лежал отец. Алюминиевая табличка, освобожденная от снега, черным тиснением  выдавала
Анников  Константин Макарович , а ниже, зловещими цифрами, год рождения и год смерти 1938-2001…
Максим, почистив от снега, вкопанную в землю скамью, присел и закурил.
-Здравствуй батя, - и, подавшись вперед, погладил крест, - сегодня выходной взял.
Наполнил, две стопки. Одну, поставил на могилку, положив рядом конфеты, другую морщась и зажмурившись,  выпил, запрокидывая голову и шевеля кадыком. Пил редко, не любил это дело, поэтому и шла чертовка плохо. Выпил и, переводя дух, закурил «Приму».
Девять лет. Максим, погрузился  в воспоминания. Сигарета, тлела в руке…
-Макарыч, тут на выходные, мэр приезжает, пострелять, да водки попить – толкнул его Куземко, бывший временно  исполняющим обязанности старшего егеря.
- Ну и –  Анников только снял лыжи, и присел к костру, грея озябшие руки.
-Что и – нахмурился Куземко – медведя им подавай – и палкой поворошил угли.
-Берлогу значит сдать? – нахмурился  Анников –  там двулеток.
-Не последнии  чай – просительно произнес Куземко – откажем, головы полетят, сам знаешь, а потом ищи работу.
- Не откажем, знаю, -  кивнул Макарыч – у парня выпускной в девятом, а пиджак приличный купить не могу.
-Так и я говорю – оживился Куземко – заплатить должны, они платят.
Константин Макарович, согласно кивнул. Сейчас,  в эпоху демократов, работа егеря стала напоминать, что-то из ряда рабского  и лизоблюдского. Когда - то егерь, был хозяином леса, его боялись и уважали браконьеры, в лесах плодилось зверье, а в стране был порядок. Сейчас, все встало с ног на голову. Чиновники и барыги всех мастей, стремились на природу. Это было вроде нового веянья в моде, охота. Да и ладно бы, если бы на зайца или глухаря. Так нет же, подавай редкое зверье. Кабанов выбили, лосей можно по пальцам пересчитать, а теперь вот и до медведей добрались. Макарыч был местным, деревенским, и поэтому часто закрывал глаза на мелких охотников с нелегальными ружьями. Положение тяжелое, многим надо было семью кормить. А вот этих барыг, ненавидел всем сердцем, но скрипел зубами и подчинялся. Сына надо было на ноги ставить. Работы в деревне, почти не было. Итак, из троих егерей, нынче сократили одного, оставив старшим Куземко, да Макарыча в подчинении.
Районное и областное начальство, приезжало часто. Полу пьяные, разодетые в  специальное, модное, снаряжение мужики с животами, в горячем русском запале, стреляли по всему подряд, разряжая свои «Сайгаки». Им было все равно куда стрелять, лишь бы была добыча побольше и водка получше.
Егеря, как окольничие почти всегда были рядом, указывая, заезжим царькам, где глухариные «тока», где заводи с утками, а где кабана лежбище…
…-Ты это – заплетаясь в собственном языке, выдавил из себя чванливый заместитель мэра  –поднимай нам шатуна.
-Как поднимать? – опешил егерь. Он знал, что страшнее, чем пробудившийся от спячки медведь, зверя в их краях не было. Разве что кабан.
-А так, вон бери палку и вперед, а он как вылезет мы его и ухайдакаем – и чиновник, неуверенной рукой, передернул затвор – я тебеее за это вот чо дам – и засунув руку в карман,вытащил смятую в ком, пачку тысячных купюр -скока надо? –в упор посмотрел на миг протрезвевшим взглядом –десять, двадцать , на –бросил под ноги Макарычу, всю пачку .
Сглатывая ком ненависти, Макарыч замер, судорожно сжимая кулаки.
-Давай уже не выпендривайся – хлопнул его по плечу, кто-то из охраны мэра –денег за год столько не заработаешь.
В голову пришел образа сына, в новеньком выпускном костюме. Он видел такой в райцентре.
Подобрав длинную, сухую жердь и сунув в карман пачку денег, Константин Макарыч, побрел к берлоге.
-Господа, заряжай – раздался чей –то пьяный возглас, и тогда, дружно защелкали затворы «Вепрей» и «Сайгаков».
-Давай, давай – подбадривали сзади.
Макарыч, изготовясь к прыжку, резко воткнул палку  в берлогу. Пустота. Сквозь обвалившееся отверстие, пахнуло псиной. Еще раз, и еще. Медведь заворочался, но не сделал попытки вылезти.
-Сильнее,- кричали сзади.
Еще два  резких толчка и бурая в подпалинах туша, утробно рыча, вылетела из берлоги. Кто не видел медведя, воображают, что это добродушный увалень. Но встречавшиеся  с ним в лесу, знают  о его молниеносной реакции и злобном характере.
Макарыч, резко рванул обратно. Воздух взорвался десятком выстрелов. Хищник, который уже встал на задние лапы, полетел вниз, получивший несколько пуль в грудь. Секунду спустя, в берлогу упал Константин Макарович. Шальная пьяная пуля, пробила грудь на вылет. Пока пьяные «охотники» бежали к берлоге, все было кончено. В разверзнутом сугробе, вытянулся в агонии медведь, а рядом задетый страшной лапой и раненый в грудь, умирал Макарыч.
Суда не было. Деньги и власть, делают много, для тех, кто ими обладает.
Официальное заключение комиссии, гласило о несчастном случае, во время охоты. Ружья зарегистрированы, охотничьи билеты в норме, пьяным, даже близко никто не был. Провалился егерь, по неопытности в берлогу, и спасти не успели, задрал медведь…
Куземко, пришедший на похороны, ткнул, полу ослепшей бабке, плотную пачку купюр, угол которых был измазан какой-то красной жидкостью.
Максим, горько плакавший над гробом отца, после похорон, пообещал сам себе.
Буду егерем. И егерем стал, отслужив в армии, и получив образование. И каждый год, в день смерти отца, он ходил на кладбище и подолгу сидел, на стылом ветру, думая о жизни. Он уже знал, что маленький сынишка, тоже будет егерем. Простым человеком, с просторов России.
Сигарета, истлев, обожгла пальцы. Максим вздрогнул и пришел в себя. Еще стопка, и обратный путь. Завтра на работу.