Рассказ
Пенсионер Евгений Васильевич Посягин после обычной прогулки за-шел в химчистку, чтобы взять сданный накануне плащ. Очередь к окну выдачи была большой и нервной, то и дело вскипали словесные бата-лии: вещь не готова, вещь плохо вычищена, вещь ищут и не найдут. Один явился за своим костюмом в тот же день, когда сдал и зря просто-ял. Посягин подумал, что пришел правильно и его «вещь» будет готова, но все равно почему-то волновался.
Через час он вышел из химчистки с плащом через руку и вместо удов¬летворения почувствовал внезапную усталость. Должно быть, та нерв¬ная очередь подействовала. Шел медленно, при переходах через улицы пережидал весь поток машин, чтобы не шарахаться перед каким-нибудь шальным авто.
Но вот и его пятиэтажка. У подъезда сидела молодая пригожая жен¬щина. Невольно подтянулся, тверже поставил ногу и ощутил острую боль в колене. Стало стыдно своей старости, поэтому, проходя мимо женщины, смотрел не на нее, а на маячившие в глубине подъезда поч¬товые ящики.
- Вы не из сорок шестой квартиры? - услышал за спиной вопрос.
Он остановился и, оглянувшись через плечо, ответил утвердительно.
- Вы - Посягин?
Обернувшись, он всмотрелся в женщину.
- Да, Посягин. А вы новый агент госстраха?
Женщина вскочила со скамейки и удивленно спросила:
- Женя, ты не узнаешь меня?
Чуть хрипловатый голос что-то напоминал ему, но не настолько, чтобы основательно высветить сумерки прошлого. Он виновато ответил:
- Извините, я вас не знаю.
В широко расставленных глазах женщины он увидел и удивление и разочарование одновременно. Она положила руку на только что вычи-щенный плащ и с надеждой в голосе поинтересовалась:
- Ну, а Валю и Иру Ефановых помнишь?
Бог ты мой, сколько лет он уже не слышал эту фамилию! Но какое от-ношение к ней имеет эта женщина? Она же, всматриваясь в его лицо, спросила:
- Ну, вспомнил?
Что-то втиснулось в его мозговые клетки, и он мысленно увидел давно забытые лица. Вздохнув, переложил плащ на левую руку и, протянув ос-вободившуюся, сказал:
- Здравствуйте. Значит вы - Ира?
- Наконец-то! Разве не похожа?
- О чем вы говорите? Сколько лет прошло!
- Всего тридцать пять! - выпалила Ира, из чего было ясно, что она про-считала эти годы задолго до встречи.
- И вы хотите, чтобы я узнал вас?
- Я же тебя узнала!
- Узнала, - повторил он скептически и широким жестом пригласил прой-ти.
Поднимаясь на пятый этаж, Посягин старался меньше говорить, чтобы скрыть одышку. Ирина же, оглядываясь, рассказывала:
- Я уже поднималась и звонила у твоей двери. Вышла соседка и сооб-щила, что твоя жена только ушла в магазин, а ты на прогулке и должен скоро вернуться. Ох, эти соседи все-то они о нас знают.
Посягин, слушая, думал, что телепатия - это ерунда. С утра даже на-мека не получил, что предстоит такая встреча.
В квартире он посадил Ирину на диван, а сам устроился в кресле на-против. Да теперь он разобрался: она очень похожа на Валю. Такие же удивленно вздернутые брови, широко расставленные голубые глаза. Он будто слышит Валин глуховатый голос и вспоминает, как дразнил ее «вечно простуженной». Ему стало запоздало стыдно.
- Шла к тебе и боялась напороться на твою жену. Слава Богу, все обошлось.
Он ответил:
- Зря боялась. Мы мирные люди.
- Но наш бронепоезд…, - продолжила Ирина и засмеялась, блеснув зо-лотой фиксой.
На ней было хорошо сшитое платье приглушенного фиолетового цве-та, на пальцах сверкали три кольца и только одно из них было без камня.
- А чего вы собственно боялись? - спросил он запоздало.
- Вдруг твоя половина подумает, что я увезти тебя захочу.
- Не подумает, - уверенно сказал Посягин, ругая себя за то, что никак не может перейти на «ты», поэтому и отвечает односложно.
Ирина, слегка вздохнув, грустно сказала:
- Ты, я вижу, нас совсем забыл.
Он смущенно развел руками. Что тут скажешь? Действительно забыл. Ирина продолжала:
- А я, как встречусь с Валентиной, так и ругаю ее за то, что не вышла за тебя замуж. Теперь вот мучается со своим шоферюгой.
- Чем же он не угодил ей?
- Пьет запоями, как верблюд. Я так и зову его.
- А за что ее-то ругать? Ведь мы и не думали о браке.
- Это ты не думал! Когда уехал, она несколько дней ревела как голод-ная корова.
- Не знаю. Она сама говорила, что не собирается замуж. И расстались мы без слез и упреков.
- И ты ей поверил! Она сама упустила тебя и мне не дала.
- А ты-то, с какого боку здесь? - спросил Евгений Васильевич, незамет-но для себя переходя на «ты».
- Я ей русским языком говорила: если за Женьку не выйдешь, то выйду я! А она отпустила тебя.
Посягин горько усмехнулся:
- Но прости, Ира, мне тогда было двадцать пять, а тебе только…
- Семь лет! Ну и что?
- Это фантазия какая-то.
- Никакой фантазии! Подождал бы сколько надо!
- Так не бывает.
- Бывает! - почти выкрикнула она.
Посягин вздрогнул от неожиданного крика и недоуменно посмотрел на Ирину. Но она уже улыбалась.
- Вот и Валентина так говорила. Чтобы доказать ей, что я была права, я специально нашла жениха твоих лет. Подружки злословили, что я по-гналась за машиной и дачей, а мне плевать на них - я и сама могу деньги зарабатывать! Мой муж, к твоему сведению, на восемнадцать лет стар-ше меня! Ну, что? Съел?
Евгений Васильевич слушал молодую женщину и думал, что избежал большой беды. Женись он на Валентине, то неизвестно как повела бы ее сестричка. А жениться на ней – тут и говорить нечего. Хороша была бы его жизнь рядом с такой «ртутью».
- Не знаю, - задумчиво сказал он, - следует ли мне извиняться, но я не знал о твоих намерениях.
- А мог бы догадаться! Помнишь, когда я своим присутствием мешала вам свиданниться. Чтобы избавиться от меня, ты вынимал из правого кармана пиджака, (видишь, даже это помню!) шоколадку, дарил ее мне и говорил, целуя в лоб, «теперь гуляй, детка». Я уходила и от злости скармливала твой шоколад Полкану. Помнишь, пес у нас был злой и лохматый?
Посягин кивнул.
- Полкан ел лакомство с удовольствием, - продолжала Ирина, - а я плакала у него на шее. Обертки того шоколада до сих пор лежат в нашей старой избе. Когда я приезжаю в поселок, то достаю их из-за матицы и вспоминаю тебя. Их у меня двадцать семь штук. Столько раз ты целовал меня в лоб. Однажды ты увидел, как я скармливаю твой шоколад собаке и похвалил меня, сказав, что я не жадина. Я подбежала к тебе и стала стучать кулаками по животу. Ты рассмеялся и, не поняв, почему я так по-ступила, проговорил: «Извини, Ирочка, я не знал, что тебя это обидит». Я убежала в слезах. Хоть это ты помнишь?
Евгений Васильевич совсем забыл этот эпизод, но посчитал нужным сказать:
- Конечно, помню. Я еще вытер тебе нос своим платком.
- Не правда! - воскликнула Ирина. - Я и тогда соплячкой не была!
- Успокойся, Ирина. В детстве мы любим всех, кто хорошо к нам отно-сится. Но почему ты меня лупила? Разве я к тебе плохо относился?
- А досталось тебе за непонятливость. Подумай. Ребенок сам не ест, а скармливает собаке лакомство. Почему? Ты много видел добреньких де-тей?
После небольшой паузы, Ирина грустно проговорила:
- Я полагала, Женя, что у тебя более тонкая душа. А ты…. Да ладно.
В комнате воцарилась тишина. Ее прервала Ирина неожиданным со-общением:
- А ты, Женя, что-то ниже ростом стал.
Посягин смутился и сказал первое, что пришло в голову:
- Это костюм тесен стал.
Купленный лет двадцать назад на того Посягина, сейчас он чуть ли не трещал по швам. Носил его раньше по праздникам, а теперь донашива-ет.
- А ты помнишь, как мы с тобой познакомились? - как-то вяло спросила Ирина.
В памяти всплыло раннее августовское утро. Он, еще молодой, прие-хал в поселок в командировку, после нескольких лет Заполярья (оттуда шоколад). А тогда взял у хозяина, у которого квартировал, охотничье ру-жье, и пошел в лес побродить. Солнце уже взошло, но туман полностью не рассеялся. Только верхушки елей смотрели в голубое небо. Он же увидел его только с пригорка.
Осмотрелся. Вон за теми кустами интересная поляна. Он уже был здесь до этого и очаровался, назвав ее «Малахитовым залом». В окру-жении кустов и темных елей расстилался густой травяной ковер, усы-панный голубыми и желтыми цветами. Здесь он сделает привал. Когда еще придется побыть среди такой красоты.
Он не увидел цветов – поляна была выкошена. Какая прелесть полегла под острой косой! Чья-то корова съест ее и не охнет. Посередине поляны торчал стог сена, похожий формой на шлем русского воина. Посягин ос-толбенело замер перед ним. Вздрогнул от неожиданного голоса:
- Вы теперь будете охранять наш стожок?
Оглянулся на голос и увидел двух босых девчонок в легких платьицах. Старшей было лет семнадцать, а младшая совсем ребенок.
И вот сидит перед ним та самая малявка и бередит душу. Спросил, как и в тот раз, сердито и теми же словами:
- Как вы додумались такую красоту уничтожить?
На этот раз Ирина счастливо засмеялась:
- Не забыл! Тогда я испугалась твоего крика, а потом, когда поняла, что тебе травы жалко, начала смеяться. Помнишь?
Посягину не хотелось продолжать эту тему, поэтому спросил:
- Расскажи, как живешь со своим пенсионером?
Она несколько смутилась, но ответила бодро:
- Ты бы видел, какой он у меня орел! Чтобы не стареть, следит за со-бой, физзарядку делает.
Сказала и широко улыбнулась: мол, знай наших! Чему скалится? Обычно муж и жена старятся одновременно и не делают из этого траге-дии. Он представил как ее «орлу» приходится напрягаться, чтобы соот-ветствовать ее жизнерадостному уровню. Ведь из нее энтузиазм через край бьет.
- Зачем ты его так наказала?
- Чем я его наказала? - удивилась Ирина.
- Ему приходится страдать морально, опережая тебя в увядании. Ведь в сорок лет женщина переживает вторую молодость, а мужчина за ше-стьдесят…
- Что за шестьдесят? Видел бы ты его! Ему и пятидесяти сейчас не да-ют!
- Природу не обманешь. Важен не внешний вид, а сущность.
- Это ты брось! Ты вот тянешь на свои шестьдесят, а он еще, как маль-чик!
- А что он думает по этому поводу?
- Ты у меня спроси, а не у него! Я тебе отвечу.
Посягин не стал спрашивать, спросила она:
- Знаешь, зачем я к тебе приехала?
- Привет от Вали передать?
- Нет, Женечка. По таким пустякам за тысячу километров не ездят.
- Тогда не знаю.
После молчания, во время которого она пристально его рассматрива-ла, Ирина грустно проговорила:
- Я приехала, чтобы увидеть тебя. Помню красивым, молодым, весе-лым. Таким и стоишь всю жизнь перед моими глазами. Умом понимаю, что не тот уже, но душа другого не принимает. Я уже ненавидеть тебя стала за то, что не могу разлюбить. Так и приехала. Приехала, чтобы того Женьку …
- Из души изгнать.
- Ты угадал.
- Так когда-то монахи дьявола изгоняли.
- Совсем не так, - возразила Ирина, - они истязали тело постом, а душу молитвой. Мне же достаточно посмотреть на тебя нынешнего, чтобы за-быть прежнего.
Посягину было в пору обидеться, но смирился, понимая, что между Женькой и Евгением Васильевичем - непроходимая пропасть. Не стоит петушиться.
Чайку выпьешь? - спросил он.
Ирина, не раздумывая, сказала:
- Горьковские никогда от чаю не отказываются. Помнишь, какой у нас самовар был?
- Ну, самовара у меня нет, - ответил Посягин, направляясь с Ириной на кухню.
В холодильнике нашелся брикет сливочного мороженого и, пока заки-пал чайник, гостья его съела.
- Ты думаешь, я прикатила прямо к тебе? - спросила Ирина, прихлебы-вая. - Я уже пять дней нахожусь в одном вашем санатории. Ради него от Сочи отказалась.
- В каком санатории?
- Зачем это тебе? Я все равно завтра уеду. Скучный у вас город.
В прихожей он виновато сказал:
- Прости, если сможешь.
Она поцеловала его в лоб и, грустно улыбнувшись, заметила:
- Ты ни в чем не виноват Женя. Это я - дура.
Не дослушав цокота ее каблуков, он закрыл дверь и пошел на кухню, чтобы всполоснуть посуду. Раздался звонок. Неужели вернулась? Нет, это была жена. Надевая домашние тапочки, сказала:
- Внизу, в подъезде женщина рыдала. Я хотела утешить ее, но она от-вернулась и быстро ушла. Видно опять тот, с третьего этажа, обидел.
- Возможно, - промямлил Евгений Васильевич, и тут же бодро сооб-щил:
- Знаешь, я плащ сегодня из химчистки взял. Хорошо почистили.
.