- Хозяйка, отпирай! Бесполезно запираться! – громко на всю улицу раздавался нетрезвый голос человека в чёрном полупальто, сдвинутой на затылок кепке, с немецким карабином на плече и красной повязкой на рукаве. Пьяный остервенело долбился кулаком в дверь, но ему никто не открывал. – Маруся, не дури! Новая власть пришла! Открывай, кому сказано! А то подожгу, ты ещё мой карахтер не знаешь!
- Прокоп, да отстань ты от неё, мы уже набрали закусон! – отмахнулся другой полицай со свёртком под мышкой. – Пойдём шнапс допивать, пока без нас не допили!
- Нет, Данила, я ещё не всё у неё взял! - гримасничал Прокоп, показывая неприличные движения и вызывая хохот своих дружков. - Вы ступайте… а я повеселюсь и потом догонюсь.
- Может пособить в веселухе-то? – спросил третий с такой же красной повязкой. – А то собаку ещё спустит.
- Их собаку ещё вчера прибили. Вон Баранову немцы вместе с детьми кокнули, потрошили и разбрасывали. А с этой бабой я сам управлюсь, давно на неё зуб имею, так что она за всё мне отработает! – хохотнул Прокоп, и двое его приятелей по бутыли самогона потопали в деревенскую управу. – Ну всё, поджигаю! – вскрикнул Прокоп, доставая немецкую зажигалку. – Щас ты у меня сама будешь молить, чтобы я дом не спалил!
Женщина в избе схватилась за сердце и велела своим детям:
- Ребятишки! Быстрее прячьтесь и не выглядывайте, ирод пришёл, заберёт ещё! – и трое малышей – Петька, Славка и Полинка укрылись на печке, задвинули занавеску и притихли.
- И ты, Барсик, убегай, милой, злой человек идёт, не ровён час, обидит! – просила Маруся старого-престарого котика, который большую часть времени посапывал на скамейке, изредка вставая, чтобы прогуляться… Но сейчас подняться и куда-то прятаться сил у Барсика не было, и он просто прикрыл глаза, всем своим видом показывая хозяйке, что он будет с ней до последнего, что бы ни произошло.
- Ещё раз говорю – не откроешь, пожгу к чертям! – разошёлся полицай, до войны известный в колхозе лодырь и пьяница, а теперь важный человек при оккупантах. Он снова стал долбить, выкрикивая ругательства.
Женщина, перекрестившись, пошла открывать.
- Долго же ты спишь, Маруська, я уже хотел тебе красного петуха подпустить! – осклабился полицай, не дожидаясь приглашения, ринулся в открытую Марусей дверь. – А ну брысь отсюда! – Прокоп грубо скинул старого кота со скамьи, тот не мяукнул, не вскрикнул, а лишь грохнулся на пол, поднялся и поковылял от врага, один раз оглянувшись так, что полицай перехватил этот взгляд и подивился: - Ну смотри, у неё даже кот не радуется новой власти, как глядит!
- Не трогай животину! Семён был бы тут, живо бы тебя на место поставил! – ответила гордая Маруся.
- Семёна тут нет, а есть немцы, и я при них первый человек в деревне. Так что если ты будешь кондыбачиться, я не только кота твоего прищучу, но и до тебя доберусь.
- Доберёшься, и до тебя доберутся. Говори, чего пришёл! – резко ответила Маруся, и тут занавеска на печке шевельнулась.
- Я гляжу, тебе даже детей своих не жалко, норов тут мне показываешь, - Прокоп встал со скамьи, подошёл к печке и отдёрнул занавеску. Там на него смотрели испуганные малыши, все трое. – Смотри, шейки-то какие у них тонкие, как бы не придавил ненароком, если осерчаю!
Маруся бросилась к печке, пытаясь заслонить своих малышей:
- А ну прочь! Прочь, Иуда!
Прокоп как будто только этого и ждал, схватил Марусю своими лапищами и стал, как медведь, заламывать, похохатывая.
- Ты у меня ещё их жизнь будешь зарабатывать! За каждого щенка своего!
- Уйди, уйди, гад! – пыталась отбиться Маруся, но силы слишком неравны. Прокоп навалился на неё, прижал к печи, и при этом ржал, как будто дорвался до своего. Пьяный, он лез целоваться, тыкая своей щетиной в шею, и зловонный запах самогона раздавался по всей избе.
- Мама! Мама! – кричала маленькая Полинка, а Петька и Славка старались загородить её, закрывали ладошками глаза, чтобы она не видела того, что делает полицай с их мамой.
Только Барсик, поглядев на это бесчинство, кое-как на последнем издыхании поднялся на табуретку… передохнул, потом взобрался на печь, ещё отдышался и еле-еле ступая, приблизился к самому краю лежанки.
- Уйди, изверг! Уйди! – вырывалась Маруся, дети плакали наверху, но полицай не обращал внимания. Маруся царапалась и кусалась, но как отбиться от этого ворога, что ввалился в их избу в отсутствие мужа? Семён где-то в это время на фронте, сражается за Родину вот с такими же нелюдями…
Разъярившись от сопротивления, Прокоп размахнулся кулаком и ударил её по лицу. Маруся без чувств упала.
- Ну вот так-то лучше! – шатаясь и смахивая капли крови с оцарапанной щеки, сказал полицай. Глядя на обездвиженную женщину, он снял карабин с плеча, приставил к стенке печи, надел на дуло кепку, скинул с себя полупальто, расстегнул ворот рубахи. – Ты у меня за всё заплатишь!
- Не трогай маму! – закричал Петька со слезами.
Барсик придвинулся к самому краю, сгруппировался, как будто что-то задумал. Потом кот забил хвостом, угрожающе мяукнул, и полицай стал оборачиваться:
- Надо было сразу пришибить и кота и мелюзгу, чтоб не мешались, - буркнул он себе под нос.
И тут старый тощий котик, в котором давно уже не было никаких сил для таких кульбитов, серой молнией вспрыгнул на врага, прямо ему на голову. Передними лапами кот наотмашь ударил в глаза Прокопа, да так хлёстко, что полицай перестал видеть, а потом Барсик впустил когти в брови, телом опустился на затылок и задними лапами что было силы вцепился в шею около ушей, да так крепко, что скинуть его уже не было никакой возможности.
- Ааа! – закричал полицай, которому старый кот царапнул по глазам. Прокоп метался из стороны в сторону, рвался руками скинуть живую шапку, сбрасывал горшки из печи, орал как бешеный, но всё тщетно – кот вцепился мёртвой хваткой в глаза и шею, и на самом деле это была мёртвая хватка, потому что Барсик потратил все силы на этот прыжок и пал смертью храбрых, но теперь, даже погибнув, не ослабил свою хватку. Его острые когти впились в окровавленные брови Прокопа, а задние лапы по прежнему сдавливали шею да так, что даже мёртвый, кот оставался на голове врага, и околев, не отпускал.
- Всех поубиваю! Всех!!! – горланил озверевший полицай, и Маруся от этих диких воплей и вскриков детей на печке начала приходить в себя. Она открыла глаза и в тумане различила, как посреди избы скачет обезумевший враг с окровавленными глазницами, дёргает руками за серую тушку на голове, машет и молотит воздух, пытается нащупать вслепую карабин, приставленный к печи. Женщина приподнялась, её страшно мутило, левый глаз не открывался, всю скулу разнесло от зверского удара полицая, но она прикусила губу и, шатаясь, двинулась к оружию…
- Сейчас, Барсик… сейчас родной… сейчас я тебе помогу, - шептала она разбитыми губами… Карабин оказался тяжёлым… она взяла за ствол и стала надвигаться на Прокопа…
- Наклонись-ка, Проша, я помогу тебе скинуть! – сказала Маруся ослеплённому Прокопу…
Тот видать услышал, сел на корточки:
- Скинь-ка, Маруська, а не то всех порешу! Ну!
- Дети, не глядите! – крикнула она на печку, и все трое малышей опустили свои лица в постелённую на печи старую фуфайку. – Сейчас, Проша, сейчас!
Маруся подошла к своему врагу, который ждал её помощи в скидывании закостеневшего на его голове тела Барсика… размахнулась карабином, как дубиной, и ударила прикладом по оголённой шее полицая прямо под хвостом погибшего кота. Что-то хрустнуло. Грузное тело завалилось на бок.
- Вот и кончилась твоя власть! – прошептала Маруся, положив карабин на стол. – И остальных ещё скинем…
С печи на неё с изумлением глядели трое её детишек… а она оглянулась на них со странной улыбкой на разбитых губах:
- Всё, зайчики мои, собирайтесь! Скоренько! Петенька, возьми лопату и топор, Славик, тебе нести котелок и припасы, Полинка, заверни одеяло… быстро… быстро, мои хорошие… берите всё, что понадобится в лесу… Надо уходить, а то за этим ещё вернутся…
Петька и Славка, её мужчины, побежали за инструментами, а Полинка собирала одежду, накинула на плечи одеялко и фуфайку с печи.
Маруся кое-как умылась, потом подошла к лежащему на полу полицаю, склонилась над головой и очень бережно, просовывая кухонный ножик, стала высвобождать когти Барсика… они не поддавались, и она ножом отковыривала каждый коготок маленького защитника их дома.
- Всё, мой хороший, теперь можно отпустить… вот так… - и она освободила котика, взяла его лёгкое тельце, вытерла с лап комочки крови, завернула в тряпочку и отдала дочке.
Собрав нехитрые пожитки, семья задними дворами скрытно уходила в лес. Впереди в старой цигейке с карабином на плече и узелком в руке двигалась Маруся. А за мамой след в след Славка с лопатой и топором, Петька с узелком и котелком… а за ними семенила Полинка, подпоясанная одеялом, а в руках свёрточек – их героический котик Барсик.
Они удалялись в лес и уже не видели, как к их родной избе подошли две чёрные фигуры, как через минуту засуетились вокруг и что-то кричали, как вытащили тело своего собутыльника и запустили огня в избу…
Так война заглянула и к ним… хотя началась она ещё раньше, когда папка ушёл на фронт… когда на глазах у соседки, Марии Барановой, немцы истязали её детей, а потом мучили и убили её саму, когда проходя мимо, полицаи застрелили их доброго Шарика, чтоб не лаял…
На привале Маруся выкопала небольшую ямку, туда бережно похоронили их Барсика, погибшего в борьбе с врагом, а на холмик Полинка положила несколько лесных цветочков.
Они шли и шли в самую чащу, и в сосновом бору стало легче. Лес оставался всё тем же русским лесом, как и сотни лет назад – он дышал, радовал ягодами и грибами, пением лесных пичужек, скрипом стволов на ветру … здесь тихо… как будто не было войны… лес это спасение… и они ещё будут жить… и бороться с врагами, пришедшими на родную смоленскую землю.
Наконец Маруся остановила их – дети устали, да и место в ложбинке показалось ей подходящим для землянки. Она сняла с плеча карабин и присела на корень сосны.
- Вот здесь и будет теперь наш новый дом, - сказала мама. Петька и Славка были серьёзны, как взрослые, выгружали свой скарб, всё, что они сумели принести. Они обнялись, дети прижались к маме, маленькая Полинка старалась не плакать, ведь всё будет хорошо, и они ещё дождутся папку с фронта…
А если надо, они ещё и сами смогут постоять за себя. Барсик смог, а в нём жизни-то было всего на один бросок… значит и они смогут, всё преодолеют и обязательно победят...
Вот так в сорок первом году в лесу недалеко от деревни Корбутовка Сычевского района Смоленской области родился партизанский отряд.