АНДРЕЙ СЕННИКОВ - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
"Город никогда не просыпается", - бормочет бродяга в предрассветный сумрак. Взгляд неподвижен, в огромных зрачках гноящихся глаз плещется чёрный лёд.
Бродяга зябко поводит костлявыми плечами, лопатки ощущают неровности кирпичной кладки Стены. Скрюченные, заскорузлые от грязи пальцы ныряют в мятую консервную банку без этикетки. Невнятное бормотание сменяется чавканьем.
Гаснут первые звёзды. Близится ещё одно утро, которое Город впитает в себя как губка, но сон станет лишь глубже и тяжелее.
Бродяга перестаёт жевать.
Мутные капли стекают по подбородку, задерживаясь в пучках редкой щетины.
"Летаргия", - шелестящий полустон слетает с почерневших, потрескавшихся губ и сворачивается, словно сухой древесный лист, - "С-с-сны-ы…".
Воздух вспарывает сиплое карканье: бродяга смеётся, лицо - гримаса боли и отчаяния.
"Люди… его… Ему… сн… ся лю… ди…"
Слова в брызгах пенящейся слюны взлетают на гребнях волн клокочущего смеха, распадаются на обломки в бурлящих водоворотах, пока не застревают в судорожно сжимающемся горле.
Отброшенная банка гремит, подпрыгивая на выщербленном бетоне. Бродяга сипит, хватая воздух широко распахнутым ртом, и мягко заваливается набок. Скорченное тело стремительно отторгает окружающий мир. Ни Город, ни Стена, ни вонючий угол под ней, заваленный всяким хламом, не существуют больше. Есть только лающий - до рвотных позывов - кашель.
Кто знает? Может, так оно и есть…
…Когда небо над Стеной становится розовым, старая седая крыса выбирается из вороха картонных коробок и мелко семенит к консервной банке, привлечённая запахом съестного. Внезапно она замирает, настороженно поводя носом в сторону изломанной тряпичной куклы - вкусной, но ещё слишком живой, чтоб стать для неё пищей.
"Иногда, это плохие сны", - хрипит "кукла", и из кучи тряпья на крысу смотрит налитый кровью глаз…
***
"Город никогда не просыпается", - бормочет бродяга, разделяя сокровенное знание с грязным утром.
Спотыкаясь, он бредет меж мусорных куч к грузовику, только что остановившемуся невдалеке, за зловонными хребтами. Серое небо низко нависает над ними, прессуя воздух в густую патоку. Стаи ворон барахтаются в вязкой рассветной мути, истошное карканье нехотя расползается по сторонам.
Свалка.
"Место, куда Город испражняется", - говорит бродяга. Надсадный рёв разгрузочного механизма "мусорки" вытягивает жестяным рефреном: "Трэш, трэш, трэш"…
Поток ударяет в землю.
Бродяга с тревожной жадностью разглядывает то, что Город не захотел оставить себе.
Водитель в промасленных "верхонках" и папиросой в зубах равнодушно смотрит на "бомжа". Вторая "ходка". Сколько ещё сегодня? Он заглядывает в нутро кузова. Слава Богу! Есть еще маленькие радости на свете: лазать с лопатой не придется. Водитель привычно дергает рычаги управления гидравликой и, не дожидаясь пока кузов займёт транспортное положение, забирается в кабину. Скидывает рукавицы, прикуривает новую папиросу от окурка старой, поглядывая в зеркала. Рев стихает. Можно ехать…
Бродяга не обращает внимания на отъезжающую машину. Он быстро разгребает склон кучи руками в поисках съестного.
Маленький тряпичный сверток не заинтересовал бы его, если бы не кукольная ручонка, показавшаяся в складках.
Бродяга замирает и забывает о голоде.
Он знает, что в свертке не кукла, но машинально разворачивает пеструю тряпицу, осклизлую и потерявшую первоначальный цвет.
"Город его выплюнул", - думает бродяга, глядя на багрово-синюшный трупик. – "Цыкнул зубом и сплюнул что-то, застрявшее в глубоком дупле. Сколько он жил? Несколько минут? Час? Кто-нибудь хотел дать ему имя?"
Бродяга оборачивается к Городу, окруженному Стеной, и грозит темной громаде кулаком, но совсем не страшно. Рука безвольно падает вдоль тела. "Трэш, трэш, трэш", - ударяет в виски…
Поздно. Он тоже мёртв. Мертв давно и только по нелепой случайности еще чувствует голодные спазмы в животе. Зачем?..
Глаза бродяги раскрываются широко-широко, словно хотят увидеть все разом. Губы шевелятся, но изо рта не вылетает ни звука. Содрогается гортань, щетинистый, острый кадык отсекает затвором пустые гильзы давно сожженных слов:
-Но если он жил и умер, значит, это было кому-то нужно?! И что означает жизнь, в которой это кому-то может быть нужно?!! И жизнь ли это?…
"Трэш, трэш, трэш!" – подпевает младенец, открывая мутные, цвета зловонного неба, глаза.