День Победы. Глава седьмая

 
1

Сержант Самарин, работая локтями и коленками, почти не дыша, змеёй прополз по траве к самому краю подлеска. На краю он мысленно перекрестился.
Воочию свершить крёстное знамение не позволяли неудобная позиция  на животе, и комсомольское атеистическое воспитание.
 Однако Самарину очень хотелось опереться хоть на что-нибудь, способное укрепить его дух.
 Комсомольский билет в кармане гимнастёрки почему-то не «жёг сердце огнём  ненависти к врагам Советской Родины».  Как утверждал на политзанятиях, застрелившийся от переживаний, на четвёртый день окружения, старший политрук Штейман.
 Гораздо большую силу духа и непреклонное намерение не отступиться от намеченного черпал Самарин в воспоминаниях о погибших товарищах.
 Не мог сержант  отступить от своего геройского плана пред их светлой памятью. Не взирая на смертельный риск и невероятную трудность исполнения!
 И ещё - не мог свыкнуться Самарин с мыслью, что его боевые друзья ушли навсегда. Ему казалось, что они рядом, невидимые, продолжают воевать вместе с ним в полном опасностей лесу.
Самарину предстояло исполнить самую трудную часть своей безумной затеи – перебежать по полянке к «Опелю».
И хотя он выбрал направление не видимое  увлеченными беседой  немцами, и подобрался незамеченным к воображаемой линии старта – всё равно - душа его металась, скорбя безмерно!
 Самарин находился у черты, за которой, он знал - пути назад уже не будет. Он мог ещё отступить. Скрыться в лесу. Идти одному по ночам на восток, вслед за звуками канонады. Есть ягоды, грибы, грызть кору на деревьях – но быть живым, жить ещё один день! Свести риск смерти к минимуму! А если повезёт набрести на какой-нибудь лесной хуторок в здешней глуши, пристроиться там, у сердобольной хуторянки, до прихода Красной Армии. Отсидеться, дожидаясь своих.
 Ведь скоро наши погонят немцев обратно! – рассуждал Самарин. -  Наверняка это неожиданное отступление лишь часть большого тактического плана нашего гениального командования. И вскоре зарвавшиеся фашисты сами угодят в гигантский котёл.
Тогда уже они будут бегать по лесам, словно дикие звери! - мстительно подумал сержант. И не будет им – волкам - пощады от разгневанных егерей!

Но – не этим двум! – Самарин посмотрел на  сидящих рядком беседующих  эсэсовцев.  Этих я доставлю лично, или убью их, или.… О третьем варианте предстоящих событий красноармеец предпочёл не думать.

Вскоре Самарин решительно освободил свою голову от теснящихся в ней мыслей, приподнялся и побежал, пригибаясь, к стоящему посреди полянки зелёному автомобилю.

 Лишь только сержант начал движение, как огромная ворона взлетела с высокого дуба и, распахнув чёрные крылья, громко каркая, закружила над поляной. 

Немцы подняли головы, враз прервав беседу. Самарин оттолкнулся из всех сил и рыбкой нырнул под «Опель». Он замер под днищем машины, прижавшись грудью к земле, дабы заглушить набат  сердечных ударов. А также - не сводил глаз с двух пар немецких хромовых сапог, которые совершили – друг за другом -  полный круг вокруг автомобиля.

Каркающая летучая тварь продолжала сдавать его фашистам, кружа над лесом.
 Но немцы не понимали вороньего языка. Более того, им было не до вороны.
Убедившись, что никто не вспугнул птицу, они вернулись к разговору волнующему их более всего на свете.
 Самарин слышал теперь этот разговор, не напрягаясь, во всех подробностях.

Попробуем и мы передать вам, друзья – антифашисты, разговор двух потерявших бдительность эсэсовцев.

Вернее - не разговор даже, а большей частию монолог капитана Карла-Хайнца, уносящий приятелей подальше, прочь из этих мест, в дни юности – всегда прекрасной.

Вот перевод с литературного немецкого языка, на котором в минуты откровений изъяснялся романтик Карл, услышанный филологом-разведчиком Самариным.





2


- Я расскажу Вам о себе… -  вымолвила Анна медленно, с придыханием.
 Произнесла она эти волнительные слова тем несравненным, обволакивающим, слегка дрожащим голосом, что много раз заставлял вибрировать тишину в зрительном зале, прерывая на бесконечно протяженные мгновения горячее дыхание, и останавливая  биение не менее горячих сердец, принадлежащих её многочисленным поклонникам. 
- Сама не знаю, зачем я это делаю…
 Но – сделаю! Я так решила…
Анна подняла глаза от затейливого кружевного узора на скатерти, по которому она водила пальчиком и посмотрела на меня внимательно, словно гипнотизируя бесконечно долгим, пронзительным, проникающим в самые сокровенные глубины моей мятущейся души взглядом. 

( монолог Анны)

Внезапно  взгляд её расфокусировался и стал, смотреть как бы сквозь меня. Зрачки Анны расширились, будто при приёме морфия.
На какое-то мгновение взор её сделался совершенно бессмысленным.
 Я сидел не шелохнувшись, словно приклеенный к своему стулу.  Лоб покрылся холодной испариной, а руки впились в подлокотники. Глаз я не мог отвести от изменившегося лица актрисы. Щёки её покрылись румянцем, грудь вздымалась от участившегося дыхания.
Перемены продолжались, и вскоре я заметил, как зрачки у Анны вытянулись, словно у кошки. Глаза вспыхнули странным блеском, а ещё спустя мгновение она рывком соскочила со своего места и с кошачьей же ловкостью и грацией унеслась в темноту номера, выкрикивая громко какие-то бессвязные непонятные слова.
Хотя возможно это были неизвестные мне слова на русском языке.
 Я поднялся из-за стола, и застыл так, не зная, что предпринять.
 Идти ли вслед за Анной? Или оставаться на месте.
Уйти, как ты понимаешь, Лотар, я не мог.         
Мои раздумья – если то состояние ступора, в которое я впал, можно назвать раздумьями - были прерваны ужасным грохотом и звуком падения тяжёлого предмета, возможно тела.
 Я побежал на эти звуки в темноту залы, протянув, подобно слепцу, перед собой руки.

Тут с окружающим меня пространством внезапно произошла удивительнейшая метаморфоза.   
На бегу я врезался в занавес из плотной ткани, споткнулся, потерял равновесие и на всём ходу влетел в какое-то место, освещённое ярким электрическим светом.
На мгновение я ослеп от света и зажмурился.  Когда же раскрыл глаза, то  обнаружил себя лежащим на небольшом полукруглом подиуме, наподобие сцены, покрытым толстым ковром, смягчившим силу моего падения.
 Напротив, на огромном полукруглом же диване, заваленном разноцветными подушками, сидели Анна и большой полный человек, лицо которого показалось мне знакомым.
 Анна сидела в позе прилежной ученицы: сложив руки на коленках и вытянув спину.
 Толстяк небрежно развалился рядом. Он курил сигару, стряхивая пепел под ноги.   Приглядевшись, я узнал в нём давешнего полковника.
 За  спинами сидящих, в непринуждённой позе, стоял, облокотившись на диван, казачок. На шее у казачка болталось белое полотенце, делающее его похожим на тренера по боксу. 
 Все присутствующие улыбались.
 Моё появление они встретили бурными аплодисментами.


3


Перед выездом из Казани, пришлось прервать фронтовую историю.

Мы выехали из города, миновав  контрольный пост ГАИ. Клаудия во все глаза глядела на автоматчиков в бронежилетах.
 Затем, проехав немного на юг, по асфальтовому шоссе, мы свернули на запад, и помчались по бетонке вслед за солнцем.
 День был хорош! Воздух свеж. А дорога из бетонных плит и правильно выбранная скорость создавали ощущение почти невесомого скольжения. 
Сначала мы ехали полями, зеленеющими по обе стороны дороги. Затем замелькали березовые рощицы, и, наконец, дорогу обступил смешанный лес.
 В окна ворвался аромат цветущих ландышей, а птичий щебет порой  перекрывал шум двигателя.
Дорога пошла под уклон, и мы начали спуск к великой реке.
 Идеальное шоссе с красивой разметкой и новенькими указателями продолжило свой бег к охраняемым правительственным дачам на берегу.
  А мы повернули налево: куда же нам ещё, братья?
 Вскоре наши задницы ощутили перемену в дорожном покрытии.
 Машину стало заметно трясти.  Пришлось ехать помедленнее. Ещё и «лежащие полицейские» встречались всё чаще; заставляя чертыхаться Макса, напряженно вглядывающегося в стремительно ухудшающейся асфальт.  Рубашка у него на спине намокла и прилипла. Начал сказываться недостаток опыта в вождении тяжёленной «Победы».
Мы проехали элитную деревню Боровое Матюшино, с её мажорами на мопедах и вечно прогуливающимся взад и вперёд вдоль дороги сопливым состарившемся дурачком. 
Уже пару раз мелькнула река в просветы образованные пожарными проездами меж дворцами и хижинами, причудливо соседствующими на главной улице.
 И вот, на выезде из деревни, справа по ходу, пред нами открылось огромное захватывающее дух пространство – река Волга во всём её величии и великолепии!

 Ветра не было и река с небом слились в единое целое, разделённое полосой далёкого противоположного берега.
- Ах! – воскликнула Клаудия. – Остановитесь, пожалуйста!
Макс припарковался на длиннющей  стоянке напротив санатория «Санта». Он, не отвлекаясь на окружающие красоты, хмурясь, нырнул под днище автомобиля.  Клаудия выпорхнула наружу и, подбежав к ограде пляжа, взявшись за железные прутья с облезшей за  зиму краской,  молча смотрела  на реку.

 Я встал, справа от Клаудии, и украдкой любовался любующейся любимой рекой девушкой; любуясь в душе и самим собой – вечно молодым в делах сердечных!

- Тут можно пройти на пляж, - сказал подошедший Макс, неся перед собой испачканные в солидоле пальцы и указывая оттопыренным мизинцем на  неохраняемый вход.
Мы прошли в открытую калитку, с заскрипевшей вертушкой и оказались на пляже.
 Вода сильно отступила. Нам пришлось прошагать метров сто по меняющему цвет песку.
 Пляж был пуст, если не считать лениво отковылявшей в сторону вороны.
Клаудия присела у кромки, зачерпнула в ладонь волжской воды и умылась ею, не боясь испортить макияж - по причине отсутствия такового.
Макс, опустившись на корточки, оттирал руки песком, взмутив вокруг себя воду.
 Я, совершив обряд омовения, поднялся чуть вверх по пляжу и улёгся прямо на песок. 
Наблюдал, как Макс помыл и отряхнул руки, а затем поднял и запустил по водной глади камушек.
  Клаудия, перестав любоваться пейзажем,  последовала примеру Макса.  Её камень утоп стремительно, врезавшись под острым углом в воду. Камешки же Макса, которые он посылал один за другим, под восхищённые крики Клаудии, скакали, как сумасшедшие лягушки не спешащие исчезнуть в глубине.
 Затем Макс принялся давать Клаудии уроки правильных бросков.
 Я любовался своими юными друзьями, их смешными и грациозными движениями, любовался пейзажем, наслаждался  солнцем, рекой и даже почти перестал думать о выпивке.
Достав из мятой пачки сигарету, я прикурил от шведской спички – зажигалки я постоянно теряю – и  завалился на спину.
 Небо было безоблачным. В высоте, слегка покачиваясь, зависла одинокая чайка. Я выпустил в небо струйку дыма – мой небольшой вклад в дело всемирного потепления.

Вспомнилось вдруг, сколько раз приходилось доказывать всем подряд, что именно с грядущего потепления начнётся подъём и расцвет России.
 С потепления нашего сурового климата, господа!        А не с очередного пятилетнего плана, очередной КПСС.  И, не дай Бог, - с очередной опричнины или  коллективизации очередного тирана!

Но это я отвлёкся.

Итак, завершив первое знакомство с Волгой, Клаудия, наполненная восторгом, чуть не силком была затащена в машину.
Мы с нею поменялись местами – я попросил девушку сесть назад.  Сам же устроился рядом с Максом.
 Нам предстоял сложный участок, где требовался опытный лоцман.  Мы подъезжали к Светлой поляне.
 
4

Что есть Светлая Поляна?
Светлая Поляна - это место на левом пологом берегу Волги, километров в тридцати южнее Казани,  где расположено несколько баз отдыха и дачных посёлков.
В последнее время количество баз отдыха, построенных в советские времена различными казанскими предприятиями, неуклонно сокращается.
Большинство предприятий прекратили своё существование, и базы их закрылись. Хотя некоторые базы отдыха продолжали работать, и после банкротства (смерти)  своих отцов-заводов и матерей-фабрик. Так волосы с ногтями ещё продолжают жить на трупе.
Некогда цветущий летний городок, составленный из рядов разноцветных дощатых домиков, познал «мерзость запустения». Некоторые заводы распродали свои домики, и на их бывших базах ещё теплилась жизнь.
Какие-то людишки, получив в собственность полуразрушенное старье, бросились его подлатывать, подновлять и переделывать. Кто-то разрушал старые домики и на их месте строил новые.
Строил на радость себе и лесникам – мздоимцам, сбегавшимся на свой законный (противозаконный) кусок налога на местную перестройку.
Что тут поделаешь?
У нас, ведь, с любой перестройки имеют свой кусок государственные воры. 
Однако тех, кто брался за строительство, было немного. Народец на Поляне собрался в основном не богатый.
То ли дело – соседние дачные товарищества, откуда, словно из пресловутого вишнёвого сада,  постоянно доносились звуки тарахтений,  пилений и сверлений.  Там нувориши, выкупающие дачи у обедневшей профессуры, возводили свои дворцы - терема. 

Мои же друзья, да и Ваш покорный слуга, относились к низшей категории жителей Светлой Поляны. Категории съёмщиков-арендаторов, т.е. отдыхающих.

 Отдыхающие платят за всё!

Уже с первыми тёплыми днями на Светлую Поляну устремляются горожане.
Цель у всех одна – вырваться из надоевшего за зиму города, провести время на природе. Вот только проводят это время все по-разному.
 Да и народец наезжает разный.
Молодежные компании с огненными взорами и горячими речами, влюблённые пары, семьи с различным стажем и разной степенью счастливости, гопники, бандиты, наркоманы, коммунисты- фашисты- антисемиты, отставные военные, педерасты, актёры, подпольные акушерки, философы-разнорабочие, замужние многодетные проститутки; одинокие старые девы, кончающие только с Блоком, таксисты, приёмщики стеклопосуды, лимоновцы, любительницы сериалов, школьники-подростки, изводимые утренней эрекцией; студентки-онанистки, преподаватели консерватории, милиционеры – любители шансона, банщики, почтовые работники, кондуктора маршруток, журналисты, священнослужители, трясуны-пятидесятники, свидетели Иеговы; уёбки находящиеся под патронажем Программы защиты свидетелей и прочая, прочая, прочая …
Всю эту разношерстную публику объединяет несколько общечеловеческих пристрастий. Все они любят солнце, горячий песок и холодные пенистые напитки.
 Благо всех этих благ на Светлой Поляне предостаточно - ну просто Божья Благодать!

Так вот, не смотря на сей широкий срез не очень свежего социального пирога, что представил я Вам, любезнейшие читатели, мои друзья – все пьяницы и деграданты – не подходят не под одну из указанных категорий. 
Эти пройдохи, уже не столь юные по годам, в душе остаются, как один, ужасными бабниками, повесами и прожигателями жизни.
Если какая-нибудь читательница всплеснёт критически руками и закачает недоверчиво, полной сомнения головкой, то мы можем дать ей один дельный совет: приезжайте на Светлую поляну – вас там обязательно выебут!


Опять же – я отвлёкся.

 Прошу простить!

Где же мы?

А – вот!

 Если мы с вами, друзья, представим себя парящими на дельтаплане, или, на какой-нибудь ещё, не очень быстро летающей хрени. И, если мы представим себя над Светлой поляной, то - увидим  реку Волга и большой залив, обрамлённый чередой пляжей.
 К пляжам подходит лиственный лес, состоящий из произрастающих в нашей полосе деревьев – дубов, берёз, осин, клёнов – русских и американских, ив – плакучих и неплакучих,   скрывающий под своими кронами  домики и дорожки.
 Всматриваясь сквозь ещё не столь густые майские кроны деревьев и сквозь ещё прозрачный лес, мы увидим серпантин дороги и неповоротливую машину медленно движущеюся по этой дороге, словно навстречу судьбе.

Члены экипажа удивительной машины реально вспотели пока ехали по лесному спецучастку. Особенно - поднимаясь в  крутую гору перед базой «Ветераны труда» - символизирующей самое трудное препятствие на пути.
 Этот подъем, мы преодолели, мужественно перенеся касание днищем грунта.
Ибо то, что было под колёсами, дорогой назвать было не можно!   
Наконец цель была достигнута!

 «Победа», скрипнув рессорами, остановилась напротив  металлических ворот с фанерной вывеской  над ними – «Светлая поляна»!