Зимнее воскресное утро началось как обычно – с эксгумации кошки. Не могу сказать, что прихожу в восторг от мероприятия, но привыкаю все больше. Это сближает меня с классиками остросюжетной литературы. «Я сам похороню своих мертвецов» Чейза. «Кладбище домашних животных» Кинга. К последнему все-таки ближе, ибо похороненная уже трижды, в это солнечное утро несчастная тварь возвратилась ко мне в четвертый раз.
Согласившись на прописку в доме щенка, я не могла и предположить, что мое решение повлечет столь частое повторение погребального ритуала. Собака взяла за привычку откапывать из-под снега разодранную кем-то кошачью тушку и приносить мне ее под окно.
– Здорово! Ты опять?! – приветствовал нас со шкурой Сашка-сосед. – Не надоело?
– Она как бумеранг. Все время возвращается. Попытаюсь зарыть сегодня поглубже. Лом одолжи, а то мой потерялся.
В нашем доме пропадают и более габаритные вещи.
– Вечная, стало быть, память! – Сашка отсалютовал ломом и протянул железяку мне.
Хотя, может, есть смысл рассказать по порядку?..
– Эта девочка ничего не будет тебе стоить, – совершенно по-зощенковски произнесла сестра. – Другого шанса у меня может не быть. Лет-то мне уже сколько…
Нет, опять не сначала.
Надо – так.
Жили-были у мамы две дочки. Старшая - дура. Младшая… а, тоже дура, что греха таить. Только еще и наивная. Поэтому именно старшая улетела на стажировку в Чехию, а младшая, то есть я, осталась дома с двумя собственными потомками и очаровательной пубертатной племянницей в придачу.
– Она заберет малышку из садика, накормит старшего. Она очень хозяйственная, и потом, – сестра вздохнула, – она же такая милая.
– Где двое – там и трое, – успокаивала меня соседка, – справишься.
– Так живут тысячи женщин, – припечатал бывший муж, – подумаешь, проблема. Ты умница. Все будет нормально.
И я согласилась.
Так, в один из дней, в облаке парфюма, с кипой сумок и пакетов, длинноногая и большеглазая, в неотразимом обаянии четырнадцати лет, в нашем доме появилась она.
Цапля.
Шкаф заполонили наряды. Содержимого косметичек хватило б для обслуживания средней руки конкурса красоты. Дома с утра до ночи гундосили звезды МТV, книжные полки украсились фотографиями Цапли в платьях и бикини.
Выключенный обычно телевизор непрерывно транслировал Дом-2.
Старший потомок впал в нигилизм. В пику гламуру, не снимая, носил рваные джинсы и бандану с черепами, слушал рок и лишь презрительно фыркал на предложение присоединиться к семейному ужину.
Козявка требовала тушь и помаду, чтоб стать такой же красивой, как Цапля, и тайно таскала ее духи.
В целом получилось неплохо. Племяшка забирала из садика Козявку, сын приходил сам, и вся троица дружно ждала возвращения с работы кормящей матери, то есть меня. А я моталась из области в город, уезжая и возвращаясь затемно.
Оказалось, внутри каждого члена семейки установлен рубильник, отвечающий за громкость издаваемых звуков. Вваливаясь домой поздно вечером, я обнаруживала, что из положения «off» он тут же переключался в позицию «оn». Так детишки снимали стресс, передавая его, естественно, мне.
В тот вечер семейство встретило меня на редкость тихо. Сын предъявил дневник, не обезображенный красным. Дочь подарила картину – вдохновенные каракули четырехлетнего гения. Затравлено озираясь, я обнаружила до блеска отмытый пол и горячий чайник.
Настораживали взгляды, которыми украдкой обменивалась банда. Меня ждали.
И тут…
Появилась племянница с очаровательным толстолапым щенком на руках. Более грамотной презентации я не видела и у профессионалов. Картина маслом: девочка и пес. И дети, замершие, чтоб не спугнуть неосторожным воплем счастье.
Она гладила щенка и робко улыбалась мне. Показывала, какой он пушистый. Какие умные у него глаза. Какие уши – наверняка, почти овчарка.
…У нас по улице до сих пор бегает существо с лапами таксы и бородатой вытянутой мордой. Сосед купил на рынке щенка овчарки и назвал его Джип. Щенок вырос, и имя приспособилось под взрослый облик. Теперь это Вжик. Почти немецкая овчарка.
Впрочем, я отвлеклась.
Предъявив барбоса анфас и в профиль, Цапля рассказала, как намерзся бедный на улице, как плакал и скулил, как тяжко было ему на морозе.
– Ушки… и вот, смотрите какие зубы, вырастет, будет дом охранять. А глазки, глазки какие, прелесть… Она же такая милая, правда?
– Она?!
Да, щенок оказался сучкой. Как потом выяснилось, во всех смыслах.
Подоспели дети и, повиснув на шее, стали умолять, обещать все, что угодно, если я оставлю им этого чудесного, замечательного, самого лучшего на свете щенка.
Вы бы устояли? Ну-ну. Я не смогла.
– Ладно, – и, не успев договорить, тут же получила звание самой лучшей, доброй и даже красивой мамы на свете.
Щенка детки назвали Соней, заметив, что намерзшийся на улице бедолага спит сутками кряду.
Выяснилось, правда, что это имя остальным домочадцам сна не гарантирует. Собака дрыхла днем, когда семейство разлеталось по делам, а ночью была бодра и полна энергии. Выла, стучала, рычала, скребла... шуршала, роняла и даже один раз выстрелила из ружья, как померещилось мне с перепугу. Потом выяснилось, что она загрызла воздушный шар.
Чтобы не спятить в хаосе, нужно уметь находить плюсы во всем. Я нашла. И сказала Соне спасибо за то, что из ночи в ночь она освобождает жилище от лишних вещей.
Ну, по ее мнению лишних.
Первыми пали Козявкины игрушки. Признаюсь, я не очень расстроилась. Сейчас объясню.
С давних времен меня одолевают монстры. Мягкие игрушки всех мастей – медведи, зайцы, коты, ежи и собаки.
Собак почему-то больше всего.
Дом задыхается в грудах пушистых тварей. Ночью, тайно, когда все спят, я собираю их в кучи и тащу в сарайчик, где хранятся дрова. Порой случайно выхваченная фонариком укоризненная пара пуговиц-глаз едва не доводит меня до инфаркта.
Велика фантазия дизайнеров. У нас есть ультрафиолетовая собака. Малиновый заяц. Оранжевый бобер. Больше всего донимает лев размером с трехлетнего младенца. Он не лезет в стиральную машину и собирает всю пыль. Наш престарелый кот, покуда был жив, использовал его для эротических экспериментов.
Устала молить и угрожать – пожалуйста, не тащите ко мне в дом эту гадость!
Каждый раз с ужасом жду нового года. Шкурой чую, что умилительное – «какой хорошенький, правда?», будет сопровождать очередного тотемного мутанта.
Если я пробую очистить дом от заразы, дочь всегда успевает накрыть меня с поличным. Плюшевые твари пересчитываются, нумеруются и водружаются на места.
Я безнадежно проигрываю битву с ними.
Но теперь у меня появился союзник!
С трудом скрывая улыбку, я выносила растерзанных зверюг на выход, неубедительно ругая псину и обещая дочери пополнить плюшевые запасы.
Если говорить начистоту, это и был единственный плюс нашего с щеночком совместного бытия.
Мелкие зубки рвали обои, подгрызали гипрок перекрытий. После зверюгу тошнило, а в свободное от рвоты время она избавлялась от содержимого желудка противоположным, так сказать, способом. Между физиологическими отправлениями тварь спала, выла или истребляла те предметы, которые домочадцы не успели спрятать повыше.
В доме исчезли парные тапочки. Я, к примеру, щеголяла в одном розовом и другом черном. Оба – с правой ноги.
Некоторые развлечения псины носили явно суицидальный характер. Возможно, сказалось голодное уличное детство. Но Соню тянуло к электричеству.
Провода, компьютерные мыши, зарядные устройства безнадежно сгинули в ее пасти. Резиновые косточки, мячики и прочие погремушки не пользовались спросом – собаку влекли 220 вольт.
Честно сказать, после того, как баскервильская тварь, как я про себя любовно называла нашу зверушку, выгрызла кусок новенького дивана, у меня возникла слабая надежда, что один из проводов окажется под напряжением.
Энтузиазм детей по поводу щенка иссяк через неделю. После нескольких материнских истерик удалось достичь соглашения: Цапля кормит собаку и убирает все, что из нее выходит тем или иным способом, а сын выгуливает тварь и ликвидирует последствия работы ее зубов.
Это вызвало небывалый всплеск творческой активности. Цапля записалась в кружок журналистики, сын возобновил занятия дзюдо. Обнаружилась масса друзей и подруг, у которых детки гостили допоздна с тем, чтобы предоставить другим возможность разбираться с безобразиями питомца.
Угадайте с трех раз, кто варил для барбоски баланду и выгуливал ее?
Правильно. Садитесь, пять.
Зиму сменила весна, Цапля возвращалась по вечерам все позже. Потомок мрачно вел реестр ее кавалеров. Последнего из женихов Козявка охарактеризовала исчерпывающе:
– Леша – красивый мальчик.
– Солнышко, а что у него красивое?
– Лицо. И попа!
Сестра прислала из Чехии открытку и поздравления с наступившей весной.
Собака росла, и на овчарку походила все меньше. Может, в окрасе и было что-то похожее, но, если судить по характеру, на первый план выходило предположение на грани абсурда: мать нашей Соньки согрешила с экскаватором.
Собака рыла грунт с энтузиазмом землеройной машины. Двор украсился ямами. С прогулок она неизменно приносила трофей – к примеру, кошачью шкуру, которую мне приходилось зарывать все глубже.
Солнце пригревало, на огородах появились первые всходы. Барбоска росла, и соседи уже намекнули, что если мы хотим видеть собаку в добром здравии, пора строить будку и привязывать ее на цепь.
Мы посмеялись – какая цепь для щенка-недопеска! Однако вскоре лишились полудюжины поводков, а барбоска безнаказанно бороздила соседские огороды.
А как она у нас умела улыбаться! Стоило ей вырваться на волю и перепахать чужую грядку, на морде появлялось блаженное выражение.
После землеройных работ ее можно было брать голыми руками. Исполнив долг, собака не сопротивлялась неволе. Добровольную помощницу приводили нам на крыльцо соседи:
– Сидит, главное, около грядки, с огрызком поводка на шее, и улыбается…
Цапля являлась домой все позже – готовилась к экзаменам у подружки. Сын мрачно намекал, мол, знает он этих подружек.
Чтоб опровергнуть инсинуации, Цапля притащила мне халтурку – экзаменационный реферат на тему «Любовь в жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова».
Количество часов для сна еще сократилось.
Сестра сообщила, что задержится на пару-тройку недель.
С горем пополам соорудили для твари будку и добыли цепь, чтоб зафиксировать псину в родных пределах. Не тут-то было!
Возвращаясь с Козявкой домой, мы застали такую картину.
Ошалев от счастья, по улице неслась собака со всеми тремя метрами новенькой блестящей цепи. Полоскались по ветру уши, безостановочно, пропеллером, молотил хвост. Тварь улыбалась.
Боги мои, как она улыбалась – во всю зубастую пасть, визжа и подпрыгивая от переполнявшего ее счастья.
Следом за цепью волочилась доска-сороковка от будки, отодранная собачкой в прогулочном энтузиазме. Она ничуть не мешала барбоске передвигаться с бешеной скоростью. Пыль из-под лап да неровная борозда от доски, утыканная гвоздями с обеих сторон.
Нам повезло: собака встала на якорь, когда форсировала канаву. Тут мы ее и повязали.
Цапля готовилась к выпускному балу. Возвращалась за полночь, игнорируя мои звонки.
Сестра лепетала в телефон, что мне не о чем беспокоится, она доверяет дочери на все сто. Мы обе умные девочки, все будет в порядке.
Реферат вернули на доработку. В ночных кошмарах мне являлись дамы в кринолинах. Мадам Лопухина неодобрительно щелкала веером.
У собаки началась первая течка. Мы не сразу разобрались, что к чему. Когда поняли, было поздно. Процесс пошел. Барбоску ежечасно осаждали кавалеры, и даже лай ее приобрел новые интонации – хрипатые и призывные.
В один из вечеров мне открылось будущее.
Я увидела, каким отцом станет мой сын. Как будет он оборонять свою дочь (мою будущую внучку) от нежеланных посягательств. С перекошенной от ярости физиономией и дрекольем наперевес несся он в атаку на осаждавших двор поклонников Сонькиной красоты.
Мы попытались изолировать псину, заперев ее в баню. Барбоска прорыла подкоп и оказалась снаружи на очень коротком поводке. Это не помешало ей принять в объятия очередного нахала.
Сын проникся презрением к женскому полу вообще и нашей развратной собаке в частности. А я поняла, что разговоров о пестиках и тычинках вести не придется.
Приезд ветеринара избавил собаку от бесплодных мечтаний, а мой кошелек – от суммы, которой хватило бы для покупки вагона успокоительных таблеток.
Приезд сестры избавил меня от бессонных ночей. Вечером, накануне эвакуации Цапли, у нас состоялся разговор:
– Девочка хочет остаться с вами. Ей тут хорошо, она же вон какая помощница, правда? – говорила сестра с нажимом. – Как ты одна с двумя детьми? А тут помощь по хозяйству. А у меня только налаживаться стало. Еще годик?
Вопрос удалось уладить контраргументом – сестра сейчас заберет Цаплину собачку, или приедет за ней попозже?
После этого обе родственницы растворились в ночи со сверхзвуковой скоростью.
Собака до сих пор с нами. Мы привыкли. Это вошло в ряд добрых традиций. Как дань ветеринару. Как вечерний вой. Как разборы полетов с соседями.
Как добрые друзья по выходным.
– Юльчик! – услышала я за дверью жизнерадостный вопль поэта, – наконец-то мы до вас добрались!
– Мы?
– Я тут привез тебе кое-кого. Оленька на Валаам уезжает, ей не с кем оставить кота. А у тебя вон сколько места, и зелень, и вообще. У меня ему плохо будет, в квартире, а у вас – раздолье. Я же знаю, ты не будешь против. Ты же спокойно к зверью относишься, и потом, он такой…
–…милый, – со вздохом закончила фразу я, впуская поэта с котом и понимая, что момент, когда можно было захлопнуть дверь, безнадежно утерян.