«Бога никто никогда не видел:
если мы любим друг друга,
то Бог в нас пребывает,
и любовь Его совершенна есть в нас»
(1-е Иоанна, 4, 12)
Из всех даров, которые Бог щедро посылает человеку, самый великий, таинственный и до сих пор не оцененный – это любовь. Господь сказал в Евангелии, «что Он пришёл воврещи огнь любви на землю сердца нашего и что Ему очень желательно, чтоб огнь сей скорее возгорелся» (Лк.,12,49). Следовательно, любовь как дар, принесенный нам на землю свыше, изначально имеет божественные качества: быть всегда, «не переставать», нести благо. А еще творить жизнь, ведь именно о сотворении мира любовью повествует нам Первая Книга Бытия. Вот так получилось это в стихотворении автора этой заметки:
Нас еще не было тогда,
Ну, а Любовь уже витала
Над глыбами из тьмы и льда
И нас с тобой везде искала.
Носилась вихрем над водой,
Еще не знавших наших ступней,
Над рощей пусто-молодой
И знала: этот день наступит –
Дыханье Божье оживет,
И воплотится в нас с тобою,
И мы, восстав из пенных вод,
Родившись, встретимся с любовью!
В то же время – и это великая беда нашего якобы цивилизованного мира - Дар Любви считается отчего-то самым простым и доступным – само собой разумеющимся и полагающимся априори каждому живущему. Видимо, отсюда та обманчивая легкость, та непростительная поверхностность, с которой мы относимся к этому Дару. Во-первых, мы склонны считать любовью всю ту гамму эмоций и ощущений, которую вызывает в нас противоположный пол – волнение, интерес, влюбленность, страсть, ревность. Вызывает, как правило, с помощью биохимии. Душа в этом может и не участвовать, а тем более, дух. Но мы самонадеянно спешим назвать этим магическим словом свои переживания, чаще всего эгоистически-собственнические или похотливо-игривые. Во-вторых, мы полагаем, что за любовь не надо благодарить – отдавать благо взамен, отвечать любовью. Кому? А никому – ни родителям, ни супругу, ни добрым людям, ни самому Богу, любовь которого «открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него» (1-е Иоанна, 4,9).
Тем самым мы проявляем крайнее неуважение к Любви, и близко не понимая, что означает это слово и для чего она, Любовь, неустанно стучится к нам, заносчивым невежам. И мы низводим эту космического масштаба Тайну до себя, до своей животной оценочной планки, придавая ей чисто половую или прагматическую окраску. А порой даже глумясь над ней.
Чаще всего под словом любовь мы понимаем страсть или точнее, пристрастие, когда сердце наше не свободно. Почему говорят, что от любви до ненависти один шаг? Да потому, что «пламеннейшая естественная любовь легко обращается в отвращение» (2 Цар. 13,15). Естественная любовь наша повреждена падением, а потому «выражалась и кинжалом», по слову Святителя Игнатия Брянчанинова. И далее, у него же: «Обладаемое пристрастием сердце способно ко всякой несправедливости, ко всякому беззаконию, лишь бы удовлетворить болезненность любви своей. Истинная любовь к ближнему основана на вере в Бога» (И.Брянчанинов, Алфавит духовный, с.195). О том же читаем в Лествице: «Святой Дух научает любить ближнего свято. Любовь, возжженная, питаемая Святым Духом – огнь. Этим огнем погашается огнь любви плотской, поврежденной грехопадением (Лествица, Слово 15, гл.3).
Вот и получается, что наша любовь Любви рознь. И как печально, что рассматриваем мы всё вокруг с позиций псевдолюбви, любви-недоросля, любви-игрушки, а значит, антилюбви. Например, известное выражение Шекспира «Любовь и голод правят миром» чаще всего понимается как неизбежность господства в нашей жизни низших инстинктов. Но ведь у каждого гениального высказывания всегда есть и иной пласт, и высший смысл: на самом деле (или в конечном счете) Божиим миром управляет Любовь Бога к нам, она делает всё возможное, чтобы мир не рухнул из-за нарушения баланса света и тьмы. А движет миром, то есть позитивно развивает его и приближает к нам царство Божие, не что иное, как духовный голод, жажда истины. И непременно «алчущие правды насытятся» - войдут в это царство рано или поздно.
Но это взгляд верующего. Для неверующего остается только один мир - в котором, действительно, голодный сожрет первого попавшегося, а ради своей плотской страсти порушит города и страны. Что же это значит? А это значит, что главное, коренное различие верующего и неверующего проходит через восприятие любви. Недаром гласит Лествица: «Любовь – главный признак учеников Христовых» (4; 36).
Пробный камень! Так вот что такое любовь для нас. Как ты, дерзающий называться человеком, оцениваешь, понимаешь и как принимаешь любовь, через какую призму?
Низкая планка – через себялюбие, через кочку своей самости, не позволяет душе прорваться к широким горизонтам, к бесконечной любви и ее чистым радостям. Такая планка неизбежно превращает женщину в оскорбленную самку, фурию, черную дыру, а мужчину – в грубого скота, бессердечного робота, жуткого (и одинокого!) монстра.
И не помогут тогда тебе ни сокровища земные, ни связи твои, ни таланты, ни жертвы. Ибо сказано устами апостола:
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею,
то я – медь звенящая, или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру,
так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто.
И если я раздам всё имение мое и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, - нет мне в том никакой пользы»
Глубоко убеждена (и вижу это по окружающим), что все наши несчастья и болезни проистекают от недостатка любви – при зачатии, вынашивании и рождении человеческого существа, души. Если не подготовлено заранее будущему ребенку «пространства любви» – осознанного мыслями, одухотворенного молитвами, очищенного и нагретого светом любящих родительских сердец, так и будет он, скорее всего, мыкаться неприкаянным по острым камням ледяной планеты. И сам постепенно превратится в ледышку. В демона, не знающего любви, не верящего в нее…
Иными словами, дефицит любви в раннем детстве практически невосполним и оборачивается затем тяжкими моральными увечьями: мучительными комплексами, депрессивностью или, наоборот, агрессивностью – вплоть до опасных маний. Естественная, врожденная потребность любить и быть любимым не удовлетворена: не испытавший любви к себе и сам не в состоянии проявлять это чувство, хотя нуждается в этом, возможно, больше других, нуждается иногда смертельно. При этом страдает и физическое тело, так как нет полноценного энергообмена со средой, с людьми и прочими обитателями живого мира. А главное – с Богом, ведь не зря сказано в Писании: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1-е Иоанна, Гл.4, 8).
Неминуемо заболевает от этого безлюбия сердце человека. Почему на Земле большинство людей страдает от сердечно-сосудистых заболеваний и умирает чаще всего от них? Всё просто – атрофируется и отмирает тот орган, который не работает, не востребован. Можно видеть, как оледенели и уже частично омертвели сердца многих наших современников, причем еще относительно молодых. Чем видеть (читай «распознавать»)? А как раз им - сердцем! Поскольку это есть не что иное, как орган зрения, глаза нашей души. Более того, наше сердце это орган познания истины – Божественной, то есть, единственно верной и непреходящей.
«Догмат не борется с любовью» - сказал как-то в одной из своих «четверговских» бесед духовный наставник Марфо-Мариинского сестричества отец Сергий Клюйко. Меня поразили эти слова. Снова и снова я возвращалась к ним, пытаясь вникнуть в их глубочайший смысл. Как же это? Незыблемый, неприкосновенный Догмат – то, на чем стоит Вера, отступает, преклоняется перед Любовью! Потом дошло, осенило, пронзило молнией: всё правильно: застывшая Буква не смеет перечить Духу живой любви. Важнее догматических положений живая, настоящая (то есть, проявляемая сейчас, сегодня) любовь, такая, как была у Иисуса Христа. Именно она-то и сделала Его Господом нашим. Так вот чем сильна вера православная – тем, что любовь для нее является превысшим Законом! Тем, что в основе ее – живая, горячая любовь, которая всё превозмогает, всё проницает и всё разрешает, открывая потаенные двери в безмерность сил и сострадательное могущество. Она течет, как полноводная река, не иссякает и не высыхает. И каждое мгновение, каждым истинно любящим сердцем она развивает учение Христа, оплодотворяя его вновь и вновь, не позволяя ему окостенеть в заскорузлых формах-скорлупках, как это случалось со многими религиозными течениями.
Разве это не чудеса?! Из тяжкого, обдирающего кожу пробного камня Любовь может стать ключом! Золотым, волшебным, открывающим любые замки и преграды на пути твоей пробудившейся души. Ключ, который никто не может отнять у тебя, и который ты не потеряешь никогда, если уже обрел его. Но… сделать это можешь только ты сам, искренне и доверчиво, как ребенок, выпрашивая и вымаливая это величайшее благо у Святого Духа, нещадно очищая себя как сосуд для принятия столь чистейшего дара. Купить на рынке не получится: нет такого рынка и нет таких денег у людей.
И здесь великое испытание предлежит каждому из нас. Испытание любовью, то есть, самим Богом. Который есть Бог любви. Он - вершина Лествицы, у подножия которой мы стоим, одолеваемые противоречивыми мыслями и сомнениями. Взойдем ли? А надо ли? Живут же как-то другие без этого восхождения…
До поры до времени такой вопрос не встает перед человеком. Однако и здесь повитухой является к нему любовь - любовь земная, порой неудачная, нелепая, безответная. И жестокая. Приходит с одной целью – помочь человеку родиться второй раз, духовно. И не важно, в кого были мы так безнадежно влюблены, из-за кого страдали. Важно, как отнесемся мы к своей личной драме, как поступим со своим ущемленным эго, гордыней своей, горькой обидой на судьбу за несбывшуюся любовь-мечту, любовь-брак, любовь-гармонию? Или захлопнем навсегда двери к сердцу своему, укроемся ожесточением и цинизмом от новых возможно снова болезненных стрел, оскорблено отвернемся от других человеков со словами: «Нет любви на свете!»? А отсюда рукой подать до утверждения, что и Бога нет. Или есть, но несправедливый, поскольку мне-то, такому хорошему, ничего не дал. Вот назло всем возьму и повешусь! - и такое ведь не редкость. Грех, безверие, безумие, гибель – вот что такое мир без Любви. Если говорить об этом стихами, то получается так:
Нет любви – ни друг к другу, ни к Богу,
Без нее только холод и грех,
Без нее не найти нам дорогу –
Ту, единственную из всех.
Без нее мы слепы, как котята,
Что еще не открыли глаза,
И ничто нам не мило, не свято,
Лишь дрожит в мутных душах слеза.
Она копится, множится, зреет,
Нашу плоть разрывая и суть,
Если души любовь не согреет,
Могут души в слезах утонуть.
И вопиет немое страданье,
И кричит воспаленная кровь –
Это просит душа покаянья
За безбожие, за нелюбовь.
Мудрые говорят, что одно из самых больших согрешений на земле – это грех против любви, как против воли Божьей. Недооценка и унижение любви - своей ли, чужой ли, иногда собственных детей - оборачивается тем, что когда-нибудь Любовь возвращается и говорит: «Ты должен мне, изволь заплатить по счету!». Сам Бог потребует ответа за нелюбовь. И платежа этого не избегнет ни один смертный…
Но надо помнить, что если любовь к Богу не имеет меры, то как пишут святители, «любовь к ближним должна иметь свой предел. Если ты не будешь держать ее в подобающих ограничениях, то она может удалить тебя от любви к Богу, причинить тебе большой вред, ввергнуть тебя в пагубу. Делай все дела свои просто и свято, не имея в виду ничего другого, кроме благоугождения Богу, и это охранит тебя в делах любви к ближним от всяких неверных шагов» (Никодим Святогорец, «Невидимая брань", перевод с греческого Феофана Затворника, гл.19, стр. 404-405).
Игнатий Брянчанинов советует: «Воздавай почтение ближнему своему, не различая возраста, пола и сословия, - и постепенно начнет являться в сердце твоём святая любовь. Причина этой святой любви – не плоть и кровь, не влечение чувств, - Бог» (Алфавит духовный, стр.196). А это и есть признак обновления и возрождения души – к вечной жизни.
Извините за назидательность - препода уши вылезают. В заключение расскажу две не придуманных истории. О чем? Конечно, о такой любви, о ее исцеляющей силе, ее чудесах.
Жил-был мальчик Антон - вдвоем с мамой, папа исчез еще задолго до его рождения. Антон был шустрым, любознательным и неунывающим созданием, зачастую не по-детски глубокомысленным. Так, в пять лет он случайно нашел фото никогда не виданного им отца и… поместил его на первую страницу в семейном альбоме, дав всем понять, что надо «чтить отца своего». Пошел в школу, учился легко, опережая своих сверстников, правда, порой ставя в тупик учительницу и раздражая ее быстротой и нестандартностью ответов. А во втором классе мальчик заболел, обессилел, что-то засвистело в горле, от этого ничто не помогало, и врачи поставили страшный диагноз – лейкоз. Антона положили в больницу – на долгие месяцы, если не годы - надо было делать сеансы химиотерапии, переливания крови, наблюдаться. И никуда не выходить. Вокруг было много таких же, как он, деток - слабеньких и измученных духотой, изнурительными процедурами, лежащими вместе с обессилевшими от горя мамами. Иногда некоторые дети исчезали из платы навсегда. Потом какие-то взрослые приносили конфеты и печенье, чтобы помянуть их. Так Антон узнал слово «смерть». Иногда он спрашивал маму: «А я тоже скоро умру?». А мама просто превратилась в тень, истаяла, она не спала уже бесконечное число ночей, ее страдания были неописуемы, и никто не мог разделить с ней эту непрекращающуюся боль за ее мальчика, жизнь которого висела на волоске…. В этом городе у них с Антоном никого не было.
Шел пятый месяц их пребывания в больнице, и силы обоих были на исходе. Маминых усилий едва хватало лишь на физический уход за больным сыном. И вот однажды осенним вечером в их палате появилась женщина. Тетя Ася – энергичная, летящая, просто добрая фея. Какими судьбами ее привело к Антону – Бог весть. О существовании Антона она только слышала краем уха, никогда не видела, но, узнав о его страшной болезни, почему-то не могла остаться в стороне, бросила всё и прибежала к мальчику в больницу. Отчего, неизвестно, но встретились они как родные, давно знавшие друг друга души, когда Антон выбежал из процедурной – в марлевой маске, с лысой от химии головенкой, и буквально бросился к своей гостье. Он был невероятно счастлив, что к нему пришли! Об этом так красноречиво говорили черносливины его восточных глазенок, сиявших на смугло-бледном личике. Тетя Ася тоже засветилась, и они просто не могли наговориться. Темы были самые разные – о любимых книжках, о друзьях, о времени, о насекомых, о космосе, о Боге… Антон так много знал обо всем этом, но сказать было некому.
С тех пор тетя Ася приходила часто, почти через день, приносила подарки, читала стихи – и так около года. Антон начинал ждать ее с того момента, как она уходила, поцеловав его, перекрестив и велев не унывать. А он и не унывал больше. Он понял, что его очень-очень любят, он интересен и нужен кому-то, кроме мамы… Старался не ныть, даже после курсов химии, когда была сильная тошнота и болело всё во рту от язв. Ведь надо было приготовить подарок тете Асе – очередной фантастический рисунок. Странно, но он чувствовал (детей не обманешь, а больных смертельной болезнью – вообще исключено!), что она любит его так же, как мама. А тетя Ася, выйдя из больницы на плохо освещенную улицу с мокрым снегом, плакала и молилась, глядя в темное грозное небо: «Господи, ну помоги этому ребенку, Господи, ну пощади его, Христа ради!...»
Как-то в конце этой жуткой зимы была попытка отправить Антона в Америку, в известную клинику по излечению рака крови. Стали собирать документы, звонить врачам за океан. Но мудрый не по годам Антон изрек, что на чужбине его организму лучше не будет, а родина есть родина. Так и не поехал. Гораздо лучше было и дальше обсуждать с тетей Асей идеи многомерности, гравитации, биологии, говорить о разных чудесах и таинственных явлениях природы. Непостижимо, но мальчику были ведомы такие вещи, что и профессорам не снились! Вместе с подругой-Асей Антон вспоминал те годы, когда был совсем маленьким – эта странная тетя где-то узнала, что клетки организма могут вспомнить, как им надо правильно работать, если памятью вернуться назад – в до-болезненный период. И причащаться стал Антон обязательно, когда батюшка приходил по выходным. Докладывал тете Асе. И о молитвах на ночь и утром не забывал. Как-то раз взахлеб рассказал ей в один из уже весенних вечеров: «а я перед анализом попросил Боженьку и ангела, чтобы у меня гемоглобин был хороший, и он такой и получился! Даже медсестра не поверила!». Иногда тетя Ася приходила к Антону прямо от реки (морж!), принося от нее свежую силу и чистоту и даря ее своему мужественному пациенту. Они держались за руки, как два магнитика, два заговорщика, и вместе поддерживали, как могли, бедную Антошину маму… До самой выписки.
Сейчас Антону идет пятнадцатый год. Красивый, высокий, темноволосый мальчик, большой юморист и выдумщик. А глаза – всё те же черносливины, с прищуром, и ямочки на щеках. Он больше не ложится в больницу. Ходит в школу и учится - прекрасно, с удовольствием. Хочет стать компьютерным дизайнером, создателем игр, где всё кончается хорошо, и где все - победители. И что удивительно – его в этом учебном году даже не освободили от физкультуры! Тетя Ася теперь не так часто приходит к нему - у нее много дел. И свои дети. Но Антон знает, что она есть. Она любит и понимает его, она его лучший друг… На всю, милостью Божьей, долгую жизнь чудом спасенного мальчика.
История вторая имела своим началом вполне тривиальный сюжет. Таня вышла замуж сразу же после окончания института – за своего сокурсника. Была ли любовь? Да, кажется, была. Ну, влюбленность – уж точно. Идеал семьи - голубочков, воркующих на тахте. Что там говорить, замуж хотелось, как всем на пятом курсе. Стадное чувство. Вышла. Но всё оказалось не так, как мечталось. Муж был малоразговорчив, не склонен к воркованию, а после службы в армии и вообще - чужой и черствый. Некая угловатая окаменелость, грубо и больно ударившая Таню по нежнейшим фибрам ее души. Но делать было нечего - Таня растила двоих малышей. А в душе лила фонтаны слез по своей несостоявшейся женской романтике. По настоящей любви… И Таня стала искать ее, эту любовь – сразу, когда немного подросли дети.
Известно, что ищущий – находит. Во всяком случае, так думает. Ведь как сказал поэт: «ах, обмануть меня не трудно – я сам обманываться рад». Он, воплощающий великую любовь, нашелся – нежный, родственная душа, бархатный взор… И началась иная жизнь - не в семье, а там – где любимый, в иллюзорном мире, с мукой, с восторгами, с нескончаемыми внутренними диалогами, с откровениями и близостью к самой главной истине – как мнилось Тане. И если ее одолевали сомнения в правильности своей жизни, если возникали иногда перед ее внутренним взором чьи-то огромные, упрекающие и всевидящие Очи, она твердила себе: любви – простительно всё, она – двигатель эволюции, и потому нет ничего на свете важнее любви!
Но прошло несколько лет – и всё постепенно стало рушиться, разваливаться по кускам: дом и всё, что в нем, начали погибать растения на даче, резко ухудшилось здоровье мужа, который пристрастился к алкоголю и безмерно раздражал Таню – иной раз до ненависти и истерик, не ладились отношения со всё понимающими и чувствующими детьми. Нарастала депрессия, и сгущалась тень – странная, крючковатая тень, которую нельзя было нарисовать и выразить словом, но нельзя было и избегнуть ее роковой тяжести. В один из таких черных дней Таня совершила серьезный промах на работе, не включив вовремя систему аварийного отключения оборудования, нажав не те кнопки.... Произошла авария, серьезно пострадали и только чудом не погибли двое молодых людей – по ее, Таниной оплошности, небрежности, витания в эфемерных облаках и эгоизма. Жизнь одного из пострадавших висела на волоске. Вмешалось правосудие. Да только ли земное? Только ли человеческое? Страх, великий непередаваемый страх охватил всё ее существо, он леденил душу, размалывал на куски ее тело, сводил с ума. Она ощутила, что всё погибло. Что вслед за ней гибнет весь ее род, за который она отвечала пред Богом. Стучало в мозгу: «Тебе было дано всё – самое лучшее, самое нужное! И что ты сделала с этим? Где теперь твое место? В аду!» А ад уже дышал ей в лицо, запах серы был реален не менее, чем дым от сигарет, которые она пыталась прикуривать. Ад ржал и ухал нечеловеческими голосами, извергался зловонной лавой, толкал и тянул в бездну, откуда не возвращаются...
Едва пережив несколько безумных ночей с диким кружением одиноким зверем по углам квартиры, еще совсем недавно ненавистной клетки, не пускающей ее к любимому, а теперь такой дорогой, но прощающейся с ней навсегда, Таня на рассвете кинулась к воротам ближней церкви, старинного монастырского подворья. Больше места ей на земле не было… Но примет ли ее храм Божий? Её, такую гадкую и грязную? Ведь нет ей прощения за содеянное…
Буквально подползла к исповеднику. Как могла что-то объяснила, сквозь стоны и рыдания. «Молись Господу! И еще Николаю Угоднику. И перестань думать о себе! Заботься о тех, кому нужна помощь!» - всё, больше священник не захотел говорить с ней. В тот же день Тане чудом попался на глаза покаянный канон в стареньком молитвослове бабушки. Ухватилась за него, ударили слова в грудь: «Душе моя, почто грехами богатееши, почто волю диаволю твориши, в чесом надежду полагаеши? Престани от сих и обратися к Богу с плачем, зовущи: милосерде Господи, помилуй мя грешнаго». Жаром обдало – да, это про неё! И тут тонким лучиком пронзило казалось бы беспросветный мрак: ведь ей подана тем самым рука – надежная, милостивая, которую всеблагий Господь, «во ад сшедший и поправший силу диаволю», иногда протягивает и тем, кто уже находится в преисподней. Но подана эта рука, может быть, в последний раз. И если она, Таня, не опомнится, не ухватится за эту спасительную руку, тогда конец – больше шансов не будет. Никогда!
Начала молиться – день и ночь, со слезами и стонами, с сокрушением великим: «Помышляю день страшный и плачуся деяний моих лукавых: како отвещаю Безсмертному Царю, или коим дерзновением воззрю на Судию, блудный аз? Благоутробный Отче, Сыне Единородный и Душе Святый, помилуй мя». Помогала бедным, больным, и рада была несказанно, что не отвергают ее помощи. Мир перевернулся для нее. Постепенно становились другими глаза – они смотрели теперь сквозь слезы, но видели лучше и глубже всё происходящее, душа чувствовала чужую боль как свою. Таня теперь больше молчала, чем говорила, ощущая себя не достойной слов и речей. Ходила на богослужения часто, как только могла, на исповеди, а попозже – и на причастие сподобилась. Стояла всенощные, вчитывалась в строки писания, труды святых отцов и подолгу размышляла над ними. Она уже с трудом представляла, как могла когда-то еще совсем недавно, жить, не задумываясь о покаянии…
Вместо Тани как будто бы появилась-родилась совсем другая женщина. Для которой не было дела на свете важнее, чем молиться - за мужа (обязательно!), за детей, за страждущих, за благодетелей, за доброделающих в церквах Божиих, за ненавидящих и обидящих нас, за многострадальную землю русскую… Так шли месяцы, наполненные иными думами и заботами, почти непрестанной теплой и сердечной молитвой, просьбами о прощении. И люди иные появились на Танином пути – добрые и строгие наставники, а также близкие по духу. Пришел иной – невечерний - свет в ее жизнь. И в один из дней, согретый этим светом, Таня вдруг с трепетом ощутила, что она на самом деле любит своего мужа! Что она сделает для него, единственного, всё, что только возможно, не отдаст его темным силам. Что он невероятно дорог её сердцу, из которого вместе со слезами начисто ушли, растаяли вешним снегом мнимые чувства и пристрастия, греховные помыслы и желания. Она с радостью поняла, что это Господь смилостивился и вернул ей настоящую любовь, значит, Он всё же прощает ее. О, как же велика и непередаваема эта милость! И Танина ежесекундная, непрестанная отныне благодарность к Нему, Всемогущему, любящему! И как же надо стараться – изо всех сил, чтобы быть достойной этой Отчей любви, чтоб не огорчить и не омрачить ее…
К празднику светлой Пасхи Христовой стало ясно, что пострадавший в аварии юноша вне опасности, поправляется. На Таню зла не держит. А затем – вот чудеса! - и муж стал потихоньку выздоравливать от долгой и как говорили врачи, неизлечимой болезни, охладел к выпивке, с удовольствием занялся ремонтом дома, озеленением участка, потом нашлась и работа по специальности. А вскоре пришла еще одна благая весть – о том, что недавно вышедшая замуж дочь ждет ребенка – продолжателя рода…
Так Молитва вернула Любовь, а Любовь – Жизнь и Здравие. Неисповедимым Божиим промыслом…
Я верю-знаю, что когда-нибудь, рано или поздно, мы обязательно поймем, что значила Любовь для нас и нашей личной и общественной эволюции. Эволюции – как вечном движении к Богу. И поклонимся низко, и попросим прощения у Любви. Это подсказывают мне стихи – не что иное, как ее шепот:
Когда предстану я
Пред высшим судиёй
И ничего уже
Исправить не смогу,
Я вспомню, как моя
Скользила жизнь ладьей
И всех, кто на другом
остался берегу.
Постигну наконец –
за гранью бытия –
Всё, что рождала мысль,
что значили слова,
И с горечью пойму,
в чем ошибалась я,
Но может, кое в чем
я окажусь права.
В том, что как высший дар
Любовь была дана
Живущим на земле,
И в лабиринте дней
Как факел, как маяк,
как проводник она
И праведник лишь тот,
Кто сердце отдал ей.
Кто к ней пришел сквозь боль
И ненависти мрак,
Сквозь эгоизма тлен,
Безверие и страх –
Тот леденящий страх
смертельной пустоты,
Звериную тоску,
Разбитые мечты,
Кто на друзей-врагов
Живущих не делил,
И всем смертям назло
С Любовью в сердце жил!
Но большая буква в слове "любовь" - это уже нечто сверхчеловеческое...