«Жить болью и жить с болью –
абсолютно разные вещи.
На первый взгляд.
Но суть от этого не меняется»
Философия Ан’Нак’Ша,
религия Древних.
- Она в твоей власти, Саид, - тихо сказал Керим, опустив глаза. Невыразимый стыд переполнял его, пожирая душу. Он больше ни разу не посмотрел на свою дочь, с того самого момента, как они застали ее в постели с незнакомым им обоим мужчиной, в этом доме. Аль-Дженави смотрел на своего тестя, понимая, что ему нелегко быть свидетелем их общего позора.
Он и сам с трудом верил в реальность происходящего. Но то, что они увидели здесь, не подернулось зыбким маревом дымки, и не исчезло в тумане…. Князь лишь молча, склонил голову, прекрасно понимая чувства отца. Он и сам не хотел бы оказаться в подобной ситуации. Но, к сожалению, сейчас все это зависит уже не от него. Дело сделано. А сделанного уже не вернешь.
… Они вошли в дом поздней ночью. Везде царила звенящая тишина, и сердце Саида сжималось от тоскливого ощущения, что они опоздали, и птички уже упорхнули из клетки. Немногочисленную охрану дома воины сняли тихо и бесшумно. Пленников быстро связали и оставили под присмотром во дворе. Путь до заветной комнаты был проделан на одном дыхании.
Дверь вылетела из петель с огромным треском – два дюжих воина одновременно нажали на нее плечом. Князь и визирь шагнули вместе в образовавшийся проем и застыли в молчании. На большой кровати под балдахином два обнаженных тела сплелись в одно. Глаза Саида сузились – на какую-то долю мгновения он пожелал, чтобы все оказалось не так. В следующее мгновение, гримаса отвращения проскользнула по лицу Саида – он получил наглядное подтверждение неверности жены.
Начальник его службы безопасности никогда не ошибался. Его информаторы дали верную информацию. Когда любовники поняли, что они не одни, Саид уже знал, что Ахмед был прав. С самого начала прав во всем. Князь закрыл глаза, безмолвно прося Всевышнего дать ему сил перенести и принять это….
Воины уже скрутили обнаженного мужчину, не дав ему одеться. Он не успел оказать сопротивления, и стоял на коленях. Неизвестные, ворвавшиеся в его дом, быстро и крепко связали руки ему за спиной, ожидая новых указаний от своих повелителей. Женщина медленно поднялась с постели, демонстрируя красивое, влажное от страсти тело, и чувственно облеклась в простыню. Она не испытывала ни тени стыда или смущения. Дерзкий взгляд, полный решимости, чуть подернулся, когда она узнала отца.
На несколько секунд выражение глаз стало растерянным, по-детски испуганным, зрачки слегка расширились, узнавая тех, кто прервал ее наслаждение. Но это длилось всего мгновение, а затем, она дерзко вскинула голову, тряхнув некогда великолепной медной гривой, словно бросая им вызов.
Виски Керима стали белыми, осанка потеряла свою величавость. Некогда моложавый сановник в одно мгновение постарел лет на двадцать, если не больше. Он, молча, склонился перед князем, словно извиняясь за содеянное его дочерью, а потом упал ему в ноги, признавая свою вину. Нет, он не просил пощады ни для неверной женщины, ни для своего рода. Он полностью принял свою судьбу.
Картина будущего уже открылась перед ним, и Керим понимал, что через несколько дней свидетелем его позора будет весь Марракеш. Он легко расстанется с жизнью, как и положено главе Дома, ибо он чтит кодекс чести так же свято, как и Законы Всевышнего, но что станет с его родом? Кто защитит их от ужасной судьбы?
Его младшие дочери никогда не смогут выйти замуж, потому что деяние сестры оставит свой след и на них. Никто не захочет взять в жены женщину, чья кровная сестра оставила своего законного мужа ради любовника. Это харам. Грех. Самый тяжкий и страшный грех, который только может совершить женщина Хадийяра. Клеймо, которое проклятьем ляжет на всех кровников ид-Вердани.
А его единственный сын, его наследник, должен будет до конца своих дней нести позорное бремя ийярга – отвергнутого. Он не сможет жениться, и приумножать славу своего Дома, ибо никто не захочет породниться с падшим родом….
Да будет проклят день, когда родилась его падшая дочь! Да будет проклят он сам, за то, что не уследил, не увидел вовремя нечестивых ростков в ее сердце!
Да смилуется Всевышний над Саидом, и над родом ид-Вердани. Он, Керим ид-Вердани аин ар-Тефсанари, глава Дома, и только он виновен в произошедшем. Да падут все кары только на его голову. Да минует его род тяжкая судьба ийярга, ибо харам, совершенный его дочерью лежит только на нем….
Его сжигало чувство вины, разрывающей сердце и душу на куски; вины, покрывшей бледностью измученное страданием лицо. До последней минуты он надеялся, что все это ошибка. Страшная, ужасная, но ошибка…. Он и предполагать не смел, что его кровная дочь способна разрушить все, что он так любовно создавал вокруг нее. Он заботился о ней, кормил, одевал. У нее были лучшие учителя…. Ее благословил Всевышний, одарив заботливым, влиятельным и внимательным мужем – так чего же еще может желать девушка Хадийяра?
Саид бережно поднял его, отрицательно покачал головой. Во взгляде его темных, почти что, черных, глаз было понимание и прощение. Он не винил тестя, понимая его чувства. Вся вина и ответственность лежала целиком и полностью на Амине. Той, кого он безумно любил, отдавая ей все самое лучшее, что было в нем.
Ради нее он стремился к новым вершинам, у ее ног он сложил все, чем владел. Он дал ей статус, титул, положение, стабильность. Обустроил дом, не скупился на подарки и внимание. Она была единственной женщиной, которая жила в его сердце. И оставила вместо него кровоточащую рану – Саид не прощал предательства. Никогда. Никому. А потому, узнав об измене жены, он поверил не сразу. Но, когда увидел все своими глазами…. То вырвал свою любовь с корнем, оставив в неприкосновенности только душу, принадлежащую Латиффе, его единственному ребенку.
Керим с горечью посмотрел на зятя. Бывшего зятя, потому что деяние его дочери разрушило все родственные связи с родом аль-Дженави. И покрыло несмываемым позором род ид-Вердани. Неподдельная боль сквозила в каждом его движении, в каждом безмолвном жесте, залегая в складках морщин, в полах одежды…. Коротко поклонившись князю, визирь, пошатываясь, вышел из комнаты в сопровождении телохранителей. Аль-Дженави с печалью посмотрел ему вслед. Не такого исхода он желал, но….
Время для бесед будет позже. Они еще увидятся, но в другой обстановке и через некоторое время. Когда боль в обоих Домах немного утихнет. Князь не желал огласки. Он не хочет покрыть позором род Керима. Его домочадцы не были виновны в том, что натворила его глупая старшая дочь. А потому, свою жажду мести он удовлетворит здесь и сейчас. Взяв только одну жизнь, как и положено по Закону. Неверная жена должна умереть.
Саид дал знак, и двое его воинов увели мужчину. Им он займется позже. Сейчас его занимал только один, самый главный вопрос – дочь, похищенная Аминой. Его люди уже начали переворачивать весь дом в поисках девочки; все стены осматривались самым тщательным образом на наличие потайных дверей или замаскированных ходов. Мансарда, подвал, прилегающие к дому строения и двор – все было осмотрено десятки, сотни раз, но нигде не было даже малейшего намека на присутствие ребенка.
Князь спешил, очень спешил, потому что каждая минута истекающего времени была на счету, с каждой секундой Латиффа отдалялась от него, однако, он и виду не подавал, что его что-то беспокоит. Смесь равнодушия, презрения и отвращения – одна из многих его масок, была прекрасным способом скрыть свои внутренние чувства от постороннего глаза. Никто не должен видеть его слабость. Потому что цена расплаты слишком высока.
Он пристально посмотрел на женщину, завернутую в простыню. Она уже успела несколько прийти в себя от первоначального шока и присела на край широкой постели. Не ожидала Амина увидеть здесь своего мужа. Ее новый возлюбленный, Селим, убедил ее в том, что никому не придет в голову искать их здесь, в отдаленной глухой деревушке на границе с кланами, пока он договаривается о цене с местными проводниками.
Всего-то времени – подождать пару дней, и они уже будут на территории Кланов, а там их никто не сможет найти. Они затеряются в одном из многих селений, продадут ее драгоценности и смогут обеспеченно жить всю жизнь. Такая перспектива Амину вполне устраивала. И она была совершенно уверена в том, что все произойдет именно так, как говорил Селим. До того момента, как в их спальню ворвались ее отец с мужем….
Глядя на то, как отец униженно упал на колени, Амина презрительно передернула плечами. Ее всегда раздражало то, что род ее отца был значительно ниже по социальному статусу, чем род ее мужа, и ей об этом постоянно напоминали. Отец был вне себя от счастья, когда в его дом вошли посланцы аль-Дженави, чтобы просить руки его старшей дочери Амины для Саида. Он, не уставая, твердил ей, что Всевышний благословил его дом, потому что на нее обратил внимание высокий князь.
Да, Саид аль-Дженави был красив. Высокий, стройный. Длинные, до лопаток, иссиня-черные волосы, несколько прядей собрано на затылке и закреплено дорогой заколкой. Темные, почти что, черные, как ночное небо, глаза и смуглая кожа. Да, Амина была согласна, что он красив, до умопомрачения. Всегда ухоженный, изысканно одетый, подтянутый. Его ценит халиф, он богат, сказочно богат, и при этом весьма разумен. Да, она помнит дифирамбы, которые пели арриллах и Рания, его сестра, когда описывала своего брата.
Керим благословлял день, когда Рания впервые пришла по приглашению одной из младших сестер, с которой дружила, на праздник в их дом, и увидела Амину. Именно Рания рассказала брату о красоте и добродетели девушки. О ее приятном нраве и изысканном вкусе. Девушка стала частым гостем в их доме, а позднее и сам князь нашел повод для визита, и несколько месяцев спустя, прислал ариллаха – того, кто стал его Голосом и представлял интересы, сватая девушку.
Женщина криво усмехнулась отцу вслед. О, да, конечно же, Саид простит его. Он ведь великодушен и справедлив. А лично ее тошнило от его достоинств, его благочестия, правильности. Прожив 5 лет в браке с Саидом, она, как жена посла, бывала во многих странах, наблюдала быт, нравы, обычаи. И очень сильно поражалась свободе женщин в других странах. Больше всего ей понравился быт Кланов. Она видела немногое, но то, что она успела разузнать, в беседах с девушками и женщинами, вселяло в нее дикий, почти безумный восторг.
У них были свои права. Они могли рожать детей и абсолютно неважно, состояла женщина в браке или нет. Дети признавались законными. Женщина могла выбирать себе мужа. Религию. Могла просто жить с мужчиной и не выходить за него замуж. Но самое главное – у кланниц была свобода выбора. Амина страстно возжелала этой свободы.
И с того самого момента эта идея переросла в страстное желание – во что бы то ни стало попасть в Кланы. Даже не в сами замки, а просто на территорию кланов. И тогда она станет свободной, сможет жить так, как захочет. Над ней не буду довлеть законы Всевышнего и Хадийяра. У нее тоже появится право выбирать. Свободу, жизнь, судьбу.
Она не думала о той грозе, которая, по ее милости, нависла над ее родом. Она не раздумывала над настоящим и еще не успела подумать о собственном будущем, оставаясь во власти грез прошлого. Она все еще жила надеждой, что это всего лишь страшный сон, один из многих ее кошмаров, преследующих воспаленный мозг женщины в течение последних трех дней.
Вот сейчас, с е й ч а с Селим что-нибудь сделает, и они смогут убежать отсюда. Они будут свободны. Свободны, как ветер. Но время шло, а Селим не появлялся.
Князь тем временем осматривал убогую и безвкусную обстановку спальни, делая вид, что именно это его сейчас и заботит. Его взгляд скользил по деревянным стенам, абсолютно голым, каким-то подобиям занавесей на окнах….
Он презрительно фыркнул, продолжая свое исследование. Небольшой деревянный стол, без скатерти, на котором были разбросаны объедки и остатки еды. Початая бутылка вина.
Широкая кровать под балдахином, разбросанные на полу небольшие подушки. Неизвестной свежести простыни. При этом лицо мужчины скривилось от отвращения. Как она могла променять все то, что он ей дал, вот на это?!
Женщина с вызовом смотрела на Саида, не осознавая, что приговор ей уже вынесен, с того самого момента, как она покинула дом тайком, с любовником, предварительно выкрав Латиффу. Она не понимала, что в лице влиятельного, но опозоренного ею князя, она видит смерть. И время ее жизни, столь медленно протекающее сейчас, это всего лишь отсрочка перед неизбежным концом.
Взгляд князя плавно переместился с кровати на женщину, неподвижно сидящую на краю широкой постели, и его мысли потекли в ином направлении. Как же она изменилась за эти недели, что он искал ее….
Некогда бархатная кожа, к которой он так любил прикасаться, потускнела без должного ухода. А ведь к ее услугам была дюжина служанок, которые растирали ее дорогими благоухающими кремами, мыли ее роскошные волосы, втирая в них целебные бальзамы, чтобы придать им сияние и шелковистость….
Вместо золотого шелка он видел тусклую медь. Значит, она пыталась изменить внешность…. Отличный ход. Он едва не попался на эту уловку, но Ахмед вовремя указал верное направление, поставив на кон свою жизнь. А ведь Саид начал было сомневаться в преданности начальника своей службы безопасности. И все – из-за женщины, которая втоптала его имя в грязь….
Беглый взгляд князя прошелся по изгибам тела, которое он, когда-то, в прошлой жизни покрывал поцелуями. Он помнил, как прикасался и ласкал его в минуты нежной страсти, разделяя наслаждение близостью, ощущая радость от обладания ею. Память услужливо подсказывала ему, и он вновь чувствовал, как она извивается в сладких судорогах, изнывая от страсти и желания в его руках….
Но это было давно. Аль-Дженави словно вышел из забытья, разорвав круг воспоминаний. Все, что касалось его жизни с Аминой, стало прошлым, к которому нет возврата. И то, что произойдет сейчас, окончательно закроет эту дверь. Выражение его лица стало хищным, словно он готовился растерзать добычу, попавшую к нему в руки. Ровным голосом, начисто лишенным интонаций, словно и не было бури, бушевавшей у него внутри, он задал вопрос, который сейчас составлял цель всей его жизни:
- Где она?
Князь неторопливо снял перчатки и небрежно бросил их на одинокий стул, стоящий у стола. Женщина лишь молча, улыбалась, прищурив зеленые глаза. Он отстегнул плащ, и не глядя, швырнул его к перчаткам.
- Где она? – повторил князь, и тембр его голоса немного изменился. На этот раз он добавил чуть-чуть угрозы. Но должного эффекта это не произвело. Женщина, по-прежнему молча, улыбалась, лишь немного изменила положение, закинув ногу на ногу. От этого простого движения край простыни задрался, обнажая идеальной формы икры. Он должен отреагировать, пронеслась мысль. Он всегда реагировал на нее очень эмоционально. Почему же сегодня что-то должно стать исключением? Он без ума от нее.
Саид с презрением смотрел на нее. Как же низко она пала…. И эту женщину он любил безумно, до потери сознания?! О, да…. Нарочито неторопливо он подходил к той, кто некогда являлась его женой. По сути, Амина все еще считалась его женой. До последней минуты, когда он, вошел в двери этого дома, и нашел ее здесь…. С мужчиной…. С этого момента их брак аннулирован. Свидетелей более чем достаточно.
Остался только один вопрос – где его дочь? Где Латиффа? Остановившись перед Аминой, Саид выжидающе посмотрел на нее. Иронически улыбаясь, женщина не произнесла ни звука. Темные глаза схлестнулись в молчаливой схватке с зелеными. Но более князь не намерен был ждать. Его сжигало внутреннее беспокойство, и он жаждал получить ответы на свои вопросы. Каким способом – уже не важно.
В следующее мгновение раздался звук пощечины – он ударил ее по лицу наотмашь тыльной стороной ладони. Но сила его гнева была настолько велика, что она упала на пол, ударившись о деревянный край кровати. С разбитых губ потекла кровь. Амина сплюнула, вязкая слюна осталась на подбородке, на щеке начал синеть кровоподтек. Она смотрела на Саида, прищурив глаза, а потом внезапно истерически захохотала.
Ее месть была сладкой. О, как она ждала этого момента! И абсолютно неважно, что сейчас он в выигрыше и считает себя хозяином положения. Самое главное, он сходит с ума от беспокойства за дочь, ему страшно. О, даааааа…. Скоро, совсем скоро придет помощь, и сиятельнейший князь останется с носом. Помощь уже близко – сюда должны приехать друзья Селима, опытные бойцы, которым не страшен даже сам Темный Господин. И тогда…. О, она страшно отомстит ему за всю боль, которую он ей причинил. Князь никогда и ничего не узнает о судьбе любимой дочери.
Глядя на нее, Саид решил, что одного урока мало. Ненависть переполняла его. Она сжигала его изнутри. Он не прощает предательство. Эта женщина тысячу раз заслуживает смерти, потому что попрала законы Всевышнего, и вытерла ноги об его честь. Если она ответит на его вопрос, то он позволит ей умереть легко и быстро. Если же нет…. Его месть будет ужасной.
- Ты не узнаешь, - скорее прошипела, чем прошептала, Амина. Она сидела на полу, одной рукой оперевшись на деревянные доски пола. Краем простыни она вытерла кровь с губ, посмотрела на испачканную ткань, усмехнулась:
– И никто не сможет сказать тебе….
- Думаешь? – сардонически усмехнулся князь. – Любовь моя, неужели ты и вправду считаешь, что я не смогу вернуть свою дочь? Я найду ее, даже если для этого мне придется разрезать тебя на мелкие кусочки живьем, и перевернуть небо и землю.
Женщина вздрогнула. Внимательные глаза Саида заметили это и он продолжил:
- Ты оскорбила и опозорила меня, женщина. Ты опозорила своего отца и свой род. Украла то, что тебе не принадлежит. Ты могла поступить иначе, Амина. – Он пристально посмотрел ей в глаза и тихо продолжил:
- Ты могла требовать развода, если тебя не устраивал наш брак. И я отпустил бы тебя.
Женщина недоверчиво смотрела на него, губы искривились в злой усмешке. Саид не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Интонации его голоса звучали зловеще, но он всегда был искренен с ней, и сегодня, он также не стал опускаться до лжи.
- Я безумно любил тебя…. И ради твоего счастья, я пошел бы на этот шаг. Но ты почему-то вбила себе в голову, что я удерживаю тебя насильно. Ты не только изменила мне, ты сбежала, прихватив с собой мою дочь, на которую ты не имеешь никаких прав. Ты хотела сама выбирать свою судьбу?
Горькая усмешка коснулась его губ и болью отразилась в темных глазах. Сейчас он страдал, как ни один мужчина до него, но показать ей свою боль он не хотел. Он все еще любил ее…. Любил и ненавидел одновременно. И безжалостно ломал себя, подавляя еще не угасшие чувства. Пусть остается в блаженном неведении относительно того, что она с ним сделала. И пусть страшится своей судьбы.
- Скажешь мне, где она – умрешь быстро и безболезненно. Нет – будешь умирать долго и мучительно. Выбирай. – Сталь его голоса заставила женщину невольно вздрогнуть.
Амине стало холодно. Она с ужасом осознала, что все будет именно так, как он сказал. У Саида слова очень редко расходятся с делом. Тошнота подступила к горлу. Усилием воли женщина взяла себя в руки, стараясь не подавать вида, что ей страшно. Она решила идти до конца.
- Ты не найдешь ее, - торжественно, словно заклинание повторила она, - и будешь всю жизнь мучиться неведением! – Торжествующая улыбка, змеей скользившая по ее лицу, внезапно сменилась гримасой боли. Носок сапога князя очень точно попал под ребра. Боль пылала так, что у женщины на несколько минут потемнело в глазах.
- Это – всего лишь начало, любовь моя, - подчеркнуто тихо, но очень отчетливо произнес Саид, - самое начало. Дальше будет хуже. Верни мне дочь, и я позволю тебе умереть быстро.
Слушая князя, женщина пыталась сфокусировать свой взгляд. Боль мешала ей сосредоточиться, но в мозгу билась только одна мысль: кинжал. Где-то здесь, рядом. Один удар. Нужно нанести всего лишь один удар – и она будет свободна. Она найдет способ улизнуть. Но для этого нужно найти кинжал.
Еще один пинок отбросил ее в сторону. Боль исторгла из ее груди крик, она хватала ртом воздух, словно задыхаясь от удушья, но никак не могла свободно вдохнуть. В глазах мелькали звезды. При этом она ударилась об скамью и с торжеством услышала звон стали.
Да, вот он, ее шанс! Женщина притворилась, что потеряла сознание. Боль разрывала ее на куски. Ей очень сильно хотелось кричать, но она не должна была этого делать. Оставалось терпеть. Она старалась лежать неподвижно, всей кожей ощущая, что князь стоит рядом и наблюдает за ней.
Она выжидала. Несколько минут прошло в молчании. Затем, раздался звук шагов. Они удалялись. Саид вышел в соседнюю комнату, видимо за кувшином с водой, чтобы привести ее в чувство. Отлично. Сейчас самое время взять смертоносное оружие в руки. Вряд ли князь одел под свои великолепные одежды кольчугу.
Не теряя ни минуты зря, Амина открыла глаза и оглянулась. Вот он, вожделенный кинжал, в полуметре от нее. Чуть подтянуться…. Она ползла, задыхаясь от боли, накатывающей волнами от каждого движения. Было очень трудно дышать, словно что-то внутри мешало, перекрывая дыхательные пути. Еще немного, и тонкие пальцы осторожно сомкнулись на рукоятке смертоносного оружия.
Странно, что Саид не обратил на него внимания. Тонкая серебристая сталь отдавала пурпуром. Зачарованная сталь. Амина хищно улыбнулась. А вот теперь посмотрим, какой ты, сид Саид аль-Дженави имр-Адария.
- Уже пришла в себя, любимая? – раздался ровный голос князя. Амина вздрогнула. Внутри все оборвалось. Он все видел. Она подняла голову и посмотрела на мужа. – Значит, ты решила обмануть меня с н о в а?
Темные глаза сузились. Каким прекрасным он бывает, когда гневается. Мысль, испугавшая ее саму. Звук его голоса завораживал. Она смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, а память, совершенно некстати напоминала ей о других временах, когда этот голос полный страсти, ласкал ей слух. Перед глазами проносились ночи, полные неги и нежного шепота. Стон, срывающий с его губ в минуты страсти и их крик, когда два голоса сливались в один….
Очнулась она только от очередной пощечины. Боль отрезвляла. Саид видел ненависть в ее глазах, но к этому он привык уже давно. Единственное, к чему он был не готов – так это к подлому удару кинжалом, пропоровшему левый бок. Когда он вскрикнул и упал на колени, зажимая рану, пульсирующая боль ошеломила его на несколько мгновений. Этих мгновений было вполне достаточно Амине, чтобы полоснуть зачарованным оружием по его лицу. Удар рассек правую скулу, но глаза она не задела.
В следующее мгновение, ее оторвали от князя и повалили на пол, подоспевшие на крик господина телохранители. Она сопротивлялась, как дикая кошка, но воины быстро ее обезоружили и связали.
Но ей уже было все равно. Она добилась своей цели. Раны, которые он получил, никогда не заживут – никто не может исцелить от зачарованной стали. Они всегда будут кровоточить.
Месть сладка, «любимый».
Последняя сознательная мысль возникла в голове перед тем, как Амина по-настоящему потеряла сознание от боли.