Дурак по месту жительства

               
                Рассказ

                «Даже больше скажу:
                дураки на земле
                очень полезны».
                Р. Рождественский


   Нашему конструкторскому бюро выделили пешеходную туристическую путевку. Кому ни предлагали, все отказываются. Дошла очередь и до меня.
   - Алексей Никодимович, тряхните стариной, - просит начальник
   - Алексей Никодимыч, выручайте, не пропадать же путевке - умоляет профком.
   - Алеша, ведь вы такой крепыш! - верещали сотрудницы. - Утрите нос молодым.
   Скрепя сердце, я согласился, и начальник, пошептавшись с профор-гом, отвалил мне материальную помощь - целых сто рублей!
   И вот я на турбазе. Наверное, так бы и вернулся отдохнувшим и заго¬ревшим под горным солнцем, если бы не те сто рублей, которые сыграли со мной злую шутку.
   Дело было так. В экскурсионном порядке поехали на осмотр извест¬нейшей пещеры, оборудованной мостиками и люминисцентным освеще¬нием. Цивилизация начиналась уже у входа в виде различных киосков. Были газеты, газированная вода, но не было ни одной бочки с пивом или там с вином. Видимо привезу домой всю свою материальную помощь и, для смеха, сдам в профком. Где тут в горах тратить деньги? Вдруг вижу двое наших пошли за киоск. Двинулся и я туда.
   Вижу, стоят они ко мне спиной и что-то обсуждают. А перед ними сидит старушка. Сама черная и одета в черное. Такое, высушенное годами, существо. На ящике рядом с ней бутыль с жидкостью сиреневого цвета, тут же граненный стакан и кастрюлька с водой для споласкивания посу-ды.
   - Ну что вздрогнем, ребята? - спросил я, пробираясь между ними.
   - Кто вздрогнет, а кто воздержится, - сказал один и отошел в сторону.
   - Пусть она сама пьет это пойло за три рубля, - добавил другой, и они оба ушли.
   И мне бы за ними, но желание истратить хоть что-нибудь победило. Попробовал поторговаться со старухой, но она тычет мне в лицо три пальца и слова не говорит.
Налила мне эта живодерка вина в тот стаканчик по самую кромку. Хоть тут не обманула. Выпил и не пойму - в нашей столовой компот и то креп-че. Но в голову все же что-то ударило. Где наше не пропадало! Выпил второй стакан и кинулся за группой. А ее и след простыл.
   Рванул я в первую попавшуюся дыру и побежал. Света стало меньше, и я пошел медленнее. Теперь не только группы не вижу, но и своих рук. Повернул обратно, но вскоре понял, что заблудился. В полной тьме уда¬рялся о выступы, спускался и поднимался по осклизлым камням. Долго ли так продолжалось, не знаю, но вдруг забрезжил свет и я вышел на лужайку. Осмотрелся. Кругом горы. Куда идти - не знаю. Посмотрел на часы. Стрелки мирно лежали на циферблате. Видно им тоже досталось. Тоска охватила меня и усталость. Прилег на траву и не знаю как уснул.

                II
   Очнулся от того, что на меня плеснули водой. Открыв глаза, увидел, что меня снова собираются облить водой. Видел негодяй, что я проснул-ся, но снова замахивается своим помятым ведром.
   - Чтоб ты скис, дубина, - вскричал я, вскакивая на ноги.
   Слово «дубина» выскочило у меня произвольно, как реакция на внеш-ний вид обидчика. Был он неряшлив и кряжист, рыжеволос и челка на низкий лоб. Парень не обиделся, а, наоборот, рассмеялся:
   - Теть Клава, живой, как есть живой!
   Чуть в стороне стояла женщина. Седые волосы прикрывала шляпка из крашенной соломки под цвет корзины из ивовых прутьев. Она приветли-во улыбнулась щербатой улыбкой и мягко, как больному, сказала:
   - Успокойтесь. Петя ничего плохого вам не сделал.
   - Я не просил его обливаться!
   - Вы были без сознания.
   - Я отдыхал, я спал к вашему сведению.
   - Извините, если обидели вас.
   - Лучше бы шли своей дорогой. Никто не просил вас будить меня!
   Клава и Петя сочувственно на меня смотрели. Я повернулся и пошел в противоположную от них сторону. Меня остановил Клавин вопрос:
   - Так куда же вы пошли?
   - Куда, куда! На турбазу! - злость еще не покидала меня.
   - Здесь нет никакой турбазы, - с явным огорчением сказала женщина.
   - Как это нет? - удивился я. - Куда она подевалась? Ее овцы съели?
   Женщина не улыбнулась моей шутке. Она поправила на левом рукаве серую повязку, такую, только красную, носят народные дружинники, и торжественно сказала:
   - Примите к сведению: вы находитесь на земле города Остолопово.
   - Как вы сказали? - опешил я.
   - Он еще и глухой, теть Клава, - заметил Петя и громко засмеялся.
   Мне было не до шуток, поэтому переспросил:
   - Вы сказали - Остолопово?
   - Вы правы. Это город похож на тысячи других, но имеет одно сущест-венное отличие. Тут живут только дураки, и живут, я вам скажу, в нор-мальных дурацких отношениях. Умники у нас не в почете, поэтому не уживаются.
   Вы видели как мелькают мухи над каким-нибудь дерьмом? Так и мысли дергались у меня в голове то в одну, то в другую сторону. Остолоповцы с сочувствием смотрели на меня. У Пети губа отвисла, а с Клавиного лица на меня смотрела маленькая пещерка - ее открытый рот. Пауза затяну-лась. Ее прервала Клава:
   - Вас, наверное, интересует как вы попали в Остолопово?
   - Что тут может быть интересного? Я заблудился.
   - Это вторично, - заметила Клава и я подумал, что она когда-то изучала «Краткий курс ВКП(б)» и, дойдя до четвертой главы, остановилась.
   Клава продолжала:
   - Вспомните, что вы делали перед тем, как войти в пещеру? Забыли? Напомню: вы пили вино у старой женщины.
   - Откуда вы это знаете? - удивился я.
   - Я не знаю, я догадываюсь. Раз вы здесь, значит пили у нее вино.
   - Да идите вы к черту!
   - Зачем вы ругаетесь?
   - А что вы из меня дурака делаете? - возмутился я.
   Эти слова рассмешили Петю. Показывая на меня пальцем, он прокри-чал:
   - Теть Клава, он себя умным считает!
   - Ну, знаете…, - проговорил я в растерянности.
   - Слушай, батя, - обратился уже ко мне Петя, - чего ты, это самое, шур-шишь? Если ты такой умный, зачем заплатил трешку за стакан?
   - Пить захотел, - брякнул я первое, что пришло в голову.
   - Ха, ха, ха, - еще больше развеселился парень. - Рядом, это самое, газировка за копейку стакан, а он за трешник жажду утолял!
   - Петя, помолчи, - сказала женщина и обратившись ко мне продолжала:
   - Вы зря расстраиваетесь. К вашему сведению, вы не первый, кому пришлось попасть в такое положение. Кстати, Петя когда-то и сам попал в этот же переплет.
   - Не в такой, тетя Клава. Тогда стакан за рубль продовали.
   - Помолчи, Петя. Так вот несколько лет назад в нашем городе стали появляться мужчины. Откуда они? Никто не знал. Опросы позволили ус-тановить закономерность - все они пили жидкость, выдаваемое старухой за вино. Наше благо, что она берет сейчас по три рубля за стакан. Будь иначе, наш город заполонили бы мужчины с той стороны, притом не только глупыми. Сейчас же эта цена дает нам отсеянный материал. На-ше руководство разобралось с обстановкой и летом стало у пещеры вы-ставлять пост. Чем мы с Петей и являемся. Мы должны принимать гос-тей и препровождать их в управление города.
   Итак, все ясно - я априори дурак. Нет, только уходить. На той стороне я еще смогу сойти за умного, но здесь этот ярлык будет со мной навечно. Как такое пережить? Я заявил:
   - Не вздумайте мне мешать. Я уйду отсюда.
   В ответ услышал:
   - Гы, гы, гы.
   - Дерзайте, - разрешила Клава..
   Я поднял руку в прощальном жесте и направился к пещере, из которой недавно вышел. Перед тем как ступить в эту черноту, обернулся. Со мной прощались: Клава посылала мне воздушный поцелуй, грациозно выбросив руку, а Петя усердно дул на свои ладони, направив их в мою сторону. Гордо выпрямившись, я решительно направился в проем. Пока было светло шел быстро. По мере того как сумрак охватывал меня, ста-новилось неуютно. Вот и резкий поворот в полную темноту. Если пойду дальше, то могу там и сгинуть. После долгих колебаний, решил не рис-ковать и, пока не поздно, повернул обратно.
   Мои остолоповцы, увидев меня, не удивились. Только Петя спросил:
   - Шо, батя, типа, так быстро, вернулся?
   Ко мне подошла Клава и, чувствуя мою растерянность, ласково сказа-ла:
   - Не расстраивайтесь. Не вы первый.
   «Не первый» - нашла чем успокаивать.
   - Петя проводит вас, - продолжала Клава. - Веди, Петя.
   - Слушаюсь, Клавдия Ивановна! Огонь по Дунькиной хате!
   Увидев, что я не двигаюсь с места, добавил:
   - Значит, это самое, пошли.
   Когда-то меня удивляла покорность рабов, безропотно шедших в нево-лю, а сейчас иду сам, едва переставляя ноги. Чем не раб? Эти грустные мысли были прерваны неожиданно и необычным образом. Я уткнулся носом в Петин кулак.
   - Гы, гы, гы! Хорошо медленно шел, батя, а то бы, это самое, нокаут случился бы.
   - Ты мне эти шуточки брось! - разозлился я. - Перед тобой не мальчик!
   - Гы, гы, гы! Это ты прав. Я такого старого еще не водил.
   - Хватит болтать, - оборвал я парня. - Тебе приказали вести, так веди и без глупых шуточек!
   Вошли в город. С интересом оглядывал чистые, но в ухабах тротуары и улицы. Каждый камень был тщательно обметен, каждая рытвина выме-тена. Дома, современных панельных конструкций, чем-то все же отлича-лись от привычных. С трудом понял: они были олицетворением неряше-ства. Панели скошены, штукатурка положена неравномерно, а покраска с изрядными пропусками.
   Если до определенного времени мы спотыкались на дороге, то теперь свернули на тротуар. Мне не понятен был поступок поводыря. Зачем ид-ти по разбитому тротуару, если дальше улица была идеально ровной, красивого серо-голубого цвета.? Я сделал попытку сойти на дорогу, но Петр решительно остановил. Мне не хотелось с ним спорить и смиренно пошел по ухабам.
                III
   Городское управление (ГУ) располагалось в обычном четырехэтажном доме. На первом этаже гостиница и при ней столовая, а на втором уже само ГУ.
   Поднялись и очутились в приемной. Петя, будто забыв обо мне, тут же скрылся за ужасно заскрипевшей дверью. Не успел я осмотреться, как дверь снова заскрипела и в приемную выкатился толстый человечек в костюме и при галстуке. Он притормозил возле меня и заговорил скоро-говоркой:
   - Позвольте Вас, это слово я произношу с большой буквы, приветство-вать в городе Остолопово! Я выражаю свое восхищение, это самое, Ва-шим, опять с большой буквы, смелым поступком и позвольте Вас заклю-чить в мои теплые объятия.
   С этими словами он прижался ко мне и крепко сжал бока своими корот-кими руками. Затем отклонился и, заглядывая мне в глаза проговорил:
   - Я рад, что вы были рады очутиться в нашем городе.
   Это Петя ввел его в заблуждение, но я не стал оспаривать его утвер-ждение и в ответ состроил улыбчивую мину. Он взял меня под руку и мы вошли в кабинет. У окна стоял Петя и, не столько ехидно, сколько сму-щенно, улыбался. Куда делся хохочущий увалень?
   - Спасибо, Петя, - сказал ему толстячок, - иди и передай благодарность Клавдии Ивановне.
   Пока скрипели дверные петли, он зашел за стол и уже оттуда протянул мне руку:
   - Меня зовут Ричард Петрович. Я - управляющий городом. Прошу лю-бить и жаловать, как говорят в таких случаях.
   - Алексей Никодимович, - представился я и неожиданно добавил: - Сантехник.
   - Очень рад, - отреагировал управляющий городом и тут же, усмехнув-шись, добавил: - Но признаться, вид у вас не сантехнический.
   Сам не знаю, почему так назвался, но пятится назад не хотелось, по-этому спросил:
   - Как это понимать, Ричард Петрович, «не сантехнический вид»? Я что не похож на унитаз?
   - Что вы, уважаемый Алексей Никодимович! Я не хотел вас обидеть, но не заметить ваше интеллигентное обличье я не мог.
   Но меня уже понесло. В моей последующей речи вылилась обида ра-ботника умственного труда, деятельность которого в строительстве ком-мунизма ценится ниже, чем грубые физические усилия:
   - Ах, вот в чем дело! не в обиду вам будет сказано, Ричард Петрович, вы отстали от жизни на целую эпоху. У нас простой рабочий вознесен на такую высоту, что многие инженеры предпочитают быть слесарями и монтажниками по той простой причине, что на ставку инженерно-технического работника не проживешь. Так что у нас трудно отличить инженера от рабочего. Разве только второй лучше одет, а так телевизор всем доступен, газеты тем более. Даже макулатуру в один ларек носим.
   Управляющий несколько смутился, видимо не привык к таким «глубо-ким» рассуждениям. Подумав, он спросил:
   - Вы любите свою профессию?
   - Как мать родную! - воскликнул я с деланным энтузиазмом.
   Ответ заметно огорчил управляющего городом. Он долго смотрел на меня таким тоскливым взглядом, будто видит меня в гробу. Наконец, с грустью сказал:
   - Любящий свою профессию достоин уважения, но вынужден вас огор-чить.
   Что за ерунда? О чем он жалеет? Ладно, пусть огорчает. Долго ждать не пришлось. Он продолжал:
   - Вам не придется работать по специальности.
   - Почему? - невольно вырвалось у меня.
   - Вся беда в том, что на наших предприятиях и конторах нет сантехни-ков. У нас господствует принцип: «Сломал - почини, забил - почисть». Все жильцы и работники умеют менять прокладки и чистить канализа-цию. У вас, как мне известно, это называется «самообслуживанием».
   Я не стал обсуждать прелести и недостатки этой системы, потому что мне в голову пришла дерзкая мысль.
   - Так это же хорошо, Ричард Петрович!, - воскликнул я. - Выходит я вам не нужен как специалист. В таком случае помогите мне выбраться из ва-шего города и я век буду вам благодарен.
   Управляющий вскочил с места и, навалившись животом на столешни-цу, прокричал на одном дыхании:
   - Ваше счастье, что вы имеете дело с культурным человеком! Мы взя-ток не берем, даже моральных! Мы дураки! Поэтому не суйтесь со свои-ми благодарностями!
   Он плюхнулся на место, отдышался и только после этого ответил на мою просьбу.
   - Забудьте, дорогой, о какой-либо помощи и познакомьтесь с другим нашим принципом: «Каждый сам себе голова, хоть и дурная». Отсюда вытекает третий и основной принцип: «Альтруизм миф, самопожертво-вание - сказка!» Вот ими и руководствуйтесь!
   Видимо я загрустил, слушая его слова. Он сказал:
   - Да, вам трудно будет усвоить наши порядки. Все, кто являлся сюда с той стороны, будто покрыты плесенью. Вы там живете без забот и труд-ностей, вы уверены в завтрашнем дне, за вас думают и решают в пар-тийных и общественных организациях. Вы даже грязное белье стираете на людях, нося его в общественную прачечную. Свои семейные дрязги вы препарируете в различных партийных и профсоюзных комитетах. Со-гласитесь, что неверные супруги - плод их же, супругов, ошибок. Кто тут еще нужен? Я вас спрашиваю!
   Я молча пожал плечами.
   - Вот именно! - воскликнул он. - Запомните: мы не нянчим, не пасем, не утираем! Мы руководим!
   Слушал я его в пол уха, меня занимала только одна мысль: как уйти из этого города? Решил себя оклеветать.
   - Ричард Петрович, - сказал я, прерывая его, - видите ли я перед вами был не совсем откровенен когда сказал, что работаю…
   - Меня не заботит ваша работа, - прервал и он меня.
   - Я не об этом, - успокоил я его. - Дело в том, что я - тунеядец. Меня выгнали из жэка за пьянку. Я алкоголик.
   Ричард Петрович, хитро улыбнулся и спросил:
   - Вы хотите сказать, что докатились до того, что пьяницам и тунеядцам у вас выдают туристические путевки? Верится с трудом, но как бы оно ни было, это не изменит вашу судьбу. Будь вы хоть сто раз алкоголиком - будьте им! Тунеядствуйте, если будет на что жить. Но учтите: у нас спиртного вы нигде не найдете, хлеб на свалках не валяется и милосты-ню не подают. Вы можете годами стоять с протянутой рукой, но кроме пыли, ничего на нее не упадет. На первый случай у тунеядца есть день-ги?
   - Кой что есть, - промямлил я.
   - Вот и хорошо. Работу будете искать сами. Спать, пока найдете квар-тиру, будете в гостинице, а сейчас приступим к официальной части.
   - А это что было?
   - Знакомство.
   Ричард Петрович встал из-за стола и направился мимо меня, махнув рукой. Я поплелся за ним. Мы очутились в уютно обставленной комнате. Против двери стоял стол, а за ним портрет с удивительно знакомым изо-бражением. Под портретом прибит серый гобелен, посредине которого выткан попугай яркого травянистого цвета. «Масштаб два к одному», машинально определил я. Короткие ноги попугая опирались о прямую, как луч света, ветку. Клюв в крике был приоткрыт.
   Тут управляющий городом хлопнул в ладоши и тут же раздался прон-зительный крик:
   - Попка-дурак приветствует тебя, попка-дурак приветствует тебя!
   От неожиданности я вздрогнул и уставился на изображение попугая, а в это время уже перекатывалось скрипучее:
   -Кха, кха, кха!
   Посмотрел вправо и увидел кольцо, а в нем попугая, чья копия была выткана на гобелене. Ричард Петрович был доволен произведенным эффектом. Его лицо сияло восторгом, а рот был приоткрыт и я сразу ух-ватил его сходство с портретом. Вот сила искусства! Надо же было ху-дожнику уловить именно этот момент!
   - Перед вами изображение птицы - символа нашего города, - начал вещать из-за стола управляющий. - Не бойтесь и не стесняйтесь призна-вать себя дураком так, как делает эта птица. Будь прямым и чистосер-дечным в своих поступках и мыслях, как эта ветвь, на которой сидит по-пугай. Вы видите открытый клюв птицы: отсюда следует, что не нужно бояться открывать рот.
   Когда Ричард Петрович убедился, что я усвоил эти истины, то сказал:
   - Сейчас я выдам вам удостоверение личности. Без него вас не помес-тят в гостинице и не накормят в столовой.
   Когда я выходил из комнаты, попугай меня по-хулигански освистал. А еще символ.
                IY
   Гостиница, как я уже говорил, находилась на первом этаже. Админист-ратор, взглянув на мое удостоверение, записал фамилию к себе в тет-радь и выдал мне жетон с номером койки. При этом сказал:
   - Мы обслуживаем с двадцати двух часов. В шесть часов подъем. В ос-тальное время здесь делать нечего. За сколько суток будете платить?
   - Вы хотели сказать ночей? - съязвил я.
   - Что я хотел сказать, то и сказал! - отбрил меня администратор. - Так будете платить?
   - А сколько стоят ваши сутки? - спросил я.
   Администратор назвал такую цену, что я чуть не поперхнулся. Вот где пригодилась материальная помощь. Заплатив за сутки, пошел в столо-вую, так как гостиничные часы показывали уже шестнадцать часов.
   Народу почти не было. С тревогой посмотрел меню и от души отлегло - цены были приемлемые. Взял полный обед и булочку к чаю. Вкусовые качества обеда были на среднем уровне, но когда укусил булочку, то по-чувствовал такую твердость под зубами, что побоялся за их целость. Вдобавок в горле что-то запершило.
   - Позвольте спросить, милейшая, - обратился я к женщине, стоявшую за прилавком и чью голову украшал большой кокошник, и так туго на-крахмаленный, что казался торосом из Ледовитого океана.
   - В чем дело? - поинтересовались из-под кокошника.
   - Как, милейшая, у вас называется это изделие? - спросил я и показал булочку.
   - Венская булочка, - последовал ответ. - А вы были в Вене?
   - Какое это имеет отношение к этой, так называемой булочке, если я об нее чуть зубы не поломал?
   - Самое прямое. Если бы  вы были в Вене, то могли бы знать, что они делают, чтобы эти булочки не черствели?
   Пока я обдумывал ответ на такое неожиданное соображение, в наш разговор вмешалась, стоящая рядом, женщина.
   - Я вам скажу, что они делают, - сказала она с вызовом, - они едят их свежими!
   - Вот и ели бы, - ответил кокошник и, уже обращаясь ко мне, пояснила:
   - Все дело в том, что кто-то пустил слух, будто венские булочки вызы-вают рак.
   - Что за чепуха? - удивился я.
   - Вам чепуха, а люди верят. Правда, мы их уже не печем, но что-то ос-талось. Вот и продаем. Не пропадать же добру? Мы их, конечно, уцени-ли. Даже размягчаем…
   - Кто вас учил сладкую булочку размягчать в горчице? - зло спросила женщина.
   - Но нам и горчицу некуда девать, - пояснил кокошник.
   С этими словами раздатчица повернулась к нам спиной и на торчав-шей части кокошника я прочел: «Приятного аппетита!» Не став следо-вать этому пожеланию, я оставил булочку на прилавке и вышел из сто-ловой.
   Не успел осмотреться, как услышал вопрос:
   - Мужчина, можно вас на одно слово?
   Это была та женщина, которая знает как в Вене едят булочки. Я рас-смотрел ее. Ей уже явно за сорок, черные волосы взбиты в Вавилонскую башню. Вкупе с красным платьем женщина казалась символом траура.
   - У вас есть время выслушать меня? - спросила она, приблизившись ко мне вплотную.
   Есть ли у меня время? Впервые я осознал, что время - деньги. На сколько суток мне их хватит? Решил не мелочиться - ведь мне предстоит говорить с аборигеном этого загадочного города, поэтому ответил:
   - Я в вашем распоряжении.
   Карие глаза женщины радостно сверкнули и она, усевшись на скамью, пригласила и меня занять рядом с ней место. Я предусмотрительно сел поодаль, на краешек скамьи.
   Не буду пересказывать ее взволнованное заявление, что увидела во мне человека ее круга и многое таком же духе. Желая пресечь ее пусто-словие, я спросил:
   - Это все, что вы хотели мне сказать?
   Она поперхнулась словом и, подозрительно посмотрев на меня, сказа-ла:
   - Должно быть вы очень спешите, если прервали женщину. Что ж, вот вам суть моего интереса к вам. Мой сын хочет жениться, а я хочу попро-сить вас помешать ему в этом.
   Кому неожиданно сваливался кирпич на голову, тот поймет мое со-стояние. Воспользовавшись моим замешательством, женщина продол-жала:
   - Мой сын собирается жениться на простушке! Она дочь преподава-тельницы русского языка! Даже не английского - русского! Дочь ее, пред-ставляете, собирается пойти по стопам матери! Вы бы отдали в такую семью своего единственного сына?
   - А что закончил ваш сын? - спросил я осторожно?
   - Какое это имеет значение? - удивилась моя собеседница. - Достаточ-но, что он из обеспеченной семьи. Так вот, мы с мужем пошли к ее мате-ри, чтобы донести до ее сознания, что человек, живущий на одну зарпла-ту, не может и мечтать войти в наш круг. Вы думаете мы ее убедили? Она стала молоть, что, без мужа, сумела дать образование своей доче-ри. Нашла чем хвастать! Тогда я привела ей свой последний аргумент. Я уличила ее дочь в том, что она не может приготовить к столу апельсин! Когда та была у нас в гостях и я, желая проверить ее, подала ей на та-релке апельсин и нож. Так она апельсин порезала поперек!
   Признаться, я и сам до сих пор не знал, что этот цитрус нельзя так ре-зать. Я и не преминул сказать об этом своей собеседнице. Она посмот-рела так, будто у меня вместо носа вырос поросячий пятачок. Вскочила с такой скоростью, что будь я рядом с ней то почувствовал бы завихрения воздуха. Она еще некоторое время изучала меня, а потом простонала:
   - Как я ошиблась! Как обманчива внешность.
   Женщина, гордо вскинув голову, пошла от меня прочь, а я посидел еще немного.
                Y
   Подошел автобус и двери его приветливо раскрылись. Не думая о по-следствиях, я вскочил на подножку и вошел в салон. Обогнали мою не-давнюю собеседницу. Она шла, гордо запрокинув голову. По ней нельзя было определить, что убита горем. Вот что значит порода!
   Держась за поручень, я трясся вместе с автобусом. Казалось, что мы едем по шиферу. Кондуктор напомнил мне об оплате проезда. Уже с би-летом в руке, я хотел сесть, но только сейчас обратил внимание, что все места заняты. На остановке один пассажир вышел и я хотел занять ос-вободившееся место, но под рукой у меня прошмыгнул малец и плюх-нулся на него. Я невольно воскликнул:
   - Надо же!
   - Надо, батя, надо! - откликнулся юный пассажир. - Надо быстрее дви-гаться!
   Какой нахал. У нас подобное, если и случается, то делается со стесне-нием. Юнец, если сидит, а старики стоят, делает вид, что зачитался или, устав от трудов праведных, уснул.
   На следующей остановке я вышел и посмотрел вслед удаляющемуся автобусу. Его трясло как в лихорадке. В чем дело? Передо мной рассти-лалась совершенно ровная дорога. Такую же я видел у ГУ. Проехал гру-зовик. Его колеса без брызг раздвигали дорожное покрытие и его так же трясло как тот автобус. Я понял, что покрытие имитирует асфальт, оста-ваясь при том жидким. Я с опаской погрузил руку в дорогу и ничего не почувствовал: сопротивление жидкости оказалось нулевым, температура не ощущалась. Вынул руку и внимательно осмотрел ее. Следов жидко-сти не осталось. Понюхал. Пахло чем-то приятным. Задумался. Выходит разбитое дорожное полотно залили какой-то жидкостью. А может она случайно разлилась?
   Во время раздумий меня не покидало чувство тревоги, казалось, что за мной кто-то следит. Осмотрелся и увидел недалеко от себя человека. Он стоял, скрестив руки на груди, причем правая кисть опиралась о подбо-родок. Чем не поза «Мыслителя» скульптора Родена? Некоторое время мы пристально смотрели друг на друга. Потом «Мыслитель» оторвал пальцы от подбородка и поманил меня. В другой раз я игнорировал бы это жест, но сегодня, движимый любопытством, подошел.
   - Что вы тут делаете?! - строго спросили меня.
   - Где? - попробовал уточнить я, притрагиваясь к карману, в котором лежало удостоверение гражданина города Остолопово.
   - Здесь, - ответил «Мыслитель», тыча пальцем в дорогу.
   Ах, вот оно что. С какого боку он имеет отношение к этой дороге? На всякий случай сказал:
   - Здесь я потому, что любуюсь дорогой.
   Я нисколько не кривил душой: мне нравилась эта голубоватая гладь.
   - Вы хотите сказать, что она вам нравится?
   - Только сверху. Как говорят: «Сверху гладко, а внутри гадко».
   Будто током высокого напряжение пронзило «Мыслителя» - так он дер-нулся.
   - Хватит балаган устраивать! - вскричал он. - Говорите, какую цель вы преследовали, погружая руку в ЭПеВУ?
   - Вы в чем-то меня подозреваете?
   - Не пытайтесь казаться умнее, чем вы есть! Как надоели мне эти кри-тиканы!
   Я стал что-то понимать.
   - Скажите, вы меня ни с кем не путаете?
   - Я никогда и ничего не путаю!
   Он посмотрел испепеляющим взглядом, но тут в нем мелькнула мысль.
   - Хорошо. Кто вы? - спросил он.
   - Я приезжий, то есть прихожий. В этом городе первый день. По специ-альности я сантехник, поселился в гостинице. Еще без работы.
   По мере того как я говорил, у «Мыслителя» добрело лицо: совиный нос уже не пытался меня клюнуть, а глаза не сверкали недобрым огнем.
   Я уже готовился к продолжению путешествия по столь неприветливому городу, как последовал вопрос:
   - Вы действительно сантехник?
   - У вас есть основание сомневаться?
   - Как сказать, - задумчиво произнес «Мыслитель», - всякое бывает. А вот мы сейчас проверим. Скажите какая у вас профессиональная клич-ка?
   Мне не составляло большого труда ответить на этот детский вопрос.
   - Водяной, - сказал я.
   - Правильно! - воскликнул «Мыслитель» и лицо его расплылось в улыб-ке, сверкнув зубами из нержавейки. - Давайте, Водяной, знакомиться. Я - инженер Удалов, в некотором роде изобретатель.
   Я назвался и мы пожали друг другу руки. Затем Удалов, сделав широ-кий жест левой рукой, сказал:
   - Смотрите! Перед вами дорога, покрытая ЭПеВУ. Для вас расшифро-вываю эту аббревиатуру: эмульсия приятной видимости Удалова. Это одно из моих изобретений. Вас, наверное, заинтересует история этой творческой удачи.
   Я не успел подтвердить или опровергнуть это утверждение, как поли-лась исповедь изобретателя. Зная, как охочи они расписывать то, что ка-сается их детища, я даже не пытался его остановить. Для вас же значи-тельно сокращу его речь. Хотя бы так:
   - У вас нет специального образования, поэтому обойдемся без научных терминов. Сказано, что необходимость - двигатель прогресса. У меня она проявилась когда вступил в полное противоречие с начальником конторы «Дорремстроя». Он был помешан на дорогах, поэтому говорил: «Дороги - вены и артерии города, и они должны быть в должном поряд-ке». Соглашаясь с ним, что касалось вен и артерий, я категорически от-казывался делать чужую работу. По моему глубокому убеждению дороги должны ремонтировать не мы, а те, кто их разбивает. Начальник возра-жал: «На что город будет похож?» А я ему: «Стоит ли так горбатиться из-за одной видимости?» Тут и возникла мысль достичь ее, видимости, ма-лым потом. Вскоре я представил городскому начальству свою ЭПеВУ, залив ею небольшой участок дороги. Восторг не описать. Поступило предложение закрыть асфальтовый завод, но мой начальник - на дыбы. Тогда я понял: горбатого могила избавит. За одну ночь залил ЭПеВУ до-рогу, проходящую под окнами ГУ. Ричард Петрович как увидел мою ра-боту, сразу прослезился. Он сказал: «Большей красоты не бывает!»
   Контору Дорремстрой» переименовали в «Дорзаливконтору», а меня назначили начальником. Бывший начальник сейчас работает дворником.
Теперь мы не ремонтируем дороги, а только заливаем. Я видел как вы нюхали руку, когда вынули ее из ЭПеВУ, - продолжал Удалов, - что уню-хали? Ничего не поняли? Вам нужно лечить нос. К вашему сведению, эмульсия пахнет фиалкой! Легкий такой, дурманящий запах. Когда мы зальем все улицы, в городе не нужно будет выращивать цветы! Аромат фиалки будет витать повсюду: в конторах и в туалетах, в квартирах и на кухнях! Где вы еще такое унюхаете? И это всё я - Удалов! Что вы на это скажете?
   Изобретатель в этом месте всегда ждет восторгов, но я как-то не про-никся. Чтобы не молчать, неожиданно для себя задал вопрос:
   - Скажите, профессор, как эмульсия действует на транспорт?
   Удалов удивленно на меня посмотрел, но ответил:
   - Эмульсия инертна, студент. Вам понятно это слово?
   - Понятно. Второй вопрос, профессор: как велико поверхностное испа-рение?
   - Самое минимальное. Наших мощностей хватит, чтобы регулятно вос-полнять потери.
   - Тогда третий вопрос: вы не задумывались над созданием отвердите-ля для вашей ЭПеВУ?
   Лицо Удалова перекосилось. Он, люто посмотрев на меня, закричал:
   - Хватит валять дурочку! Говори, кто тебя подослал? Нашелся мне сан-техник! Мой нос не проведешь - от тебя на версту инженером пахнет! Тебя Мызин подослал?
   - Не знаю такого, - ответил я , не на шутку испуганный.
   Он схватил меня за грудки и начал трясти.
   - Говори! - кричал он, - говори!
   С трудом вырвавшись из его клешней, я отскочил и, что было мочи, за-кричал:
   - Не подходи, а то ударю.
   Вряд ли я своей угрозой испугал его, но он больше не тряс меня, толь-ко сказал:
   - Значит в гостинице остановился? Найду. Жди в гости.
   Ругая себя за неумную игру с этим психом, я быстренько шмыгнул за угол.
                YI
   Не прошел и десяти шагов, как на одном из домов увидел вывеску: «Салон иглоукалывания». Удивился, но тут же подумал, что для успо-коения нервов мне, как никогда, будет полезен сеанс иглоукалывания.
   С этой мыслью я решительно вошел в салон и очутился в небольшой комнате, перегороженной ширмой. Вдоль стены у входа сидели посети-тели. Я заметил, что из-за края ширмы торчат концы топчанов. Воздух насыщен испарениями нечистых тел и почему-то спиртовой туши. Тушь. Неужели, здесь еще и калькируют чертежи?
   На всякий случай, решил занять очередь.
   - Кто последний? - спросил я.
   Молчок. Спросил громче и сразу последовал ответ:
   - Я – крайний, а не последний!
   На меня с осуждением смотрел мальчик лет четырнадцати.
   - Юноша, - сказал я, - и все же правильно говорить «последний», а не «крайний».
   - Не морочьте ребенку голову, - вмешалась женщина лет тридцати, - или забыли, что последняя у попа жена, поэтому правильно спрашивать - «кто крайний».
   Не знаю почему, но ее глупая реплика вызвала целую бурю восторга. От неожиданности я вздрогнул и потерял равновесие. Очевидно сказы-вались нервные потрясения этого дня. Чтобы не упасть, я схватился за ширму и сдвинул ее. Здесь я увидел процесс иглоукалывания.
   Клиент лежал животом вверх, а на нем сидел человек в сером халате. В руке у него был пучок связанных друг с другом швейных иголок, кото-рые он сноровисто втыкал в грудь клиенту и тут же выдергивал их, поры-вая кожу. Грудь клиента была залита кровью и тушью. Негодяи! Татуиро-вание назвали иглоукалыванием!
   Уже на улице я все еще ощущал тот спертый запах и видел черно-красную грудь придурка, лежащего на топчане.
   Солнце было уже на западе. Нужно возвращаться. Осмотрелся: ни ду-ши, да и автобусов не видно. ЭПеВУ красиво возлежала между тротуар-ными бордюрами, не вызывая теперь у меня никакого интереса. Пошел вдоль забора и вышел на угол. Тут раздалась пулеметная очередь и ди-кий человеческий вопль. Перепугался не на шутку. Только когда начал различать отдельные голоса, то понял, что где-то рядом идет спортив-ное соревнование. Вскоре оказался у входа в стадион.
   Купил билет и поднялся на трибуну. Внизу расстилалось футбольное поле без травяного покрытия, на нем были расставлены столы, за каж-дым из которых сидело по четыре человека. На спинах одних было напи-сано «Труд», других - «Работа», а на противоположной стороне трибун было протянуто зеленное полотнище с надписью: «Привет участникам городских соревнований в домино!» Вот оригиналы! Из дворов, скверов и курилок домино шагнуло на стадион!
   Как я сразу понял, соревновались две команды: «Труд» и «Работа». Костяшки домино были больше обычных и держали их в специальных приспособлениях, похожих на веер. Зритель с хорошим зрением мог бы видеть цену каждой кости, но, независимо от этого, многие зрители име-ли бинокль или подзорную трубу. Интерес к соревнованиям был огром-ный - почти все места были заняты.
   Команды играли решающий кон. На трибунах шло бурное обсуждение каждого хода. Болельщики вскакивали с мест, кричали, размахивали флажками. Я заметил, что сильный удар по толстой столешнице ценился не меньше удачного хода
   Смотреть мне мешал один субъект, который поминутно вскакивал и семафорил флажками. Я хотел его осадить, но мне посоветовали:
   - Не тронь, пусть сигналит. Все равно они не выиграют.
   Стало ясно, что у многих игроков были свои сигнальщики. Мелькание флажков создавало праздничное настроение и красочный вид. По мере того как команда проигрывала, она лезла под стол и над стадионом раз-давалась оглушительная дробь костяшек. Выяснилось, что у каждой ко-манды был свой почерк, свой ритм ударов. Это было замечательное вы-ражение радости победы.
   Когда соревнование закончились, над стадионом возникла необыкно-венная тишина - ждали решение жюри. Оно последовало - ничья. Стади-он снова взорвался ликованием - праздник продолжался! Команды ра-зошлись по разные стороны и между ними положили длинный толстый канат. Теперь победителя выяснит самый неинтеллектуальный вид со-ревнования - перетягивание каната. Над трибунами взметнулись лозун-ги. Мне удалось прочесть только два: «Работа и труд все перетрут» и «Сила есть - ума не надо!»
   По команде трех судей в серых одеждах, спортсмены взяли канат в ру-ки. Средний судья поднял флажок, но один из боковых судей вдруг зама-хал флажком. В чем дело? Оказалось, что на стороне «Работы» больше участников! Как они пробрались туда, я не видел, но судей не прове-дешь! Зайцев, под улюканье стадиона, с позором изгнали с поля.
   Средний судья взмахнул флажком и канат натянулся. Мне приходилось видеть этот метод испытания силы, но такого азарта никогда! Вытяги-вался канат, вытягивались руки, ноги буквально влезали в землю, но ни-кто не мог утащить соперника на свою сторону. Еще бы - решалась судь-ба чемпионата! Вот он кубок, сияет на тумбочке!
   Над стадионом  гремят призывы и пожелания. Кто-то затянул «Дуби-нушку» и она покатилась по трибунам. Под ритм старой русской песни борьба еще более обострилась. И вот «Работа» дрогнула и поползла за черту - их буквально втягивали! Как они упирались! Это нужно было ви-деть!
   Покидая стадион, я подумал: перетягивание каната - не худший метод решения тупиковых проблем.
   В автобус я сел несколько успокоенный, но к действительности Верну-ла неимоверная трясучка. Вспомнил Удалова и стал мысленно промы-вать его косточки.
   Еще не было двадцати двух часов, поэтому я успел поужинать. В по-стель я лег сразу, но уснуть не мог - пришли соседи по комнате и органи-зовали игру в домино. Опять домино! Я зашевелился и застонал, давая понять, что мне мешают спать. Ко мне подошел один из играющих и та-инственно прошептал:
   - Слышь, друг, а тебя искали.
   Я сначала удивился, но тут, вспомнив Удалов, вскочил на ноги.
   - Кто? – почему-то прошептал и я.
   - Да так, ничего особенного. Один был с колуном, а другой с кистенем!
   Я вздрогнул, а доминошники зареготали. Тогда я понял, что меня разы-грали. Теперь ребята играли с чистой совестью - спящих в комнате не было. Так под стук костяшек и уснул. Всю ночь мучили кошмары, а утром проснулся с мыслью, что нужно уходить. Гостиницу покинул по-английски - не прощаясь.
   Найти обратную дорогу не составляло большого труда. Вскоре я встре-тился с Клавдией Ивановной. Посидели, повздыхали. Она даже всплак-нула, желая мне легкой дороги. Я отдал ей удостоверение, выданное мне Ричардом Петровичем, и остаток материальной помощи. Клава бы-ла очень тронута таким подарком, так как никогда не держала в руках та-кой суммы.
   - Это вам за вашу доброту, - сказал я и добавил, - мне они счастья не принесли, может вам пойдут на пользу.
   - Спасибо, добрый человек, спасибо, - ответила Клава. - Я на твои деньги зубы вставлю. Век помнить буду.
   - И шляпку поменяйте, - пошутил я.
   - Зачем деньги зря тратить, - возразила она, - она еще новая.
   Я медленно направился к пещере. Оглянулся и был поражен увиден-ным. Клава стояла на том же месте, но как преобразилась! Она положи-ла ладошки на грудь, ссутулилась, лицо ее сморщилось в плаче, а губы трепетали. Я едва услышал, что она говорила:
   - Что бы ни было, держись левой стороны. Левой. Слышишь? Левой.
   Я понял: она выдала мне страшную тайну. Меня тронуло ее участие в моей судьбе и я сам прослезился. Так со слезами на глазах и с надеж-дой на удачу, вошел в пещеру.
   Не буду описывать как трудно было преодолевать пещерные лабирин-ты. Я дрожал от холода и стонал от мысли, что никогда отсюда не выйду, но, несмотря на это следовал указанию Клавы – держался левой сторо-ны. Показался свет.
Но я не спешил радоваться - вдруг это опять Остолопово. Только когда выполз наружу и увидел знакомые ларьки, обрадовался - спасся. Спас-ся? От чего? Быть дураком по месту жительства.