Взвод, утомленный пятичасовой погрузкой техники для ликвидации землетрясения в Армении, возвращался в учебный полк. Сейчас ужин, свободное время и самое главное, о чем больше всего мечтал Димка – спать. Как сладок сон в таком возрасте!
Но не все получается, как хочется. Уже третий раз за неделю, Димкина фамилия значилась в списке дневальных, назначенных на сутки. Дневальный это "козёл отпущения", отвечающий за всё происходящее в казарме - жилище двухсот курсантов. Под придирчивым взглядом сержантов, офицеров и старшин ему не удается присесть ни на минуту. За сутки дневальному положен отдых - не более двух часов.
От недосыпа, Димка ходил как чумной, но за время пребывания в учебке уже прозрел, поэтому выругавшись лишь мысленно, пошел готовиться к наряду. Если права качать - можно и на гауптвахту попасть. А там тюремный режим. Получишь пару раз прикладом по башке, походишь строевым шагом на палящем солнце до полного изнеможения да поучишь уставы с больной головой от ударов - сразу же и дневалить покажется не так уж плохо.
На кого обижаться? Сам виноват! Он прекрасно знал – за что такое наказание.Ещё в самом начале, Димка пошутил над младшим сержантом Жолдожбеком Орынбековым, проводившем занятие по политической подготовке вместо командира роты. Косоногий, еле достающий до Димкиного плеча, плохо понимающий и еще хуже говорящий по–русски, «гусь» (так называли отслуживших полгода), стоя у карты с указкой в руке пытался рассказать об агрессивных целях НАТО. Это было жалкое зрелище и в конце на важное: - «Какие будут вопросы?», Димке вздумалось подразнить его:
- Товарищ младший сержант, покажите Киргизию.
Рота, из которой тоже не все знали, где же находится Киргизия, наблюдая, как тот ищет свою Родину в районе Латинской Америки, покатывалась от хохота: - Ну, ты дал, Димон!
- Как одел я портупею, все тупею и тупею, - не унимался Димка. Хохотали все, но зуб у младшего сержанта вырос только на Димку.
Вопрос: идти или не идти в Советскую Армию, не стоял ни перед Димкой, ни перед его родителями (мама - учительница, папа – инженер). Разве государство предоставило право выбора? Никто не спрашивал и не обсуждал. Он радовался, что прошел медицинские комиссии, врачи которых никакого внимания не обращали на его близорукость. Да и можно ли принимать всерьез эти комиссии! Не особо усердствуя и не прислушиваясь к словам призывника, врачи писали, что здоров и годен. А проблема, наверняка, была. Димка плохо видел в сумерках, из–за чего, уже не раз попадал в неприятные ситуации. Вот и сегодня, не увидел яму возле столовой и свалился, ободрав левый бок.
Вместо того чтобы учиться на втором курсе института, осваивать полученные знания на практике и работать на свое благо и богатство общества, он был вырван из семьи, оторван от устоявшихся привычек, традиций и укладов жизни, испытал незаслуженные унижения и оскорбления в начале службы и горькую тоску по дому.
Считается, что болезни -- это симуляция ленивых солдат, желающих избежать работы и несения службы и обращение за помощью в санчасть молодых солдат в армии наказывается дополнительной нагрузкой. И все-таки, Димка решил сходить в больничку. Военврач Садовничий, который лечил все органы и все болезни, не поднимая головы и не всматриваясь в Димку, лениво проговорил:
- Ты куда пришел? И сам же ответил: - В армию пришёл служить, долг Родине отдавать. Вот и служи, вот и отдавай, а не коси! Все равно не откосишь. Морковки ешь побольше.
Через полгода Димку перевели для прохождения дальнейшей воинской службы в город Новоалтайск, недалеко от столицы Алтайского края Барнаула. Морозы до сорока пяти градусов, ветра, летом комарье, но после бесконечных дежурств в казарме и на кухне, Димка был рад переменам. Основной военной службы было немного, чаще работы по разгрузке, погрузке грузов на железнодорожной станции, помощь колхозам в сельхозработах, строительство офицерских коттеджей. Все это не приносило бы особых трудностей, если бы проходило в светлое время суток. В сумерках, Димка переставал видеть и буквально подвергал свою жизнь опасности. Ни раз его отпихивали с дороги, по которой двигался транспорт. Но все ямы, канавы, рвы, которые попадались на дороге, были его. Он спотыкался и падал в них постоянно, вызывая раздражения командиров и хохот друзей.
Но как бы ни было, два года прошли, и Димка вернулся домой. То, что это было чудо, Димка понял, когда пошел выписать очки от близорукости.
На вопрос доктора:
- Какие жалобы, - он ответил: - В темноте не вижу.
Доктор, пожилая женщина с добрым лицом, взяла стрекотущий прибор, приложила к глазам. Долго смотрела, а затем, отложив, сочувственно посмотрела на Димку.
- Сынок, у тебя серьезное заболевание – пигментная дистрофия сетчатки глаз, по периферии есть костные тельца. И на немой вопрос:
- Нет, не лечится. Есть только поддерживающая терапия. В перспективе – слепота. В твоем распоряжении лет двадцать.
Этот срок и даже чуть больше прошел. При таком заболевании важен не только год, но даже день.
Димка шел по лесу. Прогулки были отрадой, когда-то спасшие от жесточайшей депрессии. Много было передумано и многое уже принималось, как должное. И все-таки, как горько и больно от сознания, что у него никогда не будет сына или дочки. Об этом Димка запретил себе думать, когда узнал, что болезнь носит наследственный характер. Не хотел такой судьбы своим детям и этим обрек себя на одиночество.
Нет, он еще не совсем слеп! Он видит одним глазом. Правда, надо прищуриться и изменить поле зрения. Хотя болезнь считается неизлечимой, вторую группу инвалидности надо подтверждать каждые два года.
Спасибо родителям. Без них, Димка уверен, с глазами было бы еще хуже. С его мизерной пенсией не видать бы ему необходимого питания и витаминов. Да и на поддерживающую терапию, три пенсионера - его родители и он, собирают в течение года.
Он старался не думать, что ждет его через несколько лет. Родина-мать, долг которой Димка отдал, вела себя с ним, как злая мачеха. Сейчас он думал, что если государство в своих поступках по отношению к своим гражданам безнравственно, то гражданин свободен от всяких обязательств перед ним! Только, что теперь! Теперь от него ничего не зависит.
*Слепота
Печали осени капризной
Вновь будят боль забытых ран.
В моей короткой странной жизни
Не расступается туман.
Везде стена, везде граница
Я вязну в липком грязном дне.
Людей не различаю лица
Они в тяжелой пелене.
Любил я лица человечьи
Черты их складывал в одно.
Глаза мои – враг изувечил
Весь мир он превратил в пятно.
Весну одетую нарядно
И неба синее окно
Все превратил он беспощадно
В одно проклятое пятно.
За ним все вертится, все кружит
Хохочет жизни кутерьма
Оно становится все уже
Спешит ему на смену тьма.
Жизнь превращается в мистерию
В ней мгла суровый командир
Она стоит сейчас за дверью
Последней дверью в светлый мир.
Составлю жизнь из многих «нет»
Жизнь без рассвета, без зари
И если свет в глазах померкнет
Пусть он останется внутри.
* стихи Дмитрия Николаевича Афанасьева.