Иллюзия

Игорь Щукин-Копейкин
Жизнь сурово обошлась с доверчивым Филей и на склоне лет наградила его тяжелыми приступами меланхолии.

Злой рок, ступая по пятам, с ехидством потешался над круглолицым приземистым добряком.

Стоило Филиппу познакомиться с умным интересным собеседником (он отдавал себя всего – до самозабвения), как спустя какое-то время, обирался до нитки. Испив чарку дружбы до дна, - получал на закуску циничный удар по самолюбию.

С годами этот неудачник не утратил веру в человека, но стал дружить опосредованно - через искусство.

Ночью, когда бессонница вступала в свои права, он поднимался с холостяцкой постели и, не зажигая свет, закуривал. Играя воображением, усаживался в кругу друзей и тихо беседовал по душам - с музыкантами, актёрами, писателями. Не со всеми, конечно, а с теми, кого любил, с кем чувствовал духовное родство.


Сегодня Филипп Прохорович решил посетить выставку местных художников, и по торжественному случаю надел новую дублёнку и норковую шапку. К тому же, из-за угрюмых туч выглянуло солнышко, приветливо осветив улицы городка. Это был добрый знак.

Чинно прохаживаясь по залу и пропуская мимо внимания экспонаты живописи, он буквально замер у роскошной картины под названием «Иллюзия».

На холсте мастер изобразил озеро, местами поросшее кувшинками. Зеркальная гладь воды разрезАла дальний берег пополам, отражая яркие стволы сосен верхушками вниз. Ниже – в бездонной голубизне неба – летела стая лебедей. Здесь и таился обман. Над кромкой леса – вверху – птиц не было.

Посетитель отступил пару шагов назад, чтобы охватить композицию целиком.
В сузившихся глазах вспыхнул огонёк тонкого ценителя.
 - Мо-ло-дец! Какой же молодец! – Восхитился он. – Изумительно!

Кое-кто из молчаливой публики оглянулся на столь впечатлительные возгласы, и, быть может, всё понял. На дворе хозяйничал стылый февраль, а пожилой ухоженный человек, чуть склонив голову на бок, мечтательно созерцал колорит лета.

«Сегодня невероятно удачный день, - мысленно отметил созерцатель, - судьба подарила мне нового друга, - и какого! Что ж, будем знакомы». И, нацепив очки, прочитал имя художника:


                ВЕНЕДИКТ ДЖОППОЛО


Лицо у ценителя прекрасного вдруг побелело. Знакомо сдавило под ложечкой, и тело стало наливаться тяжестью.

Этот скользкий и неуловимый Джо должен был Филиппу Прохоровичу десять тысяч рублей.

Не снимая очков, он поднял холодный, словно прибитый, взгляд на дорогое полотно в позолоченной раме.

Потеряв интерес, отрешенно смотрел в сторону, часто моргая и жмурясь, наконец, порывисто повернул к выходу.

На морозном крыльце дрожащими руками пытался откупорить узкую стеклянную бутылочку. Затем положил под язык таблетку нитроглицерина.

Больше он никогда никому не верил.