21. Если чакры открываются

    
      Сначала у Подмалевича открылись чакры, потом аура проклюнулась. Глазу не заметно, даже вооруженному; пришлось на слово верить. Терпеливо слушали: о ясновидящих, телепатах, биополях.
      Он и погоду предсказал на ближайшее столетие, и Кольку избавил от навязчивой идеи выспаться. Мне мысль внушил – послать его к праматери. А под конец мантру запел. Полчаса выл про Хави, который то с Рамой, то с Кришной поочередно.
      Колька не выдержал:
      – Короче, экстрасенс, – какую пакость еще уготовил?
      – Молоканин звонил. Выставку-продажу натюрмортов затеял. У нас их – валом, не солить же? Зарядим флору биоэнергетикой, для исцеления. Постановки, этюды, зарисовки – все пойдет. Мы с Анатолием интеллектом, а тебе, Колян, лучше батарейкой заряжать, дабы здоровье у покупателей не пошатнулось. Борис уже рекламу молоканит. Отступать некуда – Москва.
 
      У метро «Измайлово» смазливая девица розами торговала. Санька сходу биополем ее пронизал:
      – Я – художник-экстрасенс, – заливает. – Чуть от вашей ауры не ослеп. Кармы, наверно, схожи. Приходите на выставку. Покажите, где болит, – исцелю. А хотите цветы «заряжу»? Не верите?
      – Верю. Держи розочку, экстрасенс. Заряжай. Только свали, пожалуйста. Голова от тебя дребезжит, как трансформатор.
      – Уразумели? – потряс пальцем Подмалевич. – Трансформатор! Действуют биотоки, присушил. Всю ночь спать не будет, первой на выставку примчится.
      Пахал Санька весь день, розу писал. Ежеминутно носом об нее терся.
      – Обнюхаешься, – предупреждаю. – Я вчера фиалки обаял, до сих пор голова кружится.
      – Сейчас пройдет, – пообещал Сашка и пассы над моей макушкой закрутил.
      – Полегчало?
      – Как бабка языком слизала.
      – Фигня! (У Николая нет кармы, вот и не верит.) Телекинез круче, зрите в тапок, – интригует. Воздуху набрал, напрягся весь. Глаза красные...
      – Шурик, берегись! Отползай от него!
Тапочек дернулся и посунулся к дивану.
      – Получилось, – хвалю, – теперь моя очередь. Сейчас телепну! До трех считаю: раз... два...
      На счет «три» раздался звонок. Грушин пошел открывать дверь. Следом, объехав диван, проскакал тапочек, к ноге за нитку привязанный.
      Борис явился с точностью до минуты.
      – Готовы? Картины увязали? Только флора!
      – Как договаривались: цветочки, травки, корешочки...
      – Народ прибабахнутый соберется, – предупредил молоканин. – Экстрасенсы, телепаты, кришнаиты. У каждого в голове свой таракан.
      – То, что надо, – заверил Грушин. – Мы тоже шилом не мыты. Санька даже мантру разучил.
      – «Ай кью» у них высокое, не проколитесь, – беспокоился Борис.
      На счет «ай кью» Борька зря пугал. Самая обычная братия. Мелят что попало:
      – Вот, здесь, – топнул ногой ценитель-коротышка, – здесь концентрация энергии большая. Даже запах... Чувствуешь?
      – Чую! – понюхал приятель «Натюрморт с ландышами». – Год не чуял, гайморит прицепился, а сейчас чую. Носки?
       «При чем здесь носки? – думаю. – Подмалевич вроде «Шипром» брызгал».
      – Натюрморты энергетикой превосходят фитотерапию, – грузит Сашка. – Целительная сила флоры множится в мозгах художника. Импульсы биотоков проникают в каждую клетку...
      – В меня проникло! – подтвердил носки учуявший. – Аж в нос шибануло. Гайморит прошел.
      – Не только гайморит, все пройдет, – обещает Подмалевич.
      – И беременность? – в глазах женщины слабая надежда.
      – А сколько месяцев?
      – Второй год...
      – Хроническое, – ставлю диагноз.
      – Второй год не получается...
      – Натюрморт – лучший помощник, – заверил Подмалевич молодуху. – Повесьте «Бульдонеж» над ложем перед зачатием. Все получится, на себе проверял.
      – А где «Букет с валерьяной»? – озирается тучная особа. – У меня аритмия, слышите? – руку к груди приложила Сашкину.
      – Есть маленько, слышу, – вырывается Подмалевич. – Тарахтит.
      Упрямая бабенка не отпускает.
      – У вас в ладошке такое биополе! – глаза закатывает.
      – А как быть с геморроем? – пристал к Подмалевичу другой покупатель.
      – «Гладиолус» подойдет.
      – И на какую глубину проникнет?
      – Туда пробьется. Может и гланды достать, смотря как созерцать будете.
      У меня сердце екнуло: «Сейчас позу порекомендует, оптимальную». Нет, слышу:
      – «Хризантемы» тоже неплохо помогают, они на ДВП написаны, присесть можно... очагом.
      Зрители смотрят, слушают. Покупают, правда, редко. Ни с деньгами не расстаются, ни с болячками. Колька уже сокрушенно:
      – Вот натюрморт прободной язвы, а этот с перхотью. Там лишаи, желудочно-кишечные. Зрительный нерв, – рассуждает, – сигнал посылает в мозг, а тот сам решает, что лечить. Вот вы на что жалуетесь?
      К Санькиному уху потянулся застенчивый толстячок.
      – Жена? – бледнеет Подмалевич. – Собственноручно? Кошмар! Нет, это не отрастает. А реимплантировать не пробовали?
      – Кого ты привел? – спрашиваю Борьку. – Кунсткамера, катастрофы человеческого тела. Смотри, к Подмалевичу очередь записывается, наверняка на аборт. Мужик у него спрашивает, от чего «Чертополох в корзине», а он: «От импотенции. Берите, не пожалеете... никого». – «Нет у меня импотенции, – возмущается зритель. – Наоборот». – «От «наоборот» тоже помогает, аналогично. Меня, – говорит, – жены пациентов благодарят сначала за первое, потом за второе воздействие».
      – Борь, – удивляюсь, – а зачем та придурашная ртом раззявленным в картину влипла?
      – Ангина...
      – Ну, это уже полная халява! Ты сначала заплати, потом лечись. Проследи, – прошу, – за «Гладиолусами». Возле них тип с геморроем крутится, тоже прильнуть норовит. И ребят предупреди, чтобы о кариесе – ни слова. Они же мантру сразу завоют. «Хавай раму». Весь багет перегрызут. Ну вот, фиги картинам крутят. От передозировки, говоришь? Эй, мужчина, повесьте полотно! Не надо об него штанами тереться, вам «Чертополох» прописан, а не «Пионы». «Пионы» женщина покупает, вон та – с диареей. Гражданочка! Вам завернуть или так понесете?
      – А «Укроп» точно от метеоризма? – вроде приличная дама. – Я не себе, мужу, – краснеет.
      – Точнее не бывает, в самую точку попадете, если купите. Последний остался. Второй час висит, никого не пучит. Заметили?
      Колька разошелся. Посреди зала стоит, рецепты раздает:
      – Сыпь? – «Чистотел!» Косоглазие? – «Сирень»! Две возьмите. Ту, что Подмалевич написал, – для левого глаза. А в метре от его – мою повесьте, для стереоэффекта. Сдвигайте ежедневно. Только перекроются – все! Как корова нашептала. Ни косоглазия, ни стереоэффекта...
      – А у меня цикл нарушается...
      – Цикломен!
      – Сил уже нету!
      – Девясил!
      – Галлюцинации замучили!
      – Галюцинты!
      – Гиацинты, балда! – поправляю.
      – Их тоже купите, усилит. А может, у вас этот... катарсис уже наступил? – вечно он слова путает. – Нирвану примите с «Васильком»... Вон тот – голубой, со стаканом. У него большой спектр. Грыжа?.. Грыжник. Энурез?.. Сань, у тебя натюрморты без цветов есть? Что одни горшки... Нету? Возьмите «Пальму в интерьере», там кадка большая. Не хотите? А «Утро на кухне»? Кастрюли только с виду пустые, в них трава мандрагоры, отвар. Подмалевич, от чего мандрагора? От проказы... Вот видите, заодно от лепрозория застрахуетесь.
      Всему верят. Отвожу Николая в сторонку.
      – Ты не помнишь, где мы столько сена накосили? Я такого не рисовал.
      – Если здесь не найдется, на заказ выполним.
      Бойкий дедуля ни хвори у себя подходящей отыскать не может, ни лекарства от нее. Завидел «Лопух» и удивляется:
      – Всего один листик? От чего, интересно?
      – От глистов, ничего интересного, – вру, конечно. Не купит дед рисунок. Нет у него глистов, на пенсию вышли.
      А Подмалевич уже раму с картины снимает:
      – Внимание! От мигрени, показываю! Вот так, не отрывая глаз от произведения, голову туда – сюда, туда – сюда... – раз десять. Сквозь раму. Через неделю никакой головной боли не будет!
      – Ну да, не будет. А если муж изменит?
      – «Фикус» купите. Табличку под ним с именем любовницы прицепите, чтобы зловредина в растение реинкарнулась. Только переместится, а вы – тут как тут! Иголочками в нее, иголочками! Прямо в листики!
      – А если жена загуляет?
      – Хрен ей побольше! – это уже не Подмалевич. Парень какой-то – здоровяк, голова под шею заточена. – Или крапиву. Но лучше придушить, как Дездемон Отеллу.
      – Нет, – возражаю, – лучше – «Ветка акации», вся сила в колючках. А не поможет, к Подмалевичу приводите, он ей над ушами помашет. Может, и гульнет разок, но только с мужем.
      – А просто – побалдеть можно? – только с иглы парень спустился, любопытно волосатому. – Для кайфа здесь ловится что-нибудь?
      – «Маки на фоне конопли» – четыреста. «Конопля на фоне маков» – триста.
      – «Маки» беру, импульс у «Конопли» слабый. А «Кактус» от чего?
      – Не от чего, а для чего, – нехотя поясняет Подмалевич. – Садишься перед ним на корточки, колючки намыливаешь. Бреешь мысленно – медитация.
      – Заворачивай, – решился волосатый. – Кстати, почем?
      – Штука.
      – А дешевле?
      – Штука сто! – Это уже Борька. Аукцион решил устроить.
      – Тысяча двести! – подключился здоровяк шееголовый.
      – Полторы! – опять Борька.
      – Две! – заявил здоровяк и... задумался: – А что такое – медитация?
      – Погружение в себя, отрешение от мира, полет. Я, к примеру, на Марс мотался кактусы рисовать. Там их – заросли.
      – Зачем мне в себя погружаться? – размышляет вслух головой заточенный. – Чтоб изнанкой наружу потом вернуться? Да за такие башли мы с братвой так отрешимся! И от Марса, и от мира... – забирай, сам на нем летай...
      Борис сразу взглядом потух, по карманам шарит:
      – У меня только пятьсот...
      – Давай пятьсот, – соглашается Подмалевич, – остальные завтра принесешь.
      А тот, что на Марс не слетал, ворчит:
      – Видали? Его еще мылить надо, брить. Слетаешь в один конец и жди потом, когда колючки отрастут. Да я лучше «Розу» куплю. Люблю розы, была у меня одна... Розочка, – взгрустнул, слезу выдавил: – Не сберег, дурак... А для чего она, «Роза»?
      – Для присухи, – Подмалевич тоже закручинился за компанию, – любимых присушивать.
      И вдруг откуда ни возьмись... цветочница!
      – Я «Розу» беру! – отпихнула здоровяка. – Моя «Роза»! Сколько?
      – Даром берите, – расщедрился Подмалевич. Раскатал губу! Думает, его присушивать собрались. А что там сушить? Давно уже все присохло.
      – Спасибочко! – радуется девица и – чмок! – Саньку в темечко, прямо туда, где аура ночует. Натюрморт – под мышку и ходу...
      Здоровяк за сердце схватился: второй раз пролетел, обидно. А полная дама с аритмией вслед девице с «Розой» шипит:
      – Нахалка! Здесь очередь, все сушить хотят.
Николай успокаивает:
      – Никого она не присушит. Маленькая розочка, биополе – с гулькин нос...
      – Уже, – скис Подмалевич, – присушила...
      Разом все испортил. Задраил чакры наглухо. Кто ж ему теперь поверит, присушенному? Пробовал «Подсолнухи с пчелами» продать. Нет, не то...
      – Они тоже притягивают, – убеждает. – Атрибут для бизнеса, клиенты роем повалят...
      Где там, потухла аура.
      А дед, который без глистов, хворь наконец-то обнаружил.
      – У меня вот здесь, – на пузо показывает, – колет.
      Грушин уже по привычке:
      – Колючка верблюжья!
      – А я не помру?
      Вот тут Колька возьми да и ляпни:
      – Могильник!!! – оговорился. Видно, «Бессмертники» хотел сказать, да перепутал...
      И сразу тишина... Только аритмию толстухину слышно. Замолчали все. О бренности задумались, расходиться стали. Вдобавок Борька мудрить начал:
      – Гоните за аренду особняка, за фуршет, процент от выручки.
      Такую сумму накрутил, ауры дыбом встали. Еще и «Кактусы» вернуть пытался.
      – На кой они мне? Только бритвы переводить.
      А Колька:
      – Нет уж, лучше должок за аукцион себе оставь.
      – Для вас старался, – разнылся Борька, – креста на вас нету.
      – Между прочим, я Курбе недавно видел, – вспомнил Подмалевич – адресом твоим интересовался.
      Борис сразу на попятную:
      – Ладно, сочтемся. У меня еще одна выставка намечается, для желающих похудеть.
      – Объедки рисовать не буду, – отбросил Колька предложение.
      – Зачем объедки? Диета: овощи, фрукты, соки. Написал – съел. Выгодно.
 
      Нет, выставок больше не хотелось. Ни для ожиревших, ни для дистрофиков.
      Домой возвращались, когда уже стемнело. У станции «Измайлово» опять – продавщица. Цветет и пахнет. Руки распростерла, прямо на Сашку идет. Подмалевич тоже объятья распахнул, вот-вот тискаться начнут. И вдруг сзади:
      – Эй, эй! Не шали! – здоровяк тот. Подмалевича за плечи как пушинку поднял и в сторонку. А цветочница:
      – Присушенный ты мой, кобель драный! – и на шею нестандартную...
      А «кобель»:
      – Розочка! Прости падлу! – трогательно так...
      Санька, разумеется, в себя ушел. Всю дорогу молчал, пока по Измайловскому парку бродили. Николай к нему и так, и сяк:
      – Брось ты расстраиваться, у тебя все равно аура больше...
      – Больше чего?
      – Больше, чем «ай кью» у того, из «розария». Да не смотри ты на меня так! – вскрикнул испуганно. – Лысею!
      – И на меня не пялься, – рычу на Саньку. – Зубы ноют. Спрячь ауру!
      – Аура – болезненное состоянье, предвестник эпилептического припадка, – просветил Подмалевич. – Медицинский термин. Но мне кажется, если чакры открываются, значит, это кому-нибудь нужно.
      Неожиданно нос Подмалевича уловил трепетный аромат и шумно засосал в своего хозяина.
      – Классный запах! Ночные фиалки. Не знаю, от чего исцеляют, а вот розы, – просветлел, – от разлуки определенно.

      На аллеях парка ворожили сумерки. Теплый был вечер, уютный. И не было ни карм, ни аур, ни биополей с импульсами. Просто пахли фиалки. Но как чудно пахли!..