Однажды мною интересовались органы государственной безопасности. В течение полутора или двух часов. Произошло это так.
Чтобы попасть на турбазу в предгорьях Памира, точку старта двухнедельного горного перехода, я добирался с помощью Аэрофлота в столицу Таджикистана. Всегда, когда летел по новому для себя маршруту, старался устроиться возле иллюминатора. В этот раз у окна сидел молодой военный в форме майора пограничных войск. Я предложил поменяться местами, он согласился. «Фотографировать собираетесь?», - спросил, увидев висевший на моей шее «Киев».
Естественно, мы разговорились. Одним из любимых моих занятий тогда было - расспрашивать незнакомых людей. Майор служил в Душанбе. Сейчас возвращался из командировки. Он охотно рассказывал о местных традициях, советовал, как вести себя в той или иной ситуации.
Время от времени, чтоб не упустить интересный кадр, я посматривал в иллюминатор. Увы, облака надежно скрывали землю. Когда же внезапно они рассеялись, внизу лежала бескрайняя, лишенная признаков жизни желто-коричневая пустыня. «Каракумы», - уважительно произнес майор-пограничник. Я взял фотоаппарат и сделал несколько снимков.
- Зачем это вам?
- Для коллекции. У меня уйма слайдов, интересно иногда их просматривать, вспоминая, где и что видел.
- Вообще-то из самолета запрещено фотографировать.
- Эту древнюю инструкцию давно пора отменить...
Я стал рассказывать о своих поездках, похвастал, что сделал однажды прекрасный снимок Еревана с высоты нескольких километров. Планировка города так видна, что хоть продавай слайд злодеям-американцам.
Когда поздно вечером самолет приземлился в Душанбе, в салон вошли два милиционера. Они пропустили всех пассажиров, попросив меня задержаться. Один из них бесцеремонно забрал мой фотоаппарат.
С полчаса провел в отделении милиции. Потом пришел вежливый молодой человек в штатском, представился сотрудником КГБ и увел в свой кабинет при аэропорте.
- Где вы работаете и для чего фотографировали?
Я объяснил: приехал по турпутевке, работаю в газете, писать и снимать - моя профессия. Вежливый человек просмотрел документы, повертел редакционное удостоверение. «Ладно, - сказал, - составим протокол, подпишете его и свободны. Но пленку придется-таки засветить».
Сочиненную им бумагу я подписал не читая. Когда же стал засвечивать пленку, гэбешник отвернулся, намекая, чтоб я особенно не старался. Я так и сделал, испортив всего 2-3 кадра.
Покончив с формальностями, комитетчик стал простым парнем. Посочувствовал, что не успеваю на последний автобус, подсказал, как добраться на такси до турбазы. «Больше 15 рублей не давайте», - посоветовал на прощанье.
Каким же образом бдительный майор сумел меня заложить? Думаю, отлучившись якобы в туалет, он сказал обо мне экипажу, который, в свою очередь, сообщил земле о летящем в самолете шпионе.
Было лето 87-го года. Самыми повторяемыми везде словами становились «гласность», «открытость», «отказ от прежних стереотипов». Бедный майор, он или газет не читал, или его мозги были непроходимо забиты средневековыми штампами о сверхбдительности и американской угрозе. А ведь симпатичный был с виду парень.