Фонарик памяти

               
     Это случилось давным-давно… На окраине Киото жил  знаменитый самурай. Не раз он бился в кровавых битвах, где был бесстрашен, как тигр, молниеносен в смертельном  ударе, как змея. Не счесть тревожных дней в его жизни, но такого волнующего события, как сегодня, не знало сердце воина: в его доме наконец раздался крик двух близнецов – мальчика и девочки как две капли воды похожих друг на друга.
     Сайго воскурил благовонные палочки. Вся комната вмиг наполнилась среди зимы сладким запахом цветущей сливы. Самурай зашептал молитву, обращенную к богине Каннон, которая послала ему долгожданного наследника.
     Сквозь чуткое забытье Сану уловила милый ее сердцу аромат весны, а услышав взволнованный шепот молитвы мужа, поняла, что его суровое сердце наполнено радостной благодарностью, и покатилась слеза по ее горячей щеке:

                Для чего нам серебро,
                Золото, каменья эти?
                Все – ничтожно.
                Всех сокровищ
                Драгоценней сердцу дети!

                ***
     Незаметно в постоянных хлопотах о малышах пролетел год, и сегодня молодая семья с нетерпением ждет почетного гостя – старейшину их  самурайского клана, чтобы узнать, какую судьбу выберут их дети.
     После неспешной беседы за чаем гость разложил на полу принесенные с собой предметы: яшму, кисточку для письма, серп, кинжал, зеркало, моток ниток, счеты… Потом повернулся  к хозяину дома и сказал:
     – Пусть твой сын,  Сайго-сан, выберет тот предмет, который станет самым важным в его жизни!
     Сайго опустил ребенка на пол, и малыш быстро на четвереньках пополз к предметам и пухлой ручонкой схватил кинжал. Сердце отца радостно забилось в груди: есть кому продолжить их древний самурайский род!
     – Вот видишь, – одобрительно сказал старейшина, – быть ему, как ты, бесстрашным воином!
     – А теперь узнаем, какова судьба у твоей дочери.
     С этими словами он взял девочку из рук матери и поставил на пол. Анэ, казалось, растерялась, она не понимала, что  ждут взрослые, глядя на нее напряженно и внимательно. Неуверенными шажками Анэ подошла к предметам, присела около них, ее рука потянулась к зеркалу, и вдруг, резко повернувшись, девочка, к удивлению родителей, тоже взяла кинжал.
     – Да, видно, у тебя должно было родиться два сына, – покачав головой, сказал старейшина.
     – Дочь моя наверняка будет смелой девочкой, жаль только, что боевое искусство не для нее, а вот Датэ ожидает обучение у одного из лучших учителей.
– Не Тоётоми ли  ты думаешь пригласить? – сурово взглянув на Сайго, сказал старик. – Этот юнец только вступил на татами и уже победил  моего сына, опытного мастера. Наверное,  этот выскочка обладает  какими-то хитрыми приемами. Теперь все в Киото только и говорят о нем, а мой же сын тяжело переживает позор поражения.


                ***
     И вот сыну Сайго исполнилось семь лет. Отец  все-таки пригласил в дом молодого мастера Тоётоми, обладателя черного пояса по джиу-джитсу, чтобы тот обучил мальчика искусству древней японской борьбы, несмотря на то, что о мастере когда-то нелестно говорил старый самурай.
     Дети были зрителями неожиданного экзамена по мастерству, который устроил их отец учителю. Заворожено, не отрывая глаз, они следили за плавными движениями юноши, за неожиданно резкими бросками, точными попаданиями  ножей в  мишень. Теперь Сайго сам убедился, что Тоётоми  владеет приемами борьбы в совершенстве. 
     Сын самурая, Датэ, был в восторге от уверенных, отточенных движений и приемов борьбы, и ему захотелось стать таким же мастером по джиу-джитсу, как учитель.
     Анэ не сводила глаз со спокойного красивого лица Тоётоми, ей хотелось заглянуть в его умные глаза, которые тот лишь один раз поднял на ее именитого отца-самурая. Она позавидовала брату, что тот будет воспитанником такого учителя, и досадовала на себя, что родилась девчонкой. Но с этой минуты Анэ задумала – во что бы то ни стало тоже научиться искусству джиу-джитсу.
     Сестра постоянно наблюдала за тренировками брата, часами отрабатывала трудные упражнения и приемы. После уроков Датэ часто показывал ей хитрые подсечки и захваты. Цепкая память Анэ вмиг понимала суть приема, а природная гибкость позволяла почти без ошибок повторить его.
     Шли годы. Мастер Тоётоми был доволен успехами своего талантливого воспитанника и предрекал ему большую славу, потому что в схватках  его ученик не оставлял противнику никаких шансов на победу  высокой техникой, хладнокровием во время борьбы и умело выстроенной тактикой, которой обучил его Тоётоми: сначала показать свою уступчивость, усыпить бдительность соперника кажущейся слабостью, а затем, в нужный момент, обманная мягкость заменялась неожиданно сильным натиском – и соперник оказывался поверженным.
     Сестра  еще раньше брата поняла основы этой тактики и не раз применяла ее, когда брат ей помогал отрабатывать сложнейшие приемы борьбы.
     Однажды, придя на урок, Тоётоми сказал  своему ученику:
     – Сегодня я тебе покажу прием, который всегда приводит к победе. Смотри внимательно: короткий левый удар идет по прямой в печень, дальше без остановки левый локоть направляется в висок, и разгибом левой руки, ребром ладони, удар приходится по сонной артерии. Я тебе только показал этот прием, но повторять пока запрещаю: ты еще не готов к нему, так как он очень опасен и требует мастерства при выполнении, будем осваивать его постепенно, не торопя время.
     И вот настал  короткий перерыв, и  нетерпеливый Датэ решил, вопреки наставлению и воле учителя, выполнить опасный прием. Он резко ударил себя по сонной артерии, чтобы самому ощутить, что чувствует противник в такую минуту – и тут же рухнул как подкошенный.  На отчаянный крик Анэ прибежали  учитель и отец. На татами лежало  распростертое тело  Датэ, учитель упал на колени и  в отчаянии закрыл лицо руками. Тоётоми не видел, как тело мальчика вынесли из комнаты, он еще долго не мог подняться с колен и прийти в себя, понимая, что случилось непоправимое. Через неделю, несмотря на все попытки врачей вернуть Датэ  к жизни, он умер.
     У родителей Датэ не было никаких оснований обвинить учителя в гибели сына, так как Анэ точно рассказала им о происшедшем на тренировке.
      Учитель, потрясенный случившимся, уехал в другой город.

                ***
     Анэ постоянно вспоминала брата, тосковала по нему. И вот однажды ночью произошло для нее нечто странное и неожиданное. Она так и не могла понять:  то ли это была явь, то ли сон. Перед ней вдруг появился, опираясь на посох, старый самурай, старейшина их рода, и властно сказал:
      – Смерть твоего брата, будущего самурая, должна быть отомщена. И это сделаешь ты! Ведь недаром судьба вложила тебе в руки кинжал еще ребенком, и я был свидетелем этому. Учитель должен быть сражен твоим клинком, и рука твоя не дрогнет!
     Девушка в тревоге соскочила с татами, но старика уже не было, он исчез, как будто растворился в тумане. Но мысль, внушенная старым самураем, полностью завладела ее сердцем, требуя действий.  Повинуясь этому наваждению, Анэ обрезала косы, надела мужское платье, и сама удивилась, насколько она похожа на своего погибшего брата.
     Узнав хитрыми путями, где сейчас живет учитель, Анэ отправилась в дорогу. С большим трудом она отыскала школу, где обучал Тоётоми мальчиков-сирот джиу-джитсу. Девушка долго не решалась подойти к нему, и все-таки, едва сдерживая волнение, наконец предстала перед ним. Несколько минут длилось молчание, так как у Тоётоми как будто перехватило дыхание от этой встречи.
     – Датэ, неужели это ты? Не верю своим глазам! – радостно вскрикнул учитель.
     – Да, я поправился и хотел бы продолжить наши занятия!
      – Но готов ли ты к нагрузкам?
     Учитель  не мог не задать этого вопроса, так как он заметил, что болезнь как-то внешне изменила юношу: тот стал тоньше, и мастеру даже показалось, что  Датэ будто стал ниже ростом.
     –  Нет, я совершенно здоров, – твердо сказал ученик.
     Уроки продолжились, Тоётоми, конечно, увидел, что Датэ многое утратил в технике борьбы, но учитель объяснял это долгой болезнью. Увидел он и другое, хотя  некоторые сомнения уже закрались в его душу: приемы, выполняемые Датэ, отличались гибкостью, пластикой, какой-то осторожностью не совсем свойственной юношам.  Однажды  учитель прямо спросил своего ученика:
     –  Помнишь, на наших занятиях часто присутствовала твоя прелестная сестра. Где она сейчас?
     – Анэ по-прежнему дома, – услышал в ответ учитель.
     – Так, значит, она дома, – задумчиво повторил Тоётоми.
     За все это время он  никогда не забывал  о том трагическом дне,  который разлучил его с той хрупкой девочкой,  чей восхищенный взгляд он хранил в памяти, девочкой, похожей  на гибкую иву.

                ***
                Свежее утро!
                Плывет колокольный звон,
                Оставив колокол позади.

     Гудит басисто храмовый колокол, рассыпчато вторят ему звонкие серебряные колокольчики, где-то выводит свою грустную песнь бамбуковая флейта. Сегодня праздник О-бон.
     Анэ поспешила в храм за фонариком памяти. Там уже многолюдно, несмотря
на ранний час: каждый стремится пораньше зажженным фонариком указать душам усопших родственников дорогу в дом, где их по-прежнему любят и помнят.
     Анэ выбрала фонарик, обмакнула в тушь кисть и на белоснежной его бумаге красиво вывела имя любимого брата.
Она была так увлечена написанием иероглифов, что не заметила, что за ней
пристально наблюдал Тоётоми.
     – Что же пишет мой ученик на фонарике? – подумал он.
     Учитель решил непременно узнать эту тайну.
     Анэ зажгла свечу  и бережно, чтобы утренний ветерок не
задул пламя, понесла фонарик домой. Девушка была уверена, что никто не
знает, кто она такая, поэтому повесила фонарик на ветку клена, растущего
под ее окном.
     Как только дверь за ней закрылась, учитель подошел к клену и
прочитал имя.
     – Бедный Датэ... Этот фонарик – память о тебе, – глядя на
трепетное пламя свечи, печально прошептал Тоётоми.
     Вот  и раскрылась тайна.  Оказалось, что его ученик – это Анэ, которая выдает себя за своего  погибшего брата.
     – Зачем? – этот вопрос побуждал к мучительным раздумьям  Тоётоми.
 – Может, Анэ верна своей детской мечте и хочет серьезно научиться искусству джиу-джитсу?
     А вдруг кто-то злобный и коварный побуждает ее отомстить за смерть брата. Но ведь и она, и родители знают всю правду. Если это так, то хорошо бы открыть имя этого злодея?
     А если все-таки и в ее  сердце пробудилось то же чувство, как и у меня к ней?

                ***
     Три дня душа Датэ, в это всем сердцем верила сестра, была рядом с ней. А сегодня вечером Анэ должна отпустить душу брата в обратный путь – в
страну мертвых. Девушка взяла фонарик и пошла к реке, поставила его на
подставку и легонько оттолкнула от берега. Фонарик памяти закачался на
темных волнах и, увлекаемый свежим вечерним ветерком, устремился, как еще
сотни и сотни таких же печальных фонариков, вдаль к океану, и яркая луна
освещала им скорбный путь от родных берегов.
                ***
     Душная августовская ночь. Встревоженная  воспоминаниями, Анэ долго не могла уснуть. Лишь под утро она забылась чутким сном и вдруг опять услышала хриплый старческий голос:
     – Чего ты медлишь? Твой брат ждет отмщения!
     Анэ в отчаянии крикнула:
     – Нет! Нет!
     Но, вспомнив фонарик памяти Датэ,  все-таки стала убеждать себя, что нужно пересилить свое чувство к Тоётоми, отбросить все сомнения  и подчиниться этому приказу.
     Она не помнила, как дошла до школы. Спрятав кинжал в рукав кимоно, она стала ожидать прихода учителя.  Но сомнения не оставляли ее:
     – Смогу ли я это сделать: я же знаю, что он не виноват? Как жестоко Бусидо, требующее от меня мести за смерть брата!
     Ее охватила нервная дрожь, но для того, чтобы поддержать свою решимость и выполнить задуманное, она заставляла себя вновь увидеть, как по темной реке уплывает в мир мертвых огонек фонарика памяти Датэ.
     Анэ взглянула на часы и подумала:
     – Почему не идет учитель? Он ведь никогда не опаздывает…
     И вот появился  Тоётоми.
     – Сегодня мы не будем заниматься, – сказал он и, подойдя  ближе,  вдруг неожиданно протянул девушке красную розу:
     – Это тебе, Анэ!
     В эту минуту она забыла обо всем: забыла, что у нее обрезаны косы, что она в мужском кимоно, она доверчиво протянула руки к алому цветку – цветку любви.
Кинжал выпал из рукава Анэ и заблестел  холодным лезвием на полу.
     – Тоётоми, я виновата перед тобой…   Я  все объясню…
     – Не надо…
     Их глаза договорили то, что слова выразить в ту минуту не могли.



Стихи цитируются по книге «Шедевры японской поэзии» М., «Эксмо», 2010, с.
64, 123
Каннон – богиня милосердия и сострадания
О-бон – день поминовения усопших
Бусидо – кодекс поведения самураев в обществе