Однажды осанистый областной оперуполномоченный, Осип Охримович Обожайкин, отлично отдохнув от обширных ответственных обязанностей, окрылённый оказанной обходительностью, отъехал от огромного особняка Олимпиады Остаповны Околесиной.
Обласканная, одарённая очаровательными обновками, обворожительная Олимпушка охотно оказывала особое отношение осанистому, обладающему определённым обаянием, Обожайкину.
Откушав осетринки, отобедав отличными отбивными, ободрённый огненными очами обольстительной озорницы, Осип Осипович окончательно определился: обитательница обширного особняка определённо обожает обстоятельного, облечённого ответственностью опекуна, ограждающего одинокую, очаровательную Офелию от обстоятельств, обескураживающих обидной обыденностью. Ощущая отличную обивку опеля, Обожайкин отдыхал от обильного обеда…
Однако, отчего-то оглянувшись, Осип Охримович опешил.
– Oго, Олег! Очередной Олимпиадин обожатель! Откуда он объявился, овечье отродье? – озабоченно охнул основательно озадаченный Обожайкин.
Осторожно обогнув особняк, Олег опасливо остановился около открытого окна Олимпушкиной опочивальни. Ого! Осмотрев окрестности, окончательно обнаглевший оболтус отодвинул оконную окаёмку… Отобедавшая Олимпиада, отправив обожаемого Осю, очевидно, отдыхала, отстранясь от обыденных околохозяйственных обязанностей…
– Олимпиада Остаповна! Отзовитесь! – охваченный опасным огнём, осторожно окликнул Олег.
– Опять объявился! Ох, озорник! Ох, обольститель окаянный! – обворожительно окая, охотно отозвалась Олимпиада. – Остынь, охальник!
Однако опомнившийся, очень обескураженный, Осип Охримович, охрипнув от очевидного оскорбления, оборвал опасные откровения обомлевшего Олега:
– Остолоп! Обалдуй! Образина! Отойди от окна, осёл остриженный!
Обожайкин оттащил ошарашенного Олега от окна обмершей Олимпиады. Окончательно озверев, оскорблённый опекун оглядывался окрест, отыскивая отсутствующую оглоблю. Опасная обстановка окончательно обострилась.
Опешивший, облаянный Олег, окосев от обиды, онемев от обвинений, отыскивал оправдывающие обьяснения, осторожно отступая от озлобленного, очень обиженного, обескураженного очевидным обманом Обожайкина.
Опомнившаяся Олимпиада осторожно оглядывалась, оценивая обстановку. Обиженно охая, она отчаянно окликнула обезумевшего Осю:
– Охолонитесь, Осип Охримович! Откажитесь от огульных опрометчивых обвинений! Отпустите Олега!
Оскорблённо опустив очи, она обессиленно облокотилась, открывая очаровательные, обольстительные округлости. Отрешённо оправляя обмятые оборочки, обиженная Олимпиада объяснила:
– Осип Охримович! Остановитесь! Особые обстоятельства однозначно оправдывают остановку Олега около открытого окна. Оказывается, один оболтус, обознавшись, ошибочно очень обидел Олега, обозвав облезлой обезьяной. Оскорблённый Олег основательно отлупил обнаглевшего обидчика. Однако, отлупленный открыто обещал обязательно оскальпировать Олега. Оценив открывшиеся обстоятельства, Олег очень опасается отмщения. Осип Охримович, окажите особое отношение, оградите обиженного отрока от осиного отродья!
Очаровательная околесица, озвученная очень опечаленной Олимпиадой, окончательно оправдала ошибочно оклеветанного Олега. Ослабив обличающие обертоны, отечески обняв обалдевшего Олега, Осип Охримович обещал:
– Оградить? Очень охотно. Однако, обеспечь определённую оплату. – Он оценивающе осмотрел остолбеневшего Олега.
– Оплату? Оплату обеспечу обязательно! – обласканный отрок обалдело оглядывался окрест, опасаясь откровенного оглашения очевидных обстоятельств.
Однако, окончательно остыв, обнадёженный Осип Охримович опять отъехал от особняка.
Олимпиада Остаповна осторожно открыла остальные окна, оглядывая окрестности.
– Опасность огласки отступила окончательно! – объявил обрадованный Олег, обнимая отчего-то оробевшую, обалденно очаровательную обманщицу Олимпушку.