Над Новым Китаем вставало солнце.
Сэн Люй справил малую нужду на заднем дворе, закидал толчёным рисовым стеблем и песком и пошёл готовить кофе. Костерок коптил, жестянка с варевом норовила завалиться набок. Сэн Люй зевал и придерживал её веточкой. Наконец, кофе вскипел. Сэн Люй добавил щепотку какой-то пряности, взболтал и, с причмокиваньем отпивая, вернулся в хибарку. Ловко подцепил и снял крышечку с плетёнки:
– Доброго утра, Ореховая.
Перед плетёнкой были немедленно разложены: пара яиц Фэн Хуанг, кусочек вяленой жёлтой рыбы, мисочка молока и горсть сухого чая. Рис Змея не любит.
Солнце показалось над Великой Стеной, заиграло на стёклах закусочных и будочках менял, кабинках моментального фото и прокатных лавочках, робко вползло под занавеску и ткнулось в глаз Сэн Люя. Тот зажмурился и расплескал кофе.
– Утра доброго, маэстро.
Змейка вытекла из плетёнки и теперь неспешно завтракала. Её новая кожа отливала золотом в изумрудную крапинку, в отличие от вчерашнего мрачно-охряного наряда. Сэн Люй протянул руку и осторожно снял с её хвоста остаток бинта.
Холодный утренний ветерок легонько поигрывал занавеской.
Сэн Люй допил кофе и теперь ел рис.
– Сегодня я сдохну, – с набитым ртом сообщила Ореховая Змея. – Прости.
Сэн Люй отбросил сломавшуюся палочку и стал есть пальцами.
Ореховая допила молоко и свернулась в клубок.
– Я слышала, – прошептала она, – торговец привёз новых змей. Совсем крошки. Выберешь себе новую.
Чашка шваркнулась оземь, и Сэн Люй вышел.
Ореховая вздрогнула и подняла голову. Огромные глаза мигнули, потом ещё раз. Она приблизилась и кончиком хвоста стала аккуратно собирать рассыпавшийся рис в самый крупный из осколков.
* * *
Солнце стояло над самой хижиной.
Сэн Люй расстелил холст и прижал по краям камешками. Осторожно открыл чернильницу. Взял холст поменьше, уселся в угол и поднял глаза на Ореховую Змею.
– Ты уже многое знаешь, – прошелестела та. – Твой почерк изящен, а чтение бегло. Сегодня я научу тебя новому иероглифу.
Ореховая обмакнула хвостик в чернильницу, на миг застыла – и несколько раз скупо перечеркнула холст.
– «Солнце», – прошептала она. – «Солнце».
Сэн Люй глядел на новый иероглиф. Красные чернила высыхали на глазах.
– «Солнце», – повторил он.
Кисточка заходила по маленькому холсту.
– Напишешь тысячу раз, – сказала Ореховая. – Не торопись, маэстро. Время есть.
* * *
Сэн Люй поднёс флейту к губам и заиграл.
Протяжный звук задрожал на камнях Великой Стены. Посыпалась пыль, кто-то закашлялся. Час как село солнце. Зажгли факелы и фонарики. Всё ещё было жарко.
Людей пришло много – больше крестьяне, но попадались и высокородные. Молчаливо обступив сидящего на коврике перед костром Сэн Люя, они слушали, как тот играет. Некоторые прикрывались от дыма.
Сэн Люй опустил флейту и снял крышку с плетёнки. Толпа молчала. На Стене зычно выкрикнул стражник, ему тут же отозвался другой.
Сэн Люй тряхнул головой и заиграл снова – быстро, отрывисто – будто застучали маленькие барабаны, будто по дну горной реки затакали камешки. Флейта заплясала, задрожала отблеском костра, словно выписывая в горячем воздухе иероглиф.
«Солнце».
Толпа вздохнула, когда сквозь дымное покрывало мелькнула золотая с прозеленью игла и исчезла среди трепетанья пламенных лоскутов. Ореховая Змея, свившись в кольцо, замерла в самом сердце огня – и забилась в истерике неистового танца – оплести обжигающее полымя! прянуть в сторону! и вверх! и вниз! и снова вверх! рвануться между крошечными смертельными пожарами – и опять уйти с огненного пути – безумие маленькой змейки завораживало, и толпа глядела молча, и кто-то даже подошёл слишком близко – и отшатнулся – жар был велик, осыпало искрами.
Флейта смолкла, точно сорвав голос.
Змейка скользнула в плетёнку, Сэн Люй сунул флейту за пазуху, подхватил свою шляпу с юанями и ушёл.
Костёр горел ещё долго.
* * *
– Пора, – тихо сказала Ореховая Змея, в последний раз сбрасывая кожу. Обгоревшие лоскутья сходили легко.
Сэн Люй молча клал мазь на обрывок бинта.
– Не дури, маэстро, – сказала Ореховая, сворачиваясь клубком. – Уже не нужно.
Сэн Люй подготовил повязку, но змейка внезапно распрямилась и, оставляя за собой золотисто-изумрудные отрёпки, заползла в свою плетёнку.
– Свидимся, – донеслось оттуда.
Сэн Люй сидел не шевелясь. Мазь с бинта капала на земляной пол. Наконец, он коснулся крышечки и, помедлив, снял её.
Плетёнка была пуста.
Сэн Люй отложил бесполезную повязку, разжёг костерок и поставил кофе. Закопчённая прогоревшая турка по-прежнему пыталась свалиться на сторону.
Из-за Великой Стены вставало солнце.
Сэн Люй набрал в кисточку чернил и начертал:
«Солнце».
Потом ещё:
«Солнце».
И ещё.
И ещё.
Тысячу раз.