Мамины рассказы
Начало пятидесятых годов, отстраиваются города, разрушенные в войну, закладывается фундамент ракетно-ядерного щита СССР, а в самом центре России, в белгородском Черноземье, в селах вручную убирают рожь…
Ранним утром Нина Сазонова добралась, наконец, до родного своего села Короткого, что под Корочей. Утренняя дымка уже растаяла, и с пригорка хорошо были видны все четыре его конца. Две главные сельские улицы пересекались большим крестом, образуя центр поселения, а концы этого креста, словно в насмешку над его названием, уходили чуть ли не за горизонт. Село утопало в зелени садов, сквозь которые проступали соломенные крыши хат, а за садами выглядывали большие желтые полосы - поля ржи. Лето подходил к концу, и наступила горячая уборочная пора.
Три года назад Нина поступила учиться в Белгородский медицинский техникум, и теперь приезжала в родное село на каникулы как девушка городская. Она спешила в это утро и к родителям, и к подругам детства, чтобы узнать сельские новости и поделиться городскими, и как-то ко всем сразу: избыток чувств и молодость переполняли темноглазую черноволосую красавицу.
У Сазоновых был большой участок земли; сеяли они, как и все, больше рожь. Глава семейства Кузьма Прокопьевич уже успел скосить рожь, собрал ее в снопы, высушил, и собирался молотить. Молотили рожь цепами. Кто знает сегодня, что такое цеп? Это просто большая палка, к концу которой цеплялась маленькая - вот ею-то и молотили по снопам ржи, выбивая зерно. Хорошо молотить цепами, когда работают три – четыре – пять человек. Бьют по очереди в такт: тра – та – та – та – та. Летит веером солома, и весело на душе, когда много цепов в воздухе, есть время передохнуть.
В это лето из большой семьи Сазоновых дома остались только мать да отец, дети разлетелись учиться кто куда. И родители очень обрадовались приезду младшей дочери: вовремя помощница прибыла. И подружки уже ждали Нину, и прибежали просить:
- Тетка Фекла, пустите Нину с нами купаться, мы искупаемся - и обратно.
- Ой, не знаю - не знаю, - качала та головой, и смотрела на мужа.
Он отказал наотрез:
- Видите же - у нас молотьба. Какое купанье? Работы много.
Кузьма Прокопьевич был человек обстоятельный, фронтовик. Из густых, с проседью, кустистых бровей зорко глядели на мир его проницательные, колючие и умные глаза. За житейскую рассудительность, а также знание Библии, - до революции, мальчишкой он пел в церковном хоре, - прозвали его на селе Соломоном. Много всего довелось ему хлебнуть на своем веку. На фронте был тяжело ранен. Пуля задела руку, – как будто он хотел защититься, - пробила святой образок в левом нагрудном кармане гимнастерки, и вошла в грудь. Долго он маялся по уральским госпиталям, вернулся в село уже после войны, один из немногих счастливчиков. Односельчане посмеивались: «Повезло Соломону, или умудрился он как-то перехитрить свою смерть?»
Но хоть Соломон и сказал как отрезал, девчата не уходили, продолжали упрашивать:
- Мы только туда, и сразу назад, - и он сдался, коротко сказал дочери:
- Ладно, туда и назад, пока мы тут подготовимся, ты чтоб вернулась.
Когда молодо, тогда и зелено, было бы только сказано-велено…
- Папа, буду, - обрадовалась Нина, и девчата поспешила за село, на реку, на широкий речной плес, излюбленное место отдыха молодежи.
А Соломон начал приготавливаться к молотьбе, так же, как это делалось в русском селе, наверное, и сто, и двести лет тому назад. Сначала весь крестьянский двор вымазывается коровяком (пахучей массой из коровьих «лепешек»), ему дают высохнуть, и он становится гладким и чистым. Потом по двору расстилается большое домотканое полотно, на него кладут снопы, и можно начинать молотить…
А на речном плесе весело. Жара, а в глубине реки холодные струи, на отмелях желтый песок, а трава на лугу мягкая как шелк. Молодежь купалась, и загорала, и заигралась, конечно. И Нина забыла, что обещала, подошла к дому далеко после полудня. По всему селу стоит стук: тра – та – та – та, молотят в три-четыре цепа. А у Соломона: та – та.
Мать встретила дочь с укоризной:
- Где же ты так долго была, Нина?
А Соломон молча взял заранее приготовленную и припрятанную на заборе тонкую гибкую лозину, и этой лозиной молча протянул дочь по спине раз, второй… Мать хотела заступиться, а Соломон ей:
- Уйди!
Поплясала лоза по спине дочери, пока вся в слезах не спряталась она в хате, и родители продолжили молотьбу вдвоем. Посидела – посидела Нина в одиночестве, вытерла слезы, огляделась вокруг. Глиняный пол приятно холодил ноги, из угла глядела знакомая с детства икона. Потом коротко вздохнула, взяла цеп и вышла во двор:
- Пап, прости меня, пожалуйста…
- Всё, забыли, молотим, - ответил Соломон, и веселее застучали три цепа во дворе: тра-та-та.
И действительно Соломон всё «забыл», и не попрекал больше этим проступком дочь, и все пошло своим обычным порядком. Тем порядком, какой был в этом селе, наверное, и сто, и двести лет назад.
С тех пор много воды утекло в той речке с плесом, Нина закончила медицинский техникум, и осталась жить в городе, вышла замуж и вырастила своих детей. Давно нет на свете Кузьмы и его Феклы, давно перестали молотить вручную рожь в Коротком.
Вот только Нина, когда вспоминала свою молодость, говорила:
- Всегда встаёт у нее перед глазами эта молотьба, долго у меня были рубцы от той лозы, и до сих пор я её помню. Хотя никакого увечья не было. Вот был урок – на всю жизнь, - и при этом плачет и улыбается…
27.06.2021