Мама с Нонной. Любительское фото, сделанное отцом в 1938 году.
====================================================
Продолжение "Семейной саги"
Марии пришлось бросить работу, потому что маленький ребёнок, и вообще уже трое детей, и Фатых считал, что мать должна следить за детьми и порядком в доме.
Родители при детях никогда не выясняли отношений. Если у них возникали проблемы между собой, они шли прогуляться и там всё обсудить и выяснить. Они при детях не делали друг другу замечаний, чтобы не подрывать авторитет ни отца, ни матери. Но дети об этом не знали. Они считали, что родители пошли прогуляться. Об этом они узнали значительно позже, когда стали совсем взрослыми и часто в своих семейных делах всё обсуждали при всех. Тогда мама и говорила, что они с отцом так не поступали.
И, действительно, имели у детей авторитет, заслужили своим поведением. Дети никогда не были свидетелями их разногласий. Мама всегда говорила: надо спросить у папы, как он скажет. А папа всегда спрашивал: а ты, Маня, как считаешь. Так и договаривались обо всём мирно.
В 1939 году родилась я, вдруг… Четвёртая… Меня никто не ждал, детей и так хватало. Мир в стране, мир в семье и казалось, что закончились все мучения и страдания.
Но вот наступил 1941 год. Война. Как было ужасно и страшно.
Отец ушёл воевать. Она осталась одна с четырьмя детьми. Как жить, как выживать? Володя, ему ещё не исполнилось семнадцать лет, пошёл работать на военный завод. Ларису прямо из школы направили в ФЗО (фабрично-заводское обучение), ей было 13 лет. Нонне было четыре года, а мне полтора года.
Ларису после моего рождения уже никто не звал Ларой, а с моей лёгкой руки, поскольку не могла выговорить звук «р», стали звать Лялей. И так зовут до сих пор.
Володя всем дал прозвища: Лялю звал Ларчастая, Нонну – Ноннчастая, а меня Огля. Когда я родилась и Нонну спросили, как назвали сестрёнку, она сказала – Огля. И ему это очень понравилось.
Во время войны к нам подселили эвакуированных из г.Киева, их было пять человек: отец, мать и трое детей. И нас пять человек. Комната – 30 квадратных метров. Никто не пускал к себе эвакуированных, а мама не могла отказать. Она понимала многое.
Володе очень нравилась их дочь Женя, она училась в медицинском институте.
Но ... вообще их поведение было непорядочное. И они были недобрыми людьми. Один раз они украли у нас карточки на продукты на весь месяц. Когда мама им сказала, то их старшая дочь Тамара ответила: «Работать надо, Мария Ивановна!» А у мамы были такие маленькие дети. Больше она им ничего не говорила.
Она их жалела, что им пришлось покинуть свой кров и ютиться на чужбине. Но они вели себя не как квартиранты, а как хозяева и похоже не они, а мы ютились. Они жили у нас почти всю войну.
Я их помню немного. Тамара была очень грубая. Как-то они сидели за столом и ели коврижку, а я стояла на стуле возле стола. Мне было уже три года. И смотрела на них, руки держала за спиной. Помню этот эпизод, как стоп-кадр. Смотрю на них и говорю: «А я не хочу коврижку». «А тебе никто и не даёт, - грубо ответила Тамара». Мне так стало стыдно, не по себе, и я убежала от стола. Ведь Тамара уже была взрослая девушка. Эвакуированные оставили у меня плохое впечатление. Но мама никогда им ничего не говорила и не делала замечания. Она им сочувствовала.
Володя рвался на фронт, его друзья со двора уходили воевать. Но ему не было ещё 18 лет и он работал на военном заводе, у него была бронь от армии. Но он продолжал писать заявление в военкомат. Завод находился далеко, надо ехать на электричке, мороз, варежки прилипали к поручням, ехал на подножке, потому что набиралось очень много рабочих. Это был эвакуированный завод с Рыбинска.
А около дома тоже был завод, который тоже работал для фронта. И Володя самовольно ушёл с бронированного на завод недалеко от дома. За самовольный уход его отдали под трибунал. Для всех это был большой удар и опять маме страдания. Она написала письмо М.И Калинину и ей ответили: освободить из-под стражи и отправить на учёбу в училище.
Тюрьма находилась в Черниковке (тогда это был пригород Уфы) . Получив письмо от Калинина, мама отправилась в эту тюрьму. Электрички уже не ходили, она пошла пешком по шпалам. Решила не дожидаться утра, так как боялась, что его отправят со штрафниками и она его не увидит. Зима, морозы. На ней была старая шинель, на ногах – солдатские ботинки, а на голове тряпица от старой кофты. Она шла по шпалам через сугробы, сквозь ветер и снег по колено. Она должна его увидеть, а вдруг не успеет. Вдруг его отправят на фронт…
Когда она добралась, была уже ночь. Она постучала в сторожевую, открыл конвоир, спросил в чём дело, вызвал старшего по званию, выслушал и спросил:
- Вы что утра не могли дождаться? Что заставило Вас идти ночью?
Командир прочитал бумагу, которую она ему показала и за неё ответил:
- Сердце матери её заставило, - приказал растопить буржуйку, принести кипятка и пообещал, - сейчас мы его приведём.
Вот эти люди поняли её, поняли мать, поняли тревогу её сердца. Время-то какое было…
Когда его привели, он увидел свою маму, упал ей в ноги и целовал руки.
- Мама, мама, какая ты! Я знал, что ты такая у меня!
Первой электричкой они уехали домой. Он пошёл в военкомат и был направлен в Одесское пехотное училище им. К.Е Ворошилова, которое находилось в городе Уральске. Письма Володины у нас сохранились. Эти письма мама читала и перечитывала. И я вместе с ней читала и плакала. Такой молодой погиб, ему не было 19 лет. День рождения 17 декабря 1924 года, а погиб 30 октября 1943.
Продолжение http://www.proza.ru/2010/02/04/94