Рассказ навеян недавним посещением концерта группы "Бумбокс", а в частности - песней "Наодинцi"
Ничего аристократического в ней не было: вся она была – сгусток ветра, пригоршня свободы, первым снегом брошенная в лицо морозным утром. Возмутительный вызов, будоражащая кровь посредственность, нахальная муха, не дающая насладиться сладким сном…
Он смотрел на то, как женщина жестикулирует и в сотый раз спрашивал себя: стоит ли игра свеч? По всему выходило – не стоит. Его подруга на сегодня о чем-то рассказывала, невоспитанно тыча в кого-то пальцем, и ему нестерпимо захотелось закончить этот вечер прямо сейчас: он прервал нескончаемый монолог властным поцелуем, прислушался к себе, уловил слабое шевеление желания и решил: «Всё, хватит! Она играла со мной очень долго и теперь всё будет так, как я захочу!» Он был достаточно ироничен, чтобы оценить шутку: целует одну женщину, а мстит этим совсем другой, той, которая, наверное, уже забыла о нём... Усаживая подругу в машину, он всё ещё улыбался: жизнь – забавная шутка!
Утро принесло давно знакомое похмелье и сравнительно новое чувство неудовлетворённости. Нет, подруга была хороша, собственный темперамент не подвёл, но сейчас, глядя на свою намыленную физиономию в зеркало, он понял, что снова разменивается, тратит себя на мелочи. Разозлился, с остервенением соскрёб остатки пены вместе с щетиной с подбородка и пошёл на кухню молоть кофе. Ему даже в голову не пришло разбудить партнёршу и спросить её – какой кофе она предпочитает? Он вообще о ней не думал, он думал о той, чьими запястьями восхищался когда-то, о той, которая любила свежесваренный кофе с двумя кусочками сахара и сливками, о той, за которую принял вчера совершенно незнакомую женщину, о той, воспоминания о ком нарочно обидел, демонстративно смеясь, уводя случайную попутчицу. Он думал о ней и раздражался всё сильнее с каждой минутой.
Кофе, сигарета, телефонный звонок партнёра, карусель насущных вопросов и ответов… Ночь, с её одиночеством и тоской, снова откладывается на «дцать» часов. «Ура!» «Победа!» «Полки в бой!»
Он с удивлением видит выходящую из комнаты, полностью собранную вчерашнюю пассию – забыл о ней. Ай-яй-яй! Как нехорошо! «Конечно встретимся, лапуся, не обижайся, но мне пора…», да она и не ждёт от него изобретательности: умная девочка, наскоро чмокает его в щеку, покидая машину, чтобы раствориться в людском водовороте у входа в метро.
День.
Будь благословен ты со своими проблемами, криками в накуренном зале для совещаний, деловыми обедами, пикировками с секретаршей, напряженным шепотом вечно простуженного директора на переговорах с иностранными партнёрами и трогательными пирожками от Наташи из бухгалтерии: «Вы всегда не успеваете пообедать…», и его: «Наташенька, вы меня балуете!». Он знает, что она неравнодушна к нему и очень хочет понравиться, что эта блузка, которой ей совершенно нечего подчеркивать, куплена по совету подруг специально ради него, что его рассеянной благодарности и ничего не значащей улыбки ей хватит, чтобы до конца дня ходить с глуповато-радостным выражением на лице. Он знает, но не думает об этом. Он уже давно заглушил в себе голос совести, ему наплевать на то, что он калечит бедной дурочке жизнь, оставляя ей надежду: её пирожки вкусны и. как правило, уместны (если нет – он скармливает их вечно голодному Вовану из соседнего отдела, с которым они иногда в обед играют в настольный теннис, если есть время и желание). Он циничен настолько, что даже сама мысль о том, что когда-нибудь, после очередного корпоратива, он воспользуется этой наивной и доверчивой любовью ради удовлетворения собственной похоти, уже не вызывает в нём брезгливого ужаса.
Он смирился: жизнь – дерьмо!
Он работает как проклятый, но рано или поздно всё равно нужно уйти из офиса, телефон перестают насиловать даже самые настырные контрагенты и наступает ночь… И возвращаются кошмары. Нет, сны вполне приятные, но он воспринимает их не иначе, как пытку: он снова её теряет. Тысячей различных способов. Сотни, миллионы вариаций одного и того же: она уходит, а он просыпается, отирает пот, слушает стаккато собственного сердца, шарит по тумбочке в поисках курева и огнива: «Ну что ж ты, Ника, что ж ты как маленький…» Смятая сигарета летит в угол: это ОНА называла его Никой, это она, всё она…
Она виновата. Она. Она! Она!!!
И он идёт на кухню, ставит чайник, долго смотрит как дрожит в руке огонёк зажигалки, прикуривает и думает: «Уже меньше, руки уже почти не трясутся, наверное, я, наконец, излечиваюсь, начинаю забывать…» Он выключает чайник и возвращается в постель, дрожащей рукой поправляя волосы и ненавидя ЕЁ всё сильнее и сильнее.
Он закрывает глаза, пытается считать овец, привычно переключается на облака, но облегчение и сон приходят, как всегда, только после того, как он малодушно позволяет всплыть из глубин памяти плавным жестам её рук, кожа с готовностью отзывается фантомным наслаждением от прикосновений её ногтей, и вот он уже слышит: «Спи, Ника, у тебя был долгий день, спи, мой хороший, спи, солнышко…» И он засыпает с улыбкой, веря, что он – хороший, что его сон кто-то бережет, а завтра он сам станет для кого-то утренним солнышком и пойдёт варить кофе, чтобы разбудить её волшебным ароматом. Он будет очень стараться угадать с сахаром и сливками, чтобы она, проснувшись, улыбнулась: «Спасибо, Ника, ты – чудо! Никто больше так не умеет!» И она будет пить кофе, подтянув колени к подбородку и наблюдать, как он говорит по телефону, одновременно стараясь завязать галстук, а потом встанет, сделает всё сама, обнимет его и скажет, глядя в глаза: «Доброе утро, птичка! Я так люблю тебя!..»
Будильник врывается в сон рёвом клаксона и он сразу открывает глаза, чувствуя влагу на веках: нельзя позволить себе верить, что это не просто сон. Нельзя расслабиться и забыть о том, что во всём виновата она одна, её вина – не его! И не так уж она была хороша. Не так уж часто она вставала, чтобы завязать ему галстук. Не так уж он нуждался в её «Я люблю тебя!» Не так. Всё не так!
Сегодня он будет особенно собран, он будет деловит и серьёзен, потому что сегодня у него переговоры в её фирме, он поедет к ним в офис, он увидит её и ни жестом, ни взглядом не даст ей понять, как больно она его ударила… Как обидно проехалась по самолюбию… Как одиноко ночами… Как стыдно за собственную слабость утром… Как противно пить кофе одному… Как нестерпимо тошно улыбаться сонму посторонних женщин, на которых заранее уже поставлено клеймо: «НЕ ОНА!»
Он тщательно собирается – никакой небрежности, не сегодня! Курит чаще обычного, нервничает и чертыхается.
На переговорах её нет и он ощущает разочарование и пустоту.
Она ждёт его возле машины.
- Ника, здравствуй.
- Какие люди!
- Нам нужно поговорить?
- С чего ты взяла?
- Мне показалось, но если…
- Да, нам есть, что сказать друг другу – не кажется?
- Я знаю, что нужно.
- Почему ты ушла?
- Не я - ты прогнал меня. Я знаю почему и зачем, но мне больно видеть, как ты изводишь себя.
- Ах, так ты, оказывается, за меня переживаешь? Это теперь так называется, да, мать Тереза? – он почти срывается на крик. Она морщится:
- Ника, не надо, я всё понимаю…
- Что? Нет, ну вот ЧТО ты понимаешь?!
- Тебе больно – прости себя.
- Себя? Не тебя?
- Себя. Ты испугался, что меня стало слишком много в твоей жизни и прогнал, теперь отпусти. Ты немного более, чем полностью, меня не понял…
- Нет… - он качает головой, отступает на шаг, - НЕТ! Я… Я давно выбросил тебя из головы, из жизни! Ты – ничто, тебя нет!
- Да, меня нет, у тебя галлюцинации…
Он очнулся в машине, пальцы свело судорогой на рулевом колесе и, сметая все стены, которые он воздвигал так долго, на него обрушились воспоминания…
Женщина старается сдержать слёзы, губы некрасиво кривятся, глаза покраснели, она пытается взять себя в руки, десятый раз поправляет волосы, которые тут же снова треплет ветер. Её улыбка жалка и сама она вызывает в нём только раздражение:
«Господи, ну почему она так драматизирует? Нет у меня сейчас времени на эти сцены.»
- Катя, ну перестань, я же не сказал, что нам нужно порвать наши отношения, просто сейчас такой период… Понимаешь…
- Да, конечно, я всё понимаю… - «Как же ему тяжело сейчас. Бедный, какое нелёгкое решение.» - у неё щиплет в носу от этой раздирающей, удушливой жалости к нему.
- Мне нужно разобраться с делами, столько всего навалилось… «Всё, перестань уже быть такой всепонимающей, будь нормальной, закати сцену и покончим с этим!»
- Как скажешь. Я ведь никогда ничего от тебя не требовала: отношения без обязательств, помнишь? «Понимает ли он сейчас, чего лишается, прогоняя меня? Господи, когда он это поймёт, меня ведь не будет рядом и ему придётся справляться с этим самому…»
- Всё будет хорошо, вот увидишь. Сейчас я просто занят, а потом мы - хочешь? - поедем с тобой в Питер, как собирались? - «Мне нужно навести порядок в собственной жизни, столько проблем, а тут ещё это… Как всё не вовремя: и отношения эти, и родственники, и сын заболел… Всё, всё не вовремя!»
-В Питер? Да, конечно… Обязательно съездим. Знаешь, тебе ведь не нужно ничего объяснять и оправдываться передо мной, я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив, только и всего. - «Я не могу, я ни чем не могу тебе помочь… Ты сейчас отгораживаешься от меня и мне уже не дотянуться… Мне так жаль: тебе будет больно, а меня не будет рядом, кто же будет любить тебя? Кто, зная и понимая всё о тебе, будет любить тебя так, как я? Бедный…» - и она снова прикусывает губу, чтобы не расплакаться, отворачивается, чтобы не видеть нетерпения в его взгляде, делает вид, что поправляет волосы…
«Какая она жалкая. Где та самоуверенная ведьмочка, по которой пускали слюни все половозрелые особи мужского пола? Где та, что умела вывести одним только взглядом, сразить наповал едким замечанием, воскресить из мёртвых улыбкой? Что с ней стало? Что она с собой сделала? Она так остро на всё реагирует, так легко расстраивается, плачет, если мне случается ляпнуть что-нибудь не подумав. Зачем она постоянно лезет ко мне в душу? Что пытается там увидеть? Говорит, что я закрываюсь от неё, но её так чудовищно много стало в моей жизни. Она хочет заполнить её всю, с этим надо кончать!»
- Мне сейчас надо бежать…
- Да, мне тоже…
- Я позвоню тебе…
- Я буду ждать…
- Ну, не унывай, котёнок, всё будет хорошо, мне просто нужно кое-что порешать…
- Прощай…
- Не будь такой трагичной! – он обнимает её, стремясь поскорее избавиться и от этого разговора, и от ощущения этого тела в своих объятиях, и от страха, что не чувствует привычного влечения к ней… Он целует её в щеку и убегает, чтобы никогда больше не вернуться к этим волосам, рукам, к этому влажному, жалкому взгляду…
Он – царь горы, она – очередная победа. Он ошибся, когда решил, что она – что-то особенное: таких, как она было и ещё будет много в его жизни! Он свободен и счастлив.
Он убежал…
…чтобы просыпаться по ночам и слушать в тишине бешенный стук своего сердца, размазывая слёзы по щекам…
… чтобы воровски посещать в интернете её страницу и видеть фотографии счастливого семейства…
… чтобы забывать наутро имя очередной подружки…
… чтобы со временем понять, что живёт он только в эти полные боли одинокие ночные часы, а всё остальное время просто убивает себя работой…
… чтобы сидеть в машине под окнами её офиса, вцепившись в руль скрюченными пальцами и разговаривать с порождением своего больного воображения…
… чтобы хотеть всё вернуть и знать, что это невозможно…
… чтобы ненавидеть её за всё это, ненавидеть всё сильнее и сильнее, потому что нет сил признать, смириться и отпустить…