Старый хозяин выпустил пастись по голубому небу стадо белых барашков. Пастух, светло солнышко, обласкал каждого, ветерок распушил им шерстку.
Я, беззаботный молодой сельский учитель,шагал в соседнюю деревнею, где тоже была школа, и я знал, там работает тоже молодой преподаватель, классный парень. Мы сдружимся, думал я.
В деревне почти нет молодежи, не считая старшеклассников, я для них чудо в перьях, никак не друг по определению, а хотелось бы найти близкую душу.
На пеньке сидел Леший. Это был старичок в ватной фуфайке, в чесанках с галошами, с короткой белой бородкой. Согнутый, легкий, он был похож сразу на облачко и на одуванчик или, и это будет, пожалуй, точнее, на взъерошенного воробья, которого могло сдуть первым же порывом ветра. Пора была весенняя, погода неясная - то повеет теплом, то холодом потянет. Когда я подошел поближе, дед достал из-за пазухи сверток и развернул его.
- Постой-ка, мил человек. Вот хлебушко!- ему явно хотелось поговорить,- Куда путь держишь?
Я назвал деревню неподалеку.
- Давай, провожу.
- Спасибо! Тут близко.
- Близко - не близко, а по дороге поговорим. Расскажу тебе про жизнь свою длинную. Жил долго, а в достатке не жил.
Я смотрел на него молча. Его глаза смотрели весело.
- Кем работаешь-то? Учителем? – попал он точно в цель, – Учителя, они люди умные, сурьезные. Учителя издалека видать. Идет, а глаза у него как бы вовнутрь глядят.
- Как это вовнутрь?
- А вот так, вовнутрь. Учитель ведь не Ванька Ашихмин. Это Ванька Ашихмин все время думает, где денег на полулитру найти, поэтому у него и взгляд дурной. А учитель внутрь себя глядит, как бы стихи себе из хрестоматии рассказывает. Все думает, думает…
- Я и вправду учитель.
- Вот-вот, мил человек, я и говорю. Давай, хлебушко-то съедим.
Мне это показалось забавным. Окунул я горбушку в воду родничка, оказавшегося рядом. Поднес ко рту кусок черного хлеба, источающего тонкий здоровый аромат.
- Хороший хлеб.
- Ты хлебушко-то понюхай сперва. Ведь настоящий. Такой лет двести назад в русской печке бабы пекли. Безо всякой примеси хлеб.
- Да, я внимание обратил. Хороший хлеб.
- Старуха печет. Мастерица. Из магазина хлеб не берем.
- Отец, я ведь не первый раз по дороге этой иду. Родничка тут не было!
- Ну и что за оказия? Не был, да стал. Из-под земли пробился. Долго ему, родничку, из-под земли показаться? Выглянет из-под земли, напоит хорошего человека чистой водой, да опять спрячется. Невелика оказия!
Мы съели по куску. Я оказался тем самым у деда в долгах.
- Спасибо за хлеб. Никогда еще такого вкусного не едал. Долго помнить буду. Чем тебе за доброту отплатить?
- Добрым словом. Старухе приятно будет, что учитель так высоко ее хлеб оценил. А я вот глядел на тебя, да думал: откажешься, не откажешься. Ведь с тяжелым характером человек ни за что у старика хлеб не возьмет.
Я даже поперхнулся от неожиданности: - Прости, дед, я ведь…
- Нет, нет, не об этом я. Не жалко мне хлебушком поделиться с добрым человеком. Я - про душу. Злой человек на людей зло глядит, во всем подвох чует. А ты как дите малое, сразу в меня поверил. И верно, бесхитростные мы оба, и ты, и я. На своем веку стольких людей перевидал, и не ошибался ни разу с характером. Не со всяким в разговор вступаю.
- Вроде хвалишь ты меня?
- Чего хвалить-то? Человека не слова, а дела хвалят. Сколько дел хороших сделал, такая тебе и хвала. А плохих - хула.
- Все свое дело делают.
- Ох, хороший ты мой! Плохих, видно, не встречал. Вот и говоришь так. У тебя дело святое, добро нести. Мало кому такое дело выпадает, добро нести.
- Послушай меня, - продолжил он, - Вот в школе ребятишкам как историю про жизнь нашу объясняют? Рассказывают, где да когда было. Я старый человек, а вот скажу вам, учителям, неправильно вы предмет ведете. Я за свою жизнь столько перевидал, и хорошо эту историю знаю. На своем житье-бытье выучил. Вся история у меня, можно сказать, на спине написана. Надо ее через судьбы человеческие показывать. Опережь всего, чтобы отца-матерь послушали, как они в прежние годы жили. Чтобы сравнение было.
- Я не историк.
- Знаю, знаю. В вашей физике, химии не очень я разбираюсь, а вот в истории могу многое рассказать. Умный человек поймет.
Он показал на лесную развилку
- Давай-ка, милый сын, вот по этой дорожке пойдем. Оно, конечно, подальше по ней будет. Да ведь для чего-то люди по ней ходят. Дорога-то торная. Подольше погуторим.
- Давай, отец, ноги побережем. Пойдем, где короче. Тебе и мне поближе. Устанем меньше. А коль охота поговорить, так сядем, поговорим.
- Верно, мил человек. Зачем по кривой дорожке ходить? Я хотел тебе там места показать, где богатство можно легко добыть. Охотным промыслом. Олени там, оленята. Подстрелишь одного – полгода сыт. Двух – рубаху, обувку купишь.
- Нет, отец, я уж как-нибудь без этого на жизнь заработаю.
- А что, не мужик ты разве, азарту нет?
- Хоть как считай, только я не охотник. А поглядеть на них - пошли.
- Чего далеко ходить за поглядом? Вон, смотри, за кустом стоят.
За ближайшей березкой и впрямь стояла важенка с олененышем.
- Ты, дед, чудесник какой-то. Я и сном-духом не ведал, что олени у нас водятся.
- Водятся. Не перевелись пока. Будут до тех водиться, пока люди злые их не повыведут.
- Что, злых-то меньше, чем добрых?.
- Пока заметно меньше. Да все больше стает. Вот об этом вам, учителям, знать надо. Добру ведь тоже учить надо. Это так. Зайдешь в теплую избу - люди там улыбаются. Зайдешь в дырявую, где хозяин дурной, так и жильцы зябнут в холоде, из-подо лба на тебя глядят. А избу починить, и жизнь наладится. Вот об этом я.
Я шел не торопясь, понимая, что старые люди быстро не ходят. Думал, разговор перейдет на болезни, на трудную жизнь на пенсии. И дед, хитро поглядывая, стал рассказывать про тридцатые-сороковые, про голод, про войну. Как его отец от голода умер. Как сам он на фронте ноги поморозил, как ранение получил. С тех пор и летом в валенках ходит. Как всю жизнь едва концы с концами сводил. По моим оценкам, старику к сотне лет подходило. Или, в крайнем случае, к восьмидесяти. Он уж должен был бы на завалинке сидеть, а не по лесу расхаживать.
- Живу. На хлеб хватает. Даже сыну, внукам перепадает иногда.
Я так и не спросил его про возраст.
- Дед, а я тебя за Лешего признал.
- А я и есть Леший, милок. Что, по-твоему, Леший не человек? Человек он. Обыкновенный самый человек. Ведь все чудеса обыкновенные люди делают. Сами не понимают, что делают, а у них чудеса получаются. И у Лешего так. Только чудес немного больше, чем у других. Но все равно, делает он их для человека.
- Ну прощевай, однако. Мне вот по этой тропочке вбок идти. А вот там твоя деревня, милок. Крыши показались. Учи ребят добру. Уму-разуму.
А родник так и остался. Часто около него останавливаюсь, воду пью.
Странная история. Не один десяток раз ходил я по этой дороге. А такая история вышла только однажды.