Глава 14
Как всегда по вторникам во второй группе проводились занятия по рисованию. В начале шла обязательная часть, во время которой дети выполняли индивидуальные задания, подобранные с учётом их возраста и направленные на посильное участие в работе больных рук. Те, у кого руки были здоровыми, приступали сразу к произвольной программе и рисовали кто что хотел: девочки - принцесс или разнообразные цветы, а мальчишки отдавали предпочтение автомобилям, самолётам и прочей технике.
Управившись со своим заданием - нарисовать правой рукой пять ёлочек, пять солнышек и пять домиков с окном и трубой, Вадим задумался над тем, что бы ему изобразить на чистом листе бумаги. Рисовать танки или самолеты ему не хотелось - настроение было не воинственным. Посмотрев на рядом сидящую девочку, которая самозабвенно вырисовывала сказочную принцессу со сложной причёской и в пышном платье, мальчик неожиданно для самого себя провёл карандашом полуовал, открытый кверху, напоминавший контур женского лица, и решил: "Нарисую маму!"
Вадим скучал по маме. Шёл уже третий день родительской недели. Ко многим детям приезжали родители, а его мамы всё не было и не было. Но она не могла же забыть, что началась родительская неделя и можно приезжать на свидание. Конечно, не могла. И Вадим, рисуя мамин портрет, всё поглядывал и поглядывал на двери, ведущие в коридор, в нетерпеливом ожидании радостного известия.
И вот долгожданный миг наступил. В очередной раз кинув взгляд на открывшуюся дверь, Вадим в проёме увидел родное лицо: "Мама!"
Он бросил карандаш, вскочил, с грохотом отодвинув стул, и ринулся навстречу. Бежать до двери было всего-то шагов десять. Но то ли от волнения, то ли ещё по какой причине правая нога зацепила носком сандалии за край ковра и Вадим с разбега чуть было не растянулся во весь рост. С трудом удержавшись на ногах, наклонив голову и размахивая руками, он врезался в мамин живот.
Марина Николаевна подхватила его на руки, не дав упасть, прижала к груди и стала жадно целовать лицо сына, его волосы и плечи. Слёзы радости катились по её щекам, намачивая рубашку мальчика. Вадим тоже плакал, крепко обхватив маму руками и ногами.
Когда схлынуло первое волнение и улеглась буря чувств, Марина Николаевна поставила сына на ноги. Вадим с неохотой оторвался от неё и с укоризной в голосе спросил:
- Мама, ну почему ты так долго не приезжала?
- Почему же долго, сыночек? Как мы и договаривались с тобой, через три недельки.
- Всё равно долго, - упрямо произнёс Вадим. - Я так скучал по тебе.
Марина Николаевна в ответ только вздохнула, вытерла слёзы, заглянула в группу и сказала воспитательнице, что она с сыном будет на игровой площадке. Они вышли на улицу. Вадим крепко держал маму за руку, как будто она собиралась убежать от него.
Расположившись в беседке, Марина Николаевна раскрыла сумку и достала привезённые гостинцы: яблоки, печенье, конфеты, лимонад.
- Кушай, сынок, кушай! - и, глядя на сына с любовью и печалью, всё гладила и гладила его по голове и плечам.
Долго Вадима упрашивать не пришлось. Он весело захрумкал яблоком, зашелестел конфетными фантиками, затем принялся за печенье, запивая его шипучим лимонадом. Пока сын угощался, Марина Николаевна рассказывала ему домашние новости, о том, что Саша закончил учёбный год средненько, между "тройкой" и "четверкой", ближе к "тройке", о том, что папа работает и готовит сюрприз для Вадима по его возвращении.
- Какой сюрприз? - У Вадима загорелись глазёнки.
- Не знаю, сынок, - улыбнулась Марина Николаевна. – Это ведь сюрприз.
- А почему Саша не приехал ко мне?
- Я звала его повидаться с тобой, но он отчего-то не захотел поехать.
Услышав о том, что Восковы взяли в дом маленького котёнка, Вадим оживился.
- Вот здорово! А какого он цвета?
- Он весь рыженький и немножко полосатый, - рассказывала мама, - на лапках у него словно белые носочки надеты, и кончики ушей и хвоста тоже беленькие.
- Полосатый? Как тигрёнок? А как вы его назвали?
- Поначалу назвали его Мурзиком. Хорошее имя? (Вадим согласно кивнул.) Но он оказался таким непоседой, ни минутки спокойно не посидит, прямо шустрик какой-то. Поэтому так и решили его звать - Шустрик.
- Шустрик... - Вадим мечтательно прикрыл глаза. - Приеду домой - буду играть с ним. Он ласковый?
- Ласковый. И мурлычет так громко, словно маленький автомобильчик урчит мотором.
Из второй сумки Марина Николаевна достала новые книжки, карандаши, толстый альбом для рисования.
- Ух ты! "Приключения Незнайки"! - забыв про сладости, Вадим начал перелистывать страницы, рассматривать картинки.
- Сынок, посмотри-ка, что я тебе ещё купила, - Марина Николаевна с загадочным видом медленно вытягивала из сумки небольшую картонную коробку.
- Что это, мам?
- Это сборная модель самолета АН-24. Нравится?
- Угу... А я смогу его собрать? - засомневался Вадим.
- Что тут сложного? Вот инструкция по сборке. Отламываешь по одной детали от общего набора, намазываешь клеем, крепко сжимаешь их друг с другом и так постепенно, шаг за шагом, и соберёшь модель. Потом закрепишь её на подставке и - готово! Попробуй. Я уверена, у тебя получится.
Вадим молча повертел в руках "ёлочку" деталей, коробку, инструкцию, не зная, что сказать.
- Да, - спохватилась Марина Николаевна, - чуть совсем не забыла. Тебе передают привет все твои друзья во дворе. А здесь у тебя есть друзья? Ты уже подружился с ребятами?
- Есть. Серёжка Жигулин и Паша Бучнев.
В это время воспитанники второй группы вышли на утреннюю прогулку. Увидев друзей, Вадим замахал рукой, подзывая их к себе.
Мальчики подошли. Один из них шёл, наклонившись вперёд, загребая землю полусогнутыми ногами и держа руки прижатыми к груди; второй при ходьбе припадал на иссохшую правую ногу, которая на каждом шаге вихлялась так, что, мальчик, казалось, вот-вот упадет.
- Мам, познакомься. Вот это Серёжка, а это - Паша.
Серёжка, так и не распрямившись, разулыбался во весь щербатый рот, а мальчик, именуемый Пашей, высокий и худощавый, сдержанно кивнул головой.
Марина Николаевна угостила мальчишек конфетами и печеньем. Смущенно поблагодарив, они побежали обратно.
Когда Вадима позвали на ЛФК, Марина Николаевна пошла вместе с ним, чтобы поговорить с его лечащим врачом. Евгения Ильинична вышла к ней в приёмную, поздоровалась и, предложив присесть, заговорила, опережая невысказанный вопрос матери.
- Я понимаю, что вам не терпится узнать о ходе лечения вашего сына. Не хочу вас огорчать, но и обрадовать ничем не могу. Лечение мальчика ещё не дало особенных результатов. Понемногу увеличивается амплитуда движений больной руки, постепенно снимаются мышечные зажимы. Лекарствами мы не увлекаемся, они ощутимой пользы не приносят. В основном даём витамины, общеукрепляющие препараты. Как видите, положение пока оставляет желать лучшего.
- Понятно... - погрустнела Марина Николаевна. - Скажите, а есть, всё-таки, надежда на полное выздоровление Вадима?
- Этого я вам гарантировать не могу. Разумеется, мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы мальчик обрёл здоровье, но... Однако надежду не надо терять ни в коем случае. Ведь лечение только начинается. Я посоветую вам привозить мальчика в наш санаторий каждый год, конечно, по мере возможности. А пока в течение года он должен будет выполнять комплекс физических упражнений, который для него составят наши инструкторы лечебной физкультуры. Но об этом мы ещё поговорим при выписке Вадима, через три месяца. Хотя нет, уже через два.
Марина Николаевна слушала врача, видела её усталое лицо, тёмные круги под глазами.
- Наверное, тяжело работать врачом? - неожиданно спросила она.
- Да, нелегко, - согласилась Евгения Ильинична. - Особенно, когда лечишь таких ребятишек. Они-то в чём виноваты перед Богом?
- Ну так перешли бы во взрослую больницу. Никто вас не осудит за это.
- Не могу, - обезоруживающе улыбнулась Евгения Ильинична, - как-то прикипела душой к своим маленьким пациентам. Иной раз, глядя на них, сердце кровью обливается, а что поделаешь? Если я могу хоть чем-то им помочь, я обязана это сделать, - твёрдо закончила она.
Дождавшись Вадима после ЛФК, Марина Николаевна вернулась с ним в беседку. Там уже сидела какая-то женщина.
- Мы не помешаем вам? - спросила у неё Марина Николаевна, остановившись на пороге беседки.
- Нет, нет! Заходите, места всем хватит, - женщина оглядела Вадима испытующим взглядом. Немного помолчала и спросила: - Вы сыночка впервые сюда привезли?
- Да, - кивнула головой Марина Николаевна.
- А я, - женщина судорожно вздохнула, - уже в третий раз дочку привезла...
- Ну и как? - осторожно поинтересовалась Марина Николаевна. - Помогает?
- Да как вам сказать? Хотелось бы конечно большего... Кое-какое улучшение есть, но врачи прямо говорят, надеяться особенно не на что. Это теперь на всю жизнь.
Слегка одутловатое лицо её перекосилось, глаза наполнились привычными слезами.
- Мама! Мама! По-п-посмотри, как я уже б-б-бегать умею! - раздался звонкий девчоночий голос.
- Господи! - вскрикнула женщина, прижав руки к груди. - Осторожней, Вика! Не расшибись!
На пороге беседки появилась запыхавшаяся девочка. Невозможно было без боли смотреть на неё. Марина Николаевна, уже, казалось, свыкшаяся со своим горем, почувствовала, как острая жалость резанула бритвой её сердце и на глаза навернулись слёзы сочувствия.
Ноги, руки, да и всё тело девочки, казалось, жили своей, независимой друг от друга, жизнью в хаотичных, некоординированных движениях; голова, подергиваясь и покачиваясь, клонилась в стороны и запрокидывалась назад; немыслимые гримасы искажали её, в общем-то миловидное, лицо.
- Вот это и есть моя Вика, - печально сказала женщина, обнимая дочь, - моё горюшко...
- Мам! Ну к-к-какое же я горе? - запротестовала девочка. - Я тв-т-твоя радость!
Вика была тоже из второй группы. Вадим знал её как весёлое, немного взбалмошное создание, но особо дружны они не были. И не потому, что она производила тягостное впечатление, усугублявшееся при разговоре сильным заиканием, а просто из-за того, что она - девчонка, да ещё на целых три года старше Вадима.
Вика принялась болтать о чём-то с матерью, а Вадим, уже загоревшись идеей сборки модели самолёта, стал отламывать детальки, расспрашивая маму, как называется та или иная и для чего она нужна в самолёте. Марина Николаевна отвечала ему в меру своих знаний.
Незаметно летело время. Вот уже детей позвали на обед и ложиться спать в "тихий" час. Вадим сложил детали обратно в коробку и спросил маму:
- Ты подождёшь меня, пока я посплю? Никуда не уйдёшь?
- Не уйду, не уйду, не волнуйся, - Марина Николаевна ласково подтолкнула сына в спину. - Спи спокойно, я тебя подожду здесь.
Вадим с Викой поковыляли в группу. Матери смотрели им вослед и, когда дети скрылись за углом здания, обе дружно, не сговариваясь, вздохнули. Да, горе объединяет людей, особенно материнское горе. На каких весах измерить его тяжесть? В каких объёмах сосчитать выплаканные слёзы? Какими годами исчислить время, состарившее несчастных женщин?
- Простите за нескромный вопрос, - женщина повернулась к Марине Николаевне, - чем болен ваш мальчик?
- Энцефалит. Вернее, остаточные явления энцефалита.
- Это у него с рождения?
- Нет, года полтора назад всё началось.
- А-а... А моя Вика родилась такой. Врачи сказали ДЦП, детский церебральный паралич. А всё из-за него, проклятущего, - неожиданно с ненавистью произнесла женщина, погрозив кулаком куда-то в сторону.
- Из-за кого? - не поняла Марина Николаевна, кого та имела ввиду.
- Да из-за мужика моего, чтоб ему пусто стало...
Чувствовалось, что женщине необходимо было выговориться, снять накопившееся душевное напряжение, да просто поплакаться в жилетку. Звали её Люба Ширянко, родом она была из районного центра Смоленское.
- Замуж-то я вышла рано, в семнадцать лет, едва школу закончила, - начала рассказывать Люба. - Даже не вышла, а выскочила. Приехал тогда на "дембель" один морячок. Весельчак, балагур, плясун. На танцах и познакомились. Полюбился он мне, да и я ему в сердце запала. Я ведь тогда в школе в первых красавицах ходила. Что, не верится? - спросила она, заметив недоверчивый взгляд Марины Николаевны. – Это я теперь старухой стала, а тогда... Ну, как водится, встречи пошли, гуляния до первых петухов, а вскорости и замуж позвал. Стали жить, да только оказалось, он неизвестно кого больше любил - меня или бутылку. Мне бы, дуре, уйти от него. Но куда там, гордость взыграла - чтобы я да не справилась с его пьянством?! Мол, если любит меня, то и пить бросит. Не бросил... Хуже того, когда я уже Викой беременна была, я его к себе не допускала, боялась за будущего ребёночка, так он совсем озверел. И с ножом кидался, и ногами пинал, всё в живот, гад, старался угодить. Я как могла береглась, да, видно, не уберегла. Вот и родилась моя доченька такой. Думала, теперь уж образумится. Не образумился... Ну, выгнала его к чёртовой матери, а сама вот с Викой горе мыкаю.
Она замолчала и смотрела отрешённым, остановившимся взглядом вдаль, будто там могла разглядеть решение измучившей её проблемы.
Марина Николаевна коснулась ладонью её руки:
- Я вас понимаю, Люба. Мне тоже приходится нелегко с Вадимом.
- Да-а-а, вашему сыну ещё повезло. Если бы моя Вика была хотя бы в таком состоянии, как он, то я бы и горя не знала...
- Милая вы моя! - горько усмехнулась Марина Николаевна. - Ну чему же тут завидовать?! Вы что же, думаете, от того, что Вадим передвигается немного получше, моё горе меньше вашего?
- Ох, простите меня! - Люба махнула рукой и залилась слезами. – Болтаю сама не знаю что. Совсем разум потеряла.
Марина Николаевна утешающе обняла её за плечи и почувствовала, как у неё самой защипало в глазах от жалости к Вадиму, к Вике, к себе, к этой несчастной женщине...