Глава 12
Так началась для Вадима школьная жизнь. Общительный и дружелюбный, он быстро подружился с одноклассниками, и они скоро привыкли к его физическому недостатку и почти перестали замечать его, считая это чем-то само собой разумеющимся.
Учеба давалась ему легко. Он схватывал новый материал, что называется, на лету, усваивал его сразу и прочно. А своим умением бегло читать Вадим просто поразил всех. Одна девочка так дома и сказала: "Мама, ты знаешь, у нас в классе есть мальчик, он читает, ну прямо как ты!"
Вот только письмо давалось с большим трудом. Удерживать тетрадь правой рукой Вадим не мог: слишком низко приходилось наклоняться над партой. Левая же рука в процессе работы постоянно сдвигала тетрадь, да к тому же размазывала чернила. Клавдия Ефимовна только вздыхала, прекрасно понимая, что вины мальчика в этом никакой нет, и, скрепя сердце, ставила ему за чистописание "тройку" с большой натяжкой. Долго Вадим мучился, сильно переживал свои неудачи, пока Фёдор Павлович не принёс с завода тяжёлые стальные шайбы. Прижатая такой шайбой тетрадь уже не елозила по парте, дела быстро пошли на лад, и Вадим воспрянул духом.
На уроках физкультуры он наравне со всеми пытался выполнять упражнения, которые задавала учительница, Что-то получалось, что-то нет, но Вадим упрямо, порой сам не осознавая почему, бегал и приседал, прыгал и кувыркался. Особенно здорово у него получалось играть в футбол. Он самозабвенно носился по площадке, истошно кричал своим: "Пас! Дай пас!", а получив мяч, рвался к воротам, не обращая внимания на толчки и подставленные ноги, и в эти минуты не было на свете существа счастливее его.
Незаметно шли дни. Отрывной календарь на стене в коридоре всё худел и худел, вот пришли и пролетели первые каникулы, минул весёлый новогодний праздник с его ёлкой, подарками, снежными городками и невесомым чувством беззаботности, и опять уроки, домашние задания, отметки...
Вадим, как и его одноклассники, вполне освоился в школе и на переменах теперь уже не стоял, робея, возле стенки, а возился с друзьями в куче-мале или носился с ними, хулиганя, по коридору, с замиранием сердца нарушая предписанное правило ходить не спеша, только парами и только вдоль круга, образованного живым кольцом учеников дежурного класса.
В конце учебного года, в мае, когда до долгожданных летних каникул оставалось всего-то две недели, Марину Николаевну вызвала к себе главный врач детской поликлиники, где Вадим стоял на учёте.
- Здравствуйте! - главврач, высокая молодая женщина, по возрасту почти ровесница Марине Николаевне, встала из-за стола. - Присаживайтесь, пожалуйста!
Сама она вышла к посетительнице и села рядом с ней.
- У меня для вас радостное известие: вашему мальчику выделена путёвка в детский санаторий.
- Спасибо, - сказала Марина Николаевна. Она уже не чаяла получить её, ведь прошёл почти год, как их поставили на учёт по санаторно-курортному лечению.
- Простите, что вам пришлось так долго ждать. Но вы должны понять: путёвок на наш город дают мало, а очередь очень большая, много больных детей.
- Ну что вы, я вам очень благодарна, - искренне сказала Марина Николаевна.
Главврач вкратце рассказала ей, чтО надо взять для мальчика, и, озабоченная предстоящими сборами, Марина Николаевна пошла домой.
Вадим был в своей комнате и делал домашнее задание по русскому языку, старательно выписывая слова из учебника и от усердия вытянув губы трубочкой.
- Вадим, посмотри-ка, что я принесла, - позвала сына Марина Николаевна, положив на стол путёвку.
Он вышел из детской, взял в руку бумагу, стал рассматривать её. На титульном листе путёвки было изображено здание санатория - двухэтажный деревянный дом старинного вида, с высокой остроконечной башенкой над угловыми окнами, делающей его похожим на средневековый рыцарский замок. На развороте сообщалось, что очередной заезд проходит с 25 по 31 мая, на трёхмесячный срок, по адресу: г.Барнаул, ул.Чернышевского, 152.
Вадим читал всё это про себя и молчал.
- Сынок, ты что, не рад? - удивилась Марина Николаевна.
- Не знаю, мам, - отозвался тот. - Получается, все летние каникулы я там проведу...
- Вадим, но ведь это необходимо, - принялась убеждать его мать. - Тебя там подлечат, ты отдохнёшь, как будто на даче, наберёшься сил перед школой. Да и как отказаться от путёвки? Столько времени ждали, а теперь - на попятный?
Вадим в ответ лишь пожал плечами: мол, если надо, то он поедет. По правде говоря, Марине Николаевне и самой не очень-то хотелось оставлять сына одного в чужом городе на
бесконечные три месяца, хотя бы и под присмотром опытных врачей и воспитателей. Но иного пути не было.
Сборы не отняли много времени. Мать собрала необходимое количество одежды, пришила на каждую вещь полоску материи с фамилией и именем сына, написанные чернильным карандашом, сложила всё в специально купленный для этого чемоданчик. Вадим взял с собой две новые книжки: толстую "Сказки народов мира" и "Приключения капитана Врунгеля" и как заправский путешественник, с чемоданом в руке, отправился с мамой и папой на вокзал.
Знакомая уже вокзальная сутолока, тепловоз "под парами", прощальный гудок, уплывающий за вагонным окном перрон и папа, машущий вслед рукой, перестук колес, закатное солнце и ползущая по земле длинная тень от поезда...
Отчего-то у Вадима защемило глухой тоской сердце и, чтобы не расплакаться, он, наскоро попив чаю, запросился спать.
Приехав в Барнаул, Восковы дождались утра в комнате матери и ребёнка, потом позавтракали в открывшемся ресторане и, отыскав на привокзальной площади киоск справочной службы, спросили, как найти улицу Чернышевского. Им сказали, что надо сесть в трамвай первого маршрута, доехать до остановки "Кинотеатр "Первомайский", затем пройти вперёд метров 150 и первая пересекающая проспект улица и будет той самой улицей Чернышевского.
Она оказалась тихой улочкой, застроенной одноэтажными домиками, в палисадниках которых росли рябины, яблони, кусты сирени, кое-где даже высились стройные сосенки. Асфальта на улице не было ни на проезжей части, ни возле домов. Только песчаная почва, как в какой-нибудь пустыне или на дюнах Прибалтики.
Идти было трудно. Ноги вязли в сыпучем глубоком песке, он забивался в сандалии, как Вадим ни старался выше поднимать ноги. Мальчик вздыхал, тихонько ворчал себе под нос, выискивая взглядом за зеленью деревьев и кустарника здание санатория.
Ну вот, наконец, и ограда санатория. Марина Николаевна толкнула тяжёлую глухую калитку и они вошли внутрь двора.
Здание санатория располагалось по левую руку от вы-мощенной бетонными плитками дорожки, ведущей почему-то не к красивому широкому крыльцу, почти упирающемуся ступеньками в забор, а к невзрачному тамбуру, выпирающему из стены на противоположном углу и нарушающему архитектурный стиль этого старинного, в бытность свою, видимо, купеческого, особняка. Не красила его и металлическая пожарная лестница, пристроенная к небольшому балкончику на угловой башенке, возвышающейся прямо над вошедшими. С правой стороны дорожки, за автомобильным проездом, находилась игровая площадка с беседкой, песочницей и качелями, прячущимися за живой изгородью из сирени и бузины.
Подойдя к дверям, Вадим поднял глаза и прочитал: "Краевой детский психоневрологический санаторий".
- Мам, - испуганно спросил он, - а здесь, что, психи лечатся?!
- Почему ты так решил? - удивилась Марина Николаевна.
- Да вот же написано - "психоневрологический".
- Ну понимаешь, сынок... - замялась мать, пытаясь подоходчивей объяснить ему смысл слова, - понимаешь, здесь лечатся люди, у которых есть заболевания нервной системы. Вот как у тебя. А так как нервы и психика относятся к одной области медицины, то их и объединили в одном слове. Понятно?
- В общем, да, - уклончиво ответил Вадим.
Внутри здания деревянная лестница в пять ступенек вела на первый этаж, на небольшую площадку, служившую, как оказалось, своеобразным приёмным покоем для вновь поступающих. Другая лестница уходила вверх, на второй этаж; напротив лестниц были закрытые двустворчатые двери, а вдоль правой стены под высоким окном стоял обыкновенный обеденный стол, застеленный тёмно-синей бархатной скатертью.
Вадим хотел выглянуть в окно, но обзор наполовину закрывал чёрный железный бок дымовой трубы котельной. Марина Николаевна приоткрыла двери, заглянула внутрь.
Просторный светлый зал, одна часть которого, та, что возле дверей, была покрыта широким цветастым ковром, другая половина, заставленная столами и стульями, по всей видимости, служила столовой. В дальнем углу блестел экран телевизора. На ковре играли несколько детей возрастом чуть постарше Вадима, человек шесть или семь. Пожилая женщина в белом халате сидела на маленьком стульчике возле окна во всю боковую стену и читала книгу. Услышав звук открываемой двери, она подняла голову и спросила низким грудным голосом:
- Что вы хотели, женщина?
- Я сына привезла в ваш санаторий. Вот его путёвка и все бумаги, - Марина Николаевна стала доставать из сумочки документы.
- Одну минуточку, я схожу и позову врача, - женщина поднялась и, слегка переваливаясь с ноги на ногу, пошла, а точнее сказать, поплыла в дальний угол зала.
"А кто же она такая? - подумала Марина Николаевна, глядя той вслед. - Медсестра, что ли? А может, воспитательница?"
Спустя несколько секунд та вернулась в сопровождении врача - худенькой невысокой женщины лет сорока, с добрыми внимательными глазами, с седеющими волосами, выбивающимися
из-под круглой шапочки.
Расположившись за столом в приёмной, врач вынула из принесённой папки чистый бланк истории болезни и, отвинтив колпачок авторучки, приготовилась оформлять документы.
- Что-то я вашего мальчика не припомню, - сказала она, приглядываясь к Вадиму. Голос у неё оказался очень тихий и чуточку сиплый, такой тихий, что с непривычки приходилось сильно напрягать слух. - Вы к нам впервые приехали лечиться?
Марина Николаевна утвердительно кивнула головой.
- Понятно, - прошелестела врач и обратилась к Вадиму: - Тебе у нас понравится, вот увидишь. Санаторий наш хороший, район тихий, зелёный...
- Только он опасается с психами встретиться, - улыбнулась Марина Николаевна.
- Как это - "с психами"? - не поняла врач.
Марина Николаевна вкратце объяснила, в чём тут дело. Врач беззвучно рассмеялась, глядя на смутившегося Вадима.
- Да что ты, какие психи?! У нас лечатся самые обыкновенные дети. Просто у них имеются нарушения функций опорно-двигательного аппарата, а это, как правило, связано с поражением нервной системы, но отнюдь не психики. Когда ты с ними познакомишься, увидишь сам, что они со-всем не психи.
Вадим слегка задумался. Честно сказать, он не до конца поверил маминым объяснениям, считая, что она его просто успокаивает. Но когда и врач говорит то же самое, это было похоже на правду. Немного успокоенный, он решил, что сам разберётся в этом вопросе, но чуточку позже, по прошествии некоторого времени.
Продолжая улыбаться, врач заполнила историю болезни, спросила у матери, какие заболевания Вадим перенёс в детстве, как он спит по ночам, не мочится ли в кровать и ещё о разных особенностях пациента. Затем, отложив авторучку в сторону, обратилась к мальчику:
- Ну вот, Вадим, теперь ты будешь проживать во второй группе, вот в этой, - она качнула головой в сторону двери за своей спиной. - В группе вас будет 30 человек, ваши воспитатели - Тамара Леонидовна и Зоя Андреевна - сейчас в небольшом отпуске и дня через три - четыре выйдут на работу. Меня зовут Евгения Ильинична, я буду врачом-куратором вашей группы.
Вадиму не знал такого слова - "куратор", оно представлялось ему чем-то холодным и жестоким, словно лезвие клинка, рассекающего живую плоть пополам. Он слушал врача и понимал, что близится расставание. Он ощущал приближение этого неизбежного момента каждой клеточкой души, в которую вползало щемящее тоскливое чувство предстоящей разлуки. Глаза его были полны слёз, они жгли веки, грозя хлынуть неудержимыми потоками, и он вынужден был запрокидывать голову и смотреть вверх, на маму и ещё выше, чтобы удержать их. Он не должен плакать, ведь он мужчина, пусть маленький, но всё-таки мужчина, а настоящие мужчины не ревут, как девчонки. И он тоже справится со слезами. Только бы врачиха подольше, подольше говорила, оттягивая минуты прощания.
- Могу вас немного утешить: вы сможете приезжать к сыну на свидание. Каждый месяц, с 20-го числа по 25-е у нас проводятся дни посещения, мы называем их "родительская неделя". Ну вот, пожалуй, и всё, что я хотела вам сказать. А теперь, Вадим, попрощайся с мамой и пойдём осваивать место твоего нового жительства.
И тут Вадим не выдержал. Он разревелся во весь голос, обхватил маму руками и уткнулся лицом ей в живот. Его худенькое тело сотрясалось от рыданий. Марина Николаевна и сама не могла сдержать слёз. Они катились по щекам и капали на вихрастую макушку сына.
- Вадимушка, родной мой, не надо плакать! Я скоро приеду к тебе на свидание. Посчитай сам, пройдет всего чуть меньше месяца - и я приеду, - уговаривала она сына сквозь слёзы, не думая, как выглядит при этом в глазах чужой женщины.
Врач попыталась увести Вадима, но он только крепче прижимался к маме и никакая сила на свете не смогла бы оторвать его от самого родного человека, который сейчас должен был уехать.
Марина Николаевна умоляюще посмотрела на врача:
- Можно я после "тихого часа" ещё приду? Мой поезд только в двадцать один пятнадцать, я с ума сойду, дожидаясь отъезда, а вечером нам будет легче попрощаться.
- Вы думаете, вам действительно будет легче? - с сомнением в голосе спросила Евгения Ильинична.
- Ну конечно! Поверьте мне, я знаю своего ребёнка. Он пообедает, поспит в "тихий час", успокоится и поймёт, что так надо и ничего страшного в этом нет.
- Вообще-то этого не положено... Ну, да ладно, приходите. Только у меня к вам будет небольшая просьба. Не могли бы вы купить какую-нибудь настольную игру? Понимаете, с играми и книгами положение у нас неважное, дают очень мало. А так и Вадиму будет во что играть, и с другими детьми он сможет быстрей подружиться.
- Конечно, конечно, о чём разговор!
Марина Николаевна ушла в город, а Вадима врач повела в группу, представила его воспитательнице. Её звали Таисия Григорьевна. Она принялась расспрашивать мальчика о том, где он живёт, в каком классе учится, чем вообще увлекается...
Расстроенный Вадим отвечал нехотя, односложно, и воспитательница вскоре оставила его в покое. Он отошёл в угол ковра, взял с полки шкафа игрушку, даже не поняв какую, и, повернувшись лицом к окну, смотрел невидящим, затуманенным слезами, взглядом за переплёт рамы, туда, где в воздухе носились стрижи, беззаботно разрезая серповидными крыльями акварельную синеву неба.
Подошло время обеда. На первое подали картофельный суп с фрикадельками, на второе было овощное рагу. Вадим съел суп, не притронулся к рагу и, выпив сладкий компот, направился в спальню. Детей в группе было ещё мало, заезд только начинался, и потому из свободных кроватей можно было выбирать любую.
Вадим снова взял себе ту, которая стояла ближе к окну, разделся, повесил одежду на спинку кровати и лёг, укрывшись одеялом до самого подбородка. Спать он не собирался, он хотел просто полежать, пока не закончится "тихий час", но усталость и нервное напряжение быстро взяли своё и незаметно для себя мальчик уснул.
Спал он недолго. Проснувшись, он сразу же вспомнил, где находится, и снова тоска сжала его сердце.
Так он и лежал до самого подъёма, не сомкнув глаз, а когда встал и оделся, то первым делом выглянул в приёмную: пришла ли мама? Её ещё не было, и Вадим понуро поплёлся обратно в группу, где его новые соседи и будущие друзья уже садились полдничать.
После полдника ожидание было вознаграждено: Марина Николаевна уже ждала сына на площадке в приёмной. Они сразу же обнялись и долго стояли так в молчании.
Потом они сидели в беседке на игровой площадке второй группы. Мама рассказывала, как она бегала по городу в поисках настольной игры и книг: из "Детского мира" в книжный магазин, а у них обеденный перерыв, а оттуда - на рынок, купить сыночку яблок и орехов. Вадим слушал её, кивал головой, но улыбка ни разу не тронула его губы. Нет, он не плакал, он только грустно смотрел на маму, и этим взглядом ещё больней разрывал ей сердце.
Чувствуя, что сама вот-вот разрыдается, Марина Николаевна с трудом заставила себя произнести:
- Вадим, сыночка мой милый, мне пора идти. До вокзала путь неблизкий, да и у вас скоро ужин начнётся. Ты не грусти, маленький, я буду писать тебе часто-часто, а потом – не успеешь глазом моргнуть - я приеду на "родительскую неделю". Самое главное - не расстраивайся и не плачь. Обещаешь мне?
- Обещаю, мам...
- Железно? - Марина Николаевна поднесла к плечу, как
салют, сжатый кулак.
- Железно... - слабо улыбнулся Вадим.