Уроки немецкого

Владимир Шатов
Сашке Сотникову, рядовому Советской армии первого периода службы, снился странный дивный сон. Будто он с матерью, красивой молодой женщиной плескался в волнах тёплого ласкового моря. Хотя на юге Саня никогда не бывал, и мать была пятидесятилетней усталой от беспросветной жизни женщиной. Внезапно манящее море подло трансформировалось в замёрзшую неприглядную лужу, а мать куда-то исчезла.
- Вставай! - дневальный по роте Хабибуллин больно ткнул его кулаком в живот.
- А! Чего! - открыл глаза Сотников.
И сразу закрыл. Окружающая действительность ужасала. Он лежал на узкой железной кровати в холодной солдатской казарме, и впереди маячили полтора года нудной армейской службы.
- Одевайся! - велел казанский татарин.
Хабибуллин был одного с ним призыва, поэтому не имел права командовать. Двухгодичная воинская служба в ГСВГ делилась на периоды как хоккейный матч. Только их было не три, а четыре и длились они не двадцать минут, а шесть месяцев.
- Уйди… - промычал Сашка, даже в полусонном состоянии чувствуя зловещий холод за окном.
Одна надежда грела его душу. В часть прибыли новобранцы осеннего призыва, которые до принятия присяги проходили курс молодого бойца. Вскоре их должны были распределить по ротам, и его товарищи перейдут из разряда бесправных «духов» в перспективные «черпаки».
- Кому говорю! - настаивал вредный татарин.
Не понимая заторможенным мозгом причины насильственного пробуждения и благоразумно не открывая глаза, он буркнул:
- Чего тебе?
- Уборка снега...
- Отстань! - Сотников перевернулся на другой бок.
- Подъём! - тормошил садист-дневальный, и Сашке захотелось его убить.
Окончание 1986 года в Германии выдалось на редкость суровым. Снега нападало столько, и шёл он так часто, что для уборки мерзких осадков «молодых» солдат дневальные будили затемно. Задолго до положенного по Уставу подъёма в шесть ноль-ноль.
- Командира приказал разбудить в пять часов! - бубнил он.
Суета поднятого вместе с ним Вовки Головина заставила его осознать пугающую действительность.
- Все дрыхнут, а нам снег убирать! - негромко шипел тот.
Сотников, не вставая на ледяной пол босыми ногами, торопливо натянул штаны и сунул их в стоящие у табуретки поношенные кирзовые сапоги. Твёрдые, словно картон портянки, ставшие такими от обильного солдатского пота, он привычно разложил поверх широких голенищ с вечера.
- Чего не обматываешь, как положено? - тихо спросил его Головин.
- Только время тратить... - легкомысленно отмахнулся Александр.
- Смотри, ноги отморозишь! - предостерёг его товарищ.
- Портянки всё равно ни хрена не греют, - возразил он, - уже неделю не меняли… Ведь в баню поведут только вечером.
- Можем не успеть…
- Почему?
- Мы же после обеда едем регулировщиками на отработку ночного вождения молодыми водителями БТРов.
- Точно! - вскрикнул Сотников. - Я совсем забыл.
- А ну пошли отсюда уроды! - вдруг из сумрака комнаты раздался недовольный голос разбуженного их разговором сержанта Баранова.
Заместитель командира взвода был суров, попадать под его горячую руку не хотелось. Сержанта можно было понять, ведь небожителям «дембелям», вместо картин родного дома, от холода всё чаще вспоминалось немецкое слово Kaputt, то есть конец.
- Оно же писец, шибздец и остальные слова с подобным окончанием, - автоматически перевёл Саня, в последнее время увлёкшийся изучением трудного немецкого языка.
Они быстро надели полушерстяные кителя, по-простому пэша и шмыгнули из взводного кубрика. Помещение, где располагался их третий взвод, почему-то называлось на морской манер, хотя никакого отношения к морю воинская часть не имела.
- Я на толчок… - важно сообщил Вовка и потрусил в туалет.
До него было приличное расстояние. Кубрик располагался в одном конце стометрового коридора, а нужная комната в другом. Из дверей, где базировались остальные взвода второй роты отдельного химического батальона, начали выходить другие мученики.
- Вы себе, наверное, такими умными кажетесь, а это так противно со стороны! - из кубрика второго взвода появился злой от полугодовалого недосыпа москвич Левин. - Поверьте, моему личному опыту.
Он ушёл в армию с четвёртого курса престижного университета по женскому залёту, предпочтя службу тюремной отсидке, и относился к собратьям по несчастья с явным превосходством.
- Кого же ещё могли погнать на снег… - рассматривал он зевающих товарищей.
Сотников вспомнил, как они вместе проходили весной курс молодого бойца. Сержант-хохол читал список новобранцев и рассматривал пополнение, знакомясь с новым контингентом:
- Головин! Откуда? Национальность?
- Киров! Русский!
- Хабибуллин! Откуда? Национальность?
- Казань! Татарин!
Он сделал пометки в тетрадочке. Дошёл до Левина.
- Откуда? Национальность?
- Из Москвы! Еврей...
Сержант поскрёб щёку, подумал и задумчиво, с растяжкой сказал:
- Хреново...
Их собралось десять человек, почти всё весеннее пополнение роты.
- Хотя бы шинели разрешили надеть... - помечтал Сашка вслух.
К тёплой форме была положена шапка-ушанка, которую выдавали на два года. В случае сильного мороза поверх одевалась допотопная шинель.
- Это вряд ли, - услышал его Левин.
По случаю холодной погоды при последней помывке им выдали два комплекта белья. Осеннее нательное х/б и зимнее тёплое байковое. Летом выдавалась хлопчатобумажная майка и синие трусы.
- Все здесь? - к ним подошёл хмурый ефрейтор Симаков, назначенный командовать их группой.
- Головина нет.
В этот момент появился опоздавший.
- Где ты был? - спросил сержант.
- В туалете!
- Ты бы ещё в театр сходил!
Симаков скомандовал группе на выход, а на робкие просьбы утеплиться шинелями был категоричен:
- Согреетесь от работы, лопатами махать быстрее будите…
Махать пришлось энергично, иначе мороз забирался в душу. Причём снег и не думал прекращаться. Сотников одновременно с расшвыриванием снега по сторонам вспоминал выученные накануне немецкие слова:
- Die Butter - масло, die Zeit - время.   
Однако все жалкие попытки молодых солдат как-то расчистить плац перед утренним построением части не дали ощутимых результатов. На месте собранного в кучи снега тут же появлялся богатый урожай вновь выпавшего.
- Шабаш! - приказал Симаков после двух часов бесполезных мучений.
Сам он не работал, промёрз до костей в видавшей виды шинели и поэтому погнал молодняк в казарму бегом. Времени на умывание не было, и они бодро встали в строй родной роты, готовящейся идти на завтрак.
- Нас назначили в регулировщики, - шепнул Сотникову всезнающий Витька Пьяных.
- Здорово! - обрадовался он. - Сигарет у «гансов» настреляем…
- Сегодня холодно… - напомнил Витя, будто это было незаметно.
- За час пока будем стоять там, - отмахнулся Саня, - не замёрзнем.
К дрожащему строю «молодых» вальяжно присоединились старослужащие солдаты. Несмотря на высокий рост, Сотников всегда стоял в первом ряду. Будущие «деды» и «дембеля» толпились во втором, считалось, что так они меньше видны злобствующим офицерам.
- Ты деньги нашёл? - ткнув его в правый бок, поинтересовался стоящий сзади младший сержант Литвиненко, к которому сослуживцы чаще всего обращались по прозвищу «Литва».
- Нет! - дёрнулся Сашка. - Где я их тебе найду?
- Где хочешь! - отрезал младший сержант и для профилактики ещё раз приложился по печени.
- Вот гад! - подумал скривившийся от боли Сотников, но промолчал.
Пока рота колонной по три человека маршировала в батальонную столовую, он напряжённо размышлял:
- Где же взять эти клятые марки?.. Нужно что-то придумать, иначе этот придурок меня точно покалечит…
Его неприятности начались неделю назад. Десяток советских солдат командование послало на работу в Высшую партийную школу ГДР. Взамен часть получала дефицитную немецкую краску, обои и облицовочную плитку для бесконечного ремонта казарм. Старшим группы назначили Литовченко. 
- Вам нужно за день расчистить главную дорогу! - поставил им задачу, упитанный завхоз школы для взрослых.
- Слышали орлы?! - заржал младший сержант. - Быстро расчистили дорогу и гуляем…
Девять «молодых» за пару часов дружно осилили работу. Когда немец пришёл проверить выполнения задания, его изумлению не было предела.
- Русские солдаты легко могут заменить несколько тракторов! - похвалил он. - Расчищайте дальше…
- Счас! - ухмыльнулся «Литва» и разрешил: - Отдыхай ребята.
Он подозвал Сотникова, провёл с ним воспитательную работу. Сашка был персонально закреплён за собиравшимся на «дембель» младший сержантом. Это значило, что он был обязан отдавать «деду» всю солдатскую «получку».
- Я так делал, - напомнил «духу» малорослый старослужащий, - и ты так делать будешь...
- А почему так заведено? - спросил наивный солдат.
- Чтобы ты «душара» всё не потратил на еду в «чайнике»... - снисходительно пояснил «Литва». - А когда подойдёт время «дембеля», где ты возьмёшь деньги на подарки родным?
- Не знаю...
- Не знаю! - передразнил его двадцатилетний «дед». - У молодых и возьмёшь...
Пока они тогда разговаривали, подошло время обеда. Их отвели в столовую, где питались партийные руководители Восточной Германии, и Сотников буквально очумел от обилия еды.
- Я такого никогда в жизни не видел! - признался он другу Вовке.
- А я тем более… - покачал головой деревенский Головин.
Они набрали по полному подносу всевозможной еды. Ведь можно было идти вдоль никелированных полочек, заставленных тарелками с деликатесами и брать всё, что душе угодно.
- Смотрите черти, обожрётесь! - предупредил бдительный младший сержант. - Обосраться можно.
- Когда такая возможность будет… - Володя взял воздушное пирожное.
- А ну положи обратно! - велел «дед». - На вас уже люди смотрят…
Они наелись так, что не было сил дышать, но на следующий день есть захотелось просто нестерпимо. Сотников умом понимал правильность рассуждений наставника, но его желудок придерживался другого мнения.
- Урчит, как, будто внутри стоит движок от «ЗИЛа»! - мучился он.
Поэтому, получив законные тридцать «гэдээровских» марок, Сашка тайком улизнул в солдатскую чайную и благополучно спустил месячное денежное содержание на божественно вкусные маковые пирожные.
- Ах ты подонок, - разорялся «Литва», когда поникший «дух» предстал перед его грозными очами. - Прожрал-таки мои денежки.
- Есть очень хотелось! - жалобно заскулил солдатик, потирая грудину, погнутую безжалостным кулаком.
- Ищи марки, где хочешь. - Литовченко подвёл итог профилактической беседы. - Иначе убью!
Недавние события всплыли в голове Сотникова, пока он наскоро запихивал в глотку холодный и невкусный завтрак. «Молодые» получали питание у раздаточной стойки последними из ста человек роты, и времени пережёвывать пищу особо не было.
- Надо, что-то придумать! - накручивал себя голодный рядовой.
Он ритмично черпал ложкой слипшуюся перловую кашу и откусывал маленькие кусочки от положенной порции мяса. Вернее, мясо забрали шедшие впереди «старослужащие» солдаты, а Сашке достался большой кусок варёного сала, объёму которого он был несказанно рад.
- Что же тут придумаешь?! - мучился он, намазывая на тощий кусочек пшеничного хлеба пятнадцатиграммовый кружок сливочного масла.
Одновременно торопливо размешал в эмалированной кружке едва затемнённого чая два куска прессованного сахара. Вот-вот должна была прозвучать изуверская команда старшины:
- Вторая рота, приём пищи закончить!
После завтрака их загнали в казарму на политинформацию. Ночью мороз ухнул такой, что в помещении, рассчитанном на европейскую погоду, замёрзли чернила в дешёвых шариковых ручках. После еды напряжённая международная обстановка никак не лезла в головы солдат.
- Писать нечем… - попытались схитрить опытные военнослужащие.
- Пишите карандашами, мать вашу! - капитан Чернецов матерился от бессилия.
Примороженные офицеры в процессе боевой подготовки употребляли слова и обороты родной речи, не переводимые на иностранные языки.
- Das Wasser - вода. - Сотников решил не тратить свободные минутки и незаметно достал карманный русско-немецкий словарик. - Der Kuchen - пирожное.
Подлое слово напомнило ему о роковых пирожных, ставших катализатором возникновения долга «Литве». Он потёр болевшую грудину, и чтобы отвлечься от удручающей темы, начал вспоминать, как прокололся Чернецов:
- Даже офицеры порой ошибаются…
Капитан выполнял обязанности секретаря комсомольской организации части. В их роте служил маленький и щуплый паренёк из высокогорного кишлака, дислоцированного в Горно-Бадахшанской АО, Таджикской ССР. Звали его Дюльбар Бабаханов.
- Как он умудрился попасть в ГСВГ, куда брали далеко не всех, - удивлялись сослуживцы, - одному Богу известно!
В часть он попал, но не говорил по-русски, а телевизор впервые увидел в ленинской комнате. Он был настолько мал, что его «деды» не трогали, боялись зашибить ненароком. За полгода до «дембеля» пришёл Бабаханов к Чернецову и попросил:
- Трищ лейтенант, моя в комсомол вступать хочет! Моя дембель скоро,
комсомол надо, я милисию работать пойду.
- Ну, в комсомол, так в комсомол… - согласился он.
Комсоргу показатель охвата нужен, поэтому назначил комсомольское собрание роты, пригласил старших товарищей из партбюро части и батальонного политрука.
- Устроим показуху в самом лучшем виде… - перед собранием понатаскал Бабаханова маленько по теории и истории комсомола.
Память у парня оказалась хорошая, читать по-русски он не научился.
- Но нигде в Уставе ВЛКСМ не сказано, что умение читать обязательное условия для вступления в молодёжную организацию! - успокаивал капитан.
Радостный день настал, собрание вёл Чернецов. Вопросы среди бойцов роты распределил заранее. Бабаханова спросили про день рождения Ленина, про дату основания комсомола.
- Вопрос понял, ответ думаю! - ответил важно таджик.
Политработнику захотелось слово вставить, хотя майор Олухов отчетливо понимал, что на сложный вопрос ответа не будет, поэтому он предложил Бабаханову поведать коллективу автобиографию. Слово «автобиография» капитан ему растолковал и азиат сказал:
- Моя радилься в горный кишлак в горах в ноябрь месяц 1968 год, в семье чабан.
- Подожди Бабаханов, ты ошибся! - поправил его комсорг. - Ты родился в 1966, вот твоя анкета!
- Нет, моя радилься в ноябрь месяц 1968 год.
- Подожди, подожди!.. Сейчас тебе двадцать лет, сам посчитай! Получается 1966-й!
- Нет, трищ лейтенант, моя родилься ноябрь 1968, моя нет двадцать годов!
Чернецов попытался спасти ситуацию:
- Дюльбар, послушай, в армию забирают…
- Капитан, в армию призывают, забирают в тюрьму! - сквозь зубы процедил Олухов.
Капитан продолжил фразу:
- Дюльбар, ты пошёл служить в армию в восемнадцать лет, ты прослужил почти два года, значит тебе двадцать!
- Меня зовут Икром, а Дюльбара моя старший сестра, который
родилься в середина 1966 год! Ты сам сказаль, что когда комсомол поступай весь правда говорить надо!
Комсоргу стало плохо, солдаты откровенно заржали. Олухов затрясся мелкой дрожью от праведного гнева. Чернецов метил на его место, ведь солдат всегда мечтает быть генералом. Лейтенант иногда полковником, а каждый капитан майором.
- Ничего сделать толком не можешь! - он не упустил возможность ткнуть подчинённого в неудачу.
Майор повёл в кабинет главных действующих лиц. Там расстроенный таджик поведал им историю о том, как почти два года тому назад в высокогорный кишлак пришла повестка из военкомата, адресованная старшей сестре Дюльбаре, которой исполнилось восемнадцать лет.
- Какой идиот в районном военкомате собрался призвать в армию девку?! - возмущались старейшины аула.
Они сели в совещательный круг и приняли мудрое решение:
- Коль Красной Армии нужны аскеры, то пусть идёт служить старший мужчина в семье, а девку лучше замуж отдадим.
Отец семейства давно умер, старшими из детей были две сестры, получалось, что старшим мужчиной в семье оказался Икром. Ему и выпала честь идти на службу в неполные шестнадцать лет!
- Так бы и отслужил спокойно, если бы не страстное желание вступить в комсомол. - Олухов закончил спектакль.
Мудрые командиры долго думали как поступить и придумали:
- Раз уж начал служить, так пусть и заканчивает, тем более, что осталось ему до законного дембеля несколько месяцев.
Заранее выдали таджику важную бумагу следующего содержания, отпечатанную на бланке части и заверенную большой красивой печатью с внушительным гербом:
- Настоящая справка дана Бабаханову Икрому Рахмоновичу, 1968 года рождения в том, что он проходил действительную воинскую службу с апреля 1985 под именем Бабаханов Дюльбар Рахмонович. В ряды Советской Армии повторно не призывать.
Пока Сашка вспоминал смешную историю, политинформация закончилась. Он услышал последнюю фразу комсорга:
- Так что если бы в Афганистан не вошли советские войска, туда бы на следующий день зашли американцы!
Он замолчал, восстанавливая дыхание после пламенной речи, и напомнил напоследок:
- После обеда выезжаем на учёбу! Регулировщикам движения обратить особое внимание на взаимоотношения с местным населением. Немецкие машины не останавливать, сигареты не «стрелять», ничего от немцев не брать… Они празднуют рождество!
- Так и сделаем! - злорадно подумал Сотников.
Чернецов вышел из Ленинской комнаты, сержант Баранов скомандовал от скуки:
- Упали, отжались «душары»! - подобная команда лиц второго года службы молодым бойцам не вызвала, как прежде классовой ненависти. - Вспышка с тыла!
«Духи» попадали на холодный линолеум как подкошенные и начали энергично отжиматься от негостеприимного пола.
- Какой ни есть, а всё же согрев! - справедливо подумали они.
- Нам же лучше… - успокоил гордость Сашка.
Отжимания были не самыми унизительными наказаниями в арсенале Баранова. Чаще всего перед отбоем заставлял «молодых» несколько раз проползти под кроватями в длинном взводном кубрике. Это называлось протереть пыль.
- Придумал! - чуть не закричал Сотников после утомительных отжиманий.
В его светлую голову, пришла гениальная идея, когда он повторил выражение, которое услышал от немцев партшколе:
- Der Rubel muss rollen! Рубль должен катиться!
Это выражение возникло в Восточной Германии и означало, что деньги должны прибывать, источник дохода не важен. Размышления прервал вопль Хабибуллина, стоящего на тумбочке дневального по роте:
- Смирно! Дежурный по роте на выход!
В помещение роты заявился грозный капитан Буздяк. Он нетерпеливо выслушав доклад трясущегося от страха младшего сержанта, начал предсказуемый разнос:
- Свинья она везде грязь найдёт! Вот я прошёлся по казарме и не нашёл тут порядка!.. Живёте здесь, как свиньи в берлоге!
Капитан шёл по вверенной ему высшим командованием территории и шпынял брызнувших из ленинской комнаты солдат:
- Что у тебя ремень на яйцах висит, как у беременной бабы!
Остановил он и рядового Сотникова, который замешкался и не принял положенную при встрече с офицером стойку «смирно».
- Боец должен отдавать честь каждому дереву, начиная с меня! - рявкнул Буздяк.
Александр застыл, как наколотая на коллекционную иголку бабочка. Блаженная улыбка порхала на его губах.
- Шо ты лыбишься как майская роза в будяках! - вышел из себя не опохмелившийся утром капитан.
Накануне они отмечали присвоение очередного воинского звания командира части. Собрались офицеры. Главенствовал новорождённый подполковник Бухан, который раз за разом произносил тост:
- За здоровье!
Молодой лейтенант, наконец, поинтересовался:
- Товарищ подполковник, ну, сколько можно пить за здоровье. Давайте выпьем за удачу.
Бухан, грустно улыбнулся и пояснил:
- Вы, лейтенант, ещё молоды, и многого не понимаете. Вот мне, например, вчера подвернулась удача в немецком гаштете, где гуляла компания женщина, а здоровья не хватило…
Засиделись отцы-командиры допоздна, поэтому головную боль капитан лечил криком:
- Я вас научу, чем Родину любить!.. Эй, вы, надо работу работать, а не водку пить, а то ходят все пьяные, как солёный огурец!
День был субботним, занятий по боевой подготовке не проводили. Солдаты должны были целый день драить казарму. Общего развода части, по случаю заваленного снегом плаца не было, поэтому комроты раздал подчинённым ценные указания и удалился досыпать, предупредив:
- Я решаю только вечные вопросы. Временные решает старшина. Сделаю выводы завтра утром, начиная с сегодняшнего вечера.
Хозяйственные работы это когда берёшь лопату и идёшь рубить дрова. После разгона работа завертелась. Офицеры и прапорщики оставляли расположение роты, старослужащие солдаты вслед за ними расползались по своим делам. Мыть комнаты остались лишь «молодые».
- Вымой окно! - велел Сотникову, спешащий куда-то «Литва».
- Чем же я его вымою? - возразил он.
- Берёшь газету, дышишь на стекло и трёшь! - взъярился «дед». - Когда марки отдашь?
- Завтра… - твёрдо пообещал Сашка.
- Смотри у меня! - пригрозил мучитель, уходя, но внезапно остановился и велел: - Воздух!
Александр покорно сделал чрезвычайно глубокий вдох, считалось, так не было опасности остановки сердца. «Литва» коротко размахнулся правой рукой и въехал кулаком в область груди.
- Ох! - выдохнул подопытный и едва не упал.
- Быстрее деньги отдашь, - сказал он и вышел.
Экзекуция была для «молодых» привычным делом, все находившиеся в помещении не прервали уборочные работы. У них грудь цвела почти всеми цветами радуги. Красные кровоподтёки, соседствовали с синяками, перед заживлением игриво желтели.
- Die Zeitung - газета, - чтобы скрыть смущение Сотников достал верную книжицу, - das Glas - стекло.
Затем принялся за уборку, время от времени потирая ушибленную грудную клетку. Они заканчивали менять бельё на кроватях в кубрики. Дверь распахнулась от нетерпеливого удара ногой, появился рассерженный сержант Баранов.
- «Душары» строиться! - рявкнул он.
«Молодые» торопливо выстроились перед ним ломаной шеренгой. Сержант для профилактики ударил каждому в грудину и грозно спросил:
- Кто спёр мой червонец?
Солдатам в ГСВГ родители иногда присылали в письмах деньги, чаще всего десять рублей. Светлая на просвет купюра легче всего проходила сквозь жадные руки многоярусных военных почтальонов.
- Это не мы… - промычал Пьяных.
- А кто? - кинулся на него Баранов. - Утром десятка лежала у меня в кармане, а сейчас пусто!
Он пару раз приложился к груди вылезшего вперёд Витьки и остальные благоразумно замолчали. Сержант бесновался минут пять, а потом приказал:
- Выворачивайте карманы!
Сашка мгновенно покрылся холодной испариной. Он вспомнил, что в кармане его солдатского галифе лежала полученная вчера сказочная купюра.
- Если Баранов найдёт её, - с ужасом соображал Сотников, - не докажу ему, что это мои деньги!
Обвинения в «крысятничестве» и длительные побои ему гарантированы. К счастью, он стоял последним, и пока сержант дотошно ощупывал Пьяных, незаметно вытащил злополучную купюру.
- Только бы не заметил!.. Лишь бы не заметил! - молил Саня.
Он ловкими пальцами правой руки сложил её в несколько раз и зажал в кулаке. Когда Баранов проверил других бойцов и приблизился к нему, переместил дорогой конвертик в левую руку и незаметно зажал его между указательным и средним пальцами.
- Давай, доставай! - велел сержант.
Сотников правой рукой торопливо вывернул все карманы, и Баранов порывшись в его нехитром имуществе, ничего не нашёл.
- Если узнаю, что кто-нибудь из вас в ближайшее время появится в магазине, - свирепо пригрозил он, - убью!         
Сержант озверело расшвырял их строй и вылетел из кубрика. Они продолжили уборку, обсуждая пережитый обыск.
- Повезло! - выдохнул Сашка, незаметно пряча десятку в карман.
Перед обедом, когда казарма блистала первозданной чистотой, он забежал на вещевой склад части, к земляку ефрейтору Никитину.
- Ванька, - сказал помощнику заведующего вещевым снабжением части, - давай делать бизнес.
- А как это? - не понял отслуживший год солдат.
- Ты мне даёшь комплект нового нательного белья, - шепотом поведал гениальный план Сашка, - а я его продаю...
- Где?
- В Караганде! - передразнил его коммерсант. - Я же буду стоять регулировщиком на маршруте...
- Ну?
- Баранки гну! - засмеялся он. - Там загоню какому-нибудь пекарю.
Белоснежное солдатское бельё из чистокровного хлопка пользовалось большой популярностью у местного населения.
- А как вынесешь его из части? - спросил недоверчивый Иван.
- Надену на себя. 
- Ваш старшина точно заметит и отнимет...
Старшина роты старший прапорщик Канюк отличался противным въедливым характером. Особенно стал придираться к солдатам после несчастного случая, случившегося накануне.
- А мне начхать на начфина! - возмущался он, придя в штаб части за законной зарплатой. - Гони два рублю!.. То есть марку.
Советские офицеры и прапорщики, служившие в ГДР, получали двойной оклад. Один в марках по месту службы, второй в Союзе шёл на сберегательную книжку.
- Все берут! - уговаривал его военный бухгалтер взять в счёт зарплаты два лотерейных билета. - Это приказ командира!
- Нет!
- Лотерея ДОСААФ! «Волгу» можешь выиграть! Бери билеты!
- А я не возьму! Не имеете права!.. У меня пятеро детей! На эти деньги пятнадцать буханок хлеба куплю!
- Вы жмот, товарищ прапорщик!
- Старший. Товарищ старший прапорщик!
- Берите лотерейные билеты и идите отсюда, товарищ старший прапорщик!
- Я вам самым русским языком говорю не возьму! Начфин мне не указ! Пойду к командиру батальона! - пригрозил он сурово.
- Да хоть к министру обороны СССР…
Через полчаса довольный старшина роты, отец многодетного семейства, положил на стол вредного кассира части драгоценную записку:
- «Кассе. Старшему прапорщику Канюку продать один билет. В виде
исключения. Майор Бухан. Роспись. Число»
Сияющий старшина получил лотерейный билет и сдачу мелкими пфеннигами. Остальные офицеры и прапорщики в очереди молча брали по два лотерейных билета.
- Потому что дураки! - злорадствовал Канюк.
Через пару недель в Москве провели тираж. Проверяя таблицу, он чуть не задохнулся:
- «Волга»! А номер… на одну цифру не бьёт! У меня последнее число восемь. А у «Волги» девять. Тот самый! Сам… дурак… отдал… 
Небывалый выигрыш достался его соседу по дому, сопливому
лейтенанту-холостяку Жирному. Именно он купил билет, в нагрузку к
двум.
- От «Волги» отказался! - мимо белоснежной красавицы Канюк проходил со стоном.
Старшина неделю пил. Чуть не вылетел со службы. Комбат пожалел, во второй раз. Канюк злость срывал на безмолвных бойцах, придираясь по каждому поводу.
- Так я же буду в форме регулировщика! - выдал последний козырь Сашка, прекрасно знающий особенности старшего прапорщика. - Не заставит же он меня раздеваться перед выездом на трассу?!
- Только в случае чего я тут не причём… - напомнил осторожный кладовщик.
Другие на прибыльных местах не оказываются, и Сотников клятвенно заверил земляка, что происхождение лишних комплектов белья навсегда останется тайной.
- Die Liebe - любовь! - повторял он пока бежал обратно в казарму. - Das Land - страна.
Рота строилась для похода в столовую. Сашка едва успел сунуть свёрток с добычей в прикроватную тумбочку и занял место в строю. Рядом оказался Витя Пьяных, родившийся на Урале.
- В бою последней пулей поделись… - пошутил уралец. - Да не с другом, а с врагом!
- Ты чего? - удивился он.
- Есть хочется… - признался Витя. - Что сегодня дадут?
На обед был салат из солёных помидор. Борщ на мясном бульоне и каша гречневая. Мясо отварное порционное из ста пятидесяти граммов положенных в сутки советскому солдату. Компот, хлеб. Всё согласно нормы суточного довольствия военнослужащих СА.
- Воруют черти! - огорчился Сотников, когда получил порцию.
Помидорный салат превратился в чудесных руках фокусников из продовольственного склада в половинку засохшего зелёного плода. Бульоном не пахло, как и мясом. Каша, правда, была.
- Хорошо, но мало! - отвалился от стола непривередливый Пьяных.
После обеда «старики» стали добрее, хотя послеобеденное время отводилось на чистку оружия, можно было отдохнуть на законных основаниях. «Духи» и «черпаки» вытащили в коридор табуретки. Получили в ротной «оружейке» личные автоматы и сидя в казарменных тапочках и белье, делали вид, что полируют железо.
- Das Bett - постель! - Сотников одним глазом изучал немецкий. 
Ему хотелось спать, но отдыхать могли только, те, кто заступал в суточный наряд.
- Иди тут! - позвал его Бабаханов, указав рукой около себя.
Он был ненастоящий «дембель», но «дух» решил не залупаться и нарочито медленно подошёл.
- Ты понял, как моей охота домой, - начал ныть таджик, - какой наш красивый кишлак!
- А я здесь причём?! - удивился он.
После десяти минут причитаний азиат попросил набить ему на лопатке профиль родной республики. Сашка занимался татуировкой, в армии иногда набивал тату сослуживцам.
- Нет вопросов, но знать бы как она выглядит. - Сотников попросил притащить карту, откуда мог перерисовать границу.
Бабаханов радостно согласился и через полчаса притащил карту, которая висела в штабе.
- Со всеми «секретными» объектами и прочими атрибутами! - опешил Саня.
Карта напоминала свёрнутый ковёр. Даже на настенной карте республика была меньше требуемого размера. Он перерисовал её на кальку, увеличив по клеточкам. Затем перенёс на смуглую от рождения кожу южного человека.
- Das Leben - жизнь, die Sonne - солнце! - зубрил Сотников, пробивая контур в первый раз.
Осмелев, он отправил клиента смыть кровь и остатки краски с кожи, заодно посмотреть на промежуточный результат. Бабаханов весело убежал, тут до Сашки дошло, что при перерисовке он перевернул бумагу, получилось зеркальное отображение границ.
- Ну, всё, попал! - опечалился боец. - Сейчас вони не оберёшься. Другие «дембеля» мне за халтуру точно надают по шее…
К его удивлению таджик прибежал довольный, попросил немного подправить выступ на карте, закруглить другой.
- Слепой он что ли? - слегка удивился он.
Через время до Сотникова дошло, что как должен выглядеть профиль республики никто не знал, а аскер мог увидеть его только в зеркало.
- Единственном месте, где очертания Таджикистана отражаются перевёрнутыми и выглядят правильно! - вздохнул облегчённо художник.
Только он закончил, раздалась команда строиться регулировщикам. Сашка быстро получил в ротной каптёрке комплект формы и мучился над вопросом скрытного надевания под неё трёх комплектов белья.
- А ну пошли все на уборку снега возле казармы! - к его счастью в роте прибыл грозный старшина, чтобы отправить на маршрут регулировщиков. - Возьмите грабли и метите!
Он выгнал на мороз всех праздно шатающихся воинов.
- Я дважды не повторяю! Ясно? Дважды не повторяю!
Чёрная форма включала глухую дерматиновую куртку и тесные потёртые штаны. Дополнял ансамбль белый шлем, без утепления и специальная светлая сбруя с отражателями света на ремне.
- Хорошо, что никого в кубрике нет… - Сотников снял пару нательного белья и поверх надел свежий комплект.
Перед отъездом старшина роты неободрительно глянул на рядового, но не стал придираться к его внешнему виду.
- Смотрите там у меня! - напутствовал регулировщиков старший прапорщик. - Нужно делать не как лучше, а как положено.
Развозил их по точкам командир взвода лейтенант Жирный. Десяток неуклюжих бойцов забрались в хлипкий кузов прожорливого «Урала», командир сел в тёплую кабину.
- А можно я встану первым? - успел спросить его хитрый Левин.
Он надеялся, что меньше времени проведёт на холоде. Машина, идущая впереди основной колонны, должна была побросать их на перекрёстках маленьких немецких городков.
- Можно Машку за ляжку! - парировал комвзвода. - Кто за кем договаривайтесь сами… Мне наплевать.
Лейтенант после получения «Волги» женился на молоденькой девушке Марии, привёз её в гарнизон. Они легли на кровать в отдельном домике для женатых офицеров, вдруг она рассмеялась. Муж удивлённо спросил:
- Что случилось?
- Да закрою глаза, - ответила Маша, - дура-дурой, открою жена офицера!
Поутру, после брачной ночи, он вышел в ванную, а молодая жена занялась модной аэробикой. Когда она пыталась, нагнувшись достать кончиками холёных пальцев носки ног, из ванной появился молодожён и, видя согнутое в поклоне тело, заметил:
- Ну что ты, дорогая, это лишнее! Вполне достаточно, если ты будешь просто говорить мне каждое утро: «Здравия желаю, товарищ гвардии лейтенант!»
Бойцы пока ехали до первой точки обсудили личную жизнь Жирного, трясясь на неудобных деревянных скамейках, стоящих вдоль брезентовых бортов. 
- Der Tag - день, die Frau - женщина. - Александр несколько раз повторил новые слова из словаря. 
- Женщина! - повторил рядом Пьяных и чуть не подавился слюной.
- Тебе о женщине ещё два года только мечтать! - зло пошутил считавшийся ловеласом Левин. - Да и на «гражданке» будут проблемы…
Он вышел на первой точке регулировки. Сотников встал последним, чтобы было больше времени для продажи белья.
- Der Preis? - спросил его круглый мужик, когда он первым делом зашёл в булочную на углу.
- Цену спрашивает… - понял Александр и суетливо загнал хрустящее бельё за немыслимые сто марок.
Высокие договаривающиеся стороны оказались довольны сделкой. Пекарь получил удобную рабочую форму, солдат освобождения от давящего долга.
- Половина Ваньке, - он быстро подсчитал барыши, - тридцать марок «Литве», а двадцать можно проесть...
Сотников набрал разных сдобных булочек и заточил сладости в мгновение ока. Потом вышел на продуваемый всеми ветрами мира перекрёсток и следующие несколько часов терпеливо ждал потерявшуюся колонну.
- Зато ненасытный Литовченко будет доволен! - поначалу радовался он.
Однако вскоре его настроение испортилось. Время тянулось невыносимо медленно. Саня замерзал и терял последние крупицы чувствительности.
- Как же мне надоела эта железяка. - Сотников негнущимися пальцами поправил ремень автомата АКС-74. - Одного комплекта белья мало…
Металл надоевшего автомата жёг, как раскалённый через задубевшую куртку. Под носом предательски незаметно рос сталактит...
- Das Eis - лёд! - в памяти всплыло насмешливое немецкое слово.
Перчатки зимние двупалые он непредусмотрительно оставил в ротной каптёрке. Оружие упорно сползало с покрытого инеем чёрного погона на плече, словно хотело упасть от усталости вниз.
- Где ж вы лазите, паразиты, - регулировщик пытался не думать о потерявших чувствительность пальцах ног. - Терпения больше нет...
За следующий час бесполезного топтания на месте Сашка закоченел окончательно и бесповоротно. Примерно так застывает изнутри, без мужской любви и внимания, одинокая тридцатилетняя женщина, напрасно ожидающая суженого.
- Тоже мне Европа! - сказал он вслух, одновременно вытирая рукой обильную мокроту под вислым носом.
Бесчувственно переступая обутыми на тонкую портянку сапогами, солдат всем напряжённым, звенящим нутром ощущал нестерпимый холод и дикий голод.
- Холодина, как в Сибири... - добавил он, звонко стуча зубами.
Во враждебной солдату неразлучной паре, безраздельно главенствовал, обнаглевший от свободы и безнаказанности, лихой мороз. Леденящий нахал быстро и обстоятельно пробрался через непрочную защиту куцей куртки, и задубевших до ломкого хруста кирзовых сапог.
- Эх, говорила мне мать - учись сынок! - от отчаянья и злости Сотников подал ногой приличный кусок льда, вольготно валявшийся на обледенелой дороге.
От неловких телодвижений теплее не стало. Внутренний холод давно проявился на широкоскулом лице невольного носителя синим, с родственными оттенками, невесёлым цветом.
- Был бы студентом, сидел бы в тёплой аудитории... - ругал он себя. - Дурак!
Задача регулировщика заключалась в том, чтобы в момент прохода основной колонны светящимся жезлом показать нужное направление.
- «Старики» не захотели мёрзнуть, вот и засунули нас... Стану старослужащим, тоже зимой хрен стоять буду. - Саня помечтал о светлом будущем.
Обычно процесс занимал не более часа, но явно что-то случилось.
- Точно, Аскеров, чёрт нерусский сломался! - ворохнул заиндевевшим мозгом Сотников. - Колонна ждёт, пока машину отремонтируют, боятся потерять горячего «абрека»...
Рафик Аскеров, механик-водитель первого отделения, азербайджанец по национальности, отличался редкостным разгильдяйством.
- Как «бэтээр» готовить к поездке, так он спит, а как выезжать на учения ломается… - обоснованно злился он. - Когда попаду в часть, тепло поговорю с ним по душам!
Образы предстоящих разборок проявились в морозильной камере черепной коробки мстителя, почему-то в чёрно-белом цвете и рассыпались при наложении друг на друга миллионами звенящих льдинок...
- И уйти никуда нельзя, колонна может появиться в любой момент, - с горечью констатировал солдат, - что тут придумаешь?
Чтобы немного отвлечься, он вспомнил, как на летнем полигоне отличился зампотех старший лейтенант Тупицын. Руководство доблестного Варшавского Договора решило провести учения, на которых планировалось отрабатывать действия войск в условиях ядерной войны.
- Реальные ядерные фугасы ума хватило не применять, - криво усмехнулся Саня, - решили заменить их сходным количеством взрывчатки.
Заложили пять фугасов, подготовили радиозапалы, но начальство, прибывшее из Москвы, решило внести элемент внезапности и приказало подготовить шестой взрыв. На позициях, за которые отвечал их химический батальон. Приказ надо выполнять, спешно заложили взрывчатку.
- А радиозапала нет… - Сотников помогал старлею, временно переквалифицировавшемуся в сапёры.
Около фугаса солдаты за ночь вырыли блиндаж, туда поместился Тупицын с электрическим запалом и длинными проводами. Обязанности телефониста при нём выполнял Бабаханов. Сидели и ждали команду на подрыв.
- Ты главное не проворонь команду! - накручивал зампотех таджика.
Прогремел первый взрыв, второй, пятый, а им команды нет. В эфире творился сумасшедший дом, у телефониста словарный запас русского языка ограничен тем, что в казарме научили.
- А какой слово должен быть?! - мучился Бабаханов.
На командном пункте генералы ждали шестого взрыва, команда давно прошла, им надо в атаку авиацию посылать:
- А взрыва всё нет и нет…
Десять минут подождали и решили:
- Ну, видать, провод оборвался или ещё чего, надо учения продолжать.
Дали команду авиации в наступление, а Тупицыну по служебной цепочке спустили команду:
- Отбой!
Телефонист в блиндаже, наконец, услышал знакомое слово и доложил старшему лейтенанту:
- Огонь!
Зампотех бодро подорвал мощный фугас, после взрыва вокруг всё стихло. Из блиндажа он вылез, вокруг тишина, учений нет.
- Что такое? - удивился старлей.
Вдали показалась кавалькада машин, около блиндажа затормозили, оттуда вылетел седовласый генерал и десятиэтажным матом ударил по старшему лейтенанту:
- Ты Вася, неправ!
Тупицын остался в сомнениях:
- Что такое случилось?
Оказалось, что он умудрился фугасом подбить два вертолёта, они в районе подрыва пролетали.
- Слава Богу, обошлось без жертв, - вздохнул после воспоминаний Александр, - экипажи на авторотации смогли приземлиться, только в штаны наделали.
Видимо, поэтому карьера подрывника не пострадала. Но в группе войск он с тех пор пользовался уважением как единственный в мире сапёр-зенитчик.
- Как есть хочется! - внезапно голод одержал временную победу над братом вечных желаний солдата.
Картинки памятных летних учения, когда они на необъятном Магдебургском полигоне, отрабатывали походные условия жизни и тактику ведения боя времён Первой мировой войны вызвали его острый приступ.
- А на ужин сегодня картофельное пюре и стограммовый кусок жареной рыбы! - смачно помечтал Сотников.
Жидкий чай с маслом на белом хлебе казался ему пределом гастрономических мечтаний.
- А завтра выходной, - внезапно вспомнил он, - а это значит, что дадут два варёных яйца.
Сашка белок отделял от оранжевых шариков желтка и жевал отдельно. Два маленьких крошащихся солнца намазывал на масляный бутерброд тонким слоем и, закрыв от удовольствия глаза точил с чаем.
- Лучшее солдатское пирожное! - сглотнул он набежавшую слюну.   
Добытые удачной сделкой булочки оставили лишь приятные воспоминания. Чтобы заглушить голод он начал думать, как на полигоне случайно нашёл за офицерскими палатками, в кустах, буханку ржаного хлеба, вероятно из неиспользованного командирского сухпайка.
- Вот так повезло! - обрадовался он тогда. - Das Brot - хлеб.
Стало предельно ясно, почему буханки называют иногда «кирпичами».
- Аж звенит! - подумал он. - Если её вмонтировать в кладку стен, далёкие потомки страшно удивились бы умению предков строить на века.
Его добыча имела твёрдость легендарного строительного материала. При беглом осмотре трофея Пьяных с сомнением спросил:
- Как же мы её разрежем? Она ж каменная! 
- Не боись. - Сашка не собирался сдаваться. - Счас сделаем.
Буханка была отмочена в тёплой воде и без потерь разрезана на восемь частей. Затем пропала в их бездонных глотках.
- Красава! - сказал слегка сытый Витька. - А больше нет?
- Иди сам поищи...
Стоящему на перекрёстке времени и пространства солдату недоставало гранитного вкуса и мимолётной сытости буханки хлеба.
- Der Abend - вечер! - переключил он сознание. - Das Auto - автомобиль.
Вдруг в конце улицы послышался шум автомобильного мотора. Перед этим никакого движения в городке не наблюдалось. Только иногда в окне дома напротив слегка отодвигалась занавеска, кто-то мельком смотрел на чужестранного солдата.
- Что фашисты недобитые, - злорадно ухмыльнулся Сотников. - Удивляетесь живым людям на улице.
Мела позёмка и немцы не решались выходить из дома, но и выезжать на пластмассовых «трабантах». Он знал, что название переводилось на русский язык красивым словом «спутник».
- Неужели наши? - подумал солдат, заранее радуясь теплу материнских внутренностей родного бронетранспортёра.
Два прожорливых движка армейской машины «ГАЗ-66» быстро нагоняли внутри транспортного средства тропическую температуру.
- Наконец-то! - с облегчением выдохнул он.
Однако через минуту стало ясно, что это заблудившийся во времени и по погоде германец.
- Может он, заранее ищет подарки на Новогодние праздники? - регулировщик коротко взмахнул полосатым жезлом.
Игрушечная машинка бодро остановилась и вывалившийся из неё тощий немец, испуганно косясь на заиндевевший автомат оккупанта, начал что-то быстро объяснять:
- Ich gehe nach Hause!
Сашка ничего не понял. Одно дело изучать язык по словарю, совсем другое слышать слова от тараторящего мужика.
- Хенде хох! - автоматически вырвалось у него.
Немец резко поднял обе руки, словно призывая в свидетели, иностранного бога:
- Mein Gott!
- Тьфу ты, бес попутал! - Сотников удивился, откуда у него взялась подобная фраза. - Наверно, фильмов про войну насмотрелся...
Он жестом показал аборигену опустить руки. Тот не понимал и упорно тянул их вверх, будто моля Бога о великой милости.
- Руки-то опусти! - прохрипел молодой солдат, измученный всеобщим международным непониманием. - Камрад, сигаретен.
- Ich verstehe nicht... - временный пленник отрицательно замотал головой, показывая, что не понимает просьбы.
Сотников с нажимом сказал:
- Сигаретен... Дай закурить, может, согреюсь...
Для понимания продублировал просьбу узнаваемым жестом, поднеся два сложенных пальца у синим губам. 
- Oh! bitte, bitte! - залепетал немец, отдавая полную пачку местных сигарет. - Halten Sie es!
- Флаг тебе в руки, барабан на шею и топор в спину! - мрачно пошутил Сотников.
Он едва поймал зубами одну сигарету за фильтр и рывком вытянул остро пахнущую дрянь. Пачку вернул обратно, он не курил.
- Всё, проваливай! - Сашка взмахнул жезлом регулировщика. - Культурный какой, пожалуйста, говорит... Бога вспомнил. Нихрена не понимает!
- Danke! - поблагодарил немец.
Обрадованный наследник императора Барбаросса забрался в миниатюрный салон и отчаянно перегазовывая, быстро уехал.
- Я тебе покажу, - продолжал негодовать русский на немецкую нацию. - Оставьте их себе... На чёрта мне твои сигареты!
Сигарету для согревания подкурить не получалось. Пальцы предательски не гнулись и отказывались держать непослушную спичку.
- Чёрт! - Саня в сердцах швырнул их на снег, громко выругавшись от отчаянья.
Из дверей дома напротив вышла молодая женщина. Словно привлечённая упомянутым мужским символом, она как зомби двинулась в его сторону.
- Я из дома в такую погоду никогда бы не вышел… - чётко очерчивая каждую букву, подумал Сашка.
Из одежды на ней имелся лёгкий домашний халат, такой неуместный и жалкий на промёрзшей, продуваемой насквозь тёмной улице. В руках женщина бережно держала небольшой, но пузатый пакет.
- Куда же она? - ужаснулся солдат. - Замёрзнет!
Миниатюрная местная жительница, поскальзываясь на ледяном треке культурной европейской дорогой, упорно шла в его сторону.
- Красивая... и ноги стройные! - эхом отметило истосковавшееся по женскому обществу подсознание. - Повезло какому-то мужику!
Невольная соблазнительница по кратчайшему пути пересекла задумчивую улицу и молча, подошла к нему.
- Чего это она, - испугался бравый военный, на офицерском жаргоне «боец», - а вдруг диверсия и в пакете бомба!
Накачивали их бдительностью по самые уши, вражеское окружение и всё такое...
- Этого мне только не хватало! - простонал он жалобно.
Сашка едва нащупал собачку предохранителя и нервно дёрнул затвор автомата, в магазине которого имелось тридцать блестящих, боевых патронов.
- Хотя бы оделась теплее... - некстати заметил Сотников.
Придерживая рукой полы разлетающегося халатика персикового цвета, замёрзшая красавица протянула объёмный бумажный пакет.
- Bitte Herr Soldaten! - она мелко и часто дрожала, с трудом шевеля пухлыми, красиво очерченными губами. - Bitte!
Буквы неродного языка замерзали налету и никак не хотели складываться в понятные славянину слова. Они тыкались в задраенные холодом уши Сашки и не находя прохода, падали на стылую землю.
- Ничего не понимаю, - признался он.
От неожиданности и скорости происшедшего солдат забыл немногие немецкие слова, которые знал.
- По - да - рок! - по слогам произнесла немка.
Он оторопел, не знал, как поступить, мучительно размышляя над проблемой.
- Взять пакет?.. Но что там и зачем она даёт его? - засуетился Сашка.
- Frohe Weihnachten! - торжественно сказала красавица.
- Что она говорит?.. И что мне делать? - национальный вопрос русских, как всегда остался без ответа. - А была, не была!
Сотников, наконец, решился и тут из-за поворота, словно по волшебству, вынырнула заблудившая колонна и камуфляжный командирский «УАЗик» с ярко горящими фарами во главе.
- Как всегда вовремя! - он сунул пакет за пазуху и еле успел показать жестом нужный поворот.
Последняя машина, слегка притормозив, подхватила его на борт. Забираясь по скользким от толстого слоя инея, угловатым бокам бронетранспортёра, он оглянулся на хрупкую дарительницу.
- Совсем бедная замёрзла, - пожалел солдатик чужеродную женщину.
Она стояла на пронзительном ветру, ожидая прохода военной колонны, в её серых глазах блестели непонятные слёзы.
- Наверное, сердцем добрая... - тяжко вздохнул он.
В гулком чреве «бэтээра» вповалку лежали девять оттаивающих вояк.
- С баней сегодня пролетели! - Левин встретил его жалобой. - Вернёмся в часть где-то к часу ночи. Будем теперь, целую неделю ходить грязными…
Сашка деревянными руками осторожно достал полученный пакет и с опаской открыл. Внутри оказались бананы, апельсины, ещё что-то экзотическое из фруктов.
- Вот это да! - ахнул он и показал добычу товарищам.
- Круто! - воскликнул Витька.
- Давай дели по справедливости… - жадно откликнулся Левин.
За пару минут всё было съедено возбуждёнными советскими бойцами, а через двадцать Сашка крепко спал. Снилось ему ласковое голубое море и целая гора сладких фруктов. Сумасшедший день закончился.
- Как много еды! - восхитился он во сне, но благоразумно не проснулся.
Во всей его дальнейшей суровой жизни не случилось лучшего рождественского подарка, чем этот нежданный и памятный. С благодарностью вспоминая дарительницу каждый приближающийся Новый год, он тихо говорил ей то, что не смог тогда сказать:
- Спасибо! Danke schon...