УХОД ГСМ С ОЛИМПА
Нам говорили
Мудрые отцы,
«Не создавай кумира
в своей жизни ты!
* * *
Вождь умер братцы:
Ну и хрен с ним!
Ведь, свято место
Пусто не бывает!..
Накануне своего ухода «в никуда», Горбику-рехохматору приснился дивный сон. Впрочем, что тут такого многим снятся сны, но здесь есть одно немаловажное «но»…
Законченным «политоглотам» снятся самые идиотские, и вместе с тем самые красочные вещие сны.
Ему приснилась какая-то историческая аллегория, в трагедико-драматической с элементами комизма форме.
Приснилась что он, якобы сидит в Большом театре вместе с РМГ, и они ждут начала оперы «Борис Годунов».
Открывается занавес и на сцене вместо классической оперы, на заднем плане ему видится совмещенный Старопольский хор женщин и мужчин, которые самозабвенно поют на местном «суржике» что-то несуразное, с некоторым оттенком юмора, типа:
- Горько, братцы, горько,
Горько, братцы, жить,
Батька президента,
Гуртом треба бить!.. (повтор два раза)
Первая зарплата,
Мизерная, блин, плата,
А первая зарплата,
Ранила кота…
А вторая получка,
Словно злая сучка,
Эта злая сучка,
Ранила меня.
- Горько, братцы, горько,
Горько, братцы, жить,
Батька президента,
Гуртом треба бить!.. (повтор два раза)
Черного, блин, хлеба,
А черного, блин, хлеба.
Да с чесночным салом!
Нету не хрена!..
(и т.д.)
На переднем плане видна женская танцующая группа из мотальщиц Каширского краснознаменного ордена Красного креста и полумесяца ткацко-прядильного комбината, многократного победителя социалистического соревнования. Горбик помнил их по своему визиту в Каширу, где незамужние ткачихи составляют подавляющее большинство всего взрослого населения города.
(Здесь его посетила крамольная мысль, он подумал: «Вот где мужикам вольготно жить, поскольку хоть ложкой ешь то самое, что есть в женщине приятного, главное при этом консенсус соблюдать надо и не кашлять.)
Не целованные мотальщицы цеха исполняли какой-то замысловатый канкан с мотками белых и черных ниток, которыми местное руководство вместо зарплаты отоваривало работниц этой краснознаменной фабрики.
Они самозабвенно поют, танцуя, беспрерывно снуют по сцене, как елки-моталки в ткацком станке, порой кричат, ругают руководящих мужиков на своем родном чисто женском лусском языке. При этом мотальщицы ругаются не простыми словами, а набором классического репертуара из высшего пилотажа лусских слов, где лозунг малороссов «Голодранци краин до купы гоп!», просто семечки
Потом сцена вдруг резко, контрастно изменилась, и на помостах раскрылся какой-то экзотический «Цветущий праздник жизни», на котором радостно поют не только люди и мычат коровы, а даже скрипят, пищат в такт музыки грызуны и насекомые: мыши, крысы, мухи, тараканы, комары и прочая живность.
Вот на сцену в своем экстравагантном наряде, типа балахон, словно из болота медленно танцующей походкой выползает черепаха Тортила с лицом Аллы Пугачевой с золотым полуметровым ключиком в зубах. Золотой ключик алигорически олицетворяет собой упущенную возможность открыть не найденную им дверь в сказочный мир коммунистического призрачного изобилия и блаженства.
Вокруг черепахи снуют, танцуя, веселые лягушки-квакушки, плавают стайками золотые рыбки, большой с громадными клешнями рак-отшельник задом пятится в сторону оркестровой ямы.
Черепаха скрипучим голосом поет, если только можно назвать это пением, песню с какими-то лусскими сакраментальными словами, типа:
- Заросла вонючей тиной,
Гладь советского пруда,
Где ты Горбик-буратина,
Ну, иди ко мне сюда!
Я отдам тебе свой ключик,
Непростой, а золотой,
Хватит весь народ тут мучить,
Кремль покинь ты, дорогой!
Не годишься в президенты,
Будешь сторожить наш пруд,
Брось подальше «экскременты»,
Как чудесно у нас тут!..
Черепахе потом радостно стали подпевать даже неодушевленные предметы, в частности, горшки с цветами, люстры в зале, даже ковровые дорожки.
Потом, как по мановению волшебной палочки, этот хор сменился хором из потустороннего мира каких энергетических образований - мыследуш, мыслеполей еще не живших, но которым очень бы хотелось воскреснуть и пожить на земле в телах людей. Но не здесь в Нерушимом Союзе, а где-то там Забугром в стране Заокеании. Где нет пустых магазинов, где апельсины и мандарины продают круглый год, как в Лоссии семечки.
Эти мыслеполя и души сплетаясь, летали, сияли в небе, как многоцветное полярное сияние, сверкая разноцветными огнями, оставляя за собой, как кометы красивый светящийся шлейф.
Этот хор бестелесных созданий что-то пел о райской жизни для Горбика, которая, якобы, существует где-то там, а где неизвестно. Но уж точно не в каморке папы Бори в Кремле.
Сцена опять резко меняется, и ГСМ видит дикое лусское поле, заросшее ромашками, васильками и колючим бурьяном, где одиноко колышется тонкий пшеничный колосок, он (колосок) тонким протяжным голосом певца Вируса поет известную Горбику песню:
- Поле-е, лусское по-оле-е,
Светит фонарь, моросит мелкий дождь,
Сердцем и болью, всюду с тобою,
Пасмурным днем, вижу я Колыму…
И тут Горбик видит в поле один одинешенек полуголенький в заграничных памперсах бродит маленький мальчик, символ молодой возрождающей Лоссии, который срывает и жует какие-то цветы и травы, и на мысленный вопрос Горбика: зачем он срывает и жует эти травы?
Мальчик телепатически радостно отвечает, что он дитя этого дикого поля, что от сока этих цветов и трав чувствует в себе радость жизни, набирается былинных сил как былинный богатырь Илья Муромец.
Он ищет забвения и находит его в природе этого первозданного поля; и что главное желание его, поскорее стать взрослым, большим, как этот сказочный славянский богатырь.
На сцене вдруг резко темнеет и из-за черных, мохнатых, рваных сильным ветром туч вылетает страшный трехголовый в неприятном крокодильем пупырчатом панцире Змей Горыныч - Борис Никитович. Под его огнедышащим пламенем вянут, сгорая на корню ромашки, васильки и даже стойкие к невзгодам и засухе репейники…
Змей, как Мамай, огнем прошелся по лусскому полю, сжигая все на своем пути.
И вот здесь на глазах изумленных зрителей тот одинокий мальчик, дитя лусской дивной природы, вырастает в лусского воина- богатыря. Это Мать-земля отдала ему свою силу силушку.
Ваня (так звали этого отрока, с лицом того студента Ивана, который в юности дал ему по морде) вступает в схватку и прогоняет с лусского поля Змея Горыныча.
Звучит тысячеголосый хор земли лусской:
- Славься! Славься!
Наша земля!..
* * *
Проснувшись Горбик понял, что ему тысячеголосый хор земли лусской не пропоет «Славься!». А если и споет, то не «Славься!», а, скорее всего «Кайся!». И что он, как «черный мавр» должен уйти со сцены. Все здесь в Лоссии для него кончилось и не в его пользу.
И он ушел, вернее его ушли.
Уходя с политического Олимпа, Горбик-рехохматор с грустным юмором произнес для пишущей братии историческую фразу:
- Господи, сколько же не сделано! А сколько еще предстоит мне не сделать...
Затем глукомысленно вздохнув, он подписал 25 декабря 1991 года Указ о сложении полномочий президента разрушенного Нерушимого Союза.
Напоследок с горечью сказав журналистам на своей пресс-конференции вторую историческую фразу: «Жизнь - это кросс, в котором каждый стремится вырваться вперед, чтобы прийти к финишу последним…».
И именно это случилось с ним, лишь в конце своей карьеры он понял, что «соль жизни в том, что она не сахар», а, скорее всего - «сахарный диабет», который он заработал от «сахарной» жизни в Кремле.
Таким образом, этот непутевый наш главный герой сыграл не менее непутевую историческую роль в развале некогда Нерушимого Союза. Но история Лоссии на этом не кончилась, после Елкина-палкина пришло время правления другого исторического персонажа Путина-прутина.
Однако для Запада, в западных политических кругах, Горбик остался в памяти демократом, либералом, дальновидным политиком и просто образованным человеком.
Там на Западе его между тем считали человеком достойнишем «Гоголевско-Нобелевской премии». Которую ему и вручили за выдающийся вклад в чего-то (многим непонятно чего именно) и куда-то (тоже непонятно куда всунули и как глубоко достали). Считая, что он не просто человек, а человек от большой «науки-неуки» построения светлого пресветлого будущего в темном отдельном царстве-государстве.
Поскольку к науке он никакого отношения не имел, то вот к большой «неуке», он имел большое и самое прямое отношение. Здесь он сделал - о-го-го сколько, всего не перечтешь. В этой «науке неуке», как не надо делать, он сделал очень много, колоссально много…
Но ведь с людьми «от науки неуки» такое на Луси это сплошь да рядом случается.
Поэтому многие члены Политбюро Нерушимого Союза имели ученые степени, хотя учеными, как вы сами понимаете, не были.
Ученье - это конечно свет, при этом неученых ученых там было - тьма. Не зря среди таких с позволения сказать шибко ученых бытовала поговорка: - Ученым можешь ты не быть, а кандидатом быть обязан!
В связи с этим Горбик часто ездил позаграницам, выступая в престижных университетах с лекциями, за что получал ощутимые гонорары.
Он за свою «ученую жизнь» успел прочесть несколько десятков лекций на разные темы.
Правда, он так не успел защитить какую-нибудь завалящуюся диссертацию, но и без диссертации он был «дока на все бока». Всех он учил, как делать то, что не надо делать. Впрочем, с доверием, особенно с доверием собственного народа, у него ничего не получилось и это понятно, почему и отчего.
Его повседневная непонятная реформистская деятельность на высшем посту Нерушимого Союза ежечасно плодила, как друзей на Западе, так и многочисленных и разъяренных врагов внутри Союза.
Потом, уйдя с политической арены, он успел напечатать, так сказать в виде отместки своим врагам и в свое оправдание, мемуары, чтобы показать, какого и кого мир и лоссияне потеряли в лице его персоны – МАТЕРОГО ЧЕЛОВЕЧИЩА. И этот «матерый человечище» мог так матеро наследить, внеся свою весомую лепту в лусское поле, под урожай будущих поколений.
Горбик, конечно, мечтал и хотел вернуться в большую политику, но большая политика не вернулась к нему, она повернулась к нему, как политическая фортуна задом. Дважды в одну и туже воду реки Поганки на Луси трудно войти.
Горбик-рехохматор практически навсегда ушел с политической арены, образовав какой-то задрипанный маломощный Лоссийский международный фонд социально-экономических и политологических исследований. Проще говоря, это была: «Большая исследовательская херня на постном масле»!
В своей последующей жизни с приставкой «экс-президента» Горбик пытался уверить себя раз и навсегда, что он не виноват в развале, говоря словами известной артистки погорелого кинотеатра (политической проститутки), которая когда её застали в непотребном виде, кричала всем: - Невиноватая я!..
И что, мол, Нерушимый Союз при нем развалился под «вихрем крутых обстоятельств».
А если говорить всю правду, то настоящею причиной такой крутой перемены в Союзе и перемены в его жизни была неумение разбираться в людях, подбирать кадры на ключевые посты в государстве, проводить правильную ротацию руководителей на местах, держать пульс на ритме жизни народов.
Поэтому ему ничего не оставалось делать, как довольствоваться малым.
Рядом со скворечниками номенклатуры, построенными в Архангельском заповедном лесу, в своей загородной резиденцией под столицей остался жить Горбик-рехохматор. Его теперь радовало то, что всегда можно было в тиши кабинета, уже не отвлекаясь огромностью государственных дел и занятий, посвятить себя делу написания мемуарной литературы и обогатить отечественную словесность глубочайшими исследованиями современного миропорядка.
Исследований не оказалось, но зато оказалось возможным простоять этаким Александрийским столпом всю остальную жизнь, так сказать "воплощенный укоризны" пред отчизной.
Как метко заметил один выдающийся народный поэт Лоссии. Не помню, кто этот выдающийся поэт (фамилию забыл) не то Ломоносов, не то Кривоносов, он так сказал:
- Воплощенный укоризны,
Горбик наш идеалист,
В душу наследил Отчизне,
Словно гадкий мерзкий глист!
Без сомнения эта «укоризна» и должна была придать ему еще большее величия в глазах народа, как страдальцу политической жизни. В Лоссии страдальцев любят и жалеют. Но самому ему хотелось чего-то другого:
- Забыли меня, никому я не нужен! - вырывалось у него не раз и не два в разговорах с женой, когда он вечерами плакался у ней на груди.
И она, как могла, утешала его, гладила его повинную головушку с чернильной отметиной на лобной части головы и нежным грудным голосом, успокающе говорила:
- Ничего история тебя не забудет! Ты все равно вошел в нее с большой буквы… (при этом с какой большой буквы он вошел в историю она не называла, да это нам и не нужно, можно и так догадаться с какой… с большой своей фамильной ).
Все лопнуло, как радужный мыльный пузырь. Ранее бывшие его связи с сильными мира сего постепенно утрачивались, затихая, они хирели, лишь поддерживались в самом обыденном виде и с унизительными натяжками на былые отношения.
«On m'a traite comme un vieux bonnet de coton!» лепетал он бессмысленно в полузабытье, когда болел. Жена ходила за ним, лечила на дому, давала ему какие-то капли и до рассвета повторяла ему:
- Родной, не переживай так, ты еще полезен! Ты еще покажешь себя! Тебя оценят, вот увидишь!..
- Где Раечка меня могут оценить? Здесь в лосино-медвежей стране! Это нонсенс! Они не доросли до этого… - слабым отрешенным голосом отвечал он.
Она, видя его состояние, утверждала:
- Если не здесь, то на Западе тебя ценят, чтят и уважают. Ты, как поправишься, поедем во Хранцию или Херманию, там ждут тебя…
Ты предлагаешь ехать «dans le pays de Makar et de ses veaux» (это в переводе на могучий язык звучит, как ехать туда: «куда Макар телят не гонял (пасти)».
- А что, это для нас не такой уж плохой вариант.
И они как одурелые при первой возможности бежали на Запад, чтобы прочесть очередную лекцию, покрасоваться перед западными журналистами.
Ему были, конечно, признательны верхи Хермании, за то, что он убрал войска из Восточной Хермании, за то, что разрушил Бородинскую стену разъединяющую две столицы и объединил Восточных и Западных хемцев в одну страну, предав при этом местных «коммуняк».
Все это делалось в одностороннем порядке в ущерб собственной стране и за счет её скудных средств. Хотя можно было все это сделать без всякого ущерба для собственной страны.
Хемцы за такое дело (объединение) могли построить не только базы и жильё для личного состава возвращающихся из Хермании на родину группы войск, но и вложить хорошие инвестиции в экономику Лоссии. А так войска отступили на родину-уродину без подготовленных должным образом мест сосредоточения и жилья для личного состава. Коммунисту Горбику, видите ли, не удобно было торговаться с капиталистами по таким пустякам.
Поэтому в Хермании его принимали лучше, чем где-либо на Западе.
Сейчас, в данный момент наш опальный герой, из Хермании, где его хорошо принимали, ехал в поезде во Хранцию. Жене Раисе захотелось побывать в Парыже, вкусить аромат этого сексапильного города, свободной любви, чудесной парфюмерии и галантных парижан. Впрочем, не стоит здесь рекламировать Парыж. Парыж – есть Парыж, весь он рыж. Хотя там Горбика меньше чтили, чем в Хермании.
Под стук колес поезда Берлин – Парыж Горбику чудилось гремящие рифмы:
- В наш дурацкий быстрый век,
Много умственных калек,
Подавай всем крутой секс,
Президент с приставкой «Экс»!..
Так стучали колеса на стыках рельс скоростного поезда, в фешенебельном вагоне которого раскатывал Горбик по заграницам.
- Надо же такой рифме родиться в голове, - подумал он, но навязчивая рифма продолжалась.
Сидя вдвоем в купе, он мало говорил, больше ел. В поезде почему-то ему больше хотелось кушать по сравнению, например, с домашней обстановкой.
- О, любовь мои! - иногда восклицал Горбик, жалуясь жене, - ты представить, не можешь себе, какая грусть и злость охватывают всю мою душу, когда великую мою идею о преобразовании Союза, всеми свято чтимую, подхватят преступные руки Елкина и его последователей.
Ты не представляешь себе, что они там творят, все мои идеи отдадут на суд к таким же дуракам, как и они сами, выплеснут на улицы городов Лоссии и опошлят их до неузнаваемости.
Нет! В мое время было все по-другому и не так. Мы не к тому стремились и шли. Нет, нет, совсем не к тому. Я не узнаю ничего в теперешней Лоссии...
- Что же ты хотел, - отвечала ему практичная жена, - теперь правит бал Елкин, новая метла по-новому и метет.
- Знаешь Раечка, я верю, что наше время еще настанет, меня поймут. Жизнь направит Лоссию на правильный путь, народ отбросит все неполноценное, шатающееся и колеблющееся …
- Иначе что же будет?..
Раиса понимала, что мужа постигло окончательное «fiasco», что былого уже никогда не будет, прошлого не вернуть, и тем не менее она, чтобы поддержать эту веру в нем, говорила:
- Тебе надо в Парыж, там тебя поймут!
И они мчались в Парыж и он, едучи туда, с восторгом причитал:
- Там я воскресну! Там, наконец, примусь за настоящее дело, буду читать лекции, писать статьи и мемуары! Буду просто жить! Жить!
Прибыв в Парыж, они окунулись в чудесный мир Парыжа, посещали светские салоны, университеты, эмигрантские тусовки.
Раисе Парыж очень понравился. Её там местные эмигранты уговорили подписаться под двумя или тремя коллективными письмами-протестами (против чего сама не знала). Но она, уступая уговорам, подписалась под какими-то «безобразными поступками» новых кремлевских властей во главе с Елкиным-палкиным.
Впрочем, большинство этих новых лусских, оседлавших Парыж в новую волну эмиграции, хоть и общались с ними, но считали себя почему-то выше их. На Раису они смотрели даже с некоторой насмешкой. За глаза говорили о них, мол, баба дура и он дурак: имели все, а теперь ничего, довольствуются жалкими объедками с Западного стола.
Будучи за границей Горбик много работал. Он по много часов в сутки, рылся в национальных и университетских библиотеках, сверяясь написанное с классиками, выписывал цитаты, бегал на лекции, знакомился с профессорами. Все это подняло упадническое его настроение, и он уже не так мрачно смотрел на жизнь.
* * *
Здесь мы позволим себе несколько пофилософствовать на темы консолидации многонационального народа для построения стабильного, прочного государства. То, что не сделал Горбик-рехохматор в Лоссии.
Надо заметить, что теоретически возможны три основных (не считая промежуточных) способа консолидации общества – «военный», «интеллигентный (или демократический)» и анархический.
Первый способ предполагает жёсткую иерархическую структуру соподчинения, с безжалостным подавлением неповиновения подчинённых, сторонник такого иерархии был в Лоссии Шталин, а Хермании - Хитлер.
Второй – зиждется на выборном запорожском сечевом (впервые в истории он применен в Запорожской Сечи) альтруизме. Второй способ предполагает демократическую, основанную на выборности и законе структуру власти. Сторонником этого способа в начале своей деятельности на посту Генсека был Горбик-рехохматор, но потом он свернул с этого пути, сконцентрировав в одном лице все ключевые посты в государстве.
Третий – основывается на анархических ценностях, при практически полной свободе личности, когда государственная власть со своими силовыми структурами и институтами отсутствует, сторонник её был небезызвестный батька Махно, с Гуляй поля.
Первый способ – это самый примитивный способ консолидации общества, существующий еще с первобытно-общинного строя.
Второй - более долговечный, хотя и не простой, так как требует достаточной степени самосознания людей.
Третий – вечный, но очень сложный в вопросах взаимоотношении людей, и требует наивысшей степени их самосознания, высоких моральных и нравственных качеств, само подчинения и ответственности.
Сознание нынешнего поколения людей пока не доросло до такой степени ответственности.
Вот почему у руля страны порой по воле случая становиться человек, не обладающий качествами первого руководителя, который в силу своего ограниченного своего ума толкает страну не по пути прогресса и наоборот регресса.
Из природы известно, когда вожак теряет ориентировку, как, например, киты из стаи, водимые таким вожаком, то они вслед за ним выбрасываются на берег и гибнут. При этом никто не знает причины, по которой киты сами себя губят. И когда даже этих китов возвращают обратно в море, они, как чокнутые, опять плывут к берегу на верную гибель.
Так и народ (как синий кит) гигантской страны, когда верховная власть вследствие своей ограниченности теряет ориентировку, то она толкает страну в гибельном направлении. Страна и народ при этом несет значительные потери, как в территориальном плане, так и в финансовом, экономическом, материально-техническом и людском. Порой такая страна и вовсе прекращает свое существование.
При этом никто из руководства страны не скажет вам, почему все так произошло, что страна пошла по гибельному пути разрушения. Они вам будут твердолобо утверждать, что выбрали единственно правильный путь. (Интересная здесь просматривается деталь, что если даже страну с помощью гипотетической машины времени вернуть в прежнее состояние, то такое руководство, как вышеприведенные киты, повторит гибельный путь.)
У Горбика-рехохматора, в силу своей ограниченности и «маятниковой» нерешительности, колебаний из стороны в сторону, просто не хватило ума, как действовать дальше. Не хватило решимости избавиться от груза прежних ошибок. И главное вовремя упечь ЕБН за решетку. Или отправить его в «в далекий край на долгие года», как это делали до него прежние правители Кремля.
В его мыслях витало: «Что скажут на Западе о моих действиях по отношению к ЕБН, где все меня считают интеллигентом и отцом лусской демократии?».
А поводов для устранения ЕБН с политического Олимпа было предостаточно, ниже мы приведем хотя бы один из них.
Продолжение следует...