Глава 7
Вадим долго лежал, не открывая глаз. Он боялся открывать их. Вдруг окажется, что он по-прежнему находится в той самой пустыне, жаркой и безводной. Ведь вокруг него не было слышно никаких звуков.
Но спать уже не хотелось, сон давно улетел в свою сказочную страну. А лежать просто так, без всякого движения, Вадиму быстро наскучило.
Он осторожно, потихоньку-потихоньку, приоткрыл глаза, пытаясь в образовавшуюся щелочку определить, что творится вокруг него. Стены... кровати... тумбочки... - всё знакомое и надоевшее. Тем не менее, Вадим испытал чувство радостного облегчения. И ни в какой он не пустыне, а у себя в палате, на кровати! А все эти пески, барханы, злющее солнце, жара и жажда ему лишь приснились. И надо поскорее забыть этот нехороший сон.
Уже смелее он распахнул глаза, осмотрелся и едва опять не зажмурился. Это ещё что такое? Возле его кровати, рядом с подушкой, стояла высокая металлическая штанга, на верхнем конце которой, на короткой перекладине, висела вверх донышком большая бутылка, заполненная какой-то жидкостью. Из бутылки выходила тонкая прозрачная трубка, опускалась до кровати и пряталась под одеялом. Удивлённый и немного напуганный таким обстоятельством Вадим откинул угол одеяла и увидел, что трубка заканчивается на локтевом сгибе его правой руки, под несколькими витками бинта.
"А-а, какая-то очередная процедура", - подумал мальчик. Он уже настолько привык к тому, что в него вливали и заставляли глотать всякие лекарства, что нисколько не удивился очередной их порции, пускай даже в такой необычной форме.
Он попытался повернуться на левый бок, лицом к стене. Ему это удалось - длина гибкой трубки позволяла такой манёвр и он немного успокоился: "Хорошо, что хоть можно менять положение тела, не залёживаться долго в одной позе".
Потянулись долгие минуты лежания, складывающиеся в ещё более долгие часы. Вадим лежал и лежал, скучал, немного дремал, ему приносили в постель завтрак и обед, но кушать совсем не хотелось и даже свою любимую пшённую кашу он лишь поковырял ложкой и оставил почти нетронутой. Поговорить ему было не с кем, Таня Рыбакова в палате не появлялась, и когда в плату входила медсестра, Вадим с затаённой надеждой ждал, что вот сейчас она заговорит с ним, о чем-нибудь спросит, может быть, просто улыбнётся ему, но та молча и деловито осматривала систему, проверяла крепление трубок, забирала тарелки и низкий столик, на который они ставились на кровать мальчика, и опять Вадим оставался один.
Когда жидкости в бутылке стало меньше одного деления, Вадим воспрянул духом: надо ещё немножечко потерпеть, и он сможет освободиться от этой привязи, и хотя режим у него снова стал "лежачий", но когда в палате не будет лишних людей, он может тайком встать и пройтись туда-сюда, от окна к двери, чтобы размять занемевшее тело, а потом быстренько юркнуть обратно в кровать, натянуть одеяло до самого подбородка и притвориться спящим.
Снова вошла медсестра, подошла к кровати, закрепила в свободном разъёме штатива принесённую ею вторую бутылку, переставила трубку с первой бутылки на вторую и ушла.
Вадим только ахнул! Все его планы рушились на глазах! Как же так? Значит, ему опять лежать несколько часов и быть привязанным, словно Бобик на цепи?! Значит, продолжится пытка неподвижностью? Губы мальчика скривились, глаза защипали солёные слёзы, но расплакаться он себе не позволил. Ещё чего? Он ведь не девчонка какая-нибудь!
Как Вадим ни крепился, всё же две крохотные слезинки просочились из уголков его крепко зажмуренных глаз и заскользили вниз, к ушам, щекоча кожу.
Чуть слышно скрипнула отворённая дверь палаты. Опять кто-то вошёл в помещение. Кто бы это мог быть? Медсестра только что ушла, Таню Рыбакову врач грозилась выгнать из больницы... Может быть, в палату поселили нового пациента? Интересно, интересно...
Вадим сморгнул навернувшиеся слёзы, вглядываясь в пришедших. Впереди шла врач, лечившая его, а за ней следом... Да это же мама! И папа! Ур-ра! Радость переполнила душу мальчика. Он готов был броситься на шею к маме, потом к папе. Нет, наоборот, сначала к отцу, а после... А-а, чего там говорить, к обоим родителям сразу, одновременно!
Марина Николаевна, увидев сына лежащего под системой, побледнела, губы её задрожали. Не помня себя, она опустилась на колени перед кроватью Вадима, обхватила руками его голову. Слов у неё не было, только ныло и ныло сердце неизбывной уже тупой болью за судьбу сына.
Сколько прошло времени - минута, или две, или десять - ей было не ведомо. Когда она наконец поднялась на ноги и повернулась к врачу, глаза её горели сухим огнём решимости. И было уже совершенно ясно, что она скажет.
- Я забираю Вадима домой. Он ни дня больше не останется здесь, - она качнула головой назад, указывая на кровать. - Я не позволю вам прикасаться к моему мальчику.
Услышав эти слова, Вадим внутренне затрепетал ("Неужели он скоро окажется дома?"), но внешне показывать свою радость не стал, чтобы не спугнуть удачу. Вдруг эта строгая врачиха не разрешит маме забрать его?
- Нет, - возразила врач,- это невозможно. Курс лечения ещё не закончен.
- А какой прок от такого лечения?! - вскипела Марина Николаевна. - Покажите мне хоть малейшую пользу от этого! Вы уже влили в мальчика лошадиную дозу лекарств, и что? Где улучшение? Или вы называете улучшением это? - она гневно ткнула пальцем в стойку системы.
- Ну, вы не правы! Мы же делаем всё, что в наших силах. И ни один врач не даст вам гарантии полного излечения.
- Возможно я и не права, но Вадима я здесь не оставлю!
Так, несмотря на вялое сопротивление медиков, (они, похоже, и сами сознавали всю тщетность своих попыток вернуть мальчику здоровье) Марина Николаевна забрала сына из больницы, чему тот был несказанно рад.
Выйдя спустя несколько дней гулять, Вадим подошёл к группе ребят, сидевших в беседке и о чем-то оживлённо разговаривавших. Это были ребята из дома, в котором жили Восковы, и из двух соседних домов. Все они учились в одной школе, которая располагалась прямо за домом, только в разных классах: "ашники", "бэшники", "вэшники". Одногодков Вадима в дворе было раз-два и обчёлся и потому так сложилось, что он дружил с ребятами старше него и играл с ними во все их игры.
Они приветливо встретили его, стали расспрашивать, почему его долго не было видно во дворе, отчего он такой бледный. Вадим рассказал им, где ему пришлось побывать и что пережить.
- Это у тебя на нервной почве, - авторитетно заявил самый старший из мальчиков по имени Слава. Славина мама когда-то училась в медицинском училище и поэтому он знал, что говорил. - Это пройдёт...
- На какой почке? - не понял Вадим.
- Да не на почке, а на почве, - разъяснил Слава. - Ну, так врачи говорят, когда что-нибудь связано с нервами.
Вадиму нравился этот мальчик: спокойный, рассудительный и доброжелательный; он старался во всём походить на него. И когда Слава предложил поиграть в прятки, Вадим первым поддержал эту идею. Они быстренько посчитались, выбрав водящего, тот отвернулся к столбу, уткнулся лицом в сгиб руки и затараторил отсчёт, остальные бросились врассыпную прятаться.
Это было здорово! Играть со всеми, не думая о том, насколько ты ущербней других, здоровых ребятишек. Играть, даже не замечая своего недуга. И сидеть, замерев и слушая скрип снега под ногами водящего, пытаясь определить, в какую сторону он направился и гадая, не пора ли выскакивать и мчаться к заветному столбу; и кричать вместе со всеми из своего укрытия ему, пытавшемуся хитрить: "На месте кашу не варить, а по городу ходить!" И было вовсе не обидно, когда "водило", подбежав к столбу раньше Вадима, дожидался, пока тот подковыляет, и лишь тогда небрежно зачикивал его. Всё шло своим чередом и жизнь пока виделась Вадиму ясной, правильной и естественной.
Дня через два, во второй половине смены Марину Николаевну пригласили к телефону. Она взяла трубку:
- Алло, я слушаю вас...
- Здравствуйте! Вы мама Вадима Воскова?
Голос в трубке был женским и принадлежал женщине не молодой, скорее в годах.
- Да, это я, - насторожилась Марина Николаевна. - С ним что-нибудь произошло?
- Нет, нет, с мальчиком всё в порядке, - поспешила успокоить её собеседница. - Я звоню вам по другому поводу. Моё имя Валентина Клементьевна. Людмила Алексеевна Черепанова просила меня посмотреть вашего сына. Вы знаете об этом?
"Черепанова? Какая Черепанова? - сразу не смогла сообразить Марина Николаевна. - Ах, да! Это же Людмила..."
- Да, да, у нас с ней был разговор.
- Так вот, - продолжала женщина, - сегодня я была во второй городской больнице и, закончив свои дела, хотела посмотреть мальчика, но мне сказали, что вы его уже забрали.
- Да, забрала! - твёрдый тон матери не допускал никаких возражений.
- И правильно сделали, между прочим. Я сама хотела посоветовать вам именно это. Хотя, к сожалению, мальчика мне не удалось осмотреть, я поговорила с его лечащим врачом и ознакомилась с историей болезни. Должна прямо сказать, у меня создалось впечатление, что в больнице сами не знали, от чего лечили мальчика. Если бы от того количества лекарств, которые он принял, появилось хоть малейшее улучшение состояния, то оно бы не осталось незамеченным. А коли этого не случилось, значит, лечение надо было прекратить.
- Никакому врачу я больше Вадима не отдам!
- Ну, это вы напрасно так говорите. Ведь второй городской больницей медицина не заканчивается. Я хочу вам посоветовать проконсультироваться у какого-нибудь опытного, знающего специалиста.
- А, может быть, вы?..
- Ну что вы, милочка! Хотя у меня и огромный стаж работы, но образование-то фельдшерское. А вам нужно найти врача, грамотного специалиста.
Легко было сказать - "найти". А где? Марина Николаевна обращалась во все поликлиники города, ходила на приём к главным медицинским специалистам, но никто не мог дать твёрдого, окончательного ответа - какое у Вадима заболевание и как оно лечится.
Однажды в телевизионной передаче "Ваше здоровье" Марина Николаевна услышала рассказ о работе Центрального института неврологии имени С.М.Бехтерева. "Вот, - решила она, - напишу туда. Уж там-то точно работают самые знающие врачи."
Но передача была очерковая, не рекламная и потому об адресе института не было сказано ни слова. Не беда, для этого существуют горсправка и адресный стол. Марина Николаевна посылает запрос и спустя немногим больше двух недель ей приходит ответ на бланке Мосгорсправки с адресом Центрального института неврологии имени С.М.Бехтерева.
Марина Николаевна исписала много листов бумаги, подробно описав начало болезни Вадима, свои мытарства и заключения местных врачей, и, отправив своё послание заказным письмом, стала с нетерпением ждать ответа.
Минул один месяц, начал счёт своим дням другой. А ответа так и не было. Лишь на исходе второго месяца ожидания, возвращаясь с работы, Марина Николаевна вынула из почтового ящика долгожданный конверт. Чуть дыша от нетерпения, она прямо на лестничной площадке оторвала край конверта и пробежала глазами строки машинописного текста. Прочитанное не сразу уложилось в её сознании. Что такое? Они отказываются ей помочь?
Она поднялась в квартиру, для успокоения выпила треть стакана холодной воды, села за кухонный стол и, положив письмо перед собой, стала внимательно его читать.
"Уважаемая Марина Николаевна!
Прежде всего приносим Вам свои извинения за столь длительную задержку с ответом. Это произошло не по нашей вине.
Мы разделяем Ваше материнское горе и выражаем надежду, что в скором будущем всё изменится в лучшую сторону. Но мы вынуждены Вас огорчить. Ни один врач не сможет поставить диагноз заочным путем. Тем более мы не вправе подвергать сомнению выводы Ваших местных специалистов. К тому же наш институт по своему профилю является научно-исследовательским и мы не оказываем населению консультационные или лечебные услуги.
Со своей стороны могу Вам посоветовать обратиться за помощью к профессору Платоновой Е.П. Екатерина Петровна преподает в Медицинском институте Вашего краевого центра и, по сведениям, практикует приём больных.
Зам. директора института
по научной деятельности Авшаров Ю.М."
С каждым новым обращением к врачам надежда Марины Николаевны на скорое выздоровление сына таяла быстрее снега под лучами весеннего солнца, но вера в то, что Вадим всё-таки сможет одолеть болезнь, продолжала трепетать в её душе крохотным огоньком свечи на ветру. И потому она ухватывалась за любую возможность облегчить телесные страдания своего сыночка, своей кровиночки. И вот теперь появился новый шанс. И звали его - профессор Платонова.
В тот же вечер, уложив детей спать (муж в это время сел смотреть по телевизору хоккейный матч), Марина Николаевна принялась сочинять письмо. Не обладая великими литературными способностями, она писала просто, без изысков описывая историю заболевания сына, свои тревоги и опасения. Многократно рассказанная устными словами, эта история так же ровно укладывалась в письменные строки. Марина Николаевна на мгновения задумывалась, подняв голову к настенным часам, но не замечая их, и опять склонялась над листом бумаги.
"...Можете поверить мне, - писала она, - я готова отдать всё, что угодно, только бы помочь моему сыну. Мне рекомендовали Вас как наиболее знающего специалиста в нашем крае. Ни в коей мере не подвергая сомнению Ваш опыт, я обращаюсь к Вам как женщина к женщине. Прошу Вас понять боль материнской души и не отказать мне в помощи..."
Отправив письмо, Марина Николаевна настроилась на долгое ожидание ответа, но к её удивлению уже через четыре дня она держала в подрагивающей от волнения руке официальный вызов, который гласил, что её вместе с сыном приглашают прибыть на консультацию 24 апреля в краевой госпиталь ветеранов Великой Отечественной войны.
До назначенного срока оставалось без малого два месяца, но время летело быстро и незаметно подошла пора собираться в дорогу.
Когда Вадим узнал, что они с мамой поедут на поезде, радости его не было границ. Вот здорово! Он поедет в настоящем вагоне, далеко-далеко! От возбуждения он не находил себе места, суетился и приставал к маме с ничего не значащими вопросами. Саша наблюдал за младшим братом, не скрывая своей тихой зависти.