И всё же жизнь прекрасна

Зинаида Палеева
Время надежд

    Северное сияние переливалось всеми красками радуги и, казалось так близко, что можно коснуться его прямо рукой. Дина, как завороженная, смотрела и не могла насмотреться на это чудо. Рядом с ней появилась гора, ледяная и тоже сияла и сверкала, как северное сияние. Дина стала подниматься на гору. Это было не так-то просто, ледяные уступы больно кололи руки, она уже почти потеряла надежду, но увидела протянутую руку. Лёня! Он пришел на помощь! Она доверчиво взяла его руку, и скоро они оказались на вершине горы. Они стояли на ледяной площадке, и северное сияние было уже внизу, под ногами, а над ними на темном небе сияли звёзды. Близко-близко, и такие яркие, и Лёня рядом, и так ласково смотрит, так бережно держит за руку. Как хорошо, как спокойно и как всё красиво вокруг. Но, что это? Почему так тревожно забилось сердце? Оглянувшись, Дина увидела на краю площадки, где они стояли, огромную мясорубку. Лицо Лёни исказила злобная гримаса, от его ласки и нежности не осталось и следа. Грубо схватив её, Дину, за руку он поволок к мясорубке. Безумный страх сковал её, она ещё пыталась сопротивляться, но Лёня уже заталкивал её в мясорубку. – Нет, нет, не надо! – кричала Дина. Лёня не слушал её,  продолжая заталкивать в мясорубку одной рукой, другой повернул ручку… - А-а-а-а! – закричала Дина. Она услышала треск своих костей, дикая боль пронзила всё её тело и Дина провалилась в черноту….
     - А я ему говорю: от любви до ненависти один шаг, а от ненависти до любви длинная-длинная дорога, - тихо, проникновенно рассказывал чей-то женский голос.
 - Уже два часа она не приходит в себя! – услышала Дина взволнованный голос своей сестры Али.- Я уже сто раз подходила к врачам, а они говорят: придет в себя, значит придёт, а не придёт – так не придёт! Господи, она даже не дышит!
  - Да, дышу я, дышу, - Дина открыла глаза и сразу вспомнила, где она находится.
 - Ты и здесь не можешь без своих шуток! – рассердилась Аля, - Я так испугалась: ты лежишь и не дышишь, и бледная такая! Я почти два часа мечусь между тобой и врачами. Что за больница: никто никому не нужен! Ни один врач даже не подошел к тебе!
 - Да у них ко всем одинаковое отношение. Мы же кто? Абортички! – спокойно ответила одна из женщин, собирая свои вещи.
  Дина посмотрела в окно, дело к вечеру. Сколько же она провалялась без сознания, пожалуй, больше двух часов.
 - Ну, что, сестра, пойдём домой, или как? – спросила Аля.
  - Я сейчас, поднимусь, попробую, - Дина попыталась сесть. К горлу подкатила тошнота, голова закружилась, - Я, пожалуй, еще немного полежу, - пробормотала она.
- Может ты, останешься, - спросила вошедшая в палату медсестра, - мы тебе больничный выпишем дня на три, отдохнёшь.
 - Нет-нет больничный мне не надо, а до утра, если можно, я побуду.
   Аля ушла. Дина закрыла глаза. Как всё нехорошо получилось, разбиты все мечты о ребёнке, теперь уже навсегда. Впрочем, она не позволяла себе явно мечтать об этом. За почти пятнадцать лет замужества ничего подобного с ней не случилось ни разу, у мужа была травма позвоночника шейного отдела. У мужчин с такими травмами дети бывают редко, в их семье это не было. Как-то в санатории Дине посоветовали заиметь ребёнка на стороне, мужу ничего не говорить. Мужу-то можно не сказать, но она, Дина, будет знать, как же потом смотреть в глаза ему? Да и представить в постели кого-то другого она не могла. Нет, этот вариант не для неё. И Дина загнала свою мечту очень далеко, просто не позволяла себе об этом даже думать. Уж очень хорошо осознавала она своё физическое состояние. Конечно, если бы это случилось тогда, когда был жив муж, вполне возможно, что вдвоём они бы и справились. Оставшись одна, она по-прежнему даже не мечтала о ребёнке, слишком это ответственный и решительный шаг, и не то, что бы она была лишена решительности. Она понимала: одной не справиться, слишком слабые руки, помочь не кому, да и маленькому ребёнку очень многое надо, а она сама бывает, сидит без хлеба. И не потому, что не за что купить, а потому, что некому. Материальных затруднений у неё никогда не было: на еду денег всегда хватало. Если у неё чего-нибудь не было в данный момент из еды не беда: всё равно что-то найдётся, голодной не останется, но у ребёнка должно быть всё и всегда. Да и не хлебом единым жив человек: ребёнка надо и искупать, и погулять с ним, и ещё многое-многое надо, что Дина по своей физической ограниченности сделать не может. А надеяться не на кого: сестра живёт в другом городе, у неё своя семья, к тому же не слишком благополучная. Мама? Вот уж на кого совсем нельзя положиться, она никогда не поможет ей. Это Дина знала точно.
     Зачем она пошла на эти отношения с Лёней, ведь видела, что он не решится остаться с ней. Слишком долго он выбирал: если мужчина не женат до сорока лет, то ищет он уж точно не её. Дина вспомнила своё знакомство с Лёней. Уже тогда при первом разговоре по телефону, поняла, что она не предел его мечтаний, но он повёл себя так обнадёживающе….

   Из дневника Дины:
         
10 июля 1986года. Сегодня день рождения моего мужа и хотя мне ещё очень трудно говорить о нём, я всё же постараюсь  вспомнить всё, как было в те самые трудные дни моей жизни.
     После похорон мужа все сразу разъехались, только Маша осталась со мной на три дня, потом уехала и она. Никто не обязан возиться со мной, у каждого свои дела. Оставшись одна, я пыталась занять себя работой: вышивкой или уборкой, но все валилось из рук. Часто плакала, а однажды разрыдалась в голос, причитая: «Ну, зачем мне все это одной? Для чего теперь жить?». В чувство меня привел мой кот Тарас: прыгнув на колени, он положил передние лапы мне на плечи и, глядя в глаза, жалобно мяукал. Я обняла кота: «Все, все, Тарасик, больше не буду». Кот улегся на коленях, прижавшись ко мне. Несколько дней он не отходил от меня, покидая мои колени только для еды и коротких прогулок.
       В середине июня позвонили с работы и сказали, что для меня пришла путевка в санаторий, в Саки. Я опять расплакалась: это мой муж, лежа в больнице в Москве, в тяжелейшем состоянии, подумал обо мне, написал заявление в ВЦСПС от моего имени. И вот, его нет, а путевка пришла, как нельзя к стати: мне просто необходимо хоть на время уехать, поменять обстановку.
       В конце июня приехали «молдаване»: Коля со своей новой женой Светой. Выслушав мою печальную новость, Коля сказал: «Конечно, очень жаль Митю, но жизнь продолжается, а значит, надо жить. Неужели тебе не хочется завтра проснуться и увидеть, что небо синее, а трава зелёная? Мы сейчас уезжаем в Элисту, а недели через три-четыре будем в Саках, там и встретимся».
     Мне предстояли еще поминки: сорок дней. Приехали Митины родные: Нина Гавриловна и её сыновья, приехала моя сестра Аля, попеняла мне, что не вызвала её на похороны. Опять было очень много Митиных друзей, соседей.

25 июля. Саки, санаторий.
     20 июля, оставив Неле Федоровне ключи, деньги на оплату квартиры и на еду для кота, а так же самого кота, я уехала в Крым.
     Я не была в Саках три года, но ничего не изменилось: перед входом в корпус раскинулась огромная цветочная клумба с бюстом Н.Н.Бурденко посередине, очень много отдыхающих на колясках – санаторий-то для спинальных больных. Когда я попала первый раз в этот санаторий и поехала в клуб на какой-то фильм, меня до слез поразило обилие молодых людей на колясках: в огромном зале было человек около двухсот и все на колясках. Я забыла, что сама тоже на такой же коляске и, видя такое количество больных, еле сдерживала слезы, как бы смотрела со стороны. Немного придя в себя, я подумала, что, если на меня это произвело такое впечатление, то, что же испытывает здоровый человек, впервые попав в подобную ситуацию. Нет, лучше об этом не думать, да и что особенного я увидела? Ну, на колясках, ну молодые, ну и что? Приободрившись, я посмотрела по сторонам: кажется, я произвожу впечатление – несколько молодых ребят с разных сторон стреляли в меня глазами. Один, поймав мой взгляд, быстро подкатил: «Здесь не занято?». Да, шустрый молодой человек, но, как женщине, внимание, конечно, польстило.
    Все это было давно, тогда, первый раз. Сейчас обилие колясок уже не производило на меня  шокирующего впечатления: я видела не коляски, а людей. Да Пушкин прав: «Привычка свыше нам дана….», к своему сидячему положению я привыкла давно, очень давно. Так давно, что даже во снах не вижу себя здоровой: то на коляске, то на костылях….
    И в этот приезд в санаторий я попала на третий этаж: то ли он меня полюбил, то ли я его, но уже который раз я попадаю именно на третий этаж и в 103 или 102 палату. Лечащий врач была всё та же. Увидев меня, она сказала: «Я вас знаю, но не узнаю. У вас что-то случилось?» «У меня умер муж», сказала я и расплакалась. Пока меня ни о чем не спрашивают, я могу держать себя в руках, но стоит задать вопрос, как начинаю реветь белугой. Надо лечить нервы, мадам, все болезни от нервов, только сифилис от удовольствия. Надо отдать должное моим соседкам по палате, они не донимали расспросами. Это было негласным правилом санатория: если кто-то не хотел о себе рассказывать – не спрашивать. Захочет человек сам рассказать, это другое дело. Так, что меня никто ни о чем не расспрашивал и повода для слез не давал. Я пыталась держать себя в руках: рассказывала анекдоты, смеялась, даже пела, хотя я из серии тех женщин, что вовсе не поют. Здесь в Саках встретила Татьяну, с которой была первый раз в Прибалтике. Она отдыхала вместе с десятилетней дочерью Наташей, но так, как санаторий не был рассчитан на пребывание родственников – дочь жила на квартире у знакомых. Мы с Таней обрадовались друг другу, обнялись, расцеловались и договорились, что на следующий год они вместе с дочкой приедут ко мне в Ростов погостить.
     Вскоре приехали и «молдаване», я зарегистрировала их как родственников, чтобы они могли бесплатно пользоваться стоянкой для автомобиля. Выпросила у лечащего врача ненужную мне процедуру,  которую по моей книжке получала Света, жена Николая. Увидев меня в санатории, он наговорил мне кучу комплиментов, конечно в отсутствии жены:
- Дина, какая ты красивая, я тебя даже не узнал! Вижу, выехала из двери женщина, я подумал, какая красавица и, вдруг, она подъезжает ко мне!- Николай с восхищением смотрел на меня и казался искренним.
  - А раньше ты не замечал, что я красивая?- скокетничала я.
   - Я это сразу заметил, но у тебя тогда был Митя,- серьёзно ответил он.
   - А сейчас у тебя есть Света, я не делаю гадостей себе подобным,- ответила я и отметила про себя, что мне немного жаль, что он женат. Очень хороший он: красивый и добрый, работящий и не пьющий, Свете повезло. И, чтобы подавить в себе остатки зависти к чужому счастью, я вспомнила, что Света увела его от жены. Он собрал свои вещи и ушел от жены к Свете, которая была моложе прежней его жены и более  обеспеченной материально. Я просто почувствовала, что стоит сказать слово, и он уйдет ко мне. Но, если человек может так просто уйти ко мне, где гарантия, что он так же просто не уйдет и от меня? Опять фантазии, мысленно одернула я себя. Пусть будет, как будет, а уж как-нибудь да будет – не бывает так, чтобы не было никак! Откуда этот афоризм, вспомнить бы. Не рановато ли склерозничаем, мадам? А впрочем, какая разница, откуда он, главное правильный этот афоризм.


4 августа Саки, санаторий.
    Прошло две недели моего пребывания в санатории. И в один из жарких, солнечных дней, а в Крыму 345 солнечных дней году, я сидела в тени туи, наслаждаясь красотой цветочной клумбы. К входу в корпус подъехала машина скорой помощи, из которой выгрузили на носилках женщину. «Шейница, - подумала я, так в санатории называли людей с травмой позвоночника шейного отдела, - И точно в нашу палату!». Вернувшись после обеда в палату, я увидела ту самую «шейницу».

29 августа. Саки, санаторий.
  Сегодня день рождения моей сестры Али, мне удалось дозвониться ей на работу, поздравить с днём рождения. У неё плохое настроение: муж опять пьёт. Господи, что её держит, почему она не разведётся с ним? Перспективы у неё с ним никакой, одна нервотрёпка. Говорит, что живёт ради сына: Антон его всё же слушает. Но, это пока Антошка мал, а потом что будет, какой пример для сына может показать такой папаша? Ладно, это её жизнь, ей виднее, хотя мне очень жаль её: она заслуживает лучшей доли. А я? Разве я не заслуживаю другой доли, почему мой удел вечно сидеть? Ох, что-то не туда меня сегодня заносит, день такой печальный, что ли? Ты прости меня, дневничок, что разнылась, но иногда очень хочется поплакаться в жилетку, а кроме тебя пожаловаться мне некому. Ну, вот, поныла маленько и будет, лучше расскажу о той самой шейнице, что поступила к нам в палату в начале августа.   
      Лиля оказалась очень милой женщиной с большим чувством юмора. Она знала массу анекдотов, комичных случаев из жизни, в общем, вписалась она в нашу компанию, как нельзя лучше. Физическое состояние ее было более чем плачевно: она совсем не могла себя обслужить, даже руки поднять не могла. Сидела в коляске со сложенными руками, могла только говорить и слегка поворачивать в сторону голову. В постель укладывали её санитарки, лежа на левом боку, Лиля могла сама кушать и писать, кстати, почерк у нее очень красивый и разборчивый – не всякий, имея здоровые руки, так красиво пишет.
    Лилина история проста  и обыденна до банальности. Жила-была семейная пара: муж – высокий и красивый, врач по специальности, жена ему подстать и ростом и красотой, умом тоже Бог не обидел, экономист по образованию, интересная работа. И еще была у них дочь, пятилетняя умница и красавица. Все рухнуло в один миг: автомобильная авария перечеркнула  благополучие маленькой семьи. Лиля получила тяжелейшую травму позвоночника шейного отдела, девочка не менее тяжёлую черепно-мозговую травму, муж отделался испугом и синяками. Пока Лиля лежала в больнице, её мать разрывалась между дочерью и внучкой: обе в больницах, обеим нужна помощь. После нескольких операций на позвоночнике, здоровье Лили стало лучше: с помощью массажиста она стала стоять, а потом и ходить. Правда, ходьбой это было еще трудно назвать – повиснув на массажисте, она с трудом передвигала ноги, но все же передвигала! Врачи обнадежили: если усиленно заниматься лечебной гимнастикой (и пассивной, с чужой помощью, и активной, по возможности), она будет ходить, конечно, на полное выздоровление надежды мало, но шанс есть, что сможет сама себя обслужить. А это уже много. Муж – врач, он поможет, он любит, он не бросит в беде. К тому же эта беда случилась по его вине, нарушил правила движения, спешил домой к телевизору, играла любимая футбольная команда. Но все дальнейшие события напоминали плохую мелодраму: муж ушел из семьи. «Это был единственный раз, когда я его просила, нет, просто умоляла не уходить хотя бы полгода, всего полгода! – рассказывала Лиля, - но он был неумолим. Ему срочно понадобилось защищать диссертацию, которую не защитил до сих пор».
     Лилина мама просто физически была не в состоянии уделять должное внимание и дочери и внучке: «Кого же из вас мне спасать?» - задала она вопрос. И Лиля ответила: «Спасай внучку, мама, а меня уж куда кривая вывезет».
     Когда я встретила Лилю, после её травмы прошло много лет. Дочь её выросла, окончила школу и готовилась к поступлению в институт. – «Я всё же наказала мужа за его предательство, - рассказывала Лиля, - теперь он платит мне алименты пожизненно. А так же оплачивает все средства реабилитации, лекарства, санаторное лечение. Что будет со мной дальше, не знаю, мать стареет, на дочь вешать себя не хочу – ей надо строить свою жизнь».
   В один из таких откровенных разговоров, Лиля сказала: «У вас в Ростове живет хороший парень, как раз твоего возраста и не женат. И молчи, и не возражай, ну почему ты должна прожить остальную жизнь одна? Ты еще такая молодая, красивая и не глупая. Тебе надо подумать о себе. Одиночество никогда, никому не было на пользу. Запиши его телефон, как приедешь домой, позвони, передай привет от «старой, больной» женщины. Заинтригуй его, да, что я учу, ты сама знаешь, как это делается».
    Ну, что ж, может она и права, но представить на месте Мити кого-то другого я еще не могла, может потому, что еще не до конца осознала его смерть. Я часто думаю о том, что очень хорошо для меня то, что Митя умер дома, на моих глазах – иначе я никогда бы не поверила в его смерть и ждала бы его всю оставшуюся жизнь.
 
     15 сентября.
     Санаторное время пролетело очень быстро, впрочем, как всегда. Я вернулась домой, где кроме кота меня никто не ждал, да уже и не будет ждать никто – не кому. Что бы ни пускать в голову  мрачные мысли, я сразу включилась в работу. Но, вот беда: моя работа не мешает думать. Сидишь – в одной руке пяльцы, в другой игла да наперсток, а в голове мысли, как черви и все больше мрачные. О чем-то бормочет включенный телевизор, слабо отвлекающий от мыслей. В гараже стоят две мотоколяски, а я ездить не умею, хотя права есть. Это муж настоял на том, чтобы я получила права: «В жизни все может случиться, - говорил Митя – если, вдруг, останешься одна, тебе это пригодится». Права-то есть, но надо еще и ездить научиться. На курсах по вождению вместо трех недель, я присутствовала всего раза три – условия проживания там были не для меня. Митя же учить меня не очень-то хотел: посадил за руль первый раз на левом берегу Дона, да и место выбрал как раз для женщины первый раз держащей руль – автомобильную стоянку. На моё счастье машин на ней было всего две. Я взялась за  руль. – «Значит, так, - учил муж – вот сцепление, газ, тормоз. Выжимаешь сцепление, включаешь мотор, давишь на газ, отпускаешь сцепление и едешь на первой скорости. Понятно?». Я сделала все, как он сказал, но машина резко рванула, а может, мне это показалось. С испугу я бросила руль. – «Газ, газ!» - заорал муж. – «Да что с ним делать?» - «Дави, дави на газ!» - орал благоверный. Ну, что ж, давить, так давить. Я газанула, насколько было можно. Муж молча стал вырывать руль, но не тут-то было: я вцепилась в него мертвой хваткой и это при моих-то слабых руках. После недолгой борьбы, где победу одержала я: отстояв свое право на руль, мы не заметили, как машина влетела в рощу, которая примыкала к стоянке, и заглохла. В полуметре от капота было дерево, справа возле двери пассажирского места, на котором восседал грозный муж, то же дерево – дверь не открыть. Со стороны водителя дерева не было, наверное, не успело подбежать. Муж разразился тирадой, пересыпая непечатными выражениями свою речь, суть которой состояла в том, что женщина за рулем – это обезьяна с гранатой – не знаешь, куда она её бросит. – «Да такому учителю, обязательно под ноги!» - буркнула я себе под нос, благо он не расслышал из-за своего крика. Выпустив пар, он немного успокоился. – «Ладно, давай думать, как выбираться отсюда, не ночевать же нам тут, - почти спокойно сказал Митя, - я из машины выйти не могу: дверь не открыть. Так, что слушай внимательно!». Из рощи выбрались мы благополучно. – «Ну, что, накаталась или еще поездишь?» - спросил муж. Что за вопрос, да я только во вкус стала входить! Сделав по стоянке еще несколько кругов, я стала посматривать на шоссе, прикидывая как лучше выскочить на дорогу. Но муж был на страже мира и свободы, шестым чувством угадав моё желание: «Куда!? Так, все, хватит! Освобождай плацдарм!». Увидев моё расстроенное лицо, он сказал: «Ладно, не расстраивайся, через недельку поедем в деревню, там и потренируешься».
     В деревне тренировалась я не долго: всего один раз за околицей посадил муж меня за руль. Дорога была обычной для сельской местности «тьму тараканьского уезда» - грунтовка с огромной колеей, да ряд высоковольтных столбов. Вцепившись в руль, я поехала на первой скорости, стараясь не попасть в клею. Очень скоро первая скорость мне надоела, и я включила вторую. Дело пошло веселее, даже петь захотелось. Я  приготовилась врубить третью скорость, в голове мелькнула картина: как я лихо рулю по нашему хуторку и с шиком въезжаю в мамин двор. Но муж был другого мнения: «По деревне не поедешь, передавишь всех местных кур!». Я возмутилась: какие куры, да от треска этого «Опеля» разбегутся все хуторские собаки, не то, что куры! Супруг был неумолим, пришлось покинуть водительское место. Во двор к  маме приехали, как всегда – муж за рулем, я на пассажирском месте.
     Надо наверстать упущенное время и научиться ездить на мотоколяске. Но где взять учителя? На Олега, друга моего мужа,  надежда малая, а вернее никакой – он может только обещать. Может попросить Леру? Ну да ладно, у меня еще есть время на размышление: сейчас дело к осени, до весны что-нибудь придумаю. Зимой все равно не смогу ездить: и выйти из дома проблема, и «мотопехота» не заводится, так что времени много.

25 сентября.
    Пришло письмо от Лили, в котором она опять напомнила о своем знакомом: «позвони, передай привет от старой, больной женщины». Вообще-то проявлять в таких делах инициативу мне не свойственно, но однажды вечером, когда было ну очень уж не по себе, я, случайно наткнулась на его телефон. Ну, надо же, а я думала, что он потерялся. После долгих колебаний, я все же решила позвонить –  выполнить просьбу «старой, больной женщины». На другом конце провода мне ответил бархатный, воркующий мужской баритон:
  - Слушаю, Вас!
    Сердце мое трепыхнулось, какой голос! И я, сбиваясь, протараторила что-то о привете от старой, больной женщины, о Саках и еще, о чем-то, плохо соображая, что говорю. Мой голос, видимо, тоже произвел впечатление, так как баритон заворковал еще сильнее. Способность соображать вернулась ко мне через пару минут, и разговор стал набирать обороты. Мы проговорили с полчаса, он, естественно, спросил мой телефон и уже в конце беседы осторожно поинтересовался моим  состоянием здоровья. Услышав правдивый ответ, он замолчал и, после, неловкой паузы я стала прощаться. Баритон ответил мне обычным голосом: и бархат стал пожестче, да и  воркующий голубь улетел. Да, пожалуй, с этим человеком мне не надо продолжать знакомство – ничего хорошего из этого не выйдет. Лиля, вероятно, что-то напутала, или плохо его знает. А впрочем, почему он должен быть в восторге от моего звонка? На душе у меня стало как-то гаденько, неприятно, но ведь он ничего плохого не сказал, а я не могла прийти в себя с полчаса. Несколько успокоившись, я решила, что звонить ему больше не буду.

12 октября.
     Потянулись обычные, серые будни: работа, домашние дела, одиночество, только телефон несколько скрашивает унылую жизнь. У меня появилась новая подруга - Тамара. Жила она в соседнем доме, работала на той же фабрике, что и я и тоже вышивальщицей-надомницей. Первый раз она пришла ещё при жизни Дмитрия, по поводу работы: не знала, как вышить новую модель. Потом появилась, когда Митя был в Москве в больнице, повод был все тот же – работа. Как-то незаметно разговорились, нашлись общие интересы, Тамара стала приходить чаще и уже со своим мужем Вадимом. После смерти моего мужа, они приходили почти регулярно раз в неделю. Тамару в двадцать лет дважды оперировали по поводу доброкачественной опухоли головного мозга. В результате инвалидность второй группы, частичная потеря слуха. Но с такими инвалидами, как я нет никакого сравнения – возможность передвижения – огромная возможность жизни, которая дает человеку независимость, самостоятельность, реализацию своих способностей и желаний. Ко всем прочим преимуществам Тамара жила не одна, кроме мужа с ней жили её мама и бабушка, не чаявшие в ней души. После операций они самоотверженно выхаживали её, буквально во всем помогали. Может, поэтому она была эгоистичной, властной и несколько капризной. Если что-то приходило ей в голову, даже самое несуразное, то возражать было бесполезно. С мужем у нее были своеобразные отношения, по крайней мере, для меня. Сидят они как-то у меня в гостях, ведем беседу и, вдруг, Тамара говорит мужу: «Ты м……к!». Я просто опешила, ну думаю, сейчас будет что-то. А её муж весело так отвечает: «Сама му……чка!», и оба хохочут до слез. Да, попробовала бы я сказать такое своему мужу, да мне и в голову никогда ничего подобного не приходило. Однажды пришел Вадим один, без Тамары и начал говорить о том, что Тома хочет, что бы он пошел на понижение группы инвалидности, так как со второй группой не берут на работу: «Я пришел на вВТЭК, а председатель комиссии говорит – подними руки через стороны резко вверх! Я поднял, тут же присел на корточки, а встать на ноги не могу. Ну, что, все понял? - спросил врач. - Группу понизить, конечно, можно, но, когда тебе станет хуже, восстановить будет нельзя. Так, что выбирай сам. Вот я и не знаю, что мне делать.
     -А Тамара, что говорит? – задала я вопрос, заранее зная ответ.
     - Ну, ты сама знаешь, что, - уныло ответил он.
Да, уж имела честь присутствовать при этом неприятном разговоре. На несмелый лепет Вадима по поводу его здоровья, Тамара зло сказала:
 - Работать ему вредно, а жрать - полезно? Пожрать ты любишь и повкусней, а откуда это взять, знаешь?
  Такое обращение с мужем меня привело в легкий шок, да если бы я хоть наполовину так побеседовала со своим мужем, это был бы грандиозный скандал, вплоть до развода. Мне и в голову не приходило так разговаривать, хотя все материальные заботы были моими.
   Конечно, Вадим взял третью группу и пошел на работу: вахтером – сутки на работе, двое дома. Работа эта мало подходила человеку с травмой позвоночника: сутки практически не отдыхать непозволительная роскошь для спинальника.
   Пришла однажды Тамара одна, сердитая – чем-то Вадим ей не угодил и говорит:
- Ну, ничего, пусть придет с работы, я ему устрою веселую жизнь!
 - Да, что ж такого можно устроить? – недоумевала я.
  - А я перевяжу голову, пусть побегает вокруг меня, ночь не поспит, будет знать, как мне возражать!
 - Но ведь он с дежурства и так ночь не спал, так же нельзя!
 - Мне можно! Ни х… с ним не случится, в следующий раз будет знать, как со мной разговаривать!
     Да, подруга у меня, не женщина, а просто атаман с шашкой наголо. Угораздило же меня, или подруг не выбирают? И все же зачастую я рада их приходу, хотя не очень-то нравится сквернословие Тамары: выражений она не выбирала, гнала по матушке в полный голос. Причем ругалась везде: в доме, на улице, невзирая на прохожих. И моё тихое: «Томик, Томик, ну нельзя же так!», тонуло в очередном потоке непечатных выражений. Я поняла, что чем больше я прошу её не ругаться, тем круче она выражается. Иногда она предлагала свои услуги: купить что-нибудь, или пойти погулять. Я садилась, а вернее Вадим сажал, что бы было быстрее, на импортную, югославскую коляску и мы шли гулять. Меня прогуливали по парку, иногда завозили в магазин. И все было бы просто замечательно, если б не сквернословие Тамары. Прохожие оглядывались на нас, но Тамаре всё, как говорится до фонаря. Иногда мне казалось, что это она нарочно ведет себя вызывающе, чтобы обратить на себя внимание. Вадим влюблён в неё до беспамятства и во всем ей поддакивает.

25 октября.
   Вот так и тянутся мои безрадостные дни: «Без божества, без вдохновенья, без слёз, без жизни, без любви». Слёз, конечно, хватает, а со всем остальным полнейший дефицит. Часто просыпаюсь оттого, что явственно слышу предсмертный стон мужа. Нервы мои совсем расстроились: я  боюсь спать. Однажды приснилось, что Митя вернулся домой. Я очень обрадовалась и стала лихорадочно соображать, что же мне теперь делать. А дело было в том, что по совету Нели Федоровны, я начала продавать Митины музыкальные записи. К музыке я не то чтобы совсем равнодушна, но большой тяги не испытываю. Записи мне были не нужны в таком количестве. И вот во сне я начала соображать, что же теперь делать, ведь часть записей я уже продала. Что же я скажу Мите? Одежду его я тоже раздала, но её можно купить, а вот записи. Проснулась в холодном поту, сердце бешено колотилось, мозг продолжал работать в направлении сна: так – часть записей можно переписать у Николая Михайловича, нашего соседа, что-то принесёт Володя, что-то… Господи, я совсем ненормальная! Митя – умер, УМЕР, и всё это уже не нужно ему. Остаток ночи я проплакала и решила, что больше не продам ни одной кассеты. Пусть лежат, а вдруг и правда он не хочет, чтобы я их продавала.

10 ноября.
       Каждый день заходит Неля Федоровна: то мусор вынести, то купить что-нибудь. Тамару её приходы просто раздражают: «И зачем ты с ней связываешься? Она слишком болтливая и всюду говорит о тебе гадости! Что я не могу тебе делать покупки? Гони её на х…!». Слышать все это очень неприятно, хотя я нисколько не сомневаюсь в том, что все эти разговоры просто выдумка моей подруги. Я пыталась возразить ей, но возражений она не терпит. Так, что мне приходится в основном отмалчиваться. Терять отношения с Нелей Федоровной из-за каприза Тамары я не хочу.  Подруга моя появилась у меня не так давно, а соседка более десяти лет назад и за все эти годы никогда не было никаких конфликтов. Неля Фёдоровна очень корректный, выдержанный человек, мягкая и добрая. Оказание помощи кому бы то ни было у нее просто в крови. Она помогала и помогает до сих пор всем, кто в этом нуждается. За все годы у меня появилось к ней просто родственное чувство. Мои родственники  для меня столько не делали, как Неля Федоровна. Да и повода для ссоры никогда не возникало. Мне, кажется, что она вообще не умеет конфликтовать, чего не скажешь о Тамаре.
      Однажды Тамару просто пробило на доброе дело: «Ну что тебе купить? Почему ты ни о чем не просишь?». -  «Хорошо, говорю, - купи мне, пожалуйста, полбулки хлеба». Тамара строго на строго приказала мне никого не просить об этом, клятвенно пообещала прийти на следующий день с хлебом и ушла. Следом зашла Неля Федоровна: «Иду в магазин, что-нибудь надо? А хлеб у тебя есть?». Не знаю почему, но я попросила купить хлеб.
     Тамара пришла через неделю. -  «Ты с хлебом или как?» - не выдержала я. Она рассмеялась: «И сколько же ты сидела без хлеба?». -  «Да, в общем, нисколько, мне в тот же день принесла его Неля Федоровна». -  «Я же говорила тебе: не проси никого, а ты опять с этой Нелей!» - рассердилась Тамара. -  «Но ведь тебя не было целую неделю, что ж мне сидеть голодной и ждать тебя?» - попыталась я вразумить её. Мой лепет только больше разозлил подругу: «Будешь так себя вести, я вообще месяц не приду! Я тебя проучу!». Вот оно что, меня, оказывается, воспитывают, а мне-то, дуре, невдомёк! Странная она какая-то наша дружба, лучше бы отказаться от неё, но это «треклятое» одиночество. Может, я все утрирую, все не так уж страшно? Ладно, поживем, увидим. Надо просто меньше обращать внимание на выходки Тамары: в сущности - она не плохой человек, а странности они ведь есть у всех. Я, как и все, тоже состою не из одних достоинств, у меня так же хватает «своих тараканов» в голове.

      20 ноября.
     Опять получила письмо от Лили. Как всегда, она передаёт привет своему знакомому. Да, я забыла назвать тебе, мой дневничок, его имя – Леонид.  Я, как кролик в пасть удава, ползу в дальнейшие отношения с ним, хотя интуитивно чувствую, что не надо, что ничего хорошего из этого не выйдет. Несколько раз я все же позвонила ему, передала привет от Лили. Потом он сам начал звонить мне, мы перешли на «ты», говорили о чем- то не значащем, но каждый раз у меня было ощущение, что я сажусь не в свои сани. Однажды я решила пошутить с ним немного: позвонила часов в десять вечера и почти шепотом, слегка изменённым голосом, с выражением и сексуальным придыханием прочла стихотворение Есенина, «Какая ночь». Он выслушал очень внимательно и проникновенно,  уверенно произнес: «Марина Цветаева». Слегка пораженная таким чудным знанием отечественной поэзии, я молчала. И, вдруг, услышала: «Таня, Таня, ну, что же ты молчишь?». Вот это да! Оказывается, есть какая-то Таня, а говорил, что одинок. Я действительно «гребу» не туда, куда надо, так вот почему меня все время нашего короткого телефонного знакомства не покидает неприятное  чувство. Ничего, не ответив, я положила трубку. Все хорошо, что хорошо кончается, как же вовремя я пошутила. Телефонный роман окончен, и, слава Богу!

30 декабря.
  Завтра новый год, а настроение ниже уровня городской канализации. Раньше при Мите на новый год у нас всегда были гости. Конечно, я очень уставала от всей этой подготовки, но всё же чувствовался праздник. Помню, как однажды я решила удивить гостей бисквитом по какому-то новому рецепту и начала взбивать яйца с сахаром в стеклянной банке, держа её на коленях. Куда-то пропал венчик, я очень торопилась, схватила ложку и энергично заколотила смесь в банке. Наверно слишком энергично, так, как из банки вылетел кусок стекла, и вся жидкость потекла под меня. Пришлось срочно мыться, переодеваться, мыть коляску, пол. В общем, гости остались без необыкновенного бисквита, а я с дополнительными хлопотами. Помню, тогда я очень расстроилась. Сейчас же, сидя в одиночестве, я вспоминаю об этом случае, как о чем-то приятном. Наверно, всё познается в сравнении. Почему-то всегда хочется того, что невозможно: тогда мне хотелось отдыха и покоя, а сейчас я была бы безумно рада той усталости и хлопотам.

1января.
   Не собиралась сегодня садиться за дневник, но вчера позвонил Леонид, поздравил с новым годом, передал привет Лиле. Рассказал, как Лиля своим советом помогла ему получить отдельную двухкомнатную квартиру. Раньше он жил с мамой в коммуналке. Рассказал свою историю «болезни». После армии работал на стройке жилых домов. Однажды с крана сорвалась железобетонная плита, он оказался рядом. От смерти его спас высокий бордюр, на который рухнула плита, успев проехаться по его спине. В больнице, куда привезла машина скорой помощи, его положили в палату и забыли: никто из врачей не подходил как к безнадежно больному. Вечером сосед по палате, старенький дедушка, подошел к нему, решил вытереть лицо, так как лежал он грязный после падения.
  - Нехорошо крещеной душе помирать-то в грязи, - приговаривал дедушка, вытирая лицо пелёнкой. Тут дедушка разглядел блеск в полу прикрытых глазах Леонида.
 - Э, паря, да до смерти тебе ого-го-го как далеко! – обрадовался дедок, и засеменил к дежурному врачу. Поднял шум по поводу брошенного больного. В палату сбежался дежурный персонал. Леонида помыли, подключили нужную аппаратуру. Утром он уже беседовал со своим спасителем. А вечером приехала мама и осталась с ним навсегда. Дом в станице под Ростовом был продан. Как пострадавшему на производстве, дали комнату в коммуналке с тремя соседями, где они с мамой прожили несколько лет. А потом были Саки, Лиля со своими советами и новая двухкомнатная квартира. По спинальным меркам ему повезло: компрессионный перелом поясничного отдела позвоночника без разрыва спинного мозга, частичные нарушения тазовых функций. Дома он пользуется коляской, но довольно сносно ходит на костылях и без аппаратов. Мечтает о женитьбе и ребёнке. Просто фантастика, а не жених! Кому-то достанется это сокровище, и, вряд ли мне. Насколько я понимаю, мои скромные возможности не дотягивают до его запросов. Непонятно, зачем он мне звонит, от скуки что ли?

25 марта. 
 8 марта позвонил Леонид, поздравил с праздником и поинтересовался, почему я совсем перестала звонить ему. Я пробубнила что-то невразумительное – много работы, немного болела и еще какую-то ерунду. Странно не то, что он поверил в мое объяснение, а то, что начал сам звонить регулярно, через один, два дня. Таня бросила что ли, терялась я в догадках. А впрочем, не все ли равно – этот телефонный роман обречен заранее, у него не может быть продолжения – позвонит, позвонит да и перестанет.

1 апреля.
  Леонид настаивает на личном знакомстве. Не могу понять, зачем ему это надо, а может это просто первоапрельская шутка. Я сказала, что приеду к нему сама и сегодня же. На его вопрос, как я к нему зайду, я ответила, что это мои проблемы. Ехать к нему в гости я, конечно же, не собиралась. Он шутит со мной, почему бы и мне не пошутить. Вечером он позвонил опять, поинтересовался, почему я не приехала, они с мамой очень ждали меня. Услышав, что это первоапрельская шутка, ответил, что у них так шутить не принято. Кажется, он обиделся. Может, я действительно зря пошутила? Мне стало неловко за свою шутку.

15 апреля.
 Леонид звонит регулярно, через день. Мы уже переговорили почти обо всей прошлой жизни и стали говорить о будущей, разумеется, не совместной. Я поинтересовалась, почему у него нет машины.
 - Понимаешь, меня совсем не привлекает мотоколяска, - промямлил он – а на машину нет денег.
 - Для начала ты можешь получить «Запорожца» бесплатно, у тебя ведь производственная травма, а потом видно будет. Когда у тебя появится машина, ты совсем по- другому будешь чувствовать себя. Да и к тебе отношение изменится. Начинай проходить комиссию на получение машины. «Запорожец» конечно не престижная машина, а всё же не пешком ходить. Ты сразу почувствуешь себя более значимым, да и женишься быстрее.
 - А с тобой, когда мы увидимся? Я хочу увидеть тебя.
 - Ну, как-нибудь потом увидимся, - замялась я. Не зная как объяснить ему, что не готова на сей «ратный» подвиг, я стала прощаться. Да, попала я с этим знакомством. Хотя, что страшного случится, если мы увидимся? Ничего страшного, кроме его разочарования. Он ведь получил травму взрослым, общается с физически здоровыми людьми и моё телесное несовершенство вряд ли приведёт его в восторг. Хорошо ещё, если он сможет скрыть свои чувства. Я знаю, как реагируют здоровые люди, впервые увидев переболевших полиомиелитом. А если это ещё и тяжелая форма, то некоторые не могут скрыть жалость, а другие и отвращение. Нет, не надо мне этого знакомства, пусть будет говорильня по телефону, голос мой ничем не отличается от всех прочих голосов.

20 апреля.
 Леонид звонит каждый день и настаивает на встрече. Я выдумываю всё новые отговорки, сама не знаю зачем. Уже и ежу понятно, что встречи мне не избежать, так зачем тянуть, лучше сразу всё пережить и забыть. Я нисколько не сомневалась, что первая встреча окажется последней. Ну и хорошо, пусть будет, как будет. Никуда мне не деться от моего физического несовершенства, оно, родимое, со мною навсегда. Так, что надо постараться не замечать его самой, а главное постараться не заметить реакцию Леонида. Всё же надо посоветоваться с Тамарой, дама она решительная, не то, что я.

Знакомство

 - Значит так, скоро пасха, я пеку торт, накрываем стол и зовем в гости «кадра» - Тамара была, что называется, в боевой раскраске. Динина нерешительность только подстёгивала её. И чего это Динка трясётся, подумаешь событие. С её ли красотой быть такой мямлей! Ну, подумаешь, не ходит, так у неё масса других преимуществ. Тамара как-то очень быстро перестала замечать физические недостатки Дины.
 - А не слишком ли мы торопимся? Мне кажется, что это ничем хорошим не кончится.
 - Не гундеть! Балом буду править я! – и добавила немного помягче, – Ну, что ж тебе теперь всю жизнь быть одной что ли, а может это судьба!
  - Да какая уж тут судьба, развлекается он, неужели не видно. Ты только подумай: ему уже 38 лет и еще не женат, он все выбирает. Если он столько лет ищет, то точно не меня. Зачем мне эти приключения, для мемуаров в старости? Не дави, Тамара!
 -  Что ты, котенок! – перешла на ласковый тон Тамара, - Тебя это ни к чему не обязывает, посмотрим, а не понравится и отшить не долго!
    Началась подготовка к приему «высокого» гостя: Дина навела в квартире посильный для неё марафет, приготовила праздничный обед, Тамара испекла торт. Так, смотрим в зеркало: прическа на месте, не зря спала с бигуди, блузка выглажена, джинсы в порядке, корсет одет.
   - Сана, ты сдурела: встречать «жениха» на своей колымаге! Дорофей, срочно вытаскивай  «югославку» и забрось нашу «красу» в импорт! Что сама, какое  сама, будешь, мне тут полдня корячится, гость на пороге!
  Такого накала Дина не выдержала и заорала не хуже самой Тамары:
 - Да, на хрена мне все это надо! Устроили тут сватовство гусара! Не много ли чести этому жениху!
 - Во, дает, Сана! – просто заржал Вадим, - наконец-то по-русски заговорила!
Смеясь, он уже достал её складную, импортную коляску и, не успела Дина глазом моргнуть, как оказалась в другой коляске.
 - Ребята, это уже произвол, насилие над личностью, - попробовала она отстоять свою независимость, но в это время раздался звонок в дверь.
 - Так! Делай умную рожу, я пошла, открывать дверь! – хохотнула Тамара.
 - На глупой роже умная вывеска не держится, -  попыталась пофилософствовать Дина, но дверь уже была открыта и на пороге стоял виновник переполоха.
  За пышными телесами подруги она не сразу заметила гостя. Когда к ней вернулась способность видеть и, главное, соображать, гость уже переобувался. Как в фильме «зимняя вишня» он пришел со своими комнатными тапочками. Переобувшись, он выпрямился и широко, очень широко улыбнулся. Эта улыбка напомнила ей популярного французского комика семидесятых, почему-то стало неприятно и грустно. Зачем она согласилась на эту встречу, ничего хорошего не получится, не хватает в её жизни только комиков, да еще французских!
    Леонид тем временем подошел к ней, протянул три тюльпана и снова улыбнулся.
 - Проходите, садитесь, - попыталась изобразить радушную хозяйку Дина.
   - А разве мы не на ты? Так вот ты какая! – проговорил он, усаживаясь на диване.
Дина с трудом сдерживала раздражение: рассматривает, как лошадь на торгах, может еще под хвост заглянет. Тамара, заметив её унылое настроение, скомандовала:
 - Вадик, наливай бокалы! Пьем за знакомство.
Бокалы налиты, тост сказан, а дальше-то что? Дина держала в руках бокал с вином, но пить не хотелось, в голове пронеслось прошлое: вот так же и при Мите сбирались гости, у них часто были гости. Митя любил праздники. От мыслей оторвал Леонид, он все пытался взять её за руку, а Дина уклонялась. Господи, что делает здесь этот чужой человек с улыбкой французского комика? Гости тем временем уже подвыпили, и Леонид пытался блеснуть знанием русской поэзии:
-  Дина, сыпь гармоника, скука, скука или как там у Есенина?
 Интересно, на что он намекает, на мой пышный бюст, так, если его затянуть в корсет – у него не меньше будет, когда они все уйдут, думала Дина. Леонид снова повторил строку стихотворения Есенина, пришлось ответить:
 - Есенин не только «сыпь гармоника», но еще и «какая ночь»!
 - Так это была ты?
 - Где?
 - Ну, тогда ночью?
 - Какой ночью?
 -Ну, стихи мне читала!
 - Какие стихи? – уже издевалась она.
 - Ну, эти, «какая ночь»!
 - А, эти! Нет не я! Я по ночам сплю! Ой, смотрите – снег! Все посмотрели в окно, за ним был настоящий зимний снегопад. Снег в конце апреля, к чему бы это?

Из дневника Дины.

21июня.
  Время всегда идет быстро – незаметно настало лето. Прошел год со дня смерти Мити. Опять были его друзья, родственники, приезжали моя мама и сестра. Митина мать привезла краску для ограды и памятника, которые я поставила ещё зимой. Свекровь сказала, чтобы никто не красил, недели через две она сама приедет и всё сделает. Ну что ж, мне от этого только лучше: не искать, кто же сможет всё покрасить.
  Я не отступаю от своей мечты научиться водить мотоколяску, хоть и плохое, но все же средство передвижения. Как я и предполагала, Олег на помощь не торопился, все его обещания таковыми и остались. На помощь пришла Лера, она приехала на своей мотоколяске, мы вытащили из гаража на свет Божий мою, я села за руль.  Учитель из Леры, мягко говоря, никакой. Это стало понятно нам обеим буквально, через километр езды. Надо возвращаться домой, но для этого нужно, как минимум, развернуться. И вот наше чудо передвижения заглохло поперёк оживленного проспекта. Вокруг сигналили машины, ругались водители, а мы не могли стронуться с места. Несколько водителей подбежали к нам. Видимо, выглядели мы такими асами, что они даже ругаться не стали. Просто на руках развернули нашу чудо-технику в нужную сторону. Домой мы вернулись усталые и разочарованные, по крайней мере, я. Лера, великая оптимистка, бодро сказала, что первый урок прошел просто замечательно, пообещала приехать дня через два.
       Лера приехала вовремя и не одна: с ней был Сергей – «Вот тебе учитель, он согласился помочь тебе освоить технику», - сказала Лера. Сергея я знала по школе, он учился классом ниже и был моложе меня на два года. Когда он вышел покурить, Лера сказала: «Да не волнуйся ты, он хорошо водит мотоколяску не то, что я». – «А как насчет приставаний?» - поинтересовалась я.
 - Ну, это уж в обязательном порядке! Но, джентльмен – только по согласию, не захочешь, не тронет!
Это уже положительный момент -  подумала я, выбора-то у меня все равно нет. Ладно, как- нибудь да  будет. Мы договорились, что Серёжа приедет на следующий день. Он приехал вовремя и учителем оказался хорошим. Сразу повез меня в центр города, попутно объясняя правила движения, я уже успела подзабыть их. Главное было то, что всё время я сидела за рулём! Сама рулила! Домой приехали уже в темноте, где меня поджидал скандал.
   Дома у меня находится дочь маминой подруги. Девочка учится заочно в педагогическом институте и во время экзаменов живёт у меня.
  - Где ты была? Я уже хотела звонить в милицию. Леонид оборвал телефон, - возмущенно выговаривала Валя.
 -  Ну, а ему-то что надо? – я с трудом сдержала радость – ревнует! Значит, я все же ему не безразлична. А надо сказать, что к этому времени мы с Леонидом уже встречались. Он мне ничего не обещал, но вел себя очень обнадеживающе. Я постаралась найти в нём положительные стороны и даже преуспела в своих поисках. В общем, как у Пушкина: «…она всю ночь думала о нём и к утру была совершенно влюблена». Я, не могу сказать, что «совершенно влюблена», но всё-таки, всё-таки так хотелось чего-то хорошего, надёжного. Как всё же мы, женщины умеем фантазировать и пытаемся найти надежду там, где её и вовсе быть не может. Да, иметь мозги непозволительная роскошь для женщины вообще, а если она к тому же ещё и инвалид, то это уже на грани преступления. Мои мозги мне мешают жить, и я решила временно забыть о том, что они у меня есть вообще. Хоть день, да мой! Жить под таким девизом не свойственно мне, но я всё ещё боюсь одиночества, и надежда, глупость и доверчивость толкают меня в водоворот не нужных и безнадежных отношений. Умом я это всё понимаю, но вот сердце отказывается понимать, и, в конце концов, конечно же, либидо одержало победу.
    - Что он хочет от меня этот «фрукт»?
  - А вот сейчас узнаешь, -  ответила Валя, помогая мне заехать на пандус, - слышишь, опять телефон разрывается. Да, - подняла Валя трубку, - приехала, приехала, сейчас подойдёт.
   - Лёня! Я всё время была за рулём, у меня всё получается! – Меня просто разрывало от радости, но Леонид быстро погасил её, словно ледяной водой окатил:
  - Где ты шлялась? Могла бы и до утра не приезжать!
  - Но, ты же знаешь, я учусь водить машину, - от былой радости не осталось и следа.
  - Так теперь что и по ночам будешь раскатывать? - Зло спросил он и бросил трубку.
Ошарашенная таким тоном, я сидела и молчала. Что это с ним: ревность или деспотизм? Кажется, я не давала повода для ревности, а для такой тем более. Странные всё же наши отношения, лучше бы им и не начинаться. Его сегодняшний тон просто оскорбителен. Не буду ему звонить, остынет – сам позвонит. Ну, а если не позвонит, значит, так тому и быть: что Бог даёт, -  всё к лучшему.

10 июля.
   Сегодня грустный день: день рождения моего мужа. Я осталась дома одна. Специально никуда не поехала, Сергею дала выходной, не поехала и к Леониду на свидание. Хотелось побыть одной. Я начинаю привыкать к одиночеству и уже нахожу в нём некую прелесть. Конечно, если бы вернулся Митя, всё было бы по-прежнему, но это невозможно – оттуда не возвращаются. Пошел второй год моего одиночества и если бы не воспоминания о последних днях жизни Мити, я, пожалуй, была бы, в какой-то мере, даже счастлива. В какой-то мере. А вот в какой? Это вопрос довольно сложный и пока у меня на него нет ответа. Что же есть у меня? Леонид? А есть ли он, не придумала ли я его сама? И таков ли он, каким я его вижу, вернее, очень хочу видеть? Как в песне: «В моей душе покоя нет». Вот уж лучше и не придумать слов, чтобы сказать о моём душевном состоянии. Но, всё по порядку.
 После первого урока езды с Серёжей, Леонид очень рассердился, говорил со мной в оскорбительном тоне и, не выслушав моих объяснений, бросил трубку. Я не стала ему перезванивать, решив, что всё кончено. Но, он позвонил на следующий день и долго и нудно рассказывал, как он волновался, как боялся, что мы попали в аварию, как хотел звонить в милицию. От его слов веяло искренней заботой и ревностью к моему учителю ”танцев”. А может всё не так уж и плохо у нас? Мне тоже не понравилось бы, окажись я на его месте, а он с другой женщиной. Это ведь я знаю, что с Сергеем у меня ничего нет и быть не может, а Лёня не проникнет в мои мысли, ревность штука неуправляемая. Я поймала себя на том, что очень хочу оправдать вчерашний выпад Леонида. Естественно, он был полностью прощен и оправдан, даже возвышен в моих глазах. Я совсем забыла пословицу: «если Бог хочет наказать человека, он отнимает у него разум», свой разум я сама заперла на замок, а ключ выбросила, подальше, чтобы подольше не найти. Так хочется быть любимой, хоть недолго, хоть немного. Но всё получается как-то не так, на сердце нет покоя, может потому, что где-то в глубине души я не верю Леониду.
       А тут ещё Серёжа насыпал соль на рану. На его ухаживания я попыталась отшутиться, что не могу ответить взаимностью потому, что у некоторых личностей будет разрыв сердца. Серёжа быстро нашелся: «Не бойся, у Леонида Максимовича из-за тебя разрыва сердца не будет!». Боль острой иглой пронзила меня насквозь, даже дыхание на миг остановилось. Попал, что называется не в бровь, а в глаз! Сказал то, о чём я старательно избегаю даже думать. К тому же мы с Лёней уже в близких отношениях. Я сама не знаю, зачем я на это решилась. Конкретно он ничего не обещает мне, но часто повторяет, что никогда не ложится с женщиной в постель, не имея серьёзных намерений. Сокрушается по поводу того, что у него, в связи с травмой, не может быть детей, а он безумно хотел бы иметь ребёнка. Мысленно я даже обрадовалась, что у него не может быть детей: участь матери-одиночки меня мало привлекает. А, если честно, то дело даже не в одиночестве, а в моём физическом состоянии: с моими слабыми руками я просто не смогу справиться с уходом за ребёнком без посторонней помощи. Рассчитывать на помощь с чьей-либо стороны мне не приходится. Так, что в этом плане всё складывалось нормально. Но вот секс… Очень уж неуютно  мне в постели с Леонидом: даже в самые интересные моменты я чувствую себя не женщиной, а ИНВАЛИДОМ непонятным образом оказавшейся в интимных отношениях с МУЖЧИНОЙ. И это несмотря на его, очень скромный сексуальный потенциал. Мне бы поразмыслить на эту тему, но тогда, тогда надо будет расстаться, а к этому я ещё не готова. Да и расстаться я успею всегда, а вдруг всё же что-нибудь хорошее и выйдет. Ну, бывают же чудеса! Я и сама не понимаю, каких же чудес жду – замужества, что ли? К новому замужеству я  не готова, это уж точно. Мне не хочется быть одной, но  Леонида в роли мужа представить не могу. Моей фантазии на это явно не хватает.

21июля.
    Ученье езды на моей мотопехоте продвигается довольно успешно. Так успешно, что я стала замечать, что Серёжа уже просто катается со мной. Ну, что ж практика тоже нужна, только вот дороговато она мне обходится: за каждый «урок» я плачу ему по пять рублей. К тому же учитель мой, вдруг, воспылал любовью «необыкновенной». Впрочем, не совсем вдруг, основания у него были. Однажды остановились мы в тенёчке, чтобы мотор остыл, а надо сказать – жара стоит несусветная. Вот Серёжа и говорит мне: «Что-то ты всё время какая-то грустная. Замуж тебе надо».
- Никто не берёт, Серёженька, - отвечаю.
-  Ну, это ты напрасно, у тебя квартира, гараж, две машины (мотоколяски), сама ты ещё ничего, да если пустишь слух, что у тебя на книжке денег две-три тысячи есть, от женихов отбоя не будет.
Вот, фрукт, поставил саму меня на последнее место, после всех моих благ!
 - У меня на книжке десять тысяч,- грустно так говорю, конечно, не имея этих денег, но, в тот момент  реакция учителя была для меня дороже правды. Бедный, бедный Серёжа! У него, в полном смысле этого слова, отвисла челюсть, он пытался что-то сказать, но только ловил ртом воздух. Еле сдерживая смех, я как можно грустнее произнесла: «Ну, что мотор остыл? Поедем дальше!»
    Как он начал за мной ухаживать, даже цветы дарил, разумеется, за мои деньги! За свою шутку я тут же была наказана: Серёжа начал распускать небылицы о наших  «отношениях». По его словам выходило, что живём мы уже вместе, всё у нас прекрасно, осталось только расписаться, но это от нас не уйдет. На моё возмущение он спокойно отвечал, что просто пошутил и не его вина, что народ глуп и шуток не понимает. Клятвенно заверил, что больше так шутить не будет.
 
  15 сентября. Таганрог, лечебница.
Давно ничего не писала, было не до записей. Сейчас я нахожусь на лечении в Таганроге, в лечебнице Гордона. Есть время подумать, сделать новые записи в дневник. Но, все по порядку.
    В августе пришло письмо от Татьяны, моей санаторной подруги, она напоминала  о приглашении приехать ко мне в гости. Гости были не совсем, кстати, но, отказать я не смогла. Самолет прилетал в десять вечера. Серёжа вызвался встретить и на моей мотоколяске поехал в аэропорт. Приехав ко мне, Таня сразу легла в кровать и пролежала все десять дней, ни на минуту не поднимаясь. Умывание, еду, туалет – всё несли ей в постель. При этом она не была больна, просто лежала и всё. Комната, в которой она находилась, довольно тёмная из-за балкона и деревьев за ним и днём я часто включаю свет: читать, шить без него невозможно. Таня лежала в темноте. На моё предложение: включить свет, телевизор, подать ей книгу, она с раздражением отвечала, что ничего не надо.
 - Но, так ведь можно и с ума сойти – ты лежишь уже неделю. На дворе чудная погода, рядом роща, река. Вставай, поедем на Дон, я покажу тебе наш город, в конце концов, хоть по квартире прокатись, посмотри, как я живу.
   - А зачем мне это, про твою квартиру мне Наташа рассказала, а Дон ваш и вовсе ни к чему. Да и на чём ехать-то?
 - Как на чём? На моей машине, ты же из аэропорта на ней приехала.
 - Да какая это машина – тарахтелка!
 - Таня, я не могу понять причину твоего недовольства, я ведь никогда не скрывала, что у меня мотоколяска.
- А я не знала, что это такое, думала и правда машина, а оказалась тарахтелка!
 - Тарахтелка, тарахтелка – запищала Наташка.
 - Ну, простите меня, если бы я знала ваши запросы, то выписала бы из Москвы правительственную Чайку!
      Я просто закипела,  это уже на границе с наглостью! Целыми днями лежит и это при здоровых – то руках, да ещё и машина ей не такая. Еду готовила я, уборка тоже моя, да ещё привезла Татьяна целый чемодан разных лоскутов «Мне нужно лоскутное одеяло». Ну, уж нет – я не самоубийца, шить лоскутное одеяло дело не быстрое и уж больно нудное, у меня-то и времени столько нет, и здоровье жаль расходовать. Последний месяц лета потратить на это одеяло – непозволительная роскошь. Да я его и зимой шить не буду. Зимой мне надо деньги зарабатывать, что бы летом больше отдыхать. Шить мне всё же пришлось: Наталье сарафан, блузку, юбку. Устала я с этими гостями, даже сердце начало прихватывать. А тут ещё и с едой проблемы: одна не ест первое, другая второе. Лето, жара, а я торчу на кухне несколько часов подряд. Сварила борщ, Что-что, а его-то я умею готовить.
 - Это не борщ, а щи, – заявила Татьяна,- мы их не любим!
 - То есть, как это щи?- недоумевала я.
 - Ну, вот от чего он у тебя красный? От помидоров, а борщ должен быть красным от свеклы! В борщ помидоры вообще не кладут!
В следующий раз по просьбе «трудящихся на кровати» сварила кисель. И опять не так!
  - Это не кисель, бурда санаторная! Кисель должен быть таким, чтоб его можно было резать ножом и есть ложкой!
 - Но это уже не кисель, а желе и готовят его с желатином, – мямлила я в ответ, хотя очень хотелось просто послать её куда подальше. Кисель из свежей малины и смородины – санаторная бурда! Если всё не так, встала бы, да и приготовила то, что нравится, так нет же, лежит колодой и командует! Интересно, а как она дома, так же лежит или всё же встает?
  - Таня, а какая у тебя дома коляска?
  - Никакой! Зачем она мне!
- -  Как зачем? Ты что ничего не делаешь?
  - Почему не делаю? Я детей нянчу! У моей сестры их четверо и все прошли через мои руки! Я лежу на диване, ребёнка кладут рядом, и я его нянчу!
 - Так ребёнка надо накормить, переодеть, погулять с ним. Как же без коляски? Да просто во двор выехать на чём-то надо!
-  А зачем? Для этого мама есть. А если мне захочется на улицу, брат или зять вынесут и положат на раскладушку в тенёчке, вот я и погуляю.

    Однажды я сбежала на свидание с Леонидом. К тому времени я ездила уже одна, без Сергея. Еду своим гостям я, конечно, приготовила, всё в холодильнике, только подогрей и кушай на здоровье. Пообещала приехать к вечеру и «вырвалась» из плена!
 …..Вернулась в сумерках, в квартире темно и тихо. Спят уже, что ли? Заехала на пандус, открываю дверь, а они сидят на кровати в обнимку.
  -Где ты была, мы уже не знаем, что думать!
 - Я же предупредила вас, вернусь вечером. Вы ели?
  - Да, мы поели хлеб с помидорами.
  - Как хлеб с помидорами? В холодильнике полно еды, надо было только разогреть! И коляска рядом, ты, что не могла встать, хотя бы для еды? И ребёнка продержала голодным.
 - Я не умею включать газ!
 - У вас дома нет газа?
 - Есть, есть, но я никогда  его не включала! – Татьяна была раздражена и уже просто кричала.
- Ну, хорошо, а Наташа тоже не могла подогреть, по её возрасту она должна уже всё уметь.
- Она спичек боится!
 - Как это боится? В одиннадцать-то лет? Да мой племянник в семь лет сам себе оладьи жарил!
- Ты зачем нас в гости позвала? Сказала бы, что тебе трудно, мы бы вообще к тебе не приехали!
 - Таня, ты соображаешь, что говоришь? Мы же с тобой полтора месяца в одной комнате прожили в санатории, ты прекрасно видела в каком я состоянии! Или ты решила, что я в санатории сижу, а дома хожу? Я  никогда не скрывала, что живу одна и всё делаю сама. Я просто не понимаю твоих претензий!
 -Я не представляла, как это всё выглядит! И вообще, я жалею, что приехала!- совсем разъярилась Татьяна.
       Я порулила на кухню, подогрела ужин. В моей душе всё кипело: оказывается, я их пригласила, да она (Татьяна) сама напросилась в гости, мне просто было неловко отказать. Говорят, чтобы узнать человека надо съесть с ним пуд соли, в данном случае вполне хватило и двухсот грамм. Это я так к слову, соль, конечно, никто не взвешивал. Как долго они ещё пробудут у меня, пора бы и честь знать, я ведь тоже человек, могу и не сдержаться! А впрочем, сама виновата: надо уметь отказывать. Мне всегда неловко отказать: кому бы то ни было в просьбе, и очень часто это плохо кончается для меня. Ну, почему я такая нерешительная? Почему мне всегда неловко сказать нахалу, что он нахал? Вот и сейчас то же самое: лежит моя гостья, не поднимаясь, да ещё и претензии предъявляет то это ей не так, то другое.
          Через день гости объявили, что уезжают, что и так задержались, Наталью надо подготовить к школе. Да, уж, задержались, конец августа, могли бы и пораньше свалить!
- Попросить Серёжу отвезти вас в аэропорт?
 -Нет-нет! Не надо, мы поедем на такси!
  Ну, что ж, вольному - воля! Уговаривать я не стала. А если быть честной, хотя бы перед собой, то вздохнула с облегчением.
  После отъезда гостей я целую неделю приходила в себя, не забывая, однако, встречаться с Лёней. Я приезжала к его дому, и мы ехали в рощу, к реке. Один раз поехали в город к моим знакомым. По дороге домой я задала ему вопрос: с ним ли его паспорт. Получив положительный ответ, я спросила: «Ну, что, идём в загс?». Не услышав ответа, я посмотрела на него – он выглядел таким испуганно-растерянным, что мне стало, жаль его.- «Да не волнуйся ты так, я пошутила»,- успокоила его я.- «А я и не волнуюсь, я и не против, пойдём, подадим заявление», -   не слишком уверенным тоном отвечал он. Дернул же нечистый меня так пошутить, а, если бы он умер с испугу? Вон как у него глаза бегают! Пожалуй, нашей «любви» приходит конец. Надо первой дать ему отставку, не люблю, когда меня бросают. Хотя в ближайшее время мне это не грозит, по крайней мере, пока он не окончит курсы водителей и не получит своего «Запорожца». С моей подачи, он всё же прошел ВТЭК и сейчас учится на курсах водителей, куда я его сама отвезла. Чувствую, что сама себе вырыла яму, еще одного вывела в люди.

25 сентября. Таганрог, лечебница.
  Со вчерашнего вечера нахожусь в приподнятом настроении. Но, всё по порядку. Вчера вечером заходит медсестра в нашу палату и говорит: «Садись срочно в коляску, сейчас повезу тебя к телефону, через десять минут тебе будет звонить молодой человек. Из Ростова». Надо сказать, что эта лечебница не приспособлена для людей на колясках: есть ступени, и нет пандуса. Вместо пандуса просто настил из досок без перил, так что без посторонней помощи не обойтись. И вот я у телефона, звонит Леонид! Через справочное бюро отыскал телефон лечебницы. Не помню, не знаю, о чем говорили, в голове сплошной туман! Неужели я его люблю? Я не хотела этого, я всячески сопротивлялась, мне не нужна эта любовь: ни к чему хорошему она не приведет. Я всё понимаю умом, но сердце….
    Через неделю заканчивается срок моего пребывания в лечебнице. Я вся в нетерпении: хочу домой, хочу увидеть Лёню и боюсь его увидеть, а, вдруг, мне всё показалось, может, это мои фантазии. Как прожить эту неделю, заведётся ли моя мотопехота, простояв на заднем дворе лечебницы почти месяц? Думаю, что с мотоколяской проблема разрешится: здесь много мужчин и кто-нибудь обязательно поможет. Но, встреча с Леней: я и хочу её и боюсь. Лучше бы мне ни на что не надеяться. Зачем он позвонил мне, зачем повеяло надеждой? Боюсь, что наделаю глупостей: я совсем теряю голову.


  Начало октября, а утро, по- осеннему, холодное, хорошо, что Дина взяла с собой тёплую кофту. Медсестра помогла Дине доехать на коляске на задний двор лечебницы, где месяц простояла её мотоколяска. Дина пересела в машину, попыталась завести мотор. Не заводится, хоть умри. Медсестра побежала за помощью. И вот несколько мужчин окружили мотоколяску, один заглянул в кабину:
 - Не расстраивайся, поедешь. Видишь нас много и все в тельняшках! Мотор-то от мотоцикла? – спросил он.
 - Да, «ИЖ- планета».
 - Ижачок, слабоват для такой «кареты», но, ничего, справимся!
   Минут через пятнадцать мотор завёлся, кресло коляска была погружена на крышу, на багажник, Дина, поблагодарив медсестру и мужчин, выехала со двора лечебницы.
   Таганрог, по сравнению с Ростовом, небольшой город, и очень скоро Дина оказалась на трассе, ведущей домой. Выехав за город, она поняла, что надо остановиться: над трассой навис туман. Густой, белый, о таком говорят: парное молоко. Дина свернула на обочину, время есть, лучше подождать – ранней осенью туманы быстро рассеиваются. Действительно – минут через сорок стало светлее. Дина посмотрела вперед и ахнула: метрах в тридцати от нее стояла березка, тоненькая-тоненькая и вся в инее, как невеста в прозрачной фате. Берёзка стояла такая одинокая, беззащитная в своём прозрачном покрывальце, ветер трепал её руки-ветви. Замёрзла, бедненькая, - прошептала Дина и, вдруг, пожалела, что не умеет рисовать: берёзка просто просилась на полотно. Дина забыла о времени, сидела и смотрела, смотрела, восторгаясь нежной красотой берёзки. Откуда она взялась здесь на обочине, её ли тут место под ветрами, шумом и газом от проезжающих машин? Внезапно выглянуло, нет, вырвалось из-за туч солнце. Дина посмотрела вверх: солнце разорвало тучи на клочки – везде виднелось небо, синее, совсем не осеннее. Прозрачное покрывало стало сползать с берёзки, как будто она сама медленно роняла его к своим ногам. Нет, всё же жаль, что она не художник: такую красоту непременно бы на полотно. Дина вздохнула и посмотрела на часы, ого! Да она стоит уже полтора часа, как одну минуту! Туман почти рассеялся, пора в дорогу. Расстояние небольшое – всего каких-то километров восемьдесят, но для мотоколяски это часа два-три езды. Один подъём в Чалтыре минут пятнадцать съест, придётся ползти на первой скорости.
   Домой Дина приехала в два часа дня, во дворе никого – все на работе, коляску снять с багажника некому. Надо ждать часов до пяти. На сердце какая-то тревога, ожидание, но вот чего – хорошего или плохого? Скорее всего, плохое, так пусть сбудется побыстрее. Дина завела мотоколяску и поехала на курсовую базу по вождению инвалидного транспорта. Сегодня пятница, курсанты едут  домой на выходные, значит, она может увидеть Лёню и, может быть отвезти домой. Хотя ещё неизвестно – будет ли он рад её видеть. Нет, нет – неизвестность хуже всего – пусть самое плохое, но сразу! Может сейчас, через несколько минут всё кончится, она только посмотрит на него, всё поймет и сразу уедет. Первая, пока он не скажет своё последнее «прости». Надо уйти первой, быть брошенной невыносимо. «Господи, зачем я сюда приехала!?» - мелькнуло в голове возле учебного корпуса, - «Надо сейчас же уехать!». Но, к ней уже подошел пожилой мужчина:
 - Вам кого-нибудь позвать, девушка?
 - Да, если можно Шатрова, - неуверенно произнесла Дина.
 - Это Лёньку, что ли? Сейчас, сейчас, здесь он ещё! 
  Буквально через минуту из двери корпуса выскочил, улыбающийся во весь рот, Леонид. В два прыжка он оказался возле Дины, ей показалось, что костыли не успевали за ним, очки болтались на одном ухе. Вот он в машине:
 - Здравствуй, - улыбка не сходит с лица. В окнах корпуса любопытные лица курсантов. Оглянувшись на окна, Леонид по-хозяйски привлёк Дину к себе и поцеловал, по настоящему: крепко и страстно. - «Что это с ним?» - промелькнуло в голове у Дины.
 - Здесь же люди, - прошептала она, - нехорошо так, все смотрят…
 -Ну и пусть смотрят, я так соскучился, - прерывисто и тихо отвечал он….



Крушение надежд

  - Алло, я слушаю, - сердце Дины бешено стучало.
 - Здравствуй, Дина. У тебя всё в порядке? – Наиграно спросил Леонид. Они давно не общались. Ему было некогда – получал машину. Всё же Дина была права: машина ещё не появилась, а жизнь уже стала полнее, осмысленнее. Появился намёк на женитьбу. Нет-нет на Дине он вовсе не собирался жениться, у него никогда не было этого и в мыслях: два инвалида в доме – это перебор. Да и как он покажет её своим многочисленным родственникам? Конечно, она почти красива на лицо, но всё остальное. Хотя, как ни странно, но она сексуальна: ни с одной женщиной ему не было так хорошо. А, если честно, то ни одна женщина не была с ним более одного или двух раз, и почему-то у всех были довольно серьёзные претензии к нему. То пенсия у него маленькая, то квартира. У Дины претензий не было никаких, но, всё же надо расстаться и, как можно, скорее.
  - Ну, что же ты молчишь, не заболела ли?
  - Не знаю, надо ли говорить тебе, - нерешительно начала Дина.
  -Что-нибудь случилось? - он старался казаться участливым.
 - У меня будет ребёнок.
  - Вот ты меня и поймала, - упавшим голосом произнёс Леонид.
  - Извини, как это поймала? – Дина всё поняла, да она не очень-то и надеялась на его радость по этому поводу.
  - Да так, как обычно ловят нас, - на него просто накатывала ярость, что она о себе воображает, думает, что он женится на ней? Не много ли для неё?
  Дина молча положила трубку, вот и всё, и так просто, так понятно. Не надо было совсем ему говорить об этом. Все его слова о желании иметь ребёнка не более, чем слова. Скорее всего, он это говорит всем, просто выбрал такой стиль поведения с женщинами. Это так привлекает: сам весь положительный, да ещё и ребёнка хочет. Ну, что ж надо самой решать эту проблему – скорее всего, придётся остаться без ребёнка. Сестра хочет поехать к маме в деревню, уговорить её переехать к Дине и помочь ей. Только вряд ли мама согласится. Дина уже написала ей письмо, но ответа нет, а это значит, что на помощь надеяться не стоит.
    - Да, слушаю, - ответила неохотно Дина, ей совсем не хотелось говорить ни с кем. Ей надо подумать, успокоиться, но телефон трещал так настойчиво, что пришлось  взять трубку.
   - Мы не договорили, - услышала она голос Леонида, - я хочу сделать тебе предложение: ты делаешь аборт, и мы остаёмся друзьями.
  - Друзьями? Извини, это как?
  - Ну, если тебе надо будет помочь…
  - Ты уже помог мне, спасибо. Больше не нуждаюсь в твоей помощи. Пожалуйста, оставь меня в покое.
  - Так ты не хочешь делать аборт?
  - Я не хочу говорить с тобой, а на эту тему тем более. Ты уже сделал своё дело, всё остальное теперь мои проблемы. Хотя я не пойму твоего недовольства: ты так мечтал о ребёнке, что же тебя теперь-то не устраивает?
  - Ты, меня не устраиваешь ты!
  - А когда ты лежал со мною в постели, тогда я устраивала?! Ты думаешь, я не понимаю, почему я тебя не устраиваю? Да, если бы я была физически здорова, ты посадил бы меня в святой угол и поклоны бил бы! А ты подумал о том, что ты-то и был со мной только потому, что я такая! Да, если б я была в другом состоянии, тебя и рядом не было бы! Неужели ты в этом сомневаешься!
 - Я это знаю.
  - Тогда в чём дело?
  - Ну, что ж, раз ты такая подлая – я женюсь, - выдавил из себя Леонид.
  - Как ты сказал? Что же такого подлого я сделала?
  - Ты, ты знала, что здорова и не береглась! Ты специально забеременела, чтоб меня поймать! Вот и поймала! А ты подумала, что будет с ребёнком, если ты умрёшь?
 - У моего ребёнка есть отец, который в состоянии позаботиться о нём! – Дина, вдруг, стала спокойной, только где-то под ложечкой что-то сжималось, холодило и куда-то проваливалось. Это надо же: оказывается она ещё и подлая! Ну, зачем, зачем она с ним связалась, ведь видела, что он не тот, кем хочет казаться, чувствовала, что это не тот человек, кому можно доверять. Сама во всём виновата, самой и расхлёбывать эту кашу. В голове всплыл страшный сон, увиденный ею ещё летом. Она в своей квартире, но где-то под потолком. Смотрит вниз и видит своё тело, лежащее на полу и, почему-то без рук, ног и головы, без внутренностей, разрубленное вдоль. Ей больно, очень больно, но крови нет нигде. Рядом рука, его, Лёни рука, в которой зажат топор. И слышен его голос: «Потерпи, ещё немного будет больно, а потом будет всё хорошо!». Рука поднимает топор и рубит Динино туловище вдоль, а потом поперёк на куски. Дина смотрит с высоты, ей очень больно, очень, она кричит и просыпается от боли. Какой страшный, кошмарный сон! Надо поскорее забыть его: где ночь – там и сон, где ночь – там и сон! Наверно, это был не просто сон, а предупреждение. Она не поняла его, не задумалась, и вот он сбылся. Господи, как же ей больно, как больно!
 - Что же ты молчишь? Я с тобой говорю или с кем? – негодовал телефон.
 - Что ты от меня хочешь? – устало спросила Дина.
 - Я хочу знать, что ты намерена делать?
 - Я уже сказала: это мои заботы, к тебе у меня нет претензий, живи спокойно.
 - Спокойно?! Как я могу жить спокойно?  Ты хочешь родить, будешь жить и радоваться, а я буду мучиться?!
- У меня такое впечатление, что это не я, а ты ждешь ребёнка, а я такая вся подлая, не хочу на тебе жениться. Не переворачивай всё с ног на голову. И не беспокой меня. Не звони и не приходи. – Дина положила трубку. Болела голова, очень сильно. В правом виске что-то пульсировало, билось, разрывая голову на части. Надо принимать решение, тянуть дальше некуда: срок почти восемь недель. Как жаль, как жаль расставаться с надеждой. Ну почему этот чёртов полиомиелит не оставил ей здоровыми руки? Она сама бы справилась со всеми трудностями и никогда, никогда бы не рассталась со своим сыночком, а в том, что должен родиться сын, Дина не сомневалась ни одной минуты. Она уже и имя ему выбрала – Александр, Сашенька, Санечка, Солнышко… Дина закрыла лицо руками и громко, и безутешно разрыдалась. Она плакала так, как плачут на похоронах самого родного человека – своего ребёнка: « За что мне это, господи, за что? За какие такие страшные грехи?! За что?». 

Надо жить

Не бывает нескончаемого горя, как не бывает бесконечного счастья. Кончилась длинная зима, у человека, постоянно привязанного к дому, она всегда длинная. Весна выдалась ранняя, тёплая. Уже в конце февраля Дина выгнала из гаража свою мотопехоту и открыла свой летний сезон. Первые дни ей всегда было очень трудно выйти из дома, морально трудно: надо спуститься по пандусу на маленькой коляске. Дина не любила, когда её видели на этой коляске, но другого выхода не было – на обычной коляске не обойтись без посторонней помощи, а каждый раз просить соседей не ловко, да они и не обязаны возиться с ней постоянно. Спасибо, что продукты приносят, а с остальными проблемами надо справляться самой. Дина уговаривала себя, что всё это такие мелочи, на которые не стоит обращать внимание, не стоит особо впечатляться – иначе никаких нервов не хватит, а жизнь она длинная и нервы ещё пригодятся на более трудные моменты. Ну, подумаешь проблема – маленькая коляска, пусть смотрят и радуются, что их минула такая участь, - мысленно уговаривала себя Дина. Но, каждый раз, когда замечала, что на неё смотрят, неважно как, а взгляды бывали разными: от сочувствующих, жалостливых, до брезгливо-презрительных, она просто теряла силы. Если была такая возможность, то старалась выехать из дома и сесть в мотоколяску, когда на улице никого не было, но такое случалось редко. Но, уж когда она оказывалась в машине, то настроение почти сразу менялось, накатывалась радость: от возможности передвижения, от хорошей погоды. Езда за рулём доставляла ей удовольствие, и неважно, что эта техника на грани фантастики, что гремит она и воняет, главное – едет, ну, ладно, ладно, ползёт со скоростью 40-50 км в час. А в городе в общем-то быстрее ехать и не надо, если удается попасть на зелёную волну, то можно очень нормально доехать до нужного места. За рулём у неё всегда было хорошее настроение и всегда хотелось петь, хотя она из серии женщин, что вовсе не поют, так говорила Дина и смеялась. Но петь за рулём дело «святое» и она пела: «где-то за городом очень недорого папа купил автомобиль». Хорошая песня, как раз подходит к её колымаге, велосипедистам Дина обгонять себя не позволяла, ну а все остальные, конечно, её. Возвратившись домой, Дина снова впадала в уныние, все мысли вертелись вокруг осенних событий. Часто снился Леонид. Так нельзя, уговаривала себя Дина, - всё прошло, надо забыть, отвлечься, найти себе какое-то занятие, которое поглотило бы полностью. Такого занятия не было, работа не спасала от мыслей. Хорошо, что наступает лето, можно чаще покидать стены квартиры: поехать в гости, на природу наконец. Надо подумать о новых нарядах, что-то купить, что-то пошить, как давно она ничего себе не шила. За обдумыванием новых нарядов, Дина немного успокаивалась.
   - Алло, Дин, это ты? Что-то я не узнала тебя. Новость слышала? Как это какую?! Организуется общество инвалидов при помощи городского комитета комсомола. Тебе ещё не звонили от Чернова, секретаря городской организации комсомола? – Наталья, всегда сдержанная, почти ликовала.
 - Пока никто не звонил, а, впрочем, может и звонили, но меня не было дома. А это что на полном серьёзе, или как всегда очередная шутка?
 - Да никакая это ни шутка: Сашке Макарову позвонил знакомый журналист из газеты «Комсомолец» и сказал, что городскому комитету комсомола пришло указание оказать помощь в организации общества инвалидов по принципу обществ ВОС и ВОГ. На следующей неделе будет собрание в кафе «Молодёжное». Ты поедешь? Будут крепкие ребята, которые помогут зайти в кафе, ну и выйти из него конечно. 
 - Если это не шутка, то, конечно, надо поехать, посмотреть, что это за штука и с чем её едят.
 - А, ты, что не рада?
 - Да пока не пойму: надо радоваться или подождать, смысла не понимаю.
 - Какой смысл тебе нужен? Ты считаешь, что такое общество не нужно?
 - Это смотря, что из него получится. Боюсь, что создание этого общества не решит проблему так называемой интеграции инвалидов в жизнь.
- Это как?
- Ну, как тебе объяснить: вот ты сидишь в основном дома за редким исключением. А почему? Да потому, что слишком много проблем с выходом на улицу: живёшь ты на втором этаже – лифта нет, ходишь ты очень плохо - коляски нет. Да и была бы коляска – всё равно проблема: везде бордюры, ступеньки, всё недоступно, всё не для нас. Хотя, с чего-то надо начинать – может всё же наконец-то увидит наше правительство, что мы есть, в цивилизованных государствах этот вопрос как-то решается.
 - Но, если мы будем молчать, то вряд ли ситуация изменится. Ты не хочешь выступить там? Думаю, у тебя получится.
 - Не знаю, надо сначала послушать, а потом видно будет, -Дина немного лукавила, она уже поняла, что нашлось дело, которое отвлечет её от мрачных мыслей. Конечно, она поедет и, скорее всего, выступит, хотя ещё не знает о чем говорить. Смысла создаваемого общества она не совсем понимала, ну, создадут, ну, соберутся, а дальше-то что? Дело-то скорее всего не в обществе, что оно, это общество, сможет?
    В эту ночь Дина заснула быстро и Леонид не снился. Утром она поняла, что, несмотря на своё неверие в необходимость создания общества инвалидов, примет в его создании самое активное участие. Ей это необходимо, просто жизненно важно. Пока она жива, надо жить, а не киснуть. У всех в жизни бывают ошибки, только в разное время, это надо просто пережить, забыть и идти вперёд. Ага, осталось только добавить: вперёд к победе коммунизма, поймала она себя на этой мысли и невесело рассмеялась.