Нечистая сила

Владимир Ермошкин
     …И вот когда Брэд понял, что никто ему не поможет, а единственную надежду нательный серебряный крестик сорвало с груди колодезной цепью, его охватил ужас. От страха он зажмурил глаза и на некоторое время затих, вслушиваясь в темноту. Еле слышный всплеск говорил о том, что крестик достиг дна колодца и скрылся в тёмной зловонной воде.
     Наступила гнетущая тишина. Парень открыл глаза и посмотрел вверх. До края было рукой подать, но сил становилось всё меньше и меньше. И только он попытался зацепиться за скобу, вбитую в верхнее звено сруба, как на его дне завозилось какое-то странное существо. Тяжёлое сопение, переходящее в булькающий кашель и жуткое чавканье, заполнило прогнившую шахту колодца.
     Луна холодным светом скользнула по срубу и он увидел, что к нему из глубины тянуться мертвецки белые руки с синюшными фалангами, оканчивающиеся острыми белёсыми когтями.
     — Я не хочу умирать! Оставьте меня в покое! — метался Брэд.
Но его никто не слушал. Костлявые, мерзкие грабли были повсюду.
     — Помогите! — кричал он, пытаясь ногами отбиться от страшного существа.
     Продолжая пыхтеть чудище вонзило когти в мышцы его ног и рук и, нащупывая крючьями сухожилия, пыталось их вырвать. Чтобы жертва не сопротивлялась погань выпустила бородавчатый хобот и вместе с колодезной цепью обвила за горло. Лицо молодого человека моментально побагровело, глаза налились кровью, по телу пошли судороги. Ещё чуть-чуть и от напряжения лопнет аорта, а дальше вывалятся глаза…
     — Нет! Нет! Нет! Я не хочу..., — хрипел Брэд…

     — Продолжение мы дочитаем в следующий раз, — сказал Исаак Маркович и закрыл толстую, с потрёпанными от чтения страницами, книгу.
     Не успели ребята примерить на себя состояние Бреда, как учитель бухнул грудным кашлем и, задув на столе свечу, растворился в темноте. Местные ребята молча выскочили вслед за ним.
     Пустота клуба сразу же завитала в воздухе и, опустившись на Санькины плечи, потихоньку стала забираться ему под кожу. Тело передёрнуло ознобом и запершило в носу. Единственная догорающая свеча на окне пульсировала красноватым пламенем, оставляя тёмными углы клуба.
     — Почему так страшно смотреть на тёмные углы? — задал сам себе вопрос Санька и озираясь подошёл к окну.
     — У окна всё-таки не так страшно. Из него можно сигануть при случае, — нашёл он спасительную лазейку и, достав из кармана наручные часы с выгоревшим циферблатом, рассмотрел положение стрелок.
     До полуночи оставалось совсем немного времени. А попутчика сегодня не было.
Обычно он брал с собой своего друга Витьку, но сегодня тот, сославшись на простуду, остался дома. Можно, конечно, идти в окружную по трассе, но это займёт уйму времени. Да и по большой дороге идти ночью нисколько не безопаснее, упырей и бандитов там хватает с избытком.
     — Придётся идти напрямую, — выбрал маршрут Санька, не думая о том что у него впереди.
     Он вышел из клуба и огляделся. Вокруг никого уже не было. Припорошенная тропинка ведущая в пригород терялась из виду, нырнув в темноту русла реки.
     — В добрый час! Святой час! — прошептал он и окунулся в стылую полночь.

     Сашка жил в пригороде, куда он переехал с родителями из села. Сюда же его тянуло по старинке к своим школьным друзьям и подружкам. И ещё... в старом клубе, бывший учитель устраивал чтения. Каждую пятницу при зажжённых свечах он вслух читал ребятам толстенную книгу в золочёном переплёте с невыдуманными историями,  так во всяком случае говорил про её содержание учитель.
     Село и пригород связывал висячий мост через реку. Зимой по мосту почти не ходили, предпочитая ходить по льду. Дальше тропинка поднималась вверх и там на горе было старинное кладбище: со склепами, обвалившимися могилами, скрипучими крестами и каменными надгробьями. В обход этих вех петляла узенькая тропинка.
     Когда-то это кладбище было действующим, но потом его закрыли. Об этом старики много не говорили, но кое-что и рассказывали. Санька, затаив дыхание, слушал их приглушённые рассказы.
     Один из рассказов Санька помнит хорошо — о том как один сторожил, будучи пацаном, играл со сверстниками близь того кладбища в «казаков разбойников».
     Вышло так, что его захватили три парня с противной стороны и, притащив на самую далёкую могилу, привязали к кресту. Причём привязали так, что отвязаться он,  сколько не старался, не смог. Внезапно началась сильнейшая гроза и ребята то ли забыли про него, то ли ещё что, словом бросили его там и ушли по домам.
     Утром когда бабы погнали коров в стадо, то увидели на кресте хрипящее измождённое существо. Говорить оно не могло, так как парень сорвал голос, прося помощи. Лицо его опухло от слёз, а на изорванных и обветренных губах запеклись кровавые ошмётки. Бабы, понятное дело, закрестились: «Свят! Свят!», но подойти к нему и отвязать не решились. Побежали за мужиками. А те, хоть и видавшие виды, и то не сразу к нему подошли... топорами да баграми сперва вооружились.
     — Бес его знает! Вдруг это Нечистая сила тута висит. Замешкалась зараза и на тот свет не успела свалить, оттого что петух кукарекнул не вовремя. Не зря же гроза всю ночь бесновалась над деревней. А она, эта сволота, силой большой обладает... ей слабину нельзя давать ни в коем случае! — говаривали самые дремучие старики.
     Благо дед Филимон признал парня, на том дело и закончилось. А бабы долго ещё тот угол стороной обходили. А парнишку за «пришлого» не один год считали.
     «Так что не всё так просто и в ихнее время было», — отметил про себя Санька, карабкаясь по заледеневшему склону.
     Вот сейчас он заберётся на горку а там... — помогай Бог!

     Луна, сбросив с себя туманную вуаль, невозмутимо осветила последнее пристанище людей. Появились тени от каменных надгробий, а перекошенные кресты наклонили головы, шепчась друг с другом.
     Январское небо прояснялось. Звёзды разнузданным табуном высыпали на небо, и под повелительным взором Луны покорно заняли места в своих созвездиях. Сбежавшую же из табуна звезду на небе наказывали строго — сгорала она у всех на виду яркой вспышкой.

     Санька, уткнувшись в шарф и стреляя по сторонам ребячьими глазёнками, семенил к дому. Снег при ходьбе хрустел так, как хрустит капустный лист под острием ножа.
Вдруг он увидел, что навстречу ему по той же тропинке движется что-то чёрное… — высотою с пенёк.
     — Собака что ли? — тюкнуло в голове. — Не похоже. Волков здесь тоже нет. Раньше когда-то бывали, но это при «царе горохе», — вспомнил он рассказы стариков.
Санька остановился.
     — Скрипит-то по снегу похлеще меня. Чеганашка какая-то?! — испуганно проглотил слюну он. — Что же делать? Бежать обратно в деревню? Так там спят уже все. Да и половину пути прошёл, негоже назад вертаться — так учил его дед…
     Санька сделал два шага вперёд и остановился. Чёрное существо со скрипом сделало два шага и тоже остановилось. Так они стояли друг против друга на расстоянии порядка сорока шагов.
     Санька достал складешок и раскрыл его. Блеснула сталь лезвия. Буквально на днях он отполировал нож наждачной бумагой, чтобы хорошо резал бумагу, а теперь это его главное оружие, не зная только против кого. Немного подумав он закрыл нож и сунул в карман.
     — Ещё беду накликаю, — обосновал он своё решение.
Вдруг гулко ухая и хлопая, его накрыла тень…
     — Фу ты, чёрт! Сова вспорхнула из-за бугорка! — струйки холодного пота пробежали между лопатками.
     Сашка крадучись сделал ещё два шага. Впереди тоже два раза скрипнуло.
     «Что же это за тварь? — пытался он разгадать этот жуткий скрипучий ребус. — Маленькая чуть пониже колен от земли на животину непохожая, — щурился и рассуждал он с дрожью в коленках. — Может это и есть Нечистая сила …, — не зная, что придумать полез он в дебри. — Все только говорят про неё, а встречаться то никому с ней не хочется. На кой чёрт я попёрся по этому пути, — ругал он себя не зная что предпринять. Дома надо было сидеть, как Витька, а не колобродить по ночам…»
     И зачем-то вспомнил историю произошедшую в соседней деревне, рассказанную сельчанами:
     Иваном того мужика звали. Он цвет папоротника хотел принести из лесу. А папоротник цветёт всего лишь один раз в глухую полночь в день Ивана Купалы, кажись! Так вот, Иван нашёл его цветущим в лесу, сорвал, зажал в кулак и пошёл обратно. Что у него за спиной творилось никто не знает.
     Говорили старики, что оборачиваться нельзя ни в коем случае. Обернёшься — хана тебе. Принесёшь ежели цветок домой, перекрестишься пред образами, то счастье и богатство в твой дом рекой хлынут. А Иван перед самым порогом взял да оглянулся... да так и остался лежать с широко открытыми глазами и лицом передёрнутом от ужаса.
     Что он там увидал — никто не знает. Только умер он от разрыва сердца. А в кулаке, что домой нёс, один лепесточек только и остался. Когда кулак разжали и пытались этот лепесточек в дом занести то такой вихрь поднялся, что подхватил лепесток — и «ищи свищи ветра в поле», а в заброшенном колодце что-то забулькало. Вот так-то! Неспроста видимо люди говорят про Нечистую силу…

     — Так что же мне делать? — спрашивал Санька себя, раз за разом делая махонькие шаги навстречу «чёрной пропастине». Желание оглянуться и повернуть назад было огромным но, помятую о рассказанном, желание пропадало сразу. Он ощущал как потели его ладони, а уж под мышками холодный пот лился не переставая.
     От страха Саньке захотелось в туалет по маленькому а может и по большому. В этом случае не разберёшь... весь низ расслабляется, коленки подкашиваются. До встречи оставалось каких-нибудь пять шагов, как Санька зажмурил глаза и набрал в рот воздуха. Что он собирался делать — не знал. Все его действия сейчас были чисто инстинктивные.   
     Он никогда не слышал, как бьется его сердце. Сейчас же оно бухало, как кузнечный молот.
И вот они поравнялись. Тропинка была узенькой, так как люди мало ходили по этому пути. Днём  ещё куда не шло, а что тут делать человеку ночью…
     «Человек ли это?» — пульсировало у Саньки в висках.
     Всё его нутро ощущало близость развязки…. Глаза вдруг раскрылись сами по себе… — перед ним стояло изваяние огромного роста, закутанное в саван, на ногах которого были чёрные валенки.
     — М-м-ма-а…, — замычал Санька, и чуть было не потерял сознание.
То, что он увидел на ногах валенки, а не копыта чёрта — спасло его от обморока. Кто был на кладбище этой ночью в таком обличье, кому надо было так закутаться, оставив непокрытыми чёрные валенки — по сей день остаётся загадкой. Именно валенки выделялись своей чернотой на фоне белого снега.
     Санька вновь поднял перепуганные глазёшки вверх. Тот, в чёрных валенках, распахнул скрытое саваном лицо…, но лица Санька там не увидал, а только оттуда пахнуло перегаром и затхлостью.
      — Чтоб ты сдох, Нечистый! — бухнул Санька в тёмную дыру.
После чего, заорав вовсю мочь: «Ма-а-ма!» — рванул домой. Он бежал не помня себя, падал и поднимался. За спиной слышалось тяжёлое сопение и свист, но он так ни разу не оглянулся.

     Дома у Саньки поднялась высокая температура, его начала трясти лихорадка, стало трудно дышать, по рукам и ногам пошли судороги. Врач скорой помощи поставил диагноз: ангина и сильный стресс. Поставив успокоительные и жаропонижающие уколы, дал рекомендацию:  вызвать участкового врача.
     Находясь в бреду Санька всё пытался откуда-то вылезть и рвал ворот нательной рубахи.
     — Помогите! Перестаньте душить. Я не хочу…, — бился Санька в беспамятстве.
Заложенный нос свистел и сопел, как паровоз, не давая нормально дышать. В минуты послабления он силился придти кому-то на помощь, но приступ удушья возвращал его на «круги своя».
     Под действием лекарств холодный пот стал превращать Саньку в мокрого, взъерошенного мышонка, вылезшего из ведра с водой. Болезнь нехотя отступала. А он всё ещё тянул кому-то руку, пытаясь помочь: «Держись! Давай руку... Я помогу тебе… Ты выберешься…»

16.02.08 г.