Глава 2
Коридор городской поликлиники был немного похож на зал для транзитных пассажиров на железнодорожном вокзале. Нет, не своими размерами и не суетой приезжающих-отъезжающих, а тем напряжённым ожиданием, неуловимо растворённом в воздухе и делавшим каждую минуту бесконечной и тягучей, как резиновую. Ожидая вызова к врачу, люди сидели замкнутые в себе, каждый думая о своих хворях, и лишь изредка попадался общительный человек, охотно сообщавший соседям о своих болячках и выспрашивавший, чем болен его собеседник.
Молчала Марина Николаевна, вся во власти невесёлых дум, вздрагивая каждый раз от щёлканья замка двери, на которой были только порядковый номер, лаконичная табличка "Невропатолог" да строгая надпись "Без вызова не входить!"; молчал Вадим, нахохленный, настороженный предстоящей встречей с врачом.
Дверь кабинета в очередной раз приоткрылась и медсестра, выглянув в коридор, пригласила войти следующего. Следующим оказалась Марина Николаевна с сыном. Она глубоко вдохнула в себя воздух, словно готовясь окунуться в холодную воду, взяла Вадима за руку и так, держась за руки, они вошли.
Кабинет был небольшой, почти квадратный в плане, но высокий потолок добавлял пространства, раздвигая стены и создавая впечатление воздушного аквариума, которое усиливало заглядывающее в широкое окно небо.
По левую руку от двери, возле окна, за письменным столом сидел молодой мужчина и что-то записывал в толстую тетрадь. К его столу примыкал торцевой стороной столик медсестры. Справа от врача вдоль стены стояла деревянная кушетка, обтянутая жёлто-коричневой клеёнкой. Противоположный угол отгораживала раздвижная ширма.
Оторвавшись от своих записей, врач предложил Марине Николаевне присесть на стул, стоявший напротив стола, и продолжил быстро писать. Вадим, стоя возле матери, искоса поглядывал на него.
Короткие чёрные волосы, выглядывающие из-под белой шапочки, и небольшие усики на смуглом лице говорили о том, что родом он, вероятно, с юга, с Кавказа или из Средней Азии; широкие плечи атлета, плотно обтянутые халатом снеговой белизны, не оставляли сомнений в его дружбе со спортом. Но молодость... Молодость его была столь явной, что Вадим разочарованно подумал: "И вовсе он не похож на доктора Айболита." Посмотрел на помощницу врача. Худенькая, светловолосая девушка, юная возрастом (только недавно окончила медицинское училище), большие очки в голубоватой оправе придавали её лицу слегка удивлённое выражение. Заметив взгляд мальчика, она дружески подмигнула ему. Вадим презрительно отвернулся: "Вот ещё..."
Наконец "не доктор Айболит" отложил тетрадь в сторону, спрятал авторучку в нагрудный карман халата и взял протянутое ему направление, неодобрительно заметив при этом:
- Мальчик может и в коридоре посидеть.
Пробежав глазами бумагу, он удивлённо поднял брови домиком.
- Так это ты, оказывается, больной? - он посмотрел на Вадима. - Но почему вы пришли ко мне? Ведь это же направление в детскую поликлинику.
- Мы уже были там, - начала объяснять Марина Николаевна. - Сына осмотрел педиатр и написал направление к невропатологу. Но у них сейчас нет специалиста этого профиля, а нам сказали, чтобы мы шли в городскую поликлинику. Поэтому мы и пришли сюда.
Врач понимающе покивал головой. Он внимательно посмотрел на маленького пациента и предложил ему как старому знакомому:
- Ну, давай, рассказывай, что у тебя болит.
Вадим добросовестно прислушался к себе.
- Ничего у меня не болит.
- Как же так? - удивлённо воскликнул врач. - Совсем ничего не болит?
- Ну да, совсем ничего, - подтвердил мальчик.
- Тогда зачем ты ко мне пришёл?
- Я же не сам пришёл - меня мама привела.
Такой ответ привел врача в полный восторг. Он откинулся на спинку стула и весело расхохотался.
- Так, значит, ха-ха-ха, мама тебя привела? Ай, молодец, ха-ха-ха-ха...
Смеялся он от души, заразительно. Улыбалась медсестра, низко наклоняясь к своему столику и пряча улыбку. Марина Николаевна ощутила, как натянутые струнами нервы постепенно успокаиваются.
Вволю насмеявшись, врач наклонился к Вадиму и, заговорщицки понизив голос, спросил:
- Ну, ты сам рассуди - если мама привела тебя к врачу, значит что-то не в порядке?
- Да-а-а... - протянул мальчик, - рука меня не слушается.
- Ага! - доктор как будто обрадовался, услышав эти слова. - Значит, всё-таки не слушается! Вот давай мы и посмотрим, почему она себя так ведёт.
И он велел Вадиму раздеться до пояса. Марина Николаевна хотела было помочь сыну снять свитер и рубашку, но её остановил возглас врача:
- Нет, нет, помогать не надо! Пусть мальчик сам раздевается. Мне важно увидеть, как он действует больной рукой.
Вадим возился с раздеванием недолго и, положив одежду маме на колени, встал перед доктором, ожидая начала лечения. Мужчина ободряюще улыбнулся ему и взял со стола невиданный прежде мальчиком молоток.
Подобного ему в отцовском ящике с инструментами никогда не водилось. В этом железном, похожем на большую сумку, ящике обитали плоскогубцы с хищными зубастыми челюстями, изящные отвёртки с набором блестящих сменных жал, разнообразные гаечные ключи с раскрытыми ртами, готовыми хватать и крутить всякую гайку, а кроме того, ещё множество зубил и зубильцев, стамесок, свёрл, ножей и другой всякой всячины, необходимой при работе по дереву и металлу. Было там и три молотка - крепкие стальные работники, отличающиеся друг от друга лишь размерами да формой, на прочных деревянных рукоятках, до блеска отполированных ладонями отца.
А доктор держал в руке молоток, какой Вадиму ещё ни разу не встречался. Он был стройный и изящный, как балерина; его тонкая хромированная рукоятка заканчивалась колечком, в которое была вставлена точёная головка чёрного цвета, похоже, сделанная из резины. Его и молотком-то назвать было неуместно, само собой напрашивалось уменьши-тельное - молоточек. Словом, это был дальний родственник семейства молотков, сохранивший, однако, фамильные черты.
Заворожённый видом столь необычного инструмента Вадим без труда дал усадить себя на кушетку. Врач подхватил его здоровую руку и, держа её под сгиб на весу, легонько ударил по локтю этим резиновым молоточком. Рука слегка дёрнулась и опять расслабленно повисла. Тогда врач стукнул ещё раз, и ещё, и всякий раз рука отзывалась словно бы нехотя, лениво.
Врач удовлетворенно кивнул головой и осторожно взял правую руку Вадима. Теперь всё выглядело совсем по-иному. От удара молоточка рука подскочила вверх и, в отличие от
своей здоровой сестры, не спешила опускаться. Пришлось доктору приложить немного силы и подержать упрямицу, пока та не расслабилась. На все последующие попытки рука реагировала точно так же. Врач озадаченно похмыкал, подёргал себя за ус. Затем по его просьбе Вадим закинул ногу на ногу, и тот принялся постукивать мальчика по коленкам. И здесь всё было точь-в-точь так же, как и несколькими минутами ранее. Больная нога, словно в пику здоровой, подпрыгивала гораздо выше той, будто сильно пинала по футбольному мячу.
Обследуя маленького пациента, врач обращался к нему совсем как к равному по возрасту: уважительно, без тени снисходительности. Он расспрашивал Вадима о его житье-бытье, о друзьях во дворе и в детском саду; интересовался кем он будет работать, когда вырастет. Чувствовалось, что интерес этот был искренним, неподдельным. Вадиму понравился весёлый молодой доктор, поэтому на вопросы он отвечал охотно и подробно.
Так мило беседуя, врач уложил мальчика на кушетку и стал плоским кончиком рукоятки молотка чиркать ему поперёк живота. Металл был холодным и от этих движений живот сам собой резко втягивался. Было немного щекотно и Вадим едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
После этого врач просто указал на черный боёк и велел следить за ним, не отрывая взгляда и не поворачивая головы. "Как-то странно он лечит, - думал Вадим, без труда наблюдая, как боек уплывал то вправо, то влево, то двигался по кругу, то вдруг начинал удаляться и приближаться к самому носу. - Это даже не лечение, а игра какая-то."
Наконец врач отложил инструмент в сторону и, немного подумав, протянул мальчику по два пальца обеих рук, чтобы тот сильно сжал их.
- Сильней, сильней, парень! - смеясь, подбадривал он. - Покажи мне, какой ты сильный!
В такой ситуации было просто немыслимо ударить в грязь лицом. Какой же мужчина, хотя бы и маленький, захочет показать себя слабым?! И Вадим старался на совесть, высунув от усердия кончик языка. Но всё-таки сила больной руки была много меньше, нежели у здоровой, и пальцы врача ощущали это различие совершенно отчётливо.
- Ну довольно, атлет, хватит! - врач высвободил пальцы и потряс ими в воздухе, словно бы от нестерпимой боли. - Ступай, одевайся.
Теперь лавина вопросов покатилась на Марину Николаевну.
- Скажите, роды у вас проходили нормально? Никакой патологии не было?
- Да, всё обошлось без осложнений. Мальчик родился в положенный срок, крепенький, здоровенький. Кричать начал сразу. И грудь сразу взял.
- А как потом шло его развитие? Были замечания от патронажной сестры?
- Нет, никаких замечаний не было. Сын рос нормально, как все дети. Он же у меня младший, второй ребенок, поэтому было с кем сравнивать. Ну, что ещё? Самостоятельно он пошёл в десять месяцев, говорить начал года в полтора и к двум годам уже мог вести довольно осмысленную речь.
- Чем, вы говорите, мальчик болел в детстве?
- У него была корь, в три года и семь месяцев, потом буквально сразу переболел свинкой и ещё через год коревой краснухой. Свинка и краснуха прошли довольно легко, а вот
корью болел тяжело.
- Так-так, - врач задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. - Прививки положенные все делали?
- Да, конечно. У нас на участке к этому относятся очень строго. Вот, посмотрите, - Марина Николаевна протянула бумаги, - в карточке всё отмечено: и от оспы прививки, и против полиомиелита, и другие.
Невропатолог взял медицинскую карточку Вадима, перелистал её.
- Расскажите мне, как вы заметили, что мальчик болен? Как это всё начиналось?
Марина Николаевна углубилась в память прошедших дней.
- Два месяца назад я вдруг стала замечать, что Вадим начинает прихрамывать при ходьбе. Ну, не совсем прихрамывать, а как-то подволакивать ножку. Поначалу это было почти незаметно. Мы сперва подумали, что он дурачится. Дети ведь все такие фантазёры! Когда его одёргивали, он вроде бы прекращал это, но спустя какое-то время смотрю - он опять хромает. И с каждым днем всё сильней и сильней. Потом и правой рукой перестал что-либо делать, всё переложил на левую. Уже и в детском саду стали замечать за ним неладное, и ребятишки во дворе начали поддразнивать его. Ну, мы и поняли, что он чем-то болен. Не мог же он так долго и упорно притворяться!
- М-м-м, вы не помните, у него перед этим не было резкого повышения температуры? Он вам не жаловался на головную боль, на тошноту?
- Нет, ничего такого не было, - уверенно сказала Марина Николаевна. - Он у меня простужается обычно весной, когда надевает лёгкую одежду. А насчет тошноты... Я не помню, чтобы его вообще когда-либо тошнило. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!
Врач понимающе улыбнулся. Он опять побарабанил пальцами по столу, потом взял толстый справочник, полистал его, закрыл.
- Ну, что же, картина, в принципе, ясна. Но, - он почесал пальцем висок, - есть тут некоторые непонятности. Понимаете, случай довольно нетипичный. Хорошо бы показать мальчика заведующей отделением. Любочка, - обратился он к медсестре, - посмотри, пожалуйста, сколько там ещё людей на приём?
Девушка подошла к двери, выглянула в коридор и сообщила:
- Ещё два человека, Анвар Васикович.
- Мы сделаем так, - обратился врач к Марине Николаевне, - вы посидите в коридоре, а я пока закончу приём, и мы продолжим с вашим мальчиком.
Вновь потянулись томительные минуты ожидания; чёрными птицами закружились невесёлые мысли.
"Почему же он не сказал, чем болен Вадим? - думала Марина Николаевна, безучастно наблюдая за жизнью поликлиничного коридора. - Может, просто не знает, какая это болезнь? С виду-то он совсем молодой, недаром собирается показать Вадима своему начальнику. А вдруг это что-нибудь ужасное и он не хочет меня расстраивать?"
Встревоженным взглядом она поискала сына, который стоял неподалёку, с интересом разглядывая стенгазету. Читать Вадим научился в пятилетнем возрасте, в прошлом году, когда старший брат-первоклассник терзал букварь и мучил себя и родителей. Чтение далось мальчишке на удивление легко и теперь он при любой возможности стремился что-нибудь почитать. Да только заметки в стенгазете, написанные от руки, хотя и аккуратным почерком, были нелегки для восприятия ребенка.
Почувствовав на себе мамин взгляд, Вадим обернулся и Марина Николаевна кивнула ему головой, подзывая к себе. В это же время из кабинета вышел врач. Подойдя ближе, он улыбнулся мальчику:
- Ну что, герой, идём со мной?
Вадим улыбнулся в ответ и взялся за протянутую руку мужчины.
- Я заберу вашего мальчика на некоторое время, - сказал врач, обращаясь к Марине Николаевне. - Вы можете пока подождать нас здесь. Да вы не волнуйтесь, - добавил он, заметив невольное движение материнского инстинкта, - это не займёт много времени, минут пятнадцать-двадцать, не больше. Ему никто не причинит вреда.
Они пошли по длинному коридору, рука в руке. Марина Николаевна смотрела им вслед: высокий, стройный силуэт мужчины и рядом маленькая скособоченная фигурка прихрамывающего мальчика. Она впервые увидела сына со стороны, как бы чужими глазами, и острая жалость к нему, искалеченному болезнью, пронзила её сердце. Пол под ногами покачнулся, поплыл, стены закружились вокруг в диковинном танце, уносясь вверх и в стороны, и, не помня себя, она без сил опустилась на стул...
- Голубушка, что с вами? - донёсся откуда-то издалека участливый голос. - Вам плохо? Может, помощь нужна?
...Медленно, словно нехотя, возвращались цвета, звуки, запахи. Серая пелена небытия уползала прочь, оставляя в сердце щемящую боль. Мыслей в голове не было, только неясные обрывки их роились потревоженными пчёлами.
Марина Николаевна, подняв голову, разглядела говорившего. Незнакомая женщина, одетая в белый халат, возможно врач или медсестра, испытующе смотрела на неё, готовая оказать неотложную помощь.
- Нет, нет, всё в порядке, - тихо проговорила Марина Николаевна. - Всё уже прошло.
Покачав головой, женщина пошла дальше по коридору, недоверчиво оглянувшись.
Тем временем Анвар Васикович и Вадим поднялись по лестнице на второй этаж, миновали несколько дверей и зашли в кабинет, который был совсем не похож на предыдущий, где принимал весёлый доктор. Этот, выходивший на теневую сторону здания, в небольшой садик, был намного просторнее. Вдоль одной стены тянулись шкафы, полные разномастных книг, рядами стояли стулья, а на полу лежал толстый и, должно быть, мягкий ковёр, распластавшийся от письменного стола до самых дверей. Густые деревья, вплотную подступающие к зданию поликлиники, заглядывали в оба широких окна, отчего в кабинете царил полумрак.
- Ты пока посиди здесь, - произнёс провожатый, - а я схожу консилиум позову.
Услышав незнакомое слово, Вадим представил себе худого угрюмого старика, похожего на Кащея Бессмертного, и обязательно со здоровенным длинноигольным шприцем в руках. Но страха не было, может, самую малость, на донышке души. Мальчик верил, что знакомый доктор не даст его в обиду.
Прошло немного времени, и в кабинет один за другим вошли две женщины и толстый румяный мужчина, ну впрямь оживший Колобок. Они и были тем самым загадочным консилиумом. Толстячок быстро подкатился к Вадиму и, улыбнувшись так, что глаза превратились в узенькие щелки, затараторил:
- Здравствуй, Вадим! Тебя ведь так зовут? А меня - Максим Иваныч. Нам дядя Анвар уже рассказал, что ты ничем не болеешь, а попал в больницу. Вот мы и собрались, чтобы понять, что же с тобой стряслось.
- Погоди, Максим Иванович! - остановила словоохотливого врача одна из женщин, со строгим лицом. - Совсем так пациента заговоришь. Ты, вот что, мальчик, раздевайся до трусиков и мы тебя осмотрим, - сказала она, зажигая в кабинете свет.
Две большие люстры, вспыхнув яркими гроздьями, в мгновение ока разогнали полутьму, придав окружающей обстановке торжественную нарядность.
Врачи отошли к столу и стояли, негромко переговариваясь. Вадим скинул ботинки, снял с себя одежду, уложил её на ближний стул и растерянно потоптался на месте, не зная, что же ему делать дальше.
- Теперь подойди сюда, - услышал он голос строгой женщины. - Только иди не спеша, так, как ты ходишь каждый день.
Вадим пошёл по ковру. Он оказался на самом деле мягким и щекотал босые подошвы ног. Разговоры врачей смолкли, они с напряжённым вниманием наблюдали за походкой мальчика. Как назло, то ли от волнения, то ли ещё по какой причине правая нога спотыкалась больше обычного, а рука, казалось, совсем приросла к туловищу. Когда Вадим подковылял к врачам, те заставили его вернуться к двери и пройтись ещё раз.
Первым начал осматривать Вадима мужчина-"колобок". Он поставил его на стул и принялся мять и ощупывать руки и ноги, спрашивая при этом: "Нигде не больно?", заставлял Вадима приседать и вставать, поднимать и опускать руки, сжимать и разжимать кулаки.
- Скажи-ка мне, Вадим, - палец врача нацелился мальчику в грудь, - ты никогда не ударялся головой обо что-нибудь? Может, зимой на горке неудачно упал? Или с ребятами играл и тебя сильно толкнули?
- Нет, - помотал головой Вадим. В самом деле, он умел падать так ловко, что голова у него глубоко втягивалась в плечи, как у черепахи, поэтому об ушибе не могло быть и разговора.
В конце концов врач хлопнул мальчика по попке и, разведя руками, сказал:
- Мне тут делать нечего. С точки зрения хирургии - никаких отклонений. Абсолютно никаких!
- Анвар, скажи нам, какое у тебя сложилось мнение? - эта строгая женщина, по-видимому, и была той самой заведующей отделением.
Невропатолог пересказал присутствующим всё, что он узнал от Марины Николаевны, и что он думает сам по этому поводу.
- То, что у мальчика паралич, - говорил он, - причём уже не в начальной фазе, видно невооруженным глазом. Вопрос в другом: что явилось причиной его возникновения? Сразу мне пришло в голову, что это полиомиелит. Очень уж похоже по внешним признакам. Но когда я обследовал пациента, то сильно засомневался. Потому что всё говорило против такого диагноза. Судите сами: при полиомиелите тонус мышц низкий - у него необычайно высокий, то же самое можно сказать и о сухожильных рефлексах. Температура кожи поражённых конечностей нормальная. Сухость или потливость отсутствуют. И вакцинация была сделана строго вовремя. Словом, не полиомиелит. Тогда я подумал о ДЦП, но уже с меньшей долей уверенности. Ведь признаков, характерных для ДЦП, не наблюдалось. Родился мальчик абсолютно здоровым, значит и родовая травма отпадает. Вот я и запутался.
Выслушав рассказ Анвара, все начали выстукивать Вадима своими молоточками.
- Может, это энцефалит? - подала голос вторая, до сих пор молчавшая, женщина.
- Браво, коллега! - поддержала её зав. отделением. - Продолжайте...
- По словам матери, мальчик переболел корью. Вполне было возможно двойное инфицирование больного и вследствие такого содружества, кори и энцефалита, мы имеем паралич.
- А где же, в таком случае, сильная головная боль, рвота, нарушение сознания? - засомневалась более опытный врач. - Ведь этого же не было. Да, вы правы, это энцефалит, но только не коревой, а, я так думаю, клещевой.
- Точно, энцефалит! - воскликнул доктор Анвар. – Этим летом мальчик ездил на дачу, в сосновый бор. Там вполне могли оказаться клещи, а один из них и куснул нашего дружка.
- Меня там никто не кусал! - возразил ему Вадим.
- Клещ - это такая крохотная букашка, - улыбнулся доктор, - и кусает он не так, как комар, а совсем безболезненно. Ты мог этого и не заметить.
- Меня только одно смущает, - продолжил он, обращаясь к остальным, - почему такой долгий инкубационный период? И совсем никаких симптомов бурного начала болезни?
- Я тебе напомню, Анвар, что клещевой энцефалит в ряде случаев может протекать не остро, а растянуто во времени, когда симптомы поражения нервной системы проявляются постепенно, накапливаются незаметно. Это полностью соответствует картине развития болезни, которую рассказала мать ребенка. А то, что внешние признаки похожи на полиомиелит, говорит об очаговости поражения также и спинного мозга. Если у кого-то имеются контрдоводы, прошу высказываться.
Врачи ещё недолго поспорили, но в итоге все согласились с таким диагнозом.
- Ну что же, подведем кое-какие итоги, - сказала старшая, пряча в боковой карман халата молоточек. - Диагноз мы более-менее установили, однако я считаю, что для полной ясности необходимо провести стационарное обследование. Надо сообщить об этом родителям мальчика. Анвар, пожалуйста, позови их.
- Его мать ожидает внизу, возле моего кабинета, - отозвался тот.
- Как внизу?! Почему же ты не пригласил её сюда? Представляешь, каково ей ожидать там?
- Я этого как-то не учел, - виновато произнёс врач. - Я подумал, мы быстренько проведем консилиум и... Но я сейчас схожу за ней, - заторопился было он.
- Нет уж, лучше я сама к ней спущусь, - заявила женщина и все пошли из кабинета.
Марина Николаевна сидела неподвижно, молча, погружённая в думы о своём горе. Минуты медленно набухали тяжёлыми каплями и срывались, заставляя стрелку на часах, висевших над входом в коридор, скачками опускаться вниз.
Запертыми в клетке птицами метались и бились в голове неотступные мысли. Они то сбивались в клубок, наскакивая друг на друга в хаотичной мешанине, то вдруг разбегались в разные стороны, не оставляя за собой следов, и стоило огромного труда собрать их в прежние стройные ряды.
"Почему, ну почему именно мне выпала такая доля? Чем я прогневала Бога? За какие грехи он наказывает меня столь жестоко? Ну, даже если я в чем-то виновата, так накажи меня! Зачем же калечить невинное дитя? Чтобы страдания мои были ещё больше? А может, никакого Бога и нет? Может, всё это лишь слепая игра случая, нелепое стечение обстоятельств?"
Кто способен дать ответ на такие вопросы? Церковь? Диалектический материализм? Или житейская мудрость человека? Марина Николаевна слышала немного о законе кармы - философско-этическом учении индуизма. Это учение сложное и многогранное, но схематично его можно представить так: это своеобразная причинно-следственная цепь и все мысли и поступки человека, будь они добрые или дурные, обязательно повлияют на его последующую жизнь, найдут в ней своё отражение. И не только на жизнь самого человека, но и на жизнь его детей, внуков и даже правнуков.
Марина Николаевна вспоминала прожитые годы, пытаясь отыскать там корни её нынешних бед.
Росла обыкновенная девчонка, общительная в дружбе и способная к учёбе. Книги, кино, походы за город, спортивные соревнования и посильный труд - всё было, как у всех. Закончила школу, поступила в машиностроительный техникум, бегала на танцы в "зверинец" - обнесённую решётчатой оградой танцплощадку в городском парке и в "муравейник" – полуподвальное помещение в педагогическом училище. Познакомилась с симпатичным парнем, закружила и укачала хмельная волна любви. Дело уже шло к свадьбе, как вдруг глупая, нелепейшая ссора, дошедшая, однако, до разрыва. Парень назло ей женился на другой, молодые уехали из города. Было выплакано много слёз, но любовь осталась жива в её сердце. Вскоре встретился другой человек, позвал замуж. Любила ли она своего мужа? Вероятно, любила, а, может, пошла за него из-за обиды и желания отомстить, потом уже смирившись с семейной жизнью. Ведь пути Господни, особенно в любви, неисповедимы.
Обыкновенная жизнь обыкновенной женщины... Так чьё же проклятье легло чёрным пятном на её судьбу, мрачной тучей затмило ясное солнце?
Мысли всё кружили и кружили по заколдованному кругу и не было сил разорвать его. Марина Николаевна понимала, что лучше бы уйти ей в спасительное безмыслие, что подобными думами делу не поможешь, но в хороводе мыслей не было ни малейшей лазейки для такого ухода.
Внезапно, словно рябь по воде, пробежала по её сознанию неясная тревога, лёгкая тень озабоченности коснулась его. Ещё не осознав, в чём тут дело, она вся подобралась, как перед лицом неведомой опасности, посмотрела вокруг себя.
В дальнем конце коридора показалась родная до боли фигурка. "Сынок!.." По обеим сторонам от Вадима вышагивали врачи: невропатолог Анвар и незнакомая женщина. Вадим, едва завидев маму, вырвался из руки врача и побежал к ней, сильно загребая правой ногой. Марина Николаевна быстро поднялась ему навстречу: "Ох, не расшибся бы!" Подбежавший Вадим уткнулся лицом в её живот, обхватил руками.
Подойдя к ним, женщина сказала:
- Насколько я понимаю, вы - мама Вадима Воскова. Очень хорошо! Давайте зайдём в кабинет.
Они вошли. Женщина села за письменный стол так, что оказалась лицом к лицу с Восковыми, а сам хозяин кабинета примостился за столиком медсестры.
Повисло тягостное молчание. Зав. отделением посмотрела на Марину Николаевну, на её стиснутые руки, прочла в глазах напряжённое ожидание приговора.
- Простите, у вас образование, случайно, не медицинское? Нет? Ну, тогда я попытаюсь объяснить простыми словами. Мы тут с коллегами обменялись мнениями и пришли выводу, что у вашего мальчика, - вы только не пугайтесь! - клещевой энцефалит. Говоря точнее, сама болезнь уже прошла, видимо, в скрытой форме, а то, что мы наблюдаем, правосторонний паралич, - это остаточные явления энцефалита. Разумеется, стопроцентной уверенности в этом диагнозе у нас нет. Поэтому мы предлагаем вам положить мальчика в стационар...
- Это в больницу, что ли? - перебила её Марина Николаевна.
- Ну да, в больницу. Да вы не бойтесь, - врач заметила, как Вадим испуганно взглянул на маму, а та подбадривающе прижала его к себе. - Больница у нас хорошая, современная, в детском отделении работают прекрасные специалисты. Мы сможем не только более детально обследовать мальчика, но и провести необходимый курс лечения. Ну так как? Решайте...
- Вообще-то, я хочу с мужем ещё посоветоваться. Всё-таки, малыш один будет в больнице.
- Конечно, конечно, советуйтесь с мужем. А пока Анвар Васикович выпишет вам направление на анализы.
Выйдя из поликлиники на улицу, мать с сыном были почти ослеплены сверкающей белизной свежевыпавшего снега. Небо очистилось от облаков и яркое солнце заливало город потоками чистого света. После сумрачного коридора это фантастическое, как сказка, белое буйство вызывало резь в глазах и от него ломило в висках.
Вадим зажмурился, сморщил нос, словно собираясь чихнуть. Марина Николаевна ощутила, как по щекам потянулись из уголков глаз мокрые дорожки слёз, и было непонятно, то ли эти слёзы были от блестевшего на солнце снега, то ли от нервной разрядки.