Боевая служба 1972 года
После возвращения из ремонта «Красный Кавказ» был зачислен в состав 11-й бригады противолодочных кораблей. Началось знакомство штаба с кораблем. За 2 года корабль побывал в трех бригадах, считая Николаевскую. У меня сложились хорошие отношения с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга Николаем Григорьевичем Легким. Я напомнил ему о совместной службе в г. Полярном в дивизионе тральщиков. Мы ним заканчивали в одном году академию, только он учился три года, а я уже два. Во всяком случае, я нашел в его лице единомышленника и старшего товарища и, пока он служил в дивизии, всегда находил у него поддержку.
С середины января началась отработка первой курсовой задачи К-1 в полном объеме. Отрабатывалась повседневная служба с повседневными расписаниями и повседневной организацией. От этого зависел порядок в дальнейшем. Особое внимание обращалось на несение дежурно-вахтенной службы. На корабль пришло молодое пополнение. К новому году ушли старослужащие, дав молодым матросам навыки в обслуживании техники и вооружения. Теперь эти навыки надо было закрепить в четкой организации. Отрабатывалась и боевая организация. Действия по «Боевой тревоге», по «Приготовлению корабля к бою и походу», по борьбе за живучесть, по приему боеприпасов.
В этот период я старался организовать тактическую подготовку офицеров в форме лекций, семинаров, технических летучек, зачетов. На корабле был лейтенантский коллектив, знания офицеров в вопросах тактики – в объеме училища. Подготовку надо было начинать практически с нуля. По основной специальности училища давали более или менее приличные знания, а в вопросах тактики знаний было явно маловато. Через несколько лет я вплотную столкнулся с программой и тематическим планом кафедры тактики и военной истории командного училища. Из 5 с лишним тысяч часов подготовки курсанта за 5 лет обучения более 2 тысяч часов отводилось кафедре марксизма-ленинизма, а вот для учебного процесса вместе с практикой на кафедре тактики выделялось 192 часа. О тактической подготовке не могло быть и речи. Стал разбираться, что знают мои лейтенанты в вопросах тактики. Оказалось, практически ничего. Надо было начинать с самого начала: классификация, тактико-технические характеристики своих кораблей и кораблей противника, формы ведения боевых действий, основные виды обеспечения боевых действий и т.д. Я подписал и выдал каждому кандидату на вахтенного офицера опросный лист. Определил сроки подготовки и сам принимал зачет. Начальник РТС имел опыт работы с подводной лодкой. Слабо представлял работу с пл штурман, не имел опыта работы КПР старший помощник, а ведь именно он, старпом, организует работу КПР.
В начале февраля корабль сдал курсовую задачу К-1 с оценкой «удовлетворительно». Невысокая оценка, но вполне объективная. Начались выходы в море и отработка задачи К-2. При отработке этой задачи корабль выполняет подготовительные боевые упражнения. Акустики набирают опыт при работе с подводной лодкой, совершенствуется отработка плавания одиночного корабля, ракетчики выполняют «немые» ракетные пуски. На выходы со мной шел или комбриг, или начальник штаба.
На 1972 учебный год кораблю, кроме всех курсовых задач, была поставлена задача подготовки к несению боевой службы. Срок – май. Срок минимальный. За 4 месяца из «сырого» сделать корабль готовым к выполнению задач боевой службы, отработать совместные задачи в составе соединения, выполнить боевые упражнения как одиночного корабля, так и совместные – для этого требовалась воля, настойчивость, требовательность, как со стороны командования, так и мобилизованность, и желание всего экипажа.
При вступлении в командование кораблем в первые месяцы я неоднократно слышал такую характеристику экипажу: легкий на подъем. Командуя кораблем, я лично убедился в этой характеристике. Любая коллективная деятельность экипажа шла «на ура». Чистка ли корпуса в доке, покраска корабля, большая приборка, отработка задачи К-1 – все делалось быстро и организованно, с воодушевлением.
Для меня стало правилом: перед началом той или иной работы собирать старшинский состав. Говорил с ними откровенно: «От вас зависит многое. Вы находитесь рядом с матросами, хорошо знаете каждого из них. Знаете, кто делает работу добросовестно, кто «сачкует», но все будут смотреть, как выполняет работу старшина. Я надеюсь на каждого из вас», – неоднократно подчеркивал я, ставя задачу перед старшинами. Не оставлял в стороне и «годков», собирая их перед мероприятиями, подчеркивая, что они самые подготовленные и знающие из экипажа. «Вы – моя опора, не подведите!». Но главное, конечно, зависело от «прорабов»: старшего помощника, командиров БЧ, старшего боцмана. Я требовал от них точно определять объем работ, срок выполнения, ставить задачу конкретно: что, кому делать, кому доложить о выполнении. При этом надо было учитывать немаловажный фактор – обеспечение работ всеми необходимыми инструментами и принадлежностями.
Надо сказать, что подготовка корабля к вводу в строй после ремонта шла успешно. Учились командовать молодые офицеры. Шло их становление и как специалистов, и как командиров подразделений. Как-то быстро подошел апрель. Командир бригады два-три раза в неделю планировал выходы кораблей соединения в море. В первую очередь, конечно, обращалось внимание на отработку противолодочных задач. Поиск, слежение, выполнение боевых упражнений, т.е. атаки подводной лодки с применением торпедного оружия и противолодочных глубинных бомб – все это требовало от каждого командира корабля понимания замысла комбрига и своего места в практическом воплощении этого замысла.
Для меня как противолодочника все это было ясно. Сотни часов я провел в море, работая с подводной лодкой. Однако, молодые командиры кораблей дивизии, пройдя кратковременный марафон от командира группы (батареи) до командира корабля, были, как правило, ракетчиками, а не противолодочниками, не «чувствовали» подводную лодку, не всегда понимали замысел командира соединения. Поэтому не всегда выходы в море были эффективными.
К апрелю прояснились подробности конкретных задач предстоящей боевой службы. Кроме обычных типовых задач, как-то: слежение, действие в составе КУГ при уничтожении АУГ и пл противника, предстояло выполнить совместную ракетную стрельбу ракетного крейсера «Грозный» и атомной ракетной подводной лодки Северного флота К-313. С этой целью в штабе флота были проведены однодневные тактические сборы. На них с Северного флота прилетели командующий флотилией подводных лодок и командир подводной лодки К-313 капитан 2 ранга Степан Згурский. На картах были отработаны вопросы организации выдачи ЦУ (целеуказания), встречи апл с кораблем-ретранслятором, маневрирование при следовании в позицию залпа. На сборах в штабе флота были изучены положения нового «Руководства кораблю непосредственного слежения за АУГ». После тяжелого происшествия в 1970 году с эсминцем «Бравый» и рядом происшествий с иностранными кораблями на других флотах, необходимо было внести ряд положений, которые бы исключали подобные случаи. Ведь действительно, плавание КНС вблизи АУГ проходило зачастую на грани фола.
В книге И. Касатонова «Флот вышел в океан», часть IV, в главе «Советско-американское Соглашение о предотвращении инцидентов в открытом море и воздушном пространстве над ним» исключительно подробно описывается весь процесс переговоров между советской и американской сторонами на высшем уровне.
Советскую делегацию возглавлял адмирал флота Владимир Афанасьевич Касатонов. Членами делегации были офицеры, чьи имена известны на флоте: главный штурман ВМФ контр-адмирал А.Н. Мотрохов, полковник юстиции П.Д. Бараболя, полковник юстиции И.Е. Тарханов – начальник кафедры международного морского права академии, генерал-майор авиации Н.И. Вишенский и другие.
Эти переговоры продолжались с перерывами до 22 мая 1973 года, когда был подписан протокол к «Соглашению между Правительством СССР и Правительством США о предотвращении инцидентов в открытом море и воздушном пространстве над ним» от 25 мая 1972 года. Но уже к нашему выходу на боевую службу Стороны согласились:
1. Обязать экипажи самолетов и вертолетов обоих флотов проявлять максимум внимания и осторожности при сближении с кораблями Сторон.
2. Иметь включенными на самолетах и вертолетах навигационные огни в темное время и в сложных метеорологических условиях.
3. Кораблям за 30 минут до начала с них полетов поднимать сигнал «Ф» по МСС.
4. Обязать командиров самолетов не производить облетов кораблей и судов.
5. Запретить имитацию атак по применению оружия против кораблей другой Стороны.
Были определены безопасные расстояния и высота полетов над кораблями и приближения к кораблям; подача заблаговременных сигналов о массовых подъемах авиации с кораблей-носителей; требование о недопущении сбрасывать с самолетов и вертолетов предметы над кораблями и вблизи них.
Что касается кораблей, то предусматривалось, что при наблюдении за кораблями, они обязаны удерживать расстояние, исключающее риск столкновения. Корабли не должны имитировать атаки путем разворота орудий и торпедных аппаратов в направлении другой Стороны. Для КНС при слежении в дневное время дистанция определялась в 60-70 кбт, а в ночное – 80-100 кбт.
К началу мая, а выход в Средиземное море был спланирован на 4-5 мая, кораблем были выполнены ракетные стрельбы по воздушной цели, решены противолодочные задачи с выполнением стрельбы противолодочными торпедами и реактивными глубинными бомбами в составе кораблей ПУГ, торпедная стрельба по надводной цели.
В соответствии с планом подготовки были решены вопросы с личным составом и офицерами. Укомплектованность составляла около 100%.
Я провел тактические сборы со своими офицерами. Особенное внимание обращал на подготовку вахтенных офицеров, на действия при слежении за АУГ, разбирал сложные ситуации, в которой может оказаться корабль, обсуждал вопросы борьбы за живучесть, оказание помощи кораблю, терпящему бедствие и другие. Со штурманом разбирал особенности плавания в районе, со связистом – особенности организации связи на боевой службе, с начальником РТС работу с пл в режиме ретранслятора и работу БИП в различных ситуациях плавания. Корабль к плаванию был готов.
Мне разрешили на двое суток съездить с семьей в Феодосию, при этом я заверил командира бригады, что на 1-2 мая никаких нарушений воинской дисциплины на корабле не будет. Вернувшись 2 мая, я отпустил на выходной Федора Федоровича. Надо сказать, что старпом, несмотря на молодость и малый срок пребывания в должности, показал себя с хорошей стороны. Он сдал на допуск к управлению кораблем, много занимался организацией корабля, отработкой повседневных и боевых расписаний, отработкой организации всех видов обороны. Я подсказывал, учил его и поддерживал во всех действиях, как старпома. Стал увереннее чувствовать себя и заместитель по политчасти Иван Трофимович Головченко.
На боевую службу в мае 1972 года гбпк «Красный Кавказ» следовал с обновленным, в основном лейтенантским, офицерским составом. Штурманы – лейтенанты Олег Гончар и Борис Кучин; ракетчики-артиллеристы – старшие лейтенанты Владимир Кулик, Владимир Бенко, Георгий Масленников, лейтенанты Александр Егин, Николай Клочков, Юрий Агарков, Виктор Фомин; командир БЧ-3 старший лейтенант Владимир Ионов; связисты – старший лейтенант Михаил Журавский и лейтенант Владимир Ковалев; электромеханики – капитан 3 ранга Юрий Монахов, старший лейтенант Юрий Антипов, лейтенанты Вячеслав Фоменко и Сергей Коваленко; радиотехническая служба – старший лейтенант Илья Турыгин и лейтенант Юрий Степанов; начальник мед-службы старший лейтенант Анатолий Курлянский; помощник по снабжению капитан-лейтенант Александр Зеленин и комсорг корабля лейтенант Александр Юрьев.
Мичманы корабля в основном составе остались патриотами корабля, при постановке в завод не разбежались на другие корабли, как это часто случалось, прошли ремонт и на этапе отработки и становления обновленного экипажа оказали большую помощь и в подготовке личного состава, и в становлении молодых офицеров, став помощниками и наставниками молодых лейтенантов. Это мичманы Г.П. Афанасьев, И.Ф. Сенявский, В.П. Березовский, А.К. Красов, А.С. Сечков, Ф.Ф. Товстенко, А.В. Изотов, Я.Н. Карасев и другие.
Впервые на боевую службу шли около 70% личного состава.
5 мая 1972 года корабельно-ударная группа в составе ракетного крейсера «Грозный», гвардейских больших противолодочных кораблей «Красный Кавказ» и «Красный Крым» вышла из Севастополя под флагом командира дивизии контр-адмирала Л.Я. Васюкова. Командир дивизии шел как руководитель совместной ракетной стрельбы ркр «Грозный» и пларк К-313. Крейсер после выполнения стрельбы должен был возвратиться в Севастополь. Два бпк со штабом 11-й бригады противолодочных кораблей должны были продолжить боевую службу в течение двух месяцев.
Штаб бригады во главе с капитаном 1 ранга Ф.Т. Старожиловым разместился на гбпк «Красный Кавказ». Командир «Красного Крыма» капитан 2 ранга Н.П. Головченко командовал кораблем несколько лет, считался опытным командиром, корабль – отработанным. Осенью 1971 года корабль осваивал боевую службу в Индийском океане. За время нашей совместной службы у меня сложились дружеские отношения с Николаем Петровичем, которые продолжались до его ухода в оперативное управление Одесского военного округа.
Капитан 1 ранга Ф.Т. Старожилов шел со штабом у меня на борту, чтобы проверить меня как командира, и, главное, помочь в становлении корабля после ремонта. Все-таки на его отработку и сдачу всех курсовых задач было отведено менее 4-х месяцев, да и экипаж, особенно молодые офицеры, получили в лице флагманских специалистов хороших учителей и наставников.
Утром 6 мая подошли к Босфору. Проход через Проливную зону прошел без замечаний. Это был мой третий проход в южном направлении. Организация прохождения была отработана. Шли по «Боевой тревоге», на антенной площадке были построены молодые матросы, с ними находился замполит, он же исполнял роль гида. Была выставлена вахта бдительности, выходы на верхнюю палубу были задраены, у выходов с внешней стороны находились мичмана с личным оружием (ПМ и две обоймы) и несколькими гранатами в сумках.
Я чувствовал себя спокойно и уверенно. Во-первых, шел не в первый раз, во-вторых, рядом был командир бригады. Так же, как всегда, сновали катера и паромы в районе Стамбула, так же, как всегда, встретил нас катер-шпион с фотокиноаппаратурой и двумя членами экипажа. Он сновал между и вдоль кораблей, непрерывно производя съемку. Сопровождал он нас до самого выхода в Мраморное море.
Следующий день мы шли Эгейским морем, все доклады на КП 5-й ОпЭСК производил флагман. Мы шли в кильватере, замыкал который «Красный Крым». В точке № 5 стали на якорь, произвели заправку от танкера и осмотрелись. Первый этап похода был завершен.
Следующим этапом была совместная ракетная стрельба ркр «Грозный» и пларк К-313. В это время в Египте находились министр обороны СССР А.А. Гречко и Главком ВМФ С.Г. Горшков. В книге И. Касатонова «Флот вышел в океан» об этом эпизоде вспоминает командир дивизии контр-адмирал Л.Я. Васюков: «В мае 1972 года по решению Главнокомандующего ВМФ на Средиземном море ркр «Грозный» (Черноморский флот) и пларк К-313 (Северный флот) выполняли совместную ракетную стрельбу (одной П-35 с крейсера и одной ракетой «Аметист» с пл) по реальной мишени. Я был назначен командиром разнородной КУГ.
Мишенная позиция была оборудована двумя щитами (БКЩ) севернее Александрии. Боевой порядок: ркр в охранении одного бпк на удалении 90-100 км от мишенной позиции, пларк и другой бпк как корабль непосредственного слежения, он же корабль-ретранслятор на удалении 30-40 км от мишеней под углом 90° к пеленгу стрельбы ракетного крейсера.
Перед нанесением ракетного удара КУГ около шести часов маневрировала совместно в спланированном боевом порядке. Нанесение ракетного удара по назначенному времени Ч и непосредственное управление совместной ракетной стрельбой осуществлялись с командного пункта КУГ (ркр «Грозный»). Связь с ракетной подводной лодкой поддерживалась и целеуказание для нее передавалось через корабль-ретранслятор (бпк проекта 61).
Стрельба была выполнена успешно, обе крылатые ракеты попали в мишень (П-35 и «Аметист»). Получена высокая оценка командования. Я думаю, это был тот случай, когда Главком смог доложить министру обороны как о результате фактически проверенной реальной боевой готовности сил на боевой службе и еще раз подтвердить необходимость нахождения в Средиземном море сил Военно-Морского флота, которые способны противостоять в данном районе ВМС США и составлять для них угрозу» (И. Касатонов. «Флот вышел в океан», глава 25, стр. 225).
В точке № 5 корабли произвели заправку топливом. Командир дивизии еще раз проиграл с участниками все эпизоды предстоящей совместной ракетной стрельбы. Спланирована была стрельба на 14-15 мая. Из точки № 5 корабли начали развертывание в позиции. Командир дивизии на ркр «Грозный» и гбпк «Красный Крым» осмотрели мишенную позицию и начали движение в исходную точку. Я получил приказание следовать в район встречи с подводной лодкой. В полночь в соответствии с боевым распоряжением корабль занял линию дозора и начал маневрировать курсами N-S (норд-зюйд) скоростью 9-14 узлов, подавая условный сигнал подводной лодке по ЗПС (звукоподводная связь). Время шло, а пларк на связь не выходила. Наконец, с опозданием на полтора часа получили ответный сигнал. «Есть контакт», – прошел доклад акустика. Обменялись позывными, передали курс и скорость следования в позицию залпа, координаты цели.
Корабль лег на курс следования, подводная лодка заняла позицию слева на кормовых курсовых углах, где лучше проходил сигнал ЗПС. По предварительному расчету мы должны были занять ОП, следуя скоростью 14 узлов, но в связи с опозданием пл пришлось увеличивать ход до 18-20 узлов. «Сможешь?» – запросил я командира пл. «Смогу», – ответил он. И мы понеслись. Я представляю, какой грохот слышали акустики подводной лодки от работающих винтов. «Как слышишь? Как скорость? Успеваешь?» – запрашивал я командира лодки. «Нормально», – получал ответ. Через каждые 15 минут на пл передавались в микрофонном и телеграфном режимах широта, долгота места цели, курс и скорость выхода в позицию. Я постоянно докладывал на ркр «Грозный» обстановку, получал распоряжения. Наша гонка с пларк длилась около 8 часов. Я получил и передал на лодку время Ч – время подхода ракет к цели. За 15 минут до этого времени передал последнее указание, отвернул с курса, давая возможность подводной лодке следовать самостоятельно. А дальше все было делом техники и мастерства подводников.
Стрельба была выполнена успешно. Обе ракеты поразили мишени. После их осмотра корабли вместе с пларк начали движение в порт Александрия. После ошвартовки кораблей к пассажирскому причалу в Александрии прибыл Главком. К этому времени мы подготовили корабли, осмотрелись, получили указания от комдива.
Я остановлюсь на некоторых моментах нашего визита в Александрию. После заслушивания контр-адмирала Л.Я. Васюкова о результатах совместной стрельбы, Главком посетил все корабли, в том числе и пларк. «Красный Кавказ» стоял первым корпусом к торцевой части причальной стенки, вторым корпусом – «Красный Крым». «Грозный» был ошвартован лагом к боковой части причала, вторым корпусом к нему была ошвартована подводная лодка. Команда была построена по «Большому сбору», форма одежды № 2, офицеры в кремовых рубашках. Я встречал Главкома с докладом у трапа, командир бригады представился Главкому. Главком обошел строй.
– Что они (матросы) такие бледные у тебя, командир?
– Готовились к выходу, товарищ Главнокомандующий, не было времени для загара.
Главком поздоровался с экипажем и перешел на «Красный Крым». После осмотра кораблей, Главком собрал командиров кораблей, командование дивизии и бригады. После смерти президента Насера нынешнее руководство Египта стало более прохладно относиться к Советскому Союзу, воспринимать его военную и экономическую помощь как недостаточную и начало обращать свой взор к Западной Европе и США. Успешно выполненная ракетная стрельба должна была показать растущую мощь нашего присутствия в Средиземном море и на Ближнем Востоке. На ракетном крейсере «Грозный» Главком давал официальный прием для высших чинов Египетской армии и флота. Условия для банкета на крейсере были стесненными. А присутствующих начальников и гостей было более, чем достаточно.
На разборе Главком решил:
– Давайте мы сделаем параллельно с приемом на крейсере прием на бпк. Кто из вас готов организовать встречу? – обратился он ко мне и Головченко.
– Готов, – выступил вперед командир «Красного Крыма».
– Ну и хорошо! Подбрось им к столу водочки, хорошей закуски, – он повернулся к представителю Тыла ВМФ, – и определите состав участников приема.
– Есть, все будет исполнено!
17 мая состоялся прием на двух кораблях, а 18 мая во Дворец Фаруха была приглашена группа наших офицеров: командир дивизии, командир бригады, командиры кораблей и их заместители по политчасти. Всего 12 человек. Командующий Египетским флотом от имени Президента Садата вручил нам ордена «За военную службу» I и II степени и ценные подарки.
19 мая корабли покинули порт Александрия. Первой ушла пл в назначенный район патрулирования. Мы начали движение в точку № 5. В точке корабли произвели заправку топливом, водой, продовольствием. Несколько дней «Грозный» находился в точке, затем 26-28 мая под флагом командира дивизии убыл в Севастополь. До 26 мая корабли стояли на якорях. Шла обычная корабельная жизнь, вечером смотрели кинофильмы и ловили рыбу.
26 мая я получил распоряжение от КП 5-й ОпЭСК на слежение за авианосцем. Штаб бригады остался со мной и шел на слежение. В этот раз моим визави был аву «Рузвельт» с кораблями охранения. Аву «Рузвельт» имеет несколько меньше водоизмещение, чем «Саратога», как, впрочем, и размеры и мощность главных машин. Несколько слабее артиллерийское вооружение, количество самолетов составляло 50-70 единиц, состав авианосного крыла на две эскадрильи меньше, чем у «Саратоги». Он находился северо-западнее острова Кипр. Днем «Рузвельт» маневрировал, располагая курсы в пределах 30-40° скоростью 9-12 узлов, полеты авиации производил ночью. Я, согласно последним указаниям, держался на рекомендованных позициях, докладывал с периодичностью в 2 часа о его местонахождении и действиях. Отдыхал на ходовом мостике, как обычно. Днем меня подменял Н.Г. Легкий, давая возможность отдохнуть в каюте.
Слежение продолжалось 7 суток. 1 июня аву «Рузвельт» стал на якорь на рейде острова Родос. Я получил приказание следовать в точку в проливе Касос. Танкер привез почту, все получили весточки из дома. Для корабля, офицеров и меня пребывание штаба имело неоценимое значение. Штаб, в лице флагманских специалистов, помогал офицерам в их становлении, обучении специальности и отработке организации в боевых частях. Начальник штаба Н.Г. Легкий подменял меня на ходовом мостике. Делалось это официально, с записью в вахтенном журнале, и тогда я мог позволить себе 2-3 часа отдыха в каюте. При стоянке на якоре Федор Титович ловил рыбу. Он был азартным рыболовом. Я тоже в свободное время с удовольствием рыбачил.
Вечером, после отбоя, у меня собирались Федор Титович и Николай Григорьевич. Вестовой приносил большую тарелку жареной рыбы. Я выставлял графинчик спирта и банку томатного сока. Выпивали по маленькой. Я вообще только пригублял, так как в 6-7 часов утра я уже был на верхней палубе, делал пробежку по носовой стартовой площадке. Круг по ней составлял 33 метра. Утром я пробегал 2 км, после ужина ходил в течение часа там же, по кругу. Следил за весом. Хорошая еда, свежий вкусный хлеб, съесть которого можно было полбуханки, малоподвижный образ жизни способствовали прибавлению веса. Я ограничивал себя в еде, особенно в употреблении хлеба.
11 июня я получил распоряжение на слежение за «Рузвельтом». В этот раз штаб перешел на гбпк «Красный Крым». Я встретил авианосец в районе острова Родос, слежение продолжалось почти две недели. Вначале аву с кораблями охранения маневрировал в восточной части Средиземного моря, потом сделал бросок и перешел в южную часть Эгейского моря. Отрабатывал полеты авиации, часто меняя курс и скорость. У меня была тревога за состояние главных двигателей. Несколько раз командир БЧ-5 запрашивал у меня разрешение на остановку двигателей. Грелись подшипники, поднималась температура в редукторе. Такое случалось несколько раз и прежде.
Терять ход во время слежения – это никуда не годится. Видимо, были какие-то недоделки во время ремонта. Где-то недосмотрел командир БЧ-5, возможно, его уговорили: «Дескать, приработается». Возможно, давала знать недостаточная подготовка личного состава турбинистов. Помня о причинах снятия Ю.А. Монахова с предыдущей должности, я забеспокоился. Флагманский механик тоже отмечал недостатки в организации БЧ-5.
Наконец, авианосец вместе с кораблями охранения зашел в порт Пирей (Греция). Я перешел и стал на якорь в точке № 5 (о. Китира). На другой день в эту точку подошли два болгарских скр: «Смелый» и «Дерзкий». Так как глубины в точке не позволяли стоять сторожевикам на якоре, болгары стали к нам на бакштов, т.е. по корме, подав нам свои буксирные концы. Несколько дней мы общались с командованием ВМФ Болгарии и командирами кораблей. Были взаимные визиты и небольшие фуршеты. Удалось за это время просмотреть несколько болгарских фильмов.
1 июля прошли совместные учения. Обозначили совместный поиск пл, совместное маневрирование, оказание помощи кораблю, терпящему бедствие. В заключение была выполнена совместная артиллерийская стрельба по пикирующей мишени.
2 июля болгары простились с нами и взяли курс в Черное море. У меня до сих пор осталась память о встрече: деревянная инкрустация и деревянная шкатулка-сигаретница – подарки одного и другого командира.
В начале июля произошла моя встреча с моей родственницей – супругой брата моей жены. Из писем из дома я знал, что Ирина Чулкова – научный сотрудник Московской лаборатории ботулизма и инфекционных заболеваний, идет на гису (гидрографическое судно) «Беллинсгаузен» в район южной части Средиземного моря к побережью Алжира. Экспедиция вышла из Севастополя 1 июля, и 4 июля судно проходило через пролив Китира мимо точки нашей стоянки. Будь в нашем районе спокойная погода, я спустил бы катер и, попросив командира гису застопорить ход, на несколько минут поднялся к ним на борт, поздоровался с Ириной, узнал, как дела в Севастополе и Феодосии, передал посылку. Накануне танкер завез нам арбузы и цитрусовые. Но погода, еще накануне штилевая, испортилась. С ночи усилился западный ветер, и когда около 16 часов подошел «Беллинсгаузен», ветер был 15-16 м/сек, море 4 балла. Спускать в такую погоду плавсредства – нарушение норм и правил.
Судно проходило рядом с бортом, я видел, как на ходовом мостике прыгает и размахивает руками Ирина, а все свободные члены экипажа высыпали на палубу, приветствуя нас. Мы поприветствовали судно флагами и гудком, я также помахал Ирине, а потом попросил командира гису пригласить ее к радиостанции УКВ-связи. На гису радиостанция УКВ была в открытом режиме, поэтому наше общение на радио было коротким, мы ограничились общими вопросами и ответами. Я узнал, что дома все нормально, все здоровы, дети (мой Лёня и ее дочь) в Феодосии. О себе я рассказал еще короче. Вот такая произошла у меня встреча с близким человеком. И с тех пор всегда мы, встречаясь, вспоминаем наш разговор в Средиземном море.
В начале июля штаб бригады произвел контрольную проверку задачи К-1. Были проверены повседневная организация, несение дежурств и вахт, содержание корабля и другие элементы первой курсовой задачи. Замечаний было сделано немеряно, много справедливых, но много и по мелочам. В какой-то момент у меня не выдержали нервы и я высказал свою обиду комбригу и штабу, сказав примерно следующее: «Товарищ комбриг! Штаб бригады в течение длительного времени находился на корабле. Неужели флагманские специалисты все это время не замечали недостатки в боевых частях? Ведь они и днем, и ночью на корабле. Почему только сейчас, во время проверки, нашли столько недостатков? А где же помощь? Вы что, видите все это в первый раз?». В какой-то степени я был прав. Но я ведь не начальник штаба, чтобы оценивать его работу.
Больше всего замечаний и недостатков было высказано в адрес электромеханической боевой части. Пройдя не одну боевую службу, я глубоко убежден, что определяющую роль в оценке боевой службы играют две боевые части: связи и электромеханическая. Со мной могут не согласиться. А какова же роль штурманской боевой части, радиотехнической службы? Да, штурмана делают свое дело, обеспечивая точность плавания, навигационную безопасность и т.п. Но это они делают всегда, как обычную работу. У них есть десятки способов определения места, обеспечивающих точность плавания, а район Средиземного моря таков, что в нем не затеряться. При определении оценки боевой службы точность плавания не оценивается.
Радиотехническая служба обеспечивает использование всех видов оружия, сбор информации, оценку надводной, воздушной и подводной обстановки. Вместе со штурманом обеспечивает безопасность плавания. Но, слава Богу, оружие на поражение на боевой службе еще ни разу не применялось. Так что и противолодочники, и ракетчики-артиллеристы, находясь в готовности, ждут своего часа.
А вот электромеханическая служба обеспечивает ход корабля, электроэнергией – все боевые части, службы, как впрочем, и водой, и паром, и воздухом высокого давления. Потерял корабль ход на боевой службе при слежении или на переходе – позор на весь флот. Работа всего экипажа идет насмарку, оценка кораблю будет неудовлетворительной. Я уже не говорю о живучести корабля, о взрывопожаробезопасности. Рассчитывать приходится на свои силы. Поэтому один из главных показателей оценки боевой службы – работа электромеханической боевой части.
Высокие требования предъявляли к БЧ-4. «Потеря связи есть потеря управления» – это аксиома. Об этом знают начальники всех видов вооруженных сил. Корабль в море и, в частности, на боевой службе несет десятки радиосетей и радионаправлений в различных режимах: в слуховом и буквопечатающем, на различных частотах, в сверхбыстродействующем и телеграфном, закрытом и открытом режимах. А сигнальщики осуществляют ближнюю связь прожектором с помощью азбуки Морзе, сигнальными флажками, флажным семафором и сигнальными флагами по Международному своду сигналов или по международному трехфлажному своду. Днем и ночью несут вахты радисты и сигнальщики, сменяясь, как правило, через 4 или через 2 часа вахты на 2 или 4 часа отдыха. У связистов никогда не было «лишних» людей. Они универсалы, могут нести вахты на передатчиках и приемниках во всех перечисленных мною режимах, меняя через определенное время частоты. Особенно ответственны вахты при передаче сигналов на подводные лодки, когда корабль выполняет функцию корабля-ретранслятора. Радиограмма, переданная на одной частоте дважды, считается нарушением 1-й категории. Об этом информируются все корабли в море, и случившееся становится предметом особых расследований. Ошибка связистов, и корабль никогда не получит отличной оценки за боевую службу.
Мне посчастливилось командовать кораблем, когда командиром БЧ-4 стал старший лейтенант Михаил Журавский. Это был грамотный, знающий, несмотря на молодость, свое дело офицер-связист. Скромный, вежливый, оптимист по натуре, пользующийся авторитетом среди офицеров. Казалось, он не знает усталости. Когда бы я ни запросил КПС (командный пункт связи), всегда слышал только его: «Слушаю, товарищ командир!». Родом он был из Белоруссии, очень любил своих близких – мать, сестру, любил природу своего края. Иногда после долгого, тяжелого плавания спросишь: «Ну, как, Миша, дела?». Он улыбнется в ответ: «Березки снятся, товарищ командир».
Вот эти две боевые части, БЧ-4 и БЧ-5, определяли окончательную оценку несения боевой службы. И если я был уверен в службе связи и ее команде, то БЧ-5 вызывала у меня постоянную тревогу и сомнение в надежности. Что поделаешь? Так оно было.
После подведения итогов проверки К-1 и невысокой ее оценки я еще один раз вышел на слежение за «Рузвельтом». Штаб остался на «Красном Крыме», начальника штаба со мной не было, и я практически не сходил с ходового мостика. Вестовой с рулевым оборудовали мне спальное место из спинки дивана, положив ее на ящики из-под ЗИП. Моя постель располагалась поперек ходовой рубки у ног рулевого. Но в ночное время это было очень удобное место. Я мог подремать, слыша доклады вахтенному офицеру, его запросы в БИП и ответы. Рядом был штурман, т.е. все было под рукой. В любой момент, при любой обстановке, когда вахтенный офицер начинает сомневаться или ему требуется уточнить какое-либо действие в принятии решения, он мог спросить: «Товарищ командир, разрешите доложить…». Я его слышал. Да и пребывание мое рядом со штурманом и вахтенным офицером вселяло в них уверенность в своих действиях.
За время боевых служб мне пришлось сотни раз встречать на мостике рассветы и закаты. Эти моменты не доступны на берегу обычному обывателю (обывателю – в хорошем смысле слова). Только моряки и рыбаки, месяцами и годами находясь в море, могут понять меня. С высоты 14 метров (высота ходового мостика) мы с вахтенным офицером и рулевым встречали рассветы и закаты. Красиво море, красивы облака, особенно перед восходом солнца. Люди в повседневной жизни редко смотрят на небо, на облака, на солнце. Все, как правило, спешат, двигаясь по улицам, смотрят под ноги. И нет возможности остановиться, взглянуть вверх выше крыш домов. Смотреть вдаль за горизонт, видеть небо, звезды, облака могут люди морских профессий.
Ночью мне было интересно нести вахты с младшим штурманом, лейтенантом Борисом Кучиным. Он пришел на корабль после окончания, по-моему, Херсонского мореходного училища на 3 года, отбывать воинскую повинность. Борис отлично знал и любил астрономию, хорошо разбирался в карте звездного неба, знал расположение светил, созвездий. Командиры, как правило, не очень любят астрономию. Прошли времена, когда астрономический способ определения места корабля в открытом море был основным. В наше время, а в нынешнее тем более, для этого есть десятки способов. В плане штурманской подготовки командиры в течение года должны были иметь 25 решенных астрономических задач по определению места корабля. Для отчета такие задачи имелись. Во время наших бесед с младшим штурманом Кучин при ясном звездном небе рассказывал мне о созвездиях, светилах, их расположении относительно друг друга, об астрономии как науке, и это было интересно.
Теперь, когда я пишу свои воспоминания, мне почему-то вспоминаются дни и часы дневных и ночных командирских вахт, встречи восходов и закатов, морские дали, спокойные и штормовые дни. Видимо, мы все в душе романтики. И сейчас, когда подходит старость, то далекое время вспоминается с грустью.
Прошу простить моих читателей мои лирические отступления. Что касается Бориса Кучина, то он полюбил профессию военного штурмана, остался на флоте, прошел штурманские должности кораблей 2 и 1 рангов, закончил академию, был флагманским штурманом дивизии и закончил службу в должности главного штурмана Черноморского флота.
Возвращаюсь к событиям июля 1972 года.
После смены корабля на слежении командир бригады получил распоряжение об окончании боевой службы. Телеграммой из штаба флота предписывалось подготовить корабли бригады к участию в морском параде к Дню ВМФ. Возвращение в Севастополь планировалось на 23 июля. За двое суток до прохода проливов нам разрешили стать на якорь у входа в пролив Дарданеллы, на банке Джонсона, вне территориальных вод Турции. Это было удобное место, и у нас была возможность произвести покраску корабля.
С постановкой на якорь начали готовить краску, покрасочные инструменты, катки, растворители, беседки и другое имущество. Завод при выходе корабля снабдил нас отличной приборной эмалью на две покраски. Такой краской с зеленоватым оттенком окрашиваются вновь построенные корабли. Вот и мы решили покрасить так свой корабль.
Накануне вечером пришел боцман – мичман Плачинта: «Товарищ командир, старослужащие просят разрешения покрасить корабль самим. Они хотят оставить о себе память и показать молодым матросам, как надо красить корабль. А помогать им – подносить краску, обеспечивать страховку – будет команда боцманов да возьмем несколько человек из других боевых частей, можно из БЧ-2».
Я разрешил, дал приказание старшему помощнику, командирам боевых частей и начальникам служб взять под контроль предстоящую работу. Утро было солнечным и тихим, и сразу после завтрака начали покраску. Спустили шлюпку и барказ, накрыли их старым брезентом, чтобы не забрызгать краской. Начали покраску бортов. Одновременно начались работы на мачтах, антенных площадках и трубах. Я никогда раньше не видел, чтобы с таким рвением работали «годки». Даже командир бригады качал головой: «Ну и ну!». К вечеру корабль блестел, как игрушка. На построении я поблагодарил «годков», сказал, что их работа всегда будет ставиться в пример молодым. – «Вы нам «Славянку» не забудьте!» – «Будет вам «Славянка»!» – пообещал я.
23 июля в 9 часов корабли вошли в Севастопольскую бухту и ошвартовались у Минной стенки. За железной оградой нас встречала толпа родных и близких. Меня встречали жена с сыном и приехавшие из Приморья сестра Людмила с племянником Андреем. Команды были построены по «Большому сбору», командир бригады доложил командиру дивизии о результатах и оценке боевой службы, и после официального приветствия на корабле началась обычная после возвращения деятельность. Проводился развод дежурств и вахт, подписывались десятки бумажек, нарядов, получались продукты, принималась питьевая вода. Хлопот по горло, как всегда после возвращения из дальнего похода.
Своих родных я отправил домой, сам решил сойти с корабля во второй половине дня. Распорядился готовить документы уходящим в запас. Конечно, они были готовы заранее. Послал одного из мичманов узнать расписание поездов из Севастополя и Симферополя. Многие готовы были вылететь самолетами, т.к. доплата была небольшая. В общем, собирались на следующий день после подъема флага официально проводить наших старослужащих.
В 7 часов утра я был на Минной стенке с докладом командиру бригады. Первая же его фраза меня «убила»:
– Вчера вечером командир дивизии вместе с помощником командующего осмотрели внешний вид кораблей. Вам приказано корабль перекрасить – колер не подходит. Краску ПХВ-138 вам подвезут во второй половине дня. Срок – два дня.
Я буквально взвыл.
– Товарищ комбриг, как же так? Такой корабль перекрасить в грязно-синий цвет?
Федор Титович понимал мою боль, разочарование, обиду. Я, да и весь экипаж так гордились внешним видом корабля!
– Ну, пойми, встанешь в парадную линию кораблей и будешь, как белый лебедь среди серых гусей. Все корабли – участники парада выкрашены в один цвет.
Я понял, что спорить, что-то доказывать бесполезно. Понимал это и командир бригады. Виноват был я. Надо было предусмотреть, что корабли в парадном строю имеют принятый на флоте покрасочный колер. Потому к парадам выдается со складов подготовленная эмаль одного цвета. Комбриг, видимо, тоже испытывал досаду, что не подсказал мне этого.
После подъема флага провожали уходящих в запас. Я решил не объявлять о перекраске личному составу, сделать это тогда, когда проводим ребят. Документы, проездные, часть уже приобретенных на поезда билетов были выданы на руки. На построении прощались с уходящими. Они стояли на правом фланге левого борта отдельным строем. Я еще раз поблагодарил их за службу, за те добрые дела, которые они оставили после себя на корабле. Каждому пожал руку, обнял. Затем прощались офицеры. В это время я спросил командира БЧ-4:
– Миша, готова «Славянка»?
– Товарищ командир, вчера приходил офицер из политотдела вместе с нашим замом, они забрали пленку с записью. Сказали, что командование запретило играть «Славянку», слышно даже в штабе флота!
Да что за день такой выдался!
– Мигом на соседний корабль, кровь из носа, но «Славянку» достань!
С замполитом разговор получился коротким:
– Иван Трофимович, как же вы отдали «Славянку»? Ведь мы обещали «годкам» сыграть им при уходе?
– Да вы знаете, пропагандист сказал, что по верхней палубе запрещено крутить, начальство недовольно, он имеет приказание изъять пленки с записью!
Ну что с ним говорить? Надо было экстренно принимать решение. Ведь и на соседнем корабле могло не быть пленки с записью «Славянки»!
– Где наш баянист? Быстро с баяном на ют, дежурный по кораблю, стул и микрофон на середину строя! Командир БЧ-4, подать ГКС на верхнюю палубу: включить на полную мощь!
Все поняли, что задумал командир. Команды выполнялись быстро. Через 1,5-2 минуты баянист был на юте. Связь включена.
– «Славянку»! – скомандовал я баянисту.
И тот рванул меха. Конечно, это не оркестр. И все равно «Прощание славянки» было слышно по всей Минной стенке, в пассажирском порту, на Графской пристани. И ребята, отдавая честь флагу, сходили по трапу корабля с чувством выполненного долга, и экипаж провожал их аплодисментами. Вместе с уволенными в запас я отправил нескольких мичманов, чтобы присмотрели за порядком отправки, помогли в приобретении билетов и прикрыли от действий чересчур прытких патрулей.
Когда отправили старослужащих, объявили перед строем о перекраске корабля. Поручил это дело старшему помощнику, перекраску даже не посмотрел.
За трое суток до парада корабли стали на бочки. Наше место – первые бочки в парадной линии, считая от входа в бухту. Командиры имели возможность осмотреть свои корабли, ликвидировать покрасочные огрехи, подтеки, потренировать экипажи отвечать на приветствие командующего парадом и поздравление с праздником.
Команда была построена, я на катере подошел к борту и поздоровался. В ответ какое-то глухое «Здравия желаем!» и «Ура!». Я поднялся на борт: «Так, ребята, не пойдет! Вы отвечаете глухо, рычите, а не здороваетесь. Можно подумать, что вы все говорите басом».
Я объяснил, что надо криком кричать, во всю силу легких, с визгом. Потом сам лично показал, как надо завопить во все горло. Несколько минут тренировок, и мой экипаж громко, с явным удовольствием от того, что делает, отвечал мне: «Здравия желаем, товарищ адмирал!» и троекратное «Ура!».
И когда накануне генеральной репетиции командир дивизии, посадив всех командиров кораблей, стоящих в парадном строю, к себе на катер, проходил вдоль строя, здороваясь с командой, экипаж «Красного Кавказа» так громко и лихо ответил на приветствие, что Л.Я. Васюков с удивлением посмотрел на меня.
«Благодарю за службу», – обратился он к экипажу, а в ответ опять громко и радостно: «Служим Советскому Союзу!».
– Вот так надо, – обратился комдив к командирам, – на крейсере отвечают хуже, чем на бпк, тренируйте свои команды.
А я получил благодарность. Пожалуй, первую от командира дивизии. Командиры только посмеивались: «Надо знать, где отличиться». – «Учитесь, пока я жив», – отвечал им я. И в дальнейшем, когда меня уже не было, и пока корабль находился в строю, команда всегда на приветствие отвечала громко и лихо, это стало традицией. Я привел этот факт из жизни корабля, чтобы показать, как много значит даже, казалось, в мелочах личный пример и личное участие командира.
Перед самым Днем флота в гости к нам в Севастополь пришли корабли из Румынии (3 мпк проекта 122) и наши друзья и побратимы из Болгарии. Пришли «Смелый» и «Дерзкий», с которыми мы встречались в Средиземном море. Возглавлял отряд кораблей командующий Военно-морским флотом Народной Республики Болгарии вице-адмирал Иван Добрев. Вместе с двумя сторожевыми кораблями в Севастополь прибыл учебный корабль «Дмитрий Благоев», на котором держал флаг командующий Болгарским флотом.
После морского парада давал официальный прием Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков. Были приглашены командиры кораблей, участвующих в параде, командиры болгарских и румынских кораблей, командир отряда румынских кораблей и командующий ВМФ Болгарии. Было много гостей, партийное и советское руководство города. Мы с Николаем Головченко сидели рядом с болгарами. Выступал Ансамбль Черноморского флота. Я впервые участвовал в таком торжественном приеме.
На следующий день прием давал вице-адмирал Иван Добрев на учебном корабле «Дмитрий Благоев». И опять с болгарскими командирами мы были за одним столом. Рядом с командующим ВМФ Болгарии сидел наш командующий адмирал Сысоев. Были командир дивизии, начальник политотдела и командир 21-й бригады.
Тосты следовали один за другим. Поднимали бокалы за братские партии, руководителей государств, за дружбу народов, за дружественные флоты и т.д.
Я возьми да и скажи моим товарищам-командирам: «А ведь никто не предложил тост за командиров кораблей, за тех, на ком флот держится». Командир скр «Смелый» капитан 3 ранга Георгий Стоянов спросил: «Юрий, а ты мог бы сказать?» – «Конечно», – расхрабрился я.
Георгий встал, ни слова не говоря, подошел к столу командующих, что-то сказал своему командующему и вернулся. Командующие склонились друг к другу, и, поднявшись, вице-адмирал Иван Добрев объявил: «Слово имеет командир на гбпк «Красный Кавказ» капитан 3 ранга Юрий Кручинин». Все как-то притихли. Обычно, согласно протоколу, все выступающие определены заранее, а здесь такая вводная.
– Ну, Жора, удружил, – буркнул я Стоянову.
Взял рюмку и вышел к главному столу.
– Товарищ командующий, товарищ командующий ВМФ Народной Республики Болгарии! Мне, командиру гвардейского большого противолодочного корабля «Красный Кавказ», выпала большая честь и возможность встретиться с кораблями болгарского ВМФ «Смелый» и «Дерзкий», познакомиться с их командирами. Мы плавали в едином боевом ордере, выполняли совместные боевые упражнения, видели, с какой любовью относятся болгарские моряки к своим кораблям. На боевой службе мы почувствовали взаимную симпатию, ощутили братство по оружию, единое понимание роли командира корабля на флоте. Разрешите поднять бокал за командиров кораблей болгарского ВМФ, их тактическое мастерство, верность делу, которому мы служим, а в их лице – за всех командиров!».
Поднялись адмирал В.С. Сысоев и вице-адмирал Иван Добрев, протягивая мне свои бокалы. Мы чокнулись и выпили. Когда я, возвращаясь к своему столу, проходил мимо столика, где сидело наше руководство, капитан 1 ранга П.Р. Дубягин сказал: «Ну, ты даешь, Кручинин, забыл, что рядом с вами стоят ваши замполиты!».
Мои товарищи за столом поздравили меня за смелость. Я же подумал, что, наверное, вызвал неудовольствие некоторых своих начальников. Позже я вспомнил, как весной, перед выходом на боевую службу, в кругу нескольких офицеров штаба и командиров шел разговор о командирах, об их ответственности. Павел Романович, обращаясь ко мне, сказал:
– Вот товарищ Кручинин для нас «кот в мешке».
– Какой же я «кот в мешке», товарищ капитан 1 ранга? Я прошел две боевые службы, получил отличные оценки, никто из старших меня не подстраховывал. Прошел ремонт, готовлюсь к третьей боевой службе, а я для вас – «кот в мешке»?
Это потом, через несколько лет, я понял, насколько корпоративной системой была дивизия. Неохотно и настороженно принимала в свой коллектив «чужих» офицеров, тем более командиров. Возможно, Павел Романович и был прав: пришел с ТОФа, с должности командира скр уже немолодой офицер, окончил академию. Мы его не знаем, не представляли к должности, как это принято, свои командиры были. Почему после академии командиром корабля 2 ранга? За что? Вот и проверяли три с половиной года…
После Дня флота мне все же дали отпуск, но укороченный. Поставили условие: через две недели быть в Севастополе. А там будет видно. Это обстоятельство объяснялось тем, что бригада, торопясь в Средиземное море, большинство курсовых задач, поставленных соединению, не успела выполнить. Если одиночные корабли подтянулись по корабельным задачам К-1, К-2, К-3, то совместные задачи и боевые упражнения предстояло выполнить в осенний период.
Мы с женой выехали в Ленинград, затем, по совету ленинградских знакомых, на неделю съездили в новгородскую деревню, в глубинку, в 60-70 км от ст. Бологое. Это чудесный лесной и озерный край на границе с Ленинградской областью. Однако лето 1972 года в средней полосе было сухим, жарким. Леса стояли сухими, болота высохли. Горел торфяник, казалось, зажги спичку – и весь мир вспыхнет. Грибов не было, ягоды только-только начинали созревать, да из-за засухи их почти и не было. Мы прожили неделю в деревне, я немного порыбачил. Подышали сухим лесным воздухом и возвратились в Севастополь.
Корабль прошел восстановительный ремонт, и наступили осенние рейдовые сборы. Шли учения по поиску подводной лодки кораблями ПУГ совместно с разнородными силами флота при участии противолодочной авиации и противолодочной подводной лодки. Вспоминается эпизод, произошедший перед ночным выходом на учение.
Ночное учение по поиску подводной лодки предполагало использование противолодочных вертолетов как с пкр (противолодочный крейсер), так и вертолетов КА-25 с борта двух бпк. Бпк «Красный Кавказ» стоял на 13-м причале Северной стенки и принимал вертолет прямо у причала. В этом случае корабль оттягивается на якорь-цепи от причала на 50-60 метров, не отдавая кормой швартов, и вертолет спокойно садится на корму бпк. Такое временное базирование вертолета на бпк проекта 61 предусмотрено. Имеется специальный пункт управления полетами вертолета, расположенный у кормовой артиллерийской башни. Предусмотрена цистерна с 10 тоннами керосина – топлива для заправки вертолета. Она находилась на корме. При приеме вертолета на корме от борта до борта натягивается специальная сеть, подобно рыбачьей, с ячейкой 20 см и толщиной нити 18 мм. Она не дает вертолету при качке скользить, надежно держит его на палубе. Посадили мы вертолет, подтянулись к причалу, ожидаем время выхода. Часов в 16 ко мне постучался майор – командир вертолета и начал с ходу:
– Товарищ командир, ваш матрос вывел из строя вертолет!
– Как вывел? Какой матрос? Ну-ка, пойдемте на место.
На корме у вертолета стояли техник-прапорщик и щупленький матрос из службы снабжения, всего несколько дней тому назад прибывший из учебного отряда. Здесь же находились дежурный по кораблю, помощник по снабжению и еще несколько человек «болельщиков».
– Ну-ка, лишних всех убрать отсюда! Докладывайте, что случилось?
Прапорщик показывает мне лопасть вертолета. В нижней лопасти винта, в задней ее части, где плоскость переходит в тонкие пластинки в виде неподвижных элеронов, одна из пластинок имела трещину.
– Ну, как же это произошло?
Прапорщик начинает объяснять, что матрос, который работал в кладовой провизии, а кладовая расположена внизу, под вертолетом, выбросил болт, который попал прямо в лопасть вертолета, и в результате появилась трещина на лопасти. Матрос стоит бледный, трясется от свалившегося на него.
– Рассказывай, как это случилось? Что делал в кладовой?
Рассказывает, что делал в кладовой приборку, но ничего не выбрасывал.
– Александр Степанович, – обратился я к Зеленину, – какого лешего вы заставили лезть матроса в эту кладовую? Вот как раз надо было срочно что-то делать тогда, когда приняли вертолет!
Матрос оправдывается, прапорщик настаивает, что виноват матрос.
– Ладно, что будем делать, пилот? – обратился я к майору.
– Менять лопасть.
– Ну, и как мы это будем делать?
Начинает объяснять. Надо звонить заместителю командующего ВВС флота по инженерной службе – главному инженеру ВВС генерал-майору Алексею Яковлевичу Тарасенко. Вот так, и не меньше! Пошли звонить. Майор дал номер телефона. По городскому телефону набрал кабинет генерала.
– Слушаю вас, – раздалось в трубке.
– Товарищ генерал, докладывает командир гвардейского бпк «Красный Кавказ» капитан 3 ранга Кручинин, – представился я.
– Что же заставило гвардейцев обратиться ко мне?
Объяснил я ему суть дела, в заключение попросил:
– Товарищ генерал, не велите казнить, велите миловать. Если доложу начальству, позора не оберешься – вывел из строя боевую машину.
Генерала летчики и техники любили. Это был порядочный, знающий, требовательный и в то же время добрый человек. Так о нем сказал майор. Любит и ценит юмор. В трубке раздался смех:
– Давай мне командира вертолета!
Разговор у них был недолгим, майор протянул мне трубку. Я услышал:
– Командир, горю твоему помогу. Через 40-50 минут подвезут тебе лопасть, встречай.
– Товарищ генерал, вовек не забуду, спасибо.
– Ладно, будь здоров.
Так благополучно закончился мой разговор с генералом. А могло бы закончиться неприятностью.
Действительно, через 40 минут к 13-му причалу подъехал КРАЗ. В кузове громадной машины лежала лопасть. Поставить ее было делом нескольких минут. Корабль опять оттянули на якорь-цепях, вертолет взлетел, сделал круг над бухтой Голландия, над Северной стороной и благополучно сел. Мы были готовы к ночному выходу. Командиру бригады я доложил, что пришлось сменить лопасть. Причину он не спрашивал, а я в подробности не вдавался. О генерале Алексее Яковлевиче Тарасенко я до сих пор храню добрые воспоминания, хотя лично с ним никогда не встречался.
Прошел осенний сбор-поход. Бригада успешно выполнила все курсовые задачи, зачетные совместные боевые упражнения.
В октябре комбриг отправил меня догуливать отпуск с условием: быть в Севастополе, по вызову прибывать на корабль и выходить в море. До ноябрьских праздников я отпуск догулял, раза 3 выходил в море.
Осенью 1972 года в Крыму было огромное количество грибов. Я ходил по грибы. Утром жена шла на работу в гидрографический отдел флота, сын – в школу, а я садился на автобус и выезжал в село Терновка. Там, в окрестностях села, собирал грибы, к обеду или чуть позже возвращался домой. Наконец, жена взмолилась: «Юра, хватит, а то мы каждый вечер до ночи только и занимаемся тем, что чистим и приводим в порядок грибы».
По итогам 1972 года гбпк «Красный Кавказ» был объявлен отличным. Мои акустики завоевали первое место среди подразделений гидроакустиков, все ракетные стрельбы и противолодочные задачи были выполнены с отличными оценками. Лучшим акустиком был объявлен старшина 1 статьи Александр Богданов – старшина команды моего корабля.
Я мог быть доволен. Спустя год после ремонта корабль стал в строй лучших кораблей дивизии.
Я радовался, глядя на своих лейтенантов. За год они многое сделали для отработки корабля после ремонта. Боевая служба дала им столько, сколько не смогла бы дать спокойная служба в базе. Они освоили свои специальности. Ракетчики выполнили боевые стрельбы по различным видам мишеней от Ла-17 до П-15 и П-6. Если Ла-17 – простая мишень-самолет, выпускаемая с аэродрома в Каче, то П-6 выпускается из подводной лодки, а П-15 стреляют ракетные катера. Что касается командира БЧ-3 старшего лейтенанта В.Е. Ионова, то он стал хорошим противолодочником. Впервые ему пришлось осваивать торпедные стрельбы и по надводным целям, и противолодочными торпедами, и реактивными глубинными бомбами по подводной цели. Он готовил мины к постановке, руководил минным расчетом при совместной постановке мин кораблями бригады. Не было потерь ни одной торпеды, ни одной мины. Мои штурмана обеспечили плавание корабля и в Черном, и в Средиземном морях, изучили особенности плавания в проливных зонах, получили хорошую штурманскую практику, и я мог быть полностью уверен в своих молодых штурманах. Освоили свои специальности и механики Вячеслав Фоменко и Сергей Коваленко. Командир радиотехнической группы Владимир Ковалев стал надежным помощником командиру БЧ-4, освоил организацию и использование связи на боевой службе. Я гордился своими «романтиками Крыма».
После возвращения с боевой службы командиру БЧ-2 Владимиру Андреевичу Кулику было присвоено звание капитан-лейтенант. Поступил на инженерный факультет Военно-морской академии Юрий Антипов. Должность командира трюмной группы корабля 2 ранга не соответствовала статусу поступающего в академию, однако мое ходатайство по команде и письмо непосредственно на имя начальника академии, которое я отправил в начале июня оказией из Средиземного моря, были удовлетворены. Юрий успешно сдал экзамены и был зачислен в академию. Я думаю, что это один из тех случаев, когда приставка «гвардия», «гвардейский» сыграла положительную роль в решении вопроса.
Было присвоено звание капитан 3 ранга заместителю по политчасти Ивану Трофимовичу Головченко.
После возвращения из завода я чаще встречался с командирами кораблей. Совместная служба в бригадах, участие в различных собраниях, совещаниях, учебных мероприятиях позволили познакомиться со многими командирами эсминцев и бпк. Командиры крейсеров проекта 68-бис стояли как-то особняком от нас. Добрые отношения сложились у меня с командирами ракетных крейсеров «Грозный» и «Адмирал Головко» – капитанами 1 ранга Н.И. Рябинским и Н.И. Гайдуком. С радостью я встретил здесь сослуживца по Северу и Советской Гавани Анатолия Федоровича Старовойтова. Мы шли с ним в 1958-59 годах через Северный морской путь, затем служили в Советской Гавани. После классов он попал на Черноморский флот, в 70-х годах командовал эсминцем «Находчивый». Это был спокойный, добрый человек. Прошел большую школу флотского офицера, прослужил на всех флотах, на его долю выпали суровые испытания с трагическими последствиями, но он не ожесточился. Последние годы командовал бригадой спасательных судов – соединением сложным и тяжелым. Из жизни он ушел очень рано.
В самом начале моей службы в дивизии у меня сложились хорошие отношения с Валерием Гришановым. В то время он командовал бпк «Комсомолец Украины». Я часто заходил к нему на корабль. Знали мы друг друга еще по училищу. Он был по выпуску младше меня на три года. Я был командиром отделения у него на курсе и знал всех ребят в его роте. Валерий среди товарищей держался скромно, не выпячиваясь. Но наши отношения с ним были кратковременными. Мой выход на боевую службу, боевое дежурство, ремонт в Николаеве прервали наше общение, а когда я возвратился, Валерия уже на флоте не было, он поступил в академию. После окончания академии на Черноморский флот он не вернулся.
Дружеские отношения сложились у меня с Юрием Николаевичем Макаровым – командиром эсминца «Прозорливый». Наши корабли осенью 1972 года стояли рядом на 13-м причале. Я часто заходил к нему на эсминец. Макаров был старше меня, выходец из эскадры, хорошо знал эскадренную службу. Здоровый мужик, будучи курсантом, входил в состав сборной шлюпочной команды училища, ходил под парусом, хорошо знал парусное дело. Контр-адмирал Соколан С.С., назначенный начальником ЧВММУ им. П.С. Нахимова, взял его старшим преподавателем на кафедру Морской практики. После ухода в запас у него не сложилась семейная жизнь, и он уехал из Севастополя куда-то в Россию.
Бывший старший помощник «Красного Кавказа» Роберт Леонтьевич Клявзо уже командовал бпк «Решительный». Мы с ним дважды одновременно были на боевой службе. Случайно поскользнувшись на мокрой палубе, он сломал ногу. Эта травма послужила причиной различных осложнений. Роберт был признан негодным к плавсоставу. В дальнейшем служил оперативным дежурным в тылу флота. Ходил с палочкой. Рано уволился в запас в звании капитана 1 ранга, переехал с семьей в Ленинград. Умер рано. О нем у меня осталась добрая память. Роберт был спокойным, выдержанным командиром. Отлично знал штурманское дело. Он, и будучи старпомом, никогда не ругался, не повышал голоса, однако его слушались и матросы, и офицеры, приказания, исходящие от него, выполняли беспрекословно. Его слова: «Командира надо беречь для боя», я помню всегда.
22 октября 1972 года мы отметили 5-ю годовщину «Красного Кавказа» и 37-й день рождения его командира. 37 лет – это уже возраст. На фоне всеобщего омоложения флота, объявленного и продемонстрированного высшим командованием военно-морского флота, мой возраст создавал мне сложности в служебном росте. По возрастной шкале командиром корабля 2 ранга должен быть офицер в 33 года, крейсером командовать – в 35 лет, столько же должно быть начальнику штаба соединения. Командиром соединения надо успеть стать к 40 годам.
С нового учебного года в очередной раз был изменен состав кораблей в бригаде. Командование искало наиболее оптимальный состав бригад. Два противолодочных крейсера должны были составить ядро противолодочных корабельных ударных групп, бригада ракетных кораблей – ударную силу флота, противодействующую авианосным ударным группам противника. Соответствующее охранение и поддержку в боевых действиях должны были играть противолодочные корабли, эсминцы и большие ракетные корабли. В этом раскладе «Красный Кавказ» попал в 150-ю бригаду ракетных кораблей. Ее ядро составляли ркр «Грозный», большие противолодочные корабли «Красный Кавказ» и «Проворный», эскадренные миноносцы «Пламенный» и «Напористый», ракетный корабль «Бедовый». Командовал бригадой капитан 1 ранга А.П. Ушаков.
Я с сожалением распростился с 11-й бригадой, с комбригом Ф.Т. Старожиловым. Я уважал Федора Титовича. Он был моим земляком, родом из-под Владивостока. Служил на ТОФе, в Совгаванской ВМБ, был опытным и знающим командиром бригады. Командовал крейсером проекта 68-бис, в сложное для пкр «Москва» время, в период становления этого вертолетоносца, Главкомом был назначен командиром этого корабля. Он был заядлым рыболовом и охотником. Любил компании, любил и понимал юмор, был прост в обращении, но никогда не допускал панибратства. В свободное время любил немножко выпить, коротая время в разговорах и воспоминаниях, но никто не видел его выпившим. Курил только «Беломор», оставаясь преданным этому сорту курева. В 1974 году был назначен начальником Управления боевой подготовки Черноморского флота, с ним легко было работать начальникам штабов соединений, поскольку он хорошо знал и понимал все вопросы планирования боевой подготовки.
Федор Титович ушел в запас в звании вице-адмирала и, к сожалению, рано ушел из жизни. Он был одним из славных представителей той плеяды комбригов дивизии, которые вывели свои соединения в Средиземное море, первыми вступили в противостояние с ударными группировками США и Англии, осваивали тактику ведения поисковых действий против пларб с использованием новых видов кораблей – противолодочных крейсеров и вертолетов корабельного базирования КА-25.
Мне жалко было расставаться с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга Н.Г. Легким. Я помнил его по Полярному, куда я пришел лейтенантом после училища. Николай Григорьевич в то время был помощником командира тральщика. Он прошел путь командира тральщика, командира дивизиона. За боевое траление на Балтике награжден орденом Красной Звезды. Затем стал первым старшим помощником головного бпк «Комсомолец Украины». После командирских классов – командир бпк «Проворный». В 1967 году поступил в академию. Я выпускался с ним в один год, но он учился три года, а наш курс – 2 года. Встретил я его в Севастополе, когда начали формировать 11-ю бпк.
С ним было легко на боевой службе. Он часто подменял меня на ходовом мостике при слежении за аву, давая возможность спокойно отобедать и отдохнуть. С ним я чувствовал себя спокойно. Это его фраза: «На «Кавказе» каждый ловит рыбу в свою кандейку» стала классикой. Николай Григорьевич после ухода Ф.Т. Старожилова стал командиром 11-й бпк. Один из опытнейших и грамотных противолодочников, получил звание контр-адмирал, будучи комбригом. Позже назначен заместителем командующего Камчатской флотилией. Сослуживцы Николая Григорьевича вспоминают, что благодаря его знаниям и личному участию противолодочная подготовка Камчатской флотилии была лучшей в ВМФ.
Он не любил кабинетной работы, часто выходил в море, лично руководил поиском подводной лодки кораблями флотилии. Потом был назначен командующим Приморской флотилии. У него была перспектива стать начальником штаба Тихоокеанского флота. Однако на флотилии произошел несчастный случай. Во время ракетной стрельбы ракета попала в обеспечивающий МРК «Муссон». Корабль затонул.
Бывают такие случаи на флотах, и неоднократно: ракетные стрельбы – очень сложные боевые упражнения. Бывает, выходит из строя система самонаведения, или происходит сбой другой техники.
На разборе тогдашний Главком – выходец из подводников – проявил к командующему флотилией оскорбительную бестактность. И Николай Григорьевич прямо на совещании написал рапорт на увольнение в запас. А Главком подписал сразу, не подумав, что лишается лучшего противолодочника ВМФ. Главком не извинился, не поговорил по-человечески, не дал подумать. При Сергее Георгиевиче Горшкове такого бы никогда не произошло. Он знал и ценил своих адмиралов. Новый же Главнокомандующий, подводник, взял курс на замену звена командующих разнородных флотилий, командующих флотами и их заместителей офицерами-подводниками. Вот и ушел 55-летний вице-адмирал, грамотный, перспективный в запас. Он вернулся в Севастополь.
Однако физическая и душевная травмы сыграли свою злую роль. Начали болеть суставы, возникли проблемы с почками, случился инсульт. Николай Григорьевич несколько лет руководил советом ветеранов эскадры и дивизии надводных кораблей Черноморского флота. Много делал для ветеранов в самый сложный период 90-х годов. Но из-за состояния здоровья вынужден был покинуть председательский пост. Здоровье его ухудшилось, и Николая Григорьевича не стало в январе 2006 года.
6. Новая бригада. В море – дома
Чтобы сделаться хорошим моряком, надо подолгу оставаться в море и этим приобрести привычку быть между небом и водой и считать море своим домом.
С.О. Макаров
Начало нового учебного года я встретил в составе 150-й Краснознаменной бригады ракетных кораблей. Комбриг – капитан 1 ранга А.П. Ушаков в свое время откомандовал ракетным крейсером. Хорошо знал ударное оружие, организацию его боевого применения. Всю боевую подготовку, руководство боевыми упражнениями брал на себя. Я хорошо помню свою первую швартовку в присутствии командира бригады к Минной стенке. Он стоял на причале, видел, как я развернулся, дал задний ход и быстро пошел к пирсу. К этому времени я уже освоил корабль, швартовался уверенно. У меня все было рассчитано по секундам и расстоянию до пирса. Командир БЧ-3, он же командир швартовой ютовой группы старший лейтенант В.Е. Ионов очень точно давал расстояния до пирса, его ютовая команда была отработана отлично. За 30-40 метров до пирса уверенно и точно подавались бросательные концы. За 20 метров подавались проводники, с подходом на 8-10 метров – основные швартовые концы. Без задержки подавался трап. Комбриг видел: корабль быстро идет к стенке. Забеспокоился: «Кранцы, кранцы подставляйте!». Сам схватил у матроса кранец. Но корабль, дав малый ход вперед, остановился в 2-3 метрах от пирса. Быстро завели кормовые концы и подали трап. Я оставил старпома заканчивать швартовку, сбежал с корабля на берег. «Ты что, корабль разбить хочешь, куда прешь?» – были первые слова при встрече. «Товарищ комбриг, я всегда так швартуюсь, организация отработана», – успокоил я комбрига.
Началось знакомство с новым командованием, с новым штабом, флагманскими специалистами. Конечно, и комбриг, и штаб знали, что собой представляют и корабль, и командир. Все же были в одной дивизии. И все-таки надо было привыкать к новому соединению.
Командир бригады капитан 1 ранга Александр Федорович Ушаков был выходцем из 150-й бригады ракетных кораблей, командовал ракетным крейсером «Грозный», сменил на бригаде Л.Я. Васюкова после назначения последнего командиром дивизии.
Человеком он был деятельным, характер имел вспыльчивый, мог накричать, выйти из себя. Ракетное дело знал хорошо, но, мое личное мнение: противолодочное дело на бригаде было не на высоком уровне. Основной упор делался на ракетную и артиллерийскую подготовку.
Начальником штаба бригады был бывший командир крейсера проекта 68-бис «Михаил Кутузов» капитан 1 ранга Николай Константинович Федоров. Он был полной противоположностью комбригу. Спокойный, медлительный, редко повышающий голос. Интеллигент. Любил бумажную работу. Редко выходил в море. Выход в море для него был неприятным событием. Он не служил на кораблях 2 ранга и не знал бпк проекта 61, как не любил и противолодочную подготовку. В отсутствии комбрига он никогда не планировал боевые упражнения с выходом в море, особенно противолодочные. Если выходил в море на каком-нибудь бпк или эсминце, при возвращении старался вызвать катер и пересесть на него при проходе бонов, чтобы не присутствовать при швартовке. Вдруг что случится? Занимался изучением английского языка. Был склонен к педагогической работе, позже был назначен заместителем начальника Черноморского ВВМУ им. П.С. Нахимова. При вручении ордена Красной Звезды в 1975 году училищу он понравился Главкому и был назначен начальником Нахимовского училища в г. Ленинграде. В 1976 году там учился внук Главкома Петя Горшков. Федоров оказался хорошим педагогом, получил звание контр-адмирала. Когда Петя после окончания Нахимовского училища поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе, Николай Константинович был назначен начальником этого училища. Ушел в запас в звании вице-адмирала.
Эти два офицера возглавляли бригаду.
Боевая служба 150-й бригады в 1973 году была спланирована с июля по декабрь. Было достаточно времени, чтобы отработать все курсовые задачи и выполнить боевые упражнения. Задачи по подготовке к боевой службе были поставлены всем кораблям, в частности: ркр «Грозный», гбпк «Красный Кавказ», бпк «Проворный», эм «Напористый» и «Пламенный».
Согласно плану БС со 2 по 7 июля планировался официальный визит кораблей Черноморского флота под командованием командира 5-й ОпЭСК контр-адмирала Е.И. Волобуева в порт Марсель (Франция) в составе ркр «Грозный», гбпк «Красный Кавказ» и бпк «Проворный». Так что одновременно с подготовкой к боевой службе готовились и к официальному визиту во Францию. Я объявил на «Большом сборе»: пойдут достойные, разгильдяи представлять Советский Союз в дружественной Франции не будут.
За зимний период обучения бригада выполнила все курсовые задачи и боевые упражнения. Командир бригады на «Красном Кавказе» выходил в море редко. Как правило, в роли руководителя боевого упражнения. Я считался опытным командиром и в подстраховке не нуждался. Все ракетные, артиллерийские, торпедные стрельбы и минные постановки были выполнены с отличной оценкой. Самым подготовленным оказался корабль и в противолодочной подготовке. В марте на корабле работал корреспондент «Красной звезды», позже в газете была напечатана большая хвалебная статья.
В марте у меня вышел срок присвоения очередного воинского звания капитан 2 ранга. Видя, что никто из командования не обратил внимания на этот факт, я вынужден был напомнить об этом комбригу. В апреле представление было отправлено. Это сейчас «Положение о прохождении службы…» требует присвоения очередного звания день в день, если нет серьезных претензий к кандидату. В мое время могли забыть вовремя написать представление, а представляли только после выслуги и не раньше. И чтобы в служебной карточке не было ни одного взыскания. У моих лейтенантов звание выходило в июле, поэтому перед выходом на боевую службу я всем им написал представление к званию старший лейтенант.
В мае-июне предстояло уволить весенний набор призыва 1970 года. Вместо них пришли на корабль молодые матросы. Их надо было срочно вводить в строй. В начале года сменилось несколько офицеров. Ушел помощник по снабжению, знающий свое дело, опытный снабженец капитан-лейтенант Александр Степанович Зеленин. Он давно «переходил» в звании капитан-лейтенанта. Когда командир пкр «Ленинград» Ю.А. Гарамов обратился ко мне с просьбой дать рекомендацию Зеленину на должность помощника по снабжению на крейсер, я, не задумываясь, сделал представление. Я понимал, что такого снабженца у меня не будет. Однако я никогда, ни раньше, ни в последующей своей службе, не держал офицеров, если им предлагалась более престижная должность, как бы ни нужен был этот офицер кораблю.
Я знал командиров, у которых был принцип: «Пока командую, никого не отпущу». И сидели офицеры годами, пока возрастной ценз уже не давал возможности поступить на классы или в академию. И уходили в запас, дай Бог, дослужившись до звания капитан 3 ранга. Вместо Зеленина был назначен лейтенант Виктор Стратилатов, выпускник интендантского училища. Ушел от нас Георгий Масленников. Ему, знавшему отлично английский язык, предложили должность в разведывательном отделе флота. Вместо него пришел лейтенант Владимир Кондратюк, который хорошо вписался в коллектив ракетчиков.
В середине мая, когда подготовка к боевой службе вышла на финишную прямую, я вынужден был обратиться лично к командиру дивизии Л.Я. Васюкову с просьбой решить вопрос замены командира БЧ-5. Основная причина: низкая требовательность и ухудшение здоровья. Как результат этого – низкие эксплуатационная подготовка личного состава и организация БЧ-5, а поэтому и многочисленные выходы из строя материальной части. Привел примеры из предыдущей боевой службы, когда приходилось стопорить ход в самый сложный момент. Л.Я. Васюков выслушал меня внимательно: «Есть на «Смелом» командир газотурбинной группы капитан-лейтенант Миронов. Был снят с должности командира БЧ-5 за пьянку. Специалист, по отзывам, отличный. Был командиром БЧ-5 на «Решительном». Возьмешь?» – «Возьму, товарищ адмирал. Мало ли что случается в жизни? Главное, чтобы был хороший специалист».
Через несколько дней капитан-лейтенант С.Р. Миронов прибыл на «Красный Кавказ». Прием должности занял 2 дня. Юрий Монахов был назначен в техническое управление флота на должность офицера отдела ЗИП и технического имущества.
Миронов быстро вошел в курс дел БЧ-5 и корабля в целом. Проверил подготовку вахтенных механиков, знание командирами групп своей специальности, принял зачеты от старшин. Проверил подготовку БЧ-5 к боевой службе, наличие необходимого ЗИП и документации, боевое и повседневное расписание и решил другие вопросы.
7. Визит во Францию
Крейсер «Грозный», эм «Пламенный», бпк «Проворный» вышли из Севастополя 24-25 июня. Бпк «Красный Кавказ» шел во втором эшелоне, выход ему был спланирован на 27 июня. В соответствии с Конвенцией о режиме Черноморских проливов проход в мирное время военных кораблей черноморских держав разрешается кораблям водоизмещением до 8000 тонн, имеющим орудия калибра выше 203-мм, в одиночку или в сопровождении не более двух миноносцев. В нашем случае шел ракетный крейсер «Грозный» и два корабля охранения. Эти три корабля и прошли проливы первым эшелоном.
Как всегда принято, на официальный визит шло много посторонних лиц. Это и столичное начальство, и представители штаба флота, Ансамбль песни и пляски Черноморского флота, корреспонденты центральных и местных газет, офицеры международного отдела и т.п. Основную часть прикомандированных взяла на себя первая группа кораблей. Штаб бригады разместился на ркр «Грозный». Командир бригады А.П. Ушаков к этому времени был назначен начальником штаба 5-й ОпЭСК и шел принимать дела. Начальник штаба Н.П. Федоров шел в роли врио комбрига. Командиром 150-й бригады должен был прийти капитан 1 ранга Николай Иванович Рябинский, заканчивающий в июле этого года Высшие командирские классы. Командиром ркр «Грозный», после ухода на учебу Рябинского, стал его старший помощник капитан 2 ранга В.А. Корнейчук. Эсминцем «Пламенный» командовал капитан 3 ранга Александр Лысенко, бпк «Проворный» – капитан 3 ранга Валерий Мотин. Оба командира – молодые, в должности около года.
Итак, гбпк «Красный Кавказ» шел через Проливную зону один. Накануне выхода разместили прикомандированных. В подобных случаях гостей старались разместить в лучших каютах, создать им нормальную обстановку. Часть кают освободили для прибывших, переселив командиров групп и батарей на боевые посты. При размещении гостей я вспомнил добрым словом бывшего своего помощника по снабжению. Еще перед выходом на боевую службу в 1972 году А.В. Зеленин взял по накладным с крейсера «Михаил Кутузов» 20 раскладушек. Они оказались очень кстати. Раскладушки можно было расставить в каютах, создав тем самым дополнительные спальные места.
Ко мне на выход прибыли специальный корреспондент газеты «Правда» А. Карпычев, заместитель главного редактора газеты «Известия» и уважаемый мною начальник кафедры международного морского права полковник Иван Ефремович Тарханов. Всех троих я поселил во флагманской каюте, где были два штатных места и раскладушка.
Перед самым выходом, когда корабль был полностью приготовлен к бою и походу, на Минную стенку прибыли начальник штаба дивизии капитан 1 ранга С.П. Кострицкий и офицер отдела кадров капитан 2 ранга Михаил Орлов. На построении команды был объявлен приказ о присвоении мне звания капитан 2 ранга, вручены погоны и поздравления от командующего Черноморским флотом и члена Военного совета.
Вместо спланированного прохода бонов в 9 часов мы вышли только в 10 часов. Был сильный северо-восточный ветер, порывами до 15 м/сек, потому и была задержана съемка с якоря на целый час. Отходили от Минной стенки. Провожающие – родные и близкие – после съемки корабля с якоря бросились на Приморский бульвар, чтобы еще раз от памятника Затопленным кораблям помахать нам на прощание.
После прохода бонов сыграли «Боевую тревогу» для установления боевой готовности. Я по трансляции еще раз объявил о целях боевой службы, выразил уверенность, что экипаж с честью выполнит поставленные задачи.
По расчетам штурмана подходить к Босфору должны были в 5 часов утра. Однако мой самоуверенный Гончар «прокололся». С ошибкой на несколько десятков кабельтовых он вывел корабль западнее входа в Босфор, в район «фальшивого Босфора». Не учел дрейф от восточного ветра, не определился с помощью радиомаяков, вот и получился такой результат. Я тоже был виноват. Не проконтролировал точность плавания, понадеялся на своего штурмана, и случилось то, что случилось. Ошибку исправили. Но что было! Гончар еще долго ходил, как побитый. Давать нагоняй командир умел, это знали все на корабле.
В 6 часов утра вошли в Босфор, соблюдая положенные действия и систему доклада. Погода позволяла, и мы быстро проскочили Босфор, Мраморное море, Дарданеллы, так что к 15.00 вошли уже в Эгейское море. Сделав положенные доклады, получил приказание следовать через пролив Китира в район точки № 5.
На следующий день передали привезенную одному из кораблей почту и проследовали в Тунисский пролив на соединение с кораблями, следующими в порт Марсель. В районе острова Мальта встретились с крейсером «Грозный» и бпк «Проворный». Командир эскадры с начальником политотдела и офицерами походного штаба находились на крейсере.
Утром 2 июля подошли к порту Марсель. Головным шел крейсер, вторым бпк «Проворный», замыкал нашу колонну «Красный Кавказ». Так и входили в гавань. Перед форштевнем каждого нашего корабля следовал быстрый, юркий буксир, готовый в любой момент принять с корабля буксирный конец. Ркр «Грозный» ошвартовался к северной стенке пирса. Для швартовки ему надо было пройти торец пирса и развернуться на 90°, чтобы ошвартоваться левым бортом. Ему помог буксир. Мы ошвартовались по ходу, к южной стенке, правым бортом. Причем сделали это быстро и показательно. Командир «Проворного» еще подбрасывал корму, а я уже подавал ему на бак швартовый конец.
Оказалось, поставили нас в грузовом порту, к причалу, заставленному ящиками, контейнерами, различными механизмами, которые затем в течение всего дня убирались. К торцу причала ошвартовался корабль-хозяин эсминец «Гепрад» (был такой рыцарь во Франции, во времена Людовиков). Я сразу заступил дежурным по группе кораблей с местом пребывания дежурного на ркр «Грозный». Встречали нас небольшая группа официальных лиц и оркестр. Остаток дня наводили порядок, составляли списки на экскурсии, увольнения по пятеркам. Затем развод суточного наряда, вахты, дежурства, проверяли маршруты по кораблю во время посещения их местными жителями.
Командование эскадры и командиры кораблей нанесли официальный визит городским властям и военному командованию. Утром, 3 июля, начались экскурсии по городу, за город и увольнения по пятеркам во главе с офицером или мичманом. Я вместе с И.Е. Тархановым и несколькими офицерами отправились на рейдовом туристическом катере на остров Иф. Это тот самый знаменитый остров, где в заточении находился граф Монте-Кристо из одноименного романа Александра Дюма. Нам показали камеру, из которой будущий граф делал подкоп, но попал в камеру к аббату. Гид в подробностях рассказал нам о побеге заключенного, показал отверстие в стене, утес, с которого было сброшено тело.
На корабль возвратились к обеду. А после обеда началось посещение кораблей жителями Марселя. Одними из первых были украинско-французские семьи. Во время Отечественной войны очень много девушек-украинок были вывезены на работу в Германию. Имея относительную свободу, они встречались с французскими парнями, также работающими в Германии, многие вышли замуж и остались после войны во Франции.
Они приходили семьями, 50-60-летние полные женщины, с такими же упитанными детьми. Сразу видна была «наша порода». Мы поставили на юте скамейки, стулья для них. Женщины плакали, вспоминая Родину, расспрашивали о жизни на Украине. Вестовые угощали их бутербродами из черного хлеба с селедкой.
Вечером командующий Средиземноморским округом Франции адмирал Герминдек давал прием на эсминце «Гепрад». На приеме были мэр Марселя с супругой, старшие офицеры округа с женами и офицеры эсминца, тоже с женами. Эсминец постоянно базируется в порту Тулон, так что жены корабельных офицеров прибыли на личных машинах из Тулона. Были наше командование, командиры кораблей и по 2-3 офицера с каждого корабля. Нас представили должностным лицам и женщинам.
Со мной были Олег Гончар и Владимир Ковалев. Оба молодые, красивые, стройные, в ослепительно белой форме. Вообще-то наши ребята смотрелись отлично. Все подтянутые, высокие. Представлял нас начальник политотдела капитан 1 ранга П.Р. Дубягин. Он был назначен на эскадру перед самым визитом. Жене адмирала мы очень понравились. Худющая 60-летняя француженка, в розовых брючках и белой кофточке, с обилием косметики на лице, оказалась самой модной дамой. Все женщины очень загорелые, тощие, почти без косметики, в туфлях на высокой платформе, в брючных костюмах или в мини-юбках, длинные волосы свободно падают на плечи. Жены морских офицеров не работают. Каждая семья имеет по 2-3 ребенка. У всех свои машины, свободное время проводят вместе с детьми на пляже. Их основное занятие – воспитание детей.
В разговоре (у нас было несколько переводчиков) коснулись длительного пребывания в море мужей. Узнав, что мы месяцами оторваны от дома, дамы пришли в ужас. Как, так долго!? Оказывается, французские моряки более чем на 10-15 дней в море не выходят. Кстати, мы узнали, что на каждого ребенка государство платит 300 франков в месяц. Даже в молодой семье уже по 3-4 ребенка. Зачастую жена на 20-30 лет моложе мужа. В офицерских семьях этот возрастной разрыв между супругами меньше.
Коктейль длился полтора часа. Гарсоны разносили бокалы с джином, коньяком, водкой, разбавленными тоником. На подносах – орешки и крошечные пирожные. Мы все пришли голодные, в надежде, что на коктейле нас накормят. Командир «Проворного» Валерий Мотин возмутился таким приемом: «Водку водой разводят, закуски нет, ну что это за пьянка?».
Мотин был оригиналом. Здоровый, сильный, в училище занимался тяжелой атлетикой, кулаки имел, как кувалды. Хотел казаться строгим, мог повысить голос, однако человеком был очень добрым и отходчивым. Мог много выпить, никогда не пьянел. Много курил, в день выкуривал до 3 пачек сигарет. В каюте – всегда полная пепельница наполовину выкуренных сигарет и устойчивый запах «Родопи». Валерий любил, как и все крупные мужчины, хорошо поесть.
На коктейле, да и на других официальных мероприятиях, нас с самого начала опекал помощник военно-морского атташе. Фамилию его я не помню, звали Сашей. Он служил на ТОФе, в Промысловке в то же время, что и я. Был штурманом на одном из эсминцев. По прежней службе мы друг друга не знали, но обрадовались, узнав, что служили в одном месте. Во время визита он всегда был рядом с нами, с командирами. Мотин предложил нам коктейль закончить, он уже дал приказание на корабль нажарить отбивных. Одной такой отбивной можно было накормить трех человек. И предложил нормально поужинать на корабле. Помощник атташе предложил другой вариант. Ему, по его делам, надо встретиться с владельцем бара в 15-20 километрах от города. Он берет нас двоих, офицера штаба эскадры, как прикрытие, и мы едем за город. Там есть отличное место для купания, а в баре хорошо готовят. Он накормит нас мясом «по-французски», мы искупаемся на ночном пляже, а он решит свои дела. Мы согласились. Саша подошел к командиру эскадры, о чем-то переговорил с ним, получил «добро», и около 21 часа по местному времени мы вчетвером отправились за город.
Саша был за рулем. Поездка получилась отличной. Мы пили коньяк, которым угощал нас хозяин заведения, ели отличное мясо. Пока готовили еду, накрывали стол, мы искупались на темном пустынном пляже. Ночь была тихая, звездная, от залива тянуло прохладой и запахом моря. Столик наш стоял под деревьями на открытой веранде. Все остались довольны. Правда, нам влетело от П.Р. Дубягина за опоздание на полчаса. Порядок таков, что в ноль часов каждых суток делается доклад в Москву на ЦКП об отсутствующих, если такие вдруг окажутся. Но все обошлось. Рано утром предстояла поездка группы офицеров в Париж.
В соответствии с планом официального визита в Париж отправлялась группа офицеров в составе: контр-адмирал В.Е. Волобуев, капитан 1 ранга П.Р. Дубягин, командир крейсера «Грозный» капитан 2 ранга В.А. Корнейчук, командир гбпк «Красный Кавказ» капитан 2 ранга Ю.Л. Кручинин, старший помощник бпк «Проворный» капитан-лейтенант В.В. Гришанов, два капитана 1 ранга из Главного штаба ВМФ и 5-й ОпЭСК. Сопровождали группу военно-морской атташе во Франции и переводчик-армянин французского происхождения.
Вылетели из Марселя рано утром на небольшом пассажирском самолете с военными пилотами и через 2 часа приземлились на военном аэродроме под Парижем. В наше распоряжение были выделены три автомашины «Пежо», и мы начали знакомиться с Парижем. Вначале побывали на Елисейских полях, возле Триумфальной арки отдали честь Неизвестному солдату. Затем подъехали к Эйфелевой башне, постояли на лужайке возле нее, осмотрели это грандиозное сооружение. Нас пригласили подняться на нее, но подъем занял бы около 40 минут, а мы были ограничены во времени. Посмотрели Дом инвалидов, мост Александра II, площадь Согласия. Остановились у собора Парижской богоматери, зашли внутрь собора, прошли в главный зал, где проходил молебен. По бокам зала – небольшие кабинки, где священники выслушивают покаяния верующих. Эта экскурсия заняла 20-30 минут. Затем мы прошлись по улицам и площадям Парижа.
Во время остановок переводчик много рассказывал о Париже, его достопримечательностях, о жителях города, их образе жизни, пристрастиях. Парижанки – худощавые, стройные, бледные, в отличие от жен марсельских моряков. Почему-то кажутся старше своих лет. На лицах – минимум косметики. Мода – самая разнообразная, носят, кто что желает. Преобладают брючные костюмы, мини-юбки. На ногах – туфли на высокой платформе. Волосы или свободно распущены по плечам, или короткие мальчишеские стрижки.
В Лувре администрация музея пригласила нас осмотреть экспозицию с экскурсоводом. Так как время у нас было ограничено, мы быстрым темпом прошли по нескольким залам. Конечно, прошли в зал, где находится «Мона Лиза». Посетителей было мало, знаменитый портрет находился в углу зала, отгороженный легкими стойками с шелковой тесьмой. Рядом – датчики температуры и влажности. До сих пор сожалею, что не купил красочный альбом «Лувр».
После быстрой экскурсии по Лувру проехали на Монмартр, знаменитое место парижских художников, небольших кафе и баров. С него открывается красивый вид на Эйфелеву башню. В обед наше путешествие по Парижу было прервано. Наша делегация нанесла визит начальнику штаба ВМС Франции. После небольшой беседы мы были приглашены на обед, который начался с крепких напитков в баре. Каждый выбирал себе напиток – коньяк, джин, водку. После аперитива перешли в обеденный зал. Обед был в чисто французском стиле: паштет с трюфелями, жареный поросенок с картофелем фри, самые разнообразные сыры. И, конечно, красное и белое вино. На десерт были поданы клубника со сливками и кофе с коньяком. Встали мы из-за стола отяжелевшими, сейчас бы отдохнуть часок, а мы отправились дальше осматривать Париж.
Побывали у Монастыря падших женщин, заехали в наше Посольство, что тоже было оговорено планом посещения. В Посольстве пробыли около 2 часов. Состоялась беседа с послом, затем встреча с семьями наших посольских товарищей. Нас отвели в местный, при Посольстве, магазинчик, чтобы мы могли подешевле купить сувениры из Франции: духи, парфюмерию, стекло и т.п. Напоили чаем, и мы опять на улицах теперь уже вечернего Парижа. В 23 часа мы подъехали к аэропорту и к 3 часам ночи были дома, то есть на корабле.
Утром я опять заступил дежурным по группе кораблей.
Конечно, командиры были недовольны: из 5 дней пребывания в Марселе два дня выпадало на дежурство. Все стояночные дни корабли посещали местные жители. 5 июля с группой офицеров и матросов с экскурсией в Тулон выезжал мой старший помощник. Тулон – и военно-морская база, и курортный город одновременно. К концу каждого дня пребывания подводились итоги.
Накануне окончания визита, 6 июля, выяснилось, что мы с Мотиным так и не истратили свои 109 франков, полученные за 5 дней пребывания в заграничном порту. Здесь нас выручил Саша. Как-то так получилось, что мы не осмотрели Марсель. Саша на своем «Пежо» провез нас по улицам и площадям города. Город насчитывал 1,5 миллиона жителей. Порт, верфи, мастерские завода, бары, рестораны, множество машин – типичный портовый город. Основное население – рабочие люди. Рабочие получают 1800-2200 франков, банковские служащие и клерки – 1500-1800 франков. Жилье стоит 400-500 франков в месяц. В городе много хиппи (в Париже, кстати, тоже много). Обросшие, грязные оборванцы. Народ на них не обращает внимания. Говорят, что это дети обеспеченных родителей, из рабочих семей в хиппи не идут. Мы проехали мимо знаменитого собора Нотр-Дам ля Гарда. Наверху собора покрытая золотом скульптура женщины с ребенком на руках – заступницы всех моряков. Саша отвез нас в один из супермаркетов, где мы и истратили свои деньги на подарки близким. Вернулись на корабль, и на этом закончилось наше общение с Марселем, да и с Францией. На следующий день мы покинули гостеприимный порт.
Командир эскадры контр-адмирал В.Е. Волобуев дал высокую оценку организации визита, действиям экипажей во главе с командирами, отметил отличную дисциплину всех категорий личного состава. Первый этап нашей боевой службы был выполнен. Мы продемонстрировали высокую организацию, отличное состояние кораблей, морскую выучку советских моряков, гордость за свой Флот, Армию, Родину.
8. Будни боевой службы
В Тунисском проливе около острова Мальта группа наших кораблей разделилась. «Грозный» и «Проворный» шли в район Александрии, где вне территориальных вод залива Кенаис постоянно находился флагманский корабль 5-й ОпЭСК. Мне было приказано снять с кораблей всех прикомандированных на визит во Францию и доставить в точку № 5 к острову Китира для последующей отправки в Союз. Таких оказалось более 120 человек. Кое-как разместили людей, вынуждены были на сутки выселить матросов из двух кубриков. Я шел полным ходом. В точке № 5 стояли танкер, гидрографическое судно и эсминец «Пламенный». Гидрографическое судно и «Пламенный» на следующий день уходили в Союз, и я благополучно пересадил всех пассажиров на эти корабли. После этого я получил приказание перейти и стать в точку № 15 в проливе Касос восточнее острова Крит. Простоял я там почти 2 недели. Это было сплошное мучение.
Все это время дул северный и северо-западный ветер. Если днем было сравнительно тихо, то к вечеру ветер достигал 15-17 м/сек, порывами до 20 м/сек и более. Этот пролив между островами Крит и Карпатос был, как аэродинамическая труба. Наставление по штормовым готовностям рекомендует при достижении ветром такой силы сниматься с якоря и штормовать на ходу. При такой, даже сравнительно тихой, погоде в точке нашей стоянки невозможно нормально принимать топливо, воду, спустить барказ, пересадить людей, забрать почту. Даже рыба здесь не ловилась. Видимо, корабль постоянно «ходил» на якорь-цепи, и наши удочки не доставали дна. Для заправки топливом пришлось сняться с якоря и перейти в южную часть острова Крит, прикрываясь от северного ветра.
Ухудшилось снабжение. Если в прежние годы Египет поставлял нам отличные овощи, фрукты, то сейчас наши суда снабжения привозили из Александрии на 40-50% гнилых овощей. Несколько раз погода заставляла нас сниматься с якоря и уходить южнее острова Крит. Там ветер был слабее. Как правило, сниматься с якоря приходилось в темное время суток. Спускались на юг, учитывая дрейф от ветра и течения, вне территориальных вод стопорили машины, выключали главные двигатели, поднимали сигнал на мачте: «Не могу уступить дорогу» и дрейфовали. При этом неслась ходовая вахта. Главные двигатели были в немедленной готовности к запуску. Это экономило моторесурс и топливо. С рассветом запускали двигатели и переходили в свою точку.
Прием оставаться в море с застопоренными машинами применял С.О. Макаров: «…мы постоянно практиковали остановки с застопоренными машинами на более или менее продолжительное время. Держась ночью при застопоренной машине, все чины на судах имеют время получить свой отдых, что очень нелишнее – в особенности для командира, если перед тем целый день велись различные тактические упражнения» («Рассуждения…», стр. 209-210).
Командиры считали это место якорной стоянки самым неудобным и опасным. Там был потерян не один якорь. Было, правда, одно преимущество: все корабли и суда, шедшие из Союза или в Союз, проходили этим проливом. Так что почту там получали в первую очередь, там же передавали почту и пересаживали людей.
По-моему, именно там, в точке № 15, потерял якорь эсминец «Пламенный». Была телеграмма ГК ВМФ по всем флотам, командир получил «фитиль», а эсминец был отправлен в Союз. На нем и отправили участников визита во Францию. В Севастополе корабль принял новый якорь вместо утерянного и через 3-4 дня возвратился в Средиземное море. В один из таких дней я решил переждать усиление ветра на якоре. Однако к 22-23 часам ветер усилился до 20-24 м/сек. Что делать? Надо сниматься. Приготовил машины, начал съемку. Выбрали слабину якорь-цепи, а дальше шпиль не берет. Якорь-цепь смотрит прямо вниз, видимо, якорь попал в расщелину. Решил взять якорь-цепь на стопор и подорвать якорь машинами. В мыслях уже простился с якорем и представил все последствия. Взяли на стопор, чуть-чуть отработали машинами «враздрай», и нос начал уваливаться под ветер. Освободились. Сняли якорь-цепи со стопора, начали выбирать шпилем. Кричу боцману на бак по КГС (громкоговорящей связи):
– Оборвали? Как натяжение якорь-цепи?
– Вроде нет, – ответили мне по связи.
– Боцман, докладывайте, что у вас?
На баке темно, шпиль работает, якорь-цепь выбирается, боцман молчит.
– Боцман, ты можешь доложить, как идет якорь-цепь?
Легко – значит, нет якоря, с нагрузкой – значит, якорь на месте.
Наконец, с бака раздается радостное:
– Якорь чист!
Через некоторое время:
– Товарищ командир, лапу сломали!
Ничего себе, сломали лапу! Мощную, литую конструкцию. Дали ход. Я спустился на бак. Фонариками осмотрели якорь. Действительно, лапа была сломана. Видимо, этим концом якорь попал в расщелину, и при выборе лапа работала на излом. Оказался якорь без одной лапы. Я не стал докладывать командованию. Это вызвало бы массу запросов, потребовали бы объяснений: что? как? надо ли заменить якорь? А заменить – значит, доложить причину замены. В общем, никому ничего не доложил, а по приходе в главную базу спокойно заменили якорь. Позже, анализируя свои действия, я пришел к выводу: надо было оставаться на якоре, машинами не подрывать, а утром, возможно, удалось бы спокойно выбрать. С другой стороны, если бы оборвал, не выбирая, то обвинили бы в нарушении инструкции.
Заканчивался месяц нашей боевой службы, а на корабле вдруг один за другим – три или четыре случая аппендицита. Такого еще не было! Наш доктор капитан Курлянский вовремя сделал операции по удалению этого отростка. Матросы – «виновники» торжества, терпели до последнего, вдруг само рассосется, надеясь, что будет возможность сделать операцию на флагманском корабле, на котором была специальная бригада медиков. В этом случае надо было или вызвать бригаду медиков на корабль, или самим подойти к флагманскому кораблю. А здесь уже невмоготу! Ассистировал доктору санитар – старшина срочной службы. Все было сделано, как положено. Я доложил об операции, о состоянии больного, о том, что больной в эвакуации не нуждается.
Прошло 2-3 дня, и опять подобный случай, и опять доктору работа. Но когда через день произошел опять подобный случай, я забеспокоился. Вызвал доктора, старпома, замполита.
– Анатолий, в чем дело? Если так будет и дальше продолжаться, ты мне ополовинишь экипаж. Прямо эпидемия какая-то!
– Товарищ командир! Видимо, изменился уклад жизни команды. Матросы мало двигаются, хорошо питаются, едят много мягкого белого хлеба. Хотя, я в этом причины не вижу. Просто стечение обстоятельств.
На очередном построении по Большому сбору я обратился к экипажу:
– Товарищи, все вы знаете, что на корабле сделаны три операции по удалению аппендицита. Если так пойдет и дальше, у нашего доктора быстро закончатся обезболивающие средства. Придется резать по живому, без наркоза. В военное время такое случалось. Но у нас много спирта, будем давать вместо наркоза.
В строю заулыбались. Я продолжал:
– Шутки в сторону. Будем принимать профилактические меры: все, кроме вахты, выходят на физзарядку. Бег по верхней палубе, упражнения для пресса, наклоны и т.п. Даже на ходу, если позволяет погода. После обеденного отдыха 30 минут – дополнительная физподготовка. Хлеб свежей выпечки выдавать запрещаю, только через день после выпечки, как и положено. Следите за питанием, некоторые поднимаются и ночью, на дополнительный ужин. Посмотрите на себя. Все набрали по 3-5 килограммов. Контроль за перечисленными требованиями возлагаю на командиров подразделений, начальника медслужбы им старшего помощника.
Больше случаев приступов аппендицита на корабле не было. Видимо, лимит на аппендициты был выбран. А может быть, и принятые нами меры достигли цели. Авторитет же нашего доктора как хирурга-«аппендицитника» стал непререкаем. А, главное, все уверовали в то, что случись что-либо подобное, доктор справиться! Кстати сказать, Курлянский был и отличным травматологом.
Перед самым Днем флота получил приказание следовать к месту стоянки флагманского корабля эскадры. В этой точке находились кру «Жданов» (крейсер управления, на нем разместился штаб 5-й ОпЭСК) и ркр «Грозный». В день съемки с якоря стояла тихая, солнечная погода. Все две недели свистело, а в день отхода – штиль. После завтрака на выброшенные пищевые отходы по корме собрались огромные стаи рыбы. Как потом оказалось, сардины.
Принял решение провести учение по защите от подводных диверсантов. На якорной стоянке в Средиземном море кроме стояночной вахты и дежурства, несется вахта против ПДСС.
Одновременно в 4 местах на верхней палубе выставляются вахтенные ПДСС. Они вооружены автоматами с двумя рожками патронов и сумкой с 6 гранатами Ф-1 или РГД-5, свистком. При обнаружении боевых пловцов вахтенный ПДСС имеет право произвести гранатометание и открыть огонь из автомата, одновременно объявив тревогу. Как правило, на корабле раз в сутки приходится проводить учения по борьбе с ПДСС. По решению командира на учении могут использоваться фактическое гранатометание и стрельба из автомата по вводной.
Я приказал спустить барказ и шлюпку. Боцман оснастил плавсредства сачками для ловли мусора, а кок-инструктор мичман А.К. Красов на каждое плавсредство погрузил по два 20-литровых лагуна. Сыграли тревогу, по команде сбросили с юта пищевые отходы и по команде «Произвести гранатометание!» – две гранаты в стаю рыбы. После взрывов барказ со шлюпкой подошли к корме. Оглушенная рыба всплыла на поверхность. На барказе и шлюпке бодро работали сачками и ведрами, пока течение не унесло остаток оглушенной рыбы. Набрали 4 лагуна отличной сардины. Мичман Красов, сам заядлый рыболов, уходя в Средиземное море, изготовил коптилку и достал на лесопилке 3-4 матрасовки опилок. Так что кроме ухи, жареной рыбы была еще и копченая.
Вспоминая события боевой службы 1973 года, хотелось бы остановиться на организации получения продуктов. Судно снабжения, а это часто был мрт «Маныч», один из новых вспомогательных судов тыла флота, имел хорошие мореходные качества и скорость до 20 узлов. Он поставлял «мокрую провизию»: рыбу, мясо, овощи. Что касается круп и муки, то мы эту «сухую» провизию брали в базе в достаточном количестве. Овощи и сухую провизию доставляли также и танкеры.
К концу июля мы оказались без свежих овощей: капусты, лука, картофеля, огурцов, помидоров и пр. Стало труднее с получением продуктов в Александрии нашими заправщиками, качество продуктов ухудшилось. Из Союза доставка свежих овощей организована не была. Просто на флот в июле свежие овощи еще не поставлялись. Мы вынуждены были перейти на соления, консервированные щи-борщи, сухой картофель, сушеный лук.
27 июля, за сутки до Дня флота, мы прибыли в точку № 52, где были основные силы эскадры, и стали на якорь. В этот же день пополнились свежими продуктами, доставленными из Александрии: картофелем, дали немного свежих огурцов, помидоров, капусты. Огурцы и помидоры в деревянных ящиках подавались с танкера стрелой в грузовой сетке. У нас на борту была специальная большая емкость с водой. В воду добавлялась хлорная известь, и ящики опускались прямо в емкость. Так проводилась первичная дезинфекция с помощью хлорки.
Конечно, перед выдачей в столовую овощи мылись, просушивались. Мне доложили, что во время приемки матросы-«годки» из расходного подразделения, занимавшегося разгрузкой и переносом овощей в кладовые, припрятали килограмма 2-3 этих овощей. В общем, съели они эти овощи. Конечно, это неприятно, является нарушением, но главное то, что съеденные овощи были грязными и могли вызвать дизентерию.
Дизентерия – это самое страшное на боевой службе. Были случаи, когда до 70-80% команды заболевали этой болезнью, и корабли возвращались с позором и «фитилями». Так случилось, если мне не изменяет память, на пртб-33. В результате был снят командир. Делать вид, что ничего не произошло, я не мог. После разгрузки был сыгран «Большой сбор». Вывел перед строем четырех человек, обратился к экипажу:
– Кто не знает, что такое дизентерия? Кто не знает, какие меры принимаются на кораблях, чтобы не допустить это заболевание? Перед вами четыре человека, которые грубо нарушили санитарную дисциплину. Грязные овощи, тем более доставленные из Египта, могут вызвать вспышку дизентерии. За килограмм огурцов, которые они съели, спрятавшись в гальюне, мы можем расплатиться тяжелейшими последствиями. За грубое нарушение Корабельного устава и правил санитарной дисциплины объявляю всем четверым по 10 суток ареста, с содержанием на гауптвахте после прибытия в главную базу. Начальнику медицинской службы капитану Курлянскому изолировать эту группу, произвести промывание желудков, следить за состоянием, провести курс лечения. В случае, если еще хоть один раз произойдет подобное, виновные будут с позором отправлены в Союз ждать возвращения корабля в базу и будут уволены в запас в последнюю очередь.
Вот таким было мое выступление. Больше подобных случаев на корабле не было. Мне припомнился случай из прошлой боевой службы, когда при приеме соков пропало две 3-литровых банки сока. Тогда тоже на построении личного состава я объяснил, что лишнего сока нет, все выдается по нормам. А потому приказание помощнику командира по снабжению: разложить похищенный сок на каждого из тех, кто разгружал сок и не выдавать им два-три дня, считая, что свой сок они уже выпили.
Я твердо знал, что нельзя делать вид, что ничего не случилось. Все случаи должны разбираться перед командой, как бы неприятно это не было.
28 июля – День Военно-Морского Флота. Накануне я получил шифровку из Севастополя о присвоении звания «старший лейтенант» восьми лейтенантам – выпускникам 1971 года. Накануне вечером замполит с помощником скрытно подготовили погоны с тремя звездочками всем виновникам торжества. В 9 часов подняли флаги расцвечивания. Командир эскадры обошел корабли, стоящие в точке, поздравляя всех с праздником. Мы дружно ответили, прокричав громко «Ура!». Затем я зачитал приказ о присвоении званий и вручил погоны. Это был настоящий сюрприз!
Днем провели спортивные соревнования, концерт самодеятельности. Перед обедом на построении вручили именинникам традиционные торты, изготовленные местными коками. Я должен отметить, что на боевой службе всем именинникам в день рождения вручались торты, зачитывался и вручался мой приказ с поздравлением, с указанием широты и долготы, где произошло это событие, по трансляции передавались любимые песни и мелодии.
Перед самым выходом на боевую службу на корабле появилось два музыкальных хита. Кто-то из офицеров привез из отпуска последнюю пластинку В. Высоцкого «Корабли», которая стала нашим гимном. «…Не пройдет и полгода, как я появлюсь…». Мы шли этот раз на боевую службу на полгода. Второй хит – записанная на магнитофонную пленку песня ВИА Херсонской мореходки «Алые паруса». Непритязательный мотив и простенькие слова о крымских мальчишках, верящих в «алые вдали паруса», о А. Грине, который «из романтиков Крыма свой пополнить хотел экипаж», понравились всем.
С тех пор своих любимых лейтенантов – Олега Гончара, Сашу Егина, Юру Агаркова, Колю Клочкова, Славу Фоменко, Виктора Фомина – я стал называть «романтиками Крыма».
Вспомнив о любимых экипажем мелодиях, не могу не остановиться на любимом кинофильме – «Белое солнце пустыни». Перед самым выходом в море Иван Трофимович вместе с киномехаником отобрали на базе более двух десятков фильмов. Просматривая список, я обратил внимание на фильм с названием «Белое солнце пустыни».
– Иван Трофимович, это что, кинофильм наших среднеазиатских друзей?
– Да нет, снял «Мосфильм», сказали, очень интересный.
На первом же просмотре мы ахнули! Вот это фильм! При стоянке в Марселе его посмотрели на «Грозном» и «Проворном». А потом молва об имеющемся у нас потрясающем фильме облетела все корабли эскадры. При совместной стоянке в точках, его по очереди крутили на всех кораблях. Разумеется, с обязательным возвратом после просмотра.
Танкеры и суда снабжения использовали возможность посмотреть фильм при передаче топлива, воды, продовольствия даже на ходу! В обмен на него нам предлагали самые лучшие боевики. Мы и сами с неизменным удовольствием, в который раз, смотрели этот фильм. Фразы из него: «Восток – дело тонкое», «Гюльчатай, открой личико!», «Таможня дает «добро», «Я мзду не беру!» – стали крылатыми у нас на корабле.
Боевая служба проходила спокойно. Американские авианосцы стояли один в порту Рота, другой – в порту Неаполь. Стояли и мы в своей точке.