Если проложить курс из печально-знаменитого Ванинского порта в столицу Колымского края – Магадан, то после прохода Татарского пролива в 150 милях слева по траверзу откроются Шантарские острова. Вряд ли их можно увидеть даже вооруженным оптикой глазом. Далеко.
Шантарские острова расположены в юго-восточной части Охотского моря. Их несколько. Самый большой из них – Большой Шантар. Море отделяет архипелаг от материка. Самый ближний путь до Шантаров – из Тугура. Административно Шантарские острова входят в состав Тугуро-Чумиканского района. Самая большая бухта на о. Б. Шантар – бухта Якшина. В далекие времена бухта была прибежищем зверобоев-браконьеров. Здесь били морского зверя, топили китовый жир, ловили кету и горбушу, запасались пресной водой. С приходом Советской власти там была создана американская концессия, но к началу 30-х годов пограничники и таможенники начали наводить порядок. Ликвидировали концессию, разогнали зверобоев-браконьеров, пресекали попытки японских рыбаков незаконно ловить рыбу в наших водах. На острове построили небольшой лесопильный завод, открыли лисий питомник, начал постоянно функционировать пограничный пост.
Весной 1934 года мой отец, Кручинин Леонид Яковлевич, после окончания Пограничных курсов в Ораниенбауме с 15 матросами-пограничниками прибыл в бухту Якшина на смену расчета пограничного поста, прослужившего там два года. С ним была молодая жена – моя мама.
Отец родился в 1907 году в деревне Зубариха Ивановской губернии. В семь лет остался без матери. После смерти жены мой дед, Яков Алексеевич, так и не женился. Хозяйкой в доме стала старшая дочь Шура. В 1918 году, спасаясь от голода, семья перебралась в небольшой городок Ишим Омской губернии. В 14 лет отца отдали в батраки в соседнее село. В стране шла новая жизнь. В 1924 году отец вступил в комсомол. Работал в депо помощником машиниста. Был избран в окружной комитет ВЛКСМ. В 1928 году вступил в члены ВКП(б). В том же году был направлен на работу в окружной отдел ОГПУ. Через год отца послали в учебный дивизион Полномочного представителя ОГПУ на Урале. После окончания учебы он был оставлен при школе командиром учебного взвода. Отец любил военную службу, дисциплину, порядок, был отличным стрелком и кавалеристом.
В 1933 году он был направлен в пограничную школу им. Ворошилова в Петергоф. После окончания ее в 1934 году и присвоения звания младший лейтенант получил назначение в Дальневосточный округ в распоряжение начальника погранотряда, штаб которого располагался на станции Манзовка Приморского края. Там, ожидая назначения, встретил будущую жену – мою маму.
Мама, Кожушко Мария Павловна, родилась в 1915 году в селе Чернышевка Приморского края в семье украинских переселенцев, которые в 1903 году завербовались на Дальний Восток. Средним братом в семье был мой дед Павел Симонович. Переселенцы основали новую деревню Чернышевку в 280 км от Владивостока. Корчевали тайгу, пахали, сеяли, строили дома, растили детей, осваивали новый край. Семья у деда была многодетная. Маме с детства пришлось познать тяжелый сельский труд, помогать матери растить младших, стирать, прясть, ткать и делать самую разную домашнюю работу. Учиться времени не было. Два года сельской школы – вот и все ее образование.
В конце 20-х годов на Дальнем Востоке развернулось гигантское строительство. Осваивалась тайга, строились города, военные гарнизоны, аэродромы, дороги. Появилось много военных. Везде нужны были рабочие руки. В 1931 году мама молодой девчонкой устроилась на работу в воинскую часть на станции Манзовка. Там, в 1934 году, она повстречалась с отцом.
Отец получил назначение начальником пограничного поста на остров Большой Шантар. Перед отъездом сделал предложение маме. Так мои родители оказались на Шантарах.
Шантарский пограничный пост входил в состав Николаевского погранотряда. Пост выполнял функции пограничной заставы с задачами: охрана побережья острова, борьба с браконьерами, обеспечение безопасности советских граждан, оказание помощи судам и самолетам, терпящим бедствие. Пост располагался в глубине бухты Якшина в устье речки с одноименным названием. Из построек на посту была казарма на 25 человек, там же размещались столовая, камбуз, радиорубка. В торцевой части была оборудована квартира командира, состоящая из жилой комнаты и кухни с отдельным входом. Из хозяйственных построек были коровник и свинарник. Хозяйство давало дополнительное питание пограничникам. Недалеко от поста расположился поселок, где жили несколько семей эвенков и русских, которые работали на лесопилке и звероферме. Там же, в поселке, располагался медицинский пункт, которым заведовал фельдшер, жена его исполняла обязанности медсестры.
Пограничные наряды выходили на патрулирование вдоль побережья острова. Зимой на лыжах и собачьих упряжках производился обход удаленных участков побережья острова. Острова, богатые морским зверем, рыбой, привлекали внимание японских браконьеров. Японцы свободно плавали в Татарском проливе, в северной части Сахалина. Курилы и Южный Сахалин были японскими территориями, и это облегчало браконьерскую и шпионскую деятельность японцев. Кроме пограничной службы, расчет поста выполнял и другие задачи. Так, летом 1935 года командир поста возглавил спасательные работы по снятию с мели катера «Дзержинский», который потерял управление и был выброшен на мель в западной части острова.
В 1936 году на остров Удд совершил аварийную посадку самолет АНТ-2 знаменитого В.П. Чкалова, и расчет поста с командиром и местными жителями принял участие в спасении, ремонте самолета и в строительстве взлетной полосы. В повседневной жизни пограничники вели хозяйство, ловили, солили, коптили рыбу, заготавливали ягоды, охотились на зверя и дичь. И отец, и мама были отличными стрелками, заядлыми охотниками и рыболовами.
Это была моя родина – и большая, и малая. Там 22 октября 1935 года родился я. Там я впервые увидел серое Охотское море, бьющие в скалы волны, серые снежные тучи, зеленую даль тайги, обветренные лица пограничников.
Там первыми звуками, услышанными мною, кроме маминого голоса, были завывание ветра, рокот волн в прибрежных скалах, крики чаек, лай ездовых собак, голоса окружающих меня людей.
Там я, маленький человечек, впервые ощутил запахи моря, соленых волн, йодистый запах водорослей, рыбы, болотного багульника, хвои, свежих опилок, черники и морошки. Джозеф Киплинг, писатель, автор «Книги джунглей», о мальчике Маугли писал: «Запахи скорее, нежели звуки или образы, заставляют звучать струны сердца».
Там вместе с молоком матери я узнал вкус малосоленой икры, вяленой корюшки, соленой кеты, мяса отварного краба, северной ягоды: шикши, морошки, черники.
Потом, через много лет, вернувшись в места моего детства, я все это ощущал и вспоминал: и звуки моря, и вкус и запахи моего детства. Прав К. Паустовский, написав: «Одна из загадок нашего обоняния – таинственная связь его с нашей памятью».
Я рос, окруженный вниманием и заботой всех пограничников. Особенно нянчился со мной радист. Свободные от вахты и службы матросы заходили на квартиру своего командира поиграть со мной, пока мама занималась своими хозяйственными делами. На старых семейных фотографиях я и сейчас вижу их лица: молодые, сильные, здоровые парни. Ведь служили тогда на флоте 5 лет, и брали на флот нехилых ребят. Первым моим транспортом были собачьи нарты и рыбацкий барказ.
Летом 1937 года исполнилось 3 года пребывания отца с семьей на острове. Замены не было. Очевидно, «чистки» 1937 года коснулись и пограничных войск. Менялось командование, искались «враги народа», и никому не было дела до лейтенанта, три года без отпуска тянувшего пограничную лямку в «медвежьем углу». Загрустила мама по дому, по родителям, братьям, живущих в Приморье. Она и уговорила отца отправить ее вместе со мной на материк.
Подвернулась оказия: в бухту зашел морской мотобот с грузом для гражданских, после разгрузки он шел в Николаевск. И мы с мамой отправились на утлом, по северным меркам, суденышке почти за 200 миль в г. Николаевск.
Неприятности начались через несколько часов. Вначале обесточилась рация, затем и вовсе заглох двигатель. Начался дрейф. Ветер гнал судно на юго-восток. Куда? Этого не знали ни капитан, ни его помощник, ни команда. Только бы не к японцам! На третьи сутки мотобот выбросило на пологий берег. Закрепили судно, выгрузилась команда. Из оружия – охотничий карабин, ружья, ракетница, запас патронов. Капитан определил, что мы на нашей стороне. Как потом оказалось, нас выбросило севернее устья Амура в район мыса Александра.
А события тем временем разворачивались. Отец передал по радио в Николаевск о времени выхода судна, маршрут, контрольное время прибытия. В назначенное время судно не прибыло, за весь переход на связь не вышло. В отряде была сыграна тревога, начались поиски. Вышли два пограничных катера, были оповещены все береговые посты и поселки, начались поиски и в море, и на побережье. К исходу четвертых суток наше судно было обнаружено пограничным катером. Команда, увидев прожектор, заняла оборону – вдруг японцы! Однако с катера нас опознали. Спустили ялик, забрали нас на катер. За ночь отремонтировали наш мотобот. Утром командир-пограничник спросил маму: «Куда вас? На Шантар или в Николаевск?» – «На Шантар, – сказала мама, –домой!» Так закончилось мое первое в жизни плавание. Мама вспоминала, что все это время я вел себя спокойно. Не плакал, отменно ел, не укачивался, в общем, вел себя отлично. Видно, море полюбило меня, приняло за своего. С тех пор и до конца моей корабельной службы я был с морем в дружбе.
А вот возвращался я с острова … по воздуху. Отца оставили на острове еще на год. Осенью 1937 года мама тяжело заболела. Ее надо было вывозить на Большую землю. Отец телеграммой доложил в Николаевск о тяжелом состоянии жены. Реакция командования была незамедлительной. На Шантар был выслан гидросамолет для эвакуации больной. Вместе с мамой вылетел и я. Ее на носилках поместили в маленькую кабину, меня взял к себе летнаб. При взлете в корпус гидросамолета ударила льдина. Был конец октября, море еще не застыло, но было много плавающих льдин. При посадке на воду в Николаевске начала поступать вода в корпус самолета и в кабину летнаба, которая располагалась в нижней части фюзеляжа. Летнаб взял меня на плечи, вода заливала ему ноги. Однако самолет успел подрулить к берегу, и все обошлось. Маму увезли в госпиталь, меня – в детский приемник, где я прожил несколько недель, пока лечилась мама. Весной с началом навигации возвратился отец. После отпуска он был назначен начальником погранпоста в бухту Де-Кастри (залив Чихачева). Там, на побережье Татарского пролива, был такой же пост, только располагался он на материке. И там было море, северный холодный ветер, запах водорослей и рыбы, зелень тайги и окружающие меня молодые краснофлотцы-пограничники. Через два года отца перевели в г. Николаевск-на-Амуре. И там та же природа, суровое дыхание Охотского моря, летом – туманы, в августе жара, зимой холодные ветры, морозы, снега. Все это была моя родина.
Видимо, тогда, на генетическом уровне, в раннем детстве я неосознанно полюбил этот суровый край, северное холодное море, туманы и морозы, запахи водорослей, рыбы, тайги, багульника. Все это отложилось в моем детском сознании навсегда. И всю сознательную жизнь меня тянуло в эти места. Так малек дальневосточного лосося, вылупившись из икры в верховьях чистой горной речушки, скатывается в море, годами ищет и находит устье реки, а затем и свою родную речушку, и идет туда, преодолевая препятствия, течения, отмели, чтобы добраться в свой ручей, отметать там икру и ... закончить свое существование.
Отца демобилизовали весной 1941 года по состоянию здоровья – язва желудка. Семья поехала на запад. Однако война застала нас в небольшом городке Ишим недалеко от Омска. Там прошли детство и юность отца, там жили две его сестры. Оставив нас с мамой в Ишиме, отец выехал в Москву, в Управление кадрами погранвойск – туда было отправлено его личное дело. Через несколько дней отец получил предписание прибыть во Владивосток в распоряжение крайвоенкома. Отец возвратился в Ишим, забрал нас, и мы с трудом возвратились в Приморье. Там жили родители мамы, и отец получил направление на работу в Анучинский райком партии на должность заведующего организационно-инструкторским отделом.
Там, в окрестностях сел Анучино и Чернышевка, прошло мое раннее детство. Там, на берегах быстрого притока Уссури – Даубихэ, я семилетним мальчишкой приобщился к «великому племени рыболовов».
Я благодарен своим родителям – они не опекали меня, и я со своими сверстниками летом купался, загорал, катался по быстрой реке на бревнах, занимался рыбной ловлей, там я тонул и научился плавать. Зимой любимым занятием было катание на лыжах с окрестных сопок. Нашими лыжами были бондарные клёпки. Заостренные с одного конца, с креплением для ног в виде ремешка и тугой резинки они были для нас как слаломные лыжи, и мы лихо гоняли на них с сопок и откосов. Отец, сам заядлый рыболов, поощрял меня в рыбацких делах, научил оснащать удочки, ставить жерлицы, закидушки, переметы. Редкая возможность сходить с ним на рыбалку была для меня счастливым событием.
1 сентября 1943 года отец привел меня в первый класс в Чернышевскую школу. А после третьего класса я считал себя вполне самостоятельным человеком.
В 1947 году семья опять выехала в Сибирь, в Ишим. Отец устроился директором подсобного хозяйства ОРСа Ишимского отделения Омской железной дороги.
Я пошел в 5-й класс средней школы № 113 Омской железной дороги Министерства путей сообщения. Школа была ведомственной, одной из лучших школ города. У нас были отличные педагоги. Прошло более пятидесяти лет со дня окончания школы, но я помню большинство из них, их лица, голоса.
Самым уважаемым был директор В.И. Неверов. Он ходил в форме, имел звание майора Министерства путей сообщения. Русский язык и литературу преподавала Софья Федоровна Евпатьевская. Она учила нас любить наш язык, литературу – Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Шолохова, Паустовского. Математику преподавала Валентина Тихоновна Неверова – высокая, стройная, с сединой она была похожа на чопорную англичанку. Благодаря ей математику мы знали хорошо. Химию вел завуч Александр Федорович Чиганов, физику – бывший фронтовик Сергей Иванович Вершинин. Мы очень уважали нашу «историчку» – Полину Яковлевну Колесник, нам казалось, что именно такой должна быть египтянка. Географию преподавала Александра Тимофеевна Зубарева – маленькая, хрупкая седая старушка, заслуженный учитель, кавалер ордена Ленина.
Наши учителя давали такие знания, которые обеспечивали нам поступление в вузы Свердловска, Новосибирска, Москвы и Ленинграда. Мы гордились и гордимся нашей школой.
В 1951 году на базе нашей школы был построен современный спортивный зал с раздевалками, кладовыми, преподавательскими и кабинетом директора. Так была создана школа юных спортсменов (ШЮС) со своим штатом преподавателей. Директором школы был назначен Василий Алексеевич Порфирьев – заслуженный мастер спорта по спортивной гимнастике. Школа и раньше славилась своими спортсменами за пределами региона, теперь она стала кузницей спортивных талантов. В школе велись обязательные уроки по физкультуре и работали спортивные секции. Основное направление работы секций – спортивная гимнастика, спортивные игры: баскетбол, футбол, хоккей с мячом, легкая атлетика, лыжи. Школа гордилась своими воспитанниками – олимпийскими чемпионами Борисом Шахлиным и Николаем Аникиным.
Летом, после окончания занятий в школе, для меня наступала счастливая пора, вольница. Подсобное хозяйство отца располагалось в 10-12 километрах от города на берегу небольшой речушки Таловки. Перегороженная местной плотиной, речка образовала пруд, небольшие плесы и заливчики, в которых водилось много карасей, щучек, гальянов. В моем распоряжении была лодка и 15-ти метровая сетка-трехстенка. Я занимался рыбалкой, снабжая семью и соседей свежей рыбой.
В 12 лет отец приобщил меня к охоте. Он вручил мне ружье – аккуратную, легкую, гладкоствольную берданку 28-го калибра. Отец научил меня обращению с охотничьим оружием, мерам безопасности, приемам охоты, снаряжению боеприпасов, отливки дроби и т.п. Весной 1948 года я застрелил первую дичь – красивого крякового селезня, застрелил влет. Это был счастливый день! Я на время отставил рыбалку, возомнил себя охотником. Однако последующие промахи «влет» показали мою слабую охотничью подготовку.
Отец радовался вместе со мной моим рыбацким и охотничьим успехам, поощрял и направлял меня в этих занятиях. Я всю жизнь благодарен ему за науку, за доверие, за свободу в моих увлечениях и поддержку.
В 9-10-х классах охота ушла на второй план. Семья переехала в город, появились новые увлечения, занятия, друзья. Но рыбалку я не бросал – рядом была полноводная река Ишим.
В старших классах у меня были верные, надежные товарищи: Сережа Лунев, Валентин Щитков, Юра Белоусов, Лев Ерохин, Володя Лисицын. После окончания школы наши пути-дороги разошлись. Сережа поступил Ленинградское Арктическое морское училище, Юра – в Новосибирский институт железнодорожного транспорта, Валя – в Свердловский химический институт, Лев – в Ленинградский институт инженеров Водного транспорта.
В Ишиме, вдали от моря, я не забывал о нем. Любимыми книгами были «Морская душа» Леонида Соболева, «В морях твои дороги» Игоря Всеволожского, «Цусима» Новикова-Прибоя, «Морские рассказы» Станюковича, рассказы и повести о морских пограничниках Диковского и другие.
Вполне закономерно, что после окончания школы в 1953 году я выехал в Ленинград и 14 июля подал заявление и документы в приемную комиссию Высшего Военно-морского училища им. М.В.Фрунзе. В принципе, набор уже заканчивался, оставалась последняя группа абитуриентов.
Во время сдачи приемных экзаменов я встретил своего земляка из Ишима Валентина Родионова, мы учились в соседних школах, встречались на школьных вечерах и спортивных соревнованиях. Валентин раньше меня сдал экзамены и был зачислен курсантом, ходил уже в матросской робе и бескозырке без ленточки.
Я успешно сдал экзамены и 5 августа был зачислен курсантом этого старейшего военно-морского училища. Вместе с Валентином мы оказались в одном классе. Все четыре года рядом со мной был надежный, верный товарищ.
Начиналась новая жизнь, начиналась воплощаться мечта, мечта стать военным моряком.