ПРЕДИСЛОВИЕ
Нашел в стопке старых бумаг вырезку со своим текстом "Ночь - блистательная шлюха", который считал потерянным. Я сочинил этот текст зимой 1997 года в Москве. Этот текст посвящен Л., и я расшифровываю: Л. - это Лана Ларина по прозвищу "Онегина" - звезда тревожной юности моей.
Я тосковал по Лане и по Риге, живя в Москве, и вот, сочинил этот текст. Это - "ассоциативная проза", если можно так сказать, или "стихотворение в прозе", не так уж и важно, как его называть.
У меня тогда был псевдоним - Александр Мельник, довольно дурацкий, как мне сейчас кажется. Я в ту пору был ушиблен Генри Миллером, отсюда Мельник, а имя Александр мне казалось более суровым и жестким, чем кисельное Алексей. У меня вообще было немало псевдонимов, из коих парочка - женские.
Я тогда пробовал работать в самых разных стилях, писал и "потоком сознания" и "автоматическим письмом", и как я только не писал, и сложно, и витиевато, и запутанно, и метафорично, а однажды, помню, поставил свой личный рекорд - одно предложение на пять страниц, как соплю, растянул....
Растянул-то растянул, а, спрашивается, зачем??!!
Простота и "попсовость", к которым я постепенно пришел, это результат моей естественной авторской эволюции, а вовсе не следствие моего желания "угодить публике", "подтесать себя под формат" и "подстроиться под вкусы толпы", как о том ****ят мои завистники, неспособные никого заинтересовать своей посредственной тягомотиной.
"Ночь...." была опубликованна в 2003 году, причем - на латышском языке, в латышской газете "Литература и Искусство", и я получил за этот текст гонорар, как положено. Текст перевела латышская поэтесса, известная под пседонимом Йо (Jo). Ей чем-то этот текст приглянулся, и, вот, она его перевела. Перевод не совсем буквальный, а вольный, и я считаю, что это хорошо. А по-русски этот текст никогда ранее не публиковался.
Найдя вырезку, я решил лично перевести "Ночь...." обратно на язык оригинала. Конечно, я не помню точно, в деталях, каким был первоначальный текст. Йо перевела вольно, я обратно перевел вольно, а каким был первоначальный текст, этого уже никто никогда, наверное, не узнает (я потерял связь с Йо да и неизвестно, хранит ли она рукопись, с какой стати ей что-то мое хранить!). Ну, пусть будет так, решил я, - даже интересней!
Но, начав переводить, я пришел в замешательство: "Ночь...." показалась мне довольно наивной, банальной и пафосной вещицей, особенно - ее первая часть. Вторая часть меня устраивала больше: я увидел в ней достоинства. Что ж было делать - редактировать? переписывать? Нет, это показалось мне невозможным! Поэтому я просто вырезал те куски, которые мне особенно не нравились, поставив в местах купюр знаки <.........> Пусть будет так!
Итак!
НОЧЬ - БЛИСТАТЕЛЬНАЯ ШЛЮХА
Ночь – бабочка цвета какао – одевает все в бархат. Бархат живой: дышит.
Это время вдыхать ветер, время завязывать новые знакомства, опасные, как мотоциклетные гонки.
<………………>
Все больше и больше я убеждаюсь в том, что самая важная из свобод, это свобода идти. Самое лучшее занятие на свете – смотреть. Самое важное из искусств – это тонкое искусство, как бы шутя и играя, перепрыгивать дом.
Или, как сказал Ч., который мог бы стать моим другом, если б не был так застенчив и неуловим: «Все дело в том, насколько внимательно человек прислушивается к голосу своих колокольчиков!» Он прям-таки был влюблен в эти свои колокольчики, слушал, подпевал, смеялся, готов был плясать от возбуждения, - пока его не увели. И марихуана тут совершенно ни при чем. Все дело в определенных свойствах натуры, точнее – в отклонениях от эталона. В ту или иную сторону – не суть важно; главное – настроиться на определенную волну и трепетно внимать, замирать от услышанного, чутко поводя ушами; томиться вопросами, пытаться разгадать, ждать и надеяться. Докопавшись до сути, высунуть голову в окно и громко рассмеяться. А если постигнет неудача, считать, что повезло, купить колечко для милой и впредь жить счастливо.
Я не могу долго идти один <…….>. Я ищу подобных себе, алкоголиков ночи, тех, кто кое-что смыслит в мерцании луж. Тех, кто знает: почем эти звезды, эти тени, эта пьяная музыка за углом. Я нахожу их интуитивно, узнаю по глазам, по походке. Они приглядываются, принюхиваются ко мне мне, решают: да, пусть идет с нами, у нас есть хлеб и вино, любовь и музыка, нервные движения и бессмысленный бред. Мы потихонечку сходим с рельс, валяемся в пыли, любим друг друга без претензий, без обещаний, без излишнего жеманства.
Можно что-то слепить из воды, можно что-нибудь свить из песка, можно <……………..>
И за каждым поворотом будет прятаться тайна.
Вот, смотрите: как у нее блестят глаза, она превратилась из дурнушки в принцессу, она теперь знает то, что не должна, не может знать, - знает о том, например, как растет, трепещет, призывно благоухая, источая музыку, самую дикую, самую неприрученную музыку на свете, что бьет точно в сердце, - влажный, горячий, нежный, запретный, прекрасный цветок Мэй Хуа; у нее в глазах: белые сны Амстердама, наивный щебет шотландских ручьев, любовное томление колибри, ересь альбигойцев и потерянные сокровища царя Хаммурапи; о ее коленки трутся, мурлыча и нежно ласкаясь, стеклянные львы.
Смотрите: вот, та, которая была принцессой, а теперь она здесь, она плюнула на свое королевство, вместе с королем, королевой, придворными, шутами, каретами, соколиной охотой и, суженным ей, принцем, - и теперь она знает, как здорово курить одну на всех, рот в рот, она знает непонаслышке, зачем небо бывает черным, зачем ветер и мокро ногам, чем прекрасна музыка, слетающая с губ и тут же умирающая, потурявшись в переулках.
Теперь нет ни добрых ни злых, нас нельзя разделить на красавиц и чудовищ, богатых и нищих, первых и последних, - имеет значение лишь способность читать узоры на асфальте.