Декабрь - паршивый месяц. Бог уходит на каникулы, за людьми присматривать не кому, и начинается черте что! Например, появляется мама. Да еще и по поводу, что, несомненно, хуже всего.
А у Елизаветы – полный дамский набор: слева на столе ворох замусоленных записочек, чтобы порыдать, так сказать, не абстрактно, а предметно. Справа - комочки бумажных платков, и между двумя этими холмами – сама Лиза (в носу – хлюпанье, в глазах – слезы). Картина не поэтичная, не романтичная, а на фоне эффектного маминого появления вообще удручающе жалкая. Мама возникает в дверном проеме, теребя рукой в лайковой перчатке меховой воротничок замшевой куртки. Непобедимые двенадцатисантиметровые каблуки попирают бетонные плиты лестничной площадки, солнечный свет, пробившись сквозь тусклые окна подъезда, запутался в ее медных кудрях. Богиня. Королева. Ее появление публика приветствует вставанием.
Мама сказала:
- Ты – магнит для идиотов!
Лиза согласно кивнула головой. Соглашаться лучше. Проще. Безопаснее. Вот, допустим, она сейчас скажет: «Толя не был идиотом». И начнется! Хотя, конечно был. Ну, допустим, не идиотом, это перебор, конечно. Ну да, машины у него не было, и квартиры, а работа у него… про работу вообще лучше помолчать, потому что с его работой денег у него было – кот наплакал. Коты же не плачут, верно? Вот и денег… А коты молодцы, кстати. Сама-то вот-вот опять разревется.
- Во-первых, не реви. А во-вторых, почему тебя все время недоумки выбирают какие-то? Почему ты сама кого-нибудь не выберешь? Почему ты все время ждешь, когда тебя выберут? А потом остаешься вот, с носом! – Мама пошла в атаку. Лиза заняла оборонительную позицию – отгородилась от нее красной чашкой с чаем, как стоп-сигнал выставила.
- Не знаю, может у меня характер такой. Вот Толя говорил…
- Толя! Что он мог хорошего сказать, твой Толя?
А Толя мог. И сказать, и на аккордеоне, да и вообще.
- Господи! Тебе же под тридцать лет уже! Ну найди ты себе мужика нормального! Ты с Толей своим, что, всю жизнь собиралась на пельменях прожить?
- Нет. У него огород еще…
- Ты издеваешься?
И в самом деле, лучше помолчать. Лиза уставилась в стену. Смотреть на маму не было сил, как-то делалось стыдно за свои джинсы и майку с нарисованной кошкой. В магазине майка выглядела очень даже забавно. А сейчас было совсем не смешно. Ну, вот ни капельки. И прическа «конский хвост» уже не казалась озорной, а… какой-то убогой она казалась. А мама такая красивая! В классическом пиджаке, узкой юбке, ухоженные пальцы сжимают тоненькую сигарету. «В словаре девушки первым должно стоять слово «элегантность» - это Лиза слышала лет с тринадцати. Не вышло из нее элегантной девушки. И умной девушки тоже не вышло. Была бы умной, ни за что не влюбилась бы в Толю. Влюбилась бы в какого-нибудь такого, на дорогой машине. И чтобы в отпуск на море. А с Толей какой отпуск? До ближайшей речки, на палочке верхом. А теперь и этого не будет.
- Разве я об этом для тебя мечтала? - Мамин вздох расползается по комнате, как отравляющий газ. – Я же хотела, что бы ты жила как человек! Что б у твоей половинки и деньги были, и квартира, и машина. А у тебя постоянные… четвертинки какие-то.
- Мам, у этих половинок уже свои половинки есть.
- Не страшно. – Решающий аргумент сорвался с маминых губ вместе с облачком табачного дыма. - Лишь бы дети были уже взрослые, чтобы алименты долго не платить.
- Как ты думаешь, - спросила Лиза, когда через два часа место мамы за столом заняла Лора, - если бы я ему сказала, что в детстве стащила игрушку из магазина, эффект был бы тот же?
- Нет. Лучше.
- Почему?
- Потому что воровать игрушки – это адреналин. А причитать: «Не уходи» - это тоска смертная!
- Я думала, это по-честному. Я же, правда, хотела, чтобы он остался.
- Да кому она нужна, правда твоя! - Лора всплеснула руками. - Вот ты смотри, как я делаю. Я мужика, который мне нравится, все время отталкиваю! Ну, как шар в бильярде. А он ударяется о борт и катится ко мне.
- А ты не думаешь, что он однажды от борта в лузу закатится?
- Возможно… Хотя, знаешь, он же там все равно в сетке повиснет, и я всегда смогу его вытащить.
Дружить с Лорой было почти то же самое, что дружить с мамой. Это Лиза заметила давно. Они даже одевались похоже. И Лоркина дочка, Иринка, смотрела на нее так же, как Лиза на свою маму – с легким изумлением, восхищением и некоторым страхом: «Вот бывают же такие женщины… Недостижимые». Характер у Лорки стальной, язык – острый, и вся она выглядит, как иголка – тонкая и сияющая холодным блеском – от платиновых волос до покрытых матовым лаком ногтей. Такую ничем не перешибешь. Несколько лет назад, когда она увела какого-то шикарного банкира из-под носа у местной телевизионной звезды, разгневанная теледива позвонила ей на работу прямо во время совещания. Лора приняла звонок по громкой связи, и подчиненные, с замиранием сердца и тайным наслаждением услышали, как голос той, что ежедневно несла новости в каждый дом, произнес:
- Шлюха.
Лора окинула взглядом своих сотрудников и ответила:
- Вы совершенно правы. Высококлассная и очень дорогая. Что-нибудь еще?
Больше ничего не было. Короткие гудки – не в счет.
Только секретарь оторвала глаза от блокнота и произнесла:
- Лариса Сергеевна, я ваш фанат.
На память от банкира остался золотистый «Лексус», в названии которого присутствовали еще какие-то буквы и цифры, ничего не говорившие Лизе. Но это не имело значения. Само уже слово «Лексус» холодило язык, как самый вкусный в мире леденец. А вот Лора воспринимала его как нечто само собой разумеющееся, просто как машину и всё. Без всякого леденящего вкуса.
Лиза поворошила записочки на столе и хлюпнула носом. Какие-то совершенно непристойные воспоминания копошились в голове, наползали друг на друга, свивались. Совсем, как они тогда, с Толей. От этих мыслей о себе распластанной, задыхающейся, истертой его колкой щетиной, с левой ногой, заброшенной на его плечо, делалось тяжело в животе. А свое жалобное: «Не уходи» вспоминать было стыдно. Мама права, когда тебе под тридцать, пора уже вести себя по-другому. Вот только как – этого Лиза не знала совсем.
- Лора, ты меня пригласишь на Новый год? – От того, что вопрос был произнесен каким-то дребезжащим, слезливым голосом, Лизе самой стало противно.
- И не подумаю.
- Ну и ладно.
- Нет. Не ладно. – Лора сгребла в кулак записки и решительно двинулась в сторону мусорного ведра.
- Лора, оставь.
Лариса высыпала бумажные клочки поверх сигаретных окурков.
- Пошли в шкаф!
- Зачем?
- Что б на Новый год тебя не приглашать! Сейчас переодену тебя, и поедем в клуб. Найдем тебе приглашальщика.
- Я не хочу в клуб.
- Кого?
- Что – кого?
- Волнует, я говорю, кого? - Лора встала в дверях и выжидающе посмотрела на подругу. – Давай посмотрим, что у тебя там есть.
На клубном танцполе под морзянку стробоскопа и непрерывный «пуцк-пуцк» динамиков, энергично подпрыгивали около десятка пар молодцеватого вида.
- Да, вечер не вполне удачный. – Лора окинула взглядом практически пустой зал. – Сгорела путевка.
- Знаешь, Лора, по-моему, привозить меня сюда было бессмысленно, - сказала Лиза и зачем-то прибавила, - и беспощадно. Как русский бунт.
- Ну, вот что, - Лариса начала сердиться, - уж лучше русский бунт, чем твои саратовские страдания. Но, если хочешь, мы можем перебраться в другое место.
- Нет, другое место я уже не вынесу.
Они сели за столик подальше от танцпола, Лора привычным жестом выложила перед собой сигареты и зажигалку. Через секунду над ней склонился молодой человек рекламной наружности.
- Принесите нам вина. Два по двести, да, Лиз? И пепельницу. А про остальное мы подумаем.
- Да я, вообще-то, закурить хотел попросить…
- А что вы курите, когда меня здесь нет? – На попытку молодого человека насупиться, Лора обезоруживающе улыбнулась, открыла пачку и ловким щелчком выбила из нее сигарету, - угощайтесь.
Проводив парня взглядом, она обреченно махнула рукой.
- Лора, ты почему такая? Он же просто повод искал познакомиться.
- В следующий раз пусть найдет повод получше.
- Вроде он симпатичный. – Лиза отыскала парня взглядом и изучала его подтянутую, упакованную в светло-серый костюм, фигуру.
- Да, но это ничего не меняет.
Когда принесли заказ, Лора спросила, глядя поверх бокала :
- Ты думаешь, мне самой эти игры нравятся? Врать, делать вид, что мне на них плевать, не принимать дешевых подарков?
- Не знаю. Нравятся?
- Нет. Знаешь, я иногда себя такой Золушкой чувствую. В блестящей карете, платье, туфли. А дома тарелки без конца какие-то, пыль. На днях соседская кошка прямо под дверью нагадила, представляешь?
Лиза понимающе кивнула головой.
- Мусор еще надо выносить, а там собаки дикие постоянно крутятся, я их боюсь. Хорошо хоть Иринка у меня, есть на ком глазу отдохнуть…
Лиза повертелась в поисках чего-нибудь оптимистичного. За одним из столиков сидела группа совершенно юных девчонок. Все, как одна, в блестящих топах и узеньких джинсах. Переговариваясь между собой, они забавно склоняли головы на бок, что делало их похожими на стайку попугайчиков. Не совсем то, что нужно, но все-таки.
- Ты прости, что я тебя сюда притащила. Тоже иногда дурю, знаешь. – Лора снова улыбнулась одной из своих ослепительных улыбок. – Я тебя лучше к нам на корпоратив приглашу.
- Я не хочу. – Лиза отрицательно замотала головой.
- Сама не хочу. – Лариса кивком указала на ее грудь, непривычно торчащую из декольте. – Конкуренция слишком высока. Но чего не сделаешь ради подруги! А теперь давай дадим еще один шанс этому симпатичному охотнику за сигаретами. Пойдем, потанцуем, а потом по домам.
Лиза уже выбралась из такси, когда совершенно неожиданная мысль лучом маяка проплыла в ее голове сквозь легкий винный туман. Она снова открыла дверцу машины и сказала:
- Лора, а знаешь, это ведь ты.
- Я – кто?
- Мамина мечта. Она всё говорит, что у моей половинки должна быть машина, карьера, квартира. А у тебя даже ребенок взрослый уже есть, и алименты платить не надо. Так что ты вполне подходящая кандидатура.
Лора сонно улыбнулась в ответ в полумраке салона.
- Ладно, я домой пойду. Соглашайся, чего тут думать? Только у меня одно условие – никаких музыкальных инструментов, а то потом от всех песен реветь хочется. – Лиза хлопнула дверцей и направилась к подъезду.
Пока искала по карманам магнитный ключ, ее окликнула Лора:
- Лиз, а кто у нас будет муж?
Лиза пожала плечами. Ответ нашелся сам собой:
- Тот, кто не побоится выносить мусор.