Санька любил встречать мать с работы. Когда не за что было его ругать, конечно. Если он умудрился ничего дома не делать, кроме уроков. Ничего не паял, не строил кормушку для синиц, не плавил свинец на газовой плите, не играл с друзьями в жмурки или прятки, не учился кулинарному искусству по разделу «Блюда из дрожжевого теста» в книге «Вкусная и здоровая пища», не рыскал по квартире в поисках сбежавшего хомяка, не искал, что бы ему ещё почитать, не изобретал водяной насос для сбора воды, вытекшей из раскоканного упавшим молотком унитаза...
Каждый раз, приходя из школы домой, он был уверен, что квартира останется в том же виде, в каком её оставила мать, уходя на работу. Он ведь не собирался мусорить! Разбросанная одежда не в счёт, её можно убрать за пять минут. И лужа, сделанная щенком Диком, тоже не в счёт, ведь это не Санька писал. Санька даже вытирал эту лужу, принеся двумя пальцами тряпку, и пошаркав ею по луже, но уже не рукой, а ногой. Потом он опять брал её двумя пальцами и нёс в туалет на гвоздик. И если после всего у него по расписанию были занятия в одном из кружков, то у мамы в этот день вечером было хорошее настроение. Ведь Санька тогда только-только успевал приехать, переодеться, выскочить на десять минут с Диком во избежание новой лужи с кучей в придачу, пробежать по заданному, может быть, решить задачку или написать скорописью пару упражнений. Это было не трудно - от нечего делать он на уроках, быстренько сделав задание, просматривал учебники вперёд. Он даже ничего не ел дома, вместо этого забегая в пышечную у Балтийского вокзала. И если на кофе было жалко денег, то уж двадцать копеек на четыре пышки он всегда старался приберечь. Не с завтраков, нет. Зачем экономить на еде, когда можно сэкономить на транспорте? Десять копеек с двух поездок на автобусе. И можно ещё заработать. Делаешь вид, что опустил в кассу крупную монету, и говоришь всем: «Не опускайте, пожалуйста, мне сдача нужна!» Санька даже наловчился серебрить ртутью пятаки и закидывать их орлом кверху. Тогда прибытка у него было аж по сорок пять копеек с одной поездки. В такие дни ему хватало и на пышки, и на кофе. Не надо было чистить картошку, очистки от которой всё время норовили разлететься по всей кухне, жарить её на разбрызгивающемся маргарине. Вместо готовки Санька успевал подмести. И уже засовывая веник в угол, он слышал шаги матери на лестнице. Он выхватывал у неё из рук сумку, тащил её на кухню, пытаясь угадать, есть там что-нибудь вкусное, или нет. Мама часто ему приносила то половинку пирожного, то абрикос, которым её угостили пассажиры с южных рейсов, то котлету из аэрофлотовского буфета. Но не всегда, потому, что бывали дни, когда она сама ничего не могла поесть – не было денег. В кружковые дни вечера обычно проходили мирно - мать курила в своей комнате, а Санька с упоением перечитывал Джека Лондона, если не было никакого стоящего фильма.
Хуже было в свободные дни. Первым делом надо было поесть. Если картошка заканчивалась, Санька проводил археологические раскопки, надеясь найти что-нибудь, кроме муки. Соображая, что можно сварганить из сушёного лука и пшена, он решал испечь блины. Отсутствие начинки его не очень смущало, ведь блины можно просто посыпать сахаром. Сушёный лук ему тоже пришлось однажды использовать, когда больше ничего дома не оказалось. Даже молочных бутылок, которые можно было бы сдать и на вырученные деньги что-нибудь купить. Оказалось, что если лук припустить на сковородке в воде, он становится почти съедобным. Но блины гораздо интереснее лука. Часть их он съедал ещё на кухне, во время процесса приготовления, а другую часть он приносил в комнату и с чувством, с толком, с расстановкой пил чай перед телевизором, попутно листая какую-нибудь книгу. Посуду помыть он решал потом, после. Ну, не на полный же желудок вставать к раковине! В книге он натыкался на что-нибудь, что обязательно надо было перепроверить. Ах, кто-то летает на воздушном змее?! Хм… Значит и он сможет. Надо только змея сделать. Ага, там в кладовке реечки стояли, тоненькие такие. Мама их ещё штапиком называла. Пойдут. Рулон кальки где-то на антресолях был, надо раскопать. Проволока, помнится, лежала на верхней полке в туалетном шкафчике. Ножовка, гвозди, клещи, столярный клей. Эх, ч-чёрт! Его замачивать надо. Ладно, вот эта мисочка давно не используется, в ней и замочим. Уже оттачивается мастерство, постигаются нюансы змеевого дела. Великий строитель персональных летательных аппаратов Санька ибн Григорий готов принимать толпы просителей, желающих летать так же, как и он. Санька - он добрый, он никому не откажет. Ребята из их двора первыми освоят новый способ передвижения. А потом соревнования можно будет устраивать : класс с классом, школа со школой. А его класс всегда будет побеждать, ведь кто, как не Санька научит всех летать на его змеях?
Вот уже и клей готов, скоро можно будет полюбоваться на змея в сборе. И тут слышится напористая музыка, предвещающая программу «Время».
Караул! Ведь с минуты на минуту появится мать. Санька тоскливо озирается. Тарелка из-под блинов, сахарница, чашка, чайник большой и чайник заварочный успевают переместиться на кухню, детали змея запихиваются под диван, сахарные крупинки с табуретки смахиваются на пол, к опилкам и гвоздям. Но больше Санька ничего не успевает сделать – входит мать. В прихожей она ещё не успевает оценить масштабы бедствия и радостно сообщает: «А я тушёнку достала! Вот, смотри – три банки. На чёрный день».
Санька уносит сумку на кухню, но не разбирает её, а лихорадочно пытается убрать следы приготовления блинов и запихать обратно на антресоли то, что он оттуда выгреб. Из маминой комнаты слышится вздох-вскрик, и Санька знает, что мама сейчас прибежит на кухню. С ремнём или без ремня? Без ремня лучше. Тогда она бьёт рукой, не так больно и рука быстрее устаёт. Если честно, то до ремня мама обычно не добирается, злость и обида на неё накатывают быстро, а за ремнём ещё бежать надо. Так и есть. В руках ничего нет. Масштаб бедствий на кухне раскрывается почти полностью (до туалета ещё не добралась). Мать лупит Саньку по чему попало и чуть не рыдает: «Ты издеваешься надо мной! Ты это нарочно! Ты мне назло это делаешь!»
Когда мать устаёт его лупить, Санька юркает к себе в комнату. Он бы убрал всё за собой, но показываться на глаза матери страшно. Ему обидно. Час назад он был велик и всемогущ, а сейчас он низложен. Детали змея, который мог бы стать прообразом спортивного инвентаря будущей олимпиады, с маминой точки зрения всего лишь испорченный штапик для окон. Глотая невидимые слёзы Санька засыпает.
А на следующий день, придя из школы, он вспоминает о тушёнке, на которую ему даже не удалось взглянуть - не было на это времени. Он легко находит все три банки. Они такие заманчивые! Мама говорила – на чёрный день. А что такое чёрный день? Может быть, уже сейчас чёрный день? У Саньки потекли слюнки.
- А что если попробовать одну. Вдруг мама не заметит?
В нетерпении Санька схватил открывашку. Когда-то она была нормальной открывашкой с деревянной ручкой, но потом ручка размокла в воде и выпустила из своих цепких объятий металлическую закорючку. Новую не покупали, пользовались старой, ударяя по металлическому стержню молотком. Санька, держа одну банку, обвёл взглядом кухню. Молотка не было. Ну и ладно. Вторая банка, она ведь тоже металлическая, как и молоток. Чего время зря тратить, за молотком бегать? Санька коротким точным движением стукнул верхней банкой по открывашке без ручки. В нижней банке появилась крохотная дырочка, но почему-то из верхней банки через четырёхугольное отверстие брызнул тушёночный сок. Больше этой банкой колотить нельзя. И чего это ей вздумалось продырявиться? Санька, не раздумывая, шандарахнул третьей банкой, и только когда из неё тоже полилось, он испугался содеянного. Все три банки тушёнки оказались пробиты. Ой, и влетит же от мамы! От страха весь интерес к банкам пропал и Санька загрузил их обратно на полку, не забыв слизать со стола вытекшие капли. К маминому приходу он постарался заснуть. Спящего бить морально тяжелее. Но надежда всё равно теплится - а вдруг она не заметит. Через несколько дней, когда от банок стал распространяться запах он проснулся от слов: «Ты что? Ты это нарочно! Ты мне назло это делаешь!»
История с тушёнкой всплывала постоянно в разговорах о санькином детстве. Много раз он пытался объяснить маме, что же тогда произошло. Она не понимала. Лишь через сорок лет он смог найти слова, которые донесли до сознания матери его мотивы. И всё равно она сказала: «Всё понимаю, но, зачем же ты все три банки продырявил-то?»