Доктору Уотсону
Алмондси-Лохсдорт
Шотландия.
Крайне неудовлетворительно, Уотсон! Доусон – уже наша потеря. Вы, кажется, знаете меня не первый год – как Вы могли отнестись к моему предупреждению настолько легкомысленно! Боюсь, что теперь, когда я пишу эти строки, Ваш друг Мэрфи тоже мёртв. Что же касается Грина, худшее, в чем его можно обвинить, так это в том, что, найдя первым тело, он побоялся лично поднять тревогу. Впрочем, и это не наверняка. Вы, мой друг, ищете не в том направлении. Грин для этой истории слишком молод. Однако, всё при встрече. Предполагаю на неделе выбраться к Вам. До тех пор глаз не спускайте с Мэрфи – ему угрожает смертельная опасность, особенно в клубе. Ни на минуту не оставляйте его одного, если, конечно, мои опасения ещё не оправдались. Не допустите повторно той же ошибки, что и в случае с Доусоном.
Ваш Ш. Холмс
М-ру Шерлоку Холмсу
Бейкер-стрит 221-Б
Лондон.
Т е л е г р а м м а
Мэрфи повесился. Грогни так и не найден. Попал под поезд мой пёс Чейз. Что делать?
Уотсон.
Доктору Джону Г.Уотсону
Алмондси-Лохсдорт
Шотландия.
Т е л е г р а м м а
Буду первым поездом. Я глупец, что промедлил так долго. Позаботьтесь о собственной безопасности. Не выходите из дому. Держите револьвер под рукой. Ночью лучше не спать. Положение крайне серьёзно.
Холмс.
Начальнику вокзала
Кингс-Кросс
Т е л е г р а м м а
Срочно забронируйте место Эдинбургский экспресс. Любой класс. Любая сумма.
Шерлок Холмс.
* * *
- Надо признаться, меня крайне встревожило Ваше послание, - Холмс сжал мою руку чуть крепче, чем обычно. – Рад, что Вы целы и невредимы.
Я видел, что только беспокойство за меня заставило его приехать в Алмондси- Лохсдорт – он выглядел очень усталым.
- Нелёгкое было расследование, Холмс?
- Всё хорошо, что хорошо кончается, - чуть улыбнулся он. – Ну, показывайте ваш сказочно прекрасный пруд и ваш тихий особнячок.
Глаза Холмса смеялись, только теперь я ощутил, как несказанно рад его видеть.
О деле мы заговорили позже, когда после обеда ушла из гостиной Мэри, от которой я по возможности старался скрывать все эти жуткие подробности. Удобно устроившись в кресле у огня, Холмс раскурил свою трубку и вопросительно взглянул на меня, словно предлагая именно мне начать разговор.
- Вам, разумеется, уже всё в этой истории понятно, - полувопросительно произнес я.
- Почти всё, - поправил мой друг.
- Ну, может быть, и со мной поделитесь? – я постарался изобразить голосом иронию, но получилось вяло – слишком взволнован предшествующими событиями и слишком придавлен чувством собственной беспомощности я был в этот момент.
- Поделюсь, - спокойно кивнул Холмс. – Хотя вот Вам как раз тот самый случай, когда вся информация по делу, которой я располагал изначально, пришла ко мне через Ваши руки. Эрго, у Вас была полная возможность самому сделать те же выводы, которые сделал я.
- А какие выводы сделали Вы?
- Сначала расскажите мне о смерти Мэрфи, - попросил он. – Как это случилось?
- Я узнал об этом только утром. Мэрфи жил один. В комнатах у него убиралась приходящая прислуга. Когда она пришла, дверь была незаперта и даже чуть приоткрыта. Это показалось ей странным, но она всё-таки вошла, а войдя, сразу же его и увидела: он висел, зацепившись за потолочный крюк для люстры. Очень банально.
- Как он был одет?
- Он вообще не был одет. Ночная сорочка – и всё.
- А что-нибудь необычное в комнате нашлось?
- Две бутылки венгерского и бутылка виски. Впрочем, это трудно назвать необычным в доме Мэрфи в последнее время.
- Всё-таки странно. В самоубийстве всегда есть место сомнению. А на чём он, кстати, повесился?
- На бельевой верёвке, завязанной скользящей петлёй.
- Узел был сзади или сбоку?
- Точно на затылке.
- Гм. А это не очень-то характерно для самоубийства. Насчёт собаки ничего нового не выяснилось? Я имею в виду Грогни.
- Нет, его не нашли. Но, Холмс, неужели и мой Чейз тоже...?
- Скорее всего, Уотсон, с Чейзом просто несчастный случай, но я побоялся рисковать, особенно памятуя о вашем внешнем сходстве с кем-то из прежних друзей Мэрфи.
- Но какое...
- А вот какое, - не дослушав, перебил Холмс. – Вся эта история, конечно, уходит корнями в далёкое прошлое – вернее всего, в Рангун. И разгадку надо искать там. Начнём вот с чего: знали ли Мэрфи, Доусон и Росс своего убийцу ещё до убийства.
- Значит, случай Мэрфи Вы тоже считаете убийством?
- Я ответил бы Вам на этот вопрос точно, если бы знал, что случилось с собакой.
- Да, я тоже заметил, что хозяев убивали также, как и их собак, - кивнул я. – Но что это значит?
- Помните записку, которую нашли у Росса?
- Помню, конечно: «... половине десятого. Бхарги».
- Одного этого должно было хватить и Вам, и полиции.
- Каким образом, Холмс?
Но он вместо ответа зевнул и помотал головой:
- Завтра, Уотсон. До завтра ничего не произойдет, а я просто с ног валюсь от усталости. Дайте мне поспать.
- Конечно, Холмс...
Он снова зевнул, но, поймав краем глаза моё лицо, оборвал зевок и рассмеялся:
- Ладно. Бог с Вами, только не долго. Значит, исходя из наличия записки можно предположить, что имя убийцы жертвы знали.
- Если убийца Бхарги? – уточнил я.
- Да, если убийца Бхарги. Оставим пока его личность в покое. Пойдём дальше: у Вас, как Вы мне писали, сложилось впечатление, что и Доусону, и Мэрфи имя Бхарги знакомо. Они, по всей видимости, были напуганы первым убийством, и, если Доусон ещё как-то бравировал, обещая отыскать убийцу своей собаки, то Мэрфи впал в глубокую депрессию, запил, даже подумывал о бегстве.
- Похоже на правду.
- Ну вот. А раз так, почему они оба скрыли от Вас и от полиции, что боятся? Ведь, справедливая или нет, а причина убийства была им, безусловно, ясна. Не связаны ли они словом? Возможно. Хотя вряд ли – знаю по опыту, перед лицом столь явной опасности такая эфемерность, как честное слово, напрочь теряет смысл. Гораздо более вероятно другое: эти люди боятся, но считают возможность умереть меньшей опасностью, чем откровенный рассказ, а это уже верный признак преступления, Уотсон. Только представьте себе, что убийцу с его жертвами связывает забытое преступление из далёкого прошлого. Тогда всё становится на свои места: их страх и, несмотря на страх, их молчание.
- Но ведь это только догадка, Холмс?
- Да, это было бы просто догадкой, если бы не смерть несчастных собак.
- Но что меняет смерть собак?
- Она помогает мне определить район поиска. Вы не слишком внимательны, друг мой, но, по крайней мере, добросовестны. Это в какой-то мере искупает вашу слепоту. А ведь Мэрфи уже проговорился Вам однажды об этом преступлении – о преступлении, происшедшем в Рангуне, о преступлении. В котором замешаны собаки. Кстати, Бхарги ведь индийское имя?
- Безусловно.
- А Вас ничего не насторожило в его написании?
- Нет...
- А в том, что старый лакей грел руки у камина?
- Ну, криминала я в этом тоже не вижу, - осторожно откликнулся я.
- Не видите? Хорошо! – в серых глазах Холмса искоркой загорелся азарт. Обычно глуховатый голос стал звонче. Он разволновался.
- Скажите, Уотсон, было холодно в тот вечер?
- Не особенно.
- И всё-таки он грелся у огня?
- Ну и что?
- А Вам не пришло в голову, что он мог делать что-то совсем другое.
- Что, например?
- Например, скрывать следы преступления. Кстати, как Вы сказали его фамилия?
- Берджей.
- Как Вы думаете, при написании этой фамилии не следует ли ставить «эйч» после «би»?
Что-то словно щёлкнуло у меня в мозгу, осипшим голосом я переспросил:
- То есть «Бхарги»?
- Ведь Вы сами писали, что он, по-видимому, служил в колониальных войсках. У него неевропейская внешность, он прихрамывает, он нанялся в клуб недавно и постарался сразу выслужиться.
- Но зачем ему их убивать?
- Говорю Вам, Вы сами не заметили, как Мэрфи проговорился. Вспомните, как он рассказывал Вам о том, как собаки загрызли мальчика. Это произошло в Рангуне. Он сказал, что ребенка разорвали на куски, а матери, пытавшейся заступиться за него, отгрызли руки. Всё это произошло на его глазах, верно? Почему же сам Мэрфи не вступился – ведь он служил в Рангуне в войсках, а значит, был вооружен. Ответ может быть один: собаки делали своё дело с его одобрения. Потом, собаки породистые и именно такие, разведением которых занимались все наши жертвы. Полагаю, не будет слишком смелым предположить, что те собаки им троим и принадлежали. Троим... Или четверым – понимаете теперь, почему меня так встревожил несчастный случай с Вашим Чейзом?
- И что же теперь делать? – немного растерянно спросил я.
Холмс поднялся с места:
- Теперь – спать, - улыбаясь, откликнулся он. – А завтра – побеседовать с самим Берджеем. Дальнейшее будет зависеть от исхода разговора.
- Подождите, - вспомнил я, - значит, у камина он...
- Сушил рукава. Ведь не мог он вовсе не замочить рукавов, когда топил Доусона в умывальнике.
- Холмс, Вы говорите так уверенно... Неужели у Вас нет и тени сомнения в том, что убийца Берджей?
- Завтра, Уотсон, - почти простонал он, - завтра спросите у него сами.
- Хорошо, Холмс. Спокойной ночи.
Он отвесил мне самый глубокий поклон, на который только была способна его спина.
Утро выдалось пасмурное, в небе висела серая хмарь, порывистый ветер трепал кусты. В половине седьмого Шерлок Холмс разбудил меня, потрепав по плечу.
- Все в доме спят, Уотсон. Я не хочу, чтобы знали, что мы выходили куда-то спозаранок. Одевайтесь.
Мы выбрались из дома чёрным ходом. Холмс втянул шею в воротник, а руки засунул глубоко в карманы, но я не мог понять, холодно ему от порывов ветра или неуютно от предстоящей миссии.
- Где он живёт?
- Недалеко от клуба. Снимает комнату.
- Знаете точный адрес или придется заходить в полицейское управление? – в голосе Холмса скользнула усмешка.
- Я знаю точный адрес, Холмс. А Вы знаете, что бывает за укрывательство преступников?
- Это зависит от того, как укрывать – если хорошо, ничего не бывает. Поживем – увидим, Уотсон. Я ещё ничего не решил. Да и не буду решать без Вас. Идёмте, покончим поскорей с этим делом.
Берджей сам открыл нам дверь. Увидел меня – и отступил, сразу побледнев.
- Мой друг, мистер Шерлок Холмс, - сказал я.
На лице Берджея выступили мелкие капли пота.
Очень мягко – так мягко, как раньше он говорил только с потерпевшими – Холмс спросил, коснувшись его руки:
- Простите, это Ваша фамилия Бхарги?
Берджей отшатнулся и не ответил.
Тогда ещё мягче, ещё проникновенней Холмс спросил снова:
- Простите, это Вы убили Доусона, Росса и Мэрфи?
Что-то переменилось в лице Берджея – я бы сказал, что в его лице появилась обреченность.
- Убил, - хрипло сказал он. – Вам ни за что не доказать этого, но я не хочу ни врать, ни прятаться. Убил. И ещё раз убил бы их всех. Зовите полицию, я готов отвечать за свои действия по всей строгости закона.
- Подождём пока с полицией, - решил Холмс. – Пройдемте в комнату.
Берджей отступил с дороги, и мы вошли в бедно обставленную гостиную. Мне сразу бросилась в глаза крупная кабинетного масштаба фотография, стоящая на столе прямо напротив двери: поразительной красоты индуска в длинной юбке – сари и с тилоком на лбу прижимала к себе смуглого темнолицего мальчонку. В лице мальчика сквозило явное сходство с хозяином комнаты. Оба, и ребенок, и женщина, весело улыбались, глядя прямо в объектив.
- Вы на фотографию смотрите? – спросил Берджей. – Это Рекха Сахаджи, моя жена, и Бахрат, мой сын.
Холмс задержался перед фотографией надолго.
- Вы познакомились в Рангуне? – наконец, спросил он.
- Да, я служил там в чине сержанта. Росс был капитаном, а эти двое – Доусон и Мэрфи – лейтенантами. Это именно Росс вообразил себе, будто влюбился в мою жену. Любовь! Этому животному казалось, что его похоть называется столь чистым словом. Его ухаживания становились всё настойчивее, но хуже всего было то, что всё это происходило на глазах Бахрата. Мой сын не мог больше сносить те унижения, которые выпадали на долю его матери. Однажды он вошёл в комнату именно в тот момент, когда Росс сильно обнял Рекху и осыпал поцелуями. Не выдержав, мальчик бросился к нему и несколько раз ударил по руке. Я не был в тот день дома, так как выполнял задание всё того же Росса – полагаю даже. Он нарочно услоал меня, чтобы предаваться своим бесстыдствам без помех.
Взбешённый Росс вытащил Бахрата на улицу и закричал своему денщику, чтобы спустил собак. Но денщик отказался травить собаками ребенка, и тогда ему на помощь поспешили ещё двое – Доусон и Мэрфи. Они оба были совершенно пьяны – еле на ногах держались. С ними был ещё один... Я чуть было не принял за него Вашего друга, мистер Холмс, но два дня назад узнал вдруг, что он умер. И в этом ваше счастье, потому что, знай я, что он ещё жив, я, скорее, убил бы вас, чем позволил бы себя арестовать. А теперь мне всё равно – я своё дело сделал.
Когда я вернулся, моя Рекха покончила с собой. А Бахрат... Мне нечего было даже похоронить. К счастью, в том же месяце меня перевели в другой полк... К счастью для них, я говорю, потому что я не успел убить их сразу же. Ну а потом служба ещё почти десять лет, заработки в Южной Америке... Я потерял их след, снова нашёл, и вот, наконец, настиг их всех здесь, в Шотландии. Смешно! Оказалось, они даже не помнят моего лица. Ну ничего, я быстро им всё напомнил. Я вызвал Росса в музей, написав, что знаю, кто убил его пса. Он пришёл. Он не мог не прийти -мерзавцы, убивающие детей, обычно нежно любят своих собак. Я не сразу убил его, нет. Я сначала нанёс ему такую рану, чтобы он упал, а уже потом, когда он хорошенько понял, что происходит, доделал своё дело.
С Доусоном было сложнее – он обо всём догадался, и, когда я вошёл в туалетную, сразу бросился на меня, но я оказался сильнее, потому что вместе со мною были Бахрат и Рекха.
Но настоящая моя победа – Мэрфи. Понимаете, когда я удавил его пса и подбросил ему на подоконник, он был уже к этому готов. Он почти всё сделал сам: приготовил веревку, подставил стул, только в самый последний момент страх перед смертью победил в нём страх перед возмездием. Ну, тут пришлось ему немного помочь.
- Мою собаку убили тоже Вы? – спросил я.
- Конечно. Говорю Вам, я принял Вас за другого.
Он замолчал. Во время рассказа его лицо раскраснелось, на губах появилась лёгкая улыбка, глаза блестели.
Со странным выражением лица смотрел на него Холмс. прошло несколько минут, молчание затягивалось. Наконец, мой друг поднял голову и посмотрел Берджею прямо в глаза:
- У меня не хватит духу заявить на Вас в полицию, - негромко проговорил он. – Эта трагедия... Я не вправе Вас судить, и никто не вправе, разве что бог. Поэтому сейчас мы уйдем и будем молчать, но кое-что я должен Вам сказать – просто для того, чтобы самому стать спокойнее. Думаю, мой друг Уотсон со мной согласится. Так вот, мистер Берджей: Вы столько времени лелеяли свою месть, что кое о чём забыли. Судить и выносить приговор может только тот, кто сам чист. Помните, в Библии: «Кто сам без греха, брось в неё камень»? А Вы, мистер Берджей, сейчас сами спустили бы собак на ребёнка, будь он ребёнок Росса, Доусона или Мэрфи. Или если бы Вам показалось, что перед Вами именно их ребёнок. Вы убили не только Ваших обидчиков, Вы убили ни в чём не повинных собак, и я видел, как Вы рассказываете об этом. Поверьте мне, мистер Берджей, Вы носите свою погибель в себе самом. Поэтому мы уйдём сейчас, а Вы... До свидания, мистер Берджей, а вернее сказать, прощайте.
Весь день Холмс провёл в своей комнате, а ещё точнее, на кровати. О чём он думал? Этого никто не может знать. Только когда с вечерней почтой пришла телеграмма от полицейского инспектора, он вышел в гостиную.
- Что в телеграмме, Уотсон?
- «Прошу извинить за причинённое беспокойство. Убийца явился с повинной. Вы можете располагать собой с полной свободой», - прочёл я. – Полиция отменяет свою просьбу не покидать Алмондси-Лохсдорт. Ах, если бы я уже и вправду мог покинуть его! Но нет, такова моя судьба. Этот проклятый адвокат раскатывает где-то по своим делам, а я опять должен ждать неизвестно сколько. Вы останетесь ещё хотя бы ненадолго, Холмс?
- А как же, - удивился мой друг. – Ведь я ещё обещал миссис Уотсон консультацию по поводу эфирных масел.
The end.