***

МАРКУ – II

Беда не в том, что стареем, а в том беда, что устареваем.

Кого-то интересует история мысли – философия.
Кого-то интересует история недомыслия – религия.
Но, если  занимает история  глупости, - история всеобщая.

Апофегма - афоризм исторической знаменитости.

Творчество непредсказуемо и, поэтому, индивидуально. Я не говорю об имитаторах, они-то более чем оригинальны всегда.

ПЕРСОНАЖИ О ПИСАТЕЛЯХ
I
Писатели схожи с актёрами: одни, в предлагаемых обстоятельствах, играют сами себя, другие, становясь теми, чью жизнь в это мгновение проживают. Но писатель, увлёкшись, может не заметить того мига, когда отдаёт перо своему персонажу. И объяснить недоумение Набокова успехом Пушкинской речи, Достоевского поскольку по его наблюдениям, он текст «Евгения Онегина»… «знал лишь смутно, кроме  того путал Онегина с Чацким», если предположить, что речь произнесена не самим Достоевским, а, его героями? Им-то, с какой стати помнить стихи и поэмы, пусть и наигениальнейшие. У них в голове своего так много и они спешат, чтоб своим поделиться. Степан Трофимович Верховенский, перед обалдевшей публикой вещает о «назначении русского человека». Следом Родион Романович Раскольников с чувством понятным возглашает: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость». Иван Фёдорович Карамазов декламирует нечто о «скитальцах». А отец его Фёдор Павлович Карамазов с тонким знанием дела рассуждает об обязательной верности молодой женщины немолодому мужу, причём всегда, при любых обстоятельствах, ну, просто… так надо… поскольку «измена ея покроет его позором». Декламировать «о воссоединении со всеми племенами великаго Арийского рода» и прочий вздор вполне бы мог Ипполит. А Митя Карамазов с присущим ему жаром восклицать: «Смирись, праздный человек, и прежде потрудись на родной ниве». В общем, за этой кафедрой места хватило бы всем персонажам Ф.М. Достоевского. А Пушкин, спросите Вы, причём? Не причём, конечно. Не в первый и не последний раз чужое, чуждое по духу, толком непрочитанное произведение используется, чтобы навязать свои собственные  взгляды, эксплуатируя безответных персонажей.


II
  Владимир Набоков был не только писателем, но и учёным - энтомологом и переводя и комментируя  «Евгения Онегина» на английском языке, не смог (или не захотел) в одночасье оставить навыки, необходимые в кропотливых занятиях с любимыми им бабочками. И, походя, расставил упоминаемых в тексте поэтов и писателей в определённом порядке по степени одарённости и талантливости, словно насекомых по форме крылышек, узорам на них и длине, предположим, хоботка. Классификация, выстроенная им, индивидуальна, не строга, парадоксальна, но и объективна. Нетрудно заметить, что некоторые таксоны (группы) нечётко отделены друг от друга, но, возможно выделяя их как-то, автор классификации подчёркивал некоторые индивидуальные отличии писателей друг от друга.
Вот как, она выглядит:

Не обсуждаются: Пушкин, Толстой и Тургенев.


Великие
Иван Крылов, Владислав Ходасевич, Шекспир, Лафонтен

Величайший для своего времени и страны. 
Шатобриан

Неопределённые, неоднозначные таланты:
Боратынский – «промежуточный вид между великим и незначительным». Кюхельбекер – «занятный поэт – архаист, слабый драматург, создатель нескольких замечательных стихотворений».

Второразрядные, второсортные, второстепенные
Князь Пётр Вяземский, Козлов, Языков, барон Дельвиг, Веневитинов, Михаил Дмитриев, Метьюрен.

Третьеразрядные
«третьеразрядные поэмы де Маль …

Посредственности высокомерные, популярные
Ретиф де ля Бретон. Сент-Бёв. Пиита Никита Муравьёв, Иван Козлов, Мадам де Сталь, Август Вильгельм Шлегель, Шеридан, Рылеев.

Малые и очень незначительные.
Ипполит Богданович, Александр Воейков, Дмитриев, Сергей Аксаков, Карамзин, Батюшков, Владимир Филимонов, а кн. Александр Шаховский,  и вовсе, «ещё один библиографический груз».
 
Банальные
Василий Туманский, Анри Труайя, Михаил Херасков, И, наконец, в «Гётевском «Фаусте»  можно усмотреть подозрительные черты банальности».

Бесталанные, бездарные, ничтожные, напыщенные и пошлые, противные, переоценённые, лишённые какого-либо таланта.
Генрих Лафонтен, Яков Толстой, Габриэль. Корнель, Стихи Вольтера (все), Мадам де Сталь, Льюис, роман Стендаля «Красное и чёрное», Эдвард Бульвер-Литон.

Рифмоплёты и стихоплёты
Пьер Жан Беранже, Казимир Делавинь, Шарль де Латтеньян.

Скучные, глупые, безвкусные, жалкие
Славянофильство – «одно из наиболее скучных учений». Ламартин – ужасный вкус. Руссо Жан Жак – «Новая Элоиза» весьма жалкое сочинение. Поэма Делиня – редкостно скучная. Жан Батист Руссо – автор скучных од и чопорных кантат и пословицы его раздражают  «глупые, как все пословицы вообще».

Нет идеальных людей – есть идеальные произведения.

Читая одну старинную китайскую книжку, я, кажется, понял, что такое вкус. Возможность разглядеть в чёрном белое, но и в белом чёрное. Понять и объяснить себе, прежде всего, почему так.
РЕЦЕПТ
Чтобы стать несчастным сегодня, вспомни, как ты был счастлив вчера.

Писатель, расщепляя себя на персонажи, может не заметить, как один из них начнёт писать за него.

О ЮДОФОБАХ
Чтобы убивать, сначала себя до смерти запугают.

Проснулся? А теперь жди, пока ручеёк времени отнесёт подальше тонкие, мутноватые льдинки сна.

Придуманные герои требует никогда и нигде не бывшей истории.

Живёшь в том времени,  которое понимаешь.

Во все времена книг не в пример больше возможностей их осилить.

Несчастный человек! После смерти оказывается, что ты был необходим всем.

Чем больше песен о любви, тем больше объявлений об услугах проституток.

Человек, сравнительно со всем человечеством, столь невелик, что свободно может пестовать любое наиничтожнейшее занятие, от подбрасывания девяти шариков поочерёдно одной рукой, до размышлений о смысле собственной жизни.

Можно купить многих, но немногое.

Деньги кончаются – бестолку экономить.
Жизнь на исходе – ненужно беречь.

Любая женщина хотя бы раз в жизни бывает неотразимой.

Философы-погромщики делают вид, могут обойтись без погромщиков, а погромщики без философов, ну никак!

Катков, когда ещё писал «о растлевающем космополитизме».

Мне послышалось? Откуда-то, еле-еле, негромко: «Пора закруглятся». Свести начало и конец непрямой линии жизни в круг с нулевым радиусом и стать его центром. И уже не никак не мешать плавному истечению бесконечности.

Если ум «оружие», то каким образом и откуда его вынимают, чтобы показать?

Жизнь не стесняется смешения жанров. Допуская одновременно комедию и трагедию, высокое и низкое. Оттого она жизнь. Искусство, оттого и искусство, что смешение жанров уничтожает его.

Лев Толстой в разговоре с секретарём своим Булгаковым заметил, что: «Никакая гадость без молебствования не обходится».

Человек воюет два фронта: С Природой, что давит его, как и все свои порождения. И, с себе подобными, не понимающими: «А ты-то зачем?».

 «… по-вашему, миллионы мужиков с винтовками в руках – не угроза культуре, нет? Вы думаете, Учредилка бы справилась с их анархизмом?». Горький из очерка «Владимир Ленин». 421

АКСИОМА
Площадь обратной стороны медали всегда больше площади её лицевой стороны.