Когда идет дождь, я думаю о Тебе. Я одеваю наушники и включаю музыку, нежную и грустную, или напряженную и тяжелую. Я растворяюсь в музыке, как в героиновом тумане, как в Тебе.
Сегодня я шел под дождем. Он такой холодный. Он проникает сквозь плащ, сквозь тело, сквозь мысли. Он кажется резким и унылым только в первые секунды, когда убираешь покрытый мокрым жалобным блеском зонт. А потом он сливается с моим вышагивающим ритмом, становится частью моей дрожащей сущности. Я ловлю его губами, провожу руками по разряженному воздуху, ощущая легкие удары капель на своих горячих пальцах. Сам не замечаю, что шепотом повторяю Твое имя. Мне больше не холодно, потому что я рассеян этим немым дождем, я больше не существую. Дождь прибивает меня к земле, а потом возносит к хмурым небесам. У меня есть крылья сейчас. Я благодарен.
Почему дети всегда рисуют дождь голубым цветом? Почему капли на их рисунках приобретают оттенок пустого летнего неба? Это же не так. Я смотрю на дождь, и вижу серую материю, редкую и рассеянную, не позволяющую себе полностью затмить вмиг побледневший мир. Летний дождь, или осенний, - он все равно будет таким безликим и выразительным одновременно. Наверное, дети просто по-своему видят это явление. Для них дождь – это что-то небесно-голубое, сонное, забавно-мокрое; а потом будут лужи, и можно будет пробежаться по маленькому мутному озерку, пока мама отвернулась. Я разучился смотреть и понимать мир, исходя из палитры акварельных красок. Я вижу серую нирвану, тяжелую утопию, промокшую идиллию.
Ты очень красивая с мокрыми ресницами. Такая смешная, нахохлившаяся, всколоченная. Моя.
Мы ведь все равно не будем вместе вечно. Наше счастье исчерпает себя, и оборвется. Я уступлю тебе, пусть ты уйдешь первой, и твое благородное самолюбие не пострадает. Ты уйдешь, а дождь останется. Я буду любить его. Наверное, даже еще сильнее, чем сейчас, потому что больше любить мне будет некого.