Это был самый страшный удар – удар в сердце, пронзающий сначала Душу, потом грудь, удар, который я пропустил, когда встречал рассвет, раскинув руки, удар, к которому я был не готов.
Разорванная в клочья Душа, походила на плащ бродяги, что встречал на пути своем и дождь, и снег, и грязь, в которую он валился, напившись до чертиков, а потом был случайно сбит проходящим поездом или огромным грузовиком.
Душа трепыхалась, но ей уже не суждено было слиться воедино – ее удел – пища псов, что слыли гончими ада, и это по разумению мира, было вполне справедливо, ибо то стало расплатой за мои деяния.
Я даже не сдерживал слез, они ядом окропляли землю и испарялись под жалящим весенним солнцем, ненавистным весенним солнцем, что сжигало плоть, а за нею и разум, невольно исчезающий во тьме, откуда оно пришло.
И крик мой тонул в пустоте, ибо стал он безмолвен и тих. Ртом, хватая воздух, я видел бога, но он смеялся надо мной, стопой своей, вдавливая меня в грязь и смрад всех земных пороков и торжеств. Ледяные иглы вонзились в мое сердце – мириады игл, заражающих кровь истиной – жестокой и горькой, той самой, которую я не смог разглядеть, предаваясь слепому чувству.
Отныне я мертв. Мертв, для всех. Я не чувствую ничего и никого. У меня нет Души, ибо она продана. У меня нет имени, ибо оно проклято. У меня нет сердца, ибо оно разорвано. У меня нет разума, ибо он сломлен. Я кукла, покорно выполняющая приказы мира, во мне нет ничего боле, что вы могли принять за признак человека. Я – кукла.