7.
Алекс Фримен верил в святость журналистики. С детства он бредил написанием статей, с восторгом вчитывался в официальные декларации о свободе слова. Этот фанатизм и максимализм к 27 годам возвели его в ранг одного из самых одиозных для властей журналистов, но благодаря постоянным сенсациям и остросюжетным материалам в то же самое время принесли ему сумасшедшую популярность и высокооплачиваемое место в журнале «Life Factory».
– Мой символ веры – это свобода слова, – сказал он в одном из интервью, когда уже стал известным во всем мире скандальным репортером.
Фамилия Фримен была его псевдонимом, но для него это было больше чем псевдоним. Он верил, что если сделать большинство людей образованными, просвещенными и внутренне свободными, то идеал свободы воплотится в реальность по всему миру. Идеи избитые, тиражируемые веками, не новые и даже поднадоевшие, но, тем не менее, лично Алексу они были наиболее близки. Он не верил ни в Бога, ни в черта. Его помешательством была журналистика, скандальные разоблачения, вечный поиск «правды».
– Человеческие пороки нужно безжалостно выволакивать на всеобщее обозрение, – сказал Алекс все в том же интервью газете «New World Tribune». – Тем более, если это пороки известных людей и людей, имеющих власть. Когда мы научим сильных мира сего уважать закон так же, как они требуют того от нас «простых смертных», тогда и настанет благоденствие человечества.
Алекс улыбнулся и сделал еще одну затяжку сигаретой.
– Вы правда в это верите, Алекс? – с иронией поглядел на него Тед Рабески, его интервьюер из «New World Tribune». – Верите, что природа человека когда-нибудь изменится, и люди начнут уважать закон без всякого принуждения со стороны?
– Я как раз и говорю, что людям постоянно нужно давать пинка под зад, чтоб они начали что-то соображать и шевелиться, – ответил Фримен, недовольный бестолковостью коллеги-журналиста. – Разве я говорю, что люди изменятся?
– Расскажите о Вашем последнем расследовании, чего Вы хотели добиться? Ваши цели были достигнуты? – решил перевести тему Рабески.
– Ну, по крайней мере, сейчас вся мировая сеть обсуждает мой последний репортаж, – с торжеством сказал Фримен. – Считаю, что уже это одно дает мне право сказать, что цели мои были достигнуты.
– Напомните нашим читателям, в чем заключалась суть этого Вашего нового громкого «дела», – попросил Рабески.
– С удовольствием, Тед, – отозвался Фримен, туша сигарету в хрустальной пепельнице. – Только обещайте, что не сильно покромсаете интервью.
– Ни одно слово не будет скрыто от читателя, – заверил Рабески с благожелательной улыбкой.
– Ловлю на слове, Тед, – слегка откинувшись на кожаное кресло, сказал Фримен. – Я начну с того, что именно меня натолкнуло на это расследование. Политическая система Мирового Союза, как известно, в чем-то повторила американскую модель, я имею в виду, конечно, политическую модель бывших Соединенных Штатов. Хотя двухпартийной системы официально нет, есть куча общемировых партий, а также региональных, но в целом, борьба в Мировой Парламент и за кресла Мировой администрации ведется между двумя мировыми партиями. Это, как известно, Партия Мирового Единства и Демократическая Партия Мирового Союза. Власть между ними регулярно переходит от одной партии к другой, они жестко конфликтуют между собой в публичных изданиях и в телевизионной сети. Но, не я один заметил, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется…
– Что Вы имеете в виду, Алекс, – перебил Рабески. – В этом месте можете поподробнее?
– То есть от смены власти этих как бы оппозиционных друг другу партий, ситуация в мире не меняется, и реформ как не было так и нет, – ответил Фримен.
– О каких реформах Вы говорите? – уточнил Рабески.
– Демократических реформах… О них говорю не я один, – подчеркнул Фримен. – Вы же читали манифест Либеральной партии и Мировой рабочей партии, которые реально находятся в оппозиции и вне официального информационного поля? Которые никак не представлены в мировых структурах политической и финансовой власти?
– Извините, не читал, – улыбнулся Рабески. – Но, все таки, мы куда-то скатываемся от основной темы. Для чего сейчас обсуждать, какие у нас есть политические партии и какие из них хуже или лучше…
– Вы правы, – согласился Фримен. – Одним словом, я решил доказать что Партия Мирового Единства и Демократическая Партия Мирового Союза это вовсе не оппозиционные партии. Ну, то есть они только на публике оппозиционные, а на самом деле не только действуют согласованно на политической арене, но и дружат семьями в обычной жизни… По крайней мере, члены обоих партий, и члены довольно-таки высокопоставленные дружат между собой и проводят вместе свободное время.
– За игрой в гольф, как я понимаю, – улыбнулся Рабески.
– Ну, это как раз то занятие, за которым я их и застукал, – ответил Фримен. – Вы не представляете, чего мне стоило проникнуть в этот закрытый гольф-клуб «Сакс» (надеюсь, что он только гольф-, а не гей-клуб, хотя об этом расследование еще впереди)… Ну, отчет об этом выложен в моем блоге и подробно изложен в моем родном журнале «Life Factory». Фотографии очень недвусмысленно свидетельствуют, что Рудольф Ченинг, глава Секретариата Демпартии и Люк Стоунберг, зам главы Партии Мирового Единства по Северной Америке, ну, и там рыбешка помельче вокруг них из обеих партий… Так вот, эти господа прекрасно проводят время вместе за игрой в гольф. Довольные, смеющиеся. А потом со страниц газет и в студии телепрограмм поливают с таким же удовольствием друг друга ушатами грязи. Полная показуха.
– Да, в этом есть что-то пикантное, – усмехнулся Рабески. – Но ведь можно предположить, что их связывает что-то личное. Ведь дружба между отдельными членами партий не говорит еще о всемирном сговоре этих партий.
– Как знать. Я уверен, как раз таки, в обратном, – заявил Фримен.
– Ну, то, что Вы давний сторонник «теории заговора», это всем известно, – еще раз усмехнулся Рабески.
– Что поделать, – только и сказал Фримен.
– Вы также недавно выпустили книгу-бестселлер о писателе Майке Лао, – решил снова перевести тему Рабески. – Что Вас так привлекло в биографии и творчестве этого человека?
– Вы знаете, не ожидал, что столько людей интересуется творчеством Майка Лао, – оживился Фримен. – Я, если честно, писал чисто для себя и очень узкого круга людей, кто интересуется Майком Лао. То, что книгу смели с полок магазинов, для меня было сюрпризом, хотя, не буду врать, приятным. Сейчас готовим новый тираж. Некоторые считают, что книгу стали брать, только потому, что ее написал я, и что о Майке Лао многие захотели узнать только потому, что я интересуюсь этой темой. Я буду не скромен, но согласен с этим.
– Так кто же такой Майк Лао лично для Вас? Чем он Вам так интересен? – вновь постарался направить разговор в нужное русло Рабески.
– Майк Лао – это писатель-бунтарь. Журналист, поэт, философ, любимец роскошных женщин. Все в одном лице. Талантливейший человек. Если бы он написал только свою «Пропасть сознания», этого было бы достаточно, чтобы присвоить ему звание одного из величайших писателей всех времен. Он поднял такие глобальные вопросы. О смысле жизни отдельного человека и целого общества. Майк не мог спокойно смотреть, в какой либеральный тоталитаризм мы погружаемся. За внешней свободой – тотальный контроль за каждым из нас.
– Но, Алекс, – перебил Рабески. – Мне, кажется, что как раз его творчество и показывает, что нет никакого «либерального тоталитаризма», что он смог, как и мы с Вами сейчас, поднимать любые темы, говорить и спорить о чем угодно. В чем-то соглашаться, в чем-то не соглашаться…
– Видите ли, Тед, – парировал Фримен. – Эта свобода не поощряется людьми свыше. При первой возможности каждый из них попытается заткнуть нам глотку шантажом или прямой расправой. Наше общество балансирует на грани добра и зла, свободы и тотальной узурпации власти.
– Но так ведь всегда было и будет. Это от нас зависит, – не выдержал Рабески. – Никто никогда, ни одна власть, не будет поощрять развитие свободомыслия.
– Вы не правы, Тед, – заявил Фримен. – Вот как раз в манифесте оппозиции и предлагается развивать наши с Вами свободы. А не трусливо играть с обществом в кошки-мышки. И это же в итоге предлагал Майк Лао. Развивать свободу в головах людей, а не превращать их в жвачных скотов. Снижать уровень публичности жизни граждан. Делать публичность человека добровольным делом, а не обязательным.
– Но ведь не будь этой обязательной публичности, Вы бы не узнали многое из биографии Лао. Вы не согласны, Алекс? – спросил Рабески.
– Скрепя зубами соглашусь с Вами, Тед. Так оно и есть. – ответил Фримен. – Дело в том, что при написании книги мне, действительно, удалось открыть многие неизвестные страницы жизни Майка Лао. И это стало возможным благодаря доступу к электронной летописи его жизни. Мне позволили изучить всю его переписку в социальных сетях, получить видеосъемки из различных мест, где он бывал, и где его зафиксировали системы видео-наблюдения. Да о чем тут говорить, я смог даже узнать, какой пульс у него был на любовных свиданиях и какой секс он больше всего предпочитал.
– Алекс, видимо, я недостаточно внимательно читал Вашу книгу, – улыбнулся Рабески. – Перечитаю внимательней об этих фактах биографии, о которых Вы говорите.
– Да, Тед, – отозвался Фримен. – В каком-то роде моя книга - это насмешка над всеми его идеями, которыми он жил. Всю жизнь он стремился к тому, чтобы избавиться от чьего бы то ни было контроля. Но, даже эмигрировав в Китай, где как ему, казалось, люди избавлены от слежки, он все равно остался в поле зрения.
– Алекс, – обратился Рабески. – Меня поразил один эпизод в Вашей книге (уж его то я запомнил хорошо). Позвольте, я даже процитирую. – Интервьюер открыл заранее заготовленную книгу. – «Долгое время шли споры, что испытывал Майк Лао к известной киноактрисе и фотомодели Натали Грейс, с которой у него был бурный и продолжительный роман. Было ли это обычное влечение или истинное чувство? Сейчас могу с уверенностью сказать, что Майк по-настоящему любил Натали. Я убедился в этом, прочитав их переписку в ICQ за 16 февраля 36 года. Натали была в это время на съемках фильма в Европе, Майк работал в Нью-Йорке над новой книгой. В этот день в 22:06 Майк написал ей в ICQ признание в любви. Вот этот текст дословно: «Я люблю тебя, милая! Мне не нужен больше никто, кроме те…». Однако он тут же удалил эту запись, не отправляя Натали, и отделался дежурным «Целую». Бесстрастный электронный архив донес до нас этот трогательный момент. Майк Лао скрыл чувства, переполнявшие его к любимой женщине. Возможно, признание показалось ему слишком наигранным, театральным. Ведь он был писатель и боялся, что в реальной жизни он просто «заигрался» в любовь, придумал себе несуществующие чувства. Многие так и думали про него, что он, всего лишь, играл, и никого не любил по-настоящему. Но что интересно, он признавался в любви всем своим многочисленным возлюбленным, а Натали Грейс так и не решился признаться. Майк Лао рассылал сотни любовных признаний, а для Грейс у него не нашлось ни одного слова «люблю». Именно это открытие позволяет мне заявить, что именно Натали Грейс и была любовью всей жизни писателя».
– Да, момент, действительно, очень интересный, – с улыбкой посмотрел Фримен и закурил еще одну сигарету.
– Но, извините, Алекс, все-таки, не убедительно, – заявил Рабески. – Только то, что он никогда ни устно, ни письменно ей не признался в любви, ни о чем не говорит. Я даже думаю, что он наоборот ее не любил, раз не захотел признаться в любви.
– Это Ваше право так думать, Тед, – улыбнулся Фримен. – Но если Вы повнимательней почитаете об отношениях этих двух людей, Вы поймете, что это была настоящая любовь.
– Я, конечно, еще раз прочитаю, – пообещал Рабески. – А что с Вашей собственной личной жизнью? Вы собираетесь следовать своему кумиру и бесконечно обольщать все новых и новых женщин или слухи о Вашей скорой женитьбе не на пустом месте появились?
– Без комментариев, – немного посерьезнел Фримен.
– Хорошо, сменим тему, – согласился Рабески. – Ну, тогда напоследок, может быть, Вы расскажете нашим читателям о своих ближайших планах.
– Безусловно, – ответил Фримен. – Ближайшие планы – это большая статья о Джоне Фораннере, о нашем новом президенте Мирового Союза, недавно совершившем инаугурацию. Хочу побольше узнать о его жизни, детстве и так далее. Как политик, он сделал просто блестящую карьеру. Об этом много написано. А вот о его личной жизни, вообще, о нем как о человеке, очень мало что известно.
– Спасибо, Алекс. Будем ждать Ваших новых репортажей и книг. Удачи Вам! – сказал Рабески. – Ладно, ну что, может, еще и пообедаем вместе, уже неформально? У нас в редакции отличное кафе!